1996 год. Громов вернулся после контрактной службы. На вокзале стоял непробиваемый шум: спешащих по своим делам людей, скрип тормозов и моторов электричек, набирающих обороты. Чтобы приглушить эти звуки, он потянулся в карман дембельской формы, в котором лежал Sony Walkman с диском Metallica. Включив музыку, он достал пачку из того же кармана и закурил.
На перроне стояли бабули, ждущие свою электричку. Они шушукались и косились на молодых людей в чёрных кожанках, из-под которых мелькала кобура от Макарова. На шеях у парней были толстые золотые цепи, а головы выбриты почти под ноль. Братки пристально кого-то высматривали в толпе, выглядывая по сторонам. Мимо проходили люди с баулами, постоянно толкаясь. Выронив только что закуренную сигарету из-за проходившего мужика, Громов крикнул ему вдогонку пару ласковых слов. Заметив братков с оружием, он уже хотел потянуться к месту, где на разгрузке был его пистолет, но, опомнившись, Громов достал новую сигарету и, закурив, направился к выходу, проходя мимо знака «Курение запрещено».
На выходе с вокзала его ждал отец — с пробивающейся сквозь густые чёрные волосы сединой, а рядом была его старенькая, но заботливо ухоженная синяя «Нива». Громов-старший протянул сыну руку; ответив на рукопожатие, отец притянул сына и крепко обнял, похлопывая по спине.
— Наконец ты дома, щегол. Мать уже вся извелась, с утра на ногах, готовит на стол как на целый взвод, а твоя подруга, Оксанка, дождалась-таки и помогает с готовкой. Айда, садись скорее, — махнул рукой отец, садясь в машину. — Поедем домой.
Громовы помчались домой, в городок на севере области. Светофоры, сговорившись, останавливали на красный на каждом перекрёстке, показывая осенний Екатеринбург. Листья на деревьях начинали покрываться золотым и оранжевым цветом, но ещё крепко держались на ветках, намекая на продолжительное бабье лето. Панельки освещало ещё тёплое солнце, отчего они казались не такими серыми. Громов-младший машинально выглядывал из окна, стараясь высмотреть снайперов, но видел только развешанные шмотки на балконах. По улицам бродили совершенно разные люди: панки, хиппи, готы — отчётливо выбивались среди обычных людей. Заехав в район Уралмаша, они проехали мимо ларька с вывеской «ПИВО СИГАРЕТЫ», вокруг которого, как в хороводе, выстроились местные работяги в заляпанных мазутом робах. В зеркале Громов пересёкся взглядом с работягой, который без капли смущения пристально смотрел на него, и в то же время внутри появилось какое-то странное, опустошающее чувство, пока они не скрылись за поворотом.
Выехав на Серовский тракт, отец расспрашивал о службе. Громов-младший отшучивался, что всю службу просидел на КПП и войны особо не видел. За непрекращающимся разговором они приехали домой.
Навстречу из частного дома выбежала мать, крепко обняв сына. Её голос дрожал от волнения и радости, что сын вернулся домой целый и невредимый.
У входа в дом ждала Оксана, темноволосая девушка с большими голубыми глазами, в лёгком белом сарафане в синий горошек, оперевшись плечом на дверной косяк.
— Вернулся, а я уж думала другого искать, — улыбалась Оксана, уперев руки в бока. Ветерок немного колыхнул платье, на ногах были незашнурованные берцы. — Так и будешь стоять как баран перед новыми воротами?
И тут же подбежала к нему, чуть не споткнувшись о шнурки.
Оксана потянула парня в дом.
— Пошли скорее, пока не остыло.
Все направились прямиком к столу. Отец разлил по стопкам водку себе и сыну, жене и Оксане налил вина. Подняв стопку и наколов вилкой малосольный огурчик, он встал со стула.
— Сын, мы рады, что ты вернулся целым и невредимым. Мы очень скучали и ждали сегодняшний день. Ты стал взрослее за это время и, надеюсь, мудрее. Так выпьем же за то, чтобы у тебя всё дальше было хорошо.
Все выпили и приступили к еде. Следующий тост не заставил себя долго ждать — его произнесла мама; во время речи у неё на глазах выступили слёзы. Утерев их, они выпили и продолжили кушать. Когда все уже наелись, встала Оксана и сказала свою речь. После того как все закончили с тостами, Громов-младший поблагодарил всех за тёплые слова, за вкусную еду и за долгое ожидание.
Пока они обедали и болтали, солнце уже спустилось за горизонт.
— Коля, проводишь меня домой? Папа будет ругаться, если поздно вернусь, — обратилась к парню Оксана.
— Конечно, пойдём, только немного поможем прибраться, — согласился он.
Коля вышел на улицу первым. Небо уже было тёмно-синим, и начали появляться звёзды. Медленно проплывали маленькие облачка, а на улице был небольшой ветерок. Коля прикрыл рукой пламя спички и прикурил сигарету, дожидаясь Оксану. Когда она вышла, он затушил сигарету и, взяв её за руку, повёл домой.
— Брр, не думала, что будет так холодно, я даже куртку не взяла с собой. Как-то мы засиделись у твоих родителей, — сказала Оксана.
Коля снял свою куртку и накинул на плечи девушке.
— Теперь стало теплее? — улыбнулся Громов, глядя в большие глаза Оксаны.
Она просунула руки в рукава и, прижав к себе куртку, погладила её. Коля лёгким движением поправил ей волосы и немного наклонил её голову, чтобы поцеловать в лоб.
Они подошли к её подъезду, и Оксана взяла Колю за руку.
— Я так долго тебя ждала. Проводишь до квартиры? — засмущалась девушка, начав сверлить землю носком ботинка.
— Так точно! Как же солдат может бросить девушку, не проводив до самой квартиры, — выпрямился и поднял голову Громов, собираясь отдать честь.
— Вольно, — улыбаясь, остановила его руку Оксана и открыла дверь подъезда.
Они поднялись на нужный этаж. На стенах подъезда были характерные матерные словечки и детородные органы, нарисованные поверх пятен краски. Только странный символ выбивался из общей картины; он располагался рядом с дверью в квартиру Оксаны. Такие же символы Громов видел в Чечне, но не придал этому значения. Он приобнял Оксану, прижав её к стене, она тихонько пикнула, закрыв глаза в ожидании поцелуя. Он запустил пальцы ей в волосы на затылке, и как только он хотел её поцеловать, открылась дверь квартиры Оксаны.