Когда ты ушла

1.

Nur für mich bist du am Leben,

Ich steck dir Orden ins Gesicht.

Du bist mir ganz und gar ergeben,

Du liebst mich denn ich lieb dich nicht.

«Ich tu dir weh» Rammstein.

1.

11 сентября 1980 года в обыкновенной немецкой семье, которая проживала на окраине западного Берлина случилось пополнение. В одном из роддомов на свет появилась маленькая девочка, которую счастливые родители назвали Маргаритой. Мауэры давно планировали завести ребёнка, но у них не получалось, после нескольких неудачных попыток Вильгельм и Зофия, родители Гретхен, начали ссориться, один раз Зофия заподозрила мужа в измене, у них произошёл скандал, который чуть не закончился разводом, почти год они жили в разных квартирах, но потом поняли, что не могут жить друг без друга и вновь сошлись. После этого они объездили почти всю Германию в надежде, что кто-то решит их проблему, наконец им согласились помочь в одной из кёльнских клиник. У будущих родителей появилась надежда, а вместе с надеждой и смысл жизни. Впереди был год лечения и различных процедур и вот однажды, через 3 недели после одной из бурных ночей, Зофия упала в обморок на улице. Её муж вызвал скорою, но врачи успокоили мужа, сказав, что его жена беремена. Счастью супругов не было предела, целый год они готовились к рождению ребёнка: сделали ремонт, купили всю необходимую мебель и игрушки, отдали собаку старой тёте Зофии, и вот однажды ночью у Зофии произошли схватки. Её доставили в больницу. Роды начались слишком рано и проходили очень тяжело. Мать потеряла сознание, был риск гибели ребёнка, но всё закончилось хорошо, и девочка родилась абсолютно здоровой. Так думали врачи…

С 5 лет маленькая Маргарита отличалась особой пугливостью, ей часто снились кошмары, один раз она, вся в слезах, прибежала в спальню к родителям и стала говорить, что её пытались разорвать монстр. Когда отец попытался успокоить её, она начала плакать ещё сильнее и говорить, что не вернётся в комнату, пока кто-нибудь не изгонит существо, которое там поселилось. Кроме того в 10 лет у Маргариты начались проблемы в школе: сильно испортился почерк, ухудшилась память, она не могла ни на чём сосредоточиться, постоянно отвлекалась. Но в месте с проблемами в учёбе начали проявляться её таланты. Маргарита прекрасно рисовала, в 6 классе она начала писать стихи, но не смотря на их красоту некоторые вызывали у читателей лишь испуг и отвращение. 11-и летняя девочка подробно описывала сцены убийств, рисовала изуродованные тела. После того как она отправила на конкурс стих, про то, как монстр проникает ночью в дома и пожирает маленьких детей, учителя посоветовали родителей отправить девочку к психологу, но Вильгельм и Зофия отреагировали на это как на оскорбление и перевели дочь в другую школу, попросив никому больше не показывать стихи и рисунки. Кроме того, природа одарила её божественной красотой. Милые черты лица, чёрные волосы, которые она никогда не заплетала. В девочку были влюблены все мальчики класса, из-за этого ей завидовали, и у неё не было подруг.

Но была у Маргариты ещё одна болезнь, о которой не знали родители, и проявление которой она начала замечать после того, как перешла в другую школу. Нимфомания. Она не давала ей покоя, ни с того, ни с сего Гретхен начала постоянно думать о сексе, каждый день мастурбировала, поскольку интернета тогда ещё не было, Маргарита тайком покупала эротические журналы и каждый день разглядывала на них непристойные фотографии. Ей нравились, и мужчины, и женщины, причём для неё был неважен характер, неважна внешность, её интересовал только сам процесс. От того что она не могла ни с кем поделиться своими фантазиями ей было очень плохо. Желание и развратные мысли, которые витали в её голове, выталкивали даже детские страхи. Чем меньше Гретхен вспоминала свои детские кошмары, тем ей становилось легче, она начала лучше учиться в школе, у неё появились друзья, но ужасам было суждено вернуться.

Когда Маргарите было 13 мама вызвала её к себе в комнату, посадила на диван и сказала, что сейчас она хочет с ней серьёзно поговорить. Обычно все серьёзные разговоры сводились к тому, что юную бунтарку отчитывали за то, что она оскорбила учителя или курила на школьном дворе, но в этот раз в голосе мамы не было ни тени гнева. Она села возле дочери, положила ей руку на плечо и тихо сказала:

-Дочка, ты уже большая.

-Давай быстрее. Мне некогда. Я ещё уроки должна делать, - резко ответила Гретхен.

-Нет. Послушай. Я хочу тебе кое-что сказать.

-Ну?

-В общем. У тебя скоро будет братик или сестрёнка.

Улыбка исчезла с лица Маргариты. Она отсела на край дивана, сняла очки и строго посмотрела на мать. Зофия вздрогнула от холодного взгляда дочери и попыталась взять её за руку. Девочка оттолкнула её, вышла в коридор, а после выскочила из дома и убежала. Её не могли найти 4 дня, ни в школе, не у друзей, ни у парня девушка не появлялась. Родители объездили все окрестные больницы, у матери Маргариты началась истерика, она ходила по улицам и расклеивала объявления о пропаже дочери, но дочка вернулась сама. Она молча вошла в дом и прошла в свою комнату, родители долго пытались достучаться до неё, но она молчала. На следующий день Маргарита встала рано утром и пошла в школу, а, вернувшись, сделала вид, как будто ничего не произошло. После она ничего не спрашивала родителей про будущего ребёнка в течение нескольких месяцев.

Наконец 9 месяцев прошли в доме Мауэров появилась ещё одна девочка, которую назвали Анна. С первого дня её появления в доме Маргарита резко изменилась. Она постоянно заботилась о сестре, помогала её кормить, убирать за ней, играла с ней. Часто вставала ночью, чтобы помочь матери. Зофия и Вильгельм не могли нарадоваться, глядя на дочку, но счастье мимолётно и ему всегда приходит конец.

2.

В серых стенах длинного пустого коридора старой клиники с чистым паркетным полом гуляла абсолютная тишина воскресного утра ранней осени. За окнами, одетыми в красивые старинные чуть побитые каменные рамы, можно было увидеть западный Берлин во всём своём великолепии: невысокие красивые будто бы игрушечные дома с чёрными вставными окнами и пологими крышами, ещё мокрыми после вчерашнего дождя, каменистые дорожки узких улочек, по которым неспешно перекатывались с камешка на камешек легковые автомобили, шлёпая шинами по прозрачным лужам, яркие и пышные липы, своими ещё зелёными листьями насыщавшие влажный воздух приятным сладковатым запахом, доносившимся даже до верхних этажей клиники, чьи стройные стволы ютились на крошечных тротуарах вместе с деревянными дверцами магазинов, увешанными колокольчиками. Людей практически нигде не было видно, а отсутствие постоянных голосов и шумов успокаивало и наводило ощущение свободы, особенно около открытых окон, из которых веяло утренней свежестью.

Внезапно тишину нарушил отчётливый звук двух пар чёрных каблуков – Зофия и Гретхен пересекали коридор беспокойными шагами. Они обе были одеты в тёмно-синие блузки, длинные чёрные сарафаны и белые вязаные кофты. В руках Зофия нервно сжимала толстую кожаную папку с вырезанным рисунком головы оленя, которую обвивал круг из маленьких острых листьев с витающими вокруг птицами. В её болотно-зелёных глазах поблёскивали слёзы, в то время как Гретхен просто была полностью поглощена волнением и непониманием происходящего. Издалека показалась широкая чёрная деревянная дверь со вделанной в неё бардовой табличкой с надписью из золотистых металлических букв «Der Chemotherapieschrank». Маргарита почувствовала лёгкое облегчение.

Зофия медленно постучалась и отошла в сторону. Из-за двери показался высокий мужчина в белом халате с бледным лицом, на котором виднелись скулы, носом-горбинкой и пустыми тусклыми глазами, смотревшими в никуда. Окинув мать и дочь взглядом, он спокойно произнёс:

-Guten Morgen, вы, я так полагаю, фрау Мауэр?

Зофия кивнула.

-Bitte komm,– вздохнул мужчина и, развернувшись, провёл худой жилистой рукой по своим чёрным, местами начавшим седеть волосам.

Кабинет состоял из двух комнат, одна из которых была закрыта. В первой прямо на против двери было окно, из которого открывался вид на крохотную улочку, рядом с ним стоял неширокий стол из тёмного дерева. На нём лежало несколько небольших разрозненных стопок пожелтевшей бумаги: таблицы, списки, пустые листы, выдранные из большого медицинского журнала, и прочая макулатура, сам же медицинский журнал пылился на выдвижном ящике под столом, прикрывая уже исписанные ранее листы. Позади стола к стене прижимался пустой шкаф со стоящими там двумя старыми справочниками. Напротив стола стояла маленькая кушетка, а около него – мусорное ведро, забитое скомканными листками. Гретхен уселась на кушетку, пока мать разговаривала с доктором и наблюдала, как её тонкие пальцы ловко перебирают документы, собранные в папке. После нескольких минут работы с бумагами, Зофия подошла к Маргарите и взяла её за руку.

-Маргарита, meine liebes Mädchen. Извини меня пожалуйста за то, что я сделала. Обещаю, я буду жить ради тебя и только ради тебя. Ich… ich liebe dich… - из глаз Зофии потекли слёзы, она отвернулась и закрыла лицо руками.

-Mама, не плачь, прошу тебя, не плачь, мама! Я и папа будем заботиться о тебе, мы не бросим тебя!

-Папа… - Зофия подняла голову и посмотрела в окно, её тушь изящно потекла по щекам – Папа…

Маргарита почувствовала руку доктора на своём плече и встала, вскоре они вдвоём скрылись во второй комнате. Она была практически полностью пустой и ослепительно белой, светодиодная лампа мелькала наверху, испуская мутный зелёный свет. В центре комнаты стоял операционный стол с мягким подголовником и креплением для стойки с медикаментами справа, рядом стояла тумба, на которой лежал пакет с перчатками, вдалеке так же, как и в первой комнате, стоял шкаф, на этот раз полностью пустой.

-Legen bitte- сказал врач, указав на стол. Пока Гретхен ложилась, сняв обувь и очки с толстой округлой оправой, он подошёл к чистой раковине, надевая перчатки.

Свет давил Маргарите прямо в глаза, отчего она немного съёжилась. Вскоре Гретхен почувствовала доктора рядом с собой, он надел ей на лицо запотевшую маску и включил аппарат, находившийся под столом. Сделав несколько вдохов, глаза Гретхен начали слипаться, а сама она почувствовала, как постепенно погружается в темноту, сопровождаемую отголосками мутного света…

Через несколько минут доктор вышел из комнаты, Зофия тут же подбежала к нему.

-Что с ней, доктор?

-Она спит, всё хорошо. Но есть один момент, о котором я забыл вас предупредить. Я перепроверил её анализы, флормидал должен подействовать на неё не так, как на обычного человека. Вместо кратковременной амнезии она забудет всё, что было за последние несколько недель. У вас ведь не произошло ничего важного в этот промежуток времени? Ещё можно остановить процедуру.

-Нет, нет, ничего… -спешно ответила Зофия, – совсем ничего, продолжайте.

-Точно? -переспросил доктор.

-Да, продолжайте, прошу вас,- в её голосе чувствовалось волнение.

-Хорошо…

К полудню небо заволокло серыми тучами, ветер утратил свой приятный аромат и стал холоднее и резче. Деревья точно поблёкли, как и весь город, утратив краски солнечного утра. В этой погоде чувствовалась настоящая осень с её холодным, пробирающим до костей ветром, худощавыми, ослабшими деревьями, ронявшими листву под тяжестью холода, мокрой землёй с вязкими грязными лужами, настолько мутными, что в них не видно было дна. Трава, старавшаяся пробиться между камнями, точно завяла и поникла, и даже сельский пейзаж, щедро одаренный свежей зеленью, теперь внушал какую-то тяжёлую тоску, заставляя задуматься о том, насколько же быстро может меняться погода.

3.

Благодаря сильному психотропному веществу Маргарита забыла обо всём, что происходило несколько дней назад. Ей стало лучше, она не сильно переживала из-за смерти отца, кроме того, она постепенно стала превращаться в нормального ребёнка, правда всё также страдающего нимфоманией. Лишь иногда по ночам она просыпалась мокрая от пота и слёз и шла в ванную, где по долгу вглядывалась в воду, в которой надеялась увидеть, хоть мельком, то незнакомое лицо, которое она видела в своих снах.

Курс лечения определённо пошёл ей на пользу ещё и тем, что неожиданно у неё улучшилась память, появилась тяга к знаниям. Мать восхищалась своей дочерью, успехи которой затмевали порой страшные воспоминания о прежней жизни.

Маргариту обожали учителя, за ней толпами бегали мальчики, а иногда и девочки, перед ней были открыты все двери. В 9 классе у девушки проснулся необычайный актёрский талант. Она спокойно выучивала наизусть огромные отрывки и любила читать их перед зрителями. Неудивительно, что, не доучившись до конца, она бросила школу и пошла в театральный колледж, а через год её пригласили поучаствовать в съёмках нового фильма по произведению известного российского писателя Джейсона Кэста-Оуэлла «Сын Земли». После этой роли Гретхен заметили многие режиссёры, и она начала полноценную актёрскую жизнь. Кроме того, она была абсолютно нестеснительна, спокойно раздевалась перед камерой, да и могла спокойно переспать с кем угодно за хорошую роль, поэтому уже к 1998-ому году к ней поступало по несколько предложений в месяц, из которых она выбирала самое лучшее.

Последним таким предложением стал фильм одного из известнейших немецких режиссёров, про жизнь двух лесбиянок в нацистской Германии. Он частенько отличался нестандартными фильмами, которыми и заработал себе бешеную популярность.

Съёмки начались ещё летом, в конце августа, но Маргарита, как персонаж, должна была появиться в кадре только на 15-ой минуте, а поэтому для неё съёмки начались только в сентябре.

На улице шёл обыкновенный осенний дождь, который нагонял тоску на многих жителей Берлина, но Маргарита любила пасмурную погоду, а потому в этот день отпустила своего водителя домой и пешком отправилась до Берлинской киностудии. Она улыбалась, а иногда весело подпрыгивала, совсем как маленькая девочка, которую родители вывели погулять в парк и обещали купить там мороженное. Гретхен хотела идти как можно медленнее, но ей надо было успеть к самому началу, поэтому она ускорилась.

Через несколько минут она дошла до нужного места, показала на входе пропуск и отправилась в раздевалку. В общей раздевалке, в которой все оставляли верхнюю одежду, всегда пахло куревом, а сама она была потрёпана до такой степени, что трещины на плитке приходилось прикрывать плакатами, коих здесь висело великое множество. Маргарите повесила шубу, подошла к одному из них и громко прочитала:

-Irgendwo da vorne. По рассказам Даниила Ртищева… А ведь меня приглашали здесь сняться, но, по-моему, фильм, который выбрала я интересней, да и как-то бесчеловечно выставлять гестаповца добрым человеком, способным хоть кому-нибудь сочувствовать…

Она улыбнулась и поднялась на лифте на третий этаж, где и проходили съёмки фильма.

Она приоткрыла дверь и вошла в плохо освещённую комнату. По ней носились мужчины с камерами, а между ними бегал и матерился седой старик с пышными, как у Сальвадора Дали, усами- режиссёр. Увидев Маргариту, он бросил все свои дела и тотчас подбежал к ней, после чего схватил её за руку, прижал её к губам и радостно произнёс:

-Дорогая Гретхен, если бы вы знали, как же я рад, что вы согласились участвовать в съёмках.

-Мне очень понравился ваш сценарий, херр Гунд.

-Я очень рад, я очень рад. В нём я хотел поднять очень важную тему. Тему угнетения нацистами сексуальных меньшинств. Ведь, если подумать, в чём они виноваты? Разве можно убивать за способность любить?!

-Абсолютно с вами согласна, херр Гунд. Мне переодеваться?

-Да сейчас. Фрау Хильд уже готова, ждём только вас. Как вы помните, ваше появление начинается с постельной сцены…

-Конечно. Я пойду в гримёрную.

-Не смею вас задерживать.

Маргарита прошла в конец комнаты, мимо декораций, которые представляли собой обстановку обычной комнаты 30-ых годов. В кровати, прикрывшись одеялом, лежала Эмилия Хильд- подруга Маргариты, а также неплохая актриса, которая, однако, даже не смела думать о славе Гретхен. Мауэр, увидев подругу, кивнула в знак приветствия, на что получила воздушный поцелуй, а затем прошла в гримёрку.

В гримёрке сидели 2 костюмерши и разговаривали. Появление Маргариты отвлекло их от беседы, и одна из них подбежала к ней, чтобы сделать грим. А вторая убежала за костюмом, который представлял из себя 2 кольца и откровенный трусы. Через несколько минут Гретхен была готова, после чего вышла в съёмочный зал и прошла к кровати, собирая на себе взгляды всех мужчин.

Она прижалась к подруге, накрыла одну ногу одеялом, а другую кокетливо свесила с кровати и взяла в руки сигарету, после чего режиссёр сел на стул, махнул рукой и громко крикнул:

-Начинаем!!!

Послышался хруст и гудение, а затем началась сама съёмка.

Маргарита закурила и нежно обняла свою подругу, которая была одета также, как и она, поцеловала её и обратилась к ней, смахнув краем одеяла случайную слезу:

-Дорогая, что нам теперь делать?,- обратилась Маргарита к Эмилии.

-Я не знаю. Я каждую ночь просыпаюсь от мыслей о том, что кто-нибудь из соседей мог что-то услышать или заподозрить.

-Мы скрываемся, но в любой момент…

4.

Вечерело, и под светом оранжевых огней высоких фонарей можно было увидеть уже знакомый силуэт в сером соболевом полушубке и красивых очках с чёрной оправой – Гретхен направлялась в местный бордель. На её лице сияла лёгкая улыбка, а в ярко-голубых глазах мелькала искра и чувствовалось инстинктивное желание усладить свой жаркий похотливый пыл. Конечно, Эмилия создала бы Маргарите неплохую и интересную компанию, но она сама отказалась от развлечений, поэтому Гретхен не могла её осуждать.

Маргарита завернула за угол, и перед глазами у неё оказался знакомый квартал, заключённый в высокие каменные дома времён Империи. Каждый порог был украшен колоннами с обвитыми сверху каменными листьями оливы, над толстыми дверьми были высечены длинные надписи. Широкая дорога вела к большому шестиэтажному зданию, где помимо колонн красочный вход патрулировали две горгульи, вцепившись своими гранитными когтями в высокие пьедесталы. На выступе на скошенной платформы, соединявшей колонны, гордо возвышалась красивая надпись «Der Nationalbank», справа от входа стояла чёрная инкассаторская машина с золотой эмблемой на боку. Маргарита же направлялась к дому на другой стороне дороги, где виднелась стеклянная дверь, из которой исходил красный свет. Гретхен почувствовала лёгкое возбуждение и ускорила шаг.

За дверью располагалась узкая лестница, ведущая в подпольный клуб. Внизу можно было услышать палитру различных звуков и стонов, которые каждый раз производили на Маргариту неподдельное впечатление. Время близилось к девяти часам, отчего на улицы окончательно опустилась тьма, поэтому Гретхен поспешила скрыться в борделе от неё.

Спустившись вниз, она вошла в низкий, но широкий недостроенный зал, в котором обстановка явно не сочеталась с побитыми кирпичными стенами. Отовсюду доносились крики от боли и виднелись силуэты раздетых девушек, над которыми издевались высокие мужчины в чёрных рубашках. Прямо рядом со входом стояла барная стойка, представлявшая из себя длинный стол с многочисленными ящиками с алкоголем внизу и линией полок, на которых стояли вымытые бокалы. Оперевшись рукой с наколотыми возле локтя пылающими буквами «JCO» на стол, в дальнем углу потягивал сигару бармен в сером фартуке бариста. Помещение было освещено красными подвальными лампами в металлических решётчатых чехлах, это создавало немного неспокойную атмосферу. Бармен обратил внимание на Гретхен и подошёл к ней.

-Guten Abend, Margarita – улыбнулся мужчина.

-Abend – мягко ответила Гретхен.

-Могу ли я поинтересоваться, не знаете ли вы Иоганна Шлифена?

-Да, это мой друг. Не знала, что он ходит сюда – Маргарита встревоженно посмотрела на бармена.

-Да, он хочет, чтобы вы подошли к нему. Мужчина указал на чёрный диван, стоявший в противоположной стороне зала.

-Хорошо, danke… - Гретхен прошла между двумя пустыми деревянными столами, отчего у неё слегка закружилась голова, но это быстро прошло.

На большом кожаном диване сидел Иоганн в обнимку с двумя девушками в одинаковых чёрных платьях. Маргарита окинула его взглядом: широкие голубые глаза, чистая улыбка, гладкая бледная кожа, рыжие волосы, аккуратно уложенные, широкие плечи. Нахождение рядом с Иоганном двух девушек не смутило Гретхен, она знала о его тайном влечении к запретным играм, но не думала, что его желания могут выйти за пределы мыслей.

-Маргарита, милая, привет - он посмотрел на Гретхен, и она подошла ближе.

-Привет, Иоганн - Маргарита улыбнулась – не ожидала тебя здесь увидеть.

-Да, знаю, это на меня не похоже, но всё-таки каждому хочется немного отдохнуть.

-Верно подметил - усмехнулась Гретхен.

-Ах да, так как я непостоянный клиент здесь, и так получилось, что мы пересеклись, я бы хотел вернуть давний долг. Иоганн поправил свою голубую рубашку, закрывавшую к низу ремень с золотой пряжкой, и достал из кармана несколько крупных купюр – Клаус!

К Иоганну подошёл рослый брюнет в чёрной рубашке – принеси нам двоим по бокалу какого-нибудь крепкого красного вина, а потом развлеки эту девочку. Он дал Клаусу деньги и снова посмотрел на Маргариту. Мужчина кивнул и ушёл.

-Всё как ты любишь, Маргарита – Иоганн посмотрел на Гретхен.

А ты разбираешься я смотрю– засмеялась Гретхен – уже успел выявить мои предпочтения.

Клаус вернулся и протянул бокалы с тёмно-бардовым вином. Маргарита медленно взяла его и немного отпила.

-А теперь проводи даму к её любимому месту – Иоганн поцеловал в щёку одну из своих спутниц, та ехидно засмеялась, и указал бокалом на каменную платформу неподалёку, над которой висела цепь с наручниками.

Клаус пошёл за Маргаритой, которая кинула шубу на стол и встала на платформу, подняв руки. Послышался щелчок, после которого Гретхен обернулась к Клаусу.

-Теперь ты моя – сказал он и расстегнул чёрную кофту Маргариты – тебе не нужно ничего говорить, Иоганн уже предоставил мне список твоих любимых инструментов – Клаус взял лежавшую на столе плётку и сдёрнул с Гретхен юбку и кружевное бельё. Гретхен почувствовала, как алкоголь смешивается с возбуждением в крови.

Клаус повертел в руках плеть и вспомнил про ящик под столом. Там он нашёл красный кляп и чёрную маску на глаза. Подойдя к Гретхен, он снял с неё очки и надел маску.

-Открой рот! – скомандовал Клаус. Маргарита покорно зажала кляп между губами. Теперь Гретхен была полностью доступна для его рук.

Размахнувшись, Клаус нанёс первый удар по ягодицам, они сразу же порозовели, Маргарита издала приглушённый стон. Со вторым ударом она дёрнулась сильнее, третий же был ещё, отчего Гретхен хотелось кричать, но она не могла себе это позволить.