Когда боги смеются (отмеченные богами)

Часть 1. Глава 1

Весна в этом году пришла рано, с капелью, с криками перелетных птиц, возвращавшихся домой из теплых краев. Снег стремительно таял под солнечными лучами, но по ночам ещё ощущалось холодное дыхание зимы. Иногда, словно не желая уступать теплу и весне, она стучалась в дома последними морозами. По-хозяйски рисовала на окнах причудливые узоры и заковывала берега реки в белые доспехи. В те дни небо все еще отличалось той глубокой, насыщенной синевой, каким оно бывает только зимой. Но все же изменения уже ощущались в пролетевшем теплом ветерке, в подтаявшей корке наста, хрустящей под ногой, и в пробивающейся из-под снега нежной зелени травы да яркого первоцвета на прогалинах в лесу. Даже птицы, молчавшие всю зиму, и те словно пробудились от долгого сна, заливаясь на все голоса тонкими трелями, приветствуя, приманивая долгожданное тепло.

В тот год я как никогда ждала весны. Я всегда была неравнодушна к заснеженным холмам и долинам. Но зима казалась мне просто сном в ожидании долгожданного пробуждения. И когда выдавалось свободное время, я убегала в лес. Туда, где любила смотреть, как просыпаются деревья и оживают ручьи, как распеваются на все голоса лесные обитатели, невидимые для неопытного глаза.

Мне нравилось высматривать в переплетении ветвей маленького серого воробья, едва различимого на фоне серой коры. Или желтогрудую синицу, деловито копошащуюся в ворохе прошлогодних листьев, показавшихся из-под снега, в надежде отыскать пропитание. Я всегда оставляла птицам припасенные со стола крошки и любила кормить пернатых, глядя на которых чувствовала себя по-настоящему свободной, забывая о том, кто я и кому принадлежу.

Правда, в последние дни редко получалось выбраться из дома. В имении готовились к свадьбе. Замуж выходила старшая дочь хозяина и со дня на день мы ожидали прибытия жениха с его семьей и родственниками. Многие служанки, и я в их числе, открывали спальни, проветривали комнаты, долго стоявшие закрытыми, перестилали постели, вытирали пыль, мыли окна и полы весь день напролет.

Имение было разбито у полноводной реки, по которой ходили торговые корабли. Оно было довольно большим и богатым, но только треть его использовалась по назначению. Верхние этажи заполнялись лишь когда приезжали гости или родные купца, что случалось крайне редко.

Дочь хозяина Марена была редкая красавица. Белокожая, с густыми косами цвета спелой пшеницы, пышногрудая, синеглазая, ладная, как говаривали про нее в имении. Порой невольно сравнивая нас, я понимала, что преимущества совсем не в мою пользу. Девка я была тощая и все мое богатство составляла коса, темная да тугая, спадавшая ниже талии.

Я хорошо помню, как попала в дом купца Стиса, отца Марены. Мне тогда едва исполнилось пять. Матушка ушла к предкам на небо, а своего отца я никогда и знать не знала. Родственники быстро отдали меня в услужение ближайшему богачу, потому что сами были не в силах прокормить меня или просто им был не нужен довесок к своим пятерым сорванцам. Я не обижалась на них за это. Каждый живет и выживает как может. Поэтому слезы лить не стала. Упрашивать, чтобы не отдавали чужим людям, тоже. Тетка тогда головой лишь покачала, да сказала, что характер у меня, не приведи боги. А я молча вздохнула и позволила отвести себя в богатое имение купца Стиса.

Жилось мне там не то, чтобы хорошо, но и не плохо. Меня не обижали напрасно, правда, платили мало, но зато не надо было тратиться на жилье и пропитание. Маленькой девочкой я пасла гусей, когда подросла, меня определили на кухню помогать кухаркам. Теперь же, когда из-за приезда гостей в доме не хватало рук, я была на подхвате там, где придется и была то уборщицей, то прачкой, то поварихой.

В тот день, когда я первой увидела приближающихся всадников, все и началось. Казалось, день был как день. До свадьбы Марены оставалось всего ничего. Я и помыслить не могла, какими важными окажутся последующие события и как сильно они изменят мою жизнь.

Стоя на широком подоконнике, я мыла слюдяное окно, гордость хозяина, сменившего на слюду привычный бычий пузырь, и тут невольно бросила взгляд вдаль, где появились несколько всадников. Спрыгнув на пол, я крикнула Румяна - девушке, вместе с которой мы готовили спальню для родителей жениха, по хвастливым и довольным словам Марены, зажиточным людям:

- Гляди-ка, гляди! Кажись, едут гости!

- Да неужто? - Румяна ловко подскочила к окну, с любопытством выглянула наружу. – Вона, как несутся, аж пыль столбом!

- Какая пыль? – рассмеялась я. – Грязь вокруг. Она и летит из-под копыт.

Румяна мои слова будто и не слышала. Облокотившись на подоконник, она посмотрела вдаль и мечтательно произнесла:

- Я бы так хотела увидеть жениха! Говорят, он такой красавец, каких поискать! Ох и повезло же нашей Маренке!

- Еще наглядишься, - улыбнувшись, сказала я. – Праздник-то не один день чай длиться будет. Вон как хозяин готовится.

- Неужто тебе не интересно? - Румяна посмотрела на меня, удивленно вскинув брови.

Я пожала плечами. Мне, конечно, было любопытно, но не более. Мне до него какое дело, ежели он уже чужой жених? Вот приедет, погляжу, как и все.

Слухи о нем трезвонили, будто он, помимо красоты, был еще и храбрым воином, водившим свою дружину в набеги. Вернее всего, что правдой это было. Не стал бы Стис старшую свою да любимую дочь абы за кого отдавать. Не для того он растил ее и лелеял, будто нежный цветок.

- Румяна, хватит глаза таращить. Толку от того никакого. А вот не успеем комнату подготовить, получим от хозяина не щедрую прибавку, а розгами по ногам. Сама знаешь, как он порадовать гостей желает! Так что давай, работай.

Румяна вздохнула, бросила еще один быстрый взгляд в окно, а затем поплелась к ведру с водой.

Забравшись обратно на подоконник, я домыла окно и бросила мимолетный взгляд на приближающихся всадников. Они подъехали уже достаточно близко, чтобы я смогла их рассмотреть. Они были одетые в легкие кожаные доспехи. Кони под ними гарцевали добрые. За любого такого на базаре золотой дадут и глазом не моргнут. А значит, не врали слухи. Богатым был жених купеческой дочери.

Глава 2

Откуда у него нож, подумала я в страхе и отшатнулась, когда бывший пленник протянул ко мне руку, предлагая помощь.

- Вставай! – сказал он.

Я повиновалась. Он рывком поднял меня на ноги и потянул к выходу из хлева. И уже следуя за северянином я осознала, насколько глупо себя веду. Только что на моих глазах убили человека, а я даже не закричала, не попыталась привлечь внимание стражи, находящейся снаружи. Что, если он и меня сейчас прирежет?

Но, когда мы вышли, я поняла, что мой крик был бы напрасным. Весь двор перед домом хозяина заполнили черные тени. Стражники бывшего пленника лежали у дверей без признаков жизни. Их или оглушили, или убили - в темноте ничего не разглядеть. Да я и не хотела. Боялась увидеть новые смерти.

- Даккон, слава богам! – услышала я тихий голос. Одна из теней, орудовавших во дворе, приблизилась, приобретая очертания не духа, но человека во плоти. Я бросила быстрый взгляд на нового чужака. Лицо его было скрыто под шлемом, не разглядеть. Но он был высок, строе и, если судить по голосу, молод. Язык мне был понятен. А все потому, что хозяин наш, Стис, и большая часть его людей были с севера. За годы долгой службы я невольно выучила этот грубый говор, похожий на шум реки, разлившейся в половодье и тащившей прибрежные камни. Как-то, словно за словом, запоминала. Сначала слова, потом фразы. И теперь стояла, ни жива, ни мертва, боясь страшной участи, которая может коснуться не только меня, но и людей в доме.

- Эйрик, - произнес северянин, продолжая держать меня за руку, – долго же вы заставили себя ждать.

- А это ещё кто? - названный Эйриком заметил меня. – Почему ты ее не прирезал? Сейчас поднимет вой, и…

Вой я поднимать не собиралась. И не потому, что понимала: сила на стороне чужаков, прибывших за своим человеком. Вон сколько их – двор кишит, как выгребная яма крысами. Те, кто находится в доме, уже обречены. Слишком там весело да шумно. Даже сейчас доносятся крики, смех, да музыка – тягучая песня приллара и лура, разбавленная трелью селье (от автора: все названные инструменты существуют на самом деле. Это Норвежские трубы и флейты). Даже завопи я так, словно меня режут, никто и ухом не поведет.

- Она не закричит, - ответил Даккон и передал меня в руки Эйрику. – А если и закричит, то это ничего не изменит, да и не услышит ее никто. В доме уже который день справляют свадьбу. Так что отведи её к реке да присмотри за ней, пока здесь все не закончится, - приказал северянин. – Я не хочу, чтобы она пострадала.

- Погоди! – крикнула было я, но воин по имени Эйрик уже поволок меня к реке, выполняя приказание своего старшего.

Когда мы спустились по тропинке на берег, я с ужасом увидела военные ладьи. Их было не меньше десятка. На нескольких сидели вооруженные дружинники – видимо, следили за судами.

Я покосилась на Эйрика. Он в ответ смотрел на меня, но не говорил ни слова. Но во взоре, блестящем и холодном, я видела неподдельный интерес.

«Боги, помогите Румяне и моим друзьям!» - взмолилась мысленно, когда со стороны имения стали раздаваться крики. Музыка стихла и стали слышны лязг мечей и вопли ужаса. Присев на корточки я заткнула ладонями уши. Сердце наполнилось ужасом. Меня била дрожь от одной мысли о том, что сейчас происходит в доме купца. И я, ничтожная я, жалкая служанка, не в силах ничего изменить или как-то защитить тех, кто мне дорог.

Чужаки, высадившиеся на наш берег, напали так стремительно, что ничего не подозревавшие люди, гулявшие на свадьбе, скорее всего, ничего не успели предпринять и оказать должного сопротивления.

Я вспомнила слова старика-лекаря. Он ведь предупреждал Яна, что все может случиться именно так…

Алкей тоже находился в имении. Пощадят ли его? Хотелось верить в то, что пленник, которого я кормила, не окажется хладнокровным чудовищем. Но Дарий был неправ, когда привел сюда этого человека! Если он знал, что этот Даккон настолько опасен, то зачем оставил его в живых? Зачем закрыл в сарае в имении своего будущего родственника? Что было тому виной? Жадность или жажда мести? Узнаю ли я ответ?

Лучше думай, Руд о том, доживешь ли до рассвета, подумала и, повернув голову, убрала руки от ушей, посмотрев на северянина, стоявшего рядом.

Он встретил мой взгляд, но не сказал ни слова. Лишь присел на камень у воды и поднял голову. Взор чужака его был прикован к холму, за которым шла битва или, как мне показалось, резня. Очевидно, Эйрик мысленно был со своими людьми. Я была наслышана о кровожадности северных людей. Вот только по виду моего стража не было заметно, насколько сильно он жалеет о том, что вынужден охранять какую-то служанку.

На меня воин более не обращал внимания. Скоро крики стихли. Все было кончено. Со стороны дома протрубил рог и Эйрик, схватив меня за руку, грубо поволок меня в имение.

Ступая за северянином, я в ужасе оглядывалась по сторонам. То и дело в темноте виднелись чьи-то неподвижные тела. Один раз я едва не упала, споткнувшись о чью-то руку. Весь двор был усеян убитыми. И это были дружинники Дария.

Мы вошли в дом, переступая через тела. Я старалась не смотреть на отрубленные руки и ноги, на залитый кровью деревянный пол. Дом, который еще не так давно был полон жизни, музыки и смеха, где лилось рекой пиво и вино, теперь казался мертвым и пугающим.

Я шла, подрагивая всем телом, страшась увидеть среди убитых людей, с которыми работала у купца. Но, хвала богам, не заметила никого из прислуги Стиса.

- Сюда, - толкнув меня под лопатку широкой ладонью, Эйрик вошел в большой зал. Я поглядела прямо перед собой и с облегчением увидела слуг, сбившихся, будто глупый скот, в стороне от длинного праздничного стола. Увидела бледную как смерть, Румяну. Но она была жива и невредима. И кажется, никто из северян ее и пальцем не тронул.

Румяна поймала мой взгляд и облегченно вздохнула. Видимо, тоже боялась за меня.

Я выдавила слабую улыбку, пытаясь поддержать подругу, или себя, когда Эйрик потянул меня дальше. Я подняла взгляд и увидела Даккона. Северянин, сидевший во главе стола, на месте, что обычно занимал хозяин дома, был обнажен по пояс и старик Алкей, обрабатывал его рану, открывшуюся во время боя. Перед бывшим пленником на столе, с которого были небрежно сброшены блюда, так любовно приготовленные Хлоей, лежал огромный окровавленный меч. Рядом с оружием валялась безрукавка северянина, пропитанная кровью.

Глава 3

Проклятое море!

Как можно любить этот синий простор, заполненный водой, которая совершенно непригодна ни для питья, ни для стирки? Как можно любить эти волны, от которых судно бросает то вверх, то вниз. А то и попросту качает из стороны в сторону, так что приходиться приноравливаться, чтобы просто пройти от борта к борту.

А северянам нипочем. Ходят по ладье, как по земле, да знай себе похохатывают. Для них и качка не качка. А мне тошно от одного вида синей глади, которая простирается насколько хватает глаз.

Через неделю, когда я только начала привыкать к плаванью по реке, корабли Даккона вышли в море. Вот тут – то я поняла, что река и море отличаются друг от друга, как ночь и день. С этого дня и начались мои мучения, которые, слава богам, длились не более недели. А затем мне полегчало. То ли привыкла, то ли устала отдавать свои завтрак и обед с ужином морскому царю, да под смех северян, следивших за мной с гребных скамей.

На деле все оказалось проще. У меня просто был крепкий и молодой организм, хотя первые дни плаванья приходилось нелегко.

- Держись, девка, - твердил мне старый целитель Алкей – последнее звено, связывающее меня с прошлой жизнью, которая с каждым всплеском волн удалялась все дальше и дальше. Вот как тот горизонт, который пропал из виду, оставшись где-то позади. А потом я и вовсе перестала ориентироваться днем. Ночью-то оно было понятно, как и куда плыть. Звезды подсказывали направление. Но днем?

Море казалось бесконечным и оставалось лишь удивляться, как кормчий Даккона находил путь домой, ведя за собой остальные ладьи северян.

Со стариком мы сдружились. Жизнь заставила. И если прежде, живя в доме у купца Стиса, Алкей обходил нас, дворовых девок, стороной, то теперь часто по ночам, прежде чем отойти ко сну, вел со мной беседы лежа на палубе на звериных шкурах и глядя на плывущие над нами созвездия.

От него я и узнала о том, кто таков этот северный вождь и почему его все так боятся и уважают.

- Знаешь ли ты что-то о месте, куда нас везут? – спросил Алкей, пока я мысленно соединяла звезды меж собой в забавные фигуры, рисуя то кряжистого криволапого медведя, то юркую лисицу с пышным хвостом. А то и серого ушастого зайца, петлявшего по черному небу и оставлявшего за собой длинные млечные следы.

- Известно куда, - ответила я, не глядя на целителя. – На север.

- Это другой мир, чужой тому, к которому ты привыкла, Руд, - вздохнул старик. – Там другие боги, свирепые и суровые, как и люди, что населяют крутые берега, на которые разве что птица может взлететь. Но я расскажу тебе то, о чем твердит молва. Я слышал эту историю от одного странника. Давно это было.

- И о чем твоя история, старик? – я моргнула и закрыла глаза, надеясь уснуть под его болтовню, да под плеск волн, бившихся о борт ладьи.

- О Дакконе, - ответил Алкей. – Так вот, молва твердит, а я ей верю, будто Даккон приходится сыном северному богу войны Силасу. Это случилось в праздник зимнего равноденствия, когда северяне жгут костры, надевают звериные шкуры и предаются любви с любым понравившимся человеком. Женщина, забеременевшая в день такого праздника, считается благословлённой самими богами, и муж не смеет ей попенять на измену. Вот так-то, Руд. Говорят, что именно так и был зачат Даккон. Его отец, бог Силас, спустившись на землю и переодевшись в шкуру медведя, вступил в связь с матерью Даккона, земной женщиной Боргхильд, чье имя означает штурм, женой великого северного короля Агарона.

- Откуда ты это знаешь? – спросила я.

- Это легенда, - ответил старик. – Даккону уже много лет, но он полубог, поэтому бессмертен.

- Много лет, - проговорила я и не поверила старику. Но говорить об этом ему не стала, иначе, чего доброго, перестанет баловать меня своими сказками.

- И, согласно легенде, убить или ранить смертельно Даккона можно только ножом самого бога Силаса, выкованном в небесной кузне, - продолжил старик. - Любое другое оружие может его только ранить. Даже удар в сердце он переживет, если только это не удар ножом его отца.

А вот это было интересно. Я даже приподнялась, опершись на локоть.

- Что? – проговорила, взглянув сначала на старика, а затем на северян, сидевших поодаль. Нас они не слышали. Мешал плеск волн да весел – северяне плыли даже ночью, сменяя друг друга на веслах, не останавливаясь на отдых или сон.

Я нахмурилась, вспоминая слова Даккона. А нож, выходит, существует! Ведь этого его так настойчиво искал северный вождь в доме купца Стиса. И судя по всему, он его не нашел. Получается, Дарий его нашел или украл, а потом где-то его спрятал, словно предчувствуя неладное. Но зачем тогда он привел Даккона в дом Стиса? Зачем подверг опасности будущую родню? Был ли слишком беспечен и самоуверен, или им двигало нечто другое?

Так или иначе, но Дария более нет на этом свете. А значит, тайна останется таковой еще, возможно, долгие годы.

Впрочем, мне-то оно что?

- Вот если, как ты говоришь, он живет так долго, не надоело ли ему жить? – спросила я Алкея. – За эти годы Даккон, верное, стольких похоронил. Близких терять тяжело.

Алкей тихо рассмеялся.

- Боги не умеют любить, так как мы. Я не думаю, что утрата кого-то из родных могла его опечалить так, как опечалила бы тебя или меня, - старик улегся, повернувшись ко мне спиной. – Что-то я утомился, - добавил он. - Давай лучше спать, - предложил целитель и затих.

Я согласно кивнула и тоже, повернувшись к нему спиной, стала прислушиваться к монотонному шелесту весел, проклиная про себя тот миг, когда впервые увидела Даккона.

И зачем он только забрал меня с собой, думала я. Моя жизнь в поселении Стиса была устоявшейся и предсказуемой, а из-за северянина я теперь оказалась не пойми где, посреди бескрайнего моря, которое меня пугало.

Вот не стоило мне жалеть его. Недаром люди говорят, что от добра добра ни ищут.

Я закрыла глаза и обняла себя руками, греясь от тепла старика, лежавшего рядом.

Глава 4

Голова была непривычно тяжелая, будто кто-то сильный тянул меня за косу. Веки упорно не хотели подниматься и все тело казалось каким-то чужим, поломанным. Кто-то нес меня на руках. Я слышала мерный шелест волн и крики чаек. Лицо приятно ласкали солнечные лучи, а прохладный ветерок шевелил волосы у виска. Мне было тепло и уютно в этих сильных руках, и только голова продолжала гадко гудеть.

Меня положили на теплые шкуры. Я почувствовала их нежное касание к своей коже и твердость земли под спиной. Земли, а не палубы, лежа на которой совсем не хотелось открывать глаза.

- Слава богам, она цела, - произнес чей-то голос, и я узнала в говорившем Эйрика. – Ты меня немного удивил, братец…

- Я сам себя удивил, - перебил его Даккон. Голос северного вождя невозможно было спутать ни с каким другим голосом, и я решила немного полежать с закрытыми глазами да послушать, что еще скажут северные люди.

– Старик-лекарь сказал, что она просто сильно ударилась головой, - продолжил Даккон, - скоро она придет в себя. Присмотри за ней. Мне кажется, вы сблизились, так что она будет рада увидеть тебя, - голос вождя зазвучал немного иначе, с недовольными интонациями. Я продолжала лежать, делая вид, что все еще нахожусь без сознания.

- Это вопрос? – спросил Эйрик.

- Это утверждение.

- Но ты же сам приказал мне присматривать за ней, почему теперь злишься? – в словах молодого воина проскользнуло удивление.

- Я не злюсь. Я хочу, чтобы ты понял, она не для тебя.

- А для кого? Неужели ты припас её для себя?

Услышав такой вопрос, я едва не выдала себя. Северяне отвлеклись, иначе непременно заметили бы, как я вздрогнула всем телом.

- Ты просто не понимаешь, Эйрик, - проговорил Даккон. - Я все тебе объясню, когда приплывем домой, не раньше. А сейчас все, что от тебя требуется, это быть с ней рядом, чтобы ни случилось.

Они замолкли, и я поняла, что пора открыть глаза.

Тяжелые веки повиновались с трудом. Я моргнула и наконец-то смогла открыть глаза.

Яркий солнечный свет больно резанул по глазам. Какое-то время мир казался сплошным желтым пятном, на котором выделялись два черных силуэта. Затем один силуэт отступил и шагнул прочь.

Когда цвета вернулись, рядом оказался Эйрик. Привстав и опираясь на шкуры слабыми руками, я бросила взгляд в сторону, увидев спину удаляющегося Даккона.

- Ну, здравствуй, Руд, – весело произнес брат вождя. – Как ты себя чувствуешь?

- Скверно. Голова раскалываться, - ответила я и снова прикрыла глаза, прогоняя «черных мух» мелькавших перед ними.

- Ещё бы, - засмеялся Эйрик, присев рядом со мной на корточки, - ты нам своей головой борт корабля едва не протаранила. Ты опаснее любой бури, Руд.

Я улыбнулась. Шутка была в духе северянина. Грубая, но, кажется, от всего сердца.

- Что с остальными?

Эйрик почесал густую шевелюру.

- Ну, как сказать? – он вздохнул, а я открыла глаза и посмотрела на его опечаленное лицо. - Мы потеряли один корабль. На нашем Единороге сломалась мачта. Шторм забросил нас к берегу, и ладья напоролась на риф. За борт смыло несколько человек. Видимо, боги прогневались на нас. Стоило дать им достойные дары, прежде чем отправляться в дальний путь. Но как говорит мой брат, мы могли потерять больше людей.

Целый корабль, подумала я с ужасом. Это сколько же людей погибло!

Мне стало дурно, и я опустила голову, чтобы скрыть это от северянина. Отчего-то совсем не хотелось казаться слабой в его глазах.

- Старику лекарю чудом повезло, - продолжил Эйрик, - мачта, к которой он привязался, сломалась прямо над его головой. Сломайся она немного ниже, то его унесло бы за борт первой же волной со всеми его травами.

- Где мы? – спросила я и огляделась.

Я лежала на шкурах под кряжистым деревом. Неподалеку море ласково наплывало на песчаный берег и совсем не напоминало ту страшную стихию, едва не забравшую наши жизни. Корабли качались на волнах. Единорог был вытащен на песок и подле него суетились дружинники и сам Даккон - кораблю меняли мачту. Застучал топор. Раздались голоса. Бывшие воины на время превратились в кораблестроителей.

Я повернула голову левее и увидела, что тут же на берегу развели костер. Несколько человек присматривали за животными, временно выпущенными из пострадавшего корабля. Какой-то воин с волосами, рыжими и яркими, как солнце, свежевал тушу ягненка.

- Мы в землях синов. Они вполне дружелюбный народ, нападения опасаться не стоит, - ответил Эйрик. - Когда поставим новую мачту и залатаем пробоину, сразу отправимся дальше. А сегодня нам предстоит горячий ужин и небольшой отдых.

- Это приятно. Никакой качки, - улыбнулась я.

Эйрик помог мне встать. Голова сильно закружилась и я, чтобы не упасть, крепко схватила его за руку. Молодой мужчина с готовностью подхватил меня, поддерживая. Рука у него была крепкая, словно ветка дуба.

- Ты, наверно, ещё отдохни, - предложил Эйрик.

Я отрицательно покачала головой.

- Все работают, и я помогу. Я ведь тоже могу пригодиться.

Северянин спорить не стал. Только посмотрел с усмешкой, под которой пряталось одобрение. Насколько я уже успела понять этих людей, они уважали силу духа.

- Хорошо, - сказал брат вождя, - я отведу тебя к Хареку, он обрадуется, узнав, что ты пришла в сознание.

- Почему? – я понятия не имела кто такой этот Харек.

- Потому что Даккон заставил его стряпать нам вместо тебя, - смеясь, ответил Эйрик. – А он этого не умеет и не любит, как каждый нормальный мужчина.

- Тогда пойдем спасать Харека, - я выдавила улыбку, удивляясь такому хорошему отношению к себе. Словно я не была для северян рабыней.

Повернувшись, нашла взглядом Даккона. Вождь работал наравне со своими людьми. Забравшись на палубу ладьи, он что-то рубил топором, и я поспешно отвела взгляд, опасаясь глазеть на мужчину слишком долго.

Когда мы прошли к костру, Эйрик ушел распорядиться, чтобы мне принесли мясо для жарки, поленья и подготовили вертел. Харек, рыжий, с бородой, заплетенной в косу, обрадовался мне, словно родной. Кажется, Эйрик оказался прав – Хареку совсем не нравилось возиться с пищей. Зато он с готовностью подсобил мне с разделкой мяса и наносил воды для котла, который сам же повесил над огнем.

Глава 5

Пир по случаю возвращения воинов домой длился всю ночь. Северяне пришли без доспехов и оружия, сели за столы, которые ломились от яств и питья. Нас с Алкеем посадили за один стол с вождем и его братом, выделив дальний угол. За столом Даккона, помимо меня, находились еще Гуда и мать Эйрика, молчаливая, седовласая женщина – она сидела по правую руку от сына и ухаживала за ним, глядя на него со счастливой улыбкой.

Нас с целителем посадили рядом с Гудой, которая хозяйничала в доме, время от времени покидая стол и отдавая распоряжения сновавшим вокруг рабам. Порой она уходила в кухню, но неизменно возвращалась, чтобы занять свое место и поднять за вождя чашу с вином.

На меня Гуда поглядывала с интересом и первой нарушила молчание между нами, принявшись расспрашивать меня, кто я да откуда. А я что? Отвечала честно. Мне скрывать было нечего, да и хотелось немного узнать эту приятную девушку, которая мне понравилась.

Так, слово за слово, мы и разговорились. Пока воины набивали животы жареными курами, мы вполне мило побеседовали с Эйриковой сестрой. Когда девушка утолила свое любопытство, то рассказала и о себе. Её было семнадцать - всего на год младше меня. Гуда оказалась не похожей на других девушек которых я знала прежде. Она мечтала стать воином, как её брат, да только сетовала, что мать противилась этому, несмотря на то что у северян не считалось позором, если женщина занимается ратным делом наравне с мужчинами. Воительницы на севере были в почете.

- У нас оно как, - говорила она, подливая нам с Алкеем меда, - когда мужчина покидает дом и отправляется в набег – его жена отвечает за его земли. Именно женщина, жена вождя, принимает все решения: улаживает споры, торгует, следит за слугами и за оставшимися воинами, чья задача охранять поместье. Вот и я так хочу. Ведь я непременно стану женой вождя. Меня готовили к этому. А жены вождей и их дочери имеют полное право научиться владеть мечом или луком. А то и тем и другим сразу.

Я улыбнулась, глядя с какой горячностью рассуждает девушка. За время разговора, Гуда показалась мне немного вспыльчивой, но искренней и славной. А еще она обожала своего брата Эйрика.

- Он лучший, - заявила она. Лицо её от выпитого меда раскраснелось. Щеки пылали. – Он научил меня сражаться, стрелять из лука, скакать на коне. И сам он храбрый воин.

Я кивала соглашаясь.

- Он обещал, что когда-нибудь, когда я стану постарше, если я не изменю свое решение стать воительницей, то он уговорит мать отпустить меня с ним в поход, - закончила она и выразительно посмотрела на брата, который, правда, совсем не замечал сейчас сестру. Сидя подле вождя, Эйрик внимал его словам, окруженный заботой ласковой матери.

Впрочем, Гуду его невнимание совсем не огорчило. Северянка широко улыбнулась и кивнула, радуясь собственным мыслям. Я же перевела взгляд с Эйрика на вождя. Даккон что-то спокойно рассказывал сидевшему рядом с ним почтенному мужчине, чьи волосы давно поцеловала зима. Казалось, он не разделал всеобщего веселья и был серьезен, обсуждая что-то с незнакомым мне воином, которого точно не было на наших кораблях, пока плыли на север.

Гуда заметила мой взгляд и улыбнулась.

- А Даккон? – спросила я у девушки. – Какой он? - и вздрогнула, когда северный вождь, будто почувствовав мой взгляд, безошибочно нашел меня глазами. Какой-то миг мы сидели, глядя друг на друга, затем северянин сдержанно улыбнулся мне, и я поспешила отвернуться.

- Даккон тоже мой брат. Ну, можно так сказать. Там очень сложно объяснить наше родство. Только у нас одна кровь и общие предки, и я считаю его своим братом, - ответила Гуда. - Он лучший воин из всех, существовавших ранее…он равен Силасу, своему отцу в силе, ловкости и уме, но…

- Что? – я посмотрела на девушку. Вряд ли она бы рассказывала едва знакомому человеку то, что говорила мне. Доверилась или выпила слишком много хмельного напитка?

Гуда вздохнула.

- Даккон сильный вождь. Под его властью и правлением наше поселение стало процветать. Но за его доблестью скрывается холодный, расчетливый бог. Человеческого в Дакконе мало, хотя это не его вина. Я думаю, если бы у брата были дети, он стал бы добрее, мягче, что ли.

- А у него никогда не было детей? – удивилась я. - За столько-то лет!

Гуда удивленно приподняла брови.

- Вижу, ты знаешь больше, чем я думала, - проговорила она.

- Я рассказал, - тихо разбавил наш разговор старик – целитель, молчавший до сей поры. – Руд знает, что твой брат - сын бога.

Гуда пристально посмотрела на Алкея, затем перевела взгляд на меня. В ее взоре промелькнуло понимание.

- Не было, - ответила она на мой вопрос. – И вряд ли будут. Знаешь ли, полубоги не могут иметь детей с простыми смертными женщинами. Только такая же, как он, женщина-полубог, смогла бы дать Даккону желанного наследника. Да только за всю свою долгую жизнь он ещё ни разу такую не встретил. Я знаю, он ее ищет и если боги будут снисходительны к нему, то непременно найдет.

- Я не знала, - произнесла я тихо. Отчего-то стало жаль Даккона – этого сильного мужчину, в жизни которого не было счастья. Зато теперь стало понятно, отчего он такой невеселый.

- Да, ладно, - Гуда рассмеялась, - у всего есть хорошее и плохое. Зато Даккон живет уже не одну сотню лет и его почти невозможно убить. Не так уж и плохо, как считаешь?

Я не успела ответить, когда в зале наступила тишина, столь резкая и неожиданная, что на миг мне показалось, что я лишилась слуха. А потом в зал вошла рослая женщина преклонных лет, богато одетая, в сопровождении мужчины в черном плаще. Капюшон, наброшенный ему на голову незнакомца, скрывал его лицо.

Взоры присутствующих тут же обратились к старухе.

- Предсказательница! – послышались удивленные голоса.

- Но что она здесь делает?

Я посмотрела на Гуду. Она приподнялась и, кажется, не знала, стоит ли ей выйти навстречу гостье, явно незваной, и пригласить ее за стол, или остаться сидеть, забыв о законах гостеприимства.

Глава 6

Время побежало, потекло талой рекой, отсчитывая дни. Я пыталась стать частью севера, пыталась быть полезной, но у Даккона в доме оказалось достаточно рабов, и порой я проводила дни сидя в комнате и занимаясь рукоделием. Так продолжалось, пока сестра Эйрика не решилась взяться за меня.

В один прекрасный день, едва старый Алкей покинул дом, она ворвалась ко мне и сверкая глазами, произнесла:

- Я придумала для тебя занятие!

Ее слова подарили мне надежду. Я мысленно представила, как меня отправляют в кухню помогать кухарке, или скажут прибираться в зале, мыть посуду! Я была готова на любую работу, лишь бы не сидеть вот так сложа руки. Ведь, как оказалось, я настолько привыкла работать, что теперь была готова взвыть от скуки.

Вот уж не думала, что стану скучать за работой! Когда трудилась у Стиса, мечтала об отдыхе и каждый вечер, ложась в постель, благодарила богов за теплую лавку и сладкий сон. А здесь…

- И что придумала? – спросила я оживившись.

- А вот! – Гуда отвела руку, которую до этого прятала за спиной, и показала…

- Меч? – я изумленно посмотрела на деревянный клинок, на каких обучаются молодые дружинники.

- Наши женщины должны уметь постоять за себя, - кивнула северянка и почти силой сунула мне оружие в руку. – Ты теперь живешь с нами, а значит, ты одна из нас.

- Ох, - только и ответила я, повертев в руках выточенную под оружие деревяшку.

- Конечно, тебе будет нужен и настоящий меч, да только с ним обучаться будешь позже, - порадовала меня Гуда. – А теперь переодевайся и пойдем во двор.

Не решившись спорить, я надела подаренные мне северянкой штаны и тунику. Поверх набросила безрукавку из шкур, верно решив, что когда начну двигаться, упражняясь с ловкой Гудой, то точно не замерзну.

- У вождя скоро пополнение, - сообщила мне девушка, когда покинули дом и вышли на залитый солнцем двор. Выпавший ночью снег был утоптан множеством ног. Я запрокинула лицо теплым лучам солнца, зажмурилась и подумала о том, как же хорошо жить, когда Гуда, толкнув меня локтем, позвала следовать за ней.

Как тяжело мне дались первые тренировки. Одно счастье, что никто не видел моего позора. Как падала, сраженная ударом турника, как пыталась отразить атаки Гуды, которая лишь посмеивалась и твердила:

- Брат меня не жалел, и я тебя жалеть не буду. Как говорит Даккон: «Враг не даст тебе вторую попытку на ратном поле!»

Помню, в тот вечер я сидела подле Гуды такая, что краше в гроб кладут. Почти не слышала, о чем говорят северяне и только Алкей, сидевший рядом, обратил внимание на мой вялый вид.

- Что, девка? – усмехнулся он. – Тяжело дается воинское дело?

- А ты откуда знаешь? – спросила я, глядя на старика.

- Видел, как сестрица вождя меч деревянный в дом тащит. А там уже и догадаться несложно.

Я вздохнула, кивнула, соглашаясь с его словами, затем покосилась на Гуду – вот уж кому все было нипочем. Сидит себе, ест да улыбается. Словно и не прыгала рядом со мной полдня!

Затем перевела взгляд на Даккона. Вождь разговаривал с братом. Кажется, Эйрик что-то говорил ему о новичках – люди прибывали в поселение, просились в дружину.

Тут, будто почувствовав мой взгляд, Даккон поднял голову и наши глаза встретились. Я вздрогнула и отвела взор. Да только щеки будто опалило огнем. Покраснела, не иначе! Вот и нечего пялиться на вождя, решила и остаток ужина старательно обходила взглядом Даккона.

***

Выбирать добрый меч мы с Гудой отправились в кузню.

- Надо приучать руку к балансу, - сказала мне северянка, да я толком и слова не поняла.

Что за баланс такой?

Кузнец встретил нас приветливо. Улыбнулся сестрице вождя, а узнав, зачем пожаловали, посмотрел на меня оценивающе, хмыкнул и только плечами пожал. Мол, не знаю, подойдет ли что.

Перепробовав на вес все мечи, я не смогла поднять ни одного клинка. Гуда только хмыкнула.

- Экая ты слабая, - попеняла мне девушка.

Я в ответ только руками пожала.

Вот кастрюлю подниму. Ведро подниму. Мяса нажарю да натушу с овощами так, что пальчики оближешь, а меч – оно другое. Его мало просто поднять да разок махнуть оттого и руки ноют. Кто вообще придумал делать их такими тяжелеными? И как вообще воины ими сражаются? Зато стало понятно, отчего удар таким мечом, может и руку отсечь, и голову с плеч снести.

Впрочем, Гуда не стала отчаиваться. Она обратилась к кузнецу, и тот выковал для меня тонкий клинок, из стали, которую ему дал Алкей. Старик знал о моих мытарствах и как-то приволок кусок металла. Не знаю, где он взял его, да только кузнец металл оценил, а потом и вообще пришел в восторг от того, что из него получилось.

А из-под молота из горна вышел тонкий клинок, прочный да острый, словно осиное жало. А главное, он был достаточно легким для меня и ладно ложился в руку. Даже Гуда оценила меч. А вот Эйрик, примерив его к своей руке, лишь рассмеялся.

- Таким оружием впору в зубах ковырять после сытного ужина, - сказал он.

- Или проткнуть врага насквозь, - отстояла мое оружие Гуда.

Я же взяла клинок в руки и внезапно ощутила полное родство со сталью. Стало так уютно и спокойно, словно я вернулась домой. Вот отчего у меня вызывает подобные эмоции оружие? Ведь такого просто не может быть. Но ощущения приятные.

- Налюбовалась? – спросила Гуда. – А теперь айда за мной. Пока отложи своего нового друга. Прежде чем начать тренироваться с настоящим оружием, тебе стоит освоить деревянное.

Я кивнула, соглашаясь. И как бы ни хотелось выпускать из руки меч, отнесла его в нашу с Алкеем комнату, где спрятала под лавкой, закутав в одеяло.

***

С Эйриком мы виделись редко. Он с утра до ночи упражнялся во дворе с Дакконом, или натаскивал менее опытных воинов. Но я даже была этому рада. После слов Гуды о ее брате, признаться, я стала смотреть на него иначе. Нет, он не стал нравиться мне больше или меньше, просто я поняла, что он мужчина. И этот мужчина порой бросал на меня выразительные взгляды, говорившие больше, чем слова.

Глава 7

Дни потекли тающими снегами. Весну сменило лето, удивительно жаркое и сухое для севера, как говаривала Гуда. Дождей не было уже больше месяца. Деревья начали сбрасывать листву, будто по осени. Ручьи обмелели. Все просило дождей. Сама земля, ставшая, будто кожа древнего старика, молила небо о милости.

Я шла вдоль дороги лентой, уходящей вглубь леса. Травы, желтые и сухие, рассыпались под ногами. Земля поднималась пылью. Рядом, опираясь на деревянный посох, шагал Алкей. Мы направлялись в ближайшую деревню, находящуюся под покровительством Даккона. Там заболела дочь местного старосты и Алкей, вызвался помочь. Я отправилась с ним, скорее от скуки, чем по делу.

Гуда совершенно баловала меня с тех пор, как уплыли ее братья. Она в доме осталась за старшую и, стоило это признать, отлично справлялась с обязанностями хозяйки. Все у нее ладилось, все спорилось. А я, если не училась вести хозяйство или не тренировалась, что обычно происходило по утрам, или вечером, когда спадала жара, то бездельничала. Гуда одобряла только тренировки, обучение верховой езде и прочие, отнюдь не женские, занятия.

Но как раз сегодня сестра Эйрика была занята, и все тренировки пришлось отложить, чему я была безумна рада. Чтобы хоть как-то развлечься, решила отправиться с лекарем в деревню, в которой ещё ни разу не была. Далеко за пределы поселения я не выходила.

Лес тянулся на протяжении нескольких миль, а после закончился так резко, что было даже удивительно. Мы с Алкеем вышли из-под спасительной тени деревьев. Взгляду тут же открылось широкое поле, засаженное пшеницей, увы, сухой, как и травы. Одинокое пугало, раскорячив ноги и свесив голову на грудь, сиротливо взирало на нас из-под полы широкополой шляпы. Ни одной птицы поблизости не наблюдалось – все дышало лютым зноем.

Вдалеке показались первые дома, окруженные деревянным забором, и я разглядела фигурки людей.

- Скоро будем на месте, - сказал Алкей. Он остановился, чтобы перевести дыхание. Долгая ходьба давалась ему непросто. Сказывались годы, коих за спиной у целителя было прожито немало.

- Когда придем на место ты в дом, где больная, не заходи, - предупредил меня старик. – Если там будет что-то серьезное, я помашу тебе в окно, пойдешь обратно. Меня ждать не надо, поняла?

- Поняла, - сказала я, - ты думаешь, что это может быть заразно?

- Судя о том, что мне рассказали да описали - это очень нехорошая болезнь и при неаккуратном лечении может распространиться. Скорее всего, больную и всех, кто с ней общался, придется запереть на некоторое время, чтобы знать, не заразились ли они.

- Будем надеяться, что ничего подобного не произойдет, - мне стало не по себе после слов старика. Но про гадкие недуги я слыхала. Говорили, что были такие времена, когда от хворей вымирали деревни. Спаси нас боги и отведи напасти от повторения таких бед!

Я посмотрела на старика с надеждой.

- А если болезнь не заразная, то мы останемся в деревне? – спросила у Алкея.

- Поглядим, - целитель пошел вперед. – Для того и явились. Но ты, девка, все равно осторонь держись. А ну как мне придется ответ за тебя перед Гудой держать, а после и перед ее братом? – то ли пошутил, то ли серьезно сказал Алкей.

Я лишь пожала плечами.

Мы побрели к деревне и вскоре уже проходили за ворота. Навстречу высыпали ребятишки: мелкие, забавные, они с любопытством рассматривали нас с Алкеем. А старик знай себе невозмутимо идет вперед. Малышня погалдела да отстала.

У первой встретившейся женщины мы поинтересовались, где находится дом старосты. Узнав, что это пришел лекарь, женщина обрадовалась и провела нас к самому дому. Как и было договорено, Алкей вошел внутрь, а я осталась стоять под окном.

Старика не было долго. Я уже начала переживать, когда он вышел из дверей и позвал меня.

- Можешь входить, если хочешь, - сказал он, - девушка не заразна.

У меня аж камень с души свалился. Вот и хорошо. Лишь бы теперь старик смог помочь бедняжке.

- Чем она больна? – спросила тихо.

Алкей пожал плечами.

- В том-то и дело, что я не знаю. Она просто слабеет и гаснет на глазах, - он вытер рукавом рубахи взмокший лоб. - Кажется мне, что дело тут нечисто. Ну, заходи.

Я поднялась по ступеням на крыльцо, и мы вместе зашли в дом.

Внутри было невыносимо душно. Воздух спертый и затхлый и только слышно, как муха бьется в ставни.

Я огляделась. Дом как дом. Не сказать, что богатый.

Взгляд зацепил широкую спальную лавку и девушку, лежавшую на ней. У неё было белое, словно полотно, лицо, осунувшееся и неестественно худое. Рядом с больной сидела пожилая женщина, по всей видимости, мать, у ног которой расположился мальчик лет десяти. Оба подняли глаза, посмотрели на меня.

- Открой окна, Руд, - велел старик, - тут можно задохнуться. А девушке воздух нужен.

- Так морозит ее, - проговорила мать больной.

- Ежели морозит, то укутать надо поболе, - ответил целитель. – Чистый воздух он при болезни первейшее лекарство.

Женщина только вздохнула. Спорить не стала. Поднялась и вышла из комнаты, вернувшись уже с шерстяным одеялом, которым принялась укутывать дочь.

Я же поспешно раскрыла ставни, и в комнату полился свежий воздух. После духоты дома, жаркий воздух за окном показался мне благословенной прохладой. Подумать только, мне ещё казалось, что на улице жара. Это здесь было словно в натопленной бане!

Алкей принялся расспрашивать хозяйку дома.

- Скажи, любезная, - обратился он к ней, - не приходила ли в вашу деревню какая-нибудь странная женщина? Ещё до того, как заболела твоя дочь.

Она сперва покачала головой, потом словно опомнившись, произнесла:

- Была здесь торговка одна… Она продавала ткани да бусы. Мы купили у неё срез на платье дочке. Она же у меня на выданье. Уже и парни заглядываются… - голос северянки дрогнул.

- И как выглядела эта женщина, не припомнишь? - спросил целитель.

Глава 8

Лето пролетело быстро. Следом за ним пришла осень с ее дождями и холодными ветрами, что по ночам пели за стенами дома свои волчьи песни. Снова стало холодно и сыро. Деревья сменили свой зеленый наряд на яркий, угасающий, который слишком быстро утратил цвет, а затем и вовсе заржавев, упал на землю, укрыв ее толстым, мягким ковром. Море, шумевшее все чаще и сильнее, стало безрадостного серого цвета. Мы с Гудой перестали ходить в её тайное место и продолжали свои занятия во дворе, на радость детворе, что любила следить за нами, оседлав забор. После случая со жрицей я стала намного ответственнее относиться к урокам Гуды и старалась изо всех сил, что очень радовало подругу. За лето мы с ней крепко подружились. Наверное, будь у меня сестра, я бы хотела, чтобы она была похожа на Гуду.

А еще со дня на день мы ожидали возвращения Даккона и Эйрика. Гуда ждала братьев с особым нетерпением и находилась в счастливом предвкушении свадьбы. Я прекрасно её понимала, но когда северянка начинала рассказывать мне, как было бы хорошо справить сразу две свадьбы: её с Урбаном и мою с Эйриком, хотелось куда-то убежать и спрятаться. А все потому, что мне недоставало мужества признаться Гуде в том, что собираюсь отказать её брату.

Я понимала, что не люблю Эйрика и не хотела его обманывать. Время нашей разлуки, эти несколько месяцев, доказали мне то, что я нисколько не тоскую по Эйрику. Не пробудилась во мне любовь, да я ее и не ждала. Но вот кого я была бы рада видеть, так это вождя. Помнила слова предсказательницы. Знала, что вернется живой и невредимый, и все равно боялась, чтобы Зендра не ошиблась. Ведь ей все открывали боги. А боги, как показала жизнь, те еще шутники.

В один из дождливых дней приплыл корабль Урбана. Гуда была вне себя от счастья, а Урбан сообщил, что прибыл только потому, что к нему прислали сокола с сообщением - завтра нам следует ожидать Даккона. Жених Гуды хотел нас предупредить, чтобы мы оказали достойный прием своему вождю. Да только я понимала, что не только послание привело его к нам. Просто Урбану не терпелось снова увидеть Гуду.

Я видела, как эти двое смотрели друг другу в глаза, и сколько любви было в этом взгляде. А у меня никогда не было ничего подобного в жизни. И уж точно, ничего такого я не испытывала к Эйрику.

К вечеру того дня на море начался сильный шторм. Корабли Урбана его дружинники вытащили на берег. Я пошла на скалу, чтобы посмотреть, как северяне справляются с ладьями и, увидев огромные волны, с шумом разбивающиеся об скалы, невольно вспомнила тот шторм, когда плыла сюда. Вспомнила, как Эйрик заботился обо мне, и почувствовала, как сердце переполняет раскаянье. Он скоро будет здесь. Попросит дать ответ. А мне так не хотелось причинять ему боль. Но обмануть было бы более жестоко. Я не смогу. Лучше миг правды и боли, чем мучится вот так.

К утру море утихло, и вдали показались паруса. Стражники, следившие за берегом, сообщили о возвращении вождя. Люди вышли встречать своих родных, и на этот раз я была среди тех, кто спустился по тропе вниз, к морю.

Вот корабли вошли в залив. Вот пристали к причалу, спустили гордые паруса. Один за другим по веслам, переброшенным на причал, дружинники покидали корабли. А я стояла и смотрела на вернувшихся северян, ища того одного, о ком думала все эти долгие месяцы.

Вот и Эйрик. Спрыгнул на причал. В волосах играет солнце, на губах светится улыбка. Я поймала его взгляд и улыбнулась, а затем принялась искать вождя.

Гуда встречала брата под руку с Урбаном. Мужчины обнялись, приветствуя друг друга. Кажется, Эйрик не был удивлен, застав друга рядом со своей сестрой. Но вот он посмотрел на меня и так лучезарно улыбнулся, что я не могла не ответить на эту улыбку. Эйрик подбежал ко мне, подхватил на руки и закружил смеясь.

- Я так скучал, Руд! – проговорил он и крепко поцеловал меня прямо на глазах у всех под веселое улюлюканье воинов. Я почувствовала, как краска заливает мое лицо и вырвалась из крепких рук северянина. Эйрик вопросительно изогнул бровь. Не на такую встречу он надеялся.

- Она стесняется, глупый, - смеясь, объяснила ему Гуда. – А ты едва на берег ступил, как медведь ее поймал. Кто же так поступает с невестой? А подарки?

Эйрик обнял меня за талию. Я на миг отвела глаза.

Где же Даккон?

- Будут вам подарки. Я привез много красивых безделушек из теплых стран. Вы и не видели ничего подобного, - произнес он, нежно глядя на меня.

Я отвела взгляд и тут увидела Даккона. Он спустился на берег и теперь смотрел на нас с Эйриком. А рядом с ним стояла молодая девушка ослепительной красоты. Невысокая, с густыми черными косами, спадавшими на высокую грудь, и сама тоненькая, как травинка. Одетая в богатую лисью шубу и буквально увешана золотыми украшениями.

Мое сердце пропустило удар.

Как же так, подумала я. Но тут вспомнила Зендру. А что, если Даккон нашел ее? Ту, кого так долго искал? Женщину, предназначенную ему богами?

Эйрик обернулся и проследив за моим взглядом, только усмехнулся.

- Даккон купил себе рабыню, - объяснил он мне и увлек за собой в дом.

Я перевела дыхание. Вот как, подумалось мне, теперь у него есть женщина. Вот так и меня он привез сюда, только вот рабыней меня здесь не называли.

Сердце сдавила непонятная боль. Я едва слушала Эйрика и не помню, как поднялась по тропею. Не помню и как оказалась в доме за столом, сидя рядом со своим женихом. Не помнила я и то, как нам подали еду, которую Гуда велела наготовить к приезду братьев. Все мои мысли спутались. А сердце болело, переполненное горечью.

Эйрик держал меня за руку, рассказывал о жарких странах, в которых побывал. Поведал и о теплом море, о необычных людях, кожа которых была цвета ночи. Похвалился и тем, какие прекрасные подарки мне привез: платья, ткани, дорогие украшения! Он говорил, а я почти ничего не слышала и сидела, уткнувшись в его плечо, чтобы не видеть, как в зал войдет Даккон, в сопровождении этой девушки, как обнимет её…