Равнину Лос-Льяноса опаляло жаркое закатное солнце, а сухой шквальный ветер скользил по улицам небольшого, но тихого и уютного городка, подхватывая дорожную пыль и раскаляя воздух. Начало лета в саванне всегда сопровождалось засухой и зноем, от которого привычно было прятаться под шляпами с широкими полями и пёстрых одеждах, скрывающих кожу. Но даже жар не могло развеять красоту буйных зелёных мест. Густой запах экзотических цветов заполнял собой переулки города, напоминая, что даже в зное может быть что-то прекрасное.
Иногда в Тенеро-Де-Эхидо говорили, что земли Лос-Льяноса доброжелательны к тем, кто приходил с миром и ступал на равнину с почтением к стихиям, а коли нет – солнце, полноводные реки, водопады и зелёные леса могли запутать путника в лианах и напомнить ему шёпотом ветра, что в тени песков рано или поздно замелькает повозка, запряжённая четырнадцатью чёрными лошадьми с горящими пламенем глазами, а извозчик, стегая животных, всегда понесётся вперёд. И если крикнуть ему: «Извозчик, куда ты несёшься?!». Он, не раздумывая, гаркнет в ответ: «В ад!» – и растворится в воздухе. Бедолагу, который посмеет дерзить извозчику, всегда ждала печальная участь.
Но то были страшные сказки, которые знал каждый житель равнины. Будь то легенда о прекрасных, но опасных женщинах*, или легенды о Древе Жизни*, с которого начинался мир. И все истории растворялись с рассветом в быстром ритме города, оставляя после себя лишь мягкое послевкусие. А стоило лучам заходящего солнца коснуться крыш домов, легенды оживали вновь.
В блеске фонарей мерцал новенький седан глубокого красного цвета.
— Да брось, Ирэн, – отмахнулся от спутницы парень, сидящий за рулём. Он скользнул ладонью по стройному бедру пассажирки, подбирая подол её длинного платья и оголяя стройные икры, – ты и так отлично выглядишь. Зачем тебе диадема? Все и так знают, что ты – королева. Поехали уже.
Ирэн цокнула языком и ловким жестом оттолкнула руку кавалера со своего колена, продолжая смотреть в зеркало заднего вида и поправляя локоны.
— Ну тебе же было важно сесть за руль новой машины, хотя у тебя в гараже стоит хороший седан. И все прекрасно знают, что у тебя много денег, – парировала собеседница, поведя округлым плечиком.
— То белый, как все, – отмахнулся водитель, скрывая раздражение. – А красных такого цвета и марки в города нет, да и на всю Венесуэлу штуки три.
— Ну вот, а для меня это важна эта корона, Адемир. Она с бриллиантами, между прочим. Папа специально для этого вечера мне её заказал у дизайнеров. И ты прекрасно понимаешь, что корона стоит примерно столько же, сколько твой автомобиль, – она посмотрела на собеседника, критически оценивая его внешний вид. Несмотря на юный возраст, Адемир Валеро выглядел прекрасно и привлекательно: золотого цвета глаза, чёрные волосы, правильные черты мужественного лица, длинные чёрные ресницы, статная фигура – он был королём школы, а она – его королевой.
Адемир закатил глаза, но промолчал, решив, что говорить о том, что как глупо Ирэн выглядит, сравнивая автомобиль и корону. Если машину могли увидеть все в школе, то рассмотреть камешки на серебряной побрякушке – дело сложное.
Пара сидела в автомобиле, припаркованном в тени деревьев. Им было по 18 лет, выпускники школы, звёзды Тенеро-Де-Эхидо. Облачённая в серебристое платье с синим поясом девушка поправила каштановые волосы и последний раз проверила и без того идеально лежащий макияж. Взгляд карих глаз был прикован к отражению в зеркале, Ирэн повела тонким, изящным плечом, осматриваясь и выискивая недостатки.
Школьница повертела головой и чуть нахмурилась. Она осмотрелась и, подняв руку, тонким пальчиком потёрла ухо.
— Ирэн Лозано, – венесуэлец подтянул спутницу к себе, прихватив её за подбородок, и мягко коснулся губами её губ, стараясь не смазать блеск, пахнущий ванилью и черникой, – тебя даже дьявольский погонщик не заберёт в Ад, посчитав ангелом. Что тебя тревожит, кроме короны? Всё вертишься и вертишься.
— Помнишь, я говорила, что слышу уже несколько дней постоянный свист, как над ухом? – Ирэн высвободилась из рук спутника и перепроверила длинные серьги, подчёркивающие длинную шею.
— Угу, – кивнул Валеро, откидываясь на спинку сиденья и закладывая руки за голову. – Вроде ты продула ухо, да?
— Да, – собеседница поправила линию декольте на платье и не без удовлетворения поймала на своей груди заинтересованный взгляд Адемира, – сейчас уже совсем слабый звук. Мама думала, что от нервов.
— А вертишься чего? – вздохнул венесуэлец, с трудом отводя взгляд от декольте подруги.
— Нервничаю, а вдруг на выступлении опять появится, и я петь не смогу? А если ритм не услышу – неправильно начнём вальс? – нехотя призналась Ирэн, собирая косметику в сумочку и перекидывая тонкий ремешок через плечо. – И без короны образ неполный. А на общих фото я хочу быть лучшей.
— Ты и так ангел, дорогая, – промурлыкал Адемир и, подняв ручку Лозано, нежно поцеловал её. – И переживать тебе нечего.
Валеро не лукавил: его девушка выглядела прекрасно: элегантное и утончённое платье, высокая причёска с россыпью мелких камней, дизайнерские украшение – но вот её желание потратить время на то, чтобы забрать корону, выводило из себя. Они могли бы уже ехать к школе, где у них было бы больше времени, чтобы сделать фотографии, приготовиться к вручению дипломов, а Лозано, как назло, тормозила.
Ирэн рассмеялась и игриво ударила спутника в плечо кулачком, не заметив слегка раздражённого взгляда Адемира:
— Нет, я вернусь за короной, а ты пока поезжай к остальным, – наставляла венесуэлка, грациозно выскальзывая из автомобиля. – И появлюсь, как настоящая королева. С лё-ё-ё-ёгким опозданием.
— Я могу тебя подождать. Взять вещь – дело двух минут, – улыбнулся Валеро, смотря на Ирэн блестящими глазами. – Но если ты хочешь появиться попозже, то мы могли бы сначала заехать в «наше» место, а потом вместе появиться на балу.
Венесуэлка отмахнулась:
Ирэн аккуратно поправляла корону перед выходом из дома, стараясь подчеркнуть не только красоту камней в головном уборе, но и своей причёски. Лозано всегда нравилось то, как она одевалась, как выглядела, как вела себя, ей нравилось ловить на себе восхищённые взгляды людей. Да, что скрывать, ей нравилось в себе всё и то, как она могла очаровать одной улыбкой. Но иногда нужно было что-то дополнительное, чтобы стать бриллиантом – украшения, которые могли бы передать шарм и очарование венесуэлки – сейчас это корона. Отличный и утончённый вкус в одежде Ирэн, как она сама считала, привила мама, в то время как папа позволял покупать любые вещи, не обращая внимание на цены. Дочь была его маленькой принцессой, которую он всегда оберегал и защищал. Наверное, именно родительская любовь и поддержка позволили венесуэлке расцвести и стать уверенность в себе.
Ещё раз осмотрев себя в зеркале, выпускница улыбнулась своему отражению и кокетливо подмигнула. Большие карие глаза всегда очаровывали, а папа говорил, что Ирэн похожа на изящную куколку, вышедшую из рук талантливого мастера. Мама говорила, что это всё отличные гены, и когда дочка вступит во взрослую жизнь, то вскружит головы многим мужчинам, и по сравнению с ней другие девушки будут казаться неуклюжими обезьянками.
Лозано повертелась перед зеркалом и, поправив каштановые волосы, подхватила телефон с тумбы и сделала пару фотографий. За спиной раздался стук каблучков о паркет, и Ирэн повернулась к матери, не скрывая широкой и радостной улыбки. Мать и дочь были похожи: стройные, красивые, высокие. Красота, как считала сеньора Лозано, – пропуск в жизнь. Красивым многое прощают, берут на лучшие должности, да и просто у красивых всегда есть выбор кавалеров.
— Ты прекрасна, как Луна, – мама заботливо обняла дочь, стараясь не трепать её волосы. – Иди, тебя заждались.
— Подождут, – отмахнулась Ирэн. – Они опять там будут обниматься, приставать сфотографироваться, а я хочу подольше побыть красивой. Ты же меня учила, что женщина должна чуть-чуть опоздать, чтобы появиться и привлечь всеобщее внимание.
— Конечно, – родительница аккуратно поправила платье дочери на талии. – Тогда будет эффектнее и ярче твоё появление. Да и для твоего блога будет лучше, подписчики же ждут твоих фотографий.
— Ну вот, – улыбнулась Лозано. – А я хочу ещё зайти в кофейню, записать пару сторис. Подразнить и поднять активность.
— Сходить с тобой? – предложила мать.
— Нет, – мотнула головой дочь и вздохнула. – Спасибо за лекарство. Наконец-то пропал чёртов свист.
— А я говорила, что ты простудила ухо, – посетовала сеньора Лозано и приобняла дочку за плечи. – Прокапала лекарства – сразу легче стало.
— Это точно. Люблю тебя, мам, – улыбнулась старшеклассница, кладя руки поверх материнских. – Я пойду, скину тебе парочку фотографий.
— Беги, дорогая, – женщина отпустила венесуэлку, и та, подхватив сумочку, выскользнула из дома, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Подхватив подол платья, Лозано направилась вдоль центральной улицы элитного района Тенеро-Де-Эхидо. Здесь, в обители состоятельных людей, всегда было спокойно и безопасно. Роскошные дома, принадлежащие элите общества, выделялись не только дизайнерской облицовкой, но и зелёными лужайками даже в засушливое время года. Отец про это всегда говорил: «Кто-то умеет зарабатывать, а кого-то природа обделила умом» – жёстко, но Ирэн была с этим согласна.
— Надо сделать фотку, – пробормотала себе под нос венесуэлка и, достав телефон, повернулась спиной к одному из домов. Пара щелчков – фото готово. Старшеклассница придирчиво рассматривала себя на фотографии. И всё же она осталась недовольна результатом. Поджав губы, она открыла программу для коррекции снимков, и начала исправлять несовершенства.
Идя вперёд, выпускница не сомневалась в том, что к ней никто не станет приставать. Ирэн всегда могла позвонить Адемиру, и он прилетал к ней за одно обещание сладкого поцелуя. Но сейчас Лозано хотела немного прогуляться, выпить кофе в любимой кофейне, сделать пару селфи на фоне центральной улицы, написать пост в социальной сети о том, как грустно прощаться со школой, сделать пару фотографий на фоне школы и сказать, что её одолевает чувство щемящего одиночества оттого, что теперь друзья не будут рядом каждый день, ведь впереди – взрослая жизнь.
Вечерние улицы Тенеро-Де-Эхидо всегда нравились Ирэн своей непосредственностью и дикостью, сочетающиеся с урбанизацией. Старшекласснице нравилось наблюдать, как вольный ветер подхватывал пыль дорог и развевал её где-то далеко, унося за горизонт в необузданные равнины. Втянув приятный аромат цветов, Ирэн подхватила подол платья и выскользнула через КПП района, переходя к центральной улице. Здесь, в центре города, всегда было больше народу и машин.
Осматриваясь вокруг, она словно бы прощалась с городом, стараясь запомнить вывески и закоулки. Совсем скоро Ирэн должна была покинуть родную равнину и отправиться в университет для обучения магическим искусствам в сфере театрального мастерства. Её с самого детства очаровывали вспышки пламени и потоки воды, которые создавали артисты из воздуха, и как танцоры взмывали над сценой в танце ветра. Их магия была сложна, но и фильмы с участием ведьм и колдунов собирала большие кассы. Лозано хотела стать той, ради кого будут ходить на фильмы.
Неожиданно небо рассекла молния. Первая капля упала на оголённое плечико Лозано, и старшеклассница чуть дёрнулась.
— Чёрт, – выругалась венесуэлка и поспешила под крышу автобусной остановки, подхватив подол платья. Начинавшийся с мелких капель дождь за секунду превратился в стену ливня. Народ, находившийся на улицах, прятался под зонтами и крышами. – Чёрт-чёрт-чёрт! Моя причёска!
За мгновения небо заволокло серыми тяжёлыми тучами, которые рассекали вспышки ярких молний.
— Карамба*! – выругалась выпускница, озираясь по сторонам в поисках ближайшего такси. На её неудовольствие поблизости был только автобус, но ехать в общественном транспорте в выпускном платье венесуэлка не хотела. Поджав губы, Лозано нервно вытянула телефон из сумочки и быстро принялась вбивать адрес школы и своего местонахождения.
Скажи, девушка с алыми губами, что ты чувствовала, когда дождь обнимал тебя так ласково и нежно, словно самый прекрасный любовник на свете? Ты чувствовала трепет? Тебе нравилось чувствовать прохладу и ловить её ртом, задыхаясь от страха? Я слышал удары твоего сердца и смотрел в твои испуганные глаза, расширяющиеся с каждым новым ударом кости по рёбрам и животу, и, твои губы будто бы так роняли слова мольбы о прощении. Удивительно, но твой голос не был похож на сладкую песнь ангела. Ты молила о прощении. Но, увы, уже поздно, я видел, как лопались капилляры на твоих глазах, как тело нежно обмякало на земле.
Удар. Удар. Удар.
Ты хрипишь и задыхаешься.
Знаешь, девушка с алыми губами, твоя кровь чудесна. Она – настоящее украшение твоего светлого платья и твоего кукольного личика. Ты царапаешь землю и пытаешься увернуться от ударов. Скажи, почему тебе не нравится такое внимание? У тебя такая нежная и аккуратная кожа, смуглая, бархатистая, поцелованная солнцем и обласканная мягким ветром. И красота твоя раскрывалась, с каждым новым ударом. Прозрачная дождинка аккуратно скатилась по твоим губам, попала на ещё тёплый язык. Уверен, ты бы могла творить им удивительные вещи, очаровывая умы людей сладкими речами.
А ты захрипела. И тело твоё податливо под моими руками. Немой крик лучше короны украшал тебя сейчас.
Удар. И кожа порвалась под давлением лёгкого удара округлой кости.
Я медленно склонялся над тобой, в последний раз заглядываясь в твои потухшие глаза. Как это странно – видеть такой контраст: жизнь и смерть. Ещё недавно ты вырывалась из моих рук, словно дикая кошка, старалась справиться с путами, что так кстати подходили к твоему платью на этот выпускной. Тонкие, шёлковые, крепкие и опасные. Ты же знаешь, чьи это вены? А сейчас ты же узнаешь свои сухожилия и нервы? И ты не думала, что они красного цвета, пропитанные кровью.
Скажи, девушка с алыми губами, ты же специально так оделась, знала, что к тебе придёт смерть с такими же путами? Ты слышала меня.
Тонкое платье, подчёркивающее твою высокую и аккуратную грудь, ты же специально надела эту милую золотую цепочку на талию, словно бы желая подчеркнуть свои достоинства. Ты и без того всегда была удивительной и луноликой. Ты была той, кому посвящали песни и писали стихи. Ты была музой для тех, кто был рядом. Для всех, кто был очарован блеском твоих глаз, ты была днём и ночью.
Скажи, тебе нравилось быть прекрасной богиней Луны и этой ночью? Ты всегда любила романтизм и восхищение, верно?
Твоё сердце больше не билось, а я продолжал, тихо насвистывая.
Удар. Удар. Удар.
Ты же всегда хотела манить даже после смерти? Ты всегда хотела быть самой яркой и любимой? Скажи, девушка с алыми губами, о чём ты мечтала, когда жизнь покидала тебя? Ты мечтала о рае? Сознайся, ты же жаждала этого момента? Ждала, когда же я приду за тобой? Как ты любила. С напором и страстью. И игрой только по твоим правилам. Где ты – королева.
Твоё тело невесомо, когда я легко обхватывал твою шейку новыми путами, свитыми из твоих нервов, осторожно перекидывал сухожилия через ветку дерева и подтягивал тебя, сплетая твой пьедестал из стрел дождя и света луны. Совсем пушинка.
Ты же понимала, что всё этим кончится? Твоё бы платье не превратилось в мокрую тряпку, облепившую твоё тельце, как поцелуи твоего любовника, когда вы прятались в «вашем» месте у самой кромки саванны и с видом на реку. Насмешка? Ты тогда была очаровательна, смеялась. А он... Придёт и его черёд.
Удар. Удар. Удар.
Ты прекрасна, девушка с алыми губами, в этом ночном дожде, с падающим на тебя лунном свете. Только, к сожалению, не хватает одной важной детали – белоснежного венка из белых роз и крыльев за спиной, но ничего. Сойдёт и корона, что так красиво расположилась на сердце.
Королева, Ваш выход.
***
Дождь постепенно стихал, и школьный двор казался пустым и покинутым. Магический туман, прибитый к земле, расстилался пёстрым ковром, а свет неброских фонариков освещал центральный двор. Тень человека в сомбреро скользнула на верхушках деревьев, а за спиной чудака виднелся холщовый мешок, пропитанный кровью. Широкие поля сомбреро закрывала лицо того, кто играючи перепрыгивал по верхушкам деревьев и скользил меж капель дождя. Он удалялся куда-то далеко, мягко переступая с мыска на мысок.
Свист исчез.
В один миг всё будто бы погасло, будто бы не было весёлой музыки и света софитов, как и не было планов и выступлений. Не было смеха и дружеских объятий. Всё вдруг исчезло, потеряв краски и значимость. «Пропала» – так и слышалось в коридорах школы, где были ученики со своими родителями. В учебном заведении был настоящий переполох: оцепленная территория школы привлекала внимание, но полицейские отгоняли любопытных прохожих – в СМИ и так прогремит сенсация об исчезновении лучшей ученицы в день выпускного.
— Найди мою дочь! – кричал обезумевший от страха мужчина, едва сдерживаясь, чтобы не ударить полицейского, стоящего около входа в кабинет директора. – Ленивые свиньи! Я всех посажу! Скажи Медине, что он обязан найти мою дочь!
А тихо в сторонке плакала мама Ирэн, держа в руках кофточку дочери, которую давала кинологам для поисков от самого дома. Женщина тихо покачивалась, всхлипывая и невидящим взглядом смотря куда-то мимо всех. В глубине зрачков плескалось безумие. Будто бы жизнь оборвалась в один миг.
— Моя девочка… Моя душа… – шептала сеньора Лозано.
— Хватит ныть! – рявкнул сеньор на жену, удостоив её коротким взглядом. – Нытьём делу не поможешь!
— Если бы я пошла с ней… – мама не слышала ничего. Её парализовал ужас. Женщина жаждала лишь одного, чтобы дочь нашлась целой и невредимой, но Ирэн нигде не было. И она, сеньора Лозано, видела её последней. На камерах слежения путь выпускницы обрывался на центральной трассе, где она села в автомобиль, исчезнувший в яркой вспышке молнии. Всё, что происходило, было неправильным, неестественным. Не должны пропадать такие светлые дети.
Казалось, что школа погрузилась во мрак, учителя поспешно загасили все магические дорожки и фрески, стараясь не мешать работе следователей. Стандартный набор: «Были ли враги? С кем дружила? С кем ссорилась» – но учителя в один голос говорили, что это был самый дружный класс, и за последнее время ничего не происходило. Ирэн ни на кого не жаловалась, со взрослыми мужчинами не зналась. Её любили и уважали все, с кем она когда-то знакомилась.
Допросы, проводимые следователям, больше напоминали чёртовы издёвки: вопросы, ответы, попытки поймать на лжи, одно и то же по десятому кругу. Паутина красного цвета оплетала коридоры школы и учеников, клубы дыма формировались в фигуры, отражая каждого, кто был в стенах учебного заведения.
Кабинет директора был окутан паутиной, которая то и дело сверкала, отражая неизвестные Адемиру значения. Валеро сидел, опустив голову. Он – второй, кто последний раз видел Ирэн.
— Ещё раз, Адемир, – мужчина лет сорока смотрел на школьника внимательно и спокойно, – вы не ссорились, не сталкивались с криминалитетом? Никого не задирали?
— Нет, – в очередной раз отрезал выупскник и потёр виски. – Говорю же, мы с Ирэн договорились, что встретимся в школе после того, как она появится с опозданием, и я засниму момент её появления. Наш друг Тео должен был потом клип смонтировать. У нас же танец короля и королевы были, части кадров уже отсняли. Оставалось только это. Я уже говорил, сеньор Медина.
Всё происходящее было чёртовым фарсом. Фарсом. Фарсом. Фарсом, в котором прошли долгие часы. Адемир был свидетелем того, как следователь отдавал распоряжения по поиску автомобиля, поиску автомобилей с регистраторами, которые проезжали в момент похищения могли бы помочь в расследовании. Но почему-то особое внимание уделял ему, Адемиру Валеро. Школьнику, который ничего плохого в жизни не делал.
За окнами давно плескался рассвет, а ливень стих, оставляя после себя свежесть. Но духота директорского кабинета давила на мозг. Допросы изнуряли, но полицейские словно бы не обращали внимания на усталость, а родители позволили допрашивать сына и ждали в соседнем кабинете. А следователь, сидящий напротив Адемира, выглядел слишком внимательным и собранным. Он следил за выпускником, занося в протокол его ответы и делая какие-то свои пометки. Паутина в его руках ловко менялась, то ослабевая, то вновь ярко сверкая.
— За последний год ничего странного не происходило? – задал в очередной раз вопрос сеньор Медина.
— Нет! Ну если только не считать странностью, что Ирэн ухо простудила и жаловалась на свист. Я ей говорил под кондиционером в машине меньше сидеть, – раздражённо выплюнул Валеро. – Но перед выпускным он прошёл. Слушайте, я ничего не знаю! Я не знаю, почему она села в тачку! Я не знаю, кому принадлежит это ржавое корыто!
Выпускник подскочил со стола и, упираясь ладонями о столешницу, наклонился вперёд, смотря на следователя. Глаза Медины блеснули ярким пламенем, отразившимся в глубине зрачков. Голову сдавило стальным обручем. Адемир отскочил и рухнул обратно на стул, с ужасом смотря на собеседника. Неизвестная энергия настойчиво пробиралась в его разум, касаясь событий и заставляя ворошить память, вспоминать и переживать вновь, концентрируясь на Ирэн и их общении. Молодой венесуэлец чувствовал, что его волю практически поглощало то пламя, что плясало в глазах следователя. Но никто не мог отвезти взгляд. Заклинание опаляло жаром сознание, выжигая волю к сопротивлению и браваду. Адемиру казался сам себе затравленным кроликом перед смертоносным змеем.
— Если не хочешь, чтобы я допрашивал тебя магией, успокойся, – вдруг спокойно сказал следователь и отпустил разум Валеро. Тот только вскрикнул и стиснул голову руками.
— Я буду жаловаться! Вы не имеете права применять ко мне силу! – голос Адемира был похож на вой. – Ты не имеешь права допрашивать меня без родителей!
— Они разрешили – ты знаешь. И имею, по закону – имею. Полицейские, владеющие магией, имеют больше прав и обязанностей, – безразлично откликнулся следователь и указал на стул. – Ты владеешь магией?
— Нет, в школе не развивают этот навык, – огрызнулся дрожащий от страха школьник, вскинувший разъярённый взгляд на Медину.
— Ты мог изучать магию с нарушениями правил. Твои отец и мать были замечены в обучении магии малолетних детей, – не моргнув глазом сказал следователь.
Тихий свист, как звонкий перелив до-ре-ми-фа-соль-ля-си, мягко скользил туманом по улицам, следуя по пятам за мужчиной в сомбреро, едва различимой тенью перескакивающий по верхушкам деревьев. Человек был будто самой невесомостью, но в движениях его скользила резкость и сила. Едва различимый стук костей в большом мешке преследовал эхом мужчину и расстилался вдоль жилых домов мелодичным звуком. Небо медленно заволакивали тучи, пряча звёзды и полную луну.
Мужчина двигался быстро и ловко. Как кот, он легко отталкивался от крыш домов и невесомо перебирался на другую крышу, направляясь куда-то к центру города. Чудак будто бы улыбался, паря в воздухе и насвистывая незамысловатый мотив: до-ре-ми-фа-соль-ля-ми. И чем ближе он был к дому, двор которого был украшен каменными статуями, тем тише был свист.
Человек легко приземлился посреди ухоженного сада и медленно направился к крыльцу, плавно переступая с пятки на мысок и словно танцуя. Мраморные лестницы мелькали в лунном свете, и мужчина в сомбреро остановился, любуясь рисунком камня. Было что-то мистическое, завораживающее в белом цвете и чёрно-золотых прожилках. Чудак присел и с любопытством провёл пальцами по рисунку и одним ловким движением скинул с костлявых плеч мешок и встряхнул его. Звук ударившихся друг о друга костей раздался мелодично и глухо, словно вторя накрапывающему дождю.
Сомбреро легло на острые колени мужчины, и чудак, открыв мешок, любовно провёл тонкими пальцами по костям. Он начал перебирать их, не боясь сидеть в свете фонаря, освещавшего сад и крыльцо.
Тук-тук.
Человек мягко перекладывал свою ношу, любуясь и будто бы что-то вспоминая и тихо-тихо насвистывая мелодию, даже не сбиваясь с ритма. До-ре-ми-фа-соль-ля-си и обратно. Как накатывающая волна. Улыбка чудак мелькала в свете фонарей чёрным оскалом, напоминающим тьму.
Тук-тук. Тук-тук.
Кость за костью, позвонок за позвонком, любуясь и лелея свои трофеи, мужчина оглаживал белые останки, иногда посматривая на дверь. Слушал внимательно. Хозяин спал и даже не слышал, что творилось под открытыми окнами. Чудак покачивал в такт стуку. Вправо-влево. Вправо-влево.
Тук-тук. Тук-тук.
Тенеро-Де-Эхидо спал, утомлённый летним солнцем и ярким днём. И чудак поднял голову, посмотрев на небо. Засушливый был сезон, но сейчас небо заволакивали тучи, и первая молния рассекла чёрный шёлк неба. Мужчина в сомбреро улыбнулся и поднялся, закончив считать кости. Их было 208.
Убрав кости в мешок и подхватив его, мужчина скользнул в дом через закрытую дверь и осмотрелся. Красивая гостиная, украшенная серо-белыми картинами и деревянными статуэтками, метрономом, отсчитывающим ритм, удобными диваном и креслами со светлой обивкой, растениями и «зелёной стеной», на которой росли экзотические цветы, будто бы подчёркивала статус и важность хозяина дома. Ночной гость усмехнулся и с каким-то отвращением осмотрелся ещё раз. Раскат грома принёс за собой шквальный ветер, а за ним – проливной дождь, обрушившийся стеной.
Мужчина ухмыльнулся, поправив пончо на плечах, и направился вверх по лестнице в спальню хозяина, продолжая насвистывать мелодию. А с каждым шагом свист становился тише и тише, пока не стал похож на слабый звук ветра.
Чудак вошёл в хозяйскую спальню бесшумно, как тень, и остановился у стены.
Внезапный удар молнии рассёк небо, освещая спальню. Богатая, с портретом хозяина дома, с коллекцией дипломов по психиатрии и пройденных курсов. Мужчина в сомбреро осмотрелся и только плавно покачал головой. Взгляд чудака был прикован к тому, кто беспокойно спал, жмурясь и сминая простыни на кровати.
Чёрные волосы спящего человека разметались по подушке, а сам он хмурился во сне, бормоча что-то и пытаясь от кого-то отмахнуться.
Чудак сделал шаг, а потом ещё один, подходя близко. Человек метался по кровати, и с каждым шагом незнакомца его метания усиливались.
С шумным выдохом владелец дома сел на кровати, дрожа всем телом и зажимая уши. Он подвывал, как раненое животное, скулил и покачивался болванчиком.
— Хватит свистеть! Хватит! Хватит! Хватит! – взвыл хозяин дома. И вдруг истерично рассмеялся. Брюнет слышал этот свист слишком долго, звук преследовал его не первый день и не первую ночь. Во сне и наяву, на работе и дома. Преследовал его, раздаваясь совсем над ухом. Хозяин дома не сразу заметил мужчину, стоящего у двери, а когда увидел, подскочил с кровати. Пончо мерцало в ночи, а сомбреро закрывало лицо, и от этого было ещё страшнее.
— Ты кто, мать твою?! Ты как сюда попал?! Это частная территория! – крикнул брюнет, выхватывая из тумбы, стоящей около кровати, пистолет отточенным и лёгким движением. Мужчина сделал выстрел, поглощённый громовым раскатом молнии и шумом яростного грома. Звонкое эхо выстрела отразилось от стен, оглушая, но чудак у стены не дрогнул, а хозяин дома ощутимо дёрнулся. Адреналин захватил тело человека.
Биение сердца заглушало все другие звуки. Лицо стрелка горело огнём, руки тряслись. Но он сделал ещё выстрел, целясь прямо в голову незнакомца. Мужчина в сомбреро лишь улыбнулся. Пуля прошла навылет и врезалась в стену, не задев незнакомца.
Брюнет судорожно задышал, цепенея от накатывающего ужаса. Патронов больше не осталось.
Чудак в сомбреро сделал мягкий шаг вперёд.
Свист прекратился.
Удар. Удар. Удар.
Как податливо человеческое тело. Скажи, человек с золотыми глазами, почему же сейчас твои зрачки наполнены ужасом, животной загнанностью и беспомощностью? Где бравада и веселье, что ты так часто показывал всем? Ты плакал, стараясь отползти от меня. Но разве ты не хочешь быть лучшим даже сейчас? Куда ты бежишь? Я видел, как лопались капилляры на твоём красивом лице, как отекали скулы и губы, которыми ты так любил улыбаться. Ты пытался сказать, как тебя зовут, но я и так знал. Но ты был недостоин имени. Ты всегда был королём, пусть твоё королевство было из кривых зеркал. Ты же всегда любовался своим отражением в чужих глазах.
Удар. Удар. Удар.
Ты молил о пощаде и сжимался в калачик. Знаешь, человек с золотыми глазами, песнь твоих ломающихся костей приятней свиста ветра и пения птиц. Я слышал, как трещины покрывали твои рёбра, заставляя тебя дышать поверхностно и с хрипами. И ты разделял со мной этот миг. Чернота волос оттеняла побелевшую кожу, ты так гордился своей красотой и не терял мгновения показать себя во всей красе. Что может быть прекраснее залёгших под глазами синяков, кровавых разводов на белоснежной футболке? Пусть в тишине дома, что стоял в престижном районе города, никто не слышал криков и выстрелов – их поглощали грозы и шум дождя. А ты всё пытался говорить о том, что ты – хороший человек. Удивительно.
Я обошёл тебя и вновь ударил костью по спине, и ты согнулся, всхлипывая и пытаясь дотянуться до пистолета, валяющегося у двери. Кровь окрашивала светлый ковёр причудливыми брызгами. Скажи, человек с золотыми глазами, тебе нравится быть лучшим в этот драматичный момент?
Твоё лицо чудно исказилось в гримасе боли. Ты ведь не забыл, что можно не только улыбаться, но и кривить губы в печали и грусти?
— Я ничего не сделал... – просипел ты и постарался незаметно потянуться к выходу из спальни.
А я только смотрел на тебя, позволяя ползти вперёд. Как побитый пёс, как король, потерявший корону. Глаза уже не горели бравым огнём. Отчего же сейчас ты вдруг потерял свой лоск?
Я позволил тебе добраться до гостиной самому. Как королю по ковровой дорожке.
Удар. Удар. Удар.
Скривился, хрипел, рыдал, хватался за бока и раны. И хватался за мои ноги, и тянулся ко мне, окровавленными губами моля о пощаде. Скажи, человек с золотыми глазами, разве не этого ты хотел все долгие года? К тебе не приходили в страшных снах те, кто так же молил тебя о пощаде? Разве ты сам не помнишь, как сам улыбался, видя чужие слёзы и страх?
— Что тебе надо? – не говорил – пищал. – Я заплачу.
Я рывком поднял тебя и подвёл к большому зеркалу, что стояло у входа в прихожей. Скажи, человек с золотыми глазами, когда ты смотрел на себя зеркало, то видел Бога и короля. А что же сейчас? Посмотри. А ты трусливо сжимался, пряча взгляд и говоря, что ты ни в чём не виноват?
Твоё сердце билось трусливо и рвано. Почему ты отвёл взгляд?
Отдёрнув тебя за волосы, я заставил тебя посмотреть на твоё отражение. Удивительно, как таяла твоя безупречность. И растворялась уверенность в себе. Скажи, человек с золотыми глазами, почему тебе вдруг не нравится твоё отражение?
— Пожалуйста… – ты захныкал, заплакал, умолял, ища в темноте мой взгляд и стараясь найти сочувствия на моём лице. – За что….
Ты ухватился за моё пончо окровавленными пальцами, а я лишь мягко оттолкнул тебя, вышибая твоим телом дверь. Прохлада ударила в лицо. Скажи, ты когда-нибудь ценил такие моменты?
Дождь заливал двор, освещённый слабыми вспышками молний, а мы с тобой шли, дорогой друг, к твоим статуям. Теперь я видел, что они изображали человека, похожего на тебя. Или это и был ты? Да, это был ты. Смотря на мраморное лицо статуи, я видел твою кривую улыбку и надменный блеск в глазах, и видел, как в волосах твоих путалось высокомерие вместе с поднятым вверх подбородком.
Я подвёл тебя к статуе ангела, что стояла у самого входа во двор, и вновь ударил.
Удар. Удар. Удар.
Забудь о жизни, человек, останься в объятьях дождя. Ты станешь самым прекрасным среди безмолвных лиц.
***
Пронырливой тенью чудак скользнул около человека с золотыми глазами и протянул руку к его груди, где теплилась частичка человеческой души. Слабый огонёк, затухающий с каждой секундой всё сильнее, замерцал, когда пальцы человека в сомбреро коснулись его. Мужчина вдохнул и тихо-тихо засвистел: «До-ре-ми-фа-соль-ля-си».
Лай собаки прервал его – мужчина зашипел и отдёрнулся. Подхватив мешок и закинув его на плечо, человек в сомбреро ловко оттолкнулся от земли и лихо вскочил на верхушку дерева. Он растворился в стрелах затихающего дождя.
А в соседнем доме по прихожей металась собака. Она громила мебель, заливаясь в истеричном лае. Овчарка то и дело прыгала на дверь, скреблась наружу и тихо подвывала.
— Уймись, Оскар! – крикнул мужчина псу, спускаясь со второго этажа и щуря глаза. – Ты не щенок. Там просто дождь.
Но собака металась, скулила и всё отчаяннее скреблась, переходя на откровенный визг. Стоило мужчине открыть дверь, как пёс рванул наружу к общему забору с соседом.
— Ко мне! – рявкнул владелец дома, побежав за овчаркой. – А ну ко мне! Оскар!
Он нагнал собаку только тогда, когда Оскар остановился у забора, лая и напрыгивая на забор. Хозяин отдёрнул питомца за ошейник и кинул взгляд туда, куда рвалась овчарка. И отпрянул.
Там, на изящных статуях и белоснежных фигурах, был развешан его добрый сосед.
Дождь прекратился буквально за десять минут до прибытия полиции, вызванной соседом. И, несмотря на установившуюся ясную и безоблачную ночь, яркие садовые фонари, участок был освещён прожекторами. Криминалисты, работавшие на месте, передвигались крайне осторожно, стараясь не потерять след крови, тянувшийся от входа в дом до мраморной статуи, на которой был распят труп. Белоснежные лица статуй были, словно с издёвкой, очерчены кровью, а кровавые потёки больше напоминали тонкие вуали.
Внутренности, на которых был повешен погибший, располагались аккуратно на руках и крыльях статуи, они словно бы были уложены любовно, с нежностью и больше напоминали колыбель. Инсталляция вызывала недоумение даже у опытных криминалистов и судмедэкспертов, которые работали в паре с полицейскими. Первыми на место происшествия прибыла немагическая СОГ*, однако спустя пару минут опроса и осметра места стало понятно, что нужна помощь магического подразделения управления полиции Тенеро-Де-Эхидо. Коллеги прибыли довольно быстро.
Время – роскошь, когда дела касались магического воздействия. Чем дольше полиция медлила, тем меньше шансов было получить полноценную картину преступления и найти преступника по горячим следам.
Магические вспышки, исходящие от врачей, подсвечивали даже самые мелкие царапины на трупе и позволяли понять одно: его развешивали ещё живым. Хозяина дома убили с особой жестокостью меньше часа назад. Как насмешка. Или казнь, или назидание. По следам, оставленным на земле, криминалисты погли точно сказать, что человек пришёл в сад из дома. Но многое не складывалось.
Информации, полученной от обычных оперативников при допросе соседей, было мало: залаяла собака, вышел отец семьи, нашёл труп – дальше события полицейские и так знали, а прибывшая скорая констатировала у соседа, заставшего картину, инфаркт. Камеры слежения, которые тут же представила супруга соседа, не давали понимания, что произошло: вспышки молний постоянно затемняли перемещение погибшего по территории, а момент «развешивания» был записан будто бы по кадрам, сменяющихся каждые 30 секунд. Криминалист-техник, просматривающий запись, с уверенностью говорил, что вмешательства в съёмку не было, и никто не редактировал записи.
Все эти данные заносились через служебные планшеты в систему Управления МВД, в которой дело формировалось автоматически, и куда можно было прикреплять фотографии и записи. Следователи-немаги, взяв на себя рутину: допросы, сбор данных о конфиктах погибшего, связи с родственниками – погрузились в работу. Оперативники-немаги, получив задачи от следователей, отправились собирать информацию о том, были ли какие-то посторонние люди на территории огороженного района, были ли замечены подозрительные личности.
Довольно скоро к воротам со стороны проезжей части подъехал служебный автомобиль с шестизначными буквенно-числовыми номерами на фоне флага страны, говорящими о принадлежности прибывших полицейских к службе магической СОГ. Их магия была незаменима, когда нужно было восстановить картину произошедшего магического вмешательства, задействуя техники поиска следов и характеристик преступников.
— Странная съёмка, – старший следователь, Алирио Медина, посмотрел на своего протеже, молодого мужчину лет 30. Младший следователь был красив, хоть его чёрные волосы давно тронула седина, а карие глаза выдавали лёгкую усталость. Немного острые, но всё-таки гармоничные черты лица придавали молодому венесуэльцу шарм даже тогда, когда он молчал.
— Вероятно, что кто-то смешался в процесс съёмки, – поделился соображениями ученик Алирио. Голос полицеского был спокойным, немного бархатным и приятным. Медина часто говорил, что людям с таким голосом легко доверяли, очаровываясь тембром и плавностью речи.
— Точно готов отправиться на место? – уточнил Медина, отстёгивая ремень безопасности. Он внимательно изучал лицо ученика и пытался найти отголоски неуверенности в глазах протеже. Ярем Варгас рос на его, Мелины, глазах, под его крылом учился магическому следствию и проникновению в разум, и сейчас Алирио понимал, что тот парень, что пришёл к нему на стажировку от Вуза и тот, кто сейчас сидит перед ним – разные люди. Пусть Варгас неоднократно говорил, что всё в прошлом, Алирио не до конца был уверен в безразличии Ярема к произошедшему. – Всё-таки это твой бывший одноклассник.
Старший следователь знал, какие отношения были у Ярема с погибшим, но порой, несколько лет назад, при упоминании бывшего одноклассника, глаза Варгаса вспыхивали угольками, в которых читалась неприязнь и отвращение, но сейчас молодой венесуэлец выглядел расслабленным. Он аккуратно активировал рабочий планшет и пролистнул информацию, которую уже выгрузили коллеги в папку с делом.
— Это работа, на которой у меня нет ни знакомых, ни одноклассников, – умиротворённо ответил протеже, – но, если он попытается вспомнить школьные годы или поговорить о себе, – будет непросто.
— Если там осталось чем говорить, – отшутился Алирио поуспокоившись и убедившись, что ученик действительно не испытывал каких-либо негативных эмоций. Для следователя-мага это могло быть губительно. – Подождём новенького оперативника-мага и можем выдвигаться смотреть всё магией.
— Поднять дух не удалось? – пересмотрел Ярем ещё раз записи на планшете. Имя бывшего одноклассника: «Адемира Валеро» – не резало глаз и не вызывало эмоций. То, что было в школе, осталось там и не тревожило Варгаса. В напоминании о сложной школьной жизни была лишь седина и несколько залеченных трещин в рёбрах и руках.
— Нет, будут в морге пытаться, когда основные исследования будут проведены, сейчас остатки души занесли в кристаллы, – покачал головой Алирио и откинулся на спинку водительского кресла. – Дух искалечен, как в стадии разложения больше 40 дней. Он только кричит и воет. Пока что не удалось стабилизировать.
Магия – часть мира, но изучать её можно было только в рамках высших учебных заведений. Искусство воскрешения духа, некромантию, могли освоить только те, кто занимался магической судебно-медицинской экспертизой больше 10 лет. Эта работа требовала слаженной работы не только медиков, но и следователей, и оперативников, которые помогали собирать портрет личности и воссоздавать особенности такого или иного нарушителя порядка. Каждый в полиции знал, что душа – это не просто имя и фамилия, это манера поведения и характер, история и интересы, это – личность со всеми её плюсами и минусами. И, используя магию, можно было узнать у поднятого духа о том, как проходили последние минуты или часы перед смертью, главное – найти ключики к личности и грамотно задать вопросы. Однако, чем дальше был момент смерти от момента обнаружения, тем меньше было шансов узнать у духа хоть что-то. После 20 дня души умерших практически превращались в клубки эмоций, что лишало возможности узнать что-то обычным допросом. А к 40 дню от души оставались лишь короткие воспоминания, собранные из самых ярких образов и эмоций.
Митра кивнула и, прикрыв глаза, сосредоточилась. От её тела потянулись плавные белые потоки, который начали окутывать комнату молочным туманом, постепенно проникая в каждую щель. Скользя по мебели и стенам, пробираясь на потолок, магические потоки постепенно темнели, становясь тёмно-серый, а потом – чёрными, вытягивая из предметов память и формируя её в тени. Потоки заполняли всё пространство, поглощая свет и тени, отблески золота и свет прожекторов. И постепенно туман начал сгущаться в фигуры, напоминающие рваные клочки бумаги, искорёженные и неясные.
Магия оперативников всегда была основана на физическом проявлении преступников: манере двигаться, мимике, вибрациях голоса и подсознательных жестах, которые никто обычно не контролирует. В отличие от криминалистического колдовства, которые основывались на следах и отпечатках, которые дополняли картину оперативникам и следователям, опера использовали оттиски энергий, которые оставались в памяти места.
Постепенно туман фокусировался в коридоре, выделяя его особым сероватым оттенком. Тени, проявившиеся в магическом воздействии, больше напоминали скомканные кусочки бумаги, которые сгущались в коридоре, у зеркала в прихожей, на лестнице и уходили наверх. Это были отметки того, где лучше всего сохранился след жертвы и преступника.
Найденные криминалистами следы помогали Танай собрать воедино происходящее. А Ярем, подняв руку, плавно сотворил пальцами заклинание, и комнату окутала красная паутина, которая плавно завибрировала, впитывая в себя заклинание Митры.
Фигура Адемира узналась, как только заклинания слились воедино, создавая неразрывную связь. Багряная сердцевина тумана пульсировала в паническом ритме. Валеро махал руками, спотыкался, припадал на колени, идя к выходу. И невидимой рукой кто-то подхватывал падающего человека, вздёргивал вверх и ставил на ноги.
Танай сделала пару шагов вперёд, протягивая руку к Адемиру и стараясь уловить второго человека. Камень в руке ведьмы сверкнул и запульсировал яркой энергией. Метод сбора оттиска тени часто использовался в поисках преступника на местости, но сейчас ничего не получалось.
Медина сделала шаг в сторону новой ученицы и вызвал на ладони зелёную сферу успокоения, готовый прервать оперативницу. И неожиданно для всех слабым сизым туманом мелькнули слабые-слабые очертания высокого человека, но видение испарилось так же быстро, как и появилось.
— Неуловимый, – выдохнула Митра, встряхивая головой. Она взглянула на камень в руке, который оказался пустым. – Я даже не смогла понять, мужчина это или женщина.
— Как странно, – нахмурился Ярем, вызывая в свободной руке несколько пёстрых энергических нитей, которые начал переплетать между собой, как макраме, – почему второй такой нечёткий? Он защищается от обнаружения?
— Скорее всего, – кивнул Алирио, подходя к зеркалу и гася зелёный шар на руке, – очень профессиональная магия.
Танай прикрыла глаза, убирая путы магии, Варгас тоже распылили паутину, и троица осталась в гостиной.
— Это может говорить в пользу теории Ярема о том, что работал кто-то из криминальной среды. Как вариант, наёмник, – Митра встряхнула головой и потёрла переносицу. – И этот кто-то хорошо был знаком со здешней системой защиты.
— Нет, это не может быть наёмник, – мягко настаивал младший следователь, – такого уровня профессионалы не берут заказы на настолько мелкую цель. Гораздо проще было бы убить его в городе, чем пробираться в закрытый дом. Если это и заказ, то он стоил слишком дорого. И зачем оставлять послание?
— Наркокартели, торговля живым товаром, – перечислила оперативница. Медина цокнул языком и направился наверх, поманив коллег за собой. – Валеро мог стать одним из тех, кого завербовала главенствующая ОПГ равнин Лос-Льяноса. А когда Валеро перестал быть нужным или затребовал большие проценты, убили в назидание остальным, чтобы не рыпались.
— Вербовка, конечно, дело. Я бы и сам подумал на это, – заговорил Алирио, выпуская с пальцев красную паутину и окутывая ей всю лестницу, – однако интуиция подсказывает, что нет. ОПГ Лос-Льяноса используют свою символику на местах, чтобы показать другим, кто здесь главный. Проверим место, откуда всё началось, вдруг там что-то есть, а то выдёргивая факты из середины, мы только сильнее запутаемся.
Ярем без комментариев внёс обнаруженное в заметки, продолжая удерживать заклинание нитей и сплетать из них замысловатый узор. Танай с интересом взглянула на творение младшего следователя и пошла следом за старшим. Полноценную запись о повадках преступника должна была подготовить ведьма, а Варгас же просто выработал за время работы привычку заносить важные детали в записки и пометки, чтобы не забывать и не теряться в потоке данных.
Троица плавно поднялась к спальне, по дороге отмечая, что в коридоре второго этажа убитый и нападавший не задерживались. А вот в спальне погибшего крови было больше всего, и именно тут всё началось. В воздухе всё ещё витал горько-стальной запах крови, который не перебивала даже магия криминалистов. Танай первая ступила в помещение и, подняв руку, выпустила привычный белёсый туман, который начал расползаться по помещению.
Ярем зашёл вторым и без какого-либо интереса осмотрелся: пушистый ковёр, лежавший на полу, был сдвинут и залит кровью, у комода стоял номерок криминалистов с надписью «зуб». Помимо этого была разворошённая кровать и сдвинутая тумба. Можно было сказать, что на месте происходила борьба, однако следов присутствия второго человека не было.
Танай нахмурилась и, тихо прикрыла глаза, усиливая течение заклинания. Там, в гостиной, было проще управляться с потоками. Здесь всё было пропитано спонтанными всплесками эмоций.
— Интересно, – заметил Алирио, осматриваясь и подходя к «особой стене» с дипломами, каждый из которых был в золотой рамке. – Ярем, сможешь составить портрет погибшего по его личным вещам?
— Без проблем. У меня есть все необходимые слепки, – сообщил протеже, принимаясь за работу. Сохранённые переписки и проверенные заметки в телефоне позволяли найти чуть быстрее опорные точки характера погибшего.
Перед тем как покинуть участок, Алирио взял несколько каменных дисков и, окутав дом белоснежным туманом и ярко-красной паутиной, перетянул информационные потоки на носитель, который позже нужно было передать аналитикам управления.
Ночной Тенеро-Де-Эхидо был прекрасен в свете фонарей и блеске звёзд. Узкие улочки мягко перетекали в просторные проспекты, петляя по городу в причудливом узоре. Блики проезжающих машин и шум луж под колёсами умиротворяли. Беспокойство, охватившее полицейских в доме Валеро, постепенно снижалось. Алирио сидел за рулём, искоса наблюдая за Варгасом, сидящим на пассажирском сидении. Молодой следователь выглядел недовольным, а оперативница, сидящая сзади, безучастно смотрела в окно.
Полицейское управление находилось в центре города, неподалёку от центральных улиц и городской администрации Неброское четырёхэтажное здание песочного цвета и с большими, зеркальными окнами, было подсвечено ночными светильниками. Приятные отблески фонарей бликами играли на стенах управления, создавая лёгкий мистический эффект.
Когда-то давно, больше 15 лет назад, Танай с уверенностью могла сказать, что любила Тенеро-Де-Эхидо, город, в который переехала в начале средней школы. С надеждами и мечтами, что равнины Лос-Льяноса примут её. Но сейчас, сидя в автомобиле управления, она могла с уверенностью сказать, что жалела о том, что вернулась, пусть и ведомая страстной целью достигнуть высот. Сеньор Медина практически единственный, кто во всей Венесуэле владел магией бессознательного допроса. И Танай корила себя, что постоянно старалась выделиться среди оперативников большого города, чтобы её направили на повышение квалификации именно к тому, кто владел редким даром, чтобы научиться. У неё не было высшего образования, но был опыт и жажда реализовывать амбиции. Однако стоило ей ступить на улицы Тенеро-Де-Эхидо, бравада таяла.
— Мы просмотрим все данные попозже, – решил нарушить тишину Алирио. – Сейчас опасно.
Танай вяло кивнула. Её мысли вились только вокруг одного – мести. Той самой, что приносила удовлетворение. Жадное, горячее удовлетворение. Даже у психопатов, которых она встречала за время работы в полиции, не было жгучей страсти к чужой смерти, как у убийцы Адемира. Ведьму не покидало чувство, что налётчик был соткан из эмоций и жил ими.
— И потеряем след, – хмуро заметил Ярем, листая данные от криминалистов-магов. – Валеро стрелял из ТТ*, как только не оглох…
— На стрессе многое не замечаешь, – вместо Алирио ответила Митра, – звук выстрела очень громкий, а в закрытом помещении стрельба – настоящий ад. Тут либо Валеро был готов к такому повороту событий, либо был на жутком стрессе. Под адреналином люди на многое способны.
— В стрелковом клубе за Валеро числятся Советские ПСС* и ПСМ*, глок-22*, редкий люгер* и беретта-90*, – сказал Медина. – Адемир занимался стрельбой и коллекционированием оружия. Так что ставлю на стресс и испуг
— Коллекционер, – презрительно фыркнул Ярем и отвернулся к окну, смотря на проплывающие мимо дома и мелькающие автомобили. Варгас никогда не испытывал никакой привязанности ни к городу, ни к району, ни к людям вокруг него. Как и всем не из элитной тусовки, ему попадало от богатых детишек в школе. И, наверное, именно чувство справедливости, острое правдолюбие привели его к закономерному ремеслу полицейского.
Смотря на фотографии мёртвого Адемира Валеро, Варгас не испытывал никаких эмоций, хотя этот человек был причастен к насмешкам и унижению других. Потребовалось достаточно много сессий у психотерапевта, чтобы освободиться от сковывающих сознание эмоций. В этом помогало обучение в вузе на юридическом факультете и и практика в следственном деле, где нужно было иметь отличную физическую форму и демонстрировать отличное владение собой и магией. Не обходилось во время обучения без своих трудностей: социальное отчуждение в подростковом возрасте, недоверие ко всем, но именно благодаря внутренней агрессии колдун смог моментально отделить заинтересованных студентов от случайных. Ярем приложил много усилий, чтобы стать оперативником… И в итоге стать следователем, получив красный диплом с отличием. А вот на практике было значительно проще продемонстрировать подготовку и навыки, полученные за годы обучения.
Троица в молчании поднялась в кабинет следователей, и только сейчас Танай вздрогнула:
— Я машину оставила около дома Валеро, – недовольно сказала она.
— Давай ключи, отправлю дежурного за ней. А ты пока располагайся, Ярем поможет, если что, – спокойно сказал Медина и, дождавшись, пока Митра протянет ему брелок от машины, сказал, – Ждите указаний. Я поговорю со старшим, объясню ситуацию, чтобы нам выговор не влепили за покидание места преступления.
Старший следователь покинул кабинет, а оперативница тихо приблизилась к столику с чайником и включила его, после чего расположилась в глубоком, мягком кресле. Ярем по привычке сел за свой стол и, создав энергетические нити, вновь начал переплетать их, создавая причудливое плетение макраме.
Небольшое помещение было оформлено в бело-бежевых нотах, которые успокаивала глаза и расслабляли сознание при долгой работе. Небольшой «цветочный» уголок выделялся ярким зелёным пятном, как и кофейный стол с прозрачной столешницей, украшенной рисунком, напоминающим паутину следователей.
Когда чайник вскипел, Митра налила себе чай и вернулась в кресла, устраиваясь в нём и отгоняя от себя гнетущие мысли.
— Помнится, седеть ты начал ещё в школе, – вдруг заговорила Танай, когда отпила напиток. Она не смотрела на Ярема, устремив взгляд куда-то перед собой.
— А? – не понял Варгас, пытаясь вернуться из своих мыслей в реальный мир. Макраме из нитей дёрнулось, сбивая рисунок. Следователь ловко растворил плетение. – Да, именно тогда.
— Тебе идёт, впрочем, как и тогда, – улыбнулась Митра, всё-таки посмотрев на следователя. От внимания Ярема не укрылось то, что оперативница смотрела с любопытством, но старалась его немного скрыть и отпила чай.
Исследовать найденные улики и сопоставлять их – необходимость, чтобы создавать полноценную картину произошедшего. Ярем практически никогда не испытывал проблем с воссозданием произошедшего. Сплетая незамысловатый рисунок макраме магическими нитями, следователь изучал отчёты криминалистов и техников-криминалистов, которые уже завершили работу на месте. Каждая из улик была пронумерована и оснащена информацией о состоянии на момент съёмки и фиксации, а также обстоятельства обнаружения.
Особое внимание Варгас уделил изучению представленных видеозаписей. Первое нестандартное движение пришлось на 13.45. Облачённая в белоснежный деловой костюм брюнетка сначала активно звонила в дверной звонок и домофон, в то время как Валеро, находясь в гостиной, медленно попивал напиток из гранёного бокала. На его лице Ярем без труда увидел хищную и довольную улыбку, из чего следователь сделал вывод, что Адемиру доставляло удовольствие такое поведение посетительницы. И пока брюнетка ломилась в дом, у неё началась настоящая истерика: покрасневшие от слёз глаза и размазанная тушь не придавали красивому женскому лицу очарования. Впрочем, грусть сменилась яростью, когда Валеро открыл дверь гостье и, широко улыбаясь, вальяжно сел на диване.
Посетительница влетела в гостиную, а Адемир встал, снисходительно смотря на неё и слегка выгибая брови. Съёмка с домашних камер слежения записывала без звука, но по поведению женщины можно было понятно, что она кричала на Валеро, что-то яро доказывая. Судорожными движениями она вытянула из сумки фотографии и часть швырнула в лицо хозяина дома, а часть – на стол. Адемир только слегка наклонился и что-то сказал ей, после чего его лицо вмиг изменилось: исчезли довольство и расслабленность – появился холод и злость. Брюнетка оттолкнула Валеро, а тот в ответ перехватил руки гостьи и, заломив их, заставил женщину задёргаться в попытках освободиться. Однако не обращая внимания на сопротивление, он потащил её к выходу. Отпустил он брюнетку только около выхода из поместья. С силой толкнув её вперёд, он дождался, пока она рухнет на землю, и только после этого с силой захлопнул калитку. Ярость с лица исчезла, вновь уступая место сытой и довольной улыбке.
Варгас на мгновение перестал сплетать узоры и посмотрел на видео ещё раз, ускорив его.
— В огромном доме с садом у него нет охраны, которая может вышвырнуть гостью? – удивился младший следователь, – странно, что его не убили давным-давно.
— Может, финансовые проблемы? – предположила Танай, взглянув на Ярема.
— У него тревожная кнопка в нескольких местах дома, оружие, сигнализация и контракт с ЧОПом, – не отрываясь от дел, сказал Алирио и взглянул на часы: было около часа ночи. – Из прислуги только приходящий клининг и мастера по необходимости.
— С другой стороны, нет прислуги – нет лишних людей на участке. Можно хотя бы не допрашивать дворецкого и садовника, – тихо фыркнул со смешком Ярем. Митра хихикнула, понимая, что это и вправду сокращало работу.
— Лентяи, – нейтрально заметил Медина, однако в голосе слышалось понимание и согласие. – Но ЧОП проверить нужно будет: возможно, были тревожные сигналы. Займусь этим с утра, у меня знакомые в этом агентстве.
Встрепенувшись, ведьма внимательно посмотрела на Алирио.
— А откуда Вы столько знаете про него и его жизнь? – полюбопытствовала оперативница, следя за эмоциями Медины.
— Я давно наблюдаю за Валеро, – честно и беспристрастно сказал старший следователь, – его родители проходили по делу о незаконном обучении магии, и сам Адемир несколько раз был замечен в компании криминальных лиц уже в достаточно зрелом возрасте. Но поскольку все связи основывались на: «Они – мои пациенты» – сделать ничего нельзя.
— А то дело, давнее… – Танай цепко смотрела на Медину, который на мгновение стал хмурым, однако взгляд прояснился довольно быстро, словно он вспомнил, но лишь обрывки информации.
— Ты про убийство Ирэн Лозано? – уточнил Алирио и, получив кивок, ответил. – Непричастен. Убийца так и не был найден.
Митра кивнула, улыбнувшись одними губами, и поспешила отвести взгляд, вернувшись обратно к изучению материалов вместе с Варгасом. От взгляда старшего колдуна не укрылосьл то, что ведьма как-то странно посматривала на своего напарника и даже пару раз отводила взгляд,словно ей было больно видеть его.
Впрочем, наблюдал старший колдун недолго. Он вернулся к работе.
Другие записи, которые просматривали Яр и ведьма, не несли в себе полезной информации: Адемир игнорировал звонки смартфона и с холодной, победной улыбкой смотрел по камерам за тем, как брюнетка металась за пределами поместья. Представление закончилось через минут 30. И последующий день ничего не происходило: Валеро провёл несколько консультаций по видеозвонку, выпил четверть бутылки алкоголя и бездельничал, сидя перед телевизором.
Новые движения начались тогда, когда хозяин дома лёг спать. Он уснул довольно быстро, и также быстро начал метаться по кровати. Адемир что-то говори, смеялся, то скидывая одеяло, то кутаясь в него с головой, то морщился, то расслаблялся. Было видно, как хозяин дома проснулся с воплем и сел на кровати, сжимая голову руками. Секунда, вторая, и Валеро истерично рассмеялся, покачиваясь и скалясь в улыбке. За мгновение его лицо исказила маска ярости, и венесуэлец подскочил, смотря на кого-то с бешенством в глазах. Адемир обращался к кому, кто стоял у стены. На записи не было видно, чтобы кто-то заходил в дом или комнату, однако Валеро говорил явно и уверенно. Хозяин дома выхватил ТТ из тумбы и произвёл несколько выстрелов в невидимого оппонента. Короткое замешательство, и венесуэлец рухнул на пол, словно его кто-то сильно ударил. Неизвестный наносил мощные удары, не обращая внимания на сопротивление Адемира и его попытки ударить в ответ.
Откровенное избиение продолжалось долго, пока Валеро, ведомый инстинктом самосохранения, не пополз в сторону выхода из спальни, а потом вниз по лестнице и на улицу. И только снаружи дома некто нанёс последний удар, из-за которого хозяин дома задёргался и обмяк, его грудь вздымалась от глубокого дыхания. Адемир был ещё жив, когда его начали потрошить, как обычное животное.
Дом Евы Моро располагался в элитном районе Тенеро-Де-Эхидо в двадцати минутах езды от поместья Валеро. Преодолев КПП, полицейские направились к тому участку, где жила Ева Моро. Варгас, просматривая профиль бывшей одноклассницы в социальных сетях, отмечал, что она любила красивую и роскошную жизнь, выставляла фотографии с фотосессий в нижнем белье, из клубов и отдыха за границей.
— Её доходы выше доходов Валеро? – с удивлением уточнила Танай, когда Ярем показал несколько фотографий поместья Моро. Участок вмешал в себя небольшую конюшню, довольно большой бассейн и личный выход в один из парков, расположенных на территории закрытого района. Сам дом был украшен золотым песком, который днём поблёскивал на солнце, а оттеняли его фрески с изображением пальмовых листьев, которые обвивали панорамные окна, покрытые изумрудной зеркальной тонировкой. Белоснежный забор был сделан из камня и украшен позолоченными фигурками. В свете ночных фонарей, что освещали участок, он выглядел царственно, напоминая усыпанный алмазами дом. И это убранство было действительно ярче и богаче, чем владения Валеро.
— Да, – кивнул Варгас, пролистывая фотографии, – занимается дизайном, держит свою фабрику по пошиву модельной одежды. В прошлом году выиграла тендер на изготовление формы для полицейского управления.
Митра не удержалась и, взглянув на колдуна зеркало заднего вида, улыбнулась:
— Должна заметить, что форма выглядит действительно хорошо, а вот её дом – нет, – отметила ведьма и, припарковав автомобиль на гостевой парковке перед центральным подъездом в поместье, отпила латте с пряностями.
— Цена важнее эстетики, – сделал глоток кофе следователь, – собственно, как и Ева. Она несколько раз попадала в отделение за мелкие правонарушения, но откупалась. Во всяком случае, у неё отличный адвокат.
— Да ладно, она тебе не нравилась внешне? – оперативница шутливо взглянула на следователя и склонила голову к плечу. Однако колдун всё ещё улавливал какие-то нотки обиды в голосе ведьмы.
— В пятом классе, когда яички опустились, – презрительно фыркнул венесуэлец, – она всем нравилась, но всем приходилось за это платить здоровьем.
— И кому-то доставалось больше всех, – покачала головой Танай и посмотрела на дом перед собой. Митра прекрасно помнила, как Моро нападала на неё, изрезая одежду и несколько раз отрезая волосы. С каким-то остервенением, яростью и ненавистью, которой могли соревноваться дикие звери. Как бы школьница и её родители ни жаловались директору школы, такое поведение Евы сходило ей с рук.
— Может быть, – холодно откликнулся Варгас, и ведьма замолчала.
Ярем мог вспоминать без эмоций то, что происходило в школе, но прошлого невозможно было изменить. Однако напоминания о физической боли сложно было выветрить из памяти, особенно те моменты, когда Тео избивал одноклассника ногами по рёбрам и голове, а Ева стояла рядом и хихикала, а потом, ведомая каким-то своим чувством, ластилась и пыталась помочь добраться до медпункта.
Шестёрка лучших учеников, лучших и блестящих звёздочек, которые перед выпускными экзаменами давали интервью местной газете, где говорили, что их класс самый дружный. И никто не упоминал, что Ярем в это время лежал в больнице с сотрясением мозга после того, как Наварро избил его вместе с Адемиром и Вито. Напрягая память, колдун с трудом вспоминал, что Алирио неоднократно приходил в школу, но не мог вспомнить, зачем, а наставник в ответ на это только удивлённо хлопал глазами и говорил, что не приходил.
Автомобиль Евы мелькнул за поворотом, ведущим к основной парковке перед домом. Новенький седан был редкого фиолетового цвета с матовыми полосками на глянцевой поверхности.
— Пошли? – тихо спросила Танай, когда кофе у обоих полицейских закончилось.
— Да, – Варгас кивнул и первый покинул автомобиль. Оперативница выскользнула следом.
— Судя по странице в соцсетях, она замужем, – оповестила следователя Митра, на что тот только кивнул.
Даже в свете уличных фонарей было видно, как заблестели глаза Евы, стоило ей увидеть Ярема. Ловким движением она поправила распущенные волосы и улыбнулась. Свободной из сумочки рукой Моро провела по талии, разглаживая белое платье и словно стараясь привлечь внимание к своей фигуре. Варгас проигнорировал это, отмечая, что, после ссоры с Валеро, Ева переоделась из костюма в довольно короткое платье с вырезом и даже сменила туфли на лёгкие босоножки. Такие открытые наряды она носила, как показывали социальные сети, в моменты, когда ходила в клубы и бары.
— Как я рада тебя видеть, Яр, – промурлыкала Моро, приближаясь к полицейским. От венесуэлки пахло приятными духами и табаком, – ты всё-таки решил принять моё приглашение?
— Сеньора Моро. Я следователь Ярем Варгас. Это оперуполномоченная Танай Митра. – венесуэлец в ответ достал удостоверение и дежурно произнёс, строго смотря на девушку. – Мы можем с Вами переговорить?
— С тобой хоть целый день могу говорить, – хитро улыбнулась Ева и, мягко покачивая бёдрами, прошла к калитке и открыла её электронным ключом. – А что случилось, что ты такой официальны? В кофейне ты хотя бы не такой серьёзный.
Раздался звонок телефона, и Моро, сладко улыбнувшись следователю, дала ему знак, чтобы он подождал. Сама она начала искать смартфон в сумочке.
— Ты попал, – тихо-тихо шепнула колдуну напарница, скрывая весёлую улыбку, в которой, правда, мелькнула тень ревности.
— Точно, – приободрился Ярем, шепнув в ответ. Танай с удивлением взглянула на напарника и отвела взгляд, понимая, что он не понял некоторой иронии происходящего.
Ева не без раздражения взглянула на номер входящего и отключила вызов.
— Сона звонила, – усмехнулась она и пальчиком поманила полицейского за собой. Митра пошла за спиной Варгаса, осматриваясь и отмечая, где расположены видимые камеры. – Так что ты говорил, дорогой?
— Вы знакомы с Адемиром Валеро? – проигнорировав флирт, спросил полицейский, следуя за хозяйкой поместья.
Скорая приехала довольно быстро, что позволило полицейским перебраться в автомобиль и не беспокоиться о состоянии Евы. Впрочем, о ней и так не переживали. Ярем, погружённый в заполнение отчёта о разговоре с Моро, сидел на заднем сидении, в то время как Митра наблюдала за каретой скорой помощи. Оперативница не знала, что именно происходило в доме, но врачи вышли и, погрузившись в свой транспорт, принялись отчитываться диспетчеру о завершении работы на вызове. Ева осталась в доме и выключила везде свет, из-за чего участок словно бы погрузился во мрак. Среди освещённых участков поместье Моро выглядело немного зловеще, словно погрузилось в траур.
Танай откинулась на спинку водительского сидения и побарабанила пальцами по рулю, после чего взглянула в зеркало заднего вида:
— Слушай, а где в городе можно нормально поесть и подальше от гостиницы?
Ярем чуть вздрогнул от звука её голоса и, мельком взглянув на спутницу, вновь вернулся к отчёту:
— Есть хороший ресторан с бараниной. А ещё есть домашний ресторан, где подают менее жирные блюда, – предложил Варгас, вбивая последнюю строчку и выключая экран планшета. Он с едва заметной хитрой улыбкой посмотрел на ведьму, – но там много стариков.
— Хм, вариант с бараниной мне нравится больше, – одобрила Танай. – Скинешь адрес?
— Баранина сразу в бока уйдёт, – чуть поддразнил колдун Митру, отправляя адрес на её смартфон, – много сил теряешь каждый день?
Напарница тихо рассмеялась, заводя двигатель автомобиля:
— А давно тебе нравятся худенькие и стройные, как Ева? – подкусила его оперативница, на что в ответ получила скептичный и непонимающий взгляд. – Оперативная работа всё-таки требует много времени и сил, иногда несколько дней можно не есть, если какое-то серьёзное дело и нужно постоянно мониторить ситуацию.
— С чего ты решила, что мне нравятся тростинки? – недовольно нахмурился венесуэлец, – я не на болоте родился.
— Да вдруг вкусы сменились, – добродушно ответила собеседница, ведя автомобиль в сторону гостиницы, где работал Тео Наварро. – 10 лет прошло, многое же могло поменяться.
— К счастью, да, больше не нужно взаимодействовать с теми, кто тебе не нравится. Алирио в этом плане крайне приятный человек. Иногда можно его уговорить сходить в кафе с иностранной едой.
— Гурман, – улыбнулась Митра, легко управляя автомобилем. – А из обычной кухни что сейчас любишь?
— Обычная – это какая? – не понял колдун вопроса и слегка выгнул брови в непонимании.
— Домашняя.
Они покинули пределы элитного района, и напарница позволила себе разогнать автомобиль, чтобы побыстрее выбраться на центральные магистрали, ведущие к гостинице. Ночные дороги были свободы, изредка встречались личные автомобили, а в основном это были такси, развозящие людей по домам.
— Санкочо с репой*. Салат. Иногда делаю рыбу в духовке, – растерянно пожал собеседник плечами, – я не повар. У тебя наверняка рацион интереснее, раз ты много сил тратишь на работе.
— Курица со специями, рис с травами, фрукты, – улыбнулась Танай, включая круиз-контроль и позволяя автомобилю самостоятельно регулировать скорость. – Ничего такого.
— Недурно, – с уважением кивнул Ярем, – у меня не получается ничего сделать со специями: я их не понимаю.
— Дело практики, – подбодрила его оперативница, посматривая на навигатор и выбирая оптимальный маршрут для езды. – Чем больше готовишь, тем лучше понимаешь. Уверена, со временем у тебя получится приготовить отличноые блюда со специями.
— А зачем? – весело усмехнулся он, – я один живу в однушке, где я в основном сплю.
— И не одиноко одному? – ухмыльнулась с некоторыми удивлением Митра, выводя автомобиль на скоростную полосу движения.
— А тебе? – переадресовал колдун вопрос, наблюдая за реакцией напарницы.
— Иногда – да, а потом вспоминаю, что если завести попугая, то можно попрощаться с квартирой, – легко и честно ответила ведьма даже не моргнув глазом.
— Не, попугай умрёт, если я задержусь на работе. То же самое с собакой. Можно было бы завести кота, но зачем? Я обычно хожу в парк и наблюдаю за людьми, как они живут обычной жизнью. Для этого же мы и работаем.
— Тебя это успокаивает или радует? – уточнила с искренним интересом собеседница, не слишком поняв, что именно венесуэлец имел в виду.
— Успокаивает, – подтвердил Ярем, потягиваясь, – мы хорошо поработали – мир стал чище. А иногда можно и пополнить покой и безопасность города, поймав уголовника или наркодилера.
— Ты когда-нибудь отдыхаешь от работы? – уточнила Митра, даже не скрывая подкуса и едва различимого подшучивания.
— Конечно, – не уловил интонации Варгас, – читаю всякое. В основном фэнтези. А ты как отвлекаешься?
— Рисую. В основном фэнтези, – сдалась напарница, понимая, что собеседник не заметил иронии. В её голосе вновь скользнули нотки то ли обиды, то ли досады, – и танцую.
— Рисуешь? – чуть оживился следователь. Танай, не ожидавшая такого активного интереса, растерянно нахмурилась, – и что именно?
— Да разное, – пролепетала оперативница, перебарывая удивление, происхождения которого колдун не понимал. Ведьма вытащила из кармана брюк телефон и, открыв нужные папки, протянула его следователю. Ярем взял смартфон и с интересом начал рассматривать цифровые рисунки Танай. Их было действительно много, в каких-то Варгас без труда узнавал зарисовки мифов и легенд мира, работы с изображениями космоса и кораблей, были даже фэнтези рисунки, отличавшиеся детализацией. Однако особое место занимали рисунки хной на руках и ногах девушек.
Некоторое время следователь внимательно изучал работы, оценивая их под разными углами. Рисунки хной заинтересовали его не меньше, потому как гармония форм и сочетаний переходов соблюдена была очень точно.
— Серьёзная фанатка индийской культуры? – вернул он ей телефон, – даже в мужских персонажах угадываются индийские черты.
— Я же из Индии, так что небольшое культурное поклонение исторической родине, – пояснила напарница, забирая смартфон, – я в вашу школу пришла, когда семья переехала в Венесуэлу. Как раз в 5 классе.