Когда снова наступает рассвет. Книга 3

Часть первая: Эсхатон*

Придёт время, когда ты решишь, что всё кончено. Это и будет начало.

Луис Ламур

Какое необычное место. Кроваво-красная трава, с алых листьев деревьев непрерывно скатываются сверкающие капли росы, небо насыщенного пурпурного цвета, неподвижная гладь озера и безмолвные статуи из серого камня — они как будто выглядывают из-за стволов. Хотя нет, не "как будто". Они действительно смотрят. И двигаются… Только что вот эта, с округлым детским личиком, пряталась за тем деревом. А сейчас она замерла за другим, в той же позе, но уже ближе к… Так вот что привлекает их внимание — четыре фигуры с бледными, словно неживыми лицами, которые здесь явно не на месте. И, кажется, от них исходит звук, нарушающий безмятежную тишину: хриплые прерывистые всхлипывания. Странно, я вижу и слышу всё, но не могу ни к чему прикоснуться. Не ощущаю ни холода воды, ни мягкости травы. Листья остаются недвижимы, когда я проношусь мимо, капли росы падают сквозь меня. Может, я — воздух? Или струящийся с неба пурпурный свет? Я обволакиваю фигуры чужаков, заглядываю в их мертвенные лица, но они меня не замечают. Один стоит поодаль, прислонившись к стволу дерева, глаза почти скрыты за завесой ресниц. Наблюдать за ним забавно. Лицо его невозмутимо, но каждый раз, когда он думает, что никто его не видит, по нему пробегает судорога, будто от мучительной боли. Я пытаюсь подавить смех. Хотя зачем сдерживаться? Я хохочу во весь голос… и не слышу собственного смеха. Смеяться в одиночку невесело, и я опускаюсь на плечи другого нарушителя спокойствия. Это он всхлипывает с отчаянием повторяет одно и то же:

— Ты сломал её…

В зелёных глазах мелькает безумие. Скорчившись на траве, он впивается ногтями в землю.

— Уйми его, наконец.

Голос принадлежит третьему. Он склонился над четвёртой фигурой, неподвижно лежащей на земле. Реплика остаётся без ответа, и он поднимает голову. Тонкое горбоносое лицо выражает презрение, ледяной взгляд устремлён к стоящему возле дерева:

— Андроник. Ты меня слышишь?

Тот не отвечает и, будто пересиливая себя, подходит к распростёртой фигуре ближе. Это — девушка, вроде бы не умершая, хотя и живой её не назовёшь. Длинные волосы разметались по траве, губы искусаны в кровь, лицо лишено всякого выражения, тусклые глаза таращатся в одну точку. Жалкое зрелище. Тот, кого назвали Андроником, наклоняется к ней, но тут же рывком отворачивается и шепчет:

— Эдред ошибается… Ты не просто сломал её. Ты её уничтожил, превратил в ничто…

— Ты знал, что это произойдёт, когда пришёл ко мне, — какой же безжалостный у горбоносого голос. — А теперь убирайся и забери с собой это животное.

Он кивает в сторону зеленоглазого. Рот Андроника болезненно кривится — он уже не пытается это скрыть, хватает зеленоглазого за плечо, и оба исчезают, словно по волшебству. И в тот же миг надменные черты горбоносого смягчаются, в глазах вспыхивает нежность. Приподняв девушку с земли, он гладит её по волосам, покрывает поцелуями лоб и щёки… Но девушка болтается тряпичной куклой, и тогда у него вырывается стон. Прижав к себе безвольное тело, он зарывается лицом в её растрепавшиеся волосы, и воцаряется тишина…

Число любопытных статуй возросло — теперь они выглядывают из-за каждого дерева. Когда они успели подобраться так близко? И как?.. Их пустые глаза устремлены в никуда, а по каменным щекам катятся слёзы. Или, может, это капли росы?.. Интересно, откуда пришли эти статуи? Что там, за деревьями, за пеленой алых листьев? Я устремляюсь вглубь чащи, чтобы больше никогда не вернуться… но слышу тихий надломленный голос и почему-то возвращаюсь. Обхватив ладонями лицо девушки, горбоносый едва слышно шепчет:

— Посмотри на меня… Ты ведь меня слышишь… Прошу тебя… посмотри на меня…

Девушка не двигается. Он прижимается лбом к её груди и тихо обращается неизвестно к кому:

— Она — моя, Доминик. Признай ты это, всё было бы иначе…

Доминик… Откуда я знаю это имя? Оно отдаётся эхом снова и снова: Доминик… Доминик… Доминик… Почему я вижу перед собой это лицо, серебристые волосы, светящиеся янтарные глаза?.. Почему при мысли о нём по телу пробегает дрожь? Но это невозможно — у меня ведь нет тела. Я — воздух, струящийся с неба пурпурный свет. Но почему тогда я вдруг ощущаю холод травы, обвившие меня руки… Ощущения мне не нравятся. Я хочу быть воздухом, хочу затеряться среди алых листьев… Но где-то во мне продолжает звучать Доминик, Доминик, Доминик, и я снова вижу его лицо. Пытаюсь произнести имя вслух, и слышу странный звук, похожий на шелест сухой травы. Его издаю я?.. Наверное. Потому что горбоносый молниеносно вскидывает голову, в прозрачных глазах появляется лихорадочный блеск.

— Скажи, что узнаёшь меня, — умоляюще шепчет он. — Назови моё имя… Прошу тебя…

Его ладони стискивают меня крепче… и я чувствую своё тело. Пытаюсь двинуть рукой, и это удаётся — я растерянно смотрю на свои дёргающиеся пальцы. Горбоносый осторожно гладит меня по щеке.

— Ты знаешь, кто я? — с надеждой спрашивает он.

Да, я его знаю, но что-то удерживает от того, чтобы вспомнить, откуда. Что-то плохое, о чём лучше забыть. И всё же я хочу вспомнить и напряжённо всматриваюсь в его лицо. Арент улыбается робкой вымученной улыбкой. Арент… Ну, конечно! Это — его имя. Оно возникло в памяти так естественно…

Глава 1

Мне опять снится кошмар. Кажется, он преследует меня очень давно… Почему я никак не могу проснуться?.. Я открываю глаза и обнаруживаю себя на диване в просторной комнате. Высокий теряющийся в полумраке потолок, завивающаяся спираль лестницы, чёрный мраморный пол… Обстановка совершенно незнакомая. Но кошмар продолжается — рядом стоит Арент. Я порываюсь подняться, рука Арента тут же тянется ко мне, но жгучее нежелание, чтобы он ко мне притронулся, придаёт сил, и я оказываюсь на ногах. Правда, ненадолго… Откуда эта слабость? Я лечу на пол, руки Арента удерживают на полпути. Мне удаётся восстановить равновесие, однако Арент не торопится меня отпускать, пока я его об этом не прошу. Мой голос — не громче вздоха, но Арент повинуется. В серых глазах — плохо скрытая боль, в моей голове — полный хаос.

— Почему ты здесь? — спрашиваю я.

Вопрос должен быть другим: почему здесь я? Почему я не бегу? Хотя ответ очевиден: потому что не могу. Что-то держит меня, я не могу сопротивляться. Это сбивает меня с толку — я должна быть не здесь. Я должна быть… в другом месте. И не с ним.

— Ты голодна, — шепчет Арент.

Я смотрю в направлении его взгляда: на столике — графин с кровью и бокал. Молнией бросаюсь к столику, чуть не падаю, роняю бокал на пол и выпиваю залпом весь графин. Не помню, когда последний раз испытывала такую жажду… Кровь придаёт сил.

— Хочешь ещё? — Арент снова рядом.

Я ставлю графин обратно на столик.

— Нет, достаточно.

Он гладит меня по щеке, а я… остаюсь на месте, хотя его прикосновение мне неприятно. Арент на этом не останавливается и осторожно целует меня в лоб. А я по-прежнему не могу двинуться, словно меня пригвоздили к полу.

— Тебе лучше отдохнуть, — голос его — сама заботливость.

— Отдохнуть?.. От чего?

— Ты совсем ничего не помнишь?

— Ничего из чего? — глупо переспрашиваю я.

Бережно, будто опасаясь сломать, Арент обнимает меня за плечи.

— Отдохни. Я буду рядом.

Отвратительное ощущение бессилия меня не оставляет. Я позволяю отвести себя в спальню, усадить на кровать. То, что должно последовать, вселяет ужас. Арент улыбается, мягко и утешающе, и опускается на кровать. Но ничего не следует. Он лишь укладывает меня рядом, гладит по волосам и шепчет, чтобы я ни о чём не тревожилась. Я послушно закрываю глаза, чувствую на щеке прикосновение его губ… и вдруг понимаю, почему не могу проснуться от кошмара. Я не сплю. Всё это — реальность.

***

Интересно, сколько времени прошло, прежде чем моё покалеченное сознание смогло обработать и принять эту информацию? Ночь, две, неделя, месяц?.. И что всё это время творится с… Не могу произнести его имя даже мысленно… Стоит только подумать о нём, и вся боль, затаившаяся в моём теле с той ужасной ночи в Льеже, обрушивается на меня. Неужели и это — последствие ритуала, превратившего меня в тень, даже не меня самой — Арента?.. Я не узнаю собственных мыслей, не имею собственных желаний, мои воспоминания… не знаю, мои ли они… Арент всё время рядом — за исключением минут, на которые исчезает, чтобы утолить жажду. Но ощущение, будто воздух давит со всех сторон, не оставляет меня даже во время его отсутствия. Я всё время молчу и стараюсь на него не смотреть. Но всё же поднимаю глаза, потому что он этого хочет, и я это чувствую. Я не в силах ему противиться, не могу отвернуться, когда он робко приникает к моим губам, не могу оттолкнуть его, не могу уйти, не могу даже закричать… Его взгляд полон затаённой тоски и подавляемых желаний, и я знаю, он даст им выход очень скоро. То, что я даже не пытаюсь придумать, как этому помешать, говорит обо всём. Меня больше нет…

***

Стены сотрясаются от раскатов грома. Молнии поминутно прорезают небо. Бушует такая гроза, что, кажется, апокалипсис уже разразился. Апокалипсис, последняя битва, полчища демонов, встретить которые я собиралась с мечом в руке плечом к плечу с… Неужели то действительно была я? Трудно поверить. То, что осталось от меня сейчас, корчится от дикой боли, пронзающей тело всякий раз, когда я пытаюсь думать о… Боль становится невыносимой, и я отгоняю мысли о нём. Боль сразу утихает, я подхожу к окну. В стекле со стекающими по нему дождевыми струями отражается моё лицо. Но мой взгляд устремлён на уродливую сетку извилистых бурых линий, расползающихся от похожего на ожог пятна под левой ключицей. Место, где оставалась ладонь Арента, пока он проводил ритуал. Линии, словно щупальца, оплетают плечо и часть шеи. Я всё время рассматриваю это безобразное клеймо, когда Арент отправляется утолять жажду. Он об этом не знает — я успеваю отвернуться от отражающей поверхности до того, как он появляется. Но не в этот раз… В этот раз Арент возвращается быстрее, чем обычно. Материализуется за моей спиной, и я ловлю его взгляд в тёмном стекле. Он обнимает меня за плечи и прижимается губами к уродливому пятну. Я наблюдаю за ним. Арент поднимает голову и несколько секунд изучает моё отражение. Наши лица странно смотрятся рядом. Моё лишено всякого выражения, как у фарфоровой куклы. Его тоже кажется невозмутимым. Но нас обоих выдают глаза. В моих — сполохи свирепствующего во мне ада. В его — пламя неутолённой страсти. Хрипловатый голос тоже выдаёт, что спокойствие Арента — лишь маска.

— За всё моё существование я никого не желал так, как тебя. Никто не причинил мне столько боли, сколько причинила ты, ни от кого я не был готов так долго и безропотно её терпеть. Думаешь, мне привычно ловить случайные взгляды в надежде, что хотя бы один окажется теплее, чем остальные? Не сметь прикоснуться из опасения вызвать ещё большую враждебность? Думаешь, мне и раньше приходилось молить кого-нибудь о благосклонности, проявлять столько терпения, сколько я проявил с тобой? И именно ты должна отвергать меня с одержимостью фанатика…

Глава 2

Кошмар длится бесконечно, хотя ещё только начался. В полумраке спальни тело Арента кажется сделанным из алебастра. Я отмечаю какие-то нелепые мелочи: мои волосы, тёмной волной упавшие на его плечо, когда он привлёк меня к себе, мои бескровные ладони на его бледной груди… Словно две ожившие мраморные статуи, кружащиеся в странном танце. Поцелуи Арента проникают под кожу, ласки граничат с исступлением… Я хочу оттолкнуть его, ударить, но пальцы только скользят по его груди и плечам, как если бы я отвечала на его прикосновения… Я принадлежу ему всем, что во мне осталось — perenniserva[1], навеки покорная его воле… Глаза пронзает резкая боль, на смену ей приходит жжение, и, не понимая, как это возможно, я чувствую, как по щеке катится слеза. Я была уверена, что глаза бессмертных не способны проливать слёз. Мои оставались сухими, когда всё во мне оплакивало гибель… всё ещё не могу произнести его имя… и когда моё мёртвое сердце чуть не забилось от радости, что он всё-таки жив… При мысли о нём боль расходиться по телу волнами и жжение в глазах усиливается. Мне хочется умереть, исчезнуть, просто перестать существовать… Я подняла на борьбу против апокалипсиса половину миров, вышла невредимой из переделок, о которых даже подобные мне говорили не иначе как шёпотом. Но всё это рассыпалось прахом перед безжалостной страстью Арента. Один его жест, одно слово, один взгляд — и всё, что делало меня мной, обратилось в пепел… Жгучая слеза катится по другой щеке, и хватка Арента вдруг ослабевает. Я открываю глаза, с ресниц срывается несколько капель. Арент смотрит на меня завороженным взглядом, выражение нежности преображает его надменное лицо до неузнаваемости.

— Никогда не видел ничего более прекрасного…

— Чем что? Мои унижение и боль? — я не произношу эти слова вслух, но Арент будто читает мои мысли.

— Чем ты…

Он проводит губами по моей щеке там, где остался влажный след слезы, приникает к моим губам, и я чувствую в поцелуе солёный привкус собственных слёз. Арент гладит меня по волосам, ладонь спускается к шее, ложится на уродливое пятно, и в светлых глазах появляется горечь.

— Я вижу, как тебя жжёт огонь заклятия, и как ты всё ещё пытаешься ему противостоять. На самом деле это — чудо. Заклинание обращает волю в пыль, потому я никак не решался к нему прибегнуть, это была мера отчаяния. Но твоя воля не разрушена, и я не знаю, ликовать мне или горевать. Если даже сильнейшее из известных мне заклятий не может заставить тебя смягчиться…

Он целует меня снова и снова и бережно опускает на белоснежные простыни.

— Зачем ты мучишь нас обоих? Просто прими меня…

Мне хочется кричать.

— Моя единственная страсть, моя единственная боль, — шёпот Арента едва различим. — Моя любовь…

Последние слова вызывают агонию. Так меня называл… Обрушившаяся боль заглушает все остальные ощущения, я выгибаюсь дугой в объятиях Арента, навзничь опрокидываюсь на подушки… и, наконец, мысленно произношу имя: Доминик. Боль ослепляет, я снова погружаюсь в кошмар, однажды изгнавший сознание из моего тела, порождённые болью существа уже начинают визжать мне в уши… но я отгоняю воспоминания, и боль отступает. Взгляд проясняется, и я вижу потемневшее от ненависти лицо Арента. Как если бы он знал, что было причиной моего припадка. Но впервые с момента, как я очнулась на кроваво-красной траве, в моём затуманенном сознании мерцает что-то похожее на проблеск. Одна фраза, брошенная Арентом, зацепилась за ещё не отмершую часть моего рассудка. Я поднимаюсь с подушек и после мгновенного колебания робко провожу кончиками пальцев по его щеке.

— Кем ты хотел для меня быть?

После долгого молчания мой голос звучит странно для меня самой. Арент не издаёт ни звука.

— Ты сказал, что станешь для меня тем, кем хотел быть с самого начала. Кем?

Черты Арента кажутся окаменевшими, голос — ледяным:

— Ты забываешь об условии.

Я неуверенно улыбаюсь, изучаю его из-под полуопущенных ресниц, и, словно ища защиты, прижимаюсь к его груди. Секунда, две, три — и руки Арента смыкаются вокруг меня. Я приподнимаю голову, смотрю на него снизу вверх. Очевидно, он расценивает мой взгляд, как всё ещё непрояснённый вопрос и тихо отвечает:

— Твоим возлюбленным. Если…

Я улыбаюсь увереннее, снова прижимаюсь щекой к его груди и шепчу:

— Если приму тебя…

***

Ветер играет моими волосами. Мимо проплывают облачка тумана. Вокруг, насколько хватает глаз, раскинулся океан. Я сижу на выступе скалы, возвышающейся из воды и тумана подобно маяку. Но здесь указывать путь некому. По волнам, тихо шелестящим где-то внизу, не пройдёт ни один корабль. Вода — необычного дымчатого цвета, серое небо никогда не знало ни луны, ни солнца. И всё пронизано глубоким нерушимым спокойствием, какого не бывает в мире людей. А это — именно то, чего я ищу. Спокойствия. И одиночества. Я болтаю ногами в пустоте и смотрю вниз. Здесь так легко представить, что я действительно одна… Но, как и всё в моём мире, это — иллюзия. Я поднимаю голову и улыбаюсь стоящему рядом Аренту. Его холодные глаза теплеют, я протягиваю ему руку.

— Тут хватит места и для двоих. Или боишься свалиться в океан?

Арент тоже улыбается, пальцы переплетаются с моими.

Глава 3

Одиннадцать ночей. Мы снова в измерении жутких эмпатических статуй. Они выглядывают из-за каждого дерева. Их каменные черты неподвижны, глаза — пусты… Как же им удаётся настолько живо передавать эмоции этими неживыми лицами? Напряжённое ожидание, надежда, тоска… Но эти эмоции — не мои. Видимо, статуи выбирают только самые сильные, и именно Арент привлекает их внимание. Арент, а не я, хотя, уверена, что я здесь для этого. Арент хочет видеть мои эмоции. Я улыбаюсь. На лицах ближайших к нам статуй тоже появляется улыбка — милая, приветливая и ничего не выражающая. Я касаюсь руки Арента. Он мягко сжимает мою ладонь, подносит её к губам. На лицах статуй появляется выражение нежности — его или моей? Надеюсь, что моей, хотя нежность — совсем не то, что я сейчас испытываю. Но я учусь управлять своими эмоциями. С той самой ночи, когда полная горечи фраза Арента вернула меня к жизни. "Я вижу, как тебя жжёт огонь заклятия, и как ты всё ещё пытаешься ему противостоять." Не знаю, как не понимала этого раньше… Сопротивление — вот что лишало меня сил, буквально пригибало к земле, даже когда Арента не было рядом. Сопротивление ему, его воле, самому его существованию. А ведь всё, что от меня требовалось — принять его. Таково действие ритуала подчинения — чем отчаяннее протест, тем сокрушительнее подавляющая его сила. И как только я это поняла, как только поборола душившее меня неприятие, преодолела возмущение и ярость, гнетущая тяжесть ушла, и я почувствовала себя почти прежней. Да, моя воля не была разрушена, и теперь я знала почему. Арент не был единственным, кто участвовал в процессе моего обращения, он лишь завершил то, что начал другой. Власть его надо мной никогда не была абсолютной — и проведённый им ритуал не действовал в полной мере.

Я высвобождаю ладонь из пальцев Арента, глажу его по щеке. Он тут же наклоняется к моему лицу, и я шепчу:

— Спасибо, что дал мне время, — и, не дожидаясь поцелуя, сама прижимаюсь к его губам.

Десять ночей. Арент отправляется утолить жажду. Я жду его, скорчившись на чёрном мраморном полу. Доминик… Когда остаюсь одна, я думаю о нём непрерывно… Она поставила меня на колени, почти лишила рассудка — боль при мысли о существе, из-за которого я никогда не буду принадлежать Аренту так, как он этого хочет…

К моменту возвращения Арента я — сама беззаботность. Он тут же обнимает меня, я льну к его груди. Арент наклоняется, чтобы меня поцеловать, но я успеваю задать явно неожиданный для него вопрос:

— Как звали твою вторую жену?

В глазах Арента мелькает удивление.

— Она тебя обратила? — уточняю я. — Для этого ты женился на ней?

— Да, — отвечает Арент. — Почему ты спрашиваешь?

— Её ведь звали Этра?

— Да, так её звали. Откуда тебе это известно?

— От сестры её обратившего. Шаневис. Ты ведь её знаешь?

Я слежу за выражением его лица, но оно не меняется.

— А о проклятии? — допытываюсь я.

Арент молча изучает меня, и мне стоит усилий выдержать его взгляд.

— Обративший Этру проклял её за вероломство, — поясняю я. — И она пала жертвой…

— …того, кого обратила сама, — тихо заканчивает фразу Арент.

Моё удивление искренне, хотя, наверно, удивляться нечему. Конечно, он мог узнать обо всём от Этры. Но следующее признание Арента всё же застаёт меня врасплох.

— Я слышал слова проклятия из уст его произнёсшего — после того, как нанёс ему смертельный удар, как учила Этра. Она обратила меня в ту же ночь. На следующую ночь я женился на ней, как обещал, а спустя ещё три она действительно повторила судьбу своего создателя. Нет, Этра пала не от моей руки — под кинжалом подосланного мной смертного.

Я вспоминаю, как Арент пытался использовать Винсента, чтобы избавиться от соперника. Оказывается, у этого манёвра очень длинная история…

— Значит, всё правда, — вполголоса подытоживаю я. — Проклятие переходит с обратившего на обращённого…

Арент улыбается грустной улыбкой.

— Придёт время, и мы узнаем.

Девять ночей. Боль невыносима, я никак не могу с ней совладать. Но я должна, иначе о моём плане придётся забыть. Я нащупываю рукой стену, пытаюсь подняться на ноги… Ни разу с тех пор, как очнулась в измерении статуй-эмпатов, я не чувствовала Доминика. Неужели ритуал разрушил существовавшую между нами связь? Моя ладонь соскальзывает со стены, и я снова валюсь на колени. Времени осталось совсем немного — я должна побороть эту боль…

Восемь ночей. Арент задерживается, и я истязаю себя мыслями о Доминике, пока вызванные болью призраки не начинают водить вокруг хоровод. Я рискую — Арент не должен видеть меня такой — но всё же успеваю привести себя в норму за какие-то мгновения до его появления.

Семь ночей. Арент дарит завораживающе красивое кольцо с крупным бриллиантом. Моя рука дрожит, когда он надевает его мне на палец — раньше этот палец украшало другое кольцо… Я судорожно сжимаю ладонь.

— Тебе не нравится? — Арент пытливо заглядывает мне в глаза.

Я силюсь выдать улыбку. Кольцо действительно изумительно. Овальный камень нежного розового цвета — словно капля крови, растворённая в кристалле льда. Я касаюсь его гранёной поверхности, смотрю, как ярко он переливается в тусклом свете светильников, и стараюсь не думать ни о чём, кроме его красоты, пока улыбка не становится искренней.

Глава 4

Четыре ночи. Триумф и испытание — иногда они идут рядом друг с другом, и одно практически переходит в другое. Я сосредотачиваюсь на первом, чтобы не думать о втором и о боли, которая меня ждёт. Арент не сводит с меня напряжённого взгляда. Я ловлю его руку и прикладываю ладонь к своей щеке. Чем ближе цель, тем легче мне даётся подобное проявление чувств. Черты Арента смягчаются, он наклоняется, чтобы меня поцеловать… С прошлой ночи моя нежность к Аренту почти неподдельна. Или я путаю её с благодарностью?.. Рассказав о видении гомчена и вслух признав его истинность, я прибегла к тяжёлой артиллерии и как будто подвела окончательную черту, отделившую от всего, что было раньше. Теперь мне кажется, эти слова были произнесены кем-то другим — я не могла вложить в них такую окончательность и бесповоротность. Хотя, может, я и в самом деле начала верить, что связана с Арентом? Слишком заигралась с сознанием, пытаясь перехитрить собственный разум — такие игры не проходят бесследно. Но, как бы то ни было, Арент уступил — в ночь грядущего полнолуния я буду сражаться. Это — мой триумф! А испытание… Мы у входа в дом, где я оставила меч, когда вернулась от корейцев — дом Доминика… Тёмные комнаты встречают звенящей тишиной. Или звон — действие боли, которая терзала меня столько раз, что уже кажется привычной? Так хорошо знакомая обстановка: кресла, кровать, место, где стоял столик, который я разрубила пополам, демонстрируя своё умение Доминику… Я останавливаюсь перед стойкой, на которой покоится меч. Рука дрожит, когда я снимаю его с подставки. Рукоятка Туена ложится в мою ладонь, и я думаю о ночи, когда впервые вынула его из ножен. Вспоминаю Юнг-Су, Ран-Чжу, Синси и Сон-Хва, Мин-Хи, Дак-Хо — кого угодно… Лишь бы отвлечься от мыслей о том, кто ждал моего возвращения в измерении, где в небе кружатся миллионы зеленоватых огоньков, а трава мерцает мягким голубоватым светом… Туен выскальзывает из пальцев, я подхватываю его на лету. Но боль всё равно одерживает верх — опять… С моих губ срывается рычание, я сбрасываю ножны и, молниеносно развернувшись, обрушиваю меч на стойку. Обломки сыпятся на пол, и, как ни странно, боль утихает.

— Пожалуй, удерживать тебя вдали от сражения было бы в самом деле ошибкой, — Арент тенью возникает рядом.

— Да, — тихо соглашаюсь я.

И, пожалуй, сражение и есть то средство победить боль, которое я искала. В шуме битвы я не буду слышать собственных мыслей, взывающих к Доминику.

***

Три ночи. Мы провели несколько часов за тренировкой. В глазах Арента светится восхищение.

— Я же говорила, что подготовилась, насколько возможно, — я шутливо прищуриваюсь.

Арент смеётся, и делает выпад — такой молниеносный и неожиданный, что я не вижу, куда устремляется его меч. Но тренировки с Юнг-Су довели мои инстинкты до совершенства. Я отбиваю клинок, прежде чем успеваю его заметить. Арент довольно улыбается и вкладывает меч в ножны. Наши мечи, вроде бы такие разные, рядом — словно части одного комплекта. Меч Арента — огромный по сравнению с Туеном — венчает массивная рукоятка из слоновой кости. Ножны обшиты белой кожей с тиснённым рисунком. Изящный Туен с мягко мерцающими ножнами и рукояткой из белого нефрита кажется его женским воплощением или… его подругой. Я тоже прячу Туен в ножны и поворачиваюсь к Аренту.

— Как вышло, что наши мечи настолько похожи?

— Я выбрал тот, что подходит к твоему лучше всего.

— Выбрал? То есть, их у тебя несколько?

Арент таинственно сверкает глазами.

— Хочешь посмотреть?

Место, куда я следую за Арентом, похоже на музей оружия. Бесчисленные стойки и полки с мечами, кинжалами, копьями, рапирами… В углу — рыцарские доспехи. Я поднимаю забрало и, дурачаясь, заглядываю внутрь.

— Неужели всё это — твоё? Ты пользовался всем этим?

— Бóльшая часть из того, что ты видишь — военная добыча.

Я иду вдоль полок. Коллекция Арента немногим уступает оружейной палате корейцев. Но там она — достояние всего клана. А оружие Арента принадлежит только Аренту.

— А меч, что ты выбрал, как пару моему?

— Был выкован для меня. Один из моих фаворитов.

— И как ты его называл?

— Меч.

— "Меч" и всё? — ужасаюсь я. — У него должно быть имя, как у верного друга. Имя моему — Туен, по-корейски значит "луч".

В уголках губ Арента угадывается улыбка.

— И как бы ты его назвала?

— Меч ведь твой. Тебе и решать.

Улыбка Арента становится отчётливее.

— Это всего лишь меч.

— Честное слово, мне за него обидно, — качаю я головой. — Наверное, дело в том, что их у тебя много. Я бы назвала его "Санг-а", по-корейски — "слоновий зуб".

Продолжая улыбаться, Арент медленно подходит ко мне и оплетает руки вокруг моей талии.

— Уверен, он будет с гордостью носить это имя. Но ты права, у меня много оружия, и я привёл тебя сюда не ради бахвальства. Идти на битву только с мечом, даже если у него есть имя, — неразумно. Выбери себе всё, что посчитаешь нужным.

Приглашение Арента меня по-настоящему трогает. Я очень естественно льну к его груди, отвечаю на поцелуй… Пожалуй, мне нравится не испытывать к нему ненависти. На самом деле гораздо приятнее умереть, предварительно примирившись со всеми.

Часть вторая: Армагеддон. Глава 5

В ушах ещё звенит дикий вопль Доминика, когда влажная ядовитая тьма смыкается надо мной, и я падаю вниз — в никуда… Яд жжёт кожу, но я не чувствую боли. Пурпурный свет полос на руках бледнеет. Наверное, это значит, что жизнь оставляет меня. Я закрываю глаза, и в последние оставшиеся мне мгновения думаю… нет, не о Доминике — мысль о нём, о том, что я оставляю его вот так, слишком болезненна. Я думаю обо всём, что произошло в эту ночь, и обо всех для кого, как и для меня, рассвет уже не наступит…

***

На вершине одного из холмов, окружающих плато Наска, мы с Арентом появились сразу после заката. Плато было по-прежнему пустынно, но по склонам предгорий бесшумно скользили сотни и сотни фигур с разноцветными светящимися глазами. Я стиснула ладонь Арента. Он улыбнулся и мягко прижался губами к моим пальцам. Число бессмертных вокруг нас увеличивалось с каждой секундой, но я не узнавала никого, пока по камням передо мной не мелькнула знакомая сутулая тень… Арент дёрнул меня в сторону в то же мгновение, загородив собой от невесть откуда взявшегося Эдреда. Но я тут же выглянула из-за его плеча.

— Эдред!.. Рада тебя видеть…

Лицо Эдреда дрогнуло и жалобно исказилось, в зелёных глазах вспыхнула нежность.

— Моя красавица…— прошептал он. — Я не… я не надеялся, что ты…

— Довольно, — оборвал Арент. — Убирайся.

Эдред его как будто не слышал.

— Он вынудил сказать, где ты будешь в ту ночь… Андроник… Я не мог…

— Я не держу на тебя зла, Эдред, — я попыталась высвободить руку из пальцев Арента, но он только сильнее сжал мою ладонь и повторил:

— Убирайся.

Эдред угрожающе зарычал, но вдруг как-то поник, и я услышала вкрадчивый с обволакивающими нотками голос:

— Эдред, Эдред, нельзя тебя оставить ни на секунду. Кого ты донимаешь на этот раз?

Обладатель голоса неторопливо выступил из темноты, и Арент его холодно приветствовал:

— Андроник.

Тот едва заметно кивнул. Лишённые привычной сонливости глаза устремились ко мне, задержались на шее, где из-под майки выползали щупальца безобразного клейма, и попытались поймать мой взгляд. Но Арент уже шагнул в его сторону, загородив меня своим телом.

— Удачной битвы, Андроник.

Лицо Андроника приняло обычное равнодушное выражение.

— Да будет она удачной для всех нас.

Ещё один взгляд из-под полуопущенных ресниц, кривая улыбка, и оба — он и Эдред, исчезли. Арент обнял меня за талию и тронул пальцем торчавшую у пояса рукоятку Туена.

— Ты ведь хотела поговорить с корейским принцем?

— С ним и с Ран-Чжу, — отозвалась я. — Ещё бы найти их…

В поисках корейцев мы перескакивали с вершины на вершину, и я со смесью страха и надежды всматривалась в бледные лица. Доминик наверняка где-то здесь… Но пока вокруг толпились только незнакомцы — очевидно, знавшие Арента. Некоторые приветствовали его издалека, некоторые приближались обменяться парой фраз. Так я познакомилась с Илку — шумером, которого когда-то упоминали Доминик и Винсент — невысоким, хрупким бессмертным со светло-коричневой кожей и удлинёнными глазами, видевшими все соблазны мира. За ним последовали египтянин Пи-Анхи, Римук, Хересвит, Урпи, Йата, Грах, Балих, Дадасиг… Ряд необычных имён и не менее необычных образов. Римук с длинными пепельными волосами, всё одеяние которого составляли подобие длинной юбки и кожаные ремни, на которых держались спинные ножны с парой серповидных мечей. Урпи и его подруга Хересвит — с яркой боевой раскраской. Грах — молчаливый бессмертный с очень юным и очень суровым лицом, шкурой волка поверх свитера и джинсов и секирой, рукоять которой была сделана из человеческой руки — кости пальцев обхватывали отливавшее серебром лезвие. Дадасига окутывали бесчисленные складки алого плаща с вырезанными по краю символами, обнажённый торс Балиха сплошь покрывали татуировки… Все эти бессмертные, на которых я смотрела если не с откровенным изумлением, то с любопытством, у Арента не вызывали никаких эмоций. Высокомерный кивок или несколько сухих слов были единственными признаками, что он вообще замечал их. Всех, кроме одного. Он возник перед нами из ниоткуда. Пряди густых чёрных волос падали на глаза разного цвета — правый настолько тёмный, что не было видно зрачка, левый — пронзительно зелёный. Нижнюю часть лица скрывала кожаная маска. За плечами торчали рукояти двух мечей — чёрная с венчавшим её чёрным камнем за правым плечом, зелёная с зёлёным камнем за левым — явно повторяя цвет глаз. С ног до маски он был затянут в чёрное, только короткие перчатки открывали пальцы с длинными ногтями.

— Я задавался вопросом, найду ли здесь тебя, — прозвучал из-под маски голос, такой же безжалостный, как у Арента.

— Торрайт, — к моему удивлению, по губам Арента пробежало подобие улыбки. — Не сомневался, что найду здесь тебя.

— Как в старые времена, — глаза Торрайта сузились, будто и он улыбнулся под маской. — А это…?

Он повернулся в мою сторону.

— Моя избранница, — рука Арента крепче обвилась вокруг моей талии.

В разноцветных глазах Торрайта мелькнуло недоумение. Теперь он уже внимательно рассматривал меня, я отвечала ему тем же. Никогда не встречала более зловещего бессмертного…

Глава 6

Он последовал за мной к самому краю, где с вершины холма открывался вид на плато Наска. Но плато зияло перед нами огромой чёрной дырой — ничего, кроме мрака, непроглядного даже для наших глаз… Поющие голоса смолкли — все, кроме первого, и я наконец увидела его владельца. Одинокая фигура в медитативной позе на одной из вершин вдалеке. Исходивший от неё голубоватый свет столбом поднимался к небесам.

— Гомчен…— прошептала я. — Он сдержал обещание!

— Самое время, — тихо отозвался Арент. — Смотри!

Тьма, клубившаяся на дне плато, вихрем поднялась вверх, на краткий миг соединив небо и землю. Бесчисленные линии и геометрические фигуры, изображения животных и птиц вспыхнули огнём и начали проваливаться внутрь. Земля содрогнулась, будто была готова расколоться и поглотить нас всех… Арент прижал к губам мою ладонь и прошептал:

— Моя любовь…

Я его не слышала… не чувствовала поцелуя, не осознавала присутствия самого Арента… С вершины соседнего холма на меня смотрели янтарные глаза единственного существа, чьи признания имели для меня значение. Его лицо было мрачно, взгляд — полон муки… и я стиснула зубы, силясь побороть захлестнувшую меня боль… Я не сразу заметила стоявшую возле него Шаневис, укутанную в шкуру снежного барса. Какого дьявола она с ним рядом?.. Доминик дёрнулся, будто намеревался броситься ко мне, и меня больно кольнуло, когда она властно удержала его за руку…

— Вижу, он тоже здесь.

Ледяной голос Арента вернул меня к действительности — к Армагеддону, готовому разразиться у наших ног… И в то же мгновение жуткий грохот сотряс воздух, земля и небо разверзлись одновременно… Холм, на котором мы стояли, качнуло куда-то сторону, и опора начала уходить из-под ног, будто чья-то гигантская рука наклонила линию горизонта. Огромный диск почерневшей луны настолько приблизился к земле, что, казалось, можно достичь его одним прыжком. На тёмной поверхности проступили очертания геоглифов — линии, трапеции, обезьяна, паук, пёс, фламинго… и луна вспыхнула пламенем. Я бросила ошалелый взгляд в сторону Доминика, но и он и Шаневис исчезли… Только бледные незнакомые лица и мерцающие на них пурпурные полосы… Я стиснула ладонь Арента.

— Я буду рядом, — тихо поклялся он. — Всегда.

И в то же мгновение мою руку выдернуло из его ладони, я полетела вниз, стукнулась обо что-то твёрдое, молниеносно оказалась на ногах… Земля и небо слились воедино — в вихрь тьмы, огня и пепла, уши заложило от дикого визга… Вокруг мельтешили бессмертные, выбиравшиеся из-под остатков холмов, обрушившихся под нашими ногами. Из-под земли прямо перед нами вырвался гигантский столп, состоявший из тысяч и тысяч существ. Визжа и воя, они лавиной устремились на нас и вдруг повисли в воздухе, будто удерживаемые невидимой силой.

— Сеть…— беззвучно прошептала я. — Сейчас! Мы должны атаковать сейчас!..

Арент материализовался рядом, я выхватила меч, и, словно движимые единым порывом, бессмертные устремились к рвущейся наружу нечисти. Но сеть уже подалась… Волна омерзительных тварей хлынула вперёд, жуткие щупальца и когти, кожистые крылья и оскаленные пасти тянулись ко мне со всех сторон. Глухо зарычав, я замахнулась мечом, но тут что-то светлое пронеслось мимо меня, а потом снова и снова… Излучающие голубоватый свет существа верхом на крылатых подобиях львов и пантер смешались с рядами бессмертных и опередили их. Со сверкающим оружием, в мерцающих одеждах, они врезáлись в демоническую массу, подобно лунным лучам. Их было так много, что рябило в глазах. И демоны заметались. Яростно бросаясь на этих невесть откуда взявшихся врагов, они впивались зубами в белоснежные шкуры крылатых животных, терзали мерцающие тела их наездников… и те беззвучно рассыпáлись светящимися ярко-голубыми лепестками...

— Тульпа, — крикнула я неизвестно кому. — Это же тульпа!

Поток не прекращался. Вместо каждого обращённого в лепестки, появлялись десять новых. Отталкиваясь от нагромождений камней, которые недавно были холмами, бессмертные взмывали ввысь и кромсали занятых уничтожением тульпа тварей на куски. Камни стали скользкими от крови… Я потеряла счёт времени, не отдавала себе отчёта в реальности… Кажется, Арент был рядом, вроде бы я видела Граха, орудовавшего жуткой секирой из человеческой руки, и Диого, и Беатрис, и алый плащ Дадасига… Белые ножны Туена потемнели от крови — я пускала их в ход наравне с лезвием, круша черепа кружившейся вокруг нечисти. В какой-то момент показалось, что в плотной массе демонических тел мелькнуло что-то похожее на просвет. И вдруг демоны отступили. Снеся голову похожей на ящерицу трёхглазой твари, я оказалась окружённой одними тульпа и бессмертными. Расстилавшееся перед нами плато было пустым… Но мне померещилось движение на далёких холмах, где в ореоле голубоватого света по-прежнему парила фигура гомчена, приглушённые расстоянием крики и едва слышный звон оружия — там тоже шла схватка! Неужели место битвы переместилось туда? Я стряхнула кровь с лезвия Туена… и едва увернулась от чего-то тонкого и острого, похожего на огненную вспышку и чуть не вонзившегося мне в грудь. Среди воцарившейся тишины раздался ужасающий бездушный хохот, от которого выворачивало внутренности. Словно тени, над нашими головами замелькали какие-то твари. Прыгая по обломкам и дико хохоча, они щёлкали длинными огненными хлыстами с раздвоёнными остриями на концах. Одна из тварей оказалась слишком близко ко мне, я автоматически махнула мечом, и тварь рухнула к моим ногам, разрубленная надвое. Никогда не видела более нелепого существа… В ярких лохмотьях, со странно изогнутыми конечностями и ярко разрисованной маской вместо лица, оно смахивало на уродливого скомороха.

Глава 7

Я не успела ничего сказать, не успела его даже поблагодарить — вокруг снова засвистели смертоносные хлысты. Выхватив Туен из ладони Дак-Хо, я отбила один, другой, снесла голову какой-то твари, отсекла пару щупалец… и увидела встрёпанную Ран-Чжу и Юнг-Хи, и ещё нескольких воинов корейского клана, Арента и Торрайта, сильно израненного Эдреда, добивавшего многоголовую тварь, видимо, намеревавшуюся добить меня, и… Доминика… Его лицо было исцарапано, серебристые волосы всклокочены и испачканы кровью, взгляд — безумен… Но вот горящие янтарные глаза нашли меня, и в них отразилось такое облегчение, что у меня сжалось горло… Кажется, увидев друг друга, мы оба забыли о реальности, но, содрогнувшись от пронзившей тело боли, я вспомнила о ней на мгновение раньше, чем он. Увернувшись от когтей какого-то зверя, я рассмотрела огненный хлыст, устремившийся к спине Доминика и, пронзительно взвизгнув: "Обернись!", бросилась наперерез… Наконечник впился моё плечо, содрал кусок кожи, и я покатилась по земле, обливаясь кровью. В рванувшегося ко мне Доминика вцепилась летучая тварь, вроде той, что пыталась унести на Паракас меня. Доминик, не глядя, отсёк ей крыло, свободной рукой размозжил череп покрытой чешуёй демонице, но на смену ей сразу появились другие… Я было поднялась на ноги и снова рухнула на землю, схватившись за грудь. Моё сердце ожило и билось с такой силой, что причиняло боль. Или это лишь "привычная" боль, вызванная ритуалом?.. Многорукий монстр, рыча, мчался прямо на меня, но на его пути возник Арент и они, схлестнувшись, пронеслись мимо. Оперевшись на меч, я бегло огляделась в поисках новых врагов… и похолодела. В паре метров от меня и приблизительно на таком же расстоянии от сцепившегося с демоницами Доминика стояло вполне человеческое существо, скорее всего полудемон, в потрёпанной шляпе и выцветшем старинном кафтане. Со змеящейся на губах улыбкой он очистил ранивший меня наконечник и, даже не повернувшись в мою сторону, снова взмахнул хлыстом, явно целясь в Доминика. Я дико закричала. Повернув голову, он замешкался на доли секунды, и я с воплем отчаяния метнула в него Туен. Полудемон покачнулся, изо рта хлынула кровь, и он осел на землю. Я наконец поднялась на ноги и оказалась в объятиях Доминика… Не говоря ни слова, он судорожно прижал меня к груди, и, почти растворившись в охватившей тело боли, я прошелестела:

— Любимый…

Потом боль всё же одолела меня, я полетела вниз и пришла в себя уже на земле… Силой, оторвавшей от меня Доминика, был Арент, но теперь оба были окружены монстрами. Торрайт пытался прорваться к ним, а я, с трудом приподнявшись на ослабевших от боли руках, смотрела на сверкающее острие огненного хлыста, приближавшееся к моей груди, точно в замедленной съёмке… Это был конец. И я решительно стиснула дрожавшие пальцы. Но в последний момент что-то метнулось между мной и моей смертью, отбросило меня назад… Наконечник с хрустом вонзился в грудь, со свистом унёсся прочь, разбрызгивая кровь от нанизанного на остриё сердца… Передо мной лежало тело Эдреда с зиявшей в груди раной, безумные ярко-зелёные глаза не отрывались от меня… Всхлипывая, я обхватила ладонями его лицо, положила голову себе на колени. Его губы дрогнули в подобии улыбки… и он рассыпался прахом в моих руках… Будто со стороны, я услышала собственный жуткий вопль — крик отчаяния и боли… и, словно в ответ на него, где-то рядом раздался смех. Я в бешенстве вскинула голову. Чуть поодаль верхом на гигантском призрачном псе возвышалась фигура укутанная в плащ из огня и дыма. Из-под завесы капюшона на меня смотрели вспыхивавшие огнём глаза. В одной руке он держал трепещущее сердце Эдреда, другая покоилась на плече демоницы с рыжими шевелившимися, точно змеи, волосами. В ладони она сжимала рукоять хлыста, пронзившего грудь Эдреда. Я глухо зарычала. Демон ухмыльнулся и небрежно подбросил сердце вверх, где его тут же подхватила одна из летучих тварей. Демоница тоже оскалилась и щёлкнула хлыстом. И самобладание меня покинуло. Почему-то вспомнилась церковь в Венеции, где кардинал Орефичи устроил мне испытание. Под действием заклинания разум отступил перед животной яростью, и тогда, впервые в жизни, я совершенно потеряла над собой контроль. То же было и сейчас. Поднявшись с колен, я поднесла ко лбу пальцы, засыпанные прахом Эдреда, и провела широкую полосу через всё лицо. Демон снова расхохотался, но я это уже не воспринимала. Одним прыжком оказалась возле Туена и, вырвав лезвие из груди мёртвого полудемона, бросилась на хохочущую огнеглазую тварь. Будто во сне, передо мной мелькнуло искажённое лицо Арента и Доминик, попытавшийся меня перехватить. Я прошмыгнула меж его рук, не замедлив шага. Волосы демоницы поднялись капюшоном, смертоносное остриё хлыста устремилось к моей груди. Я позволила ему оцарапать кожу, проскользнув под огненным шнуром так близко, что он обжёг мне шею. Призрачный зверь под демоном зарычал, и это было единственным, что он успел сделать. Молнией бросившись между лап, я вогнала Туен в полупрозрачное пышащее жаром брюхо по самую рукоятку, распоров его до самого хвоста. Рыжеволосая демоница ещё даже не повернулась, когда, вылетев за спиной демона, я снесла ей голову. На секунду всё будто замерло: демон, балансировавший на подыхавшем псе, обезглавленное тело демоницы, всё ещё сжимавшей в руке хлыст, вдалеке — лица Арента и Доминика, застывшие словно маски, и невесть откуда взявшийся Юнг-Су, удерживавший их обоих за плечи, и Винсент, и округлившиеся от ужаса глаза Ран-Чжу… Но вот демон соскочил со зверя и, ловко приземлившись на ноги, обернулся ко мне.

— Хочешь бросить мне вызов? — его голос был очень низким и мало похожим на человеческий.

Не говоря ни слова, я взмыла над его головой. В руке демона искрой сверкнул тонкий светящийся пурпурным светом меч. Я крутанулась в воздухе, как учил Юнг-Су, и, материализовавшись за ним, изо всех сил вонзила Туен ему в спину. Но демон увернулся. Скорость, с какой он сделал ответный выпад, меня отрезвила: передо мной была не одна из уродливых покрытых шерстью и щупальцами тварей преисподней, а одна из её высших тварей. Вероятно, он был гораздо сильнее меня. Но что с того? Дожить до конца этой ночи всё равно не входило в мои планы.

Глава 8

В этот раз меня отнесло ещё дальше. Шатаясь, я поднялась на ноги, продолжая сжимать рукоять Туена мёртвой хваткой. За спиной шумели волны, а по левую руку чуть поодаль в море выступал пологий кусок суши, от которого исходило свечение множества огней. И я догадалась: Паракас — мы приблизились к нему на расстояние прыжка… Светящиеся сферы продолжали врезаться в землю, оставляя на покорёженной поверхности обездвиженные тела бессмертных и демонов. А следом за ними, подобно стервятникам, неслись бесчисленные твари с огненными хлыстами, вырывая сердца у оглушённых врагов… Хрипло зарычав, я бросилась им навстречу, взмывая в чёрное небо, обрушиваясь на них со всей яростью, на какую способно отчаяние, и не видя ни малейшего просвета в бесконечном потоке уродливых тел… Рядом откуда ни возьмись появилась Вендла — её сердце билось, окутывавшая плечи шкура медведя была пропитана кровью, а за ней Рамиро, Грах и Хересвит. Из-за наших спин вырвались тысячи и тысячи птиц. Их крошечные глазки горели зеленоватым огнём, клювы отливали серебром. Словно стрелы, они врезались в ряды демонов, разрывая их на части, и я рассмотрела миниатюрных девушек со скрывавшими лица уборами из перьев, бесшумно паривших над нашими головами.

Очередная сфера, взорвавшаяся где-то совсем близко, снова отбросила меня назад. На мгновение перед глазами мелькнула голова снежного барса, светлые волосы Шаневис. Она что-то кричала, размахивая тонким, похожим на копьё оружием, но я не слышала ничего, кроме жуткого, раздиравшего уши звона… И тогда я снова увидела Юнг-Су и его младших братьев, вана и тэвонгуна, Дак-Хо и Мин-Хи, и принцессу Ми-Ок и Ран-Чжу и других членов клана. Кружась в воздухе, подобно вращающимся дервишам, они расшвыривали многорукие и многоголовые демонические тела, почти их не касаясь. От мечей корейцев исходило свечение, губы шевелились, произнося слова. Звон в ушах постепенно стихал, и я расслышала их голоса, слившиеся в размеренный речитатив. Свечение мечей усилилось, и вдруг все, как один, корейцы подкинули их вверх. Я с воплем полоснула мечом воздух, когда что-то вцепилось в моё плечо, и тут же уронила Туен на землю — рядом стоял Доминик… Я рванулась к нему, но передо мной, точно призрак, возник Арент, и я буквально врезалась в его грудь.

— Сейчас не время, — раздался разгневанный голос Шаневис. — Смотрите!

От мерцавшего оранжевым светом Паракаса в небо поднялись сотни огней.

— Летающие фонари, — прошептал Доминик. — Им нужна наша помощь!

— Кому?.. — не поняла я, высвобождаясь из рук Арента. — Здесь ведь тоже…

— Здесь обо всём позaботятся они, — Шаневис махнула рукой в сторону кружившихся в воздухе корейцев.

Их мечи объединились в колонну огня и дыма. Но вот колонна расправила крылья, превращаясь в исполинскую огненную птицу. И вдруг в треске пламени и вое схватывавшихся огнём демонов я услышала звуки музыки и звонкий удивительно мелодичный голос, на мгновение заглушивший всё остальное. В нескольких шагах от нас в оранжевых вспышках пламени мелькнули окровавленная медвежья шкура, разлетевшаяся от неё кучка праха и склонённая фигура со спутанными рыжими волосами. Я не понимала слов, но и в голосе, и в мелодии было столько тоски, что сжималось сердце. Рамиро и его Филомена пели в последний раз. Он даже не обернулся на свист огненного хлыста… Не помня себя, я бросилась к Туену, но едва пальцы сомкнулись вокруг рукоятки, руки Арента оторвали меня от земли…

Дико озираясь, я оказалась на выступавшем в море утёсе. Внизу шипели и пенились волны, а впереди, насколько хватало глаз, мелькали тысячи и тысячи тел — битва шла и здесь. Вдалеке над равниной, которую мы только что оставили, парило гигантское огненное облако. Мгновение — и оно лавиной обрушилось на землю.

— Это задержит тварей, — удовлетворённо прошипела Шаневис. — Но сейчас важно то, что происходит здесь.

— Здесь — на Паракасе? — уточнила я.

И в считанные секунды поняла почему. Летающие демонические твари несли сюда вырванные сердца, но далеко не все легли в приготовленные для них жертвенники. Жестокая схватка шла за каждое углубление. Смертные священники и жрецы всех мастей нараспев читали заклинания, удерживавшие кровоточащие сердца и принёсших их тварей на расстоянии. Но давалось им это с трудом. Не менее громкими были и заклинания одетых в чёрное или покрытых кровавыми символами магов и колдунов, выступавших на стороне демонов. Над нашими головами, словно тень на фоне тёмного неба, стветился сложный символ знакомого голубоватого цвета. Гомчен!.. Вот почему я уже давно не видела тульпа — все силы тибетского мудреца были сосредоточены здесь. Но, очевидно, и они таяли — свечение символа было совсем слабым. В небе вихрем носилась туча летучих тварей, сжимавших окровавленные сердца в когтистых лапах — вероятно, они не могли преодолеть обозначенный символом невидимый барьер. На них отчаянно бросались тэнгу и чиан-ши, но тварей, защищавших тех, что несли сердца, было слишком много. На земле силы были тоже неравными. Ряды нагов, израненные Шакти и Абха — впервые я видела их в змеиной коже, Иша и Кэйлаш, отрастившие себе по шесть рук, покрытые пурпурными полосами существа с атлетическими телами, почти поминутно превращавшиеся в многоруких клыкастых чудовищ и тут же возращавшие себе человеческий облик, синекожие эа и драугры, и темнокожие существа с глазами цвета меди, и кучка бессмертных, в одном из которых я с удивлением узнала Андроника… А против них — всё та же бесчисленная омерзительная нечисть, возглавляемая "высшими" тварями на огромных призрачных псах. К нам подскочил Винсент, с ног до головы забрызганный кровью.

— Продержаться осталось совсем немного, но силы смертных на исходе! Если все эти сердца попадут на жертвенники, мы погибли!

Часть третья: Post tenebras*. Глава 9

Открыв глаза, я уставилась на сводчатый потолок. В узкое окно проникал свет убывающей луны. Я лежала на кровати, обложенная подушками и укутанная одеялом. Попыталась подняться, но тело мне не повиновалось. Кажется, подобное я уже испытывала — слабость, боль, дремлющая в каждой клеточке… Но это было в доме с чёрным мраморным полом, и рядом был… Арент. Я настороженно огляделась. Нет, это однозначно не тот дом. А стены и пол из серого камня очень напоминают монастырь. И голоса… Очень тихие, и говорят с большими паузами, поэтому я не сразу их уловила. Один без сомнения принадлежит отцу Энтони, а другой… другой я не спутаю ни с каким даже в бреду. Доминик…

— Вы уверены в этом, падре? — спросил он.

— Абсолютно. Человек или существо иного мира, она дорога мне, как дочь. Я бы передал эту силу ей, но она не пожелала её принять.

— Узнаю её в этом, — в голосе Доминика прозвучали горделивые нотки. — Ни тот, ни этот мир ещё не породил ничего, что могло бы заставить её отказаться от принципов. Какими бы ребяческими они ни казались…

Последовавшие слова отца Энтони донеслись до меня, как неразборчивое бормотание. Где же я всё-таки? И где Арент?.. Вены горят огнём, боль не усиливается и не уменьшается — она просто владеет моим телом. Я вымоталась из одеяла, попыталась встать на ноги и тут же полетела на пол, опрокинув прикроватный столик. Но, кажется, так и не успела толком упасть — меня подхватили руки Доминика. Прижав меня к груди, он сдавленно прошептал:

— Ты так долго была в беспамятстве… Любовь моя, моё сокровище…

Я слабо засмеялась — от невероятного облегчения, что он жив и рядом, и что мир всё ещё существует, и что мы оба — всё ещё в нём… и вместе. Но звук получился странным, больше похожим на болезненный кашель. Доминик с тревогой и обожанием всматривался в моё лицо.

— Что произошло?.. — мой голос был умирающим, я откашлялась.

Доминик засуетился.

— Прости, совсем забыл… Ты голодна. Сейчас, я…

Очень бережно он опустил меня на подушки и через секунду снова склонился надо мной, держа в руках вместительный сосуд с кровью.

— Ты всё ещё…— тихо начал он.

Я улыбнулась и кивнула. Кровь придала сил — я даже смогла сесть, но тело продолжало гореть, точно в лихорадке. Тренировки, когда я истязала себя болью, не прошли даром, и пока я удерживалась в сознании. Но надолго ли?.. Обвив меня руками, Доминик устроил мою голову на своей груди. Я легко сжала его ладонь, наши пальцы переплелись, и я удивлённо прошелестела:

— Изумруд… Он у тебя…

— Я ждал, пока ты очнёшься, чтобы вернуть его тебе.

Сколько раз этот перстень покидал мой палец и снова возвращался… Я протянула Доминику руку, стараясь, чтобы она не дрожала. Странно, кольцо, что подарил Арент, исчезло. Скорее всего, оно соскользнуло в утробе змея и теперь покоится на дне океана.

— Это не всё, — в ладони Доминика сверкнуло кольцо из алмазной лаванды.

— Но откуда?.. Думала, Арент их…

Голос пресёкся. Несмотря на все усилия, боль подчиняла меня себе, и Доминик это понял.

— Прости, что обрекаю тебя на это… Я не… Всё время, что ты была с ним, я…

— Я не была с ним…— мягко поправила я. — Ритуал действует определённым образом… Как только я это поняла, смогла контролировать и себя, и его… но не видела выхода надолго… потому и не собиралась пережить битву…

Доминик прижался лбом к моей груди.

— Сумасшедшая…

Теперь эта идея казалась безумием и мне. А Доминик… он ведь разгадал мои намерения сразу, пытался меня удержать, и всё равно был вынужден смотреть, как я бросаюсь в пасть гигантской рептилии… Только представить, если бы на подобное решился он. Я бы никогда ему простила. Чувство вины на мгновение заглушило боль, и я прошептала, как если бы это объясняло и оправдывало всё:

— Для меня всегда был только ты один…

— Как и ты для меня… Моя единственная, моё сокровище, моя любовь… Как и ты для меня…

Порывистые поцелуи покрыли моё лицо, плечи, шею… Я попыталась погладить его по щеке, но ладонь тряслась слишком сильно, и я её опустила. Губы Доминика дрогнули.

— Кровь падре позволит мне убить его. Как только его не станет, заклятие падёт. Только продержись это время, прошу тебя…

Я покачала головой.

— Никогда не рассказывала тебе об особенности преподобного отца… потому что не хотела и не хочу его смерти…

— Неужели думаешь, я убил бы его, если бы даже знал об этом раньше? Он умирает. То, что произошло с тобой и с его другом, было ударом, от которого ему не оправиться. И, поверь, он готов заплатить эту цену, чтобы освободить тебя…

Я слабела всё больше, уже едва понимала, что он говорит… Потом откуда-то донёсся голос отца Энтони:

— Нужно торопиться, сын мой. Посмотрите, что с ней происходит. Никто не знает, что случится, если это не остановить. Дайте мне лишь несколько минут, чтобы…

— Конечно, падре. Я буду за дверью.

Губы Доминика с нежностью приникли к моим, и я осталась с отцом Энтони наедине, постаралась сфокусировать взгляд на его лице…

Глава 10

Музыка… Она настолько мелодична, что убаюкивает, настолько чарующа, что навевает грёзы. Мне чудится, что я в Амритсаре, гуляю среди башенок на крыше Золотого Храма. Наверное, сюда меня перенёс Доминик — как и в ту далёкую ночь, когда я была смертной. Доминик. При мысли о нём наваждение рассеивается, я открываю глаза… и в первый момент в самом деле думаю, что нахожусь в Золотом Храме. Пол, стены, потолок — всё кажется сделанным из золота. Даже подушки, на которых я лежу, и окутывающее меня покрывало сотканы из него. И статуэтка пышногрудой опутанной змеями девицы на прикроватной тумбочке. Змеи… Узор на покрывале тоже смахивает на переплетённые змеиные хвосты. А в углу трепещущими огоньками свечей мерцает светильник в форме шестирукого юноши с человеческим торсом и змеиным хвостом. Неужели это — дворец нагов?.. Я соскользнула с кровати. Никакой слабости… А боль… Вся она сосредоточилась теперь под ключицей — плечо и шею жгло, будто они тлели на медленном огне. Но с этой болью я справлялась. Ещё бы вспомнить, что произошло… Я осторожно тронула клеймо. Оно приобрело кровавый оттенок и стало горячим на ощупь. Кажется, Юнг-Су собирался ослабить действие заклятия… и, очевидно, ему это удалось…

Музыка продолжала звучать, я пошла на звук и, едва оказалась за пределами комнаты, сомнения развеялись. Да, это дворец нагов — именно здесь мы с Домиником говорили с Ишей, когда искали союзников. Но почему я здесь? И где Доминик?.. Миновав колоннаду, я очутилась в небольшом зале. Посреди его на пёстром ковре в замысловатой позе сидела девушка. Закрыв глаза и, видимо, полностью отключившись от реальности, она играла на громоздком музыкальном инструменте, и я удивилась, что из подобной громадины можно извлечь такую красивую мелодию. Я кашлянула, пытаясь привлечь внимание девушки, но она не слышала. Тогда, приблизившись, я легко коснулась её плеча. Она вскрикнула от неожиданности и выронила инструмент. Миловидное лицо, отливающая мертвенной синевой кожа…

— Ты — Каришма, — конечно, это была она. — Не хотела тебя напугать. Случайно не знаешь, зачем я здесь? И где…

— Она не понимает твоего языка, — в просвете колоннады, откуда я только что вышла, появилась стройная фигура с копной пепельно-голубых волос. На руках пестрели татуировки, идеально сложенный торс переходил в голубовато-серый змеиный хвост.

— Кэйлаш, — приветствовала я младшего брата Ишы.

Девушка тут же бросилась к нему, и он любовно обвил хвостом её талию. Я приложила усилия, чтобы не содрогнуться.

— Прости, что напугала твою возлюбленную. Что я здесь делаю?

— Ты — моя гостья. Как и Доминик. Вы оба можете оставаться в моём дворце, сколько пожелаете.

— Спасибо… В твоём дворце?..

Юное лицо Кэйлаша помрачнело.

— Мой брат Иша пересёк священную Вайтарани[1] и предстал перед грозным Ямой[2].

Как будто из другой жизни, в памяти замелькали образы: гигантский шестирукий Иша, схватившийся с чудовищным змеем, сверкающие стрелы, отскакивающие от головы твари, израненное тело повелителя нагов, силящегося выбраться на берег… Значит, эта схватка всё же была для него последней. Я опустила глаза и тихо произнесла:

— Мне очень жаль.

— Не стоит. Иша обрёл полную наслаждений жизнь в дивной Патале[3]— в кругу наших предков. Его смерть не была напрасной и, благодаря тебе, не осталась неотмщённой.

— Благодаря мне?.. — жуткие картины возникали в голове одна за другой, сливаясь в неразборчивый кровавый кошмар.

— Ты поразила змея изнутри, — пояснил Кэйлаш. — Стрелы Ишы не причиняли ему вреда. Но, когда чудовище поглотило тебя, его тело начало содрогаться от боли. Это дало Ише время подняться и нанести удар, повергший тварь на землю.

Толчок, сбивший меня с ног, и ещё один, подбросивший вверх, когда я была внутри змея — значит, это был Иша… Хаос в голове улёгся, теперь я вспомнила всё.

— Как тебе это удалось? — подхватив молча взиравшую на нас Каришму за талию, Кэйлаш переместился ко мне ближе.

— Остановила сердце заклинанием и истерзала его на куски.

— То, что ты сделала… Это был безумный и отчаянный шаг. И, должен сказать, Шакти ошибалась, отзываясь о тебе… так, как отзывалась.

— Змея! — буркнула я и тут же прикусила губу. — Прости, я не…

Но зеленоватые с вертикальными зрачками глаза Кэйлаша вдруг переместились на кого-то за моей спиной, и, не успела я обернуться, вокруг меня сомкнулись руки Доминика. Прошептав "любимый…", я бросилась ему на грудь. И с этого момента Кэйлаш и Каришма, Иша и схватка со змеем, возвышавшиеся над нами стены из золота и весь сказочный дворец на границе миров — всё перестало для меня существовать…

***

Свечи в руках нага-светильника давно догорели, когда я вернулась к реальности настолько, что поняла, где нахожусь. Это была комната, в которой я очнулась накануне. Мои волосы разметались по шитым золотом подушкам, покрывало валялось на полу, в окутавшем комнату полумраке диковато сверкали янтарные глаза Доминика.

— Тебе нужно утолить жажду, — хрипло пробормотал он. — Прости, я совсем потерял контроль…

Я погладила его по щеке, и он тут же прильнул к моим губам. Целуя меня снова и снова, будто не в силах оторваться, Доминик всё же попытался подняться, но я его удержала.

Глава 11

Время, так быстро пролетающее в мире людей, тянется бесконечно в полумраке роскошных залов дворца нагов. Доминик прав, золото и драгоценные камни действительно заменяют здесь траву и деревья. А огоньки бесчисленных свечей, очевидно, выполняют роль луны и солнца, это — единственный источник света. Дворец огромен. Колоннады переходят одна в другую, залы всех размеров и форм напоминают лабиринт, и ничто не нарушает их величавый покой. Пёстрые ковры заглушают малейший звук и, кажется, я — единственное живое существо в этом царстве золота и мрака…

Но это было не так. Дворец кишел невидимыми созданиями, которые по какой-то причине старательно меня избегали. Мне часто слышался шёпот и чудились любопытные взгляды из-за колонн. Я не обращала на них внимания. Моим обществом были призраки. Отец Энтони и отец Фредерик, Диого, Беатрис, Акеми, Лодовико, Эдред… Они следовали за мной из зала в зал, растворялись в золотистом полумраке и снова возникали из него. Когда-то давно я навещала их — одних часто, других изредка. Теперь настал их черёд нанести ответный визит, и они не торопились уходить. Я говорила с каждым, сожалела, что их больше нет, или просила прощения. Но они просто толпились вокруг, не произнося ни слова — близкие и недосягаемые, так хорошо знакомые и чужие. Они удалялись лишь на время непродолжительных посещений Кэйлаша, желавшего убедиться, что я ни в чём не испытываю недостатка. Жаловаться было действительно не на что: кровь сколько угодно, свободное перемещение по дворцу… И всё же гостеприимство нагов разительно отличалось от того, с каким меня встретили на территории корейского клана. Унаследованные Кэйлашем владения тоже располагались на границе миров. Как и корейцы, наги окружили свою реальность стеной заклинаний, за которой терялась любая связь, даже такая сильная, как моя с Арентом — поэтому Доминик оставил меня здесь. Вытатуированный Эдредом символ больше меня не защищал. Он исчез, когда тот, кто его нанёс, обратился в пыль… А о корейцах Доминик не пожелал даже слушать — видимо, последняя стычка с Юнг-Су была серьёзнее, чем он мне признался. Я очень хотела увидеть принца, поблагодарить его за помощь, поболтать с Ран-Чжу… но, ради душевного спокойствия Доминика, согласилась коротать время в гротескном обиталище змеелюдей, пока сам Доминик носился по всем мирам в поисках Арента.

Расставание далось нелегко нам обоим. Доминик оттягивал его настолько, что от жажды уже едва понимал, где находится. Прежде чем исчезнуть, он долго гладил ладонью пылающее под моей ключицей клеймо, и пепельное лицо стало таким мрачным, что я накинула на себя покрывало, скрыв клеймо под ним. Но Доминик оставался странно сосредоточенным, впился в мои губы с исступлением, будто прощался на столетия… И я поняла: больше он появится, пока не найдёт Арента и не уничтожит его.

Пожалуй, тянуть с этим в самом деле не стоило. Благодаря помощи Юнг-Су, я справлялась с болью, но сила ритуала продолжала довлеть надо мной. Видения начались вскоре после ухода Доминика. В тени колоннад мне мерещились ледяные глаза Арента. Вышитые на коврах многоголовые змеи шевелились, когда я ступала на них, и в потревоженном шипении мне слышался его голос… Я твердила себе, что найти меня здесь он не может. Но иногда с такой отчётливостью ощущала его присутствие, что с ужасом оборачивалась, ожидая увидеть его за спиной…

— И тебя они называют Джаянти?

Вздрогнув, я оглянулась и столкнулась нос к носу с пустотой. Сопровождавшие меня призраки рассеялись. Вдоль стен зала, по которому я бродила без особой цели, мерцали светильники…

— "Победоносная"! По отношению к тебе это просто насмешка!

Голос доносился сверху, и, задрав голову, я различила среди барельефов потолка движения змеиного тела. Вот между кольцами хвоста мелькнули красные с вертикальными зрачками глаза.

— Не хочешь спуститься? — предложила я. — Или боишься, что я причиню тебе вред?

Из полутьмы над моей головой послышался смех.

— Думаешь, ты способна причинить мне вред?

Мне вдруг стало любопытно взглянуть на собеседника ближе. Легко оттолкнувшись от пола, я взмыла вверх и уцепилась за капюшон одной из украшавших потолок кобр. Ещё движение — и я устроилась в изгибе её хвоста. Мой новый знакомый даже не поморщился и, прищурив глаза, с интересом меня рассматривал. Он казался чуть ли не моложе Кэйлаша, но взгляд был твёрдым и слишком уверенным для столь юного возраста. Очень светлые, почти белые волосы спускались ниже плеч, торс переходил в чёрный с золотистым узором хвост. Красивое, как у всех виденных мной нагов, лицо не портили даже глаза насыщенного кровавого оттенка. Грудь и руки покрывали татуировки, на шее всеми цветами радуги переливалось драгоценное ожерелье.

— Лал, — улыбнулся он.

— И что это значит?

— "Ласкающий". Моё имя.

— Подходит, — согласилась я, вспомнив, что на каком-то древнем языке "лал" означало и "кроваво-красный камень". — Ты знаешь, кто я?

Кольца золотисто-чёрного хвоста зашевелились, наг подобрался ко мне ближе.

— Одна из асра-па — пьющих кровь. И, говорят, ты победила Великого Змея.

— Кто говорит?

— Все.

— Имеешь в виду теней, шепчущихся по углам?

Наг снова прищурился, на этот раз насмешливо.

— Они — тени в меньшей мере, чем ты. А шепчутся по углам, потому что Кэйлаш запретил им показываться и говорить с тобой.

Глава 12

После того, что я узнала, моё пребывание во дворце нагов стало совсем невыносимым. Я непрестанно думала о Патрике. Отец Энтони говорил, что брат Клеомен оставался с ним в Бретани, но если аббат Джозеф погиб… Кто знает, каких взглядов будет придерживаться новый глава монастыря? Ведь Патрик был и остаётся отпрыском демона… И орден апокалиптиков… С их манией приносить себя в жертву, меня бы не удивило, что ни один не остался в живых. Но что стало тогда с огнеглазой тварью, которую я пленила во время битвы? Винсент должен был перенести демона к кардиналу Орефичи, но если кардинал мёртв, и демон вырвался на свободу… что если он захочет отомстить мне и всем, кто мне дорог?.. Я задержалась на этой мысли, рассматривая её со всех сторон. В принципе, это необязательно: после очередного масштабного поражения, ему, как одному из самых могущественных существ преисподней, наверняка есть чем заняться и без планов личной мести. Но потом я вспомнила, как отдала его на съедение турукку, как его ненавидящий взгляд не отрывался от меня ни на миг, как он обещал снять с меня кожу, и… и назвал своё имя… Имя демона обладает тёмной силой и хранится в глубокой тайне. Его знают лишь посвящённые — те, кто связан с ним тем или иным образом… Но за каким бесом он назвал его мне?.. Тогда на залитом кровью плато, когда прощальная улыбка Эдреда ещё стояла перед глазами, идея оставить демона в живых, скормить его турукку, а потом посадить под замок, казалась изощрённой. Теперь… теперь я с пугающей отчётливостью осознала, что в жизни не совершала большей глупости… Нужно было уничтожить его тело, это хотя бы дало отсрочку! Но доверить безжалостное могущественное существо хрупкой опеке смертных?.. Мне почудился шорох, тихое биение сердца, за дальней колонной мелькнула чья-то тень… Робкое любопытство, с которым я сталкивалась здесь с самого начала, сейчас привело меня в бешенство, и я унеслась прочь, не чувствуя под ногами пола…

Как же мне хотелось увидеть Доминика! Но он не появлялся… Судя по всему, пока поиски оставались безрезультатными. Что до Арента… иногда мне казалось, он гораздо ближе ко мне, чем Доминик — к нему. Я бездумно рассматривала барельефы в каком-то зале, когда один, изображавший мужчину, вдруг повернул голову, и я едва подавила крик… Тёмные вьющиеся волосы качнулись вокруг знакомого аристократического лица, ледяные глаза сверкнули сталью и впились в мои. Я попятилась, когда он протянул ко мне руку. Клеймо пронзила жгучая боль, будто оно вспыхнуло пламенем, и, застонав, я прижала к нему обе ладони…

— Кто это?

Вздрогнув, я обернулась. Обвившись вокруг колонны со смешанным выражением брезгливости и любопытства на меня смотрел Лал.

— Ты назвала имя, — уточнил он. — Арент. Кто это?

Боль утихла, барельеф снова был неподвижен — висящие мочки ушей, дугообразные брови и круглый, точно луна, лик какого-то божества. Ничего общего с Арентом… Неужели я в самом деле только что произнесла его имя?..

— Долго тебя не было, — проигнорировала я вопрос Лала.

— Ты ведь хотела побыть одна.

— И поэтому ты не появлялся?

Наг сполз ниже, в кровавых глазах мелькнуло недоумение.

— Не ожидала от тебя подобного такта, — пояснила я. — И чем занимался?

— Скучал, чем ещё?

Он уже спустился с колонны, перекатывая кольца золотисто-чёрного хвоста вокруг меня. Я поморщилась — никогда не привыкну к этому зрелищу. Лал высокомерно усмехнулся:

— Зубы, как у хищного животного, тебя тоже не красят.

— Такими легче прокусывать кожу. Кстати, мог бы развеяться в мире людей. Я не настаиваю на твоём обществе.

— Подданные не могут долго оставаться без нашего покровительства. Поэтому те из нас, в чьих венах течёт кровь Великих, имеют право находиться в мире людей лишь какое-то время — и то после достижения ими определённого возраста.

— Которого ты ещё не достиг, — догадалась я. — И сколько осталось ждать?

— Если перевести на время в мире людей, около ста лет. Тогда я достигну своей первой тысячи.

Я присвистнула.

— Впечатляет!

— Возможно, тебя. Сколько ты существуешь?

— Двадцать два, — я задумалась. — Нет, почти двадцать три…

— Чего? Столетия? — удивился он.

— Года.

Лал даже приподнялся на хвосте.

— Меньше, чем Каришма… Возраст личинки!

Тряхнув волосами, он зазмеился в сторону колоннады и приглашающе махнул рукой.

— Куда мы направляемся? — поинтересовалась я.

— Увидишь.

И я последовала за ним. Общество заносчивого змееподобного — всё же какое-то разнообразие безмолвным призракам и кошмарам наяву.

Место, куда привёл Лал, заставило меня замереть от восторга. Необозримый сад живых деревьев, трав и кустов, тихие заводи с кувшинками, густо заплетавшие ветви лианы, яркие тропические цветы… И всё это освещалось подобием встроенных в потолки зеркал, на которые, под определённым углом падал свет факелов. Невероятное зрелище…

— Откуда это чудо? — ахнула я. — И как я ни разу сюда не забрела?

— Эта часть — не для всех. Никогда не задумывалась, почему залы, где бродишь ты, так пустынны? Жизнь обитателей дворца проходит вдали от взглядов непрошеных гостей.

Глава 13

После прогулки по импровизированным джунглям, присутствие возле меня Лала стало постоянным. Правда, реплики, которыми мы обменивались, всё ещё граничили с оскорблениями, но на это уже никто не обращал внимания. Видения продолжали меня мучить, но призраки совсем оставили в покое — и за одно это я была благодарна его обществу. Наг научил меня пачиси[1] и основам игры на ситаре[2] — именно на этом инструменте играла Каришма в первую ночь моего пребывания во дворце. Я его — игре в хёкки и техасскому холдему.

— Жаль, что ты не умеешь танцевать, как Каришма, — как-то заявил он, окинув мою фигуру сожалеющим взглядом.

— Жаль, что ты не можешь играть в мяч, — кивнула я на его хвост.

Наг задумался.

— Я могу принять человеческий облик… Если хочешь.

— Я не смогу спрятать зубы, даже если захочешь ты.

— К ним я почти привык, — великодушно улыбнулся он. — Если бы ещё твоя кожа была теплее… Может, это оттого, что ты пьешь холодную кровь? Я распоряжусь, чтобы тебе доставляли живых смертных.

— Если бы мне были нужны смертные, я бы точно обошлась без твоих распоряжений.

Лал только фыркнул, перебирая карты. Несколько колод, покрытый зелёным сукном стол и стулья появились в одной из смежных с моей комнат совсем недавно.

— Надеюсь, когда через сто лет выберешься в мир людей, казино ещё будут существовать, — улыбнулась я.

— Я могу выходить в мир людей, не могу лишь в нём оставаться. Пока траур, это запрещенно вообще, а в обычное время — день, два, неделя… Когда стану старше, смогу оставаться там дольше — на срок человеческой жизни.

— Это в одну из таких вылазок Иша зачал тебя?

По лицу нага пробежала тень.

— Оставь эту тему. Я ведь не спрашиваю об ожоге на твоём плече.

— Справедливо, — согласилась я и прислушалась.

Снова это тихое сердцебиение… Оно преследовало меня так часто, что я стала его узнавать. Вряд ли оно исходило от змееподобного существа — достаточно лишь сравнить его с частыми гулкими ударами сердца расположившегося напротив Лала. Это очень походило на человеческое… И у меня было единственное предположение, кому оно могло принадлежать.

— Почему Каришма к нам не присоединится?

Лала мой вопрос удивил.

— Для чего?

— Тебе ведь нравится, как она танцует? И мне было бы интересно посмотреть.

— Каришма — развлечение Кэйлаша, как ты — моё, — пожал плечами наг, не отрывая глаз от карт. — Но могу его спросить.

Что-то в его голосе показалось мне странным, настораживающим. До сих пор я не обращала внимания на подобные высказывания, считая их шуткой. Но то, как он произнёс это сейчас, как нечто само собой разумеющееся, мне не понравилось.

— Что? — не понял он, поймав мой взгляд.

— Я — не твоё развлечение. Я здесь временно, и мы просто коротаем ночи в обществе друг друга.

Лал вдруг бросил карты на стол.

— Эта игра мне наскучила!

Я откинулась на спинку стула, так что он закачался на задних ножках.

— Во дворце есть оружие?

— Да, — удивился Лал.

— Могли бы сразиться на мечах. Если бы у тебя были ноги.

Лал сузил глаза, о чём-то задумался и, не говоря ни слова, выскользнул из комнаты. Несколько секунд наступившую тишину не нарушало ничего, но вот опять послышалось тихое биение сердца, всё ближе и ближе. Я различила шелест одежд, тонкий звон драгоценностей и поднялась со стула. В нескольких шагах от меня стояла Каришма — синеватая кожа, широко раскрытые глаза…

— Зачем ты следишь за мной? — мягко спросила я.

По словам Кэйлаша, она не знает английского, но, может по интонации поймёт, что бояться меня не стоит? Каришма не шевелилась, прислушиваясь, золотые украшения в её волосах звенели — она дрожала.

— Не бойся, — ещё мягче проговорила я. — Хочешь — останься…

Каришма сделала глубокий вдох и что-то настойчиво зашептала, показывая в направлении, куда скрылся наг.

— Лал? — удивилась я. — Ты боишься его?

Она подошла ближе и затараторила ешё быстрее, прижимая ладони к груди. Я только хлопала ресницами. Но вот она обхватила себя руками и закачалась из стороны в сторону, очень живо изображая повадку нагов.

— Не понимаю… — пожала я плечами. — Прости…

Услышав гулкое сердцебиение, возвестившее о приближении Лала, я приложила палец к губам и кивнула в сторону колоннады, откуда он должен был появиться. Каришма затрясла головой, с отчаянием указала на меня, на себя и куда-то в полумрак, снова изобразила качающийся кокон и унеслась прочь, будто за ней гнались псы Дикого Охотника… Лал возник в просвете колоннады секундами позже, и я только что не разинула рот. Передо мной стоял необыкновенно красивый юноша. Бёдра окутывало подобие юбки, не скрывавшей атлетической формы ног, по плечам струились белокурые волосы. Лицо вроде бы осталось прежним, но глаза стали человеческими, правда необычного для людей пурпурного оттенка.