Кожа

Пролог

В зеркале я вижу не себя. Лицо, которое смотрит на меня, — это маска из чужой кожи, натянутая на мои кости. Глаза, кажется, мои, но они тонут в этом чужеродном мясе, в этих складках, которые не должны быть моими. Я трогаю щеки, и пальцы скользят по влажной, липкой поверхности, словно кожа никогда не была частью меня. Она дышит отдельно, живет своей жизнью. Иногда я слышу, как она шепчет. Ночью, когда тишина становится невыносимой, она говорит со мной. И я боюсь, что однажды она захочет забрать меня целиком.

Запись № 1. Начало

Меня зовут Артем, мне тридцать два года, и я всегда был обычным. Серая работа в офисе — бесконечные таблицы, звонки, отчеты, которые никто не читает. Серые будни — дорога домой в переполненном автобусе, запах чужого пота и усталости, скрипящая кровать в съемной квартире, где даже стены кажутся пропитанными безнадежностью. Серые мысли — я давно перестал мечтать о чем-то большем, чем просто дожить до выходных. Моя жизнь была монотонной, как тиканье дешевых часов на кухне. Но три месяца назад все изменилось, и серая пелена, в которой я существовал, начала трещать по швам, обнажая что-то темное, липкое, необъяснимое.

Это началось с маленького пятна на предплечье. Я заметил его случайно, когда переодевался после душа. Темное, почти черное, словно чернила пролились под кожу и растеклись неровным пятном размером с монету. Я провел пальцем по этому месту — кожа была гладкой, без боли, без зуда, но что-то в этом пятне вызывало тревогу. Оно выглядело… чужим. Я подумал, что это синяк, может быть, ударился где-то в офисе или в транспорте, но в памяти не всплывало ни одного такого момента. Через пару дней я заметил, что пятно не исчезает. Наоборот, оно стало больше, его края расплылись, как клякса на промокательной бумаге. К концу недели оно уже захватило половину предплечья, а кожа в этом месте начала меняться. Она стала мягкой, почти жидкой, будто под ней не было ни мышц, ни костей, а только какая-то вязкая масса. Я с ужасом понял, что могу надавить на это место, и кожа прогнется, как тонкая пленка, готовая лопнуть. Иногда мне казалось, что ее можно снять, как перчатку, просто потянув за край.

Я начал избегать зеркал. Не потому, что боялся увидеть это пятно, а потому, что чувствовал, как оно смотрит на меня. Это было иррационально, но каждый раз, когда мой взгляд падал на руку, я ощущал, будто что-то из-под кожи наблюдает за мной. Я стал носить длинные рукава даже в жаркую погоду, пряча руку от коллег, от случайных прохожих, от самого себя. Но скрыть это от себя было невозможно. Ночью, когда я лежал в темноте, я чувствовал, как пятно пульсирует, как будто у него есть собственное сердце, бьющееся вразнобой с моим.

Через две недели пятно добралось до плеча. Оно уже не было просто пятном — это была целая область, где кожа выглядела чужеродной, как будто кто-то пришил ее ко мне неровными стежками. Я решился пойти к врачу. Первый дерматолог, к которому я попал, долго разглядывал мою руку через увеличительное стекло, хмурился, что-то записывал в карточку, но в итоге лишь пожал плечами.

«Вероятно, какая-то пигментация, — сказал он, избегая моего взгляда. — Сдайте анализы, сделаем биопсию, если потребуется».

Анализы ничего не показали. Биопсия тоже. Кожа, по словам врачей, была «аномальной», но не злокачественной, не инфекционной, не аллергической. Просто… неправильной.

Я обошел десяток специалистов. Дерматологи, онкологи, инфекционисты — все разводили руками. Один из них, пожилой мужчина с усталыми глазами и желтоватыми пальцами, пахнущими табаком, задержал меня после приема. Он закрыл дверь кабинета, словно боялся, что нас услышат, и тихо сказал:

«Слушай, парень, я не знаю, что это за чертовщина у тебя на руке, но я видел такое однажды, лет двадцать назад. Пациент утверждал, что его кожа… меняется. Мы не нашли ничего, но он в итоге попал в психиатрическую клинику. Иногда тело отражает то, что творится в голове. Может, тебе стоит поговорить с кем-то? С психиатром, например».

Его голос дрожал, и я понял, что он не просто советует — он боится. Боится того, что видел тогда, и того, что видит сейчас во мне.

Я не пошел к психиатру. Не потому, что считал себя нормальным — я давно перестал чувствовать себя нормальным, — а потому, что знал: это не в голове. Это было в коже. Она менялась. Она двигалась. Иногда я замечал, как пятно слегка подрагивает, как будто под ним что-то живое пытается выбраться наружу. Я начал думать, что кожа хочет чего-то. Чего-то от меня. И эта мысль пугала меня больше, чем само пятно, больше, чем взгляды врачей, больше, чем собственное отражение, которого я теперь избегал. Я чувствовал, что это только начало, и что-то внутри меня — не в голове, а где-то глубже, под ребрами — знало: скоро будет хуже. Гораздо хуже.

Запись № 2. Преображение

Через месяц после появления первого пятна кожа на правой руке полностью отделилась. Это не было постепенным процессом, как я ожидал, не было никаких предупреждений, кроме нарастающего чувства тревоги, которое преследовало меня каждую минуту. Это случилось внезапно, ночью, когда я спал, или, точнее, пытался спать, потому что сон давно стал для меня роскошью. Я проснулся от жуткой боли, которая разрывала меня изнутри, будто кто-то сдирал кожу с руки живьем, слой за слоем, обнажая нервы. Боль была такой острой, что я не мог даже кричать — только хрипел, хватая ртом воздух, пока пот стекал по лицу, а сердце колотилось так, будто готово было вырваться из груди.

В темноте я нащупал что-то влажное на простыне. Мои пальцы скользнули по чему-то липкому, теплому, и я почувствовал, как желудок подкатывает к горлу. Дрожащей рукой я дотянулся до выключателя и включил свет. То, что я увидел, заставило меня замереть. Моя правая рука была обнажена — не просто без кожи, а как на анатомическом плакате, который я видел в кабинете биологии в школе. Мышцы и сухожилия блестели в тусклом свете лампы, переливаясь красным и белым, а вены пульсировали, словно живые черви под тонкой пленкой. Но это было не самое страшное. Рядом с рукой, на смятой простыне, лежал кусок кожи — идеально целый, как снятый чулок. Он выглядел так, будто его аккуратно сняли с меня, не порвав, не разрезав, как будто он сам решил отделиться. Внутри этого «чулка» виднелись отпечатки моих вен и даже мелкие родинки, которые я знал с детства. Это была моя кожа. Но почему-то она казалась чужой.