Константин
Я не помню многого из своей жизни до, но помню тот момент, когда впервые ощутил этот холод.
Промозглым дождливым вечером, лежа на земле у свежей могилы. Моросил дождь — то стихал, то вновь начинался. Я лежал у подножия старой плиты с высеченными на ней римскими цифрами, говорившими о дате ухода из этого мира столь честного и порядочного человека по имени Константин фон Мейерх.
И да, я не помнил своего имени. Горло дралo так, что я не мог произнести ни слова — лишь хрип, словно из преисподней, и жажда. Невероятная, неудержимая ничем.
Когда я услышал тихий шорох за спиной, моё тело, не слушаясь меня, подскочило, прыгнуло в кусты — и мгновение спустя я испил первые в своей новой жизни капли крови. Они принадлежали жирной кладбищенской крысе, которой не повезло встретить новорождённого вампира.
С тех самых пор ночь, тьма, одиночество — стали для меня не просто неизбежностью, а частью моей гиблой души. Я был тем, кем меня создали, — тьмой, что более не способна выйти на солнечный свет. Существом, обречённым на жалкое существование, лишённое тепла, любви и всего того, что делает людей… людьми.
Быть вампиром — значит почти не помнить своих первых дней после перерождения. Лишь кровь, текущая рекой по подбородку. Я не помню, как стал тем, кто я есть сейчас, но помню, как с каждым годом этот мир становился всё более чужим для меня.
Сотни лет пролетели, а всё казалось таким же пустым, как тогда, когда я впервые понял: мне не дано больше быть человеком. Не нужно притворяться хорошим или плохим. Я — то, что я ем. Я — монстр в обличье человека.
Все эти века я наблюдал за людьми, за их жизнями. И каждый раз, когда пытался найти в себе хотя бы искру того, что когда-то называл чувствами, — глубже погружался в тьму. Любовь — для молодых неокрепших сердец, ранимых и трепещущих, словно колибри над цветком, собирающая сладкий нектар.
Я не знал, что такое свет. Не знал, что такое утро. Не знал, что значит «жить». Для меня всё сводилось к бесконечным ночам и крови, которая не давала ни сил, ни утешения. Я был в тени. А тень не может быть светом.
Я жил на чужбине среди тех, кого сам же поглотил, не оставив им ни надежды, ни будущего. И вот, словно сама судьба решила испытать меня на прочность. Впервые за столетие ко мне подошла девушка — сама того желая. Она явилась передо мной, как лёгкий бриз. Ностальгия о прошлом, которое я забыл. И что-то в моей груди треснуло, надломилось… и сердце впервые за несколько столетий ударило в грудь.
***
Нина
Ночь всегда привлекала меня своей неповторимой романтикой больше, чем самый унылый день, коих было несчётное множество с их монотонной, одинаковой для всех рутиной.
Чуть пританцовывая при свете газовых фонарей, я гуляла по извилистым улочкам, окружённая толпой спешащих куда-то людей. Дамы и джентльмены выгуливали собак, смеясь, то и дело пробегал чей-то шалунишка, за ним — заботливая маменька. Влюблённые шли, переплетя руки в замок любви. Иногда я завидовала таким парочкам. Но сегодня, странным образом, зависти я не почувствовала.
Вдруг я ощутила чей-то пристальный взгляд, вырывающий меня из этой людской круговерти. Он стоял в самой гуще народа, сквозь мелькающие силуэты — и даже не замечал эту плывущую массу, как поток воды, обрушивающейся на здания. Среди множества лиц только его глаза приковали мой пытливый взгляд.
Это был не человек — магнит.
В тот миг мир вокруг исчез, и всё, что я видела, — это ЕГО. Взгляд серых глаз был холодным, напористым, бескомпромиссным. Так смотрят охотники на жертву. Как волк на оленёнка. Я неосознанно прикусила нижнюю губу, сердце забилось, как у птички. Ноги словно вросли в мостовую, и я осталась стоять неподвижно, не моргая ни секунды.
Его взгляд не отпускал меня. Я почувствовала, что он тоже осознаёт это — и, кажется, ему льстит внимание юной особы. На вид он был молод, но я и представить не могла, что ждёт меня, когда мы сблизимся и раскроем друг другу все тайны и сокровенные желания.
Я попыталась отвести глаза — и не смогла. А он всё так же стоял, будто ожидая меня. И вдруг, в самый последний момент, его губы приподнялись в едва заметной приветственной улыбке. Мгновение — и он уже стоял напротив.
- Позвольте представиться, юная леди. Моё имя Константин.
- Константин… — заворожённо повторила я, и лишь потом поняла, какую глупость сморозила. Как же я могла не представиться?
- Ваше имя, леди?..
- Нина Эльская.
- Приятное знакомство, не так ли, мисс Эльская, — он хищно облизнул губы, так что я сглотнула.
***
Взяв её лицо в ладони, я шепнул:
- Ты моя жена, Нина. Отныне и навсегда. Пойдём.
- Куда?..
- Сегодня наша первая ночь в роли супружеской пары…
Добро пожаловать в сказочный Литмоб «Злодей заслуживает счастья»!
Каждый злодей когда-то был героем своей истории. Здесь вы найдёте сказки, где тьма и свет переплетаются, а у плохих парней и роковых героинь появляется шанс на любовь и счастливый финал.

Поздний вечер накрыл мой родной городок Рэйвенхоллоу туманным саваном, стелющимся по узким переулкам, словно кто-то из немногочисленных жителей на окраине, близ церкви, снова решил вздохнуть осеннего воздуха, выбравшись из-под влажной земли. Лёгкий ветер шуршал в кронах голых деревьев, срывая последние хрупкие листья, напоминавшие о мимолётном лете. Где-то вдалеке лениво скрипнул проезжавший мимо дома дилижанс, и звук его колёс поглотила тишина пустынной улочки.
Всё в этом городе казалось слегка наигранным — как старая театральная сцена, на которой раз за разом разыгрывают одну и ту же дешёвую комедийную постановку, лишь меняя заезженные лица актёров на новые, менее узнаваемые толпой. А действо всё то же. Тоска, да и только.
Домик на углу улицы Вьюнковой был таким же — изящным и одновременно обшарпанным, неприметным, с облупившейся зелёной краской и облезающим наличником. Здесь жила моя тётушка Клара — чудаковатая коллекционерка всего, что смахивало на древность, мрак или же просто пик дурного вкуса. Искусством в высшем понимании этого слова окружающие меня предметы назвать было нельзя. Кощунством — да.
После её смерти от воспаления лёгких осталась целая библиотека книг о спиритизме, три фарфоровых черепа, «магический» шар с доской Уиджа, бархатная скатерть, накрывающая большую часть круглого обеденного стола, карты таро. И в придачу к этой «магической» мишуре, кричащей о том, что тут жила полоумная дама, мнящая себя чёрной ведьмой, мне досталась коллекция тросточек с резными анималистичными головами разнообразных животных… и этот дом.
Я не особо вслушивалась, как суховатый голос нотариуса читал завещание, не вникая в смысл. Слова проходили мимо моих ушей. Всё же было грустно: тётушка Клара, хоть и чудачка до мозга костей, вырастила меня без упрёков в духе «я вложила в тебя всё — ты мне должна». Сироту, оставшуюся без попечения родителей… а точнее, матери.
Моё сердце, как и туман на улочках, застыло в неподвижности. Просто замерло. Моей матери нет уже шесть лет, отец — призрак в её жизни, а теперь и тётушка Клара, хоть и странная леди, тоже покинула этот мир. Меня окружала тишина, потёртая обивка кресла, на котором я сидела и отчасти изображала скорбящую родственницу. Но на самом деле мне так хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось, и нотариус покинул этот дом навсегда.
А ведь практически никто не пришёл на прощание с Кларой. Хоть она и помогала всем «нуждающимся и скорбящим».
От открытой папки с завещанием веяло старой бумагой. Я наконец услышала слова нотариуса сквозь собственные запутанные мысли обо всём на свете, но только не о том, что меня окружало здесь и сейчас:
- …и пусть зеркало, висящее в спальне второго этажа, останется Нине Эльской, моей любимой племяннице, в память о любящей тетушке. — гласили последние строки завещания. И нотариус, закрыв папку, передал мне все бумаги.
- Это всё? — удивлённо переспросила я.
- Да. Дом и небольшой бизнес ваши. У мадам Эльской никогда не было детей, вы — её ближайшая родственница и наследница всего, что мадам нажила в этом мире. Позвольте откланяться, мисс Эльская. — Вежливо поклонившись и надев небольшой цилиндр, нотариус покинул пустынный, омертвевший дом, оставив меня одну.
Я вздрогнула. Зеркало?
Тётушка дорожила этим предметом, называя его ласково «волшебная дверца». Я не верила во все эти потусторонние «силы», называя их фокусами шарлатанов. Но тётушке Кларе об этом никогда не говорила, дабы не задеть чувства той, что посвятила часть своей жизни воспитанию и взращиванию из неотесанного создания юную леди и «завидную» партию для мясника или бакалейщика.
***
Поздним вечером я решилась покинуть пустующую гостиную и поднялась по старой лестнице, перепрыгнув пару скрипучих ступенек на второй этаж. Я долго не хотела возвращаться туда, помня последний вздох тётушки Клары. Проходя мимо её спальни, я почувствовала, как лёгкий холодок пробежал по моей спине. Это была смесь ужаса и отчаяния. Меня словно отбросило в тот день и тот час. Минута в минуту.
На прикроватной тумбочке всё так же стояла ваза с лавандой. Цветы начали увядать и источали едва заметный аромат. Покрывала всё ещё висели на картинах и зеркалах, как просила меня тётушка, утверждая, что если я этого не сделаю, её душа может попасть в ловушку.
А в самом дальнем углу стояло зеркало — уродливое, аляповатое, массивное. Даже за полотном были видны очертания его рамы.
Рама из чёрного дерева была вырезана с пугающей любовью к деталям: вьюнки переплетались со змеями, а завершала эту экстравагантную композицию летучая мышь, распахнувшая крылья, как будто собиралась вот-вот сорваться в полёт и вцепиться в горло, чтобы испить кровь.
Подойдя к моему наследству, я сняла с рамы полотно, и оно слетело вниз к моим ногам. Стекло, пошарканное от времени, мутное, словно говорило о том, что оно живёт на этом свете не одно десятилетие.
- И что мне делать с ним? — пробормотала я, чуть нахмурившись, приблизившись. — Стекло выцвело, оно почти вытертое, седое. Практически не видно отражения. Даже медное зеркало было бы лучше…
По краям читалась гравировка, замысловатая и частично стёртая. Латиница или старославянская вязь — мне было трудно сказать.
И всё же… в этой нелепости есть что-то завораживающее. Говорят, у каждого зеркала есть характер.
- Живые… — усмехнулась я.
На миг мне даже показалось, что не я смотрю в зеркало, а оно наблюдает за мной. Как будто на той стороне кто-то затаился — тёмный силуэт, растворённый в стекле.
Я встретилась с собственным взглядом — уставшим, пустым, как небо в пасмурный день. А рука как-то сама собой потянулась к раме, коснувшись крыла летучей мыши.
- Странно, — прошептала я. — Как будто ты живая…
Хотелось бы объяснить это любопытством… Но я стояла напротив него слишком долго. Чтобы что? Я не понимала, что со мной происходит. Всё это из-за потери. Да, наверняка так и есть. А это зеркало будто сводит с ума одним только видом. Выбросить бы его, да как поднять руку на то, что тебе завещали?
Ночь после похорон стала для меня испытанием на прочность. Тишина соседней комнаты сводила с ума. Я ловила себя на мысли, что иной раз слышу тихий храп за стеной — будто тётушка Клара до сих пор здесь и спокойно спит в своей постели в мелкий розовый цветочек.
Сон так и не пришёл, а ближе к четырём утра я услышала, как кто-то шепчет моё имя, не умолкая ни на секунду. А затем меня схватили чьи-то цепкие руки. Крик потерялся в тишине. Я не слышала своего голоса, лишь видела со стороны, как моё тело бессознательно бродит по дому, направляясь в спальню тётушки.
Дальше я ничего не помнила, только видела образы, ощущая холод каменного пола и своды чёрных арок над головой, покрытые пылью и паутиной. По серебристым узорам ползали жирные пауки. Воздух был пропитан ладаном, сыростью и забвением. Это место казалось покинутым всеми. Я никогда прежде не бывала в подобных залах, но в то же время он был до мурашек знакомым — даже родным.
Вокруг мерцали огоньки свечей — тусклые, будто на последнем вздохе. Неуверенно я сделала шаг вперёд, но не услышала звука собственных шагов.
— Нина… — раздался мужской голос, глубокий баритон. Он звучал отдалённо, но охватывал всё пространство вокруг. Мне казалось, я знала его когда-то — давно, в другой жизни.
Но, обернувшись в поисках того, кто произнёс моё имя с такой нежностью, я столкнулась с зеркалом. Оно висело в конце зала — огромное, словно врата в иной мир. Из него на меня смотрели глаза. Те самые. Серые, как всплеск воды в горном ручье. Спокойные, смотрящие сквозь пространство.
Сердце сжалось.
Я неуверенно подошла ближе — зеркало притягивало, как магнит.
— Кто ты?.. — произнесла я, не надеясь на ответ.
Но поверхность зеркала пошла волнами, и я увидела перед собой девушку в платье, облегающем её фигуру так, что оно подчёркивало лишь достоинства, скрывая от посторонних взоров недостатки. И это была… Я?! Мои волосы были распущены, оттеняя неестественно бледный цвет кожи. Губы приобрели вместо здорового алого, налитого кровью оттенка, болезненно-розоватую синеву. Чахоточный вид преследовал меня даже во снах.
Я протянула руку — и в тот миг поверхность зеркала вздрогнула, стала жидкой и пропустила мои пальцы насквозь. Холод обжёг кожу. Ощущение — как если бы я сунула руку в ванну, наполненную льдом.
— Нина, не входи.
Шёпот послышался за моей спиной, и я ощутила на щеке холодное дыхание.
Пошатнувшись, я начала падать, громко крича, но никто меня не услышал. Тьма окутала мой взор, и наконец я очнулась ото сна — в своей кровати.
Сердце колотилось, как у лабораторной мыши. Простыни были сброшены, а оцарапанный палец горел огнём. За окном завыл ветер, подняв шторы. Я обернулась — и с удивлением обнаружила, что окно распахнуто настежь, хотя я точно помнила: перед сном закрыла все окна и двери.
А напротив кровати стояло то самое унаследованное зеркало. Но я не помнила, чтобы переносила эту старинную рухлядь к себе.
***
Так продолжалось несколько ночей подряд… Каждый вечер я уносила зеркало, но каждую ночь вновь просыпалась в холодном поту, обнаруживая это чудовище возле своей кровати.
- А-а-а! — не выдержав, я схватила зеркало и со всего размаха ударила о стену. Оно зашипело, будто было живым существом, и, упав, даже не пошло трещинами — лишь поплыло волнами.
- Что с ним не так? Что это за чудовище?! За что мне такое наследство?!!
Простыня, в которую я укуталась, прилипла к спине, сердце грохотало, как гром, предвещающий скорый дождь.
Я повернула голову — и замерла.
Зеркало.
Рама теперь казалась стала цвета, что поглотил тьму ночи, словно дерево обуглилось без огня. Стекло тускло поблёскивало, но моё отражение… запаздывало. Сначала в зеркале чуть поворачивалась моя голова, как будто отражение — не я, а кто-то другой на той стороне. И только потом поворачивалась я сама. Пару секунд разницы — не больше. Но этого хватало, чтобы холод овладевал телом.
Иногда в отражении мелькала чужая тень, едва уловимая — словно за моей спиной кто-то стоял. Прямо сейчас! Не человек, не призрак — просто чужое присутствие. Моё отражение дышало, когда я замирала в ужасе. Улыбалось, когда я едва не плакала.
Робко коснувшись стекла, я ощутила тёплый отголосок, будто кто-то другой поднёс ладонь с обратной стороны.
«Ты пробудила меня к жизни», — прозвучал мужской голос. Глубокий, несуетный. Словно сказал не человек, а сама вечность.
Но это был очередной сон, а не реальность. Я очнулась в кровати.
Ещё одна ночь — и вновь повторяющийся ад.
Тот же зал, тот же мужчина с сокрытым в полумраке лицом. Лишь взгляд говорил, что мой партнёр постоянен. Серые глаза, как огни надежды во тьме моих кошмаров. Но в этот раз я увидела губы, что шептали моё имя — медленно, с хрипотцой, словно заклинание.
Я проснулась с чувством, что его голос всё ещё преследует меня по пятам. В тот день я подумала: неплохо бы обратиться к экзорцисту, чтобы тот изгнал из меня демона, и позвать священника, чтобы он освятил дом тётушки после её смерти. А коллекцию оккультных штучек — выставить за бесценок на ночном блошином рынке. Мне такое «счастье» в тягость.
Я поистине боялась следующей ночи. До ломоты в костях.
***
И вновь я здесь. Тёмное стекло больше не пугало — оно манило, как чёрные воды реки близ городка.
Собственное отражение звало меня за собой, желало что-то показать. Та девушка — бледная, холодная, — вела меня за собой. Чтобы я шла по следам её босых ног.
В этот раз я наплевала на тревоги, не задавая немых вопросов. Что может сделать иллюзия самой себя? Тем более во сне, пусть даже кошмарном.
Я прижала пальцы к мутному стеклу. Отражение повторило жест. Но слишком медленно. С едва заметной насмешкой.
На долю секунды зеркало вспыхнуло. Передо мной открылась иная сцена: белые мраморные ступени, залитые кровавым светом заката. Другая я стояла в пышном алом платье, словно сотканном из капель крови. В волосах — сверкающий венец, такой надевают невесты на венчании. Мужчина с серыми глазами и тёмными каштановыми волосами, аккуратно собранными в хвост чёрной лентой, нежно держал меня за руки. А затем, наклоняясь, поцеловал. Медленно, со всепоглощающей страстью. Я тонула в его объятиях, чувствуя всё это каждой клеткой своей души, даже на расстоянии. Так не целуют нежные влюблённые. Так целуют потерянные друг в друге страстные любовники. На века!..