Колыбель Мрака

Пролог

В древнюю библиотеку попадали редкие лучи солнц. Спертый воздух, вперемешку с запахом старых книг, пергамента и пыли, витал, окутывая тяжелым покрывалом легкие всех, кто здесь находился.

Сотни свечей расставлены по столам в попытке разогнать сумрак, но их все равно не хватало, оставляя большинство стеллажей в тени. Многие служители царства знаний, напуганные историями о мрачных существах, не рисковали заходить в глубины мрака, даже несмотря на то, что они находились на их родной планете Инуре. Страх укоренился в их душе. Только Богиня изредка навещала брошенные книги, дабы принести утешение знаниям, что оставили на растерзание сумраку.

Именно так служители успокаивали себя.

Но Искха не боялся. Он работал здесь не одну сотню лет. А может, уже перевалило за тысячу? Он не считал. Да и зачем? Когда ты годами пропадаешь в книжной пыли и хрусте свертков, ты становишься таким же отделенным от мирского, как и все, что хранилось за закрытыми дверями библиотеки.

Искха боготворил это место. Он считал, что именно здесь — в кладези знаний — истинный Храм их Богини. А он — настоящий Великий Хранитель Ее воли. Куда Мудрейшей до позолоченного дворца, утопающего в чуждой пустыне зелени, куда до срамных приемов? Нет. Богиня никогда не опустится до низменности и алчности Верховного.

Так считал не только Искха. Простой народ, особенно те, кому больше лет, чем некоторым старейшим книгам, не восхвалял Храм, но и открыто не презирал. Однако молиться и просить снисхождения Ее приходили именно сюда. Искха для них — истинный проводник воли Божией, но сам библиотекарь не присваивал себе титула. Ему бы просто раскладывать книги, стирать с них пыль и убирать грязь. Вот его служение Ей — сохранять в целостности знания.

Но его боготворили, приравнивали к Ее паломнику, просили совета и молили обратить их просьбы к Ней. И он делал это. Пусть не по священному обряду, как заведено. Но по-своему, стоя на коленях у алтаря, куда падал единственный большой луч света, озаряя все записи о Ней. Он молил Ее о других. Просил не о себе. Что ему? У него и так есть все, чтобы быть счастливым.

Искха обращался к Такал.

И однажды Богиня ответила ему.

Обычный день, такой же опаляющий и душный. Искха, как и всегда, совершил свой путь. Прошел по коридорам, что отмечались в его графике. Затем подмел и вытер пыль. Убрал свитки, что забыли посетители. Закончил скромный ужин и направился к алтарю. Поцеловал свой Нешам. Улыбнулся воспоминаниям о Бриете — его истинной. Она ушла совсем недавно, и он чувствовал, его конец тоже близок. Расстелил специальный молитвенный ковер — хоруф, и опустился на колени перед ликом Ее.

— Молю тебя, Всевышняя Мудрая Такал, снизойди до раба своего и одари своей милостью. Помоги Инуре пережить бедствия и кровопролития. Направь меч своей одаренной дочери и восстанови справедливость. Да будут множиться твои знания, да нити, с усердием плетеные, зажгутся в звездном небе.

Он повторял заученные движения и слова, делал точно, как и всегда. Также складывал руки, прикрывал глаза, старался возвысить свои мысли.

Но в этот раз все изменилось.

Свечи закоптили, а потом и вовсе их тонкие линии света поползли вверх и заплясали. Ветер снес книги и свитки с ближайших полок. Искха раскрыл глаза и шумно вдохнул. Он огляделся, пытаясь понять, что же происходит. Резко его Нешам пронзило вспышкой.

— Услышь меня, дитя.

Голос мелодичный, но властный, заполнил пространство. Волю Искхи придавило к полу. Его старое тело задрожало, зубы отказывались разжиматься, а глаза бешено завращались. Так медленно, словно за это время прошли часы, он посмотрел на алтарь.

На него, будто из маленького окошка, смотрели гигантские глаза, в зрачках которых вихрилась вселенная. Даже в таком состоянии Искха понял, если смотреть в них слишком долго, ты не только увидишь начало сотворения мира, но и сойдешь с ума, узнав слишком много тайн будущего.

Его бренный разум вновь заработал. Он догадался, кто явился к нему. Будто маленький звереныш подполз к своей матери и упал лбом на пол, бормоча:

— О Великая Матерь знаний! Спасибо, что явила лик свой божий рабу нечестивому. Великая Богиня Такал!

— Встань, дитя, ты и так всю жизнь преклонял колени, сейчас же я дарую тебе почесть посмотреть мне в глаза.

Искха не смел ослушаться Ее, но и подниматься не торопился. Впрочем, Богиня терпеливо ждала. А может, это ему чудилось, что прошли долгие минуты, прежде чем он смог набраться храбрости поднять взор.

Два глаза продолжали следить за ним безотрывно. Искха сглотнул.

— Ты стоишь передо мной, Искха Хранитель знаний из рода Тортус. Ты служил мне верой и правдой всю свою жизнь. Ты почитал меня и учил почтению этому других. Ты никогда не желал власти или войны, не желал богатств и признания. Ты честно выполнял свои обязанности, пусть иногда и мечтал ухватить немного больше знаний, чем положено. Но грех ли это? Конечно же, нет. Те, кто тянуться к знаниям, всегда ближе к звездам, а значит, и ко мне. — Он внимал каждому слову, не решаясь шевельнуться. — Так скажи мне, Искха Тортус, готов ли выполнить поручение Богини, которой служишь?

— Да. — Ропот слабого старческого голоса даже ему показался слишком низким.

Глава 1

Вспыхнуло алым маревом звездный простор, и вышли оттуда Дальшах и Бираль. Хватило Богам одного взгляда, и поняли они силу любви своей.

Из летописей Райлана.

Дэвол

Холод.

Безжалостный. Неукротимый. Строптивый. Пробирающийся в душу и сердце, забирающийся под кожу. До стука зубов, до онемения в пальцах. Ветер настолько ледяной, что сил стоять прямо почти нет. Он обнимал тело, лишая рассудка, мечтая усыпить и предать кости снежным вершинам. Может, это вовсе не снег, а лишь перетертые скелеты тех, кто застрял здесь?

Планета мне неизвестна, но портал привел сюда. Я взяла след вместе с его кровью. Мерзкой и отвратной. Его вкус — пытка и яд. Я чуяла здесь его запах. Все внутри кипело.

Ужас.

Его я больше не испытывала. Все чувства остались там, в прошлом. С моей бренной личиной. Прежняя «я» — клетка. Не жизнь, а вынужденное существование. Загнанный зверь в ловушке. Запертая, никем не услышанная. Я выла, царапалась и кусалась. Моя предыдущая оболочка — слабая копия. Слишком много боли, много страданий. Отныне забыто.

Ярость.

Ее у меня сполна. Она текла по венам, заменяя суть. Заставляла отбивать сердце размеренные удары, а разуму волочить существование. Она прожигала от кончиков пальцев до самых пят. Вводила в транс. Она не давала опустить руки, как бы не хотелось.

Как бы я ни мечтала остаться там. Рядом с ней.

— Хозяйка. Хозяйка. Хозяйка.

Змееротые. Мраки. Создания тьмы. Тени.

Грязные. Мерзкие. Грешные. Ненужные никому.

Кроме меня.

Мои — другие — были со мной с самого начала. Они появились сразу, как я пробралась сквозь чрево матери. Пели вокруг, когда я хрупким тельцем лежала в колыбели. Охраняли, когда меня заперли. И первые пришли, как я пробудилась. Они взывали ко мне прежней. И я нынешняя шла на зов. Вновь царапалась и кусалась. Старалась прогрызть путь к свободе, пробить защитный купол магии, отделяющий от жизни.

Эти же — дикие — никому не принадлежали. Они бродили по пустыне, рассыпаясь под палящими солнцами. Они ждали того, кто приютит их, обогреет, даст цель. Того, кто нацепит поводок на шею, но тем самым спасет. Они жаждали меня.

— Прочь! — Звонкий, властный голос — мой.

Но главный враг — это не мраки. Не холод. И даже не Руун.

Боль.

Стоило вспомнить, для чего собрались тени, как внутренности сжимало и выкручивало с такой мощью, что колени подгибались.

Я упала в снег. Даже колючий холод, вгрызающийся в плоть, не успокаивал.

Она вновь вырывалась — та, прежняя. Кричала, выла от бессилия. Задыхалась и захлебывалась. Я — настоящая — пыталась усмирить, успокоить. Но не выходило. Я рычала, валялась в снегу, мечтая быстрее прожить убивающую тоску.

Кто сейчас здесь? Кто лил бесконечные слезы?

Она или я? Я или она?

Наши мысли, сознания переплелись, становились едиными. Но были ли мы когда-либо раздельными? Существовали ли сами по себе? Кажется, нет. Кажется, да. Воспоминания, прожитые годы, дружба, любовь — общие. Я чувствовала то же, что и она, но в то же время и по-другому.

Кости выламывало. Она-я кричали. Я-она хотели все закончить.

Джессика. Моя. Ее. Наша.

Больно. Больно. Больно.

— Хватит! — закричала я-она.

Тьма сорвалась с рук, очерняя белоснежный, такой до тошноты идеальный снег. Мир погрузился во мрак. Голоса шептали, и она-я наслаждались этой музыкой, унося и пряча чувство утраты глубоко-глубоко. Стало легче. Совсем немного.

Это никогда не пройдет.

Кто же я? Она или я? Я или она? Теодора или Дарин? Дарин или Теодора?

Я не знала. Не могла различить свои и ее мысли. Или они были общими? Между нами барьер, но чужое — или мое? — пыталось пробраться. Я ощущала себя собой, но в то же время не понимала — что я?

Мне бы уйти вслед за ней... Очевидный, простой и такой правильный способ решения. Зачем существу вроде меня быть? Прошлая я не сумела. Я настоящая — тоже.

Наша человеческая натура крепко привязана к ней. Была! Но тот щелчок, самый ужасный звук… Я зажала уши. Только не слышать! Только не вновь!

Душа спряталась, умоляя прийти меня, заменить. Просила уничтожить весь мир. Сжечь его дотла. Если нет ее… Зачем жить другим? Если не дышит она, почему могли все остальные?

Теодора… Я… Она… выглядела беззащитной, слабой, маленькой тенью, но оказалась с зубами. Или я оказалась? Сражалась, терпела боль, умирала наяву… Мечтала, пыталась сразиться. Наша магия томилась, копилась и ширилась, пока я спала. Но даже всей мощи недостаточно. Мерзкий ублюдок ушел!

Я зарычала, и тени подхватили звук, унося его по белой равнине. Они просили крови. Его крови.

Глава 2

Да поглотит кошмар всю вселенную. Да родится Райлан. Да выйдет дэвол из чрева! Да усеет хаосом мир.

Из учений Инуры о дэволах.

Лучи солнца ослепили меня сильнее, чем хотелось признать. Я зажмурилась и тихо зарычала. Тени зашипели, но не от недовольства, а от разницы температур. Немного привыкнув, я все же смогла открыть глаза. И остолбенела. Сердце забилось быстрей, веки раскрылись еще шире, ноздри втянули давно забытый аромат.

Я даже не заметила, что все еще держала ладони Аастора в своих, пока не шагнула вперед. Осознав, с остервенением отбросила. Дэвол хмыкнул.

Мы находились на вершине горы, и мне казалось, что отсюда открывался вид на всю планету. Солнце необычайно мягкого оранжево-красного цвета. Ни тепла, ни жары. Моим теням здесь хорошо. Их не сжигало и не вынуждало прятаться. Они спокойно расползлись вокруг, ожидая призыва.

Вся земля — отвесные горы, песок, поля — буро-коричневого цвета. А деревья и трава красные! При первом взгляде казалось, что земля умерла и залилась кровью. Но чем больше смотришь, лучше понимаешь, что вселенная, создавая этот мир, использовала другую палитру. Все оттенки красного, черного, коричневого и оранжевого. Конечно, встречались и другие, но они утопали в изобилии алого.

Ощущение родного, но забытого всколыхнулось в груди. Тоска сжала сердце. Я была здесь! Росла. Но потеряла свой мир. А теперь вернулась.

Несколько долгих минут я впитывала все в себя, позволяя этому растекаться по телу и оживлять свою суть от долгой спячки.

Райлан. Мой Райлан.

— Пойдем, Дарин без клана, я покажу тебе твой дом.

Аастор коснулся моих ладоней, и я даже не попыталась вырваться, оставаясь плененной видом своей планеты.

Используя портал, мы оказались у кромки леса, который я видела сверху.

Аастор повел меня сквозь узкие тропы. Ветви касались почвы, но, завидев нас, будто уступали дорогу, громко грохоча корнями, что выползали из-под земли. Первые минуты я шла, касаясь каждого дерева, ощупывая гладкую, но прочную кору черно-коричневого цвета. Стоило пальцам провести по узору, как древо отзывалось на прикосновения. Это настолько удивительно, что я неверующе смотрела на Аастора, который ничуть не смутился моего взгляда. Он лишь пожал плечами, но в глазах читался восторг и трепет, и ярко выраженная гордость за свою родину.

— Они говорят со мной! — Как бы я ни хотела показывать произведенного впечатления, у меня не выходило. Голос дрожал, пропитавшийся восторгом.

— Ты дочь Райлана, — ответил Аастор, словно это многое объясняло.

В подтверждение сказанного, ярко-алая шапка из листьев зашелестела. Я задрала голову, поражаясь силе звука. Сначала не привыкшая, я просто вертелась, но рука дэвола легла мне на плечо и остановила.

— Слушай, — прошептал он у моего уха и указал пальцем в небо.

Красное солнце будто каплями крови окрасило и без того бурую листву. Ветерок подергивал один лист за другим. И чем больше я смотрела, тем больше видела. Движения не просто случайность. Ветер создавал отдельную симфонию, укладываясь пластом на мою рваную душу. Лес пел о вечном. Рассказывал сказки, которых я еще не понимала, но точно знала, что он рад. Счастлив, что к нему вернулась заблудшая дочь.

Ветер резко утих. Он опускался ниже и ниже, пока не коснулся моих рук. Медленно обвил меня и пощекотал нос, прежде чем скрыться.

— Невероятно!

— Райлан не просто планета. Она живая.

Я отдаленно понимала, что это значит. Ведь моя... ее прошлая жизнь прошла на Земле, которую тоже считали «живой». Я кивнула.

— Нет! — раздраженно прошипел Аастор, однако его взгляд оставался блаженным. — Бираль настолько любил свою жену, что своим пламенем разжег в планете Дальшах жизнь. Он создал сердце, а все это, — Аастор развел руки, — ее плоть. То, на чем ты стоишь. Уважай Райлан, люби его, и планета подарит тебе защиту.

— Дэволы… разве вы умеете любить?

Отчего-то нутро вскипело, превращаясь в кислую смесь неприязни и злости.

— Мы, — прорычал Аастор. — Думаешь, нет?

Задело?

— Неважно.

Мне нельзя думать о мирском.

Ведь стоит хоть на минуту позволить мыслям расползтись, придется разбираться с неопределенностью и чувством утраты.

Я отняла руку. Внезапно это стало просто деревья и ветер.

— Пойдем дальше, — заметив во мне перемену, проговорил дэвол. — Есть еще одно место.

— Это экскурсия или ты заманиваешь меня в ловушку, чтобы убить?

— Ты уже здесь. Какой смысл сейчас рассуждать об этом? — Снова совсем по-человечески хмыкнул Аастор. — Тебе известен ответ.

— А если нет?

— То ты либо глупа, либо хитра. Я пытался убить тебя несколько раз, но у меня не вышло. Твое обращение в дэвола пусть и обескуражило, но ничего не изменило. От тебя слишком много проблем. Ты как слепая ла’вка(прим. автора. ла’вка — землеройка на Райлане. Аналог земному кроту). И я бы с удовольствием закончил твою жалкую жизнь, только вот у меня не хватит сил.

Глава 3

Глава 3

Дальшах — матерь самой тьмы.

Из летописей Райлана.

Мы огибали кромку леса.

На первый взгляд он выглядел неживым. Красные листья тяжело опустились к земле, плотной стеной ограждая мир от чужих глаз. Но чем ближе мы подходили, тем громче становились звуки жизни. Трели птиц, шорохи животных. Мне так хотелось узнать, что за обитатели на Райлане, хотелось задавать множество вопросов, но я не могла выказать перед Аастором свой интерес. Несколько раз я едва не сорвалась и не спросила, что за зверек мелькнул на ветках, но меня сразу же накрывал волной стыд и гнев.

Аастор держал меня, пока убивали Джессику. Пытал меня. Почти убил.

А я позволила вести себя за руку, купалась в озере рядом с ним и веду себя так, словно он не уничтожил всю мою жизнь.

Захотелось прямо сейчас разорвать его на куски. Аастор спокойно шел впереди, открывая свою спину, будто совершенно не боялся, что я могу воткнуть в него когти.

Чтобы подумала Джесс, братья…

Плевать!

Что мне оставалось делать? Если я убью его сейчас, потеряю единственную возможность подобраться к Рууну. И узнать хоть что-то о себе. Но правильно ли это — сближаться с врагом? С тем, кто пытался убить тебя?

— Мы пришли. — Аастор повернулся, оглядел, недовольно морщась. Задержался на мече, а потом кивнул сам себе.

Перед нами раскинулся… Город? Это таковым не назовешь. Захудалые, сделанные из дерева и еще невесть чего, дома стояли полукругами. Все серое и старое.

Мы стояли на краю, прячась за деревьями. Нас не видели, но я могла заметить силуэты дэволов. Детей. Смех, разговоры. Жизнь.

Я не могла сдвинуться с места.

— Что с тобой?

— Я не могу.

Клыки сжались, мышцы напряглись. Я одеревенела. В горле появился ком.

— Почему? — Аастор осмотрелся, будто где-то притаилась опасность.

— Там… Там люди.

— Дэволы! — рявкнул он.

Веки закрылись, вибрация пробежалась по телу. Ноги вросли в землю, и я просто не могла заставить себя пойти вперед.

— Я сразу понял, что ты сумасшедшая, как только увидел! Но чтобы настолько? Мне силой тебя тащить?!

— Я просто не могу.

Видеть их… Эту жизнь. Узнать, что они не просто чудовища, какими их представили мне. Чудовища, к которым причастна и я. При битве все враги бесформенные и безликие. Мясо, что стоит на пути. Дэволы — монстры! Что есть проще? Но если я пойму, что за всем этим есть жизнь, что мои руки ломали, рвали живых… Как я смогу существовать?

Я взмахнула когтями, ударяя по невидимому врагу, Аастор отскочил от меня, мгновенно принимая боевой облик.

— Что с тобой?!

Не могла видеть их. Не могла. Не могла.

Вновь глухой рык, и я схватилась за голову, больно потянув волосы. Полоски тьмы обвили коконом, то ли пряча, то ли желая схватить. В виски словно налили свинца, перед глазами все закружилось, и я осела на землю. И когда я приготовилась к худшему, сквозь тьму показалась ладонь. Когти схватили меня за шиворот и притянули к себе, протаскивая сквозь стену.

— Бираль! Что же за идиотка? Что с твоей магией?! Почему ты не контролируешь ее?

Аастор мог запросто лишить меня жизни прямо сейчас. Я повисла над землей, смотря на него снизу вверх, и только его рука удерживала меня от падения. Один взмах, удар в сердце — и все закончится. Руун останется жив, дэволы будут в безопасности, а инурийцы проиграют.

Но Аастор только скривил губы и отбросил меня прочь. Он возвысился надо мной, глядя, как на полное ничтожество.

— Трусливая скотина! — выплюнул он. — Там ты рвала и метала, почти убила Рууна, а сейчас не лучше драной маргалы*(маргала — маленький зверек на Райлане. Напоминает смесь крысы и кошки, с длинным пушистым хвостом, но лысым телом).

— Замолкни! — прохрипела я.

Аастор ухмыльнулся и сел передо мной на корточки.

— Глупая девка, угомони свои тени! Здесь ты на моей земле. Райлан уничтожит тебя, прежде чем ты сможешь хотя бы попытаться…

— Они текут сквозь меня, это намного больше, чем сила! — Голос звучал беспомощно. — Я не могу понять, чье сознание властвует прямо сейчас!

Это было самым безрассудным поступком. Признаться в своей слабости дэволу, который прямо сейчас мог завершить мои страдания.

— Ты слишком много думаешь, — сказал он свысока. — Я догадываюсь, что происходит с тобой, но без старейшины не могу озвучить свои предположения.

— Что? — Я вновь схватилась за голову. — Что со мной?

— Пойдем, Дарин без клана. Я дам тебе ответы.

И вновь Аастор протянул руку, но уже без когтей. Красные лучи отразились на его коже, словно земное закатное солнце. В сознании что-то мелькнуло. Смутное, неразличимое. Силуэт… воспоминание.

Глава 4

Иногда я задумывался, для чего же наш Первый связал себя с мечом? Почему именно Инурийцы должны были принести столь великую жертву? Для чего на самом деле нужен меч?

Из личных записей Верховного Инуры.

Игнар

Шаги сотрясали скелеты разрушенных зданий.

Тонкие струйки дыма поднимались, обвивая Инуру. Небо затянул серый туман, воздух душный и горький, он заставлял задыхаться. Даже если заткнуть уши, невозможно избавиться от криков семей умерших, от мольбы пострадавших. Где-то догорал огонь. Маленькой горящей рукой он сметал домишки, придавал тела праху. Солнца, очнувшись, выжигали сильнее, чем обычно. Будто ненавидя нас за все, что произошло с их планетой. Инура. Разломы не пропали. Отныне это шрамы. Доказательство — ничто не вечно. И даже мир, где Богиня Такал нашла себе пристанище, не защищен.

Как дэволы решились на это? Как знания о Рууне не дошли до нас? Как армия тех, кто клялся жизнями, так быстро сдалась и сбежала?

Вопросы. Вопросы. Вопросы.

Я все потерял. Счастье всегда казалось недосягаемым. Вот оно в моих руках, а потом исчезло, утекая сквозь пальцы.

Теодора… Моя Теодора… Дэвол.

Наша Меках — монстр из сказок, которыми пугали детей.

Я так долго испытывал ненависть к этим существам, а теперь Теодора одна из них. Смеется ли Богиня надо мной?

«Твое предназначение столь велико, что расскажи тебе о нем сейчас, ты не поверишь. Я вижу, что приготовила тебе судьба, и это тревожит меня. Держись ночи, она укажет тебе верную дорогу. Игос, ты должен быть сильным. Должен стать оружием, неподвластным никому».

Эти строчки — единственное, что осталось от матери. Тонкие дневники, хранящиеся в библиотеке. Будучи предсказательницей, она часто вписывала все, что ей виделось, в книгу.

И ты была права, мама! Я не хотел верить. Не верил, что все это происходит со мной! Почему же ты не объяснила, не подготовила?

Стены Храма не внушали благоговение. Они никогда не значили для меня столько, сколько должны. Но теперь по смешной иронии он походил на меня.

Разрушенный, покинутый и горящий.

Чудовище выло. Оно хотело свободы, бросить все и бежать за Теодорой. Но брат нуждался во мне. Я должен помочь. Как? Я не знал, но ощущал потребность оказаться рядом с ним.

Я вошел в разрушенный молитвенный зал. Осталась лишь крыша и одна стена, поэтому нас скрывала тень. Свечи расставили прямо на полу, чтобы немного осветить пространство.

Я нашел глазами всех, кого отныне хотел убить: командиров, покинувших поле боя, хранителей, обязавшихся стоять рядом и защищать, Кловисса, подпирающего стену. Он хмурился, а я не скрывал презрения.

Наверное, выглядел я ужасно. Лицо залито кровью, волосы измазаны и засохли клочками, одежда порвана. Но главное — обезумевший от потери взгляд. Я окинул всех, запоминая. Каждый трус, каждый предатель поплатится. Но сейчас… Сейчас я нужен брату! Глубоко вдохнув, я повернулся к тому, ради которого здесь все собрались.

Имран стоял на коленях у большого алтаря поклонения Такал и беззвучно шевелил губами, повторяя молитву. Джессика… лежала на возвышении, вокруг стояли свечи, тело накрыли белой тканью. Спертый воздух разносил аромат смерти.

Слезы на лице брата уже высохли, но горе так сильно пропитало его, что пространство трещало.

Я подошел ближе.

То, что я сначала принял за усталость, оказывалось предвестником скорой смерти. Пурпур кожи исчез, теперь она серая. Ромбы почти пропали, в волосах тусклые седеющие пряди.

— Ты умираешь, — мой голос разнесся эхом, окутывая всех обреченностью.

Имран, покачиваясь, повернулся ко мне. Губы не переставали шевелиться.

— Мы не можем понять, что с вашим братом.

Тихой поступью ко мне подкрался бальзаиц. Один из расы умнейших. Их покровитель Ламал, брат Такал, созданный из одной с ней сердцевины. Их интеллект невообразим, они хранят в своей голове знания размером в тысячи лет. Большинство из них служат при дворах советниками, лекарями и послами. Этого звали Нуука, один из главных целителей Инуры. Лысый, с синей кожей, в грязном балахоне он стоял, пряча ладони в рукавах.

— Он связан с ней душой, — я не стал юлить и уходить от правды. Надоело.

— Тогда да. Да. Да… Да! Действительно, интересный случай! Давно такого не видел. Надо подумать. Продумать.

Нуука, как и любой бальзаиц, отличался безумием и маниакальностью. Они могли обрабатывать сотни мыслей в минуту и постоянно озвучивать их. За ними невозможно успеть, пока они сами не остановятся. Но сейчас я был не в силах выдержать это.

Я бросил на него красноречивый взгляд, от которого Нуука немедленно запнулся.

— Что ты сказал, мальчишка?!

Кловисс встрепенулся и вспомнил, что он наш Верховный. Мальчишка. Стук собственного сердца отдавался в ушах. Зверь гремел цепями.

Развернувшись к нему, я едва не прорычал следующие слова:

Глава 5

Боги давно покинули нас. Иногда мы гадаем, позабыли ли они друг друга или остались в тесных связях? Призирают ли они братьев или сестер своих? Или же, любят так горячо, как и мы?

Из дневников Талиты.

В зал влетел Эрни. Его взгляд метался по помещению, пока наконец не встретился с моим. В голубых глазах младшего хранителя отразилось восхищение, но я не успел обдумать, с чем это связано.

Вошли Жрицы.

Яркий свет осветил пыльный зал, жаркий воздух поднял неприятный запах тухлости. Тринадцать женщин в белоснежных одеяниях, скрывающих их фигуры до пола, выстроились в линию. Простая ткань платьев не имела ни украшений, ни знаков отличия. Большие капюшоны полностью скрывали лица, оставляя открытыми только губы, по которым можно примерно определить возраст Жриц. Сухие, молодые, сморщенные, совсем юные. Женщины разные по росту и фигуре. Никто и никогда не видел истинного лика служительниц Такал. Откинуть капюшон считалось страшнейшим преступлением, ведь считалось, что сама Богиня отметила их лица и следила женскими глазами за миром Инуры.

Если Хранители передавали свои знания по ветвям семьи, то Жриц выбирала сама Богиня. Она приходила во снах к их родным или самим девушкам и предлагала выбор. Те, кто принимали его, становились избранными дочерями.

Бесшумно шагая, они окружили нас. Впереди процессии стояла Паэль — главная Жрица.

Считалось, что Паэль — первая избранная Такал. Никто не знал, правда ли это, сколько ей лет и откуда она пришла. Секреты Храма Жриц никогда не выходили за пределы их стен. Служительницы молчали, заходившие туда — ничего не говорили. А те, кто пытался открыть тайну, падали замертво. Сама Богиня берегла своих служительниц.

Когда-то именно Жрицы возглавляли Инуру еще до появления Первого Меках. Но когда мощь богов связалась с мечом и Первым магом Инуры, все изменилось. Магия крепко привязала мужей рода Первого к Меках, и те вошли в управление вместе со Жрицами. Однако через столетия их роли поменялись, Хранители во времена войн помогали Меках, и почтение к ним росло, а власть крепла. Жрицы, будучи отстраненными, легко отказались от правления и ушли на задний план.

Все присутствующие, включая нас с Кловиссом, низко поклонились.

Паэль стояла ровно, тонкие молодые губы не выказывали эмоций, замерев камнем.

— Мужчины. Магия. Как предсказуемо, — голос Паэль звучал молодо, но сочился высокомерием, присущим древним. — Что-то менять в такое смутное время — смело. Зачем вы позвали Ее дочерей?

Кловисс вышел вперед, набрал полную грудь воздуха и хотел было заговорить, как Паэль властно вскинула руку, останавливая его.

— Говорить будет он. — Ее палец указал на меня. — Вызывающий должен объясниться.

Кловисс коротко кивнул и встал на место, источая негодование.

Я никогда не слышал об обряде, не знал, как именно он действовал. Но я должен сделать все, чтобы мой брат выжил.

Я приблизился, а затем упал на колени, взяв край белого одеяния, и приложил его к родовым пятнам на лбу.

— Мой брат — Имран Дарне-Варгу связал свою душу с человеческой женщиной. Ей пришлось отдать свою жизнь, чтобы помочь Меках одержать победу. Я прошу Богиню Такал и дочерей Ее о помощи.

— Смогла ли Меках победить?

Нутро завибрировало, наполняя горечью рот. Я рвано выдохнул.

— Дэволы ушли с наших земель. Это можно считать за победу.

— Война не кончается бегством. Эта битва принесла огромные потери Инуре и Райлану. В ней нет проигравших и победивших, дитя. Смерть этой девушки напрасная и бессмысленная. Так зачем мне возвращать столь глупое существо?

Я не смог сдержаться и поднял голову. Магия защищала лики даже с такого ракурса, и я не мог рассмотреть что-то под тканью.

Наверное, я слишком устал. Битва, Теодора, обращение, ее уход. Дэволы, Кловисс, умирающий брат. Все это смешалось в ураган, бурей сметающий почтение. Гнев кипел, смешивался с печалью и страхом. Я больше не мог играть в праведника, не мог держать себя в руках.

— Разве есть глупость в жертвенности? Разве можно считать жизнь пустяком? Эта девушка сделала все, что могла, чтобы спасти Меках! Инуру! Даже вы, Жрицы, не всевластны! Только Боги могут решать, кто должен жить! Но в последнее время я не уверен, что и они достойны этой почести!

— Игнар, — прошептал Имран в ужасе.

Однако я не сводил глаз с тонких губ, что оставались невозмутимы. Я не склонился и не стал просить прощения. С меня хватит пустого подчинения.

— Где были Боги, когда Меках билась одна против Рууна? Неужели Такал хочет смерти Инуры, разве не дорог ей ее народ? Неужели ей не больно смотреть, как мы умираем?! Что сделала Богиня?!

— Хватит! — резко прервала меня Паэль. — Молчи! Не тебе судить о деяниях их. Ты юн и не знаешь истинного пути. В тебе говорит боль и печаль, поэтому я не буду гневаться на твои речи. Но скажи мне, Игос, чем могут помочь тебе Жрицы Такал?

— Обряд. Вы можете вернуть Джессику!

Я не знал, но надеялся.

Глава 6

После смерти своей Халев, инурийская душа не может долго оставаться в мире. Связанные с друг другом уходят. Но если души не приняли связь, то после ухода Халев, вторая душа начинает путь разрушения. Значит ли это, что оболочка остается существовать сама по себе?

Из дневников Талиты.

Ноги несли по раскаленной земле. Тяжесть доспехов и меч на спине напомнили о себе. Я устал, но не останавливался.

Я не знал, куда шел.

Возвращаться в Храм я не хотел. Найти Кальту? А вдруг она мертва…

Сейчас я просто не мог столкнуться с чем-то еще. Больше не мог.

Я хотел просто сбежать. Спрятаться. Укрыться. Там, где меня не найдут.

Я остановился, захлебываясь раскаленным воздухом. На ум пришло одно место. Запретное. Оно причиняло слишком много боли, напоминало о том, что утеряно навсегда. Но в то же время о нем никто не знал.

Не давая себе передумать, я резко сменил направление и побежал. Желтые барханы выросли с двух сторон, образуя тоннель. Ниже по дорожке начиналась тень от песчаных братьев: Салема и Сулана. Большим барханам-горам всегда давали имена. И именно эти два скрывали тайну, хранимую нашей семьей.

Я шел ниже и ниже, пока спасительная тень не начала открывать кусочек спрятанного оазиса. Небольшого затерянного уголка жизни среди горящих песков.

Маленький пруд обступило три широких, но низеньких деревца, а между ними стояла старая, но крепкая постройка. Тот, кто ее соорудил, старался на славу, надеясь, что она прослужит не один десяток лет.

Мой отец построил ее для мамы.

С родителями я был здесь всего раз и уже не мог вспомнить, как проходил тот день. После их смерти мы с Имраном часто захаживали сюда, но каждый раз, видя место, где наши родители прятали свое счастье, становилось до ужаса больно. И мы перестали.

Бабушек и дедушек мы не знали. И иногда кажется, что Кловисс был Верховным Инуры с начала ее существования.

Моя мама — Талита, родная сестра Кловисса. Женщины из рода Первых даже с привилегиями не могли занять пост хранителя, но ее способности к видению будущего открыли ей иной путь. Она стала младшей, давая предсказания Храму, много лет служила верой и правдой, пока не встретила моего отца. Военачальника, лучшего выпускника академии, жесткого снаружи, но мягкого и любящего внутри. Когда их глаза встретились, сила магии, соединяющей их, вызвала бурю, поднявшуюся в этих песках.

С тех пор они стали неразлучны, и мама решила покинуть свой пост. Кловисса это задело, любимая сестра променяла его на мужчину, но об их связи, дарованной самой Богиней, знали все, поэтому дядя никак не смог удержать их от брака. Они крепко любили друг друга и произвели на свет двух мальчишек.

Однажды мой отец шел по этим барханам с личным отрядом и наткнулся на оазис. Он не сообщил о нем, а тайком пробирался сюда и строил маленькое пристанище, а потом привел сюда маму. Здесь они могли быть собой. Не хранителем и военачальником, не родителями, а просто Талитой и Лараном.

Я осторожно, будто боясь потревожить пристанище духов, открыл дверь. Громкий скрип сопровождал шаги. Горький ком мешал глотать, и я прикрыл глаза, успокаиваясь.

Ничего не изменилось.

Маленькое широкое окошко открывало вид на зелень и озеро, рядом стоял диван, чтобы любоваться видами. В углу стол и пара стульев. Небольшая раковина и тумбы для готовки, полки для книг сейчас пустовали, ваза для цветов валялась на полу, покрытая толстым слоем пыли и паутиной. Здесь даже есть печка, чтобы переживать длинные холодные ночи пустыни.

Пройдя дальше, я нашел несколько ламп и свечей, старые ткани и шторы, аккуратно сложенные в стопку. Наверное, Имран снял это, чтобы не выцвели от лучей солнц. За перегородкой стояла узкая кровать.

Осмотрев небольшой комодик перед кроватью, я нашел несколько рубах и штанов. Отца. И платья мамы. Сквозь запах ветоши и пыли проскальзывал легкий аромат маминых духов. А может, воображение играло со мной?

В небольшой коробке лежали купальные принадлежности. Мыло, уже потерявшее свой цвет, масла и жесткие мочалки.

Все оставалось как есть. Как будто бы родители могли вернуться и вновь жить с нами.

Я оглядел себя. Кровь запеклась, раны ныли. Пот пропитал тело.

Первым делом я отыскал в одежде отца что-то более-менее сносное. Запах старья раздражал, поэтому, когда я вышел к пруду, опустил тряпье туда и несколько раз постирал с мылом, надеясь, что ткань не развалится на волокна.

Вода здесь не застаивалась, унося всю грязь и пену под землю течением.

Чтобы одежда побыстрее высохла, я вышел под палящие солнца и бросил ее прямо на раскаленный песок.

Развязав все завязки и шнурки, я обернулся проверить, точно ли я один. А потом все скинул и погрузился в ледяную воду. Зубы застучали, меня пробила дрожь. Под ногами были подпорки, что сделал отец для удобства. Яростно натирая кожу, я представлял, как все дурное смывала вода и уносила вглубь, освобождая. Намылив голову, я погрузился под воду. Холод вышиб весь воздух из легких.

Когда с купанием было покончено, я вылез из пруда, заворачиваясь в полотенце. Выйдя на солнца, я дал каплям с шипением испариться. И посмотрев в небо, сказал: