Колдовской снег

Глава 1

Очередь в магазине достигла таких размеров, словно эти торты последнее, что люди хотят попробовать в жизни. Горизонт перекрыл мужчина чрезвычайных габаритов, поэтому мне приходилось постоянно выглядывать то справа, то слева.

В торговом центре жарко, а я впопыхах не стала сдавать верхнюю одежду в гардероб и теперь чувствую, как по спине стекает теплая струйка.

- Девушка, вы проходите? - раздалось позади недовольное.

Вздрогнув от неожиданности, я обернулась.

Женщина таких же чрезвычайных размеров, как и мужчина впереди, смотрит на меня недовольно и притоптывает носком.

- Куда я должна проходить? - спросила я, чуть отходя и показывая, мол, там тоже люди и они никуда не двигаются.

Та скорчила недовольную гримасу.

- Ой, могла бы и уступить место, - проговорила она. - Вы, молодые, неученые. Все наглые. Нет бы пропустить пожилого человека.

От такого нахальства у меня даже глаза округлились.

- Во-первых, - ответила я, стараясь держать себя в руках и не устраивать скандалов на людях, - вы вовсе не пожилая. У нас разница в возрасте едва в десять лет. А, во-вторых, с какой стати я вам должна уступать? Я тоже стою здесь пятнадцать минут.

Лицо женщины побагровело, уж не знаю, то ли от моей прямоты, то ли от разоблачения ее недостаточно солидного возраста. Ноздри раздулись, она произнесла, выпячивая грудь:

- Да ты еще и хамка. Глядите, какая цаца. Стоит она тут. А я, может, сюда раньше пришла, а ты мое место заняла.

- Женщина, вам заняться нечем? - попыталась вразумить ее я. - Я не собираюсь с вами ругаться и просто хочу купить торт.

Но ей, по всей видимости, требовалось излить недовольство, причем немедленно.

Женщина продолжила:

- Ишь ты, еще дерзит. Молодая, а глаза намазала, как перезрелок. На косметику, небось, ползарплаты тратишь.

Я никогда не отличалась терпением и сдержанностью, и сейчас едва держалась, чтобы не рассказать непонятной тетке, куда ей следует отправиться с таким поведением.

Послав просящий взгляд люстре, я выдохнула и сказала:

- Женщина, я вас не оскорбляла. И вас не касается финансовая сторона моей жизни. И вообще, никакая другая сторона.

Та гадко усмехнулась.

- Что, мужик содержит? - спросила она. - Села на шею, ножки свесила? Ну-ну. Знаем мы таких. В голове пусто, только ноги раздвигать умеете.

Внутри все закипело от несправедливого обвинения. В голове пронеслись картинки, где я с победным криком залепляю ей в лицо свежекупленный торт и даже не сожалею, что это торт, купленный нам на годовщину. Сегодня вечером мы с Киром собирались отметить два года совместных отношений. Очень хотелось, чтобы все прошло согласно моему плану, поэтому неделю составляла список всего, что нужно сделать. Шампанское из магазина Совье де Баж, свечи, столик под крытым куполом в лофте, который нужно бронировать за месяц, мне - новое платье. Киру — рубашку непременно светло-голубого оттенка, он очень хорошо сочетается с цветом его глаз, голубых, как горные озера.

И торт.

Именно в этой кондитерской, потому что здесь они самые свежие и вкусные. И без мастики.

Всю организацию я взяла на себя, руководствуясь правилом "хочешь сделать хорошо - сделай сам". Хотя Кир предлагал поездку в загородный дом, где снежный лес, катание на санях и еще какие-то зимние развлечения. Я против ничего не имела, но когда уже готова была согласиться, подумала, что ничего не знаю о том месте, какой дом, продукты, кто за всем следит. И уговорила Кира отмечать все же в проверенном месте и с проверенными поставщиками.

А сейчас какая-то истерическая тетка грозится сорвать мне весь праздник.

Развернувшись к ней, я сложила руки на груди и произнесла, глядя прямо в глаза:

- Послушайте, вас не касается моя жизнь, вы не имеете права так со мной говорить. Это первое. Второе. Пропускать вас вперед себя я не стану. Теперь уже из принципа.

Женщину моя тирада, похоже, не впечатлила. Ухмылка стала еще гаже, она почему-то приосанилась и произнесла:

- Ой, напугала. Не видишь что ли? Мы в разных весовых категориях.

Это я тоже прекрасно осознавала. Мой рост в метр шестьдесят два и пятьдесят килограмм против ее центнера явно проигрывают.

Но все же сказала:

- Собрались прокатиться по мне катком прям на глазах у людей? Имейте ввиду, я напишу заявление.

Глаза женщины выпучились, как у надутой лягушки, щеки раздулись, она выпалила:

- Это я каток?

- Ну не я же.

- Стерва крашеная!

- И ничего не крашеная, - попыталась возразить я. - Натуральная медная шатенка.

Но женщину уже было не остановить. И за несколько минут я узнала о себе столько удивительного, что под конец подумала, стоило бы записывать - так изобретательно бранилась женщина. Причем понять, с чего она вдруг разошлась так и не смогла.

Я уже не слушала, что она там кудахчет, стала думать, как привезу торт, как наряжусь в новое платье, купленное специально по случаю. Кремово-персиковое, с золотыми вставками по бокам, оно идеально сочетается с моими медными локонами до пояса и карими глазами. Я вообще всегда любила теплые оттенки, они подчеркивают мой цвет кожи. Но в последнее время стала допускать и прохладные тона, совсем немного и пока лишь в макияже.

Глава 2

Тело трясло от бешенства, пальцы из-за холода задеревенели так, что перестала их чувствовать, от дыхания на куртке образовалась изморозь. Народ старается меня обходить и вокруг образовался свободный пятачок. Тетка, которая пререкалась со мной в кондитерской, выходя, открыла рот, но, бросив на меня быстрый взгляд, захлопнула его и быстро засеменила валенками в сторону остановки.

 Я сама не поняла, почему так оторвалась на Кирилла, но гнев все еще продолжал клокотать. Видимо, накопилось напряжение прошедшей недели, а последние события долили масла в огонь.

 Прошло несколько минут прежде, чем снова смогла связно мыслить. Я наорала на Кирилла. Частично за дело, частично сгоряча. Но он давно меня знает. Знает, что я особа импульсивная и горячая. Но беззлобная. Он отойдет, мы поговорим и отметим, наконец, эту годовщину. Пусть и без шампанского.

 Убрав телефон в карман, я достала перчатки и негнущимися пальцами натянула. Торта все еще не было, как и пирожных, которые еще предстоит купить. Что значит, надо поторопиться, пока и пекарня не закрылась.

 Запахнувшись плотнее, я направилась к припорошенной снегом дорожке, что ведет к остановке. Когда проходила мимо старушки на лавке, та вновь внимательно посмотрела на меня. Маленькая, закутанная в шарфы и платки. Таких рисуют на картинах Российских глубинок. Подумала, просит подаяния, но когда я потянулась к сумочке за кошельком, та демонстративно отвернулась, сделав вид, что меня не видит.

 Я пожала плечами и пошла к остановке.

 Мороз крепчал, а автобус, как назло, не ехал. На табло навязчиво светились цифры, утверждающие, что он давно на месте, но передо мной лишь четырехполосная дорога и горки грязного снега по обочинам.

 Когда от ожидания стали подмерзать ноги, махнула рукой и поплелась пешком, уповая лишь на то, что в пекарне останется хоть какая-то кондитерка.

 На дорогу ушло двадцать минут, но к моему великому облегчению, пирожные в пекарне действительно остались. Вдыхая ароматный запах свежего хлеба, я расплатилась с кассиром и вынесла на улицу пакет, перевязанный красной ленточкой. Может по телефону мы с Киром и поругались, но при встрече все наладится. Должно наладиться. Во всяком случае, я сделаю для этого все возможное.

 Домой ехала на метро. Благо, время позднее, и народа почти нет, поэтому удалось занять сидячее место. Кирилл, по всем показателям, должен был приехать домой раньше меня. Во-первых, он на машине, пусть и с поправкой на пробки, во-вторых, магазин с шампанским находится к дому ближе, чем я.

 К подъезду подходила, мысленно готовясь вразумлять неразумного мужчину, подбирала аргументы и доводы. В лифте повесили новое зеркало, и я успела привести в порядок макияж, пока поднималась на седьмой этаж. У самой двери пару секунд постояла, делая вдохи и выдохи, чтобы собраться с мыслями, затем вставила ключ в замок и вошла.

 - Кир, я дома, - сообщила я громко и нарочито радостно, затворяя дверь. – Удалось купить пирожные, пекарня еще работает.

 Скинув сапоги и повесив на крючок пальто, я прошла в кухню и выложила перевязанную красной летной коробочку на стол.

 - На улице настоящий дубарь, - продолжала я, стараясь заранее расслабить обстановку. – Не помню, когда последний раз такое было. Автобусы ходят плохо. Пришлось двадцать минут пешком тащиться по морозу.

 На столе, кроме моей коробки с пирожными, еще ваза с тремя розами, красными, как я люблю. Кир, видимо, купил в качестве сюрприза, я улыбнулась, тронутая заботой.  Хотя на одном бутоне лепесток чуть пожух, но это не страшно. Сейчас куда важнее все наладить.

 Развернувшись, я посмотрелась в отражение стеклянной дверцы шкафа. Выглядеть могла бы лучше, будь на мне вечернее платье с золотыми вставками, а не синий свитер со снежинками и джинсы с начесом.

 - Надо переодеться, - пробормотала я, поправляя медные локоны, и уже громче добавила: - Кир, ты готов? Чего не отвечаешь?

 Когда ответом снова стало молчание, я недовольно выдохнула и прошла в зал, где Кир обычно смотрит телевизор после работы.

 Сейчас здесь пусто, только стакан с недопитым коньяком на журнальном столике и приоткрытая фрамуга, что значит, Кирилл действительно приехал домой раньше меня и даже успел опрокинуть полстакана. Холодный ветер колышет шторы, а на стекле откуда-то взялась узорная изморозь. Совсем такая же, какую видела в детстве, когда ночевала у бабушки в деревне. Но там были простые, тонкие стекла, которые на зиму следовало обклеивать клеенкой. А это - качественные стеклопакеты, и никакой изморози на них не должно появляться по определению.

 - Везде халтура, - фыркнула я. – А за эти окна отвалили прилично. Кир, ты где? Ты в душе?

 Я вышла в коридор и направилась в душ, хотя задним умом понимала – будь он там, слышался бы шум воды. Но все равно решила проверить.

 Когда Кирилла там не обнаружила, пошла в спальню. Та тоже оказалась пустой, постель аккуратно застелена, никаких следов человеческого пребывания.

 - Да что такое, - возмутилась я. – Ты вообще дома?

 Но спросила скорее на автомате, потому что уже поняла – Кирилла в квартире нет.

 В груди защемило от смеси обиды и гнева. Не верилось, что он мог взять и уйти прямо в годовщину, которую я так готовила. Никогда прежде он так не поступал, но именно сегодня, в такой важный день решил проявить характер и высказать свое «фи». Демонстративно.

Глава 3

В квартиру вернулась в глубокой задумчивости. Кирилла нигде нет, одежду он не брал, телефон недоступен, а если бы стал доступен, мне пришло бы сообщение. Никто его не видел, никто, ничего не знает.

 – Ну так просто не бывает, – проговорила я. – Не пошел же он на улицу в домашних тапках.

 Мысль была дикой. Но я все же решилась проверить и ее. На цокольном этаже есть продуктовый магазинчик, двадцать четыре часа. Чтобы в него попасть, надо выйти из подъезда, обойти вокруг клумбы метров двадцать, и лишь тогда попасть в магазин. А потом обратно. На морозе в пятнадцать градусов это не самое умное решение. А Кирилл человек умный.

 Тем не менее, надела шапку, застегнулась и вновь спустилась.

 На улице щеки и нос сразу защипало, глаза заслезились от холода. Я сунула руки в карманы и пробежала вокруг низенькой ограды к магазину.

 Внутри тепло и пусто. Только одинокий продавец с растрепанной прической, подперев кулаком щеку таращится в экран смартфона. Когда увидел меня, встрепенулся и расплылся в дежурной улыбке.

 – Добрый вечер, - поприветствовал он.

 – Здрасте, – отозвалась я. – К вам не заходил молодой человек, брюнет с голубыми глазами? Вот такого роста и, возможно, в домашних тапочках.

 Я подняла руку, показывая внушительный рост Кирилла, а продавец со странной растерянностью покачал головой.

 – Никто не заходил часов с семи, – сообщил он. – Из-за мороза, наверное. Такой холод, все по домам сидят.

 Я мазнула взглядом по прилавку с шоколадками. После этого стресса захотелось сладкого, но потом вспомнила, что дома лежат свежие пирожные, которыми лакомиться должны мы вместе с Кириллом. А вместо этого придется уплетать их одной, заедая нервотрепку.

 – Спасибо, - поблагодарила я продавца.

 Тот пожал плечами и заискивающе улыбнулся.

 – Не за что. Брать что-нибудь будете?

 Я покачала головой.

 – Нет, спасибо.

 Выйдя из магазинчика на мороз, сунула пальцы подмышки. Ощущение, что он час от часу все крепче, хотя прогноз, наоборот, передавал потепление. Но за нос хватает, а вокруг воротника образуется изморозь от дыхания.

 На холоде мысли тоже чуть остыли, гнев спал, я попыталась вновь рассуждать логически.

 – Так. К соседям не ходил, в магазин тоже. Пешком не ушел. Ой!

 Удивляясь собственной глупости я встрепенулась, взгляд метнулся к парковке, нашей личной, которую Кирилл исправно оплачивает, чтобы охраняли и не занимали места. Я надеялась не обнаружить там машину, что означало бы – Кир уехал, пусть и в домашних тапочках, без куртки. Но к досаде белая «Мазда» на месте, на капоте блестит снег, а на лобовом стекле отражается свет дворового фонаря.

 Я тяжко выдохнула и, все еще таращась на авто, поплелась к подъезду. Когда подошла, на лавочке обнаружилась старушка, в которой с удивлением узнала ту, что сидела возле торгового центра. Все так же замотанная в платки, смотрит на меня пронзительными темными глазами, на лбу две глубокие морщины, возле глаз тоже. Такие бывают, когда человек много улыбается.

 Но беседовать с незнакомыми бабушками настроения совсем не было, я заторопилась. Однако, когда проходила мимо, старушка проговорила:

 – Холодно поди.

 Пришлось замедлиться и ответить:

 – Холодно.

 – На улицу поди носа казать не хочется, – снова произнесла старушка.

 Старомодная манера изъясняться мня не удивила – пожилые люди часто употребляют странные слова. Но от взгляда становилось не по себе, будто она пытается влезть в душу, хотя обмолвились с ней всего парой слов.

 Я отозвалась нехотя:

 – Ваша правда.

 – Старым людям в такой мороз негоже на улице сидеть, – сказала бабуля и послала такой взгляд, что я даже отшатнулась. Сквозило в нем что-то необъяснимое, что обычно заставляет отворачиваться.

 Поправив воротник, я покосилась на дверь и спросила, скорее из вежливости:

 – А чего вы сидите тут, домой не идете?

 – А куда мне идти? – вопросом на вопрос ответила старушка. – Вот и сижу здесь. Жду, кто бы покормил и обогрел.

 Мне, наконец стало ясно. Бабуля все-таки просит подаяния, правда не совсем обычным образом. Видимо, шла за мной от самого торгового центра, а теперь, вот, села караулить.

 Заниматься благотворительностью на ночь глядя казалось занятием сомнительным, особенно с какой-то непонятной бабулей. Поэтому сказала, едва удерживаясь, чтобы не хмуриться:

 – Вы бы шли в социальный центр. Там и покормят, и тепло, скорее всего. Мороз крепчает.

 Мне действительно не хотелось, чтобы старушка замерзла. Совсем не лицеприятно выйти утром и обнаружить возле подъезда на лавке заледеневший памятник.

 Старушка вновь одарила меня испытующим взором и произнесла:

 – Далеко до него. Не дойду уж.

 Она явно пыталась разжалобить, при этом продолжая сверлить каким-то пронзающим взглядом, от которого по спине табунами пробегают мурашки. Я же безграничным альтруизмом не отличалась, хотя бабушку жалко. Но после того, как насмотрелась и начиталась ужасов о разного рода мошенниках, десять раз подумаешь, прежде, чем кому-то что-то оказывать.

Глава 4

Некоторое время мы молчали. Я гоняла в голове мысли о Кирилле и переосмысливала день, который плохо укладывался в привычный. За окном гудят машины, а в приоткрытой на микропроветривание фрамуге свистит ветер. Я покосилась на улицу – даже в темноте видно, как метет снег.

 Досада и обида на Кирилла все еще свербели, но теперь ко всему прочему присоединилось желание собрать его вещи и выставить к шутам за дверь, чтобы был ему урок. Я была уверена, если бы он сделал все, как просила, никакого конфликта не случилось бы.

 Мысль показалась такой трезвой, что отхлебнув, наконец, из чашки, я поставила ее и решительно поднялась.

 Бабуля, продолжая смотреть на меня, как старая, умудренная жизнью кошка, произнесла вдруг:

 – Шершавая ты, колючая.

 Я изумленно вскинула брови.

 – Вообще-то, я вас в свою квартиру погреться пустила. Чего вообще никогда не делала. И сейчас, если честно, не до конца уверена, что это правильно, – сообщила я. – Вы уж как-нибудь без оскорблений.

 – Где ж оскорбления-то? – воскликнула она. – Факт!

 От слов незнакомой старушки во мне вновь стало закипать то, что с таким трудом удалось хоть немного придавить. Шумно выдохнув, я шагнула к коридору с намерением выставить нахальную гостью если не на улицу, то в подъезд. Там тоже тепло, но так она хотя бы не будет донимать меня нравоучениями, а я не буду переживать, что она что-нибудь стащит.

 – С меня хватит, – резко сказала я, – зачем я вас вообще пустила. Дичь какая.

 Я занесла ногу для шага, бабуля вдруг сказала четким и совсем нестарческим голосом:

 – Шершавая. Негибкая. И мужик от тебя запропал.

 Я встала, как вкопанная. От этих слов по коже прокатилась легкая волна дрожи. Можно было допустить, что бабка просто ткнула пальцем в небо, но странное совпадение отозвалось в груди тяжелым уханьем.

 – Что вы сказали? – переспросила я. – Что значит, запропал?

 – То и значит, милыя, – отозвалась бабка, вновь делая глоток из чашки, которая уже не дымится. – Пришла в хватеру свою, а его и нет. Так?

 Я уже откровенно таращилась на старуху. В голове с бешеной скоростью сменялись варианты, как могли разворачиваться события. Способна ли бабка в одиночку похитить моего Кирилла, как она проникла в квартиру… Взломали замок? Или же она, как и со мной, надавила на жалость, хитростью проникла внутрь, а затем…

 – Это вы устроили? – выпалила я, резко подойдя и упершись ладонями в стол. – Вы его похитили? Хотите, чтобы я заплатила? Имейте в виду, я не поведусь на провокации и буду обращаться в полицию! Как вас зовут? Отвечайте!

 Мои же слова показались глупыми и наивными. Спрашивать имя, паспорт или другие документы надо было прежде, чем пускать подозрительную и незнакомую бабку в дом. Угрозы полицией тоже выглядели не убедительно, но я не успела подумать, что делать.

 Бабка тем временем продолжала смотреть на меня, и в глазах читалось явное снисхождение. Она поставила чашку и поковыряла мизинцем в зубах, которые, к слову, оказались на удивление ровными и белыми.

 – Ну здрасте, – сказала, она. – Сама мужчину отправила, а меня винит. Вот она, молодежь. Запалу много, да направление не то.

 – Вы мне зубы не заговаривайте! – срываясь на крик, сказала я. – Что вы с ним сделали? Я вам…

 – Лично я с ним ничего не делала, – очень спокойно сообщила бабка, – хотя парень он красивый. Угу. Только ты сама все сделала, милыя. Сама.

 – Что-о?

 – Ха, сначала отдают ледяным королевам, а потом удивляются, – проговорила бабка отстраненно.

 Меня трясло, и я даже не пыталась скрыть дрожи. Пальцы сжимались от желания вцепиться в воротник нахальной старушонке и трясти до тех пор, пока не признается, куда дела моего Кирилла.

 Я покрутила головой, в поиска скалки или молотка для отбивки мяса, чтобы выглядеть убедительней. Но бабка неожиданно подалась вперед, ее сухая и морщинистая ладонь накрыла мою. Я дернулась, в попытке вырваться, но показалось, бабкина рука весит тонну. Лицо старухи стало суровым, седые брови надвинулись на глаза, которые сверкнули как-то недобро, в воздухе повеяло тревогой.

 – Пустите, – выдохнула я.

 Но бабка надвинулась еще сильнее, и я даже ощутила ее странный запах, похожий на смесь вереска и сырой земли. От него в груди заворочался животный страх, необъяснимый и дикий.

 Она заговорила четко и быстро:

 – Значит слушай меня, Мирослава. Ты была добра ко мне в морозную ночь, и я подсоблю тебе. Хотя во всем виновата ты сама. Нечего было благоверного своего добровольно отдавать. Но ты незлая. Грубая и резкая, но незлая. Потому слушай. Кира твоего забрала одна колдунья. Сложная она баба, скажу я тебе, но самолюбивая и хитрая. Так что искать тебе его надо у нее.

 Я слушала этот бред и чувствовала, как от него на затылке шевелятся волосы. Она выглядела такой убедительной, что будь я хоть немного внушаемой, поверила бы.

 Сглотнув, наконец, удалось вырвать руку из ее цепкой хватки, я выпалила:

 – Что вы несете? Откуда знаете мое имя и имя Кирилла?

Глава 5

Раздался оглушительный грохот, я зажала уши ладонями и зажмурилась, но даже сквозь опущенные веки видела, какое снаружи светопредставление. Что-то мелькало, свистел ветер, норовя сорвать с меня одежду и волосы, меня кружило и переворачивало, будто я на диком аттракционе в лунопарке.

 От ужаса я даже не могла кричать, все мое существо сопротивлялось происходящему, тем не менее оно происходило. Сложно не верить во что-то, если это что-то кувыркает тебя и мчит сквозь ураган.

 Потом меня бросило в мягкое и холодное, не сразу поняла, что это снег. А когда, наконец, дошло, свистопляска прекратилась и на мир опустилась тишина. Пролежав в снегу лицом до тех пор, пока щеки стало нестерпимо колоть, я все же решилась подняться и открыть глаза.

 Сперва ничего не поняла. Вокруг темнота, лишь снизу слабое белое свечение, в котором тоже с запозданием признала снежный покров. Он застелил все вкруг, прерываясь частыми черными деревьями.

 В груди ухнуло от осознания, что я каким-то образом оказалась зимой в лесу. Нервно сунув пальцы подмышки, заозиралась, спешно застегивая верхние клепки пальто.

 Когда обнаружила справа старушку, невольно испытала облегчение. Та сцепила на животе пальцы, как смиренная матрона, и чему-то кивает.

 Я проговорила враз охрипшим голосом:

 – Вы как… Это… Где я?

 – Значится, тебе сейчас прямо по вот этой дорожке, – проигнорировав вопрос, сказала старушка. – Тебе повезло, её не замело. Так что поспешай.

 Шмыгнув замерзающим носом, я проговорила:

 – Да как же… Куда мне? Почему я должна идти?

 – Да какая же ты тугодумная, – начала вновь сердиться бабка. – Вызвалась к яге идти? Вот и иди к яге. По тропинке, тут недалеко. Мне дальше не положено.

 Случившееся со мной не вписывалось в теории материализма, эволюции и разных других теорий, отрицающих наличие тонких материй в мире. Но холодящий щеки снег, зябнущие пальцы и замерзающие стопы в ботинках, не предназначенных для хождения по снежному лесу оказались весьма убедительными.

 Нервно прочистив горло, я покосилась на тропинку, которая больше похожа на неглубокую впадину под снегом.

 – Не положено? – спросила я перехваченным голосом. – Мне что, одной туда?

 От мысли, что придется ломиться ночью, зимой через лес по телу прокатились волны паники, пульс участился, меня мелко затрясло.

 Старушка кивнула.

 – Одной, – сказала она. – Но ты не боись. Тут спокойно. Всё-таки дом яги рядом. Никто не посмеет здесь бесчинствовать. Разве что звери охотятся. Но это их законное право, сама понимаешь.

 – Как раз они меня и беспокоят, – отозвалась я нервно.

 О том, что здесь попросту можно околеть, промолчала, бабка и так смотрит на меня, как на тлю, неспособную принимать решения. Хотя всю жизнь как раз и доказываю обратное – работаю, как вол, руковожу и не даю никому спуску.

 – О зверях беспокоиться не надо, – заверила бабка, – они сами о себе побеспокоятся.

 – Не сомневаюсь, – проговорила я под нос и вновь глянула на тропинку.

 Глаза успели привыкнуть к полумраку, теперь он не кажется таким непроглядным, деревья и кусты обрели ясные очертания, даже извилины на коре смогла разглядеть. В небе за тучами мелькает половинка луны, если бы небо было чистым, видимость оказалась бы куда лучше. Но черные облака, как назло, ползут медленно, словно сытые и неповоротливые черепахи.

 – Сюда бы фонарей с нормальными лампами, – сообщила я на автомате, оборачиваясь к бабуле.

 Но обнаружила, что на месте, где она стояла, только два неглубоких следа.

 – Бабуля? – позвала я.

 Никто не ответил. Секунду я таращилась на снег, а потом осознание, что осталась посреди зимнего леса, ночью, совершенно одна, накатило девятым валом, в груди бухнуло и застучало так сильно, будто сердце решило выпрыгнуть из грудной клетки. Мелкая дрожь превратилась в крупную, я застучала зубами, вытаращив глаза и чувствуя себя кроликом на собачьей охоте.

 Неожиданно стало казаться, что за каждым деревом кто-то притаился и наблюдает, только и выжидая момент, чтобы напасть. Страх и ужас на несколько мгновений сковали, но, когда где-то от мороза скрипнул ствол, я вспикнула и сорвалась с места по тропинке.

 Тропинкой ее действительно назвали слишком громко. Возможно, когда она там была, но сейчас засыпана снегом, ноги вязнут местами почти до колен.

 Однако меня это волновало в последнюю очередь. Адреналин подпрыгнул так, что, наверное, плещет из глаз. Часто и шумно дыша, я ломилась сквозь лес, надеясь лишь на то, чтобы бабка не обманула, и дом этой непонятной яги действительно существует, потому что даже не представляла, куда идти, если это не так.

 Каждый скрип ствола приводил в ужас, от которого бежала еще быстрей. Под одеждой все взмокло, шея и голова тоже вспотели, я с запозданием поняла, что останавливаться противопоказано – на морозе быстро захолону, и тогда вообще пиши пропало.

 Не знаю, сколько прошло времени, но когда уже от усталости готова была рухнуть в снег, черные деревья расступились, и передо мной раскинулась поляна, в центре которой вполне приличный дом. На дом яги он походил меньше всего – добротный, высокий, с металлопластиковыми окнами, террасой и металлочерепичной крышей бордового цвета, которую предусмотрительно очистили. Чуть поодаль от дома покоится сугроб в форме автомобиля. Видимо, засыпало снегом, но его очищением никто озадачиваться не стал.

Глава 6

Девушка-яга слушала меня очень внимательно, глядя куда-то в пол, словно детально представляет все, что говорю. Сама не заметив, я вошла во вкус и вещала, как у психолога на приеме, перейдя уже от вечернего происшествия к другим событиям. Рассказала о том, как трудно сражаться за карьеру в мужском коллективе, как приходится вечно доказывать свою состоятельность, как не даю спуску никому, а люди оскорбляются. Словесный поток лился из меня, как горная река во время половодья. Когда закончила, ощутила неожиданное облегчение, словно сняла с себя вековой груз.

 Лишь тогда вспомнила, что говорю с чужим человеком и сконфужено замолкла, ожидая реакции собеседницы.

 Некоторое время девушка молчала, продолжая изучать ламинат. Очаг потрескивает поленьями, на металлической пластине перед ним играют отблески огня, из котла время от времени выпрыгивают зеленоватые капельки и с шипением падают на пластину. Меня даже стало убаюкивать эта умиротворенная обстановка, я зевнула.

 Яга подняла на меня взгляд, глубокий и задумчивый.

 – Занятно, – произнесла она.

 – Что это означает? – спросила я встрепенувшись.

 Она поднялась и вышла из кухни. Наклонившись, я заглянула в арку. Девушка-яга остановилась возле огромного шкаф с книгами в зале, дверцы распахнуты, а она скользит пальцами по корешкам переплетов. Некоторое время она что-то искала, затем с удовлетворенным хмыканьем ухватила один.

 Послышался шелест страниц. Развернувшись с книгой на ладонях, которая самостоятельно переворачивает страницы, она, уткнувшись в них, двинулась обратно в кухню.

 – М… Угу… – вновь промычала она, остановившись у стола.

 – Что? – нетерпеливо спросила я, уже не пытаясь искать рационального и логического.

 Пару секунд она продолжала глазеть в страницы, затем голова поднялась, взгляд устремился на меня.

 – Все ясно, – сообщила девушка. – Так и думала.

 Недомолвки меня всегда раздражали, а сейчас вообще свербело, но выражать недовольство в доме этой девушки не решилась. Хотя хотелось.

 – Вы можете объяснить, куда он подевался? – терпеливо спросила я.

 Она кивнула.

 – Могу. И объясню. Только ты сперва скажи, мне так, для проформы и дополнительных фактов, снег какой-нибудь дома был? Или лед? Или что-то, ну, снежное.

 В голове тут же всплыли морозные узоры на металлопластиковом окне, я выпалила, едва не подпрыгнув:

 – Было! Было! Окно заледенело. А не должно по определению. Думала бракованное.

 Девушка со вздохом покачала головой и произнесла:

 – Не бракованное. Удивительно, что только оно заледенело.

 – Снежок еще был, – добавила я.

 – Хе, – усмехнулась она, – снежок. Радуйся, что не засыпало всю квартиру. Он бы растаял, а соседей бы затопило. В общем, слушай, Лукерья тебе, полагаю, уже говорила про ледяную колдунью?

 Я быстро закивала, хотя глубоко внутри все еще надеялась, что дело примет более нормальный и объяснимый оборот.

 – Говорила, – сказала я со вздохом.

 – Так вот, – продолжила девушка-яга, – таких, как она не одна. Но все они должны соблюдать правила Круга ведьм. И, соответственно, выполнять условия стороны, которой принадлежат. Особо не вдавайся, я так, для общего образования.

 Не совсем понимая, для чего мне эти сведения, я спросила:

 – И что с этим делать? Этот Круг может как-то заставить ее вернуть моего Кирилла?

 Девушка подняла указательный палец и произнесла:

 – Для начала надо узнать, они вообще в курсе, что у них творится?

 – У них? – удивилась я. – А вы разве ну… не из них?

 Бросив на меня многозначительный взгляд, девушка хмыкнула.

 – Я яга, – сказала она так, словно это все объясняет.

 Мне хотелось получить какие-то пояснения, но девушка отложила книгу и подошла к очагу, который из солнечно-желтого стал розово-оранжевым, что значит, поленья прогорают, накапливая жар.

 Остановившись возле котла, девушка-яга цапнула кочергу и, подцепив треногу, стала медленно тянуть. Тренога вместе с полным котлом поддавалась с трудом, и кухня содрогнулась от мерзкого скрипа металла о камень.

 Неожиданно очаг полыхнул так, что на пластину вылетел целый сноп искр, языки пламени ворвались в кухню, я вскрикнула, перепугавшись, что девушка сейчас загорится. Но та лишь прикрылась ладонью и поморщилась. Когда огонь вновь вернулся на место, из очага выступила огненная фигура.

 Я таращилась во все глаза, пока пламя на фигуре исчезало, являя взору ослепительно красивого мужчину в черной футболке со смайликом-чертенком на всю грудь. Волосы черные, до плеч, глаза, как угольки, прищурены и смотрят на меня так, что ощутила себя голой. На джинсах цвета «грязный асфальт» блестят клепки.

 – Варвара, а что это у тебя за гости? – спросил он бархатным голосом, все еще не сводя с меня взгляда.

 Девушка-яга, чье имя я только что узнала, опустила кочергу и уперла кулак в бок, вперив на него недовольный взгляд.