Кофе по понедельникам

Глава 1. Кофейня «Старый Город»

Крохотная квартирка располагалась на шестом этаже, в мансарде – а лифт в доме, построенном больше ста лет тому назад, поднимался только до пятого. Дальше приходилось идти по лестнице, старинной, с чугунными решётками из переплетённых виноградных лоз и масок то ли фавнов, то ли сатиров.

Слева от входа были раздельные туалет и ванная комната – в последней едва хватило места для душевой кабины, а маленькую стиральную машинку хозяева втиснули под раковину. Дальше коридорчик выводил уже в основное помещение, в кухонную зону: электрическая плита, холодильник, шкафчики, круглый столик с тремя стульями. Чуть подальше стоял небольшой диван, напротив него, у стены – тумбочка с телевизором.

И почти во всю стену этой «кухни-гостиной», позади дивана и стола, протянулось большое трёхстворчатое окно-люкарна, с центральной секцией в пол, открывающейся на французский балкон. В общем-то из-за этого окна Сергей и снял квартиру: оно выходило на восток, на перекрёсток двух улиц Старого Города.

Отсюда был хорошо виден древний монастырь справа, на противоположной стороне: красный кирпич наружной стены, потемневший и местами выкрошившийся от времени; могучие каштаны и липы, раскинувшиеся за стеной, наполовину скрывшие громаду собора. Слева, за крышами домов, сверкала на солнце широкая лента реки, а ещё левее – для этого уже нужно было поставить ноги на балкончик и высунуться наружу – можно было разглядеть угол массивной башни, когда-то бывшей частью крепостных стен, после – пожарной каланчой, а теперь ставшей выставочным залом.

В спальне окон не было вовсе. Собственно, вся спальня занимала дальнюю часть комнаты и, по причуде забытого архитектора, отделялась от кухни-гостиной изящной аркой, в которую хозяева подвесили плотный полог. Большую часть этой ниши занимала двуспальная кровать, слева во всю стену был устроен платяной шкаф.

Сейчас парень, нервничая и бормоча под нос ругательства, рылся в этом шкафу, отыскивая свою «счастливую» футболку. На столе, рядом с чашкой из-под чая и обёрткой от шоколадного батончика, стоял раскрытый ноутбук с поставленным на паузу роликом. Улыбающийся человек с полуприкрытыми глазами замер на экране, но несколько минут назад он вдохновенно рассказывал о том, как готовить кофе латте.

– Твою ж… – Серёга разочарованно вздохнул, вынув из вороха распиханных по полкам вещей мятую футболку. Вид у неё был не слишком презентабельный – даже мордаха тираннозавра, растерянно держащего в лапках скакалку, была перекошена и приобрела гротескный вид.

Парень быстро посмотрел на часы над телевизором и понял, что времени на глажку нет. По крайней мере, футболка была чистой, а если повезёт – по дороге более-менее расправится на теле; приняв решение, он быстро натянул футболку и джинсы, выключил ноутбук и направился к выходу. Подхватив с кухонной столешницы смартфон и ключи, Сергей надел куртку, торопливо запер квартиру и помчался вниз по лестнице, не остановившись ни на пятом, ни на четвёртом этажах: ждать старенький медлительный лифт было некогда.

В Город он приехал месяц назад, и имевшиеся накопления понемногу начинали таять. Парень был родом из маленького городка, жившего своей сонной и размеренной жизнью километрах в трёхстах на юго-восток отсюда. Для его родителей, которые родились и выросли там же, всё выглядело просто и очевидно: техникум (филиалы аж трёх разных, выбирай любой!), потом работа по специальности, жениться, ипотека, кредиты, и дальше по списку.

Сергей пытался. После одиннадцатилетки пошёл учиться на строителя, а, закончив учёбу – четыре года мыкался по разным конторам и временным шабашкам. Армии он был не интересен из-за близорукости, и из-за неё же не пользовался успехом у девушек: высокая нескладная фигура в очках с толстой оправой вызывала у них только смех. Парень тушевался и предпочитал насмешкам одиночество, альбом и карандаши. Рисовал Серёга с раннего детства, так что родители в своё время даже отдали его в детскую художественную школу. Однако по прошествии двух лет тамошний преподаватель заявил, что таланта у ученика нет, и художником ему никогда не стать, поэтому родители посчитали излишним тратить время на такое бесперспективное занятие.

Парень продолжил рисовать уже тайком, а когда после четырёхлетней «карьеры» строителя накопил достаточно денег на первое время – заявил дома, что уезжает. Собственно, к отъезду в Город в семье, скорее всего, отнеслись бы более-менее спокойно, если б Сергей одновременно не пояснил, что вовсе не намерен продолжать работать на стройках, а собирается стать художником и зарабатывать своими картинами.

Скандал вышел грандиозным и продолжался – с перерывами – несколько дней, пока он искал квартиру и отправлял транспортной компанией вещи. В последний день, часа за два до отхода поезда, уже собравшийся, со спортивной сумкой на плече, Серёга потерял, наконец, всякое терпение. Не слушая стенания родителей, он с какой-то злой горечью выхватил из внутреннего кармана куртки деньги, отложенные из заработков. Не глядя, разделил пачку пополам и положил половину на стол:

– Вот. Больше я никому ничего не должен.

И ушёл. За минувший с тех пор месяц от родителей не было ни звонка, ни смс.

* * *

На вопрос, здесь ли хозяин, один из работяг, занятых ремонтом, указал на невысокого толстячка в модной «дутой» куртке. Тот расхаживал перед чёрным спортивным BMW, рыча что-то в трубку. Глаза толстячка скрывали солнечные очки, на руке поблёскивал массивный золотой браслет.

– Здравствуйте, я вам звонил. По поводу вакансии, – Серёга, дождавшись, пока наниматель закончит разговор, подошёл ближе. Толстячок, всё ещё сопя от возмущения, смерил парня взглядом.

Глава 2. «Город, которого нет»

Понедельник тянулся медленно, и временами Сергей ловил себя на ощущении, что он будто наблюдает за происходящим – и за самим собой – со стороны. Мысли крутились вокруг девушки с серыми волосами, но мысли были безрадостными. Серёга прекрасно понимал, что такая, как она, ни за что не заинтересуется таким, как он. Ощущение поражения – а, может быть, сожаление о не сделанном – жгло где-то в груди, заставляя с горечью кривиться и хмуриться.

В общем-то парень привык и смирился с тем, что в отношениях с противоположным полом ему категорически не везёт. Он не умел быть спокойным и безмятежным, не умел с ходу заговаривать о каких-нибудь пустяках и болтать потом часами, при этом не говоря ничего существенного. Но самое главное: Сергей был уверен, что в нём есть какой-то незримый изъян, который девушки интуитивно чувствуют и старательно избегают. Однако что это за изъян, парень объяснить бы не смог.

Иногда ему казалось, что дело в очках. Печальная судьба очкариков, особенно тех, кто вынужден был носить оправу уже в младших классах, Серёгу коснулась в полной мере. Он знал двух-трёх ребят, которые, обзаведясь очками, вынуждены были кулаками доказывать обидчикам их неправоту, и это помогало – но сам Сергей так не умел, поэтому очки, появившиеся у него ещё в первом классе, принесли с собой ворох прозвищ и несколько лет насмешек.

Не добавляла уверенности и фигура. Парень, от природы высокий, вечно сутулился, будто стараясь казаться меньше ростом и неприметнее, и это уже вошло в привычку. Плечи поникли, силуэт постепенно превращался в подобие вопросительного знака, что, конечно, вовсе не красило Сергея, и придавало его облику чуть ли не кричащее ощущение неуверенности в себе.

Наконец, Серёга ничего не смыслил в мелочах, создающих завершённый образ любого человека, и невольно располагающих к нему окружающих. Он не разбирался в моде (и категорически не собирался исправлять этот недостаток): вся одежда Сергея была практичной, нередко поношенной, поскольку он зачастую предпочитал купить новую пачку карандашей, а не футболку. Вещи, конечно, были всегда выстираны и аккуратно выглажены – эту науку ему, ещё восьмилетнему мальчишке, преподала покойная бабушка, заверявшая, что опрятность – чуть ли не половина успеха.

Но всё-таки это были вещи скучные, тусклые, невыразительные, одинаково невзрачно выглядящие что на человеке, что на манекене. Кроме того, Серёга не пользовался парфюмом (и искренне не понимал, для чего тот вообще существует), ограничивался самой простой стрижкой (не уделяя времени расчёске, так что взлохмаченные волосы делали его похожим – вкупе с очками – на взъерошенную со сна сову). Наконец, у Серёги практически не росла щетина, что доставляло ему перманентные душевные страдания. Модные бороды и усы парню могли лишь грезиться, поэтому пришлось пойти от обратного и завести привычку тщательно бриться, хотя брить на лице, по большому счёту, было нечего.

Сергей в который раз мысленно перебрал все свои минусы, добавил к ним ещё ворох разнообразных неудач в прошлом – преимущественно из попыток познакомиться с девушками или неловких ухаживаний времён школы и техникума – и только тяжело вздохнул. Куда ему до сероволосой спутницы мотоциклиста! С такой девушкой Серёга, согласно подведённому в мыслях итогу, не смог бы сравняться и в прыжке.

Незнакомка, к слову, пробыла в кофейне вместо намечавшегося получаса почти час. Хозяин мотоцикла, допив кофе, почти сразу ушёл – и, к удивлению Сергея, пока сидел за столиком, не перекинулся с подругой даже парой фраз. Оба зависали в своих смартфонах, мотоциклист успел сделать несколько звонков, а на его: «Если готово – маякну, выходи» девушка только рассеянно кивнула, не отрывая взгляд от экрана.

«Интересно, – подумалось парню, – они всегда так общаются?»

Мужчина перед уходом оставил в банке для чаевых банкноту, которая почему-то не порадовала Сергея. Чаевые были щедрыми, но ему казалось, что в глазах сероволосой девушки небрежно брошенные в банку деньги должны смахивать на подаяние нищему. Но чаевые они честно делили на двоих с Машей, поэтому Серёга только вежливо поблагодарил посетителя, про себя решив не брать из полученного ни копейки. Это решение быстро примирило его с самим собой, и даже показалось своеобразным благородным компромиссом.

Наконец, телефон незнакомки коротко пропиликал: Сергею было видно, что за дверью, на парковке, мотоциклист уже надел шлем и возится с одним из кофров, укладывая туда увесистый свёрток. Девушка подхватила свой шлем и направилась к выходу.

– Хорошего дня, – тусклым голосом пожелал ей вслед парень. Она обернулась, смерила его ещё раз своим пронзительно-холодным взглядом, заставившим Серёгу пожалеть о том, что вообще заговорил – и вдруг ответила, спокойно, безо всякой холодности:

– Спасибо. Вы рисуете только цветы и черепа?

Сергей растерянно заморгал, потом снял очки и, достав из кармана платок, принялся смущённо протирать стёкла. Убирая платок в карман, он заметил, что девушка внимательно следит за его движениями.

– Да нет… – пожал плечами бариста. – Вы предпочитаете что-то конкретное?

– Люблю божьих коровок, – заявила она. Снаружи взревел мотор мотоцикла, незнакомка надела шлем и, поправляя его на ходу, вышла из кофейни.

* * *

Серёга практически не запомнил вторник – тот в его сознании почти слился с понедельником в один бесконечно длинный день – но зато утро среды началось с уже несколько подзабытого зуда в пальцах. Зуда скорее воображаемого, чем реального: руки будто сами тянулись к скетч-буку и карандашам, в голове теснились идеи набросков. Хотелось рисовать, и Сергей, наскоро перекусив лапшой быстрого приготовления, спозаранку отправился на поиски подходящих локаций.

Глава 3. Цитадель

Первая здешняя крепость была деревянной. Её срубили далеко на севере, по весеннему половодью сплавили в плотах вниз по течению рек, и к началу лета уже собрали заново, на диком южном пограничье. Крепость эта не раз горела, брали её приступом, и хитростью тоже брали, а располагалась она в том самом месте, где теперь дремал напротив Серёгиного дома древний монастырь. Собственно, эта обитель и началась с крохотной церковки, возведённой в окружении крепостных стен.

Вторая, каменная Цитадель, появилась лет через двести, выше по течению реки, на соседнем холме, получившем с тех пор название Казематная горка. Строили её как самую современную, совершенную и неприступную – но, по иронии судьбы, в эпоху своего рождения крепость ни разу не видела сражений. Грохот канонады, пороховой дым и стоны умирающих разносились в её стенах уже гораздо позже, когда Цитадель, прожив несколько веков, окончательно устарела и была сдана в аренду горожанам под склады и мастерские.

Здесь в разное время были и гарнизонные службы с казармами, и тюрьма, а в последнюю войну располагался главный узел городской обороны. В Городе ходили легенды о подземных ходах под Казематной горкой, о спрятанных при эвакуации ценностях, о провалах, время от времени возникавших посреди окрестных улиц – и о найденных в тех провалах скелетах.

Сергей побывал в крепости на следующий же день после своего приезда в Город, и заглядывал сюда ещё несколько раз, но сооружение это было таким большим и имело такую запутанную планировку, что запомнить её всю парню до сих пор так и не удалось. Однако у него появилось несколько любимых уголков, включая полуразрушенную башню, стоявшую на самой бровке холма. Отсюда открывался прекрасный вид на реку, на пересекающий её Архиерейский мост и кварталы на той стороне, на левом берегу.

Кроме того, ниже по склону виднелся один из внешних бастионов. Маленький, заросший травой, но ещё сохранивший массивные стены, он прятался у подножия башни, окруженный вцепившимися в склон холма кривоватыми деревцами. К бастиону можно было попасть по длинной извилистой дорожке, почти сплошь состоявшей из ступеней. Она начиналась на противоположном краю Цитадели и соединяла три таких внешних укрепления. Была когда-то и другая лесенка, выводившая из бастиона к подножию Речной башни, но она давным-давно развалилась, утянув за собой вниз часть склона.

Серёга, проигнорировав табличку «Опасно! Возможно обрушение!», шагнул в тёмный и прохладный провал дверного портала. Когда Город готовился к прошлой осаде, закончившейся несколькими месяцами уличных боёв, в башне устроили металлическую винтовую лестницу, по которой можно было подняться на верхнюю площадку. Там когда-то располагался пост воздушной обороны со спаренной пулемётной турелью, а теперь безвестный художник делал свои наброски городских пейзажей.

Парень устроился между двух зубцов, в прежней орудийной амбразуре. Настроение у Сергея было задумчивым: утром он побывал в художественной школе, пытаясь узнать, нельзя ли получить консультацию кого-нибудь из преподавателей. Отказ, услышанный когда-то в детстве, уже давно не воспринимался как приговор, а тем более истина в последней инстанции – однако парень понимал, что без оценки и советов профессионала самостоятельное обучение будет блужданием вслепую.

Грозная с виду консьержка, то ли оценив вежливость Серёги, то ли просто будучи в хорошем настроении, пояснила, что учебный семестр уже подходит к концу, классы готовятся к показам, поэтому застать кого-то из преподавателей по расписанию сложно. Но тут же посоветовала зайти ближе к вечеру, поскольку у Александра Петровича сегодня как раз показ у второго класса, и он будет присутствовать на работе экзаменационной комиссии.

На выходе парень на некоторое время остановился у доски объявлений. Среди пёстрых листовок с рекламой магазинов и предложений летнего отдыха для детей выделялся большой плакат, приглашавший к участию в юбилейном, десятом конкурсе, приуроченном к годовщине основания города. Работы принимались в нескольких номинациях – по возрасту участников и по технике – а последней датой подачи заявки стояло 30 сентября. В первые выходные октября, на Дне города, в Цитадели планировалась совместная выставка всех участников и оглашение победителей.

Теперь мысли Сергея вертелись вокруг темы конкурса. Нарисовать можно было что угодно, но так или иначе связанное с Городом, его историей и культурным наследием. Рассеянно набрасывая угольным карандашом заречный пейзаж, Серёга прикидывал, что конкурс может дать ему отличный шанс быть замеченным. Естественно, не стоило сбрасывать со счетов бешеную конкуренцию, но сама возможность поучаствовать даже в показе – если работа, конечно, будет принята и допущена – это тоже был приз, ради которого стоило постараться.

Внизу и справа, за деревьями, уже покрывшимися мелкой молодой листвой, послышались чьи-то голоса и смех. Рука с карандашом замерла. Сергей, невидимый снизу за выступом парапета, осторожно подался вперёд и посмотрел на бастион.

С лесенки спускались двое, парень и девушка. Оба были одеты в светло-серые спортивные костюмы и кроссовки, на девушке к тому же была белая кепка, из-под которой выбивались огненно-рыжие волосы. Парень предпочёл обойтись без головного убора, подставив весеннему солнышку тёмные волосы, тщательно зачёсанные назад и уложенные с каким-то средством – на несильном, но ощутимом ветерке, дувшем вдоль холма, в его причёске не шевельнулся ни один волосок.

Пара пересекла площадку бастиона и остановилась на дальнем краю, беседуя о чём-то и любуясь видами. Серёга открыл в скетч-буке новую страницу и принялся быстро набрасывать два силуэта у каменных зубцов бастиона: девушку, опёршуюся плечом о старинную кладку, и возвышающегося над ней парня, лениво оглядывающего набережную и реку внизу.

Глава 4. Пирожки

Художник уже минут пять рассматривал работы Сергея, но до сих пор не выдал ни единого комментария. Парень тем временем раздумывал, не стоит ли предложить деньги – в конце концов, никто не мог заставить Александра Петровича консультировать после работы какого-то пришлого чужака с улицы. Однако что-то подсказывало: предложение вознаграждения только закончит ещё толком не начавшуюся консультацию. Поэтому Серёга переминался с ноги на ногу и терпеливо ждал вердикта.

– Неплохо, – наконец сказал художник. – Где вы учились?

Парень назвал свою первую художественную школу и имя преподавателя. Александр Петрович покачал головой:

– К сожалению, не знаком. Говорите, талант он в вас не разглядел?

– Так получилось, – Сергей смущённо улыбнулся и развёл руками.

– Может, талант ещё спал. Может, его даже и не было. В нашем деле девяносто девять процентов успеха достигаются упорством, а не природным дарованием. Без практики любой талант – не огранённый алмаз. Вроде как есть, но толку никакого. Заметьте, куда больше талантов пропадают безвестными, чем доходят до своей «огранки».

– А я?

– Упорства вам не занимать, молодой человек, – Александр Петрович говорил медленно, тщательно взвешивая слова. – Есть неплохая техника, хотя тут ещё стоит поработать. Интересное восприятие цвета и света. Вы намерены пойти на вечернее отделение?

– Пока не знаю, – Серёга пожал плечами. – Будет ли от этого толк?

– От вас во многом зависит, – художник исподлобья посмотрел на парня. – Я вовсе не к тому спросил, чтобы зазвать на учёбу. Просто хочу уточнить ваши дальнейшие планы.

– Выставляться, – ляпнул Сергей, и тут же сообразил, насколько самонадеянно это звучит.

– Выставляться? А с чем? – поинтересовался художник.

– Ну-у…

– Понятно, – Александр Петрович теперь листал скетч-буки, проглядывая быстрые наброски, сделанные парнем дома и в Городе. – Я так понимаю, вы предпочитаете рисунок, а не живопись?

– Почему? – недоумённо посмотрел на него Серёга.

– Потому что здесь вы себя никак не сдерживаете, – художник повернул скетч-бук раскрытым разворотом к парню. Тем самым разворотом, на котором он запечатлел сперва целующуюся на бастионе пару, а затем отдельно – девушку на пике возбуждения.

– Прошу прощения, – Сергей почувствовал, что щёки у него горят.

– За что? – удивлённо спросил Александр Петрович. Потом, не дождавшись ответа, хмыкнул, подошёл к одной из стен кабинета, поставил высокую стремянку и влез по ней наверх. Осторожно приподнял две соседние «киноленты» ученических работ и продемонстрировал скрытую под ними картину: обнажённая натурщица сидела на венском стуле спиной к зрителю, наполовину отвернув голову и рассыпав по плечам крупные локоны белокурых волос.

– У вас неплохо получаются портреты, – констатировал художник, спускаясь вниз по стремянке. – И карандаш вам явно даётся. Попробуйте работать в этом направлении. Вы сангиной или сепией не рисовали?

– Нет. Хотя у меня они есть, но как-то не довелось.

– Мне думается, вам должно понравиться.

– То есть бросить краски, смотреть на графику?

– С чего вдруг? – одна косматая бровь иронично изогнулась. – Пробовать нужно всё. Иначе как вы отыщете то, что вам по душе? К тому же существует масса комбинированных техник. Графика у вас сейчас получается лучше. Живопись пока что слишком старательная.

– В каком смысле?

– В таком, что это ещё не живопись, а больше раскрашивание набросанного контура. Мазать надо, молодой человек.

Серёга с недоумением посмотрел на художника.

– Мазать! – отчеканил тот. – Не надо стремиться к аккуратности, надо стремиться к живости. «Живопись», понимаете? «Живо писать».

– Я думал, это скорее про масло, – ошеломлённо пробормотал парень.

– Это в принципе о том, как работать кистью или мастихином. Вот, взгляните, – Александр Петрович вытащил одну из картонок Сергея и указал на левый нижний угол. – Что это?

– Кошка.

– А похоже на какую-то пёструю кляксу. Трёхцветная кошка, верно?

– Верно.

– Но вы её так «затыкали», пытаясь передать каждое пятнышко на шерсти, что теперь это нечто совершенно непонятное. Слишком старательно.

– Кажется, я понимаю, – неуверенно сказал парень.

– Замечательно.

– Скажите, а летом нет совсем никаких занятий в школе? – поинтересовался Сергей. Художник задумчиво побарабанил пальцами по столешнице.

– Недели через две я, возможно, начну проводить пленэры. Обычно это часа три-четыре, утром, где-нибудь в Городе. Ко мне приходят мои ученики из разных потоков, но я также беру всех желающих.

– Можно я оставлю вам свой номер? Сообщите, когда точно это начнётся?

– Конечно, – кивнул Александр Петрович.

– А стоимость?

Художник назвал цену. Серёга удивился: за месяц обучения мэтр просил столько же, сколько парень зарабатывал за четыре рабочих дня.

Глава 5. Одним дождливым утром

Дождь, начавшийся ночью, не прекратился и утром. Он повис над Городом мелкой моросью, и порой казалось, что капельки воды попросту застыли в воздухе, не двигаясь ни вверх, ни вниз. Поникли отяжелевшие ветви деревьев в садах частного сектора за монастырём, и сами цветы на них в тусклом свете пасмурного утра казались не белыми и розовыми, а скорее сероватыми.

Сергей, неожиданно для самого себя, проснулся около шести – и заснуть уже не смог. Промаявшись в постели с полчаса, он всё-таки решил вставать. В бумажном пакетике ещё оставались два Машиных пирожка, и пока закипал чайник, Серёга подошёл к балконной двери. За исчерченным водяными дорожками стеклом было видно безлюдный перекрёсток улиц внизу, а на перекрёстке, у края тротуара – грязного уличного пса, меланхолично смотревшего куда-то вправо, в сторону старой пожарной каланчи.

Парень нахмурился и отошёл от окна. Чайник щелчком возвестил, что вода закипела, но Сергей, оставив чашку с чаем на столе, снова направился к холодильнику. Среди нехитрых запасов из разряда «готовлю на скорую руку или ем всухомятку» нашлось несколько сарделек. Серёга взял две, поколебался, добавил к ним третью, накинул куртку, и как был – в домашнем спортивном трико и футболке – вышел из квартиры.

Пёс всё ещё сидел у края тротуара. На тихое пиликанье электронного замка лохматая морда медленно повернулась к парадной двери дома. В глазах зверя промелькнула настороженность: он слишком часто сталкивался с тем, что идущий прямо на собаку человек означал опасность, окрик, а иногда и боль. На всякий случай пёс поднялся и, продолжая наблюдать за чужаком, чуть отошёл в сторону.

– Не убегай, – спокойно позвал бродягу Сергей. Собачьи уши дёрнулись, вслушиваясь в звуки человеческого голоса. С лохматым уличным псом давно уже не говорили так, как сейчас говорил этот странный незнакомец.

Парень продемонстрировал сардельку, но пёс продолжал настороженно стоять, готовый в любую секунду пуститься наутёк. Серёга медленно положил сардельку на тротуарную плитку, на то место, где прежде сидел бродяга. Так же медленно добавил к первой вторую и третью. Пёс потянул носом манящий аромат и сглотнул слюну, но не сделал и шага в сторону угощения.

– Ешь, – парень развернулся и направился к двери подъезда. Куртка с капюшоном защищала тело, но на лице осела дождевая морось, мутью заволокла очки. Сергей снял их, протёр вынутым из кармана платком, а когда снова надел – увидел, как пёс осторожно изучает оставленные сардельки. Бродяга явно знал цену неожиданным подаркам судьбы, которые запросто могли закончиться ядовитой начинкой.

Серёга продолжал стоять у входа в дом. Косматая голова – от рождения эта шерсть, должно быть, имела золотисто-персиковый цвет, но под комьями грязи судить об этом наверняка было сложно – поднялась, и пёс снова принялся внимательно разглядывать человека. Потом осторожно, стараясь не выпускать парня из поля зрения, наклонился, и взял-таки одну из сарделек.

Сергей оставался неподвижным, пока бродяга не съел всё. Пёс облизнулся, ещё раз взглянул на парня, потом развернулся и неспешно потрусил через улицу по диагонали, к монастырской стене, и дальше вдоль неё, вглубь лабиринта из улочек и переулков, раскинувшихся по склонам окрестных холмов.

* * *

Погода заставила всех любителей ранних прогулок сидеть по домам, а у тех, кто торопился по делам, отбила интерес к кофе, так что за два часа с момента открытия в «Старый Город» не заглянуло ни одного человека. Насколько Серёга мог судить, у цветочной лавки через дорогу дела сегодня шли не лучше, и даже продуктовый магазинчик не мог похвастать своей обычной бойкой торговлей.

Впрочем, парня такое положение дел вполне устраивало. Смартфон стоял, прислонённый к большой банке с тростниковым сахаром; на смартфоне было открыто изображение собаки – из тех, что просмотрел Сергей, оно больше всего походило на увиденного утром пса. И теперь бариста, снова превратившийся в художника, делал набросок за наброском, выбирая подходящий ракурс собачьей головы для задуманной работы.

Сюжет уже сложился в мыслях Серёги: пустынная улица, пасмурное утро, грязный бродячий пёс, когда-то бывший домашним. Потрескавшийся от времени, изношенный ошейник с насквозь проржавевшим медальоном, где уже не прочитать ни клички, ни телефона владельца. И серая пелена мелкого дождя, в которой тают звуки, расплываются лица, глохнут запахи давным-давно потерянного дома.

Колокольчик на входной двери зазвонил так неожиданно, что Сергей вздрогнул. Поднял глаза – и вздрогнул вторично: на пороге кофейни, отряхивая от дождевых капель фиолетовый зонт, стояла девушка с серыми волосами. На плече у неё висела небольшая спортивная сумка.

– Доброе утро, – поздоровалась посетительница, оглядываясь в поисках подставки или вешалки для мокрого зонта.

– Доброе утро, – растерянно пробормотал Серёга. Потом спохватился:

– Можно поставить на пол, открытым. Быстро высохнет.

– Спасибо. Латте, пожалуйста.

– Я помню, – отозвался парень и увидел, как изящно очерченные тёмные брови чуть приподнялись в удивлении.

– С карамельным сиропом, – уточнил Сергей, решив, что если уж выглядеть дураком – то до конца. – Просто я тоже люблю латте с карамельным сиропом.

– И божьих коровок? – в голосе девушки послышалась насмешка.

– В смысле?