Конфетка для мажора

Пролог.

Выбираюсь из трамвая и пытаюсь сообразить, в какую сторону нужно двигаться. Определившись, качу чемодан в сторону светофора и замираю у края дороги в ожидании зелёного сигнала. Из динамиков машины несётся громкая музыка и стоящая рядом женщина осуждающе качает головой. Улыбаюсь: уверена, если бы она сидела на пассажирском месте этого хищного монстра, ей бы не было никакого дела до людей на улице.

Большой город двойных стандартов, здравствуй! Будем знакомиться, и пытаться подружиться, ведь я планирую здесь остаться, как минимум на пять лет, пока не закончится учёба. А дальше будет видно, далеко загадывать я не привыкла.

Машина срывается с места под желтый сигнал и обдает фонтаном брызг из огромной лужи. Моя светлая ветровка тотчас превращается в подобие половой тряпки, а с волос и лица капает грязная жижа.

Да, что-то не задалось…

Как ни странно, но я не злюсь. Наверное, чего-то подобного и стоило ожидать с моим везением: я без приключений доехала в поезде, освоила метро, нашла нужный маршрут трамвая и… Вот она я, встречай меня, культурная столица!

Перехожу дорогу и, пристроив свой багаж на бордюре, отыскиваю влажные салфетки в боковом кармане рюкзака. Как могу, оттираю лицо и руки, а куртку снимаю и сворачиваю, чтобы попытаться отчистить. Чай не сахарная, не замёрзну и не растаю.

К счастью, до общежития добираюсь без новых приключений, без них же умудряюсь заселиться.

Смотрю на тех, кто прибыл вместе со мной, и недовольные лица: а что вы хотели? Не лакшери пять звезд, зато в одной остановке до универа и стоит копейки.

Комендантом общежития оказывается строгая женщина с выкрашенными в цвет взбесившейся морковки волосами. Поджав тонкие губы, она проводила нас по комнатам, показав по пути важные объекты — санузел, душевые и кухню.

Вполне себе миленько. В интернате, котором я жила последние два года, было куда хуже, и ничего, все живы и здоровы.

— Принимайте пополнение, девочки, — Зоя Васильевна стучит в комнату пятьсот пять и подталкивает меня внутрь.

— Здравствуйте! — Застываю в пороге, осматриваясь.

Серо, безлико, убого… Как раз комната от интернатовской ничем не отличается.

На двух кроватях сидят симпатичные девчонки примерно моего возраста. Одна из них старательно протирала модные очки без оправы.

— Лариса, — представилась та, что в очках. — Первый курс.

— Очень приятно. Юля. Тоже первый.

— А это Аня, она с третьего. Из рекламщиков.

— Еще раз приятно, — повторяю и прохожу вглубь комнаты.

— Ты в какой группе? На кого поступила?

— Экология. Двести одиннадцатая.

— Ооо, круто! Вместе, значит, учиться будем!

Лариса подскакивает и хлопает в ладоши, как маленькая. Я тоже улыбаюсь: приятно будет видеть знакомое лицо. Мне кажется, мы подружимся.

Анна смотрит на прыжки Лары со снисходительной усмешкой, но ничего не говорит. Судя по закатанным глазам девушки, наша соседка тот ещё фрукт.

— Ладно, — потираю руки, — показывайте, что у вас и какие есть правила? А то я толком не успела изучить, с поезда и сразу сюда.

Лара гостеприимно распахивает шкаф, стоящий в углу. Точно такие же два стоят в противоположном.

— Это твой. Стол у окна наш общий, на двоих. У Ани свой. Кровать твоя тоже у окна, — пожимает плечами. — Надеюсь, ты не обидишься…

— Дует? — Кошусь с пониманием. Они первые заселились, им и выбирать.

— Не знаю. Но солнце в глаза лупит.

— Поняла. Можно будет шторку повесить. Или здесь запрещено.

— Да всем фиолетово. Хоть обои переклей, — подает голос Анна. Он у нее красивый, низкий. — Только кто этим заниматься будет? Не своё же.

— Не знааааю, — прикусываю губу. Все-таки мне здесь жить, а жить хочется в чистоте и комфорте. — Я бы, наверное, взялась.

1.

Юля.

Сдувая со лба чёлку, лихорадочно втискиваюсь в джинсы. Девчонки, проклиная меня, на чём свет стоит, тоже носятся по комнате. А всему виной генеральная уборка, которую мы устроили накануне. Нам с Ларой удалось убедить Аню, что в порядке жить будет лучше. Какая разница, что ненадолго. Для себя же! Сегодня после вводной пары договорились прогуляться в строительный магазин и выбрать обои. До вечера управимся, там и клеить-то нечего, считай.

Точнее, пойдем мы с Ларисой, а Ане будем только присылать варианты. И шторы! Обязательно надо купить шторы. Свет луны, а утром солнца действительно не дают нормально спать. К тому же, карниз над окном есть.

Странно, что никто не додумался прикрыть безобразие занавеской. Люди странные существа…

— Давай бегом, уже опаздываем!

Мы врываемся в актовый зал, в котором всех собирают, одними из последних. Даже, наверно, последними, потому что здесь яблоку негде упасть. А размеры впечатляют!!!

— Смотри, — показываю на второй ряд. — Там никто не сидит. Пойдем.

Тащу за собой Ларису, пробираясь к сцене. Она не сопротивляется, но особо идти не хочет. Я бы тоже, если честно, предпочла затеряться в толпе, но присесть надо: неизвестно, сколько продлится собрание, а моя нога долго не выдержит пытки в положении стоя.

Ах да, забыла совсем. Нога. После аварии, из-за которой я, собственно, и оказалась в интернате, что-то с ногой пошло не так. Вроде бы неправильно срослась. Врач в районном центре старательно вдалбливал мне необходимость операции, тыкал в лицо снимки, но он выбрал не то время. В те дни я находилась в дикой прострации и ничего не понимала. Потом уже начала соображать, но было поздно. Да и какая операция? Она денег стоит больших, а их у меня нет.

Хорошо еще, что я разработала конечность и хоть лёгкая хромота осталась, как и два отвратительных шрама на лодыжке, в остальном она меня не беспокоит. Летом я даже умудрилась подработать в тепличном хозяйстве нашего центра и получить отличную зарплату! При разумной экономии, на пару месяцев хватит, но я столько ждать не буду. Закончим с комнатой, и сразу начну искать работу.

— Ты уверена?

— А? Прости, я прослушала.

— Уверена, говорю, что тут можно садиться?

— А почему нет? Они не подписаны, что чьи-то, а сиденья рассчитаны, чтобы на них сидели.

Плюхаюсь на первое у прохода, а Лариса пролезает через меня и занимает соседнее. Третье и четвертое места пустуют пока. Кто-нибудь из опоздавших займёт.

Гул в зале стихает и на сцене появляется секретарь. Я её уже видела, когда приезжала летом и подавала оригиналы документов. Очень приятная и доброжелательная женщина. Она успокаивает взбудораженных студентов, говорит приветственные слова и отдает микрофон какому-то мужчине.

— Ректор, — шепчет Лариска.

С любопытством рассматриваю. В моем представлении ректоры — полненькие и лысеющие дяденьки, а этот огромный, метра под два ростом, и совсем не старый. Наверное, ему лет сорок или около сорока.

— Красавчик, скажи?

— Лар, — шиплю. — Просто видный мужчина.

Приходится замолчать, потому что «видный мужчина» начинает речь. Красивый голос усиливается микрофоном и разносится по залу. Нас поздравляют с началом нового этапа в жизни, желают успехов и прочего-прочего. Стандартная речь, в общем.

Тут со стороны входа раздаётся какой-то шум и ректору приходится прерваться. Все оборачиваются, но молчат. По проходу вразвалочку, двигаются три парня. Надо сказать, заметных парня. Высокие, спортивные… и наглые.

Первый, с зубочисткой, замирает около моего места и громко произносит:

— Не понял. Это чё за хрень?

2.

Юля.

Игнорирую вопрос, потому что «хренью» себя не считаю. Время в интернате научило меня бороться и отвечать, так что… А не пошли бы в волшебный лес, мистер?

Друзья наглеца успели обойти ряды и занять места слева от Лары, а нахал застыл каменным изваянием.

И всё это в полной тишине, между прочим! Как будто здесь спектакль разыгрывается. Ректор-то почему молчит?

— Слышь, убогая, я к тебе обращаюсь!

Смотрю прямо перед собой, хотя, конечно, в глубине души уже рыдаю, как маленькая девочка. Но нет, той девочки больше никто не увидит. Я дала себе слово, и нарушать его не буду!

Чувствую на воротнике чужую руку и вскрикиваю, когда меня буквально выдергивают с сиденья.

— Это. Моё. Место. — Чеканит блондин и усаживается, выставив меня в проход.

Его друзья с интересом наблюдают за перепалкой, в то время как Лариса пытается встать, но её крепко удерживает сосед, развалившийся в кресле.

— Харе, Амур, заканчивай. Не драконь девочку, она ещё пригодится.

От этих слов щёки вспыхивают огнём, а я начинаю пятиться. Только сейчас соображаю, что тишина была в моей голове. Ректор спокойно продолжает речь, не обращая никакого внимания на цирк под своим носом, а другие студенты перекидываются шепотками и даже пытаются снимать на телефон. Но никто — никто! — не спешит на помощь. Жаль, что Чипа и Дейла не существует, они бы прилетели и показали охреневшему парню, где раки зимуют!

Бороться бесполезно, и я просто отхожу к окну, прислонившись к подоконнику. Надеюсь, вступительное слово не будет чересчур длинным. Прислушиваюсь к голосу на сцене, он как раз вещает про ремонты в корпусах, новое оборудование и введение новых дисциплин. Это, конечно, очень интересно, но, судя по всему, в зале сейчас находятся разные курсы и специальности. Аня точно есть, а она с факультета рекламы.

И эти хамы-переростки на первокурсников не похожи.

Ректор всё говорит и говорит, а я всё жду и жду, когда же слова у него закончатся. Просто после общего собрания нас отправят по аудиториям для знакомства с кураторами, и всё повторится вновь. Аня нам успела рассказать примерный сценарий, когда мы до блеска натирали окно.

Ну, что я говорила?

Заключительными аккордами прозвучало приглашение разойтись по группам для решения первоочередных организационных вопросов. Чтобы не толкаться в потоке спешащих студентов, продолжаю стоять на своем месте. Нога, конечно, затекла и я как можно незаметнее её разминаю. Заодно жду Ларису, которую амбал, сидящий с ней рядом, не выпускает. Ларка краснеет, а эти три придурка только ржут над её смущением. Уже хочу вмешаться, привлечь внимание громким возгласом, но брюнет с растрёпанной челкой вдруг щёлкает подругу по носу.

— Увидимся, четырехглазая.

Верх цинизма! Я задыхаюсь от возмущения! В начальной школе у нас тоже дети смеялись, когда одноклассница пришла в очках. Но учительница объяснила, что нельзя высмеивать недостатки — человек не виноват в проблемах со здоровьем. Указывать на это — унижать в первую очередь себя самого.

— Не обижайся, Лар, — произношу громко и чётко. — В некоторых не заложено природой чувства такта. И очки тебе идут.

Шумкова делает огромные глаза и улыбается.

— Пойдём отсюда поскорее, а? Мне срочно надо успокоиться. — И шёпотом добавляет: — Не могу находиться рядом с ними. Мне страшно.

Я её хорошо понимаю, поэтому мы быстро вливаемся в поток, чтобы покинуть зал, оставляя бестактных аборигенов где-то за спинами.

— Болит?

— Терпимо.

— Я вообще в шоке. И все молча проглотили их хамство. Конечно, сынок ректора. Ты видела, он и бровью не повёл, хотя под носом же были?! Полный пипец.

— Ректора? Один из них? Шутишь?

— Тот, который тебя вытащил. Я так испугалась, что он уронит! Ты бы видела его лицо!

К сожалению, видела. Парня аж скрючило от брезгливости, когда он прикоснулся к моей одежде. Не привык, наверное, касаться вещей из обычных масс—маркетов. Ничего, ему полезно: лишний раз руки помоет, чище станет.

3.

Юля.

— Юль, ты ненормальная. Занять места святой троицы… надо уметь так вляпаться.

Веду плечом, сбрасывая Анину руку. Она ждала нас в коридоре около зала.

— Они не подписаны были, места эти. И вообще, надо раньше приходить было.

Блин! Да это смешно! Из—за какого—то кресла один урод нахамил, а соседка по комнате с подругой теперь качают головами. Культ сыночка ректора? Я на это не подписывалась.

— Давайте замнём, а? Ничего же страшного не случилось, правда?

Лариса соглашается, а вот на лице Анны сомнение.

— Ань, я всего лишь села на свободное место, — пытаюсь донести простую истину.

— Ты не понимаешь. Он обратил на тебя внимание. Сам Рома!

— Ага. И произносить имя с придыханием и благоговением? Он наглый и невоспитанный нахал, решивший, что ему всё можно. Ты фильмов не смотрела что ли? Ходят такие, которым всё типа можно, а потом рыдают в тёмном углу, потому что на каждую силу находится другая сила.

— Ты потише… — начинает Лариска, но, кажется поздно.

— Чё тут вякаешь, убогая?

Закатываю глаза и разворачиваюсь к внешнему раздражителю.

— По себе других не судят. Слышал такое? Или самолюбование отнимает всё свободное время? — Демонстративно громко фыркаю и подхватываю красную Лариску под локоть. — Пойдём. Нам ещё свою аудиторию найти надо.

На поиски уходит много времени: здание огромное, ещё и несколько корпусов. Хоть бы кто-нибудь умный сделал пометку, что аудитории с одним и тем же номером могут находиться в разных зданиях! Это верх издевательства над студентами! Такие мысли нам посещают с Шумковой, пока дружно бежим по улице к нужной нам кафедре. Не знаю, сколько времени понадобиться, чтобы всё выучить.

Успеваем буквально впритык перед звонком. Заскакиваем в аудиторию и, не глядя, поднимаемся наверх, к свободным партам. Впереди заняты все столы.

Усаживаемся ближе к окну и шёпотом переговариваемся, обсуждая план—минимум: доехать до гипера и выбрать обои, клей и мелочь для нашего а-ля косметического ремонта.

— Ещё бы набор инструментов. Дверцу в шкафу подтянуть, у стола ящик болтается.

— Можно кого—нибудь из парней будет попросить.

— Кого? — Иронично приподнимаю бровь. Много ты уже парней знаешь, чтобы обращаться к ним с просьбами?

— Я нет, но Аня наверняка же может своих попросить? Она вон, какая красотка!

Это да. Таран очень красивая и эффектная девушка: светлые длинные волосы, немного раскосые глаза и пухлые губы. И фигурка у нее — закачаешься! Это не я — метр в прыжке и то с кепкой.

Уже открываю рот, чтобы ответить, но так и замираю. В аудиторию заходит молодой мужчина невероятной внешности. Судя по реакции Ларисы, я не одна подзависла. Шатен среднего роста, на вид лет тридцати или меньше. Аккуратная щетина подчеркивает высокие скулы. А фигура… Батюшки! Белое поло облегает накаченные мышцы рук, в которых он держит объемную папку.

— Это наш куратор? Офигеть!

— Тише, — дергаю подругу. — Услышит.

— Да пофиг. Пусть слышит. Ему можно.

Ну да, я с ней согласна. Если такие преподаватели будут читать, женская часть групп точно будет ходить в отличницах! Я хоть и не заинтересована во флирте, но эстетическое удовольствие никто ж не отменял?

— Всем добрый день! Меня зовут Альберт Игоревич Сычёв, я ваш куратор. У вашего потока я буду вести философию.

Открываю тетрадь и размашисто записываю имя. Обвожу несколько раз, повторяя про себя. У красивого мужчины красивое имя. Даже жалею пару секундочек, что я всего лишь студентка. А потом записываю требования этого изверга и перестаю жалеть.

Ладно, посещаемость, это понятно. Но доклады, групповые работы, дискуссии… зачем?! Мы пришли природу защищать, а не про материи и высший разум беседы вести.

— Жееесть. — Лариска возмущена не меньше моего. — Двадцать минут, а я уже устала учиться.

Она как-то неловко машет рукой и сбивает мою сумку, стоящую на самом краю стола.

— Извините, — пищу и сползаю, чтобы собрать содержимое. Это надо быть такой вороной, чтобы забыть застегнуть. — Прости, ты не могла бы убрать ногу? — Обращаюсь к впереди сидящей одногруппнице, около туфли которой оказался мой бальзам для губ.

Она переводит на меня взгляд и специально — я же вижу! — надавливает толстым каблуком на тюбик.

— Дура! — Констатирую громким шёпотом, но в этот момент, как назло, все замолкают, и мой голос разносится по всей аудитории.

— Что Вы сказали? Девушка, я к Вам обращаюсь.

Делать нечего. Выпрямляюсь во весь рост и медленно поворачиваюсь к преподавательскому столу.

— Мне показалось, Альберт Игоревич, что я увидела слиток металла, имеющего форму бруска. — Если не сдаваться, то не сдаваться, верно? А учитывая, кем работал мой отец… Про металлургию я знаю много.

— Показалось, значит? Может, солнце слишком ярко светит? Студентка, эээ…

— Сахарова.

Куратор пробегается по списку.

— Юлия Сахарова, значит? Так что же, Юлия, могло вызвать у Вас такое странное видение?

— Вероятнее всего, некоторые эмоции не были пережиты в критической ситуации, и внешний раздражитель спровоцировал непроизвольное мысленное возвращение…

Начинаю нести какую-то ахинею, и благодарю всех богов философии (или кому они там поклонялись), когда Сычёв прерывает мой бред.

— Отлично. Об этом Вы нам расскажете на следующем занятии. Трёх дней хватит, думаю, подготовиться. Вы, судя по всему, прекрасно владеете темой. А теперь займите своё место и записывайте.

Смотрю за злосчастную раздавленную помадку и закусываю губу. Мне не жалко недорогую вещь. Мне жалко того, что это был подарок моей маленькой племяшки. Она купила мне её перед отъездом.

На автомате вывожу буквы: расписание, ближайшие мероприятия, контакты старосты.

— У нас уже и староста есть? Не выбирали же? — Спрашиваю Ларису, но она, как и я, непонимающе округляет глаза. — Да и ладно. Хорошо, что не мы.

4.

Роман.

Смотрю на тёмную макушку, которая показывается из-под стола, и непроизвольно морщусь. Опять эта. Убогая, но языкастая овца.

Прищуриваюсь, чтобы рассмотреть то, из-за чего она ползала на коленях. Фу, блин! Раздавленная помада. Чё, совсем с деньгами туго, что она собирает мусор?

Перевожу взгляд на Берта, который смотрит, в отличии от меня, с интересом. На эту? Сыча капитально заклинило что ли?

Мы сюда, если честно, приколоться пришли. Увидели, что наша Таранчиха стояла у зала и трепалась с девками, которые за языком не следят. Одна особенно. Юрец быстро вытряс инфу: оказывается, барышни на экологии учатся, да ещё и соседки нашей Анечки в общаге.

Так-то плевать, конечно, но за длинный язык наказать следует.

А тут ещё Альберт карты в руки дал. Вспомнил же про долг Юрасика. Друг скривился, а я кайфанул, когда лицо убогой вытянулось от удивления. Не ожидала, овечка, в первый же день отработку получить? Видимо, сильно накосячила, раз Берт зверанул. Студенты его, как правило, любят. Студентки особенно, но он ни-ни. В универе нельзя, этика и всё такое. Хотя иногда кадры попадаются достойные. Но однотипные какие-то: лица одинаковые, шмотки, как под копирку.

Толкаю Юрку в бок, играя бровями: можно неплохо повеселиться. Девочка явно захочет выслужиться и сама напишет всю работу, а друг и отработку закроет, и удовольствие получит. Фигурка у убогой норм. Ростом не вышла, но на пару раз сойдёт.

Знаем мы таких: бедная девочка из глубинки, которая мечтает покорить столицу. Три раза ха-ха. Как пачками приезжают, так пачками и сваливают: здесь своих «звёзд» хватает.

Вот одна из них, кстати. Легка на помине.

— Ну чё вы, долго ещё? Ром?

Жму руку Сычу, который для всех строгий, но справедливый препод, а для меня сосед по даче. Бати наши давно дружат, а мы не то, чтобы очень. Так, общаемся неплохо, на вечеринах зависаем вместе.

— Привет, — смачно целую свою типа девушку. У нас свободные отношения или типа того. Весной зависали вдвоём, потом на лето разъехались. Сегодня вот встретились.

Рассматриваю Лизку: загорела, кое-что явно увеличила.

— Нравится? — Замечает мой взгляд?

— Пойдёт.

Я не фанат большой груди, но ей идёт.

— Поехали?

— Сча, Лизок, пять сек. Надо с Юркой поговорить.

Надувается и бормочет в спину, что мог бы и позвонить другу. Мог бы, но на вечер у меня планы: я вроде как и правда соскучился. А Юрика надо обработать сразу, чтоб не съехал с темы, раз уж такой шанс выпал.

Удивлён: он и не собирается съезжать. В аудитории стоит хохот, когда вхожу. Берт уже свалил, просочился мимо, пока я с Лизкой здоровался.

Отмечаю, что смех у убогой звонкий и заразительный, так и тянет улыбнуться в ответ. Но ляяяяя, это же провинция провинций. От неё прёт рынком и столовскими макаронами.

Тут я привираю малёхо: пахнет от неё почему-то шоколадом. Мне в первый раз показалось, а сейчас я убедился, когда рядом встал. Специально выход перекрыл, чтоб ей протискиваться пришлось. Справилась и даже не задела, не то, что её неуклюжая подруга. И очки дурацкие!

— Что за ржач устроили? — Засовываю большие пальцы в карманы джинсов. Покачиваюсь с пятки на носок и смотрю на друзей. — Её на место поставить надо, а не веселить. Или ты решил с порога? Пусть между делом в перерывах доклад строчит?

Есть у Юрика пунктик: нравится ему, чтобы девка утром завтрак готовила. Выбирает, правда, не тех. Ещё ни одна нормально не накормила.

— А чё тянуть? Мордашка хорошенькая, фигурка ваще отпад. А то, что хромоножка, так проще будет. Ещё и спасибо скажет. Я ж не обижу.

— Узнаю товарища. На тачке не забудь прокатить.

— Не учи батю шнурки завязывать.

Лыблюсь и уже сворачиваю к выходу, но останавливаюсь.

— А чё ты её хромой назвал?

— Дак хромая она. Не заметил?

— Не смотрел, — буркаю. Ещё и хромая. Точно, убогая.

Мне её даже немного жалко становится: после Езерского девчонки ревут в три ручья, когда он через пару дней забывает их имена. Но сама напросилась: не фиг было вякать. Пацаны весь час, пока нам мозги делали, прикалывались, как меня мелочь уделала.

Вякнула хрень какую-то, но за то, что рот прилюдно открыла… за это и получит.

Тяну за собой Лизку, которая на каблучищах еле ногами перебирает. Всегда было интересно: какой смысл носить такие туфли, если не умеешь в них ходить? Красиво, согласен. Пока стоит. Но неужели не понимает, что двигается, как корова и вся красота сливается?

— Не так быстро, Ром.

— Ты ж вроде сама просила побыстрее?

На самом деле я не могу объяснить, куда тороплюсь. Дел на сегодня никаких, в планах вообще было отоспаться после вчерашнего.

— Просила, но ты слишком спешишь. Может, — Лизка тянет, чтобы остановился, — на ручках донесешь? Меня ещё никто не носил на руках. А, Амурский?

Приподнимаю бровь, а потом закидываю повизгивающую Елизавету на плечо и широким шагом покидаю здание универа.

— Эээй, я не так хотела. Никакой романтики! Ромаааа!

Хлопаю пятернёй по пятой точке, чтобы громко не орала.

— Где я, где романтика? Ты ничего не попутала, Лизок? В следующий раз будешь чётче формулировать свои желания.

Пикнув сингалкой, скидываю ношу на пассажирское сиденье и выпрямляюсь. Встречаюсь взглядом с холодным блеском карих глаз. Убогая хромоножка буквально замораживает, стоя в нескольких метрах от моей тачки со своей очкастой подругой.

Машина понравилась? Ну пусть посмотрит, мне не жалко. Пока неторопливо обхожу капот, долетают обрывки фраз.

Надо же, какая встреча? Судя по возмущению, убогая стала жертвой вчерашней шалости… Чёрт, а как звали вчерашнюю девку? Мы с Юрасом уже отмечать начали, когда к нам подсели эти барби. Вера, Вета? Неважно.

— Ромчик, ну чё ты завис?

— Думаю.

— Ммм, о чём?

— Думаю, что скоро мы неплохо повеселимся.

5.

Юля.

— Ты уверена, что это был он?

— Не сто процентов, но, кажется, да. Вряд ли цвет очень популярный.

Стоило нам выйти на улицу, как мы наткнулись на машину, очень похожую на вчерашнюю. Я возмущённо вспоминаю детали и мы делаем вывод, что это был он, наглый хам, решивший, что ему всё позволено. Кстати, вот и Его Величество Ч(м)удак I. Тащит на плече довольную девушку. Варвар, блин. Неужели нормально на руки не взять?

Из-за него, между прочим, мне ночью пришлось потратить лишний час на стирку вместо заслуженного отдыха. Глаза чешутся от недосыпа, но я мысленно машу рукой: высплюсь в другой жизни, а на эту у меня грандиозные планы. В пределах моей реальности, конечно. Кто-то мечтает купить пароход, а я хочу сегодня разделаться с походом в магазин.

— Может, пройдемся? Нам недалеко. И погода шик.

Лариска с сомнением косится на меня, но я лишь улыбаюсь:

— Конечно, пройдемся. Заодно район немного изучим, я ж, считай, первый день здесь.

— Я немного дольше, успела погулять. Тут парк красивый недалеко. Может, через него пойдём?

— А давай.

Мы дружно направляемся к переходу и замираем напротив красного сигнала светофора. Один большой минус мегаполиса в мою личную копилку: слишком долгие сигналы, целых сто две секунды! Я привыкла к нашему городку, где один регулируемый перекрёсток, и то светофор всегда сломан.

— Подвезти?

На расстоянии протянутой руки останавливается низкий спортивный автомобиль, из которого выглядывает сегодняшний знакомый Юрий. Удивительно, конечно, что он оказался другом надутого ч(м)удака. Представив, как смотрится в короне с надписью во имя себя любимого, прыскаю в кулак.

— Рад, что вызываю положительные эмоции. Прыгайте, девчонки?

— О нет, спасибо, Юра. Мы прогуляемся. Завтра после третьей пары в библиотеке?

Мы еще в аудитории договорились там встретиться, чтобы подготовить начало доклада. Я сначала с ужасом смотрела на своего «партнёра» по работе, но он оказался веселым и совсем не высокомерным. Мы даже успели посмеяться парочке забавных рассказов, пока кое-кто не испортил настроение.

— Ларис, ничего, что я за двоих отказалась? — Мы ступаем на переход, когда загорается зелёный сигнал. — А то тебя и не спросила.

— Правильно, правильно. Я ни за что не села бы к такому.

— Согласна. Он хоть и веселый, но что-то в нём не так.

Приятный он, да. Но, наверное, слишком простой.

— Первый день, а столько всего успело произойти. Ты отработку схватила.

— Не говори. Не так я планировала провести первую неделю.

Пока болтаем, проходим сквер: красиво и уютно. Извилистые дорожки, забавно подстриженные кусты, осенние клумбы.

— Люблю такие места, — довольно щурюсь на всё ещё пригревающее солнце. — Напоминают мне родной город.

— Ага. Я тоже, как приехала, сюда ходила каждый день. Но здесь только днем хорошо, вечером компании собираются.

— Поняла. Вечером сюда не суёмся.

Лариса делится своими открытиями про Питер, рассказывает, где успела побывать и куда бы хотела съездить. Мы обсуждаем планы по «захвату» достопримечательностей и договариваемся обязательно посетить самые известные. Но сначала то, ради чего мы пришли.

Никогда не думала, что выбор обоев похож на пытку. Может, потому что никогда сама их не выбирала? Ремонт в комнате делали родители, я полностью доверяла их мнению.

— Может, эти? — Смахивая со лба пот, щёлкаю, наверное, сотый рисунок и отправляю Ане. Нам никак не удается договориться: что-то не нравится ей, что-то Ларисе. Мне уже все равно, лишь бы чисто.

— Давай такие? — Морщусь от выбора Лары.

— Чересчур ярко, нет? Даже сейчас перед глазами рябит.

— Ну да. Тогда какие?

— Слушай, давай самые простые? Белые?

Снова ходим по рядам, потому что просто белых нет. Хотелось бы, но… В итоге нам везёт — свело-бежевые рулоны отправляются в тележку. Туда же летит валик, лоток и клей.

— Ещё шторы и мы свободны!

Так как шторы являются моей идеей и покупкой, выбираю я их на свой вкус. Консультант помогает подобрать расцветку на несколько тонов темнее выбранных обоев. Обещает, что материал не будет пропускать солнечные лучи. Свет от ламп точно не пропускает, и мы забираем с собой. Подшить при необходимости до нужной длины мы с Ларисой можем и сами.

С тяжелыми пакетами, но счастливые, добираемся до общаги.

— Ого! — А я и не знала, что Лариса умеет свистеть. Тоже еле сдерживаюсь.

— А кто это?

— Не знаю, — Лара шумно выдыхает и ставит ношу около двери.

В комнату не войти: на наших кроватях расположились незнакомые парочки, а сама Аня хохочет на подоконнике с девушкой, которую мы видели днём с ней.

— Ань, — Шумкова перекрикивает голоса, — можно тебя на минутку?

Таран (фамилия Ане подходит безумно!) выскальзывает к нам.

6.

Юля.

— Кажется, у меня просто нет больше сил. — Я падаю на стул и боюсь, что от любого шевеления у меня оторвутся руки.

— Да, я тоже представляла себе иначе. — Лариса шумно дышит, устраиваясь на полу.

Кровати и всю мебель мы закрыли тряпками и пакетами, чтобы оградить от пыли.

— Да здесь со времен царя Гороха никто ремонт не делал! Ужас!

Мы с интересом рассматриваем обрывок газеты, которую обнаружили под слоем старых обоев. Не просто брывок — раритет 1989 года.

— Обалдеть! Меня тогда еще и в проекте не было!

— Меня тоже, — соглашаюсь. — Ларчик, нам надо доделать сегодня и всё намыть, чтобы завтра заняться поклейкой.

Метраж небольшой, но здание старое и потолки, соответственно, высокие. Еле-еле выпросили у коменды старую стремянку. Шумкова высоты боится, поэтому весь верх был моим. Руки от усталости плетьми висят. Хорошо, что набросала план доклада — сейчас из меня не то, что мысли, умного слова не вытянешь.

Заканчиваем в начале четвертого. Комната блестит, если можно применить слово к ободранным стенам и обшарпанному линолеуму. Его бы тоже заменить, но своими силами не справимся. Решили потом придумать что—нибудь, типа мягкого коврика: и уютно, и тепло. Главное, в обуви не топтаться.

— Какой смысл вчера было мыть, если сегодня снова?

— Прости! Каюсь, я не подумала! Но сегодня явно меньше уборки, только пыль.

Пыли очень много! И обрывков. Мы их пихаем в большущие черные мешки и собираемся утром вытащить к мусорным бакам. Ночью из общаги можно даже не пытаться выйти — бдительные старушки не спят.

Утром, разумеется, просыпаем и повторяем вчерашнюю суету с одной лишь разницей — сегодня нас двое.

— Ты во сколько встречаешься с этим?

— После третьей пары.

— Я тогда пока полоски нарежу?

— Можно.

Мы еще вчера сделали все замеры. Повезло хоть с тем, что стены ровные, без всяких там перепадов, как у нас дома.

— А я приду, всё сделаем. Покажу план, может, он согласится дома написать, а потом соединить?

— Этот?

— Ага. Тоже есть сомнения?

— Галёрка, я вам не мешаю? Может быть, вместо меня кто-то хочет выйти? Никакой дисциплины! Как школу закончили?!

Тихо извиняемся и утыкаемся в конспекты. Ещё одной отработки я не переживу!

К концу пары у меня болят не только мышцы, но и пальцы.

— Офигеть! Я пару лет столько не писала! — Дую на подушечки, которые задеревенели. Пять листов, Карл! Пять! И это только первое занятие.

— Дальше хуже будет. Ты видела у нее на столе самостоятельные распечатанные?

К сожалению, видела. Поэтому просто киваю. Воевать с логарифмами и дифференциалами задачка непростая, но довольно интересная: хочется решить, чтобы доказать самой себе — «могу». Только… Только преподавательница на девушек всех смотрит злой мегерой, как будто женский пол ненавидит.

Следующими парами у нас стоит сдвоенная химия и там становится ещё более тоскливо. Судя по объяснениям, до лабораторных работ и опытов нас допустят не раньше весны, а пока будем зубрить технику безопасности и теорию. Это самая скучная скукотища, которую только изобрели! Надеюсь, другие предметы не подведут.

Ровно в пятнадцать ноль-ноль я открываю двери библиотеки. Сюда я попадаю впервые: нам только обозначили корпус, а методические пособия и учебники выдадут на следующей неделе.

В огромном зале ни души. Выбираю удобный диванчик около пальмы в огромной кадке и достаю блокнот, в котором делала пометки. До четырёх упорно выписываю тезисы, разыскиваю необходимую литературу и фотографирую нужные странички. В четыре начинаю терять терпение: пары заканчиваются у всех одинаково, даже если задержали, уже можно было прийти.

Сдаю книги и дергаю на себя тяжелую дверь. Знала бы, не пошла бы!

С расстройства покупаю себе и Ларе по мороженому и взлетаю на наш этаж. Злость почти прошла, остался неприятный осадок. Не зря этот Юрий вызывал подозрение.

— Ларис, я приш… — Проглатываю окончание, когда понимаю, что передо мной совсем не Лариса.

Сама Шумкова с огромными глазами стоит у окна и держит в руках валик для нанесения клея.

7.

7.

Юля.

— Неожиданно! — Хмыкаю, протягивая Ларе мороженое. Для этого мне приходится обойти Юрия по дуге. — Мы договаривались встретиться в библиотеке. Я потеряла время.

Урок первый: обменивайся телефонами и не верь наглым парням. Два в одном даже получилось.

— А я забыл, — нагло ухмыляется друг Романа, перекатываясь с пятки на носок.

— Принято. — Я, кажется, упоминала, что умею за себя постоять? — Учитывая, что я начала делать работу одна, будет справедливо, если ты поможешь выполнить и мне сегодняшнюю работу. Ларис, отдай Юре валик, пожалуйста.

— А ты борзая, я смотрю?

— А ты плохо играешь роль хорошего парня, я смотрю? — Отбриваю его в таком же тоне. — Сдавать надо вместе, поэтому либо соглашаешься помогать, либо делаешь свой доклад.

— Не вижу подвоха.

— Подвох в том, что я в теме, а ты вряд ли.

Упоминать, что мне пришлось посещать психолога и прорабатывать многие темы я, естественно, не буду. Но после занятий с ней во мне проснулся интерес, и вечерами я с упоением читала огромное количество книг по психологии, зацепляя философию, логику и даже теологию. Если автор излагает интересно, в книге проживаешь написанное, и оно уже оседает на подкорке, ожидая применения.

— Слушай, ты в чём-то права, но я как бы не особо и в этой теме. Может, я вам бригаду найду, которая быстро справится?

— Нет! — В один голос восклицаем с Шумковой. Её мотива я пока не знаю, а мой прозрачен: никакого чувства долга перед кем-либо. — Сами справимся. Тебе только клей размазывать тонким слоем, неужели не справишься?

Н-да, через двадцать минут и две испорченные полосы стало понятно: не справится. То ли реально мозгов не хватает, то ли руки растут из плеч, только чтобы есть и курить…

— Я же говорил.

— Специально? Ты специально испортил? — Я злюсь, так как расчет рулона под метраж и теперь мы остёмся без запасного кусочка, который должен был оставаться «на всякий случай». Кто же знал, что этот «случай» окажется высоким брюнетом и наглой ухмылкой?

Лариска вообще, кажется, его боится, забиваясь в угол. Я угрозы не чувствую, мне даже периодически смешно становилось от потуг парня, но дело есть дело.

— На выход. Завтра не придёшь, пишешь сам. И вот, — протягиваю свои записи, — сфотографируй, чтобы знать, о чём речь.

Юрий небрежно фоткает протянутые листы (а у меня в голове сразу мысль: фиг он посмотрит в них), и разворачивается к двери.

— Слушай, чуть не забыл. Ромыч тебе передал.

На конспект опускается пакетик известной сети декоративной косметики. Уточнение — профессиональной косметики.

— Что там?

— Посмотри, — равнодушно пожимает плечами мой «напарник» и сваливает.

— Что это? — Лариска проявляет любопытство, и мы вместе вытряхиваем содержимое на кровать.

— Эээ, — выдавливаю я, рассматривая четыре коробочки с помадами разных оттенков. — Ты тоже это видишь?

— Ага! Зачем это тебе?

— Без понятия. Может, он ошибся, хотел передать яд? Или они отравлены?

Это нервная шутка, конечно же.

— Юль?

— М? Давай уберем? Завтра надо найти его и вернуть пакет. Или передать через его друга.

На этом мы аккуратно складываем обратно косметику, даже не открыв. Пусть сам разбирается с ошибками и прочим. Даже если это способ извиниться за своё свинское поведение — не прокатит. Я прекрасно понимаю слова, сказанные в лицо. Оскорбил он меня при всех, вот и извиняется пусть также. Если я не ошиблась и этот жест — признание вины.

В отличие от Юры, у нас с руками оказывается порядок и уже ближе к полуночи комната сияет чистенькими стенами, а на окне красуются классные шторы. Повезло, что они подошли по длине и подшивать не потребовалось. Только голова немного кружится от переутомления, и нога решила сказать мне своё «фи» в ответ на непривычные физические нагрузки.

— Есть хочется, — Лариса взяла на себя последние штрихи по уборке, пока я запихивала оставшийся мусор в мешки. — Кроме мороженого во рту сегодня ничего не было.

— Ага. Надо начинать плотно завтракать и готовить обеды. Не знаю, как Аня, а я привыкла к простому. Можем по очереди готовить на несколько дней?

Мини-холодильник в комнате имеется. Я поначалу приняла его за тумбочку и только потом рассмотрела: кто-то из прошлых жильцов искусно обклеил его цветной плёнкой.

— Я за. Не очень хорошо готовлю, но можно смотреть рецепты в интернете. А ты?

— Если не разучилась. В последние два года не приходилось ничего делать руками. Жизнь на гособеспечнии такая, знаешь ли. — Поднимаю уголок губы в ответ на вопросительный взгляд.

— А у нас тоже школы старшей в посёлке не было, приходилось или ездить каждый день, или перебираться в общежитие. У вас тоже?

— Угу. Типа того, да. Слушай, а у меня же в сумке пара упаковок макарон должна быть. Племяшка засунула, она у меня хозяйственная. Только соли нет…

— Фигня. Я такая голодная, что слона съем.

Мы выбираемся в кухню, позаимствовав у Ани кастрюльку и ложку. С удивлением обнаруживаем, что не все расползлись спать. За столами тихая, но оживленная беседа. Разживаемся не только солью, но и специями, и даже дуршлагом. Заодно знакомимся с соседями по коридору. На этом этаже с первого курса мы одни.

— Надо посуду прикупить, я про это не подумала.

— Я тоже, — уплетая а-ля спагетти, накидываю в уме ближайшие покупки. Деньги ускользают сквозь пальцы и если в ближайшее время я не найду работу… — Надо объявления полистать, куда можно пристроиться, чтобы с гибким графиком или вечерами.

— Официанткой? Оптимально, но…

— Но не моё, да. Кому нужна будет хромая лошадь к концу смены? Но можно попробовать на первое время. Я и кофе варить умею, если что.

Ложась спать, удовлетворенно вытягиваюсь: мне нравится. Тяжело, но это жизнь. А ещё приятная усталость не даёт погрузиться в мысли и тоску по дому. Тоже ведь плюс?

П.С. Для настроения. Доброе утро :-)

8.

Юля.

— Заметила, что с каждым разом вставать всё проще и проще? — Лариса глубоко вздыхает и первой выбирается из—под одеяла. Я повторяю её действия, но первые пять минут сижу и тоскливо смотрю на отёкшую ногу: допрыгалась вчера.

Растираю, пока Лара занята выуживанием из шкафа косметички с моющими принадлежностями.

— Займи и мне очередь, а? — Прошу, понимая, что придётся немного задержаться.

— Оки. Только поторопись, через полчаса не пробиться будет.

— Помню.

Нам приходится подниматься раньше, чтобы успеть помыться вне потока желающих привести себя в порядок. Зато есть плюс: пока все моются, мы в тишине воспользуемся кухней. Естественное, в перспективе, когда купим всё необходимое.

Ладно, я, жила на всё готовом, но почему Шумкова, приехавшая аж на неделю раньше, не обзавелась ничем полезным? Мне сначала она показалась бойкой девчонкой, но сейчас я смотрю на неё и вижу растерянного ребёнка. Она старается, но я по сравнению с ней старше на целую жизнь.

— Слушай, чем вы питались, пока меня не было?

— Печеньем с молоком?

— Печеньем? — Я от неожиданности даже кашлять начала. — И всё?

— Ещё пиццу заказывали по очереди.

— Я в шоке.

— Ты просто не понимаешь! Я первый раз вырвалась от родителей, никакого контроля! Хоть чипсы покупай, хоть пиццу. Но, правда, денег они не будут присылать на любые хотелки.

— Вот и я о том. Беги в очередь, я подойду. До выходных обустроимся и начнем искать подработку.

Лариска выходит, а я достаю гель и обильно наношу на ногу. Разумнее после душа, но очень уж лекарство пахнет! Поэтому намажу сейчас, впитается и смоется только лишнее.

Заодно сложила тетради в сумку и проверила, чтобы пакет с непонятной передачей от Романа не замялся. Сегодня же найду его и верну.

Быстро-быстро приводим себя в порядок и, одевшись, выскакиваем из общаги.

— Если сейчас не выпью кофе или чай сладкий, просто свалюсь, — Шумкова облизывается на красочную вывеску кофейни.

— Они закрыты ещё. Может, в районе универа есть? Обычно кроме столовой есть точки, где можно перекусить.

— А ты откуда знаешь?

— Книги читаю. Лар, включи мозги. Я же вакансии искала, только вот с адресами пока плохо, не ориентируюсь, но точно видела на карте.

Шумкова меня поторапливает, чтобы «заморить червячка», а я под её щебет пытаюсь соображать, как успеть написать работу, учитывая, что времени не осталось.

— Ларис, подожди. У тебя ноутбука случайно нет? Печатать быстрее, чем писать от руки. Это я всё про доклад думаю.

— Не, у меня нет. У Аньки есть, но она с собой увезла и, если честно, вряд ли даст. А если в библиотеке спросить? Там должны быть компьютеры.

— Думаешь? Я не видела. Конечно, не рассматривала специально… — А зря! В интернате компы как раз стояли в читальном зале. Что-то я сразу и не сообразила. — С тобой съездим и вернусь.

— Юлька, ты смешная такая. Я сама куплю всё. Нам на первое время не так и много надо. Если тебе цвет тарелки не принципиален, конечно.

— Ещё как! Только голубое блюдечко с золотой каёмочкой! — Она меня очень выручила своим предложением! — Спасибо! Ещё бы чудика выцепить и заставить поработать мозгами. Кстатииии, я вчера не спросила. Он как в комнату-то попал?

— Пришёл перед твоим приходом. Я ему не успела сказать, где ты.

— Понятно. Даже если бы и сказала, никуда бы он не поехал.

— Я тоже так думаю. У меня чувство, что он поиздеваться хочет, хоть и строит типа «своего» парня.

— Угу. Подожди-ка.

На светофоре притормаживает знакомая машина, из открытых окон которой несётся громкая музыка. Ускоряюсь и заглядываю в салон. Так и есть: какая прекрасная встреча. Вот сейчас я чертовски рада долгим светофорам.

— Доброе утро! Это твоё.

Подношу пакет с косметикой к водителю и разжимаю пальцы, занеся его над коленями Романа. Куда приземляется, не рассматриваю, но мне главное — вернуть.

Под гневный рык вернуться, шагаю на переход и перебегаю дорогу. Теперь нас разделяют четыре полосы и целых тридцать семь секунд замечательного красного цвета.

— А знаешь, я тоже не откажусь от стаканчика кофе.

— Что он тебе сказал?

— Ничего. Положила и ушла. Он же передал без объяснений, почему я должна комментировать или благодарить? Я не просила ничего так-то.

— Юль, ты такая иногда странная. В хорошем смысле. Таран визжала бы и уже мазалась всеми одновременно.

— Ты права. Я не такая и такой быть не хочу.

Хорошо, что Шумкова переключается на поиск кофе, иначе пришлось бы развивать тему, а мне не очень хотелось.

Получив по стаканчику ароматного капучино и горячему круассану, мы идем к пешеходному переходу с довольными моськами. Жизнь удалась!

— Как мало для счастья надо, скажи?

— Однозначно! — Откусываю сдобу и готова даже замурлыкать от удовольствия. Ничто не омрачит моего настроения! Ничто и никто, кроме…

— Стоять!

Ага, разбежалась! И хоть имени названо не было, нетрудно догадаться, кого поджидал нахмуренный блондин.

— Убогая… Чёрт, как тебя? Юля!

— Это тебя.

— Пойдем, мало ли здесь Юль.

Вот прицепился, а?

— Юля!!!

— Ты не бойся, он при людях ничего не сделает же?

Как бы проверять не хочется, поэтому по ступеням я буквально взлетаю. Кхм… Почти успеваю юркнуть в дверь.

— Я за тобой бегать должен?

— За мной? Я не просила. И отпусти мою одежду.

Блондин отдергивает руку и смотрит на свои пальцы.

— Страшно? В следующий раз дустом обработаю.

— Я просил подождать.

— Уважаемый… эээ… ладно. Обойдемся без «уважаемого». Когда просят, употребляют слова-помощники. Например, «пожалуйста». Что-то я не расслышала такого.

— Зачем пакет вернула?

Н-да, с кем я разговариваю?

— Я не просила мне что-либо покупать или передавать. Брать чужое не привыкла. Я доступно объяснила?

9.

Роман.

— Сначала пообедаем? Ром?

Лизкин огромный минус — она не умеет держать рот закрытым. Если не занята делом, то приходится выслушивать тонны бреда, которые выливаются из ярко-накрашенного рта.

— В Исакий давай? Они новый зал открыли. Девчонки говорят, что вау-вау просто! Фотки выходят офигенные!

— Фотки офигенные, — повторяю, плавая в каких-то своих мыслях. — Давай, окей. Минуту

Заторможено прижимаюсь к обочине и выхожу из тачки. Прикурить бы, но уже пару недель как бросаю. И зубочистки закончились, чёрт!

— Лиз, я сейчас. Заказывай пока столик, — бросаю в окно, рассматривая витрину известного бутика.

Не отдаю себе отчёт, когда оказываюсь внутри. Никогда не любил шоппинг, терпеть не могу подобные магазы, но сейчас стою и тупо рассматриваю косметику.

— Вам помочь?

Консультант выплывает сбоку, демонстрируя голливудскую улыбку.

— Да. Пожалуй, да. Мне нужна помада для… эээ… Просто помада.

Щёлкаю пальцами, чтобы покороче сформулировать и убраться отсюда. На автомате отвечаю на какие-то вопросы, а перед глазами стоит убогая. То, как бережно она держала в руках расхераченный пластик…

Пока девка суетится, демонстрируя мне разные цвета и зону декольте, вспоминаю маму. Как же меня бесил бабушкин смех и постоянное пренебрежение в адрес матери: бабку всегда раздражало мамино стремление экономить и не выбрасывать сломанные вещи. У отца до сих пор стоят коробки с вещами, которые мама тщательно собирала с присказкой «пригодится». Когда был мелкий, не понимал, а потом отец объяснил мне, что она из очень скромной семьи и у них так было принято.

— Как Вам эта серия?

Выныриваю из мыслей и спотыкаюсь взглядом на разноцветных коробочках. Я серьёзно это всё «смотрел»?!

— Норм.

— А эта? Для молодой девушки прекрасно подойдёт оттенок. Наша новинка…

— Пойдёт.

— Ааа… кхм… какую из них оставляем?

— По фиг вообще.

Наугад хватаю и топаю к кассе. Достало. Всё достало.

Сейчас бы перекусить и завалиться спать, но в тачке ждёт Лизка, от которой быстро не отделаешься.

Забираю подарочный пакет и выхожу на свежий воздух. Башку нещадно ломит, а запах миллиарда духов ещё больше усилил боль.

— Ооо, это мне?!

Лозукова лезет носом в пакет, но я грубо забираю у неё и швыряю в бардачок. На хрена купил? Пожалеть решил? Я?

— А я столик заказала, поедем?

Лизка смотрит с подозрением, и я её понимаю: обычно не веду себя, как последнее чмо. Не знаю, что нашло. Заклинило.

Выбесила одна! Как увидел дерзкий взгляд, так что-то внутри сорвалось. Ушла бы тихо, и никто бы не тронул, но теперь…

И помада эта. Сдалась она мне? План был прост, как три копейки: развести, сломать, получить удовлетворение от удачного завершения. Всё! Никаких бонусов в виде подарков не предполагалось.

— Роооом? Ну мы едем? Я уже своим всем написала, что сегодня там обедаю. Пофоткаешь меня? Как ты умеешь? А?

Мой ответ не требуется, учитывая, что Лозукову отвлекает входящий звонок. Всю дорогу она треплется про новую капсульную коллекцию какого-то там нового «хрена-с-горы». Удивительно, сколько ненужной информации может вмещать женская голова.

Наш город — большая деревня. Первый, кого цепляю в зале, Езерский с подругой.

— Лизка, слушай, а ты была в Исаакиевском?

Юрец расположился напротив за столиком, успевая лапать очередную куклу. Уверен, он даже имени её не знает.

— Зачем?

— Посмотреть. Зачем люди ходят в музеи, например?

— Фиии, это скучно Езерский… Какой смысл смотреть то, что даже немодно?

— Слыхал, Ромыч? Немодно, оказывается. Ну а ты, рыба моя, была в музее?

Брюнеточка морщит нос и мило улыбается.

— Я переросла эти походы.

— Нет, погоди, так была или нет?

— Юр, да отвали ты от них.

— Неее, пусть ответит. Немодно — понятно. А вот с «переросла» уже интереснее. Куда же ты ходила, рыбонька?

— Нууу, эээ… Эрмитаж! В Эрмитаже была.

— Тааак. И как тебе?

— Да я уже не помню, мы в школе ещё там были.

— Всё понятно, в школе. Больше вопросов нет, девушки.

— И что это было? — Спрашиваю, когда Лиза с «рыбонькой» отходят сделать «потрясающие снимки».

— Интересно стало. Юлька с очкастой обсуждали, куда пойти в выходные.

— Юлька? Ху из?

— Забыл уже? — Друг ржёт, привлекая к нам внимание. — Девчонка, которая оскорбила Вашу Светлость. Нормальная, кстати, без закидонов.

Хмурюсь, потому что эти подробности мне точно не нужны.

— Ну и? — Залипаю в смартфоне, отгородившись от окружающего мира.

— Что «и»?

— Неинтересно, куда пойдут?

— Неа. Наверняка банальщина, типа кунсткамеры.

Ничего не имею против, сам сто раз посещал. Просто сомневаюсь, что кому-то удастся удивить.

— Мимо, друг мой. Девочка хочет посмотреть оружие. Может, переиграем, и пригласишь её к себе? Покажешь батину коллекцию, расскажешь, как пестик в руках держать…

— Пестики, Юрий, бывают… ну ты понял.

Оружие, значит? А убогая умеет удивлять.

***

Шикарное утро! Расслабленно замираю на светофоре, покачивая головой в такт убойного трека. Сейчас бы врубить на полную и на загородную трассу, чтобы ветер в окна и никого вокруг. Барабаню пальцами по оплетке руля, прикрыв глаза.

Что за чёрт? Еле уловимый запах шоколада и на мои колени падает знакомый пакет. Отбрасываю его в бок и распахиваю дверь, но зараза успевает отскочить и теперь торопливо перебегает дорогу. Сжав кулаки, смотрю на эту… эту… и мысленно представляю, как смыкаю пальцы на тонкой шее. Придушить хочется!

Чё за выпад вообще!?

Посматриваю на часы: и где её носит? Пешком от светофора до универа максимум пять минут. Я отсвечиваю уже почти пятнадцать, а демона со стройными ножками нет и нет.

Наконец, в поле зрения появляется зараза со своей очкастой подружкой. Весело ей? Послать бы, прислушавшись к голосу разума, но здоровый эгоизм делает своё чёрное дело. Последнее слово должно остаться за мной!

10.

Роман.

Вода отражает проплывающие облака, как зеркало. На идеально ровной поверхности перевернутые сосны кажутся растущими из-под воды. В детстве я обожал мульт про чудоковатую рыбку и всегда представлял себе подводное царство примерно таким. Странные растения, тянущиеся к солнцу, и само солнце, рассекающее темноту и наделяющее подводный мир фантастическими образами.

Откидываюсь назад, подложив под голову руки. Смотрю на небо и думаю о том, как все-таки непредсказуема жизнь. Еще пять лет назад я мчался после школы домой, чтобы по-тихому взять отцовскую тачку и погонять на ней под одобрительные возгласы одноклассниц. Уверен, что отец был в курсе, но никогда даже улыбкой не выдал своей осведомленности: мама прикрывала тылы лучше арьергарда. А потом всё изменилось… Сначала бесконечная ругань шёпотом, потом крики и ор с битьем посуды. А потом я просто свалил из дурдома, в который родители умудрились превратить наш дом. Уютную и надежную крепость.

Часто сожалею о том малодушии и нежелании видеть дальше собственного носа. Шестнадцать лет — приличный возраст, чтобы соображать и иметь своё собственное мнение, но мне, видимо, было так удобнее.

Сначала почти год жил у Витька, благо его родители всегда принимали меня, как своего. Потом… потом вернулся туда, где уже ничего нельзя было… вернуть...

Отец разом выключился и постарел, стал похож на собственную тень. Мы с ним очень сблизились, поддерживая друг друга. И поддерживаем до сих пор, не смотря на всю дичь, которую периодически творим.

Смартфон издает сигнал, и я тянусь к карману, чтобы посмотреть, кто решил нарушить моё уединение.

Улыбаюсь, получив карусель фоток в чате группы. Наш актив ударно готовится к ежегодному празднику посвящения перваков в студенты вуза. В этом году пацаны решили покреативить и придумали пару неплохих квестов. Особенно мне понравился варик с «домом ужасов», который сейчас обустраивается в заброшке рядом с жилыми корпусами. Если загнать туда девчонок, можно будет здорово оттянуться.

Отстукиваю, что придумано зачётно и падаю обратно. Интересно, убогая боится темноты? Лично притащу её туда, чтобы как следует повизжала.

***

— Юрец не приедет?

Меняю насадку кальяна и затягиваюсь ароматным дымом. Курить хочется нестерпимо и это лишь небольшая поблажка по итогам недели. Завтра пятница и можно свалить за город, как мы обычно делаем в начале учебного года. Святое дело — отметить первую учебную неделю. «Размочить», как говорит Берт, активно принимающий участие в движе молодёжи. Уважаю его за позицию: не парится, что кто-то может не так подумать и не так понять. Как-то я его спросил про этику и прочую шнягу, на что Альбер дал весьма исчерпывающий ответ: «Люди сами себя загоняют в рамки. Если ты препод, жизнь оборвалась на интересном месте? Кумиров придумывают сами люди. Я не стремлюсь стать для кого-то идеалом. А нести разумное и вечное в массы готов в стенах универа. Вне стен я обычный человек со своими потребностями и своими вкусами. Не нравится? Пусть ищут другого».

В теории он полностью прав: на его лекциях дисциплина на первом месте, никаких лишних намёков и высказываний он не позволяет. Уверен, что молоть языком перед молодняком ему скоро надоест, и он вернётся в отцовский бизнес или раскрутит своё дело. Когда есть мозг, желание и хватка, всё возможно.

Именно с этих мыслей и мы с Витьком начинали в свои семнадцать. Замутили мизерный сайт, набирая заказы и распределяя их по точкам. Со временем сайт разросся, а мы из мелких сошек превратились во вполне успешных бизнесменов. Отец называет нас в шутку биг-боссами и часто даёт дельные советы. Благодаря одному и них мы, кстати, смогли выйти на европейский рынок, что прибавило нам не только рейтинга, но и нулей на счетах.

Про данную сферу мы с братом предпочитаем не распространяться, играя роль отвязных мажоров. Для окружающих так спокойнее: меньше знают, крепче спят.

—… встрял, прикинь?

Не сразу въезжаю, что пропустил начало речи Витька, и, судя по жестикуляции, она была эмоциональной.

— Давай ещё раз?

— Да иди ты. Научись слушать, братан. Ты чё-то в последнее время в зависоне. Батя чудит?

— Да неее, так. Устал, — растираю ладонями лицо и делаю новую затяжку. Смотрю на клубы белёсого дыма и думаю, что был бы не прочь что-нибудь изменить в жизни. — Может, смотаемся на море?

— Да ты зажрался, брат. Не успел выйти на учёбу, уже в отпуск намылился. Расслабься. Сними себе девочку на вечер, оторвись. В выхи зависнем у Юрца, он готовит шоу.

— Все его шоу,— морщусь, — сводятся к одному.

— В этот раз обещает новенькое. Как тебе? — Витёк без перехода меняет тему, подмигивая кому-то за моей спиной. Спустя минуту рядом с нами приземляются две симпатичные девчонки.

— Меня Эля зовут, а тебя, красавчик?

— Так и зови красавчиком. Мне нравится. Ну что, Эля, прокатимся?

Рыжие длинные волосы аккуратно рассыпаны по плечам, короткое платье не оставляет простора фантазии, а в глазах вызов всем окружающим. Подходит. Давно у меня не было таких… огненных… Может, шанс поменять предпочтения? Блондинки уже порядком приелись.

Тяну девчонку за собой и, не встретив сопротивления, усаживаю в тачку.

Оставляя запах горелой резины, рву с места и вклиниваюсь в вяло плетущийся поток. Обгоняю едущие тачки под громкий хохот новой знакомой. Элька оказывается очень эмоциональной: визжит на поворотах, пританцовывает на прямой, а иногда высовывается в окно и орёт от восторга. Пару раз ловлю её, чтобы не вывалилась на проезжую часть.

— Любишь скорость?

— Обожаю. Дашь погонять?

— Посмотрим на твоё поведение. На завтра есть планы? — Если уж она такая заводная, можно взять с собой на тусу. Если пройдет тест-драйв до утра. — Нет? Отлично. У меня есть, что тебе предложить…

… Раскалывающая голова и невыносимая горечь во рту. Хлопаю рукой по тумбе, чтобы достать бутылку воды, но натыкаюсь на острый угол и шиплю от боли. С трудом открываю глаза и тут же зажмуриваюсь от яркого света. В мозгу коротит, словно в нём зажги старую испорченную лампу. Каждое движение даётся с трудом, но я все-таки спускаю ноги на пол и заставляю себя осмотреться. Ох-ре-неть…