Пролог

                                                                 

 – Чем нынче занимается леди Мария? – вопросил джентльмен с пышными бакенбардами – Я слышал, она искусно играет на фортепьяно и вышивает чудесные гобелены.

Женщина в голубом, коей был адресован этот вопрос, не без гордости отозвалась:

 – Боюсь, моя дочь, наряду с множеством прочих талантов, заимела еще один не менее интересный: занялась коллекционированием растений. Папоротников, если быть точной... Вы, верно, слыхали про «цветочный ящик Уорда»?

 – Признаться, наслышан. О нем теперь разве что ленивый не говорит! Я лишь не пойму, чем вызван ажиотаж?

Присоединившаяся к разговору графиня с воодушевлением подхватила:

 – Мой друг, папоротник – древнейшее растение на Земле и самое таинственное, если верить легендам. Припомните только сказание о прекрасной деве: там, где она упала с утеса, возник кристальный источник, и волосы ее превратились в зеленый куст папоротника.

Джентльмен с бакенбардами улыбнулся.

 – Разве это не просто легенды, придуманные для нашего развлечения? – произнес он с толикой скепсиса, его собеседницами неоцененным. – Мне думалось прежде, в эпоху технического прогресса мы станем менее восприимчивы к суевериям и легендам.

Обе его собеседницы одарили несчастного мрачными взглядами, такими, что впору было убить, результат был бы тот же.

 – Наш друг – прогрессист, господа, и верит в победу науки над метафизикой, – произнес джентльмен, до этого в разговор не вступавший. – Он искренне полагает, что вера делает нас слабее, я же считаю, что сбор папоротниковых растений говорит не только о высоком интеллекте коллекционера, но повышает мужественность и способствует психическому здоровью. В это я верю и этого не стыжусь!

Женщина в голубом одарила его благосклонной улыбкой. Он высказал именно то, что ей хотелось услышать.

 – В прошлое воскресенье Мария ездила за город с друзьями, – решила поведать она, – они устроили охоту на папоротники и преуспели: они с мисс Кингсли сумели найти Nephrolepis exaltata, один из красивейших, на мой взгляд. Он занял почетное место в нашем новом флорариуме! Девочки были счастливы, как никогда.

 – Слышал, у Хиггинсов новый вид прямо из Гондураса, – доверительно поведал один из джентльменов.

И женщина в голубом закатила глаза:

 – Они богаты и могут себе это позволить. Я же мечтаю найти новый вид прямо здесь, в Англии, далеко не уезжая!

 – Тогда вам следует посетить Уэльс, дорогая, – сказала вторая из собеседниц, таинственно улыбнувшись. – Я слышала как-то о целой папоротниковой долине. С ней связано много легенд и сказаний! Красивейшее место, как говорят.

Второй из мужчин задумчиво хмыкнул:

 – Долина папоротников. Кажется, я о ней слышал…

 – Уверена, так и есть. Лет десять назад о ней немало писали в газетах: правда, не папоротники стали тому причиной, а оборотни, как бы странно то не звучало...

 – Оборотни? – изумился скептически настроенный джентльмен. – Разве они действительно существуют?

Женщина в голубом не сдержалась от «шпильки».

 – Он не верит ни в папоротники, ни в «ящик Уорда», даже оборотни ставятся им под сомнение. Во что же вы верите, право слово? – и веером обмахнулась. Как будто страшась заразиться такой же «заразой»...

И так как вопрос не нуждался в ответе, рассказчица продолжала:

 – Тогда много всего говорилось: мол, место там непростое, волшебное, что ли. И оборотни издревле в долину захаживают... Раз в сотню лет появляются и пропадают. Так было и с этим: он много народа подрал, досталось богатым и бедным.

 – Не он ли тогда загрыз некого джентльмена? Уж имени не припомню... Местного сквайра.

 – Джексона?

 – Верно!

 – И брат его, помнится, в обществе появлялся. Печальный такой, несколько диковатый...

 – Где он теперь?

 – Только богу известно. С ним что-то случилось, ходили какие-то слухи... Но он вдруг исчез, говорили, отправился в Агру. В Агру или еще куда дальше... Уж больно был он престранный. Как с призраком встретившийся!

 – Как интересно...

 

Светское общество охвачено птеридоманией – па́поротниковая лихора́дка (Fern-Fever) — повальное увлечение папоротниками в викторианскую эпоху в Великобритании. Эта мания была распространена во всем викторианском декоративно-прикладном искусстве: в керамике, стекле, металле, текстиле, дереве, печати по бумаге и скульптуре. 

1 глава

Корзинка для пикника была полностью собрана. Миссис Бёрд приготовила курицу, пирожки со сладкой картошкой и лучший вишневый пирог на целое графство. В этом она была мастерица! Эвелин со своей стороны уложила в нее маленькую лопатку, щипчики, специальный сосуд для хранения образцов и несколько мятных пастилок. Сосуд, оловянный, обложенный влажным мхом, подарил ей Энтони Уилкокс еще месяц назад, когда они отыскали Pteridium aquilium, и он признал, что она тоже чего-то да стоит.

Так и сказал:

 – Вы – прирожденный охотник за папоротниками, милая Эви. Я горд за вас! – И вручил ей подарок.

Собственноручно сделанный для нее.

Этакое признание в нежных чувствах, в чем Эвелин даже не сомневалась...

Осталось только услышать его озвученным, подтвержденным словами и закрепленным брачными обещаниями.

И это, возможно, случится прямо сегодня!

От предвкушения знаменательного момента у девушки зарумянились щеки и сладко заныло у сердца. Она в последний раз глянула в зеркало, нашла себя сносной и где-то даже хорошенькой, и, улыбнувшись своему отражению, выскочила из комнаты в самом приподнятом состоянии духа.

Отец поджидал ее в малой гостиной за чтением утренней газеты.

 – Ну, ты готова? – осведомился он, складывая ее пополам и засовывая подмышку. – Мистер Уилкокс явится с минуты на минуту, а кто-то никак не решит, в каком из платьев выглядит краше. Впрочем, я полагаю, что бы ты ни одела, он посчитает тебя красивее любой девушки в Англии! – И на ее смущенное возмущение отозвался простым: – Разве же я не прав, дорогая?

И дочь не нашлась, что ответить. Сердечное расположение к ней мистера Энтони Уилкокса ни для кого не было тайной, и если о том догадался даже отец, человек, погруженный в себя и науку, то, верно, оно таковым и являлось, искренним и большим.

Как она и надеялась!

Что ж, сегодняшний день многое расставит по местам.

Все-таки Гондурас далеко, а он собирался туда в самое ближайшее время, наверное, он не захочет расстаться с ней так надолго... Наверное, позовет ее замуж, и эта поездка станет медовым месяцем для двоих. Они отправятся добывать самый особенный папоротник, в Англии неизвестный, такой, что ни горы, ни дикие джунгли не станут помехой в пути к намеченной цели... Ни холод, ни палящее солнце – ничто их обоих не остановит.

И новый вид назовут в ее честь.

«Evelinus bellus“или как-нибудь схоже.

Энтони как-то обмолвился вскользь, что она его муза, а папоротники слишком прекрасны, чтобы носить обыденные имена. Они достойны чего-то особенного!

 – Ты словно где-то летаешь, – отец подхватил ее под руку и повлек в сторону двери. По мостовой как раз прогрохотали копыта подъехавшего экипажа – Энтони прибыл с точностью до секунды. – Никак предвкушаешь чудесный пикник!

Насмешливый тон отца Эвелин был привычен: беседы с научными оппонентами приучили его говорить именно так, и меняться даже ради любимой дочери он не пытался.

 – Так и есть, – улыбнулась она. – Я все еще тешу себя надеждой обыскать нечто особенное в наших краях!

 – Боюсь, всем нам приходится рано или поздно разочароваться.

 – Только не мне, отец.

 – Ты в себе очень уверена. Что ж, это даже похвально! Я рад, что вырастил маленького бойца.

Вслед за этим они подошли к экипажу, и поджидающий их мистер Уилкокс, молодой человек в очочках и выбритыми щеками, приветствовал их любезнейшим образом.

Эвелин он по-дружески пожал руку, как будто признавал ее равной, и ей это нравилось.

 – День обещает быть солнечным и чудесным, – заметил молодой человек, располагаясь в карете. – Я возлагаю на него большие надежды.

И глянул на спутницу, вспыхнувшую от удовольствия. Однако был ли в его словах намек на нечто большее, чем на пикник в приятной компании, судить было сложно: Энтони Уилкокс, застенчивый и в целом непритязательный молодой человек, оживлялся и говорил очень складно лишь при наличии у обсуждаемого предмета пестика или тычинки, тысячелистника или иного другого исключительного ботанического составляющего. И так как пикник к сей категории явно не относился, то и судить о многозначительности его слов казалось довольно сложным.

 – Миссис Бёрд испекла вишневый пирог, – заметила Эвелин невпопад. – Он получается у нее исключительно вкусным!

 – Нисколько не сомневаюсь. Вы знали, что городок Керасунда, находившийся между Фернакией и Трапезундой, издревле славился вишнями, где римляне впервые их и попробовали? Они так восхитились их замечательным вкусом, что слава о «керасинских плодах» жива и поныне. – Мистер Уилкокс поправил съехавшие на нос очки. – Не правда ли, думать о связях природы и человека – великая истина, коей равная вряд ли найдется? – закончил он с видимым упоением и в поисках подтверждения поглядел на мистера Армстронга, погруженного в чтение «The Westminster Revier“.

Тот, догадавшись, что к нему обратились, ответствовал просто:

 – Полностью с вами согласен. – И снова уткнулся носом в статью о новых стачках во Франции.

Энтони потянулся к карману, и Эвелин задержала дыхание: вдруг то случится прямо сейчас? В этот самый момент.

Однако достал он совсем не кольцо – книжицу светло-зеленого переплета.

 – «История британских папоротников» Эдварда Ньюмана, – пояснил он, оглаживая обложку рукою, словно возлюбленную девицу. – Лучшее чтение для просветленного, преданного науке ума. – И не смог удержаться от быстрого взгляда на свежий номер газеты, чтение коей считал тратой времени и дурным питанием для ума. – Я хотел подарить ее вам, мисс Армстронг. Уверен, вы сумеете оценить ее содержание!

 – Благодарю, мистер Уилкокс.

И пока растроганная мисс Армстронг украдкой касалась той же обложки, что пальцы восторженного дарителя, тот обратился к ее отцу:

 – Мистер Армстронг, я слышал, вы тоже страстный поклонник и собиратель папоротников. Ваша дочь очень хвалилась вашей коллекцией. Могу я рассчитывать на то, чтобы увидеть ее однажды?

2 глава

                                                   

Молодые люди возвращались к пикнику у реки с самыми противоречивыми чувствами: если Эвелин предвкушала помолвку, свадьбу и последующее путешествие в неизведанные дали, то Энтони, оправляя нет-нет да сползающие на нос очки, казался контуженным неожиданным поворотом, который, приглашая мисс Армстронг с отцом на пикник за городом и охоту на за папоротниками, никак не предполагал.

Мисс Армстронг, конечно, была просто очаровательна: волосы каштанового отлива, нежные щечки и обожание в глазах, но он, право слово, и помыслить не мог, что она соберется с ним в Гондурас. Вот так безрассудно решит пожениться, без долгой помолвки и... первой потянется целоваться.

 – С кем разговаривает отец? – слова его спутницы вывели бедолагу из транса, и Энтони присмотрелся к беседующим мужчинам.

Одним из них точно был мистер Армстронг, среднего роста, чуть раздавшийся в талии, в модном жилете в крупную клетку (сам Энтони таких не носил, считал, они идут в пику изысканности), второй – высокий, чуть сгорбленный, в сюртуке черного цвета о чем-то ему говорил, и мистер Армстронг слушал внимательно, крайне заинтересованный.

Это продлилось не дольше минуты, потом их заметили, и разговор завершился в считанные секунды. Незнакомец нырнул в кусты, и Эвелин, поспешая к отцу, заметила только пятно черного цвета, мелькнувшее вдалеке.

И то вполне могла быть ворона... или бельчонок.

Или еще что другое...

 – Кто это был? – спросила она.

И мистер Армстронг пожал плечами:

 – Бедняга заблудился дорогой, я подсказал ему верное направление.

И так поспешно направился к пикнику, что дочь не успела добавить ни слова.

Обедали они с удовольствием, от души: вишневый пирог миссис Бёр и мясные рулетики, испеченные кухаркой Уилкоксов, были признаны маленькими шедеврами и оприходованы до остатка.

И пусть в этот день охота на папоротники не принесла особого результата, зато Эвелин впервые в жизни поцеловалась, не так, чтобы ей очень понравилось, но это был новый опыт.

Экспериментировать с чем-то новым девушке нравилось больше всего!

Будь ее воля, она бы выучилась держать револьвер, бросать лассо и стреноживать диких мустангов. За невозможностью делать ни то, ни другое, ни третье она подшивала разорванные подолы, чинила нижние юбки и вообще вела себя паинькой.

Хотя бы на публике.

Замуж все же хотелось...

Правильно выбранный муж мог быть полезен для осуществления давней мечты.

Энтони, например, повезет ее в Гондурас.

Это, конечно, не дикие земли Нового Света, но где-то поблизости, и Эвелин предвкушала скорое приключение.

Осталось дождаться визита Энтони к папе и разговора о скорой свадьбе.

Что и случилось днем позже, когда она занималась папоротниками во флорариуме...

Молодой человек явился при полном параде, прошел к отцу в кабинет и вышел оттуда двадцатью минута позже. Взъерошенный, словно потрепанный непогодой! Казалось, попал в эпицентр жестокого шторма, и Эвелин то удивило.

 – Как все прошло? – Она поджидала его у отцовского кабинета. – Он согласился?

 – Сказал, твое счастье ему дороже всего, – ответствовал молодой человек в явном смущении.

Эвелин в полном восторге повисла на шее новоявленного жениха, и тот, оглянувшись по сторонам, убрал ее руки. – Прости, наша помолвка еще не объявлена и к тому же... несколько неприлично...

 – Я знаю, трудно было сдержаться.

Ее распирало от сдерживаемых эмоций, те прорывались желанием танцевать, вертеться по кругу и просто кричать о своем будущем счастье.

Энтони, более сдержанный по природе, тяготился ее импульсивностью и желанием хватать себя за руку, выдержал только экскурсию к папоротникам, даже привычная говорливость на ботаническую тематику, казалось, изменила ему.

Едва он ушел, отец пригласил ее в кабинет.

Сказал сразу в лоб:

– Хочу тебя огорчить, скорой свадьбы не будет. Никто не возьмет тебя в Гондурас! Мистер Уилкокс желает выдержать время, соблюсти все приличия и сыграть свадьбу по возвращении.

Эвелин замерла с широко распахнутыми глазами и открытым от возмущения ртом.

– Но он сказал...

Мистер Армстронг с сочувствием похлопал ее по плечу.

– Мне очень жаль, моя девочка, знаю, как ты хотела отправиться в море. Бурная кровь не дает телу покоя! – он заглянул в ее разом потухшие глаза. – И я пытался вразумить мистера Уилкокса – право слово, сделал все, что сумел – он считает, женщине место на кухне, и дикие земли могут дурно сказаться как на физическом, так и духовном ее здоровье. – Потом улыбнулся: – Уверена, что все еще хочешь сделаться миссис Уилкокс? Мне сложно представить вас вместе...

– Конечно, хочу. – Разочарование сменилось упрямством... и новой надеждой. Она его переспорит, заставит Энтони передумать. – Он – мой избранник и хочет лучшего для меня. То можно понять... Не в этом ли смысл настоящей любви?

Мистер Армстронг ей улыбнулся.

– Любовь странная штука, милая Эви. Подчас ее сложно понять...

– Ах, боже мой, папа, вы только все усложняете.

– Может и так... – Спорить о чувствах он не решался, не считал себя в этом сведущим. Брак их с почившей миссис Уилкокс не был счастливым, они просто терпели друг друга. Слишком несхожие, чтобы ужиться, поняли это достаточно поздно; мистеру Армстронгу даже казалось, Клара скончалась от острой тоски и гнетущего в нем разочарования.

Он бы желал, чтобы дочь избежала подобной судьбы... Чтобы сумела найти настоящее счастье.

Мистер Уилкокс совсем не казался его воплощением.

Может, и к лучшему: пусть уезжает, время покажет наличие истинных чувств.

– Ты сможешь писать ему, это невесте не возбраняется.

Эвелин фыркнула и насупилась.

– Целых двенадцать месяцев разлуки, – сказала она. – Это слишком тяжелое испытание.

– Уверен, ты с легкостью придумаешь, чем занять себя в это время, – сказал мистер Армстронг и сразу признался: – Я, знаешь ли, и сам собираюсь уехать... Не так далеко и надолго, как мистер Уилкокс, – поспешил он уверить в очередной раз удивленную дочь. – Но месяц, а может, и дольше намерен отсутствовать.

3 глава

Джим затаился в переулке у дома: оба выхода были как на ладони, незнакомец не мог уйти незамеченным. Тот не заставил себя дожидаться, появился минутою позже – мистер Армстронг выпустил его через главный вход.

Он пошел в сторону Кьюбери-лейн, насвистывая и нет-нет да прикладывая руку к карману, словно боясь, что его содержимое испарится.

Джим подумал, что там были деньги...

Или еще что не менее ценное.

Любопытство его возросло... Шаг в шаг они добрались до доков в китайском квартале. Из паба неподалеку долетели веселые голоса, стук пивных кружек, зычный ор толстой трактирщицы: «Убирайся, коли нет денег, старый пьянчуга!»

Незнакомец остановился, поглядел на манящие окна питейного заведения – снова огладил карман сюртука. Развернулся в его направлении, явно намереваясь воспользоваться лондонским гостеприимством, однако дойти не сумел: появившиеся из ниоткуда мужчины огрели его дубинкой по голове и потащили, бесчувственного, к парапету, так, словно желали швырнуть его в воду.

И Джим даже замер от неожиданности. Вжался в холодные камни и, кажется, не мигал...

Тело в воду не кинули.

Даже карманы никто не обшарил.

Оба напавшие встали у самой воды и завели разговор... Незнакомец лежал на земле. И Джим, повинуясь безрассудному авантюризму, решил подобраться поближе: либо подслушать разговор тех двоих, либо обшарить карманы преследуемого им человека.

Вот мисс Эвелин удивится, когда он расскажет ей обо всем!

Похвалит его смекалку, сообразительность...

Это было ценнее любой монеты.

Он начал красться вперед, прикрываясь огромными бочками и старыми ящиками, стоящими здесь же, вот уже голоса стали яснее.

Он услыхал:

 – Француз будет доволен. Этот олух сам дался в руки... – Говоривший поддел бесчувственного мужчину ногой, тот даже не шевельнулся.

Джим впервые подумал, что мощный удар мог лишить его жизни.

И дрогнул.

Наверное, зря он решил погеройствовать – лучше бы побежал за констеблем.

Теперь было поздно, уж лучше не двигаться, затаиться до самого их ухода.

И снова услышал:

 – Скорей бы убраться из этого места. Не город – помойная яма, смердит, как отхожее место, и та же грязища. – Он снова поддел сапогом незнакомца.

 – Какие мы нежные, – усмехнулся второй, неприятно осклабившись. – Может, это ты и воняешь, дурень проклятый?!

В этот момент из таверны появился мужчина: высокий, в черном плаще, он сливался с царящей вокруг темнотой, только глаза, казалось, светились призрачным светом. Оба бандита посерьезнели, подобрались...

 – Это он? – прозвучал голос вновь подошедшего.

 – Да, сэр, сграбастали тепленьким. Тери пристукнул его для сговорчивости!

Мужчина свел брови.

 – Он нужен живым.

 – Так он это... в беспамятстве. Чтобы не вырывался! Вот, поглядите, – он снова ткнул его в ребра, склонился прислушавшись, – сопит, значит, дышит.

Мужчина в плаще сверкнул взглядом, как лезвием полоснул. Даже светлей на мгновение стало...

Джиму подумалось, с ним шутки плохи. Такого лучше не злить... Себе только хуже.

А тот произнес:

 – Несите его в лодку, да поживее. «Justine“ выйдет с приливом! Пора убираться отсюда.

И мужчину, не подающего признаков жизни, поволокли вниз, к лодке... Джим из чистого любопытства высунулся сильнее – в тот же момент его подхватили за воротник и потянули вверх со словами:

 – А ты кто такой и что делаешь здесь? Шпионишь?

 – Нет, сэр, я просто мимо проходил, – выдал насмерть перепуганный мальчик, бултыхая в воздухе ногами. – Пожалуйста, отпустите, дяденька. Мне к мамке пора! Больная она.

 – Больная, значит. – И тот, кого называли французом, без лишних слов швырнул его в лодку. – Оба сподручных как раз уложили на банке бесчувственного мужчину, и от падения его тела посудина зашаталась, черпнув бортом воду, однако никто не посмел возмутиться.

Джим лежал оглушенный – падение выбило воздух из легких – и он едва мог понять, что с ним случилось, француз же, в два счета оказавшийся рядом, снова схватил его за одежду.

 – Рассказывай, кто приплатил тебе проследить за мною.

Их лица оказались так близко, что Джим различил всполохи фонаря в глазах своего мучителя и тонкий чуть приторный аромат то ли духов, то ли выпитого мужчиной виски.

 – Никто не платил мне, сэр, – завел он привычную песню. – Я шел и увидел, как ударили этого человека, – он указал на предмет своей слежки, – вот мне и стало вдруг любопытно... Отпустите меня, пожалуйста, – заканючил он жалобным голосом, – я никому ничего не скажу! Обещаю честно-пречестно.

Рука мужчины ослабила на мгновение хватку, и Джим подумал, что его, верно, отпустят, готовился броситься прочь, словно заяц, но вместо свободы заметил стальной блеск мелькнувшего в воздухе лезвия. Он дернулся, извернувшись всем телом, и то полоснуло по коже предплечья, а сам он, вывалившись за борт, упал в холодную воду, и сердце его, казалось, остановилось.

Эвелин прождала мальчишку почти до рассвета, а, задремав, увидала кошмар, от которого была рада очнуться. Ей снились маргаритковые поля, старый дом с обветшалыми ставнями – в нем ее поджидало чудовище.

И оно жаждало ее смерти.

Что за странная, право слово, галиматья?

Она позволила Катарине облачить себя в новое платье, привести волосы в порядок, а сама как бы невзначай спросила про Джима: мол, хотела бы поручить ему сбегать в лавку за новыми лентами.

Девушка и сказала:

 – Миссис Бёр в полном расстройстве, мисс Армстронг: мальчишки нет дома. Его мать очень переживает!

 – В самом деле? Куда ж он мог подеваться?

 – Одному богу известно. Обычно он так не поступает!

 – Будем надеяться, он вернется... – молвила Эвелин, искренне на это надеясь.

Чувство вины за возможное несчастье гложило ее все сильнее с каждой минутой, и, когда ожил молоточек входной двери, она первой бросилась отпирать, пусть то и было нарушением правил.

4 глава.

                                                            Три месяца спустя...

 – Мисс Кэтрин, немедленно вернитесь! Матушка будет недовольна, пеняйте потом на себя.

Голос служанки заставил бегущего сорванца замедлить стремительное бегство и, наконец, вовсе остановиться.

 – Скажи, что я убежала, и ты меня не поймала.

 – И не подумаю. – Джейн уперла руки в бока, всем видом изображая решительную непреклонность. – Хотите, чтобы меня уволили за обман? Ну уж нет, немедленно идите сюда, будем приводить вас в порядок.

Девчушка, а это была именно девочка, состроила недовольную рожицу и с видимой неохотой поплелась к служанке. Непокорные волосы, выбившиеся из прически, вились вокруг ее головы светло-каштановым нимбом, подол длинной юбки, подоткнутый за ремень, являл миру длинные ноги, облаченные в мужские лосины.

 – Срам-то какой! – Джейн первым делом одернула ее юбку. – Что будет, коли отец вас увидит? С голыми-то ногами да с этими волосами... – Она заправила самые буйные пряди за ухо своей подопечной. – Не только вам достанется на орехи, так еще мне отвечать... Совести у вас нет. – И она потащила ее в сторону дома.

 – Не правда, я не бессовестная, – возразила ей девочка, – просто ты меня мучаешь. Не хочу носить эти платья... а туфли натирают мозоли.

 – Вы – леди, – Джейн поглядела ей прямо в глаза, – а леди законом положено неудобства терпеть и ничем того не выказывать. Вот, – она протянула девчушке платок, – лицо-то утрите, опять где-то вымазались. Горе вы мое луковое!

Кэтрин утерла лицо – всего лишь крохотный мазок сажи, они с Эденом разводили костер на камнях – и с несчастнейшим видом, словно приговоренный к казни, направилась на эшафот.

То бишь в свою гардеробную.

Миссис Аддингтон появилась пятью минутами позже – они как раз успели снять платье и причесать спутанные волосы – она поглядела на дочь и головой покачала.

 – Мисс Уоттс будет с минуты на минуты, а ты опять не готова.

 – Мне не нужна никакая мисс Уоттс, – огрызнулась девчонка. – Мне нравятся дедушкины уроки... Эдену тоже. Почему вы настаиваете на гувернантке? Они как одна скучные, серые курицы. Я их терпеть не могу! Как и они меня, между прочим, – добавила она тише.

И миссис Аддингтон улыбнулась:

 – Может, попробуешь быть поприветливее, как истинной леди то и положено, тогда и другие рассмотрят в тебе нечто хорошее? Так тщательно спрятанное, что кажется несуществующим. – И посерьезнела: – Это последнее предупреждение, Кэтрин. Нам с отцом надоело выслушивать жалобы женщин, доведенных тобой до нервного срыва.

Девочка закатила глаза.

 – Они просто трусихи, совсем шуток не понимают, – сказала она. – Я всего лишь хотела ознакомить их с местным фольклором. Ни одна не сумела того оценить! Говорю же, скучные, серые курицы.

 – Прекрати, Кэтрин Элизабет Аддингтон. – Миссис Аддингтон глядела серьезно, и девочка опустила глаза. – Оскорблять человека по делу ли или без – серьезный порок, которому мы с отцом тебя не учили. Так поступают низкие души, ты не такая, вот и веди себя соответственно. – И смягчившись, погладила дочь по щеке: – Нам с отцом не хотелось бы отправлять тебя из дому, в пансион, где суровые леди будут намного менее терпеливы к твоим безумным порывам и розыгрышам с привидениями.

 – Это был домовой, – едва слышно поправила ее дочка. – Только швабра и пару свечей...

 – Не имеет значения, Кэтрин. Я хочу, чтобы новая гувернантка не сбежала от нас уже через сутки, как было то с миссис Кармайкл... Можешь пообещать вести себя лучше?

Кэтрин, которой служанка продолжала укладывать волосы и тянула их, словно клещами, невольно поморщилась: то ли от боли, то ли просто от необходимости делать то, что хотелось бы меньше всего – протолкнула сквозь зубы:

 – Я постараюсь.

 – И делай это получше. Твой брат во всем тебе подражает... Не сбивай его с толку своими нелепыми эскападами!

Кэтрин пожала плечами.

 – Он сам себе голова, делает то, что хочет. – И не удержалась: – К нему вы с отцом намного терпимее...

 – Ты ведь девочка, Кэтрин, – мягко возразила ей мать. – С тебя спросят больше, когда придет время выходить в свет и найти себе мужа.

И Кэтрин Элизабет Аддингтон заявила:

 – Муж мне без надобности, как-нибудь обойдусь.

Миссис Аддингтон и служанка молча переглянулись.

 – Будь внизу через десять минут, – только и велела она, выходя из комнаты дочери в крайней задумчивости.

И откуда в ней эти мальчишество и бравада?

Своеволие, жажда свободы и приключений?

Никак воздух Раглана: смесь древности и соленых брызг океана – породил в ней этот характер, который им с мужем вряд ли удастся пообтесать.

– Кэтрин готова?

Супруг поджидал ее в холле, и Лиззи кивнула.

 – Почти. Джейн занимается ее волосами... Только ей и под силу сделать с ними хоть что-то.

По интонации ее голоса и задумчивости в глазах он понял, что дочь опять учудила какую-то неприятность.

 – И что же на этот раз, феи, аванк или валлийский дракон? – осведомился он с легкой улыбкой.

Лиззи хмыкнула:

 – Если бы. Наша дочь не желает думать о браке, говорит, «муж ей без надобности, как-нибудь обойдется», – процитировала она с ответной улыбкой. – А ведь ей даже не десять, думать о будущем муже – нормально для девочки ее лет. Я боюсь ее взглядов! – призналась она.

Аддингтон сжал ее руку.

 – И напрасно. Девочка слишком вольнолюбива... Придет время, когда она встретит кого-то, полюбит, и думать забудет о детских идеях. Не забивай себе голову!

С улицы заглянула служанка:

 – Экипаж вот-вот будет, уже виден на пустоши.

Лиззи кивнула.

 – Только бы новая гувернантка оказалась смелее пяти предыдущих! – сказала она супругу, направляясь приветствовать новую гостью.

Эйден как раз появился на лестнице, в чистой одежде, причесанный, с хитрым блеском в глазах, который от тщетно пытался замаскировать под смирение, мальчишка казался точной копией матери. И то признавали не только родители – все их знакомые...

5 глава

– Новая гувернантка – крепкий орешек. – Эден в задумчивости запустил в воду камушек. – С ней так просто не справиться.

 – Значит, будем умнее, – ответила Кэтрин и тоже запустила камушек в море.

Они сидели в своем убежище на берегу, там, где прибрежные скалы образовали что-то вроде пещеры, естественный грот с мелко капающей водой. Она затоплялась во время прилива, и детям нравилось ощущение настоящей опасности, которой они избегали, унося ноги с затопляемой водой суши.

 – Она даже папоротника не испугалась. Альвина же говорила, они всегда собственной тени боятся, «нервические девицы брачного возраста».

 – Надо сказать ей, пусть придумает сказочки пострашнее! – заметила девочка не без улыбки. – Помнишь, как мисс Паттисон боялась идти в свою комнату после ее рассказов про злобных, маленьких фейри? Никогда не забуду ее перепуганные глаза. С ней справиться было легче всего... Всего лишь постучать в темноте, издать парочку звуков, и вот она уезжает без всякого объяснения.

Эден пожал плечами:

 – Она сказала, её заболевшая мать нуждалась в постоянном присмотре.

 – Ерунда, – сказала, словно отрезала, Кэтрин. – Просто струсила. Они все боятся Раглана, а коли так, пусть убираются восвояси.

 – Эй, есть тут кто? – раздался голос от входа, и ребята заметили рыжую макушку Артура Флинна. Мальчишка прошел по воде и присел рядом с друзьями... – О чем говорите?

 – О гувернантке.

 – Ну да, – мальчик с сочувствием улыбнулся, – вам снова придется просиживать в классе. Но мама сказала, на первый взгляд она не плоха... Может, вам даже понравиться.

Девочка фыркнула, так, что стены пещеры отозвались ответным шипением-полустоном.

Артур смутился: Кэтрин всегда была главной, могла одним своим взглядом поставить на место.

Взглядом и презрительным пффф...

 – Тогда, может, крысу... – предложил он робко, желая реабилитироваться в глазах давней подруги. – Или ужА?

Эден мотнул головой:

 – Кэтрин ушлют в пансион, если повторится такое.

 – Но крысу-то можно... Мамка сказала, экономка жаловалась на крыс в кладовой. Вдруг одна убежала... и забежала куда не должно.

Кэтрин заправила непокорную прядку за ухо.

Отозвалась:

 – Время покажет. Может, и крыса сойдет... Я терпеть ее все равно не стану. Не на ту нарвалась...

И ребята ненадолго замолчали.

Первым заговорил Артур:

 – Вы слышали, Таффи Уэбб хвалится, что побывал в Темном доме? Сказал, пробрался через окно и прошелся по комнатам.

Кэтрин опешила поначалу – побывать в Темном доме да сделать то первой – было ее давней мечтой – но в следующий миг ее отпустило. Таффи просто брехал, как делал это обычно...

 – И где же шкатулка? – спросила она. – Ты видел шкатулку с маленькой балериной? – Мальчик замялся, и она продолжала. – Мы сами сказали, кто первый в дом проберется, должен вернуться с музыкальной шкатулкой. Если Таффи вернулся пустой, значит и в доме он не был... Опять посидел под окном да сбежал перепуганной рысью. Нет, – Кэтрин вскочила, уперев руки в бока, – первой там побываю все-таки я. Я и Эден, – поправилась она скоро. – Пойдешь со мной этой ночью? – посмотрела на брата.

Эден боялся Темного дома.

Он был заброшен многие годы…

Говаривали, в полнолуние приезжает призрак хозяина да обходит все комнаты с фонарем.

Кто увидит тот свет, должен бежать, не задумываясь.

Чтобы не затянуло в темную бездну, из которой свет тот явился вместе с хозяином-призраком и его колесницей со скрипучими ободами.

 – П...пойду. Покажем Таффи Уэббу, кто у нас главный! – ответил ей Эден. Напускная бравада прикрыла наличие страха, зябким ознобом пробежавшего по телу ребенка.

Он знал, Кэтрин трусов не терпит... Нельзя показать, как он испуган.

 – Знала, что ты согласишься, – сказала сестра, взъерошивая волосы на его голове. – Аддингтоны призраков не боятся! Мы справимся с каждым, пусть только сунутся.

Артур и Эден заулыбались: один – с восхищением, а другой – с затаенным испугом.

Эден сглотнул и заметил:

 – Пора выбираться. К ужину нас ждут за столом!

И трое ребят, выбравшись из пещеры, побежали по берегу к узенькой тропке, уводящей по дюнам к самому замку.

 

Ужинали они не в детской, как было привычно заведено, а в столовой, вместе с родителями и дедом, и с новой мисс гувернанткой, занявшей место по правую его руку.

Мистер Хэмптон, завидев обоих внуков, подставил щеку для поцелуев, и дети одарили его поцелуем поочередно, а после чинно расселись каждый на свое место.

После первой же перемены блюд миссис Аддингтон обратилась к гувернантке:

 – Как вы находите свою комнату, мисс Уоттс? Надеюсь, вас все устраивает?

 – Более чем, миссис Аддингтон, – ответила девушка. – Один вид из окна способен взволновать чувства и заставить забыть о имеющихся недостатках. Но, к счастью, я таковых не обнаружила... И, боюсь, провела у окна больше времени, чем за распаковкой своих чемоданов!

 – Вид на море всегда зачаровывает. – Собеседница ей улыбнулась. – Мы с мужем любим наш замок еще потому, что можем любоваться стихией в самых разных ее проявлениях. В этом есть настоящая магия, если хотите... Что-то древнее и влекущее. Кэтрин, когда была маленькой, говорила, что море беседует с ней... – Помнишь, как это было? – Она поглядела на дочку.

Но та, сведя недовольные брови, откликнулась только:

 – Просто фантазии, не стоит и вспоминать.

Элизабет улыбнулась, как бы прося прощение за грубость собственного ребенка.

 – Я рада, что вам у нас нравится.

 – В какой семье вы служили до этого? – осведомился вдруг мистер Хэмптон. – Вдруг мы их знаем.

 – Это были мистер и миссис Хендриксон из Йоркшира.

 – Сколько детей у них было?

 – Двое, восьми и двенадцати лет. Я была к ним очень привязана, жаль, что пришлось разлучиться. – Мистер Хэмптон вопросительно вскинул брови. – Они отправились в Индию, сэр, – отозвалась она на этот красноречивый вопрос. –  Мистера Хэндрикса призывали дела, а я, как бы сильно не любила Аврору и Марка, к жаркому климату не приучена. От солнца у меня бывают мигрени, и я была бы плохим воспитателем, маясь болями дни напролет.

6 глава.

                                                   

Ребята бежали через папоротники, напрямую к Темному дому: Кэтрин, Эден и Артур. Последний замер уже у ворот, тяжело отдышался:

 – Я вас здесь подожду, – сказал он, уперев руки в колени. – Возвращайтесь скорее! – И огляделся.

Место было глухим, заброшенным людьми, даже птицы, казалось, облетали его стороной. Покосившаяся решетка ворот давно вросла в землю...

Если призрак хозяина и хаживал сюда в темные ночи, ее его лошади вряд ли могли потревожить: призраки, как известно, могли проходить через стены, как нож через масло.

Артур подумал, что зря расхрабрился отправиться с Аддингтонами к Темному дому, уж лучше бы дожидался их в теплой постельке.

Помощник-то из него никакой, а страшно до ужаса...

Вот и Эден, хоть и храбрится, кажется белым в тлеющем свете луны, и не понятно свет ли или испуг тому явной причиной.

Кэтрин молча кивнула и позвала брата:

 – Пойдем, Эден. – На него не смотрела – только на дом, темной громадой возвышающийся в самом конце некогда ухоженной подъездной аллеи. Он казался донельзя жутким, внушающим ужас пустыми глазницами окон и тихим скрипом заржавевшего флюгера в виде козлиной морды оскаленного фавна (сейчас его не было видно, но дети достаточно часто приходили к этому дому, сидели в засаде, рассматривая его так и эдак, самые смелые пробирались через сад к окнам, заглядывали в них, рассматривая внутренность комнат. Тогда и приметили музыкальную шкатулку с балериной... Ей, порешили они, и предстояло стать доказательством проникновения в дом: первый, решившийся на такое, должен был принести ее к месту сбора в пещере на берегу. И Кэтрин собиралась завтра же ею похвастаться!)

Луна нырнула за тучи – на мгновение стало темнее темного, так что и дом растворился в чернильном сумраке ночи.

 – Может, ну ее, эту шкатулку... – пискнул Эден, когда они пробирались по краю заросшей сорняками едва заметной тропинки, ведущей к дому. – Таффи ее тоже не раздобыть, вот увидишь, он струсит.

 – А если нет? – И Кэтрин ускорила шаг, словно само упоминание давнего соперника придало ей решимости, которой до этого не хватало.

Эден – к счастью, этого не было видно – с обреченным видом последовал за сестрой. Он привык быть всегда рядом, с самого детства, едва стоило научиться ходить... А сейчас и вовсе боялся отстать. Любой шорох вызывал взрыв панического сердцебиения, в глазах, верно, темнело от страха, но из-за темноты ночи он не мог этого различить.

Заухал, пролетая, огромный филин.

Словно валлийский дракон вернулся из канувшего небытия...

Эден едва не вскрикнул от ужаса, но вовремя сумел зажать рот руками.

Они как раз подошли к дому, и Кэтрин двинулась вдоль фасада, выискивая окно «той самой комнаты» с балериной – они пометили его зеленым крестом, намалевав тот пучком свежей травы, однако креста нигде не было.

Он словно пропал.

Был стерт невидимой призрачной рукой...

 – Придется заглядывать в окна, – заметила Кэтрин после нескольких безуспешных попыток отыскать метку. – Я помню, то было примерно в этом крыле. Вот здесь, от яблони, третье или четвертое...

Эдена передернуло.

 – А вдруг в темноте мы ее не увидим, – он думал о балерине на музыкальной шкатулке, – а вдруг... – Тут он подумал про призрак хозяина, наблюдавший за ними из темноты.

 – Увидим, я прихватила спички, – сказала Кэтрин и, ловко вскочив на выступ по фундаменту здания, запалила первую из них.

И, словно и вовсе не испытывая страха, заглянула в первое из окон.

Эден замер, дожидаясь крика ужаса или испуга, однако его не последовала.

 – Это другая комната, – вынесла Кэтрин вердикт и направилась к следующему окна.

Ей повезло уже на втором, и Эден выдохнул: «Слава богу!»

Впрочем, все самое страшное только начиналось...

 – Давай найдем камень. Здесь должен быть хотя бы один!

 – Зачем тебе камень?

 – Чтобы стекло разбить, глупый. Как же иначе мы попадем внутрь?

Мальчик совсем о таком не подумал и даже взмолился об отсутствии камня. Мысленно, но горячо... И, пошарив возле себя на земле, не нашел ничего подходящего.

 – Вот и камушек! – воскликнула Кэтрин и с разбегу запустил им в середину окна.

Посреди ночной тишины, когда только цикады громко трещали в траве, звук разбившего стекла показался Эдену оглушающим, словно выстрел из пушки.

Он зажал уши руками, согнулся, припал к земле, как бы ожидания невидимого нападения из неоткуда, и очнулся только, когда сестра тронула его за плечо.

 – Эй, все в порядке. Мы можем идти! – и первой полезла в окно, зияющее пустотой осыпавшегося стекла. – Ты не думай, тут никого нет... никого, кроме призраков, – сказала она при этом. – А они ничего нам сделать не могут! Разбившегося же стекла никто не услышит: сам знаешь, на много миль вокруг Темного дома нет человеческого жилья. – И снова понудила: – Ну же, не трусь, будет здорово, наконец, здесь оказаться!

И Эден полез за сестрой.

Словно в тумане...

На ватных ногах и с заложенными ватой ушами.

Происходящее казалось кошмаром, от которого хотелось скорее очнуться...

В своей постели – не в этом ужасном месте.

 – Мы это сделали, брат, – в восторге выдохнула Кэтрин, когда они наконец оказались посреди темной комнаты в Темном же доме, и глаза ее загорелись таким неподдельным светом, что даже спички едва ли сумели бы осветить комнату ярче.

Она притянула мальчишку к себе и крепко его обняла.

 – Бери шкатулку и лезем назад, – сказал прагматичный Эден, слишком испуганный, чтобы радоваться учиненному Кэтрин погрому с проникновением в чужое жилище.

Пусть и заброшенное долгие годы.

Однако вместо шкатулки сестра потянулась к канделябру с оплывшей свечой, затянутой паутиной, словно арабскими арабесками.

Чиркнула спичкой, и трепетный огонек, казалось, давно выгоревшей свечи заплясал по стенам заброшенной комнаты.

7 глава.

 – Смелая, – восхитился призрак из темноты и, оттолкнув от себя мальчишку, отступил еще дальше во мрак.

Эден, освободившись, вцепился в сестру, уткнулся в ее плечо и затих.

Кэтрин стиснула его пальцы, но глаз от призрака не сводила...

Тот был каким-то неправильным: не казался прозрачным или слегка фосфоресцирующим в темноте.

Даже голос казался вполне человеческим, с хрипотцой, как если бы он долгое время не разговаривал.

И Кэтрин решилась:

 – Вы – призрак Темного дома? – спросила она.

 – Темного дома?  – повторил ее собеседник с легкой насмешкой. – Значит, вот как теперь называют Уиллоу-холл. Что ж, ему вполне подходит данное прозвище. – И девочка увидала проблеск зубов в темноте. – А про призрака ты верно подметила: если расскажешь кому-либо обо мне, прокляну страшным проклятием. Станешь плеваться лягушками или покроешься бородавками с головы до пят... Никто не захочет взять тебя замуж.

Кэтрин вдруг стало смешно: если говоривший и был призраком этого дома, то очень смешным и забавным.

Она как-то враз перестала бояться.

Совсем.

Только сказала:

 – Я замуж не собираюсь. – И подалась еще ближе: – А вы действительно призрак? В долине ходит легенда, что призрак хозяина Темного дома появляется в разное время, едет в карете, запряженной каурыми жеребцами, а, прибыв, обходит старые комнаты с фонарем, в котором горит адское пламя.

И снова ее собеседник развеселился:

 – Как быстро рождаются страшные сказки, юная леди. Я и не знал, что про Уиллоу-холл ходят легенды...

 – А я и не знала, что у Темного дома есть имя. И даже хозяин... Вы ведь даже не призрак, они выглядят по-другому.

 – Ты много призраков видела? – спросил ее собеседник, и Кэтрин призналась:

 – Пока только вас, но наша служанка частенько о них говорила. И я очень надеюсь, что в этом что-то да понимаю!

Призрак в темноте покачал головой:

 – Зачем вы забрались в мой дом? – спросил он несколько строже. – Зачем разбили окно?

 – Это на спор, – ответила Кэтрин. – Мальчишки в долине ходят сюда, чтобы доказать свою смелость.

 – Ты – не мальчишка.

 – Но я всех смелее! – с достоинством молвила Кэтрин. И, потеряв всякий страх, попросила: – Можно нам взять шкатулку с маленькой балериной? Это станет доказательством нашего здесь присутствия. А стекло я вам оплачу... – добавила тише. – И шкатулку верну, если надо.

Призрак задумался на мгновенье:

 – Забирайте шкатулку и убирайтесь. И если расскажете хоть кому-то...

 – Знаю, вы нас проклянете. Лягушками и бородавками...

 – … И лопающимися глазами.

Эден прижался к Кэтрин сильнее. Ей стало забавно, что он продолжает трястись, хотя, даже гневаясь, призрак пугал ее меньше мясника мистера Пратчетта, лавка которого в Берри казалась пропитанной кровью и потрохами несчастных животных.

 – Спасибо вам, мистер Призрак, – Кэтрин изобразила книксен. – Клянусь никому о вас не рассказывать. Эден тоже не скажет, – поглядела она на брата. – Шкатулку я все же верну...

И тот закричал:

 – Чтобы ноги вашей в доме не было ни сегодня и никогда больше. Убирайтесь со шкатулкой иль без нее, мне все едино! Прочь, я сказал. – И он хлопнул в ладоши.

Громко, словно петарда вдруг взорвалась.

Дети не мешкая подхватились и побежали в «комнату с балериной». Эден первый полез в окно, Кэтрин – следом со шкатулкой в руках.

Только у самых ворот, там, где должен был дожидаться их Артур, они позволили себе отдышаться и перевести сбившееся дыхание.

Артура, к слову, у ворот не было... Верно, сбежал, заслышав вопль Эдена, когда призрак потащил его в дом.

Лишь бы только не разболтал об их ночной вылазке взрослым.

Этого хотелось меньше всего...

 – Зато у нас есть шкатулка, – сказала Кэтрин, касаясь пальцем маленькой балерины. Это был ответ ее собственным мыслям, озвученный вслух, и Эден, припав спиной к решетке ворот, отозвался:

 – Я чуть не умер от страха. Никогда не вернусь в этот дом!

Кэтрин заулыбалась – он этого не увидел – и покрутила рычажок на шкатулке. Та издала скрипучий полустон, балерина дернулась, словно заевшая шестеренка сдвинулась с места, и под раздавшуюся мелодию вальса закружилась на месте, выпростав руки высоко над головой.

 – Что ты творишь, вдруг нас услышат? – одернул ее перепуганный брат.

 – Кто, призрак Темного дома? Он сам позволил нам ее взять, не забыл?

И с этими словами девочка двинулась по тропинке в сторону Раглана. Путь был неблизкий, проторенная тропинка петляла между холмов, по самой опушке темного леса, но дети столько раз ходили по ней, что могли бы пройти и с завязанными глазами.

Темнота не была им помехой.

Да и боязно не было: словно весь запас страха истощился еще в Темном доме – они шли под мелодию танцующей балерины, предвкушая ее демонстрацию будущим утром Таффи и другим мальчишкам из Берри.

И вдруг увидали фигурку в темном плаще...

Та пересекла им дорогу и замерла, услышав, должно быть, последний аккорд отыгравшей мелодии балерины.

Оглянулась...

Снова прислушалась.

Дети припали к земле, слились с травой и колышущимся морем из папоротников.

Эта фигура кого-то смутно напоминала...

Женщину.

Молодую.

 – Тебе не кажется...

 – Тссс, – оборвала Эдена Кэтрин. – Не сейчас... Может услышать.

Женщина тревожно прислушивалась.

Словно робкая лань... или хищник, учуявший жертву.

А потом пошла дальше по дороге на Кардифф.

И дети долго смотрели ей вслед, пока она полностью не растворилась в ночном сумраке ночи.

 – Мне кажется или это была...

 – … Мисс Гувернантка, – закончила за Эдена Кэтрин.

Она произнесла это так, словно выплюнула что-то мерзкое и гнилое.

 – Мисс Гувернантка тайком пробирается в неизвестном нам направлении, – снова сказала она. – Тебе не кажется то подозрительным?

8 глава.

                                                                

Служанка разбудила Кэтрин едва ли ни с петухами:

 – Вставайте, мисс Кэтрин, гувернантка дожидается вас к уроку.

 – В такую рань?! – возмутилась девочка. – Что ей не спится...

 – Вставайте, ваш брат и тот оказался намного проворнее.

И Кэтрин прошептала в подушку:

 – Ненавижу новую гувернантку.

День выдался серый, сеял мелкий, капризный дождь, мисс Уоттс дожидалась их с Эденом под широким зонтом на крыльце, укутанная в теплую шаль, с учебниками подмышкой. Сами ребята продрогли с первой минуты...

 – Что мы здесь делаем? – не скрывая своего недовольства, осведомилась Кэтрин.

 – Идем заниматься на свежем воздухе, – ответила гувернантка. – Вы, помнится, сами заметили, в учебной комнате пахнет мышами.

И Кэтрин, пусть того и не видела, уловила в голосе говорившей улыбку, они с Эденом молча переглянулись: она умнее, чем им казалось.

 – На улице дождь, и мне холодно, – пожаловался Эден.

 – Зато в садовой беседке дождя нет, – возразила ему гувернантка, – а холод помогает не спать на уроках. – И повела их в сторону сада.

И началась пытка вопросами по географии, истории и математике.

В конце концов Кэтрин не выдержала:

 – Мне это не нужно, – заявила она и скрестила на груди руки.

Прежнюю гувернантку этот жест нервировал невероятно: она начинала читать нотации о поведении истинной леди, и они так затягивались, что урок подходил к концу без нудной зубрежки, от которой сводило зубы.

Мисс Уоттс лишь улыбнулась.

 – Я слышала, ты очень прогрессивная юная леди, – сказала она.

Что Кэтрин и подтвердила:

 – Я замуж не собираюсь, если вы, конечно, об этом.

И новая гувернантка, заговорщически подавшись к своей ученице, поведала как бы тайну:

 – Именно потому, юная леди, и стоит учиться в первую очередь. – Кэтрин изобразила недоумение, и та пояснила: – Мужчины, скажу тебе честно, не жалуют умных женщин. Если хочешь остаться старою девой, то бишь свободною женщиной, изучай столько наук, сколько вмещает твой разум, чтобы любой мужчина даже при мимолетном взгляде, сумел рассмотреть, насколько ты образована и умна. А значит, потенциально опасна! Подумай об этом, – заключила она и отстранилась.

Эден глядел на них большими глазами, он мало что понял из странных слов гувернантки, но выражение лица Кэтрин сказало ему о многом.

Сестра была крайне удивлена...

Сбита с толку.

Восхищена.

Никто никогда не говорил ей такого!

Когда после урока их отпустили готовиться к завтраку, ребята побежали на кухню к Альвине за порцией сладких печений: горечь науки и общения с новой мучительницей следовало заесть чем-нибудь сладким.

И Альвина порадовала вдвойне: дала не только печений, но и указала на мышеловку в чулане, прикрытую плотной тряпицей.

 – Нолан припас для вас кое-что, – подмигнула она подслеповатым глазом.

Эден искренне восхитился:

 – Ну и зверюга, такая точно заставит ее плясать тарантеллу.

Кэтрин с радостью подхватила:

 – Запустим зверюгу в ее комнату перед ужином. Представляешь, приходит она укладываться в постель, снимает платье, а тут ЭТО выскакивает из-под кровати.

И они рассмеялись звонкими, веселыми голосами.

Альвина головой покачала:

 – Сорванцы, да и только. – Ругать она их никогда не ругала, была первой и самой преданной союзницей во всех шалостях и проказах. Рядом с детьми она ощущала себя моложе, а годы давно брали свое: глаза и руки были не те, что прежде.

Шутка ли, семьдесят два с половиной годка?

Нолан был и того старше.

Их век подходил к концу, и ей не хотелось закончить его одинокой старухой, брюзжащей по пустякам.

 – Спасибо, Альвина. – Дети по очереди обняли ее. И Эден шепнул напоследок: – Когда ты расскажешь легенду про оборотня долины папоротников? Ты столько всего разного знаешь, но никогда о такой не упоминала. А Таффи сказал, оборотни существуют... Многие видели их в долине. Даже совсем недавно...

Альвина похлопала его по плечу.

 – Беги завтракать, милый, – сказала она. – Это самая... скучная из всех моих сказок. Уверена, тебе не понравится!

 – Мне все твои истории нравятся, – возразил мальчик с надеждой на ее привычную сговорчивость.

Но и на этот раз Альвина была непреклонна.

А ведь он просил уже трижды и каждый раз получал отказ...

 – В следующий раз расскажу тебе про безмозглого панка, обманувшего священника из Виблоу, – пообещала она, и Эден, смирившись с очередной неудачей, пошел за сестрой из кухни.

 

После завтрака отец позвал их на конную прогулку, но Кэтрин вдруг отказалась, отговорившись желанием почитать. Если отца с Эденом такое желание и удивило, они приняли его с пониманием, не сказали ни слова, за что Кэтрин была им искренне благодарна.

Читать, впрочем, она не собиралась – у нее было дело поинтересней, и, выпросив у Альвины кусок миндального торта, она улизнула из замка уже привычной дорогой.

В сторону Темного дома.

Ее распирало от любопытства...

Желание повидать хозяина-призрака было сильнее голоса разума и рассудка.

 – Эй, что ты здесь делаешь? – удивилась она, успев уйти достаточно далеко и вдруг услыхав преследователя позади. Она обернулась, почему-то подумав про новую гувернантку – с нее станется бежать следом и поучать – но это был Банни.

Их с Эденом пес, самый красивый из последнего помета.

Стального окраса, с желтыми, словно волчьими глазами.

 – Вот увязался на мою голову, – пожурила она любимца, принявшегося вылизывать ей лицо. – Тебя, между прочим, не звали! – но все это в шутку, не всерьез.

Сердиться на Банни, игривого, словно белка, и виляющего хвостом, было решительно невозможно.

 – Ладно, пойдем уже, вдвоем всегда веселее. – И они отправились дальше.

9 глава.

                                                              

Призрак Темного дома или тот, кого в долине принимали за такового, мрачно усмехнулся.

 – Ты, Кэтрин Аддингтон, кажется, интересуешься призраками и очень к ним расположена, так вот эта надпись, – он выдержал многозначительную паузу, – появилась благодаря одному из них.

Девочка улыбнулась.

 – Вы шутите... – сказала она. И это было что-то срединное между вопросом и утверждением.

 – Похоже, что я шучу? – отозвался ее собеседник. – Однажды я просто проснулся, а она была на этой стене. Написанная незнакомой рукой... И это при том, что сплю я довольно чутко... прямо здесь, в этой же комнате, и в призраков никогда прежде не верил. Но нынче я полагаю, что они существуют, и один из них вовсе не я, как ты могла поначалу подумать. – Он снова замолк на мгновенье и заключил: – У Темного дома существует иной обитатель, помимо меня, и я слышу... я вижу ее время от времени.

 – Ее? – голос Кэтрин пресекся от внутреннего волнения. Глаза стали большими, как плошки, а в горле вдруг пересохло.

Это было намного занимательнее сказок Альвины!

 – Ее, – подтвердил мужчина с легким кивком. – Монахиню-доминиканку с агатовыми четками в руках. Я видел, как она скользит в своем монашеском одеянии по пустым комнатам дома, словно вернувшаяся после долгого отсутствия хозяйка, и перебирает черные бусины прозрачными пальцами. Однажды она разговаривала со мной...

Кэтрин не была уверена до конца, не разыгрывает ли ее новый знакомец, однако не спросить не могла.

 – О чем... о чем вы с ней говорили?

 – В основном о бренности бытия, а еще о прощении и «образе бога» в доминиканской традиции. Она оказалась весьма занимательной собеседницей, а после я нашел это.

Они в унисон поглядела на слова на стене. Написанные черным, они четко проступали на белой поверхности...

 – Что они значат? – повторила свой вопрос Кэтрин. – «Лучше расстаться с нам не принадлежащим». Не похоже на строчку из библии... Вы ее разгадали?

 – Все еще нет, но не оставляю надежды.

Кэтрин коснулась одной из букв руками – подушечки пальцев окрасились черным.

 – Это уголь, – подсказал ей мужчина. – Ничего сверхъестественного. Уголек из моего собственного камина! – и указал на камин по правую руку от себя.

Кэтрин окинула комнату невидящим взглядом, была полностью занята мыслями про монашку-доминиканку, начертавшую странную надпись на стене этой комнаты.

Только подумать, призраки существуют, и один из них в стенах этого дома... Просто невероятно!

 – Наверное, чтобы разгадать эту надпись, вам нужно понять, почему эта женщина живет в стенах вашего дома, – сказала она. – Призрак – не упокоенный дух – всегда чем-то привязан к своему невольному жилищу. Что вам известно о ней? Почему она к вам приходит?

 – Кроме самого явного: позаботиться о моей грешной душе – других причин в голову не приходит, – усмехнулся мужчина.

И Кэтрин спросила:

 – Вы много грешили? – и так посмотрела, что он отчего-то смутился.

Опустил голову, потер заросший щетиной подбородок...

Возможно, припомнил кого-то другого с такими же ясными голубыми глазами, как у его собеседницы.

 – Скажем так, я делал много такого, о чем жалею день ото дня все сильнее, и кажется, это бремя никогда меня не оставит. Но это и верно, я должен нести наказание по заслугам... – и замолчал, испугавшись, что наговорил слишком много.

Так долго молчал, так долго носил это в себе и вдруг растрещался, словно сорока.

К счастью, ребенок ничего не поймет...

 – Вот почему вы прячетесь в этом доме, – с осознанием своей правоты заметила девочка. – Вы наказываете себя за какой-то проступок. Вы боитесь, что люди вас не простят...

 – Люди здесь не при чем, – с горечью отозвался ее собеседник и снова потер подбородок. Его испугало и неожиданно удивило, как просто она поняла его душу... – Я – чудовище, Кэтрин, – признался он, ничуть не лукавя, – и вряд ли сам прощу себе это. А чудовищам лучше не знаться с людьми... Наш удел – одиночество... и беседы с давно почившими собеседниками.

 … И со мной, – улыбнулась Кэтрин. – К тому же, вы вовсе не чудище. Если и были таким, то давно изменились... Глаза у вас добрые, я ведь вижу. Вот и Банни ластится к вам, посмотрите, он плохих людей за милю учует. Мясника, мистера Пратчетта, на дух не переносит... Так облает, что только держись. Нет, – заключила она с полной уверенностью, – вы – не чудовище. Просто очень несчастный и одинокий... Смотрите. – Она извлекла из корзинки кусок миндального торта и протянула его собеседнику. – Самый вкусный кусочек в целом Уэльсе специально для вас. – И так как мужчина не двигался с места, добавила с явным скепсисом: – Я не верю, что вы не любите сладкое.

 – Меня давно ничем подобным не угощали...

И глаза девочки вспыхнули радостным светом.

 – Тогда попробуйте, уверена, равнодушным вы не останетесь.

И пока Призрак Темного дома пробовал торт с миндальной присыпкой, Кэтрин, внимательно за ним наблюдая, спросила:

 – Как полагаете, почему в доме поселился призрак монахини-доминиканки? Вы что-нибудь слышали об этом? Например, в поместье лорда Лероя обитает Белая Леди – погибшая невеста его давнего предка. Ее отравили на брачном ложе враги лорда Лероя, и девушка, так и оставшаяся вечной невестой, преследует каждую новобрачную этого рода.

 – Занимательная история, – невольно улыбнулся мужчина. – Моя менее прозаична. Давно, еще будучи маленьким, я слышал от матери, что Уиллоу-холл был некогда женским доминиканским монастырем. Здесь обитало около полусотни монахинь, но во времена роспуска монастырей при Генрихе VIII, его упразднили, и женщины, почитавшие его домом и своей тихой обителью, были вынуждены покинуть родные стены, вернуться в семьи, давно о них позабывшие. Одна из монахинь, которой либо некуда было идти, либо она посчитала, что просто не хочет подчиняться диктату монаршего слова, поднялась на самую высокую башню, взмолилась к господу о защите и спрыгнула вниз, надеясь, верно, что, подобно пророку Илии, будет подхвачена огненной колесницей и взята прямо на небо.

10 глава

                                                                   10 глава.

 

То ли крыса, то ли новая гувернантка – одна из них вела себя странно.

Крыса не носилась по комнате, желая найти уголок поспокойней, – мисс Уоттс не визжала и не билась в истерике при виде ее снующей по комнате тушки.

Кто-то из них нарушил привычные правила, и Кэтрин с Эденом, полночи ожидавшие намеченного «концерта», не дождались его, как бы ни старались.

Будучи разбуженные к уроку, собрались на порядок быстрее и побежали узнавать последние новости.

 – Рада видеть вас, дети, – приветствовала их новая гувернантка с улыбкой на губах. – Надеюсь, вы хорошо спали? – Тут же предупредила: – Попытайтесь ответить по-французски, – и ее подопечные, вместо того, чтобы выяснить главное, начали нещадно коверкать французские глаголы и существительные.

Наконец она зажала уши руками:

 – Хватит-хватит, – провозгласила она, скривившись. – Это самый ужасный французский, который я когда-либо слышала!

И вдруг достала из-под стола нечто прикрытое цветастым платком.

Водрузила его посреди стола и, стянув покрывало, сказала:

 – Давайте поговорим сегодня о крысах.

Кэтрин с Эденом замерли с раскрытыми ртами, сдержать свое удивление им было никак не под силу. Мисс Гувернантка не только не испугалась пухленькой тушки, она еще и изловила ее, разжившись неизвестно откуда взявшейся клеткой и цветастым платком.

Это было... невероятно.

 – Итак, крысы, – продолжила гувернантка с полной невозмутимостью, – род грызунов семейства мышиных. Насчитывается не меньше шестидесяти четырех разных видов, знали ли вы о таком? – Дети отрицательно дернули головами. Скорее автоматически, чем осознанно. Упитанный представитель семейства мышиных сновал по клетке, шевеля носом и покусывая листик зеленого салата, отвлекая все их внимание на себя. – Длина тела, – указала мисс Уоттс на зверька, – варьируется от 3 до 11 дюймов, масса тела – в пределах одного фунта. – Очнулись они только на следующих словах: – Образ крысы связан для нас с разрушением, порчей, мучительной смертью (припомните черный мор в двенадцатом веке: погибло огромное количество людей, и все благодаря крысам – главным разносчикам заразы). Однако в Китае, например, крыса считается признаком процветания и богатства... Позже я расскажу вам легенду о том, как маленькому мышонку выпала честь открывать двенадцатилетний цикл китайского календаря.

Потом подошла и протянула сквозь прутья решетки маленький кусочек сыра.

Зверек не задумываясь схватил его лапками и начал жевать, все так же подергивая носом...

Дети невольно заулыбались, и Кэтрин, первой заметив свою ошибку, снова насупилась.

Новая гувернантка побила их их же оружием...

 – Эден, нам нужно узнать о ней все! – сказала она после занятий. – У гувернантки есть тайна (мы видели ее ночью, направляющейся неизвестно куда), и мы должны выяснить, в чем она заключается. – Мальчик кивнул. – Проберемся к ней в комнату и обследуем вещи.

Сказано – сделано.

После обеда мисс Уоттс собралась прогуляться по берегу моря, подхватила этюдник и кисти – кажется, уходила надолго. И дети решили воспользоваться ее отсутствием...

Вооружившись ключом, юркнули в ее комнату и заперли дверь изнутри.

Замерли, с интересом осматриваясь, словно впервые все здесь увидели...

При свете дня комната мисс Уоттс казалась какой-то другою.

С пышным папоротником в затененном углу рядом со шкафом, клеткой с крысёнышем (она, похоже, намеревалась откармливать зверька дальше) на этажерке и аккуратными стопками книг на столе, заменяющем секретер.

Эден сказал:

 – Она не боится ни папоротников, ни крыс – наверное, она ведьма. У нее даже волосы рыжие! Вот в чем ее тайна.

 – Они рыжие только на солнце, – возразила сестра. – К тому же ведьм не существует... – Она увидала вереницу флаконов с непонятными жидкостями в распахнутом ею шкафчике для белья.

Они с братом переглянулись.

 – Ты все еще утверждаешь, что ведьм на самом деле не существует? – вскинул он бровь. – По-моему, одна из таких в нашем доме, – сказал и принялся трогать флаконы.

Все они были коричневого стекла, рассмотреть содержимое не получалось, и Эден, поднеся флакончик к губам, коснулся горлышка языком.

Кэтрин испуганно вскрикнула:

 – Что ты творишь?! – И он, дернувшись от испуга, опрокинул в себя больше необходимого.

Не больше двух капель, но те полынной горечью полыхнули на языке...

Эден, отплевываясь, заскреб пальцами по языку. Кэтрин протянула брату стакан с водой из графина для умывания... Он осушил его полностью.

И спросил:

 – Я теперь превращусь в древесную жабу?

 – Нет, конечно, – попыталась уверить себя и Эдена Кэтрин. – Мисс Уоттс – вовсе не ведьма.

И отвернулась, чтобы он не заметил испуга у нее на лице.

 – Но если я стану жабой, ты меня расколдуешь?

 – Расколдую. Но ты, если кем-то и станешь, то только морским коньком или скатом. Помнишь, в детстве ты очень хотел стать коньком? Прыгать по волнам и пугать летающих рыб...

Эден заулыбался.

 – Уже и не горько. – Он осмотрел свои руки и ноги, похлопал по бедрам. – Кажется, все в порядке! Что-то я не хочу быть коньком, разве что волком... Тогда мы с Банни могли бы поговорить.

 – Я бы тоже хотела побеседовать с Банни, – уверила его девочка, – только... чуть... позже, – заключила она, с трудом выдвигая из-под кровати массивный чемодан мисс Уоттс. – Помоги, брат-волчонок, – попросила она.

И они принялись за ремни.

Три на каждого...

Справились за минуту и откинули крышку.

В правом кармашке что-то лежало...

 – «История британских папоротников», – прочитала девочка на обложке найденной книги. На форзаце имелась приписка: «Эвелин Армстронг – с неизменными уважением и л (тщательно вымарано) признательностью».

Загрузка...