Конан и Конкин

глава первая

Конан и Конкин.

Санька очнулся, и, не открывая глаз, выругался про себя – вот блин, опять.… Открывать глаза не хотелось. Он знал, что то, что он увидит, ему совсем не понравится. В последней жалкой попытке уйти от реальности, Санька попробовал поймать уходящий сон и опять провалиться в смутное пьяное забытье, но все было напрасно. Сон уже полностью покинул его, и надо было возвращаться в противное похмельное утро. Да и как тут было заснуть – он лежал, похоже, просто на полу. Между спиной и постелью явно не чувствовалось никакого матраса, а в бок что-то упиралось и при каждом движение больно кололо.

Как всегда, когда просыпался в таком состоянии, он не мог сразу вспомнить события предшествующие сну. Это было обычно, необычно было то, что он не мог вспомнить и начало пьянки. Санька кряхтел, крутился, но упорно не открывал глаз, словно это могло спасти его от приближавшихся мук. Наверное, так продолжалось бы долго, до тех пор, пока мочевой пузырь не поднял его, но тут кто-то бесцеремонно толкнул его в бок и рыкнул:

- Хватит изображать мертвого! Вставай, нам пора!

Толчок был болезненным. Санька перекатился и заорал:

- Ты охренел что ли?!

Боль помогла разорвать слипшиеся веки, и он попробовал вскочить, но то, что он увидел, заставило его замереть. Перед ним стоял страшный лохматый демон и скалился во все свои тридцать два зуба. Санька быстро закрыл глаза, потряс головой и осторожно открыл один глаз – хрен! Все осталось по-прежнему. Демон никуда не исчез. Санька мельком глянул на себя и снова зажмурился.

Блин, допился! Белочка!

Какой бы не был больной, Санька сразу понял, что у него делириум тременс, или по-простому, «белая горячка». И дело было не только в улыбающемся демоне – дело было в нем самом. Вернее, в том, как он выглядел. Никак, кроме как белой горячкой, нельзя было объяснить то, что он был одет, как бомж. Только не бомж с московских окраин, в грязных джинсах, стоптанных кроссовках и растянутом свитере – нет, Санька выглядел, как бомж из средневековья. Какие-то вытертые до белизны, короткие кожаные сапоги; такие же потертые, тоже кожаные, то ли шорты, то ли короткие штаны; и что-то похожее на дерюжный свитер или толстовку, он даже не мог определиться, как назвать это рубище. И это еще не все! Его руки, выглядывавшие из коротких рукавов рубахи, были черны от загара, ногти были не подстрижены, а обгрызены, а ладони были шершавыми от мозолей. То же, что все время кололо в бок, оказалось, закрепленными на поясе грубыми ножнами, из которых торчала простая деревянная ручка то ли огромного кинжала, то ли короткого меча.

Сколько же я бухал, чтобы дойти до этого? Хотя раньше он еще ни разу не допивался до такого, но слышал о подобных случаях не раз. Сейчас Санька тупо разглядывал то улыбающегося «демона», то себя. Теперь, после того, как смог сфокусировать свой взгляд, он понял, что создание алкогольного психоза, стоявшее перед ним, все-таки не потусторонняя тварь, а человек. Но от осознания того, что это не черт и не демон, легче не становилось – потому что перед Сашкой стоял Конан! Да-да, тот самый варвар из фильмов.

Стало понятно, что «белочка» не хочет отпускать мозг. Огромный загорелый мужик с голым торсом, лохматой черной шевелюрой и пронзительными голубыми глазами, совсем не собирался исчезать. Хотя, после такой эмоциональной встряски, Санька чувствовал себя уже совсем не похмельным, горячечный образ не «истаивал» и реальность вокруг не превращалась в его квартиру.

Реальность, наоборот, подыгрывала главному герою делирия; он сидел прямо на земле, на краю поляны, рядом с потухшим костром, а вокруг радовалось яркому солнцу и синему небу разнообразное птичье население. Их невозможные крики, посвистывания и клецанья на всех птичьих языках звенели отовсюду. Кроме этого, из кустов, окружавших небольшую поляну, доносились трели кузнечиков, совсем такие, какие он помнил из летнего детства в деревне у бабушки. Однако, судя по громкости этих трелей, кузнечики были явно не меньше голубя.

Наконец, Сашка собрался с мыслями и выдал одно слово:

- Сгинь!

И даже, к своему удивлению, неумело перекрестился.

Но святой крест не помог. Похоже, водка на этом свете сильнее всего. Санька обреченно закрыл глаза и попытался завалиться опять, память подсказывала, что избавление от «белочки» дает только долгий сон.

Однако он тут же понял, что уснуть не удастся – это явно не входило в планы «Конана». Тот не только не исчезал, но и продолжил свое дело по пробуждению. Он схватил Сашку за плечи, встряхнул, словно куклу, и бесцеремонно поставил на ноги.

- Вставай! Нам надо идти! – опять прорычал он.

Санька снова открыл глаза и очнулся окончательно. Как ни странно, все признаки похмелья исчезли. Похоже, их и не было, просто мозг, оценивая нынешнее положение, пытался вернуть все в привычные рамки. Реальное пробуждение у костра, среди дикой средиземноморской природы и в компании с персонажем Голливудских фильмов, мозг постарался перевести в банальную белую горячку – так для сознания было проще и комфортнее.

Санька чувствовал и видел все четко и реально – вплоть до пряных, слишком сильных для нашей природы ароматов и боли в спине от спанья на голой земле. Он заглянул в синие смеющиеся глаза своего мучителя и, вдруг понял, что это никакая ни горячка, он действительно не пил вчера – просто сошел с ума и по-настоящему сейчас лежит упакованный в смирительную рубашку в комнате с мягкими стенами. Значит, от психоза, не избавиться, пока не появится доктор и не сделает очередной укол. Чтобы прекратить все те болезненные ощущения, что уже получил от слишком могучих рук «варвара», он решил больше не сопротивляться, а отдаться течению. Пусть все идет, как идет. Ведь понятно, что самостоятельно от шизофрении не избавиться, он не тот гений-ученый, что смог разделить бред и реальность.

- Кто ты такой? – на всякий случай спросил Санька.

глава вторая

Конан ошибся, когда посчитал тех, кто сидел сейчас на поляне вокруг небольшого костра, сборщиками налогов. Хотя и немудрено – те, на кого он хотел напасть, всеми силами старались изобразить, что они настоящие мытари. На них была единая форма имперских войск с перевязью министерства финансов, лошади, привязанные к кустам ближе к дороге, тоже были в сбруе цветов Империи, и даже мешки, сложенные кучей у костра, были запечатаны печатью налогового ведомства Империи.

На самом деле, все это – и форма, и лошади, и мешки – были подлинными, и принадлежали мытарям Великого, но тела людей, что носили когда-то эту форму, уже три дня лежали в овраге, перед небольшим городком на границе степи и леса. Вороны, степные лисы и мыши, уже оголили кости бедолаг, ничего, не оставив могильным червям.

Лишь когда ему на встречу вскочили гибкие проворные фигуры, Конан понял, что ошибся – слишком раскосыми были глаза, и слишком смугла их кожа. Уроженцев Замории никогда не брали в Империи на такую службу, только наемниками в случае большой войны. Но останавливаться было уже поздно и варвар, во все горло, призвав Крома, развалил плечо ближайшему заморийцу. Удар был так силен, что отбросил врага под ноги второму нападавшему. Тот запнулся, но легко перескочил через мертвого соратника, однако секундной задержки хватило черноволосому демону, чтобы достать воина своим прямым мечом. Острие на миг выглянуло из спины степняка, и тут же опять засверкало в воздухе.

Как только Конкин услышал нечеловеческий рев Киммерийца, он на секунду сжался, зажмурил глаза, но подавил свой страх и в следующее мгновение, уже рванул сквозь кусты. Он твердо помнил, что его дело это лошади и совсем не собирался вступать в схватку. Размахивал своим мечом-недомерком, он больше для того, чтобы воодушевить себя, а не напугать кого-то. Тем более, что он был совсем не уверен, что справится даже с лошадьми. Во всяком случае, в прошлой жизни, Конкин с ними ни разу не сталкивался.

То, что он увидел, когда выскочил на открытое место, в прошлые времена, заставило бы его срочно очистить желудок. Дергающиеся полутрупы, кровища, льющаяся рекой по всей поляне, гортанные крики загорелых вертких людей, всхлипывания умирающих - и над всем этим, звериный рев Конана, добавляли в картину еще большей жути. Однако, к удивлению, Конкина не только не стошнило, но он даже не остановился, а так и продолжал бежать к лошадям, сбившимся в кучу на дальнем краю поляны. При этом, как заправский рубака, держал над собой занесенный аккинак, и тоже вопил, как одержимый.

Краем глаза Санька заметил движение справа, автоматически вильнул в сторону и резко остановился. Это произошло как раз вовремя – короткое копье не дотянулось до его груди какие-то сантиметры. Он как-то сразу забыл, что надо грозно орать. Но то, что произошло после, оказалось для его позавчерашней личности, еще прячущейся где-то в глубине подсознания, совершенно диким.

Он вдруг шагнул в сторону нападавшего и, сделав вид, что хочу рубануть его по голове, махнул мечом. Внутренне Конкин чувствовал, что не дотянется и, приготовил совсем другое продолжение. Когда враг, черноволосый, черноглазый воин, уклонился от летящего меча, Санька резко шагнул вперед, остановил клинок, и вместо нового замаха, ткнул длинным прямым ударом прямо в живот врага.

Похоже, действие оказалось нестандартным, потому что воин среагировал на него поздно и короткий меч успел пропороть расшитый кафтан и войти в тело. Правда, неглубоко, такого эффектного удара, как у Конана, у Саньки не получилось. Но все равно, рана была не мелкая, потому что воин скривился, опустил копье и схватился одной рукой за живот.

В это время сзади за противником, возник огромный, забрызганный кровью, воин и степняк тут же завалился с разрубленным черепом.

- Ты зачем ввязываешься?! – гаркнул Конан. – Твое дело лошади!

Великан повернулся и опять побежал куда-то. Санька же, все еще в горячке, опустил меч, и тупо пошел к нервничающим животным. На ходу он нервно оттирал капли крови, забрызгавшие руки. Лошади же, похоже, были привычны к таким сценам. Во всяком случае, они, хотя, и косили в сторону влажными глазами, нервно крутились и топтались друг за другом, но не убегали, и даже время от времени, успевали щипать сочную траву. И от Конкина они не бросились по сторонам. Он тихо возгордился, что, оказывается, имеет подход к лошадям, но тут же убедился, что все имело другую причину – все животные были стреножены. Передние ноги внизу были связаны короткой веревкой. Стало понятно, почему они не убегают. Помощи в предотвращении их побега не требовалось. Конкин обернулся, чтобы объяснить Конану положение дел, но варвара нигде не было. На поляне появился уже четвертый труп, он наполовину торчал из кустов. Куда делся его дикий спутник? Судя по звукам, варвар добивает кого-то в кустах. Опять оглядев на животных, которые уже почти успокоились, Санька направился назад, к месту побоища. Остаться одному в этих диких краях, это было бы худшее из случившегося с ним.

Однако только он шагнул, какой-то странный звук сзади привлек его внимание. Конкин замер и медленно обернулся. То, что он услышал, находилось за лошадьми. Обе личности в нем напряглись, даже побеждавшая сейчас, местная босяцкая ипостась, испугалась тоже. Похоже, даже местный, он не любил ничего непонятного. Здесь все непонятное могло угрожать жизни. Блин, где же Конан? Рядом с варваром Конкин чувствовал себя гораздо спокойнее. Снова приготовив меч, он крадучись пошел вокруг табуна. Звук опять повторился. Было похоже на то, как мяукает кошка в мешке.

Он почти обошел лошадей, когда увидел её. Чувство облегчения обрушилось на Саньку. Он даже заулыбался. На земле, привалившись спиной к тоненькому деревцу, сидела девушка. И он не ошибся, рот у нее был завязан. Это она «мяукала». Пленница окатила взглядом, полным такого явного презрения и ненависти, что он даже поежился. Что он ей такого сделал? Он её впервые видит.

Несмотря на явное желание его смерти, что подтверждалось невнятным яростным бормотанием и сверканием черных пронзительных глаз, Санька подошел к девушке. Только сейчас он разглядел, что она не может встать, потому что её руки связаны сзади, за деревом.

глава третья

Первый день путешествия верхом, показал все преимущества и недостатки такого передвижения. К концу дня у Конкина так болела пятая точка, что он подумал, что там появились мозоли. Кроме того, размеренный шаг его невозмутимой кобылы уже через пару часов, стал загонять Саньку в сон, так, что он пару раз, лишь чудом не вывалился под копыта, проснувшись в последний момент. Кроме того, надо было следить за лошадьми, которые шли за ним на поводу. А неразумные животные, как только полусонный Конкин сбавлял ход, тут же тянулись пощипать травки, и уйти куда-нибудь в сторону с тропы. Пару раз, он получал втык от варвара, который, не стесняясь в выражениях, высказывал свое мнение о его способностях. Санька, действительно, был посредственным наездником, и думал, что будь его конь норовистее, таким, как кобыла Инсаэль, он давно бы выбросил его из седла. Исходя из этого, он сделал вывод, что его местное я, нечасто заставляло его тело кататься на лошадях. Однако, по ощущениям, чувствовал, что пройти пешком, он смог бы очень много. Похоже, здешняя его ипостась была пешеходом, и ходить приходилось часто.

Не смотря на это, было одно преимущество конного похода, которое перекрывало все его недостатки – за день проехали столько, сколько пешком прошли бы за три дня.

Вечером, Конкин с трудом слез с кобылы, которую за её миролюбивое поведение и безропотность теперь ласково называл Золушкой, и дергано переставляя ноги, направился к костру, который уже успел собрать Конан. Варвар, не удержавшись, захохотал. Походка Конкина, действительно, мало походила на человеческую. Кого напоминал ему Санька, неизвестно, в своем же воображении сразу возникал гудящий сервоприводами неуклюжий робот. Даже Инсаэль взглянув на него, не удержалась от улыбки, но ничего не сказала. Это было к лучшему. Он теперь боялся любых слов исходящих от нее. Будь его воля, он бы опять воткнул ей кляп. Бояться было чего – он представлял реакцию Конана, если бы она убедила его, что тот, кому он поверил, не настоящий, а по её версии – вообще, демон. А убедиться в подмене можно было очень легко, достаточно было расспросить Конкина о прошлой жизни. Думаю, варвару совсем не понравились бы рассказы про склоки в офисе, или про походы в клуб по пятницам и субботам.

Больше всего, Санька сейчас мечтал, чтобы в нем проснулась память местного «бомжа», тогда он бы легко смог доказать, что он никакой не демон, а вполне себе человек. Да и, вообще, жить бы стало гораздо легче. Историю, которая свела их вместе, про Стигийский Храм набитый золотыми скульптурами, Конкин знал только со слов самого Конана. А ведь это он её ему рассказал, и рассказал так, что ушлый варвар ему поверил, и даже согласился участвовать в этой авантюре.

Все-таки сострадание у варвара было, он не стал гонять Конкина за дровами, или заставлять готовить. Все это сделал он сам, даже расседлал лошадей и одел им на морды торбы с овсом. Хотя может он просто переживал, что главный проводник к богатству, может откинуть копыта, так и не добравшись до вожделенного храма, и никаким состраданием тут и не пахло.

Варвар жарил на срубленных ветках куски мяса. Где и когда Конан добыл свежее мясо, Санька не заметил. Это явно не могло быть большим животным, так как процесс охоты от него в любом случае не ускользнул бы. Гадать он не стал, слишком хотелось есть, и Санька подтянулся к костру.

- Конкин, ты давай ешь, и сразу ложись спать. Тебе надо отдохнуть. Завтра постараемся проехать больше.

С этими словами киммериец протянул ему прут с насаженным на него, чуть подгоревшим куском мяса. Не в силах сопротивляться аппетитному аромату, Санька схватил предложенное угощение и поблагодарил варвара:

- Спасибо, Конан, мне действительно надо отдохнуть, что-то эта езда меня совсем измучила. И за мясо спасибо. Кстати, когда ты успел добыть его? И что это такое?

Однако тот не стал вдаваться в объяснения.

- Ешь, Конкин. Это хорошее мясо.

Санька кивнул, и, сдерживая стон, присел у костра. При этом попытался примоститься на одну ягодицу, чтобы было не так больно. С другой стороны костра за ним внимательно наблюдала Инсаэль. Когда он заметил это, то с трудом удержался, чтобы не показать ей язык. Эта колдунья – теперь Конкин уже не сомневался в этом, иначе, откуда она могла знать о том, что он из другого мира – перенесла сегодняшнее путешествие не хуже Конана. По ней совсем не было заметно, что она весь день провела в седле. Свою лошадь, кстати, она тоже обиходила сама. Не стала ждать помощи от варвара.

Блин! Похоже, в этом мире один Конкин никуда не годен. Обуза. Драться с мечом не умеет, ездить на лошади – так себе, хорошо хоть из седла не падает, и понимает, как потянуть поводья, чтобы повернуть. И еду, он себе вряд ли бы нашел так быстро, как варвар. Понятно, что Конан его не бросит, и будет поддерживать до самого золотого храма. Но, вот только ни про сам Храм, ни про дорогу туда Санька ничего не знает. И рано или поздно, все это выяснится.

Эта мысль постоянно подгрызала Конкина. Словно над ним висел тот самый Дамоклов меч. И перерезать нить поддерживающую меч, могла новая спутница. Санька думал, она легко смогла бы доказать варвару, что он, это не он.

Конкин горестно вздохнул и взялся за истекавший горячей кровью кусок мяса. Конан не утруждал себя нормальной прожаркой – под запекшейся, подгоревшей корочкой мясо было наполовину сырым. Ничего, горячее сырым не бывает, поговорка из земного мира была как раз к месту.

И только сейчас он разглядел, что это за мясо. Это была выпотрошенная тушка небольшого зверька. Голова и лапы были отрублены, так что понять, кто это был невозможно. Но у Конкина возникло противное ощущение, что это крыса. Хотя он понимал, что крысы жители городские, и вряд ли могут появиться среди степи. Наверное, какой-нибудь суслик, успокоил он себя. Конечно, у себя в городе двадцать первого века, Санька бы мгновенно выбросил этот «шашлык» в урну, тут же, он лишь подул на горячее мясо и жадно впился в него зубами.

глава четвертая

Инсаэль злилась – сегодня день не задался с самого утра. Сначала служанка подала не подогретое полотенце, потом на завтраке ей показалось, что один из фиников был не совсем свежим, а дальше начались и совсем невозможные проблемы. Хотя в этот день солнце вставало в красноватой кровавой дымке, что сулило хорошую добычу Богу-пожирателю, но на жертвенник слуги привели теленка не такого же красноватого цвета, а черного с белым пятном во лбу. Такого, какого надо приносить в жертву в Месяц Мертвых.

Инсаэль взъярилась, она хлестнула стеком служанку прямо по лицу, отчего у той, вспух красный рубец. Однако ничего нельзя было изменить, солнце поднялось из земли уже наполовину и пока светило не оторвалось от лона-Земли, надо было окропить кровью рождение дня. Жрица лишь пообещала принести в жертву всех глупых слуг, и перерезала горло жалобно мычащему тельцу. Выполнив утренний ритуал, Инсаэль не почувствовала обычного умиротворения. Это еще больше взвинтило её, и когда испуганная прислужница доложила, что прибыл гонец от Сатрапа, она поняла, что день точно проклят. Однако она и помыслить не могла насколько все будет плохо.

Хотя Замора славилась своей веротерпимостью и многочисленным пантеоном различных богов, которым поклонялось разношерстное население Шадизара, к Богу-Змею здесь относились не очень хорошо. Даже считалось, что в Заморе, он официально запрещен. Однако щедрые подношения заставляли Сатрапа смотреть на присутствие в городе Храма Сэта сквозь пальцы. Но даже многочисленные подарки и ежемесячные отчисления в пользу наместника, не позволяли чувствовать себя в полной независимости от власти. Поэтому, когда посланник сообщил, что верховную жрицу желает видеть сам Язадат - Сатрап и градоправитель Шадизара, она лишь склонила голову в покорном поклоне.

Уже через час она покачивалась в паланкине на плечах рабов, и кляла про себя этого жирного ублюдка Язадата, заставившего её двигаться через город в самую жару. Конечно во дворце наместника, в саду среди многочисленных фонтанов будет прохладно, но Инсаэль знала, что Сатрап сначала заставит её ждать в малом приемном зале, только для того, чтобы показать кто здесь хозяин. При мысли об этом жрица начинала скрипеть зубами. Однако также она знала, что век Язадата все равно придет к концу, рано или поздно произойдет то, чему суждено было произойти, и жалкие жители этого города воров, почувствуют силу Сэта. Тогда она прикажет затащить в Священный Круг этого жирного сластолюбца, и с наслаждением перережет ему горло, чтобы Сэт насладился этой мерзкой душой.

Путешествие от храма Сэта до дворца наместника было неблизким, а жара, забиравшаяся под полог паланкина, должна была сделать его еще более изматывающим. Конечно, можно было использовать магию и создать вокруг себя прохладу, но на такие вещи всегда тратится уйма энергии, которая может понадобиться в самый неожиданный момент. А уж на встрече с хитрым жирным недоноском по имени Язадат, точно нужно быть во всеоружии. Ведь настоящей цели встречи, она так и не знала, а от Сатрапа, по трупам предшественников взошедшего на свой трон, можно было ожидать любой пакости. Хотя скорее всего, тема разговора будет банальна, как всегда. Притворно печалясь, Язадат объявит, что сумма ежемесячных откупных в очередной раз повышается.

При мысли об этом Инсаэль опять зло выругалась, и чуть не переломила ручку изящного веера, которым пыталась отогнать жару. В этот момент паланкин замедлил ход, а потом и вовсе остановился. Возмущенный голос Незима – старшего слуги командующего рабами – был заглушен чьими-то короткими приказами. Жрица раздвинула ткань прикрывавшую окно в изящной дверце паланкина. Путь процессии перегородили воины на лошадях и в форме цветов короля. Что еще за дрянь? Если её вызвал наместник, то никто из его подчиненных не посмел бы остановить паланкин. Она уже хотела откинуть занавесь и прикрикнуть на стражников, но тут разобрала, что на рукавах служак развевался шарф с цветами налогового подразделения короля.

Королевские мытари! Эта гвардия по отбору налогов подчинялась только Тирдату, у наместника было свое ведомство. Тирдат Заморийский наплевательски относился к содержанию других служб королевства, даже военные не получали от него достойного содержания и давно превратились в некое подобие самоокупаемой шайки. Но к набиванию казны королевства, вернее, собственной казны, король относился сверхсерьезно. Поэтому связываться со службой мытарей Заморы не рискнул бы даже наместник Шадизара, несмотря на почти абсолютную власть в этом городе.

Инсаэль сдержала готовые вырваться ругательства и задвинула штору. Была слабая надежда, что их остановили случайно и, разобравшись, пропустят. Но эта надежда быстро растаяла, когда она услышала, звук удара, шлепок упавшего тела, а потом резкий приказ:

- Выходите!

Она лишь на секунду задержалась, призывая в помощь Сэта, а затем откинула штору и, дождавшись, когда рабы опустят паланкин на землю, величаво шагнула навстречу всадникам.

- Не вздумай колдовать, ведьма!

Сразу предупредил её офицер и показал на двух всадников с натянутыми луками. Стрелы были нацелены на нее.

- Я не ведьма, офицер. Я смиренная слуга своего бога.

- Да, - усмехнулся тот. – И бог твой такой же смиренный, как и ты. Наслышаны.

Ярость снова ударила в голову Инсаэль. Как смеет этот ничтожный червяк обсуждать деяния великого Змея? Она надменно вскинула голову и презрительно спросила:

- Вы арестовываете меня?

Не дождавшись ответа, она продолжила:

- Если нет, тогда пропустите. Правитель Шадизара ждет меня. И он будет очень недоволен, что я задерживаюсь.

И вдруг произошло то, чего Инсаэль совсем не ожидала. Командир мытарей что-то негромко сказал и события закрутились с безумной скоростью. Всадник, справа от командира, до этого державший на прицеле саму жрицу, развернулся и выстрелил. Коротко тренькнула тетива и стрела пробила насквозь грудь Незима. Выстрел с близкой дистанции был так силен, что худое тело старшего отбросило на рабов, покорно склонивших головы у ручек палантина. Инсаэль не успела даже вскрикнуть, как наступил её черед. Второй стрелок успел поменять стрелу, и ей в голову ударила уже стрела не со стальным треугольным жалом, а с круглым кожаным наконечником, плотно набитым войлоком. Такие применяли кочевники-гирканийцы, когда хотели захватить врага живьем.Мир в глазах жрицы взорвался снопом разноцветных искр, и она потеряла сознание.

глава пятая

Жрица ждала вечера, но, однако, и на время ночевки, её не развязали и не сняли повязку со рта. Лишь на время ослабили веревку на руках, чтобы пошла кровь, а потом под бдительным присмотром накормили жестким вонючим вяленым мясом. Еда для Инсаэль оказалась слишком грубой, но она заставила себя проглотить все – силы ей еще понадобятся. Она прекрасно знала, что, в конце концов, кочевники все равно допустят ошибку, и она сможет освободиться. И тогда гирканийцам не помогут ни их оружие, ни их сила. Ну а терпения жрицам Сэта не занимать, Змей может ждать в засаде месяцами…

Но великий Змей не позволил своей послушнице мучиться долго – на следующее утро, совершенно неожиданно, пришла помощь. Еще ночью она увидела сон, который переворачивал всю её судьбу – во сне к ней явился сам Сэт. Прекрасный и ужасный, как само Солнце, змей долго вглядывался в нее своими немигающими желтыми глазами. Потом прошипел приказ на могучем древнем языке людей-змей. Инсаэль покорно склонила голову и прошипела в ответ – теперь у нее появилась новая цель. Старая жизнь и Храм остались позади, и жрица перестала даже вспоминать об Шадизаре. Она знала, что святилище не останется без присмотра, и жертвы будут падать на жертвенный камень в положенное время. В Храме хватало послушниц, которые могли шагнуть на следующую ступень – стать старшей жрицей.

Поэтому, когда утром, раздался боевой клич, больше похожий на рев дикого зверя, Инсаэль не удивилась и не испугалась. Сет не зря дал ей новое задание, он знал, что она скоро станет свободной.

Освободители, за считаные минуты прикончившие ряженых кочевников, оказались странной парой. Один, здоровый воин-северянин, походил на демона войны. Даже закаленные кочевники, против него казались малыми детьми, случайно схватившими оружие. Варвар крошил гирканийцев, как кукол, не обращая внимания на заливавшую его кровь.

Второй же человек был лишь жалким придатком северного воина. Он выбрался из кустов уже после того, как великан врубился в толпу степняков. И хотя напарник выглядел, как городской оборванец, что вечно трутся возле заведений, где подают хмельное пойло, он тоже с ходу ввязался в драку. И даже смог убить одного из гирканийцев. Но он был настолько маловыразителен на фоне могучего варвара, что жрица, почти не обратила на него внимания. Главным в паре явно был северянин.

Однако внимание на саму Инсаэль обратил именно «оборванец», он нашел её первым, и снял с лица надоевшую повязку. Даже несмотря на то, что варвар посоветовал ему не освобождать её. Похоже, этот молодой варвар – жрица сразу определила, что лет ему не больше двадцати трех – двадцати пяти – обладал развитым чутьем на искру. Он подошел к Инсаэль, внимательно посмотрел ей в глаза, потом, словно что-то прочитал в них, усмехнулся и разрешил второму развязать её. И именно в этот момент, когда парень пилил её веревку, она в первый раз почувствовала, что «оборванец» совсем не прост. Сначала она не поняла, что с ним не так. Чтобы разобраться, надо пройтись по нему заклинанием. Однако времени не было, и жрица оставила это дело на потом.

То, что варвар, в отличие от растаявшего «оборванца» никак не прореагировал на её красоту, и ни капли не посочувствовал её бедственному положению, разозлило Инсаэль. Она даже хотела высказаться о его мужских достоинствах. Но тут второй парень упомянул Киммерию, и в голове жрицы вспыхнуло – она поняла, что это за варвар. Про этого синеглазого Киммерийца она слышала – несмотря на молодость, этот северянин, уже прославился своими делами.

Правда, репутация Конана – так звали варвара – оказалась не очень подходящей для общения со старшей жрицей Стигийского Бога. Она и вспомнила-то его из-за рассказа о том, что именно он убил одного из самых известных старших жрецов Змея. Однако она заставила себя забыть об этом. На время конечно. Любой выступивший против Сэта, в конце концов, будет наказан, как это произошло сейчас с гирканийцами, посмевшими захватить её, верную послушницу Бога-Змея. И в этот раз, сам того не подозревая, разящей рукой Сэта выступил враг Змея. В этом весь Сэт – сделать так, чтобы враги сами перебили друг друга. Действовать нужно не только силой, но и хитростью.

Величие Сэта было продемонстрировано еще раз – в запале «оборванец» назвал цель, куда они движутся. Заброшенный город Хем. Инсаэль словно пронзило молнией – во сне Великий упоминал и этот город! Теперь абсолютно ясно, что все произошедшее не случайно – они должны были встретиться.

Как она и рассчитывала, сопротивление Конана сломил блеск желтого металла. Варвар согласился сопровождать её до ближайшего города, где есть ростовщик, связанный с Тураном. Там она обещала заплатить всю сумму. И это не обман, деньги для Храма ценности не имели, их всегда хватало. А у ростовщиков слово жрицы Сэта стоило столько же, сколько и само золото.

Кобыла под Инсаэль оказалась под стать ей самой – нервная и быстрая, даже непонятно откуда у мытарей такая скаковая лошадь, скорей всего, старший офицер был любитель скачек. Инсаэль наслаждалась, усмиряя нрав гордого животного. Да и в остальном все хорошо – она двигалась в нужном направлении, под надежной охраной, и никто не пытался ей помешать. В кои-то веки можно расслабиться и просто получать удовольствие от путешествия. Но была одна проблема, та которую она почувствовала в самом начале знакомства с Конаном и его спутником. Варвар называл его Конкин, имя было похоже на киммерийское, но самом деле, он не был киммерийцем. И сам он называл себя по-другому. Однако откуда он на самом деле, какая страна является его родиной, она определить не смогла. Но то, что он не уроженец Заморы, она знала точно.

Сейчас, во время спокойного путешествия, когда руки и язык у нее свободны, Инсаэль попробовала пройти по нему легким заклинанием узнавания. И тут её чуть не хватил удар! «Оборванец» оказался совсем не тем, за кого он себя выдавал – внутри его пряталась еще одна сущность. Похоже, из-за влияния этого демона, она и не могла определить национальность Конкина.

глава шестая

Конан подбросил на ладони набитый под завязку кожаный мешочек и улыбнулся – совсем неплохо эта «ведьма» платит за свою охрану. Словно богатый купец за сопровождение большого каравана. Но это и не удивительно, всем известно, что подвалы стигийских храмов битком набиты золотом. Хотя сам он еще не бывал ни в одном из этих сказочных хранилищ, но, почему-то, не сомневался, что это правда. Вот и сейчас это подтвердилось, ростовщик по первому слову жрицы, сразу же выдал запрошенную сумму. А уж про жадность менялы Конан знал не понаслышке – Аринтус и из Шадизара сбежал, не только из страха, но и потому, что не хотел платить Конану его долю. А тут он даже не стал плакаться, что дела совсем плохи и он скоро по миру пойдет. Таких жалоб Конан наслышался еще тогда, в Шадизаре. Как бы то ни было, сейчас Конан был рад, что Аринтус в тот раз сбежал, не расплатившись, потому что второй мешочек набитый монетами, уже оттягивал его карман. Варвар знал, что если бы меняла заплатил тогда, сейчас бы Конан давно забыл, как выглядят эти монеты. Такая уж странная была судьба у всех денег, приплывавших в руки Конана – они испарялись с завидной быстротой. Гораздо быстрее, чем он успевал их зарабатывать.

В общем-то, Конан мог уже давно достать Аринтуса – по счастливой случайности, он точно знал, где спрятался должник. Но в тот момент ему подвернулось неплохое дело по вскрытию одного хранилища там же в Шадизаре, а после этого дела ему пришлось срочно уехать из воровского города, и Конан оставил менялу на потом. Вполне могло случиться затяжное безденежье, и тогда должок от Аринтуса очень пригодится. Однако годы шли, и Конан уже почти забыл про те деньги, но судьба сама напомнила про них. Как только на их пути нарисовался Шемиран, он вспомнил, что именно тут прячется его должник. Ну и теперь не было никакого резона оставлять денежки жадному ростовщику. Кроме того, то, что он мог ссудить нужную сумму Инсаэль, тоже заставляло искать встречи с Аринтусом.

- Ну теперь может ты расскажешь, что это было? – Конан оторвал зубами мясо от кости и заработал челюстями, словно хищник рвущий добычу.

- Ты про что? – равнодушно спросила Инсаэль. Она тоже грызла мясо, правда, отрезая его от тушки своим острым ножом.

Варвар проглотил мясо, оттер рукой жирные губы и переспросил:

- Вот про это – почему вдруг Аринтус начал червяком перед тобой извиваться, чуть ноги тебе не целовал?

Жрица лишь равнодушно пожала плечами, и продолжала молча есть. Конкин тоже грыз свой кусок, и молчал. Хотя ему тоже было очень интересно, почему этот босой богач, вдруг грохнулся перед Инсаэль на колени, и все время пытался поцеловать её ноги. Хотя в разговоре перед этим, Санька чувствовал, что опасается он только варвара. И еще – он заметил, что упал перед девушкой он не сразу, а только когда разглядел её серьги. Перед тем, как началось представление, Конкин как раз перехватил его удивленно-испуганный взгляд. Серьги, действительно, несли в себе, что-то мрачное. Кажется, что то них исходила постоянная угроза. В первый раз, когда Санька их увидел, он почувствовал это особенно ярко. Потом, во время путешествия, пригляделся к ним и, наверное, привык. Потому что больше такого страха, как в начале, уже не испытывал. Конан же, похоже, и вовсе не заметил энергию, исходящую от черно-серых фигурок змея. Или сделал вид, что не заметил.

- Ты знаешь, что мы приближаемся к очень опасному месту? – спросила Инсаэль. Похоже, она не хотела говорить о произошедшем в Шемиране и пыталась перевести разговор.

- Ты про Ларшу?

Жрица бросила на него короткий острый взгляд и кивнула.

- Я не собираюсь заходить в Мертвый Город, мы проедем в стороне от него.

- И надеюсь, это будет днем?

- Да, ночевать возле проклятого города я не собираюсь.

Ответ, похоже, успокоил жрицу и она замолчала. Но этот разговор совершенно не успокоил Конкина, наоборот, у него сразу возникла куча вопросов.

- Эй, эй, ну-ка скажите мне, что это за Мертвый Город? И почему мимо него надо проезжать днем?

Инсаэль никак не среагировала на вопрос Саньки, а Конан удивленно посмотрел на него.

- Ты что, Конкин? Мы же говорили с тобой про Ларшу. Ты про нее все знаешь.

Теперь на Конкина удивленно смотрела и жрица. Он прикусил язык. Ни хрена себе – он все знает! Да ничего он не…. И вдруг Санька понял, что, действительно, знает про этот город. Откуда-то из глубин памяти вынырнуло множество историй, и он вспомнил, что специально собирал эти истории, потому что…, потому что…, потому…. Черт, ведь он охотник за древними сокровищами! Его словно ударило током. Еще один пласт его местного сознания внезапно открылся Конкину.

Вот почему он собирал любые слухи, любые, самые фантастические истории о похороненных и забытых сокровищах. И заброшенные города – это один из самых распространенных вариантов, где можно найти золото и камни. А кроме этого и кое-какие вещи, которые иногда стоят дороже и золота, и драгоценных камней. Картины прошлого, того, которое Санька на самом деле не переживал, рваными кусками вставали перед ним. Он замолчал и невидяще уставился в одну точку. Казалось еще чуть-чуть и он вспомнит все. Все о жизни его здешней личности. Но, как он не старался подстегнуть память, полностью её оживить не удалось. Однако про Мертвый Город он кое-что вспомнил. И впервые в его памяти начал оживать вечер встречи с Конаном.

Конкину повезло, что спутники не очень заинтересовались его непонятной забывчивостью, и начали обсуждать дальнейшую дорогу. Сейчас в то время, пока его никто не отвлекал, он мог, наконец, разобраться в событиях того судьбоносного дня. А это было непросто. Все из-за того, что в памяти переплелись две нити воспоминаний – его здешнего и его настоящего, московского.

А ведь, как говорят в приключенческих романах, ничего не предвещало беды. На вечер пятницы у Конкина был отработан постоянный ритуал. Он всегда начинал его с коллегами в баре, недалеко от конторы. Но с грозными работниками компьютера и ручки пить было скучно. После нескольких рюмок они вдруг начинали тупо обсуждать работу, словно недели в душном офисе им не хватило. Санька всегда в этом случае старался тихонько слинять и уже в одиночку ехать в какой-нибудь клуб, чтобы продолжить веселье. В субботу, если он просыпался не один, на этом все заканчивалось, и в воскресенье он уже просто отлеживался и отходил после возлияний и пьяной любви.

глава седьмая

Санька заулыбался любуясь Инсаэль – разозлившись, она стала еще красивей: черная шапка волос растрепалась, лицо порозовело, а глаза блестели, и как пишут в мелодрамах, метали молнии. Заметив его улыбку, девушка так сверкнула ими на Саньку, что тот мгновенно прогнал веселье и сделал равнодушное лицо. Ему совсем не хотелось становиться громоотводом. Кроме того, надо признаться, он все еще питал надежды, что Инсаэль начнет относиться к нему благосклонно. Нравилась она Конкину все больше, каждый день он находил в ней что-то особенное: то, как она откидывает волосы, то, как ловко сидит на лошади, и т.п…. Он начинал побаиваться, что влюбится окончательно, но успокаивал себя тем, что все, что происходит здесь – это не настоящая его жизнь, а так, словно бы он находился в игре. И в любой момент могу отключить компьютер.

Больше до вечера, о Ларше не говорили. Не знал, что думали его спутники, но Конкин все-таки хотел прояснить этот вопрос. Раз теперь он вспомнил, что Конан там побывал, значит, он все знает об этом городе. А в его здешней памяти, нашлось еще кое-что об этом Стигийском городе, то, что он когда-то накопал сам, в поисках возможных сокровищ. Но раз Конан сказал, что проезжать рядом с опасным местом они не будут, а ночевать там тем более, то Санька решил отложить это дело на потом. Ведь одно дело слышать о чем-то через третьи лица, и совсем другое узнать это у того, кто сам там был. А Ларша, как и любой Стигийский город, наверняка была набита сокровищами, не мог же Конан вывезти оттуда все! Конкин даже головой потряс, поняв, что заброшенный город его по-настоящему заинтересовал, и он уже мысленно прикидывал, где там что-то искать. Черт! На хрена это ему?! Ему бы выбраться отсюда живым и здоровым, и вернуться в свой, забитый людьми и машинами, город. Похоже, его местное я все больше начинало овладевать им. Он испугался, ведь так мог и забыть, кто он на самом деле!

Весь день Конан старался ехать впереди, как бы пресекая все вопросы. Конкин, боясь разозлить Инсаэль, тоже помалкивал, ну а та умела молчать лучше их двоих вместе взятых. Задумавшись о чем-то своем, она больше не проронила ни слова. Словно и не женщина. Все особы женского пола, которых Санька знал, день, проведенный в молчании, явно сочли бы пыткой.

Через пару часов после обеда, то, что еще утром казалось небольшой волной холмов, выросло, превратилось в настоящие горы, и продолжало расти. Вершины за первой, относительно невысокой грядой, в некоторых местах белели снежными шапками. Черт, подумал Конкин, это настоящие горы, а он до этого считал, что это будут просто какие-то поросшие травой слишком высокие холмы. Нет, похоже, пробираться им придется через настоящий перевал. Он с сомнением осмотрел их легкую одежку, для жаркой степи это нормально, но в горах-то, наверняка, будет холодно. Однако, как он помнил, разговора про поход через вершины не было, и Конкин решил, что они поедут дальше вдоль этой гряды. Наверное, так и должно было быть, иначе Конан давно бы предупредил их, но все получилось иначе. Как обычно – подумай о плохом, и оно случится.

На ночевку остановились у подножия ближайшей горы. Как Конкин и ожидал, к ночи с гор повеяло ощутимой прохладой, что сначала, после постоянной жары, даже показалось приятным. Санька подумал, что спать сегодня будет куда комфортнее, чем в прошлые дни, когда даже ночь не приносила прохлады. Единственное, что было сегодня не очень хорошим, так это ужин без свежего мяса. В Москве он совсем не был таким ярым любителем стейков или шашлыков, всегда старался больше налегать на рыбу, и вообще на морепродукты. Тут же он неожиданно почувствовал вкус ко всему мясному, хотя может это организм требовал – ведь тратил сил он тут в разы больше, чем в цивилизации.

Конан тоже ворчал, что сегодня придется обойтись вяленой кониной, но как-то не очень убедительно. Конкин подумал, что вряд ли он сильно переживает, варвар относился к присутствию еды философски. Если она есть - это хорошо и надо есть до отвала, если нет, что же поделаешь, значит, будет завтра, можно поспать и на голодный желудок. Однако он все равно развел костерок из привезенного с собой кизяка, и оставил Саньку раздувать его, а сам отправился побродить вокруг, поискать норы степных сусликов. Но через полчаса он вернулся и молча развел руки, показывая, что удачи не было.

Конкин уже был готов к этому, и успокаивая себя, вполголоса пробормотал:

- Ничего, сухое мясо, это тоже мясо…

Но тут в дело вступила ведьма. После того, что она в этот раз устроила, Санька действительно понял, что она вполне заслуживает этого звания.

Остановились на ночлег поздно, скоро должна была упасть быстрая южная ночь. В отличие от нашего мира, сумерек тут почти не было, полная темнота окутывала степь за каких-нибудь полчаса. Так что времени, пока еще виднелись с одной стороны горы, а с другой степь, оставалось совсем ничего.

Инсаэль, до невозможности молчаливая после утренней размолвки, впервые заговорила. При этом она обращалась к Конкину, намеренно игнорируя Конана.

- Хочешь свежего мяса?

Так как Санька как раз только об этом и думал, он даже вздрогнул. Она что читает его мысли? Он торопливо закивал головой и подтвердил:

- Конечно, хочу!

Конан уже достававший из своего мешка, завернутый в тонкую кожу кусок вяленой конины, усмехнулся и, не смотря на жрицу, сообщил:

- Все хотят, но степь вокруг нас пустая. Недалеко, за этими горами заколдованный город. Его тень дотянулась даже сюда. Звери давно ушли из предгорий.

- Может и ушли, но не все….

С этими загадочными словами, жрица направилась прямиком в сторону гор. Конкин во все глаза уставился на неё, куда это она подалась на ночь глядя. Та же, не оглядываясь, шагала все дальше, и вскоре начала подниматься вверх.

- Куда она? – встревоженно спросил Санька. – Скоро совсем стемнеет.

- Кто ее знает, - спокойно ответил Конан. – Да ты не переживай, придет. Жрице Сэта в этих местах ничего не страшно.