Кодекс «фонтана»

Последний посыл

Воспоминание настигает меня всегда не вовремя. Не перед сном, а вот здесь, в пыльном полумраке гигантского ангара, пахнущего соляркой, порохом и потом. Закрываю глаза — и вижу не это убогое убежище с десятками таких же, как я, потерянных душ, а нашу с Лизой кухню. Утро. Солнечный луч на скатерти в горошек, аромат свежего кофе и ее смех, легкий, как шелест страниц. Она что-то рассказывает, а я смотрю на ее живые, сияющие глаза и думаю, что мне двадцать один, и я самый счастливый человек на свете. Это было всего полгода назад. До того, как врачи вынесли приговор: рак. До того, как счет из клиники превратился в заоблачную, невообразимую цифру. До того, как единственным выходом стал этот контракт. В этом мире есть железное правило: не служил — идешь служить. Отслужил — идешь на войну. Выбора не было. Только быстрые, грязные деньги или медленная, мучительная смерть там, дома. Я выбрал деньги. Для нее.

Тяжелый вздох, и реальность возвращается бумерангом. Гул голосов, лязг оружия, приглушенные команды. Я сижу на ящике из-под патронов в углу этого ада, заложив уши от недавнего близкого разрыва, и механически пересчитываю наличность. Двадцать четыре доллара. Смехотворная сумма. Почти все, что осталось от оплаты за какую-то тупую шутку, которую я ляпнул мрачному подполковнику, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. И четыре минометных выстрела, купленных за гроши у спекулянта у входа в ангар. Вся моя экипировка на сегодня. Вся моя надежда.

Нас было трое. Не команда, не братья по оружию — просто три одинокие фигуры, которых свела судьба вместе на этом клочке выжженной земли. Рядом копошились двое других таких же — наемники, контрактники, искатели приключений с душой самоубийц, у каждого своья война. Наша цель — «Фонтан». Не точка на карте, а сердце этого ада, перекресток всех путей, место, где стирались в кровавую пыль целые взводы. Те, против кого мы воюем, — фанатики, что убивают всех на своем пути ради клочка территории. Они не брали пленных.

— По коням, — хрипло бросил я, вставляя в планшет последние координаты, и мы выдвинулись из относительной безопасности ангара в кромешный ад.

Мы заняли позицию в одном из немногих уцелевших четырехэтажных домов на подступах к площади. Стекла давно выбило, но я молотком ободрал остатки рамы на втором этаже — достаточно высоко, чтобы видеть, и не слишком, чтобы стать легкой мишенью. Решение остаться здесь было сиюминутным, инстинктивным. Усталость. Достал из рюкзака два драгоценных дрона. Не игрушки для съемки, а уродливые, заляпанные грязью коробки с шестью винтами и начиненной взрывчаткой парой гранат каждый. По двенадцать долларов за штуку. Наши «стрекозы». Дроны-камикадзе.

Первый, позывной «Барс», уже полз к «Фонтану», используя воронки и развалины как укрытие. Его силуэт на моем экране начал мерцать — значит, он вошел в зону захвата и активировал маячок. Второй, «Тихоня», замер у окна в соседней комнате, ведя наблюдение за подозрительными движениями на флангах.

В сумме у нас была целая стая из четырех таких смертоносных насекомых — еще два были у моего напарника на этажом выше.

Первой пришла она. «Вертушка». Боевой вертолет прошелся над площадью длинной очередью, высекая с тротуара фонтанчики пыли и осколков. Но «Барс» был не дурак — он юркнул в заранее отрытый окоп и затаился, зарывшись в землю по самую антенну.

Затишье было обманчивым. Вскоре на площадь, рыча дизелем, вкатило БТР. Из него высыпало четверо, прикрываясь дымовой завесой. Они двинулись к тому месту, где закопался «Барс». Я не раздумывая направил в их гущу первого дрона. Экран на мгновение погас, заполнившись белым шумом. Контакт. Но убил ли? Неясно.

Запустив второго дрона, я начал прочесывать площадь. Ничего. Они будто сквозь землю провалились. А «вертушка» все кружила над головами, ее тень накрывала нас как саван. Внезапно, отвлекшись на помехи, я не справился с управлением. Мой дрон, пища, врезался в хвостовой винт вертолета. На экране — сумасшедшая карусель, потом чернота. Но с земли донесся скрежещущий вопль металла и тревожный гул мотора, сбившегося с ритма. Я таки достал его.

Эйфория длилась недолго. Дроны кончились. И именно в этот момент до меня дошло: противник копался не где-то там, а вплотную к моему дому. Прямо под стенами.

Адреналин ударил в голову. Я сорвался с места, сломя голову понесясь вниз по лестнице. Выбил плечом остатки стекла в парадной и выкатился на улицу. Первые шаги по щебню показались вечностью.

И тут меня поймал в прицел прожектор БТР. Слепящий свет, и сразу — сухой, дробный стук крупнокалиберного пулемета. Пули свистели у виска, две шлепнулись мне в спину, отбросив вперед. Бронепластины взяли удар на себя, но будто кто-то молотком вдавил мне в легкие все двадцать четыре доллара. Я влетел обратно в тоже окно, отшатываясь от боли. Семь патронов в магазине, броня треснула, ствол — дешевый, люфтящий ствол.

Не останавливаясь, я перебежал все здание насквозь и выпрыгнул с другой стороны, снова через разбитое окно. БТР, к счастью, не было видно. Зато была она — когда-то хорошая, бронированная машина, теперь вся в вмятинах и подпалинах от осколков. Одна дверца висела на одной петле. Кажется, сама судьба. Ключ торчал в замке зажигания. Божья благодать. Я ввалился внутрь, рывком завел мотор и дал по газам, удирая от «Фонтана» что есть сил.

«Барс», как выяснилось по рации, уже был мертв. Где был второй напарник все это время — одному богу известно.

Я гнал несколько минут, пока не увидел в дымке своих — ребят, которых прижали к руинам плотным огнем. Подрулил к ним, крикнул, распахнув покореженную дверцу: —Пацаны, подвезти?!

В ответ донесся нечленораздельный вопль, полный такой чистой и первобытной паники, что у меня кровь стыла в жилах. Я не успел даже среагировать, понять. Из-за груды кирпича метрах в пятидесяти вышла фигура с длинной, неуклюжей трубой на плече.

РПГ.

Мир передо мной взорвался в огне и боли. Даже бронированное стекло не выдержало прямого попадания. Ударная волна перевернула машину на бок, отбросив меня на щебень. Я оказался пригвожденным к земле, с пробитым легким, с чувством, будто меня переехал каток. Я не мог пошевелить рукой, чтобы достать аптечку, только смотрел в задымленное небо, думая о том, что денег я так и не заработал.

Ангел-хранитель

Иногда мне кажется, что вся моя жизнь прошла в ожидании. Сначала я ждала родителей из командировки. Потом их машину у ворот дома. Но они не приехали. Никогда. Осталась я и бабушка, чьи руки пахли ванилью и теплом. Она стала всем. А потом и ее не стало. Год назад. Сердце просто остановилось во сне. И я осталась одна. Совершенно одна в этой огромной, безразличной вселенной.

А потом появился он. Мой двадцатиоднолетний ангел-хранитель, не с небес, а из соседнего подъезда. Он ворвался в мое одиночество с таким шумом и светом, что я наконец-то перестала чувствовать себя тенью. Он был моим солнцем. Мы мечтали о детях, о своей кофейне, о путешествиях. Каждое утро начиналось с его смеха на нашей кухне и запаха кофе. Это была настоящая, крепкая, счастливая жизнь. Та, о которой пишут в книгах.

А потом книги закончились, и начался медицинский триллер. Диагноз прозвучал как приговор. Рак. Счет из клиники был таким длинным, что цифры в нем казались абстрактными, нереальными. Как телефонный номер Бога, который никто не станет набирать.

И мой ангел нашел выход. Единственный в этом жестоком мире. «Я заключил контракт, Лиза. Это ненадолго. Это очень хорошие деньги. Они спасут тебя». Он говорил это, глядя мне прямо в глаза, и я видела в его взгляде не страх, а какую-то железную решимость. Закон был прост: не служил — идешь служить. Он ушел. Чтобы я жила.

Больница стала моей новой вселенной. Стерильной, холодной, пахнущей смертью. Химия выжигала из меня не только болезнь, но и все чувства, оставляя лишь тупую, фоновую боль и слабость. Единственным лекарством были его редкие, отрывистые сообщения, полные какой-то странной, игровой терминологии, которую я не понимала. «Дроны», «точки», «Фонтан»... Для меня это были просто знаки того, что он жив, что он думает обо мне. Я цеплялась за его слова, как за молитву. Я верила, что он мой талисман, что он вернется. Он же обещал.

Я лежала и смотрела в потолок, представляя его не в окопах, а где-то на полигоне, в учениях. Мой мозг отказывался рисовать ужасы. Только его улыбку.

Дверь в палату открылась. Но не медсестра с капельницей. Вошел незнакомый мужчина в строгой, не медицинской форме. Его лицо было каменным. В руках у него был планшет, но он казался ему таким тяжелым, что он едва его держал.

Я уже всё поняла. Еще до того, как он произнес первое слово. Весь воздух из комнаты ушел в одну секунду.

«Лиза... Мне поручено сообщить вам... Ваш супруг... погиб при выполнении боевой задачи. Он проявил мужество... Выражаем глубокие соболезнования...»

Он говорил еще минут пять. Что-то про дроны, про эвакуацию, про какой-то «Фонтан». Но я не слышала ни слова. Во мне рухнуло всё. Вся вселенная, которую он для меня строил. Весь смысл моей борьбы.

Он погиб. Ради меня. Чтобы заплатить за эти стены, за эту кровать, за эти лекарства, что теперь медленно, но верно меня все равно убивали.

Он умер. Значит, и мне незачем больше терпеть эту боль. Незачем бороться.

Вежливый мужчина что-то еще говорил, глядя на меня с жалостью. Я не реагировала. Просто смотрела в ту же точку на потолке. Он, помедлив, положил на тумбочку конверт. «Это... его личные вещи. И документы для подписи».

Когда дверь за ним закрылась, в палате воцарилась оглушительная тишина. Тишина после взрыва.

Я посмотрела на конверт. Потом на капельницу, у моей руки. На длинную иглу, подключенную к системе.

Мои движения были медленными, предельно точными. Ни страха, ни паники. Только абсолютная, леденящая ясность. Я отключила подачу лекарства. Моя рука не дрогнула. Я была слишком слаба, чтобы бороться за жизнь, но достаточно сильна, чтобы сделать этот последний, единственно верный выбор.

Он был моим ангелом-хранителем. Он ушел за меня в бой. И теперь он ждал меня. Я не могла заставить его ждать одного.

Я просто потянула… И наконец-то отпустила.