Кокон черной бабочки (версия 2018 года)

Глава 1

- Кажется, это мой последний приличный ужин, - скрежет ножа по фарфору ненадолго заглушил тиканье фамильных настенных часов. Чарльз Гест придирчиво оглядывал кусочек остывшей свинины, насаженной на вилку. Мужчина не испытывал голода.

- Ты не должен был соглашаться на эту авантюру, - голос исходил из маленького зеркала в мощной оправе, утыканной разного размера кнопками.

- Боже, Роза, - мужчина скрыл легкую улыбку и всё-таки снял с вилки кусочек мяса, неспешно его прожёвывая. Желудок с неохотой принимал питательные дары. – Ни на кого менее значительного они бы и не посмотрели.

- Это самоубийство, - голосу из зеркала мешали редкие помехи. – Время ещё есть, нужно отменить операцию. Особняк пуст, ты сможешь спрятаться.

- Оставить имперцев с пустыми руками? Звучит заманчиво. (Мясо до сих пор не провалилось в желудок). Но вряд ли мы можем на это пойти. Чудес не бывает, моё самопожертвование поможет привлечь новых оппозиционеров. ЭкзМерио – наше любимое детище, смысл моего существования. Я не могу предать наше сообщество.

На верхних этажах роскошного особняка раздался еле различимый шум. Сердце Геста пропустило удар. Он выронил вилку и резко обернулся, выжидая новых шорохов. По виску мужчины скатилась капля пота. Тишина рождала страшные картины в его сознании. Особняк затих, и лишенный титула маркиз вернулся к ужину.

- Всё в порядке? – скрипело зеркало.

- Роза, боюсь, нам не дадут по-человечески попрощаться, - мужчина промокнул салфеткой губы, после небрежно обронив оную на пол. – Я бы очень хотел тебя увидеть.

- Чарльз, тебе не обязательно это делать. Мы найдем другой путь, - помехи практически глушили голос. – Чарльз?

- Они начинают глушить сигнал, - экс-маркиз вздохнул. Печальная улыбка добавляла ему странного шарма. – Я люблю тебя, Роза, пожалуйста, не нужно меня спасать.

- Чарльз?! Чарльз!

Связь прервалась. Зеркало замолкло. Вне особняка поднимался шум. Мужчина поправил манжету белоснежной рубашки и резко схватил нож. Лезвие безжалостно вошло в коммуникационный механизм.

Ожидаемых гостей он решил встретить стоя. Стул скрипнул, Чарльз по привычке задвинул его обратно, погладив лакированную деревянную спинку.

Имперские солдаты ворвались в особняк. Чарльз не был готов к смерти, хоть и держался при разговоре с Розой. Сражаться не имело смысла. Он поднял руки, когда свет многочисленных фонарей заставил его ослепнуть. Имперская армия взвела оружие.

- Как вас много, - нервный смешок потонул в шуме топота ног.

- Назовите своё имя и титул! – Чарльз не мог рассмотреть лица говорившего, зато оценил поставленный командный голос.

- Чарльз Гест, титула не имею, - враждебно настроенные вояки окружали его фигуру, опасливо оглядываясь на предмет заранее подготовленных ловушек. – Я здесь один.

Ответа не последовало. Никто не поверит террористу на слово. Судя по звукам тяжелой поступи, несколько микроотрядов отправились на разведку.

Экс-маркиз терпеливо ожидал своей участи, чувствуя подступающую от страха тошноту. Обязанности продержаться и исполнить свой долг сейчас казались неуместными, неправильными. Он чувствовал собственный пульс и мечтал выжить.

Наконец-то, один из группы захвата сделал шаг в его сторону. Крепкий, высокий, со странной подпрыгивающей походкой. Прищурившись, он пристально разглядывал добычу.

- Почему кто-то из верхушки оппозиции решил сдаться? – Чарльз видел, как сжимается кулак солдата, как напрягаются мышцы шеи.

- Об этом я буду говорить только с твоим начальством, - опасаясь удара, Гест переступил с ноги на ногу, ощутив при этом, как рубашка прилипает к взмокшей спине. Он видел, глаза вояки сузились, знал, что тот сдерживается, дабы не размазать его по стенке.

- Чарльз Гест, Вы обвиняетесь в шпионаже, терроризме и прочих нарушениях законов Империи и церкви, - формальные фразы давали понять: Гест будет жить, по меньшей мере, ещё несколько дней.

Военный с чрезмерным рвением заломил его руки за спину, сковывая запястья железными браслетами.

- Тебя казнят, - процедил сквозь зубы служивый.

- Очень на это надеюсь.

***

Связь оборвалась. Женщина с обвисшей кожей обнажила неполный ряд зубов. Её инвалидная коляска начала подрагивать. Ослабленные, тонкие руки с трудом проворачивали железные колеса.

- Госпожа Роза, позвольте помочь? – леди с чрезмерно длинной шеей обошла коляску и взялась за ручки. – Вам пора принимать лекарства.

Обе смотрели на затихшее средство связи.

- Он оказался не таким малодушным, - Роза откинулась на тряпичную спинку коляски и поправила длинные седые волосы. – Нужно подготовить заявление для ЭкзМерио. Имя Чарльза станет новым символом борьбы.

- Разве в этом суть его поступка? – леди крепче схватилась за ручки и повезла свою госпожу прочь из комнаты. – Мне кажется, даже если бы Вы раскрыли пред ним все карты, он согласился бы на самопожертвование.

Алый, увешанный абстрактными картинами коридор казался бесконечным, но леди с легкостью нашла необходимый поворот.

- Дурочка, зачем же мне лишать юношу его благородства? Ты ведь была в церкви? – скосила взгляд седая. – Видела, как люди поклоняются мощам святых, якобы нетленных? Видела, с каким благоговением они рассматривают останки людей, которых в жизни-то и не видели? А ведь поклоняться останкам запрещает их любимая книга. Да-да, та самая Библия. Понимаешь, к чему я клоню?

- Не совсем, - леди вкатила коляску в огромную спальню своей госпожи, взглядом отыскав таблетки на прикроватной тумбочке.

- Церковь сформировала культ святых и теперь всячески охраняет этот миф, набивая цену собственным байкам. Церковь запрещает развитие большинства научных отраслей, объясняя это бездуховностью. На деле, работа учёных заключается в разоблачении этих самых чудес. Чуешь? Они боятся быть обличёнными, поэтому ещё больше врут.

- Замкнутый круг, но я всё равно не понимаю, о чём Вы говорите, - леди подала хозяйке стакан воды и несколько полупрозрачных капсул.

Глава 2

Яркое солнце отражалось от огромного золотого креста, заставляя меня щуриться. Клир затянул очередной псалом. Игумен поднял посох. Люди, скорее по привычке, славили Бога. Типичное воскресенье Сент-Этьена.

Нынешняя литургия отличалась красотой и торжественностью. Один из моих старших братьев заслужил сан диакона. Именно поэтому наше многочисленное семейство находится в первых рядах, сжигая купленные в церковной лавке свечи.

Отец еле заметно хмурится и тут же старается скрыть недовольство, крестясь. Оно и понятно, вряд ли ведущий физик империи смирился с решением своего первенца.

Прихожане превращались в недоваренных раков. Давящая духота не позволяла сконцентрироваться на происходящем. Часть лица под силиконовой накладкой чесалась.

Вздохнув чуть громче, чем следовало, я получил порицающий взгляд матери и нескольких сестёр.

Можно получить с миллион учёных степеней, изучить все природные явления, понять сущность бытия, но всё равно найдутся люди, по природе своей верующие в существование того, что не поддаётся рациональному объяснению. К таким людям можно отнести превалирующую часть не только нашей коммуны, но и всей Империи. Остальные же либо скрывают своё отношение к происходящему, подстраиваясь под общество, либо мотают срок, либо, ещё не пойманные, примыкают к оппозиции, стараясь добиться только им понятных идеалов.

Меня и, скорее всего, отца можно отнести к тем, кто скрывает. Я не очень хорошо с ним знаком, но не думаю, что учёный всерьёз задумается о существовании высшей силы, которая так усердно запрещает развитие некоторых научных отраслей и философских движений.

Два бородатых иподиакона взяли моего брата под руки и повели к царским вратам, нараспев произнося нехитрые слова, которые я никогда не старался расслышать. Мне становилось дурно, пришлось опустить голову.

Раздались женские крики. Меня кто-то толкнул. Клирики сорвались со своих мест, разбегаясь в стороны. Брат упал на пол, пятясь в сторону разбегающихся прихожан. Настоятель храма пал ниц, крича неразборчивую молитву.

В секунды огромный золотой крест объяло голубое пламя. Невообразимо-завораживающее зрелище. Мне даже испугаться толком не удалось.

Краем глаза я заметил отца, что двинулся в сторону пламени. Схватившись за ворот рясы, он поднял моего перепуганного брата с пола и потащил прочь из церкви. Матушка последовала примеру мужа, подталкивая сестёр и младших детей к выходу.

На долю секунды я встретился взглядом с отцом, но, испугавшись его больше пламени, отвернулся.

Мне и самому стоило поскорее покинуть церковь, но пламя не переходило с креста, да и обдавало скорее холодом, нежели жаром. Бояться нужно было толпы на выходе, нежели этого странного явления, потому я остался на месте, переживая первоначальный шок.

Люди плавно перетекали за пределы храма. Вскоре от толпы в огромном зале остались лишь крохи. Игумен, несколько монахов, я и ещё один прихожанин. Частенько видел его по телевидению, какой-то политический деятель. Вроде, с его семьей была связана странная легенда. Только вот не могу припомнить какая.

Засунув руки в карманы, он безотрывно наблюдал за пламенем, сводя густые брови к переносице, чем немного меня заинтересовал.

- Молодой человек, Вам пора, - мужчина даже не посмотрел в мою сторону, а я, почему-то испытав смущение, побежал прочь.

На парковке творилась суета. Люди, поддавшись стадному инстинкту, старались поскорее покинуть прилегающие к церкви земли. Я, можно сказать, физически ощущал их страх. Липкий, немного наигранный. Ничего удивительного, пламя больше походило на голограмму, никого не обожгло и не покалечило. Никакого накала страстей, одни домыслы. Однако и их оказалось более чем достаточно для такой суматохи.

Даже при этом беспорядке, я с легкостью нашёл картеж своего семейства. И дело не в статусных машинах или ярком графском гербе. Матушка, подражая императрице-наседке, слишком вульгарно пыталась заботиться о собственных детях. Однако сегодня к ней присоединился и отец. Он о чём-то спорил с перепуганным братом, пытаясь впихнуть оного в машину. Наконец его терпение лопнуло и, получив оплеуху, несостоявшийся монах полез в транспорт.

- Салазард, ну, сколько можно ждать?! Где ты ходишь, когда такое творится?! Совсем не бережёшь сердце матери! – готов поспорить, она вспомнила обо мне только потому, что я появился на горизонте. Наверное, не просто уследить за двенадцатью отпрысками. Судя по её фигуре, вскоре нас может статься тринадцать.

- Прошу прощения, - объяснения были излишними. Матушка уже притворялась плачущей. На секунду я вообще пожалел о том, что покинул церковь. Любопытство прожигало мои мысли. Погасло ли пламя? Да и не походило это на огонь в привычном смысле. Почему сейчас? Что спровоцировало инцидент? А самое главное: как его истолкует церковь, и что грозит брату?

Слуга придерживал дверь авто, предлагая мне наконец-то занять место на заднем сидении. Несколько моих младших братьев, уже во всю шалили, передразнивая друг друга. Они и не обратили внимания на то, что кто-то потревожил их пространство. Скорее всего, они не поняли происходящего, радуясь тому, что их вывели из душного помещения. И правда, можно было бы поставить несколько кондиционеров в столь посещаемое место. Неисповедимы пути господни.

Тяжело вздохнув и подперев голову рукой, я посвятил внимание церкви. Красивый, богато украшенный храм с эффектными крестами на золотых куполах. Самый обычный для нашей местности приход, который я вместе с семейством посещаю каждое воскресенье на протяжении шестнадцати лет. Странное дело, вся эта история дурно пахнет.

Дверь закрылась, и авто двинулось с места.

- У тебя лицо поехало, - смеялся один из младших, тыча в меня пальцем.

- Поехало! – поддерживал его второй, явно гнусавя.

Пришлось поправить накладку и распустить волосы, закрыв часть лица.

- Так лучше? – улыбался я им, поражаясь тому, что детишки даже не подумали испугаться или спросить, почему у их брата такое странное лицо. Наверное, просто считают меня уродом.

Глава 3

К сожалению, а быть может, к счастью, но я до жути поверхностный человек. У меня нет каких-то глубинных эмоций, я не люблю размышлять на бесполезные темы. Если что-то всё-таки затрагивает струны моей души, то тут же выплёскивается наружу неуклюжими реакциями. Но это происходит достаточно редко, по большей части люди могут наблюдать лишь моё безэмоциональное лицо. Каждый из семейства трактует его по-своему.

Матушке кажется, что я над ней смеюсь. Её домыслы частенько доставляют мне проблем, так что приходится учиться подражать некоторым элементарным эмоциям. Радости подарку или волнению по поводу какой-либо незначительной новости. Достаточно проблематично. Мне было хотелось более не притворяться, но обрыв и без того малого числа социальных контактов – не лучшая затея.

Со дня инцидента отец приказал всем своим детям не покидать особняк без особого разрешения. Маска безразличия таяла, я всё чаще мог угадать его настроение. Будь то грусть или радость. Второе можно было наблюдать куда реже.

Также он завёл, как мне показалось, странную традицию – ужинать за общим столом. Попытки матери хоть как-то разнообразить такие посиделки разговорами терпели крушение, словно самодельный плот в пучинах бушующего океана. Изредка ей помогала одна из дочерей, но и та довольно быстро затихала, чувствуя неловкость.

Не могу их винить. Даже такие нелепые попытки смотрелись куда лучше, чем безмолвный ужин, где домочадцы даже не смотрят друг на друга. Хотя и это не совсем верно. Несколько раз я замечал на себе взгляд отца, но, не подавая виду, продолжал есть.

Наиболее сконфуженным мне казался старший брат. Учитывая принадлежность к знатному роду, полиция предложила наименьшее из зол: домашний арест до выяснения всех обстоятельств.

Интересно взглянуть на то, как происходит подобное расследование. Сидят, значит, несколько полицейских и допрашивают настоятеля храма о том, что произошло. А он им падает в ноги и уверяет, что это было чудо или предупреждение. Полицейские его слушают, да кивают, а после разводят руками, говоря – так всё и было. Настоятель человек веры, а значит, врать не может.

Смех да и только. По-моему, люди немного заигрались, принимая на веру происходящее. Не удивлюсь, если через пару лет появятся индивиды, говорящие о том, что земля плоская. Всё. В тот момент человечество начнёт свой отсчёт к уничтожению. Не может подобная деградация не являться тревожным звоночком.

Слуги разнесли аперитив. Суп не показался мне аппетитным. Не понимаю я этих супов-пюре. По-моему, такое должны готовить для тех, кто более не в состоянии пережевать кусочек овоща или мяса. Это еда не для здоровых людей, способных понять вкус того или иного ингредиента.

Семейство застучало ложками. Как некультурно. Я и сам приступил к трапезе, развлекая себя игрой «сделай это бесшумно».

- Ах, знаете, - затянула матушка, - сегодня мне повезло отобедать с госпожой Люлли, нашей соседкой. Она так искренне переживает о случившемся.

Брат, подозреваемый в сговоре с дьяволом, многозначительно посмотрел на мать. Не будь она столь толстокожей, замолчала б.

- И не нужно на меня так смотреть, мы люди публичные, обязаны посещать некоторые мероприятия. Не всем же быть затворниками. Так вот, о чём это я. У неё выросла такая прелестная дочь. Как только всё утихнет, можно будет посвататься.

- Мама…

- Что? Не обязательно же получать сан чёрного духовенства? Обойдешься белым и будешь при жене.

- Мама!

- Что мама? У меня опыта поболее будет, так что прислушайся к тому, что я тебе говорю. Я тебе добра желаю.

Отец молча следил за происходящим, с какой-то надеждой смотря на Дениса. Скорее всего, рассчитывал на то, что тот сможет дать матери отпор. Разговоры о женитьбе да замужестве раздражали добрую часть семейства, особенно сейчас, когда над фамильным гербом сгущаются тучи.

- Агнес, сейчас на время. - глава семейства стал мрачнее тучи. – Поговорим об этом после.

- Как скажешь дорогой, но затягивать всё же не стоит, девочки могут прослыть старыми девами. - казалось, что её уже ничего не могло остановить. Но слуга внёс в столовую разрывающийся от трели телефон.

Аппарат с мраморной отделкой подрагивал на красной бархатной подушке. Отец никогда не пропускал звонки, и нынешний не был исключением.

Он промокнул губы салфеткой и поднялся из-за стола, только после сняв трубку. Кто же там такой настырный, раз дожидался, пока отец проведёт необходимый ритуал?

В жизни аристократии, или как сейчас принято называть дворянства всё приходится делать медленно. Будто медлительность может придать изысканности такому простому занятию как разговор по телефону.

Не к столу я представил, как дворянин посещает туалет, и тихо усмехнулся. Селеста, ужинавшая напротив меня, приняла этот смешок на свой счёт и нахмурилась, но я уже не мог унять разбушевавшуюся фантазию, чувствуя, как краснею от сдерживаемого смеха. Ох, она мне это припомнит.

- Заканчивайте без меня, - отец наконец-то завершил разговор и теперь раздавал распоряжения слуге. До меня донеслись обрывки некоторых фраз: «поем у себя», «сопроводите гостя» ... – всё это помогло мне составить некоторую картину.

Скорее всего, отцу позвонил один из его коллег. Дело срочное, раз тот решил незамедлительно приехать в наше поместье. Интересно.

Меня всегда немного обижало, что отец пытался посвятить в нюансы профессии только старшего сына, обходя остальных детей стороной. Как будто мы ни на что не годные мартышки. С другой стороны, не припомню, чтобы кто-то из нас проявлял интерес к его занятию. Может самое время? Всё, что я прочёл в семейной библиотеке, пора было изучать на практике. Может быть, если бы я не был уродом, то смог бы подойти к отцу с этой просьбой. При нынешнем положении вещей, это невозможно. Жутко даже представить, что он может мне на это ответить. А то и вовсе удостоит лишь взглядом. Ещё неизвестно что хуже.

- Раз отец ушёл, может, мы поужинаем как обычно? – Выказала робкую надежду старшая из сестёр, Одэт.

Глава 4

Сон, словно пугливый мышонок, убегал от меня при каждом шорохе или неловком повороте. Я никак не мог успокоиться. Возможность проведения эксперимента не шла из головы. К утру мои размышления приняли совершенно абсурдную позицию, и я уже не мог понять, с чего всё начиналось.

Часы показывали начало шестого утра. Можно было бы ещё поваляться и попробовать подремать, но я подозревал, что уснуть мне сегодня не светит, поэтому, лучше проведу это время с пользой.

По привычке я старался не смотреть на лакированные поверхности, в которых мог различить собственное отражение. Как-то раз я задался вопросом: а почему я не злюсь на сестру за реальную попытку убийства? Ответ оказался простым, но подходящим только мне. Потому что не помню. Я не помню, как был нормальным, не помню, как получил травмы, не помню той боли. События прошлого, пересказанные сестрой, не пестрили подробностями и не смогли меня напугать. В моей вселенной я всегда был таким. Для меня это норма.

Если бы люди, испокон веков, ходили на руках, никто бы и не подумал о том, что использовать для этого ноги куда удобнее. Нормально - это то, к чему привык, а не то, как принято. Однако умение отстоять свою привычку дело не из приятных. Особенно если она сильно разнится с общепринятыми понятиями.

Дом потихоньку оживал. Я мог слышать, как начинает работать садовник, как слуги стараются бесшумно пройти по коридору. Вставать в такую рань для них нормально, для меня - исключение из правил.

В какой-то из книг я вычитал, что многим раньше, до развала конституционного строя, в мире также царил абсолютизм, и знать составляла сливки общества. Это сословие имело привычку не подниматься раньше полудня, так как ранний подъём мог быть связан только с тяжёлым трудом, а это уже прерогатива слуг.

Книга описывала жизнь дворянства той эпохи и включала в себя огромное количество наискучнейших, абсурдных правил этикета, поведения в целом. Хорошо, что нынешнее время наложило свой отпечаток на формирование нашего класса. Да и слуги теперь далеко не бесправные рабы, а просто нанятые рабочие.

Было в этом утре что-то спокойное. Размеренное течение времени, которого до завтрака оставалось даже слишком много, так что я мог не торопиться с душем или прической. Вёл себя как настоящий аристократ, неспешно совершающий свой туалет. Телевизор или компьютер могли спугнуть эту атмосферу, так что я не решался их включать, предпочтя этим занятиями прогулку до библиотеки.

Слуги приводили дом в порядок и даже как-то испуганно здоровались, натыкаясь на меня в такую рань. Библиотека находилась в отдаленном крыле, за лабораторией и экспериментальным залом отца, куда я мечтал заглянуть хоть одним глазком.

Рука сама потянулась к двери лаборатории, нежно касаясь тёплого, лакированного дерева. Когда-нибудь я обязательно войду в эту дверь и уже не как сын, а как полноправный учёный, и отцу придётся считаться с моим существованием.

- Это прорыв! – воскликнул кто-то из-за двери, заставив меня одёрнуть руку.

- Это незаконно! – судя по интонациям, спор только набирал обороты. Любопытство пересилило страх быть пойманным, и я прислушался. – В двадцать первом веке люди уже изобретали что-то подобное, и ты сам помнишь, к чему это всё привело.

- Ты не прав! – кто-то пытался переубедить моего отца. Наверное, тот самый друг или коллега, потревоживший его вечером. Так они были в лаборатории всю ночь? – Наше открытие в корне отличается от разработок прошлого.

- Если всплывут хотя бы намёки на такую разработку, казнят не только нас, но и наши семьи. Лучше будет уничтожить проект.

- Нет! Стой! – спорщик замялся. – Давай хотя бы просто его спрячем. Я не прощу себе отказа от работы над подобной технологией.

- Всё-таки хочешь поставить нас под удар? Вряд ли даже нашим внукам удастся такое рассекретить. Что уже говорить о нашем поколении.

- Родриг, я возьму на себя всю вину, позволь себе и дальше работать над этим.

Послышались шаги, от греха подальше я побежал в сторону библиотеки, только после сообразив, что это было нереально громко. Однако за мной никто не погнался, так что авантюру можно было считать успешной.

Сердце колотилось так громко, что я мог чувствовать пульс в висках. Вряд ли мне нужно было становиться слушателем того разговора. Отец разрабатывает что-то секретное, способное погубить несколько дворянских домов. Звучит серьёзно и крайне занимательно.

Неосознанно я пытался припомнить, что же такого было изобретено в двадцать первом веке, о чём могло сожалеть всё человечество. На ум напрашивалось только развитие робототехники, но восстание машин было настолько незначительным, что даже учебники истории упоминали о нём вскользь. Третья мировая? Но она продлилась-то всего два часа, оказавшись наименее кровопролитной за всю мировую историю. Европа и большая часть Азии просто капитулировали перед Россией, примкнув к ней на взаимовыгодных условиях. Даже переход к абсолютной монархии был воспринят скорее как положительный, нежели как отрицательный фактор. Это явно не оружие. Подобные технологии поощряются церковью, Империя не скупится наразного рода военные улучшения.

Может, я просто плохо знаю историю? Если не брать основные вехи, то в нюансах того или иного проекта я действительно могу быть не сведущ.

Вот ведь отец. Это утро так спокойно начиналось. Сказать о том, что это просто не моя проблема я не могу. Похоже, это касается всей моей семьи. Как собственно и инцидент с крестом, на котором мне стоит сконцентрировать своё внимание, раз никто более не хочет в это вникать. С остальным разберёмся позже.

Огромные, в несколько этажей окна библиотеки одеты в плотные шторы, а температура кажется более низкой, нежели в остальном доме. Вереница бесконечных стеллажей выглядит немного пыльной, но от этого только сильнее привлекает к себе внимание. Несколько уютных громоздких кресел окружают резной торшер. Атмосфера располагает к чтению и философским измышлениям.

Глава 5

Солнце не справилось со своей задачей. Прогулочные дворики тюремного типа для политических преступников оставались ледяными, истязая арестантов холодом. Бетон отказывался прогреваться, и единственным спасением для заключенных стали металлические решётки над головами. Чаще маленькие, будто оконца, до которых было практически невозможно дотянуться. Заключение в подобных колодцах напоминало свободолишённым о том, что теперь они заняли низшую позицию социальной лестницы. И как грома небесного стоит опасаться только тяжелой поступи караульных. Людей, которым платят за надзор и умение ставить особо «привилегированных» на место.

Узники подставляли околевшие части тел под лучи, пробивающиеся через решётку. Таблетка теплоты, сравни плохому обезболивающему, помогала лишь ненадолго, да и скорее напоминала о том, какая пытка нахождение в этой камере.

Чарльз провёл в подобном месте с полмесяца и давно усвоил урок. Он с ненавистью смотрел на падающие сквозь проём лучи, напоминающие о том, как тепло бывает на свободе.

За время его заключения, к нему приходили самые разные следователи, полицейские и даже несколько психологов. Чаще всего они задавали стандартные вопросы, изредка интересуясь причиной его сдачи. И, не получая достоверного ответа, приходили к выводу о том, что его просто выкинули из организации за ненадобностью. В какой-то момент Чарльз засомневался в собственных мотивах и начал верить в слова своих мучителей.

Единственным развлечением для узников стали тихие разговоры охранников. Часто бездумные, глуповатые - такие ведутся для убивания времени, а не для обличения великих истин. Гест только поначалу не придавал им значения, размышляя о собственных целях и путях их достижения. Но однообразие и скука сломали его. Теперь он словно заправская домохозяйка, ожидающая выхода новой серии предсказуемого сериала, прислушивался к шепоту людей в форме.

Вчера они обсуждали видео с каким-то ангелом, строя догадки о том, кто бы это мог быть. Один из них утверждал, что это проделки ЭкзМерио, другой заявлял, что это не их стиль. Так или иначе, эта информация оказалась самой интересной для Геста за всё пребывание в камере. Любопытство проняло его душу, да так, что он чуть не озвучил свои вопросы тюремщикам. Благо вовремя прикусил язык, вспомнив, где находится, и кто эти люди. Хотя забыть подобное, было сложно и удавалось только лишившимся рассудка.

Стандартный обход перед сменой караула сегодня запаздывал. Чарльз усомнился в собственном восприятии времени, но солнце, пробивающееся через решётку, находилось на нужной отметке. Он, стараясь не шуметь, подпрыгнул и подтянулся на решетке, аккуратно заглядывая наверх.

Караульные, что-то объясняли приятному на вид мужчине, которого рассмотреть с такого расстояния Чарльзу пока не удавалось. Он соскочил с решётки, когда почувствовал на себе взгляд незнакомца. Менее чем через минуту он смог расслышать уверенные, тяжелые шаги и постарался принять безмятежный вид.

Он был уверен: пришли именно к нему. И не прогадал. Вскоре перед решёткой его камеры стояло несколько караульных и горделивого вида мужчина с суровым взглядом. Ухоженный, хорошо одетый, он позволял Чарльзу припомнить былые времена, до ЭкзМерио и Розы. Времена, когда он ещё имел титул маркиза.

Посетитель с минуту смотрел на экс-маркиза сверху вниз, оценивая оного. В какой-то момент это начало дико раздражать Чарльза. И пусть вид его напоминал побитую, голодную собаку, всё-таки они не на выставке и не в приюте.

- Чем могу быть полезен? – Чарльз не выдержал тишины.

- Сопроводите заключённого в комнату для допросов, - надменный мужчина наконец-то отвёл взгляд от Геста и, не дожидаясь действия караульных, направился прочь.

Гест уже знал, что ему нужно делать, поэтому не дожидался особого приглашения, которое вряд ли можно было назвать приятным. Караульные, следуя протоколу, спустились со своего пьедестала, и, проследовав по узкому коридору, вошли в камеру. Чарльз дожидался их, упершись ладонями в холодную бетонную стену. Быстрый обыск и заключение запястий в наручники. Через секунду его поведут на очередной допрос.

Комната для допросов не шибко отличалась от камер, но всё равно казалась более уютной. Возможно, потому что в ней не было туалета, а, быть может, свою роль сыграло наличие стола и нескольких стульев.

Посетитель стоя дожидался заключённого, придирчиво разглядывая собственные ногти, только сейчас Чарльз заметил, что ноги у того коротковаты, а плечи слишком широки для такой фигуры. Гость обернулся и достаточно мягко произнес:

- Присаживайтесь, - гость как истинный аристократ делал не самые уместные паузы в своей речи. – Позвольте представиться. Моё имя Бернард Готье.

- Герцог, значит?

- Именно так, - посетитель не обратил внимания на агрессивные интонации допрашиваемого.

Герцог, манерно махнул рукой, приказывая военным удалиться из комнаты и, когда те подчинились, резко изменился в лице. Его осанка перестала быть прямой, а густые брови свелись к переносице. От надменности не осталось и следа. Мужчина стал производить впечатление жуткого человека.

Чарльз сглотнул, поражаясь столь скорой метаморфозе.

- Я уже ответил на все возможные вопросы Ваших коллег, - экс-маркиз не до конца понимал, что от него понадобилось титулованному без военного звания, но спрашивать о подобном даже не думал. Из проверенных источников, Гест знал, что Готье является хозяином коммуны, а, значит, заведует и многими государственными отраслями подотчётной области.

- Я читал протоколы твоих допросов, - даже манера речи герцога стала более свободной. – Это не ответы.

Стул неожиданно скрипнул, когда герцог присел напротив допрашиваемого.

- Почему в Сент-Этьене? Почему ты решил сдаться именно в нашей неприметной коммуне? Почему не выбрал столицу? – Готье вглядывался в лицо Чарльза, пытаясь понять, солжёт ли тот при ответе.

- Здесь тюрьмы более комфортные, - пусть только попробует ударить.

Глава 6

- Так называемый Ангел Правды не более, чем еретик, пытающийся высмеять концепцию нашей веры, - пожилой мужчина в чрезмерно тёплом костюме промакивал лоб измятым платочком. – Таких нужно пороть прилюдно, а не вот это всё.

- Позвольте, его выходка позволила снять подозрения с семьи Де Круэлвей, спасти целую династию от позора. Как по мне, поступок достойный, пусть и вызывающий. Или вы хотите сказать, что наша вера настолько слаба, что мы отторгнем её из-за одной ошибки? – оппонент потливого выглядел лучше, но почему-то, никак не мог устроиться на кресле, постоянно елозя. Саркастический оттенок тона, говорил о чувстве превосходства над собеседником.

- Почему этот артист не пошёл законным путем? Почему не предоставил доказательств своей догадки? Нет, это настоящий террорист, такой, как люди ЭкзМерио. Может, он и сам один из них, поэтому нельзя всё списать на шутку. Сердца молодых людей подвержены сомнениям, нам необходимо предотвратить подобное инакомыслие! Сомневается один, усомнится и другой, не стоит этого недооценивать. - мужчина начинал краснеть, плеваться слюной от избытка чувств, и создавать впечатление не самого адекватного человека.

- То есть, Вы не оспариваете того факта, что этот неизвестный совершил благородный поступок? Вас смущает только способ подачи? Он показался Вам неудобоваримым? Или он смог напугать Вас? Быть может, он заставил Вас усомниться в собственных убеждениях? – журналист с тяжёлым взглядом будто не замечал ярости интервьюируемого. Он касался губ подушечками пальцев, будто пытался припомнить заготовленные вопросы.

- Я считаю, что его нужно найти и судить.

- На основании чего? У нас ещё не стали сажать людей за мелкое хулиганство. Тем более никто не пострадал.

- Хочу Вам повторить, он смущает сердца молодёжи и людей слабой веры!

На этом моменте я выключил телевизор, отбрасывая пульт на диванную подушку. Подобные шоу местных каналов начинали раздражать своей однообразностью. Я понимаю, они хотят выжать из случившегося все соки, но приписывать мне что-то из ряда вон выходящее, как минимум глупо. Этими речами они куда больше подрывают собственные убеждения, нежели мой поступок. СМИ частенько пользуются этим приемом, показывая случившееся с удобной для них стороны. Почва-то благодатная, я не могу опровергнуть ни одного их слова.

Прошло чуть меньше месяца с момента моей партизанской вылазки. Страсти по этому поводу никак не утихали. Основное недовольство выражала церковь. Точнее, мелкое сословие, находящееся в её служении. И только в нашей коммуне. Ни патриарха, ни Императора, ни кого-либо ещё, кто бы мог реально повлиять на ситуацию, сей незначительный инцидент не волновал. Я уже и сам начал ждать, когда история превратится в шутку, или о ней просто все забудут. Подозреваю, случится это не скоро.

Самой большой неожиданностью для меня стало создание сайта с мрачноватым фоном и громким названием «Голос Правды». Где люди обращались к моему воплощению с просьбами о помощи. Анонимные пользователи выкладывали туда истории самого разного характера. Мистические, трагические, некоторые из них и вовсе походили на ужасы. Но всех их объединяло одно, каждый автор был уверен в том, что от подобных мистификаций лучшие избавиться и не отравлять себе жизнь. Может быть, тот мужчина был прав? Мой поступок смутил их веру? С другой стороны, не значит ли это, что всё изначально было достаточно шатко, и люди просто искали выход своим эмоциям?

Размышляя о подобном, я сразу вспоминаю счастливые лица тех людей в рабочем квартале и понимаю, что поступил необдуманно, крайне эгоистично. Я не подумал о последствиях и мог доставить людям куда больше проблем. Если бы я мог всё сделать из тени, последствия не были бы такими громкими. До чего же стыдно.

Я каждый день проверяю обновления на том сайте, испытывая некоторую тоску. Может, многие из анонимов решили просто подыграть и выкладывать абсолютно нереальные вещи, но среди них точно есть те, кому нужна помощь. Моя помощь. А я ничего не могу сделать. И дело даже не в том, что мне хватает решимости. Джакоб, конечно, не мог мне ничего запретить, но вот помогать отказался. А без него я бы уже давно провалился, раскрыл свою личность, опозорил семью. Нужно быть довольным тем, что уже совершил, и более не рисковать. Достаточно и того, что это делает отец, работая над чем-то незаконным уже многие ночи подряд. Не думаю, что мне стоит в это лезть. Зря я тогда подслушал их диалог. Верна поговорка: меньше знаешь – лучше спишь. Но неведение убивает. Также как убивает бездействие в отношении одной истории на фанатском сайте. По описанию происходящего, я смог узнать дом наших соседей.

Семейство Люлли создавало впечатление радушных хозяев и мудрых предпринимателей. Над репутацией они постарались на славу. Ни дать ни взять: не чета нашим проколам в той или иной сфере. Ранее я никогда особо не задумывался о том, что может скрываться за этой ширмой благополучия, а за ней всегда что-то скрывается. За свой недолгий век я ещё не встретил ни одной семьи без скелета в шкафу. Оно и понятно, нельзя существовать множество столетий и оставаться белыми пушистыми. Одно семейство Готье чего стоит, но всё равно справляется с герцогским титулом.

Не знаю, кто в доме Люлли решился раскрыть один из своих скелетов, но из многострочного сообщения я смог узнать о том, что их семью якобы преследует странное проклятие и проявляется оно раз в поколение, когда первой в семье рождается девочка. И как бы родители её не любили и не оберегали, как только наследница достигает брачного возраста, на одном из её фото появляется шляпка. Самая обычная летняя шляпка, что прикрывает голову старшей из детей. В течение месяца девушка обязательно умирает. Не пропадает, а именно умирает в результате несчастного случая. На следующую ночь шляпка с её головы пропадает. Если следующим по старшинству ребёнком оказывается девочка, то история повторяется. Проклятие прекращает свою работу только тогда, когда в наследование вступает мальчик.