Контракт на ночь 4

Глава 1. Тренировка для него

Музыка гремела, будто кто-то задавал ритм всему залу. Алиса двигалась в этом ритме — плавно, без рывков, как натренированная машина. Глубокий присед, вдох через нос, выдох — на усилии. Пот медленно скатывался по позвоночнику, пропитывал ткань топа.

— Держи спину, — голос тренера прозвучал рядом, низко и близко. — Не заваливайся вперёд.

Он встал за её спиной, тепло его тела — ощутимое, почти касающееся. Ладонь легла на талию — не задержалась, но успела отмерить её линию точно. У него были сильные, загорелые руки, мышцы проступали под кожей, как канаты — особенно на предплечьях. Чёрная футболка плотно обтягивала грудную клетку, подчёркивая рельеф пресса и широкие плечи. Лицо — как с рекламного постера: угловатое, с идеальной линией челюсти, серые глаза, короткая щетина. Он знал, как он выглядит. И знал, что на него смотрят.

— Вот так, отлично. Ещё три, — повторил он, голос стал чуть мягче, но с тем же контролем.

Алиса кивнула, не поднимая взгляда. В зеркале — два тела, движущиеся синхронно. Его бёдра, её колени, выверенный угол приседа. Всё правильно. Но между ними — пусто.

Он красивый. Он мужественный. Он даже вежливый. Но меня он не возбуждает. Я теку от Оскара.

И с этой мыслью она опустилась в очередной повтор — ниже, точнее, как будто это движение нужно не для формы, а для кого-то другого. Для того, кто умеет сбивать ей дыхание одним взглядом.

Она чувствовала под пальцами гриф штанги, холод металла. Каждое движение было для другого — для Оскара. Для его взгляда, для его коротких фраз: «Хорошо. Ровнее. Выше подбородок.» Всё остальное — просто разминка.

— У тебя прогресс, — сказал тренер, когда она закончила. — Бёдра стали сильнее, да и техника лучше.
— Спасибо, — выдохнула она, вытирая пот с шеи.
— Хочешь попробовать с утяжелением?
— Нет. Хочу просто добить ягодицы.
Он усмехнулся:
— Добить ягодицы — сильная мотивация. Для кого стараешься?
— Для себя, — ответила Алиса слишком быстро.
Он прищурился, но промолчал.

Она легла на скамью, поставила ноги в упор. Подъём таза — вверх, вниз, снова вверх. Каждое движение выстраивало тело в линию. В этот момент ей казалось, что Оскар стоит где-то позади — тихий, наблюдающий, оценивающий. От этой мысли внутри всё потеплело.

— Десять… — тренер считал ровно. — Девять… Восемь…
— Тяжело, — выдохнула Алиса.
— Тяжело — значит правильно, — сказал он спокойно. — Последние три самые важные. Ради них ты и пришла.
Нет, я пришла ради него, — мелькнуло в голове. Чтобы когда он захочет, моё тело слушалось.

Когда они закончили, тренер выпрямился, потянулся.
— Умница. На сегодня хватит.
— Угу. Спасибо.
— Растяжку не забудь. И воду пей.
— Поняла.

Он ушёл к другой девушке, а она осталась у зеркала. Глаза усталые, щеки горят, губы чуть припухли от дыхания. Она сняла резинку с волос — пряди упали на плечи, влажные, липнущие к коже.

Оскар бы сказал — «Хорошо». Или просто посмотрел бы. Этого хватило бы, чтобы внутри всё снова загорелось.

Алиса прошла в раздевалку. Тишина после зала звучала почти интимно. Только слабый шум душа и запах парфюма. Она стянула с себя топ — липкая ткань шлёпнулась на лавку. Потом леггинсы — с усилием, как вторая кожа. Осталась в чёрном белье, простом, спортивном.

Она посмотрела на себя в зеркало: живот напряжён, линии бёдер чёткие, грудь вздымается с каждым вдохом.
Ради него. Ради того, чтобы, когда он коснётся, не стыдно было за тело.

Пальцы расстегнули лифчик, ткань мягко упала на пол. Грудь будто вздохнула свободнее. Трусики тоже сползли вниз — тонкая полоска влаги на внутренней стороне. От тренировки. Или от мыслей?

Она взяла полотенце, направилась к душу. И вдруг — короткий вибрирующий звук. Из сумки, где лежал телефон, донёсся тугой, короткий сигнал.

Алиса остановилась. Обернулась. Экран мигал тусклым светом. Сердце почему-то пропустило удар.

Он?

Воздух стал плотным, словно в нём растворилась команда. Алиса медленно опустила полотенце, подошла ближе. Пальцы дрогнули — и зависли над сумкой.

На экране — непрочитанное сообщение. От него.

Глава 2. Предвкушение заданий

Экран мигал ровно, как пульс. Алиса опустилась на корточки — медленно, будто уже знала, что там. Сердце билось выше нормы, как после подхода на максимум. Пальцы сдвинули молнию сумки, нащупали телефон. Он тёплый. Как будто ждал, чтобы она взяла его в руки.

Сообщение. Без приветствия. Без смайлов.

— С завтрашнего дня работаешь по моей инструкции. Среда, четверг, пятница и суббота — ты в игре. Задания будут. Уровень — выше, чем обычно. Без права на «нет». Или с правом — но тогда не возвращайся.

На секунду внутри — вакуум. Пауза. Тишина между ударами сердца. А потом — вспышка, будто под кожу вкололи ток. Живот сжался, соски налились, дыхание сбилось, как при резкой смене температуры. Между ног мгновенно потеплело — не от душа, не от зала. Это был резкий, тягучий отклик изнутри. Она начала мокнуть от одной только фразы.

Это — от него. От слов. От ритма, с которым они звучали внутри.

Алиса резко выпрямилась, сердце било по горлу. Она обернулась — пусто. Ни одной девушки в душевой. Только её отражение в зеркале, в котором она увидела не усталость — возбуждение. Грудь вздымалась резко, зрачки расширены, бёдра будто налились тяжестью.

Хорошо, что никого нет…

Полотенце повисло на крючке. Она потянула стеклянную дверь, шагнула внутрь. Плитка — холодная, пар — тёплый. Струя воды ударила по коже, и тело сразу подалось вперёд, будто в ней уже копилось напряжение, которому теперь можно было дать выход.

Алиса закрыла глаза, провела ладонями по животу, по линии талии, ниже. Вдох. Ещё. Внутри — жар, ниже — влажность. Она знала: это не просто возбуждение. Это предвкушение. Глубокое, сжимающее, командное.

Я буду точной. Я буду красивой в том, как подчиняюсь. Я — его проект. Его инструмент. Его сцена.

Пальцы двинулись к бедру, выше. Она положила руку на лобок — и задержалась. Не сразу. Не жадно. Почти как ритуал. Проверка — тела, границ, готовности.

Всё, что было сегодня в зале, — только прелюдия. Настоящее начинается завтра.

Глава 3. Накануне игры

Алиса проснулась внезапно — будто кто-то позвал по имени. В комнате было ещё темно, за окном лежал густой утренний сумрак, но внутри уже не было сна. На телефоне — 05:03. Рано. Слишком рано, чтобы вставать. И слишком поздно, чтобы снова заснуть.

Она перевернулась на бок, подтянула одеяло, прижала подушку. Бесполезно. Мысли шумели громче ветра за окном. Сегодня. Сегодня начнётся. Эта фраза пульсировала в висках, будто таймер уже запущен.

Пять минут. Десять. Тридцать. Она сдалась. Включила ноутбук, наугад запустила фильм — старый, с медленным ритмом, без огня. Картинка двигалась, но взгляд не цеплялся. Героиня на экране говорила о любви, а Алиса думала о другом — о предстоящих заданиях, о том, как он их подаст. Сухо? Холодно? Или с тем самым тоном, от которого сводит низ живота?

В семь она выключила ноутбук и пошла на кухню. Кофе, омлет, поджаренный хлеб. Всё как обычно, но вкуса не чувствовалось. Кофе — просто тёплая жидкость, хлеб — текстура. Ожидание заполнило всё остальное.

В семь она выключила ноутбук и пошла на кухню. Кофе, омлет, поджаренный хлеб. Всё как обычно, но вкуса не чувствовалось. Кофе — просто тёплая жидкость, хлеб — текстура. Ожидание заполнило всё остальное.

Телефон завибрировал на столе. Катя.
— Привет, ты что, уже не спишь? — голос сонный, но тёплый.
— Ага. С пяти утра как глаза открыла — и всё, — усмехнулась Алиса, потянулась.
— Господи, ну ты ненормальная. Слушай, приходи вечером ко мне, ладно? Я винчик открою, у меня новость.
— Не смогу, — сказала Алиса, чуть замявшись.
— Почему? Работа?
— Нет… свидание.
— Серьёзно? С кем? — голос Кати сразу оживился. — Я-то думала, ты уже в обет безмужия ушла.
— Неважно, — Алиса усмехнулась. — Просто человек.
— Ага, «просто человек», — протянула подруга. — Ну да, ну да. И где он тебя выгуливает, этот «просто человек»?
— Не знаю. Думаю, он сам решит.
Катя засмеялась:
— Ох, интрига! Я тебя не узнаю. Ладно, не буду лезть. Только потом всё расскажешь, ясно?
— Посмотрим, — улыбнулась Алиса. — А ты что за новость хотела поведать?
— Да ерунда. Макс опять с Леркой поссорился. Приполз ко мне жаловаться. Представь, три часа ныл, а потом поцеловал и ушёл.
Алиса тихо хмыкнула:
— Классика жанра.
— Вот именно. Мужики — как бумеранги, только не всегда хочется, чтобы возвращались.

Они болтали ещё минут десять — про маникюр, про отпуск, про сериал, где «все спят со всеми». Смех, перебивания, вздохи — живое, обычное утро двух подруг.

— Ладно, я побежала. Не проспи своё загадочное свидание, мисс таинственность, — сказала Катя на прощание.
— Не просплю, — ответила Алиса с лёгкой улыбкой и отключилась.

Её улыбка продержалась ровно секунду. Потом комната снова опустела, и вместе с тишиной вернулось то самое чувство — ожидание. Густое, липкое, настойчивое.

Время тянулось вязко. Она пыталась читать — глаза скользили по строчкам, но сюжет не задерживался. Смотрела в окно — дворники медленно вычищали улицу, кошка на подоконнике соседей лениво умывалась. Всё жило своим ритмом, кроме неё.

К полудню она начала ходить по квартире. Из спальни — на кухню. С кухни — обратно. Остановилась у зеркала, поймала свой взгляд. В нём было что-то новое: настороженность, нетерпение, почти мольба.

Когда в 15:00 экран вспыхнул коротким сигналом, она выдохнула — не от неожиданности, а как будто наконец позволила себе дышать.

Сообщение от него.
Одно.

Но этого было достаточно, чтобы день обрёл смысл.

Глава 4. Инициалы на коже

Сообщение было коротким. Без прелюдий, без объяснений. Только задание.
«Запиши видео. Обнажённой. У зеркала. Скажи, что принадлежишь мне.
Произнеси, что ты — моя. Что ты подчинённая. Что ты вещь.
В конце — инициалы на груди. Помадой. Или маркером.
Крупным планом. Без склеек.»

Алиса перечитала дважды. Пальцы сжались на телефоне, но не от страха. Скорее — от того самого внутреннего зуда, который тянулся с утра, расползаясь по телу как ожидание жара. Вещь, — это слово кольнуло особенно. Резкое. Грубое. Не из тех, что она использует в своей голове.
Но он писал это как приказ, не как оскорбление. И это меняло всё.

Алиса поднялась, будто тело само знало, что делать. Медленно пошла в ванную. На автомате умылась, провела по лицу тоником. Сняла бельё, сложила его аккуратно — как будто в этом был ритуал. Каждое движение стало преднамеренным: она уже начала выполнять. Даже не осознав, что согласилась.

Зеркало в спальне было большим, в полный рост. Свет с южной стороны мягко ложился на плечи, грудь, живот. Тело казалось чужим — будто она смотрела на актрису, которую только что выбрали на главную роль.
Произнести вслух. Без нарочитости. Без жеманства. Это было труднее, чем раздеться.

Она вернулась на кухню, достала любимую помаду — не слишком яркую, но плотную, с лёгким глянцем. Остановилась, поставив тюбик вертикально, как символ. Потом достала маркер. Прислонила к губам, понюхала. Спирт. Он подойдёт. Будет резче, грубее. Сотрётся хуже.
Как раз то, что нужно.

Телефон Алиса установила на штатив, выровняла угол. Зеркало попадало в кадр почти идеально. Проверила камеру, обрезала фон. Остановилась. Всё было готово. Кроме неё.

Села на край кровати. Тело подрагивало мелко, едва заметно — как перед экзаменом. Я принадлежу тебе. Про себя это звучало естественно.
Но вслух? И ещё — я твоя вещь? Она вспомнила, как он смотрел на неё тогда, в комнате со светом и камерой. Как одна его фраза сбивала дыхание. Он не унижал. Он наделял значением. Он будто знал, что именно нужно ей — чтобы отпустить контроль, но не разрушиться.
Это не унижение. Это рамка, — подумала она. И я её принимаю.

Она встала. Подошла к зеркалу. Наклонилась, взяла маркер. Сняла крышку.

Инициал… Где лучше?
Кожа на груди чуть вспотела — не от жары, от волнения. Она провела пальцем по коже чуть выше соска, отметила точку.
Потом — снова села. Не чтобы отступить, а чтобы замедлиться.

Он бы хотел, чтобы она сделала это не на порыве, а осознанно.
С пониманием, что каждое слово, каждый штрих — часть ритуала, часть их сценария. Это видео — не для камеры. Это — для него. И для меня.

Она подняла подбородок, снова посмотрела в зеркало. Лицо было другим. Сосредоточенным. Готовым. Рука потянулась к кнопке «Запись».
Начало — сейчас.
А роль — она уже выбрана.

Глава 5. Голос покорности

Камера начала запись. Алиса сделала вдох — медленный, почти выверенный — и посмотрела себе в глаза в зеркале. Взгляд не уходил. Она будто ловила не своё отражение, а ту самую точку, где он бы стоял, если бы был рядом. Его нет — но ритм задаёт он. В каждом миллиметре кадра чувствуется его присутствие: в световой тени на бедре, в выставленном угле плеча, в том, как выпрямлен позвоночник.

Голос выходил ровным, чуть глухим от напряжения, как если бы каждое слово сначала формировалось где-то глубоко — в животе, в солнечном сплетении — только потом поднималось к горлу. И уже там превращалось в нечто другое. Не просто звук — в знак. В акт покорности.

—Я принадлежу тебе, чтобы служить. Чтобы слушаться. Чтобы не думать, а выполнять. Чтобы быть полезной. Удобной. Готовой.

Пауза. Она смотрела себе в глаза — дольше, чем нужно. И продолжала. Голос не дрожал, но менялся — становился тише, интимнее, как если бы говорила не вслух, а шептала на ухо.

— Я твоя вещь. Твоя собственность. Я подчинена. Я на поводке. Я жду твоей воли — и только её. Я не имею своих желаний, кроме одного: быть нужной тебе.

Слова лились одно за другим — не по тексту, а как будто вспоминались изнутри. Она не готовила речь. Но каждое слово — точное, словно было в ней всегда, просто ждало момента. И теперь момент пришёл.

— Я твоя рабыня. Шлюха под контролем. Полезная, дрессированная, мягкая. Я говорю это не потому, что ты велел — а потому, что я это выбрала. Я выбрала подчинение. Выбрала принадлежать. Выбрала быть не собой — а твоей.

На слове твоей голос задрожал. Это не слабость — это край. Где голос сливается с дыханием. Где тело уже реагирует сильнее, чем она планировала.
Плечи напряжены, соски затвердели от воздуха и напряжения, под грудью — капля пота. Камера фиксирует всё. И она знает — он увидит.

— Я хочу быть использованной. Хочу, чтобы ты смотрел на меня как на инструмент. Чтобы проверял — как послушный я объект. Хочу, чтобы ты гордился тем, насколько я ничтожна рядом с тобой. И насколько предана.

Она почувствовала, как влажнеет между бёдер. Никаких прикосновений. Только слова. Но они уже превращаются в действие. Пульс под кожей ускорилсяю

— Я — шлюшка, которую ты формируешь. Я — пустая, пока ты не наполнишь. Я — ничто, пока ты не смотришь.

С этими словами Алиса выдохнула. Когда пришла очередь финальной части, она подняла маркер. Красный, с резким запахом спирта, оставляющий след чуть шершавый, уверенный. Пальцы на секунду зависли у нижнего края груди, в месте, где кожа чуть светлее и тоньше. Она не торопилась. Провела первой линией, медленно, как чертят ножом по дереву. Затем — вторую. Писала не инициалы. Имя. Полностью. Оскар.

Буквы ложились небрежно, но в этом и была суть: не каллиграфия, а клеймо. Она смотрела в зеркало, как имя проступает на коже. Было ощущение, будто пишет не она — будто сама подчинённость ведёт руку.

Закончив, она убрала маркер, медленно выдохнула — и не отступила.

Пальцы поднялись, коснулись сосков — сначала легко, почти как оправдание. Затем чуть увереннее. Один, потом другой. Провела кончиком пальца по ним, замедленно, задерживаясь на каждом движении — будто маркирует не только кожу, но и то, что под ней. Камера продолжала снимать. Крупный план захватывал и имя, и жест.

— Я твоя вещь, — сказала она негромко, в точку между шёпотом и клятвой.

Голос не дрожал. В нём не было страха. Только принятие.
И лёгкое, странное спокойствие — как у тех, кто больше не спорит с собой.

Глава 6. После ритуала

Алиса выключила запись — тихий щелчок камеры отозвался как выдох. Несколько секунд стояла неподвижно, будто проверяя, не дрожат ли руки. Потом сняла телефон со штатива, прислонила к груди и посмотрела на экран. Видео пошло с начала: свет мягкий, отражение ровное, дыхание чуть сбивчивое. Её голос — чужой. Глубокий, послушный, будто говорила не она, а та, другой слой её самой.

Алиса досмотрела до конца — до момента, где имя на груди блеснуло в отражении, и её пальцы задержались на коже. Пауза. Потом нажала «отправить». Сообщение ушло мгновенно. Экран погас. Тишина снова наполнила комнату, как вода сосуд. Она оделась не спеша: бельё, лёгкое платье, тонкий аромат на запястьях. Каждый жест — возвращение в реальность, где нужно говорить обычным голосом, а не шёпотом изнутри.

Пальцы потянулись к списку контактов. Катя.
Алиса набрала номер — один гудок, второй.

— Алло, — голос подруги звучал бодро, с привычной теплотой. — Ну что, ты живая?
— Более чем, — усмехнулась Алиса. — Слушай… твоё предложение насчёт гостей ещё в силе?
— Конечно. Придёшь сегодня?
— Думаю, да. Если не мешаю.
— Мешать? Господи, ты шутишь? Мы не виделись сто лет. Я даже приготовлю что-нибудь, обещаю. Только, пожалуйста, не приноси свою мрачную энергию и эти чёрные платья. Надень что-то тёплое, живое.
— Тёплое и живое? Уточни, это про цвет или про настроение? — мягко усмехнулась Алиса.
— Про оба, — ответила Катя. — У тебя всё либо как на похоронах, либо как на фотосессии Vogue. Среднего не бывает.
— Ты просто ревнуешь к моему стилю.
— Ага, особенно к твоим вечным стрелкам и строгим хвостам. Слушай, приходи часов в семь. Посидим спокойно, как раньше. Без гостей, без всяких пафосов.
— Хорошо, — сказала Алиса тихо. — Мне даже нужно немного... обычности.
— Вот и отлично. Захвати шоколад, если будет настроение.

Алиса улыбнулась, хоть Катя её и не видела.
— Обещаю постараться. И без чёрного. Может быть.
— Знаю я это "может быть", — рассмеялась подруга. — Всё равно наденешь что-то с вырезом и скажешь, что «так просто удобнее».
— А что, неправда? — Алиса усмехнулась, и голос стал мягче. — Ладно, Кать. В семь буду.
— Договорились. И, слушай, просто приходи. Без загадок. Сегодня — девчачий вечер.

Отключившись, Алиса ещё немного держала телефон в руке, чувствуя, как разговор чуть сместил внутренний центр. После дня подчинения — простая встреча. Женская. Живая. Почти безопасная.
Почти.

Перед зеркалом она поправила волосы, провела кистью по губам — добавила цвета. В отражении снова увидела себя. Не актрису. Женщину после признания. И то, как взгляд стал глубже.

Глава 7. Девчачий вечер

Квартира Кати встретила теплом и запахом ванили — она всегда любила ароматизированные свечи. На столе — два бокала, тарелка с оливками и сыром, фоном играла спокойная музыка. Алиса сняла пальто, огляделась и улыбнулась: всё привычно, уютно, без показной женственности — просто дом, где можно быть собой.

— Какая же ты всё-таки красавица, — сказала Катя, подходя ближе и заглядывая подруге в глаза. — Даже просто за хлебом, наверное, выглядишь так, будто идёшь на премьеру.
— Перестань, — усмехнулась Алиса. — Я же по-твоему всё время "мрачная энергия".
— Ну вот, а сейчас — мягкая, светлая. Прогресс! — Катя наполнила бокалы и протянула один ей. — За встречу.
— За встречу, — повторила Алиса, чокнувшись.

Вино оказалось сухим, холодным, и от первого глотка стало чуть теплее внутри. Они устроились на диване, поджав ноги. Катя что-то рассказывала про соседей — кто развёлся, кто завёл собаку, кто снова пытается бросить курить. Обычная болтовня, за которую Алиса всегда любила эти вечера: ничего не требовалось объяснять.

— А теперь твоя очередь, — сказала Катя, хитро прищурившись. — Что за "он"? Ты же сама сказала, что у тебя кто-то появился.
Алиса усмехнулась.
— Не то чтобы появился… скорее… Там все сложно

— Ооо, звучит интригующе. — Катя сделала глоток и приподняла брови. — Не обычный парень, я так понимаю?
— Не совсем. Он... не про прогулки и кино.
— В смысле?
— Он другой. Спокойный, точный. И... не мягкий, — Алиса чуть замялась, подбирая слова.
Катя оживилась:
— Так, подожди, теперь мне интересно. А как он... ну, в постели?
Алиса посмотрела на бокал, чуть покачала вино и ответила спокойно:
— Он любит пожёстче.
— Что? — Катя округлила глаза, потом рассмеялась. — Ты издеваешься? Ты же всегда была пай-девочка! Помню, когда мы жили в общаге, ты краснела даже, когда я шутки про минет отпускала!
Алиса рассмеялась тоже, но в её смехе было что-то другое — спокойствие.
— Люди меняются. Или просто перестают притворяться.
— Значит, тебя теперь тянет на плохишей?
— Не на плохишей, — Алиса посмотрела куда-то в сторону. — На тех, кто знает, что делает.
Катя фыркнула:
— Это звучит подозрительно как оправдание для "он меня шлёпнул, но с любовью".
— Может, и с любовью, — усмехнулась Алиса.
— Вот чёрт, — Катя покачала головой, — не узнаю тебя. В тебе теперь есть эта… я не знаю, смесь уверенности и покорности. Как будто ты не споришь с собой.
— Потому что не спорю, — сказала Алиса тихо. — Мне хорошо. Просто… иначе.

Пару секунд они молчали. Только звенело стекло и тихо играла музыка. Потом Катя вздохнула и рассмеялась:
— Ну ладно, главное, чтобы ты не попала в какую-нибудь секту. А то я приду тебя спасать с бутылкой вина и скалкой.
— Не переживай, — улыбнулась Алиса. — Там, где я, всё под контролем.
— Под контролем у кого? — прищурилась Катя.
Алиса посмотрела в бокал.
— У него, наверное, — ответила спокойно. — И у меня самой.

Катя посмотрела на неё чуть дольше, чем обычно, потом отмахнулась:
— Ладно. Не буду лезть. Главное — ты улыбаешься. А это уже что-то.
— Спасибо.
— И всё же, — добавила Катя с озорством, — если он вдруг окажется психом, я первой скажу "я же предупреждала".

Обе рассмеялись. Смех был лёгкий, тёплый — как старое одеяло, под которым можно спрятаться от всего. В этот вечер Алиса позволила себе просто быть — без ролей, без заданий, без камер. Только разговор, вино и подруга, рядом с которой можно молчать, и это тоже будет ответом.

Глава 8. Игрушка под одеждой

Четверг начался тихо. Солнце пробивалось сквозь плотные шторы, по кухне растекался запах кофе. Алиса листала ленту, не вникая, пока экран не мигнул — короткий, сухой сигнал. 12:00. Сообщение от него.

15:00.
Любое людное кафе.
Перед входом — в туалет.
Введи виброяйцо.
Закрой одеждой.
Сядь у окна.
Закажи кофе и еду.
Когда сядешь — включи вибрацию на максимум.
Позвони мне по видеосвязи.
Отвечай на вопросы спокойно, не сбивай дыхание.
Не отключайся, пока не скажу.

Она перечитала несколько раз. Внутри всё медленно напрягалось, словно мышцы уже начали готовиться. Никаких «пояснений», никаких «если не хочешь». Просто структура. Как команда, которой подчиняешься, прежде чем успеваешь осознать, что согласна.

Алиса закрыла телефон, поставила чашку в раковину. На секунду прижала ладони к столешнице, чтобы почувствовать реальность под пальцами. Потом пошла к шкафу.

Что надеть?
Белое платье — слишком тонкое. Джинсы — слишком тесно, каждая вибрация будет видна. Юбка? Да, возможно. Тёмно-синяя, плотная, до колена. Сочетается с серой водолазкой. И пальто — длинное, чтобы скрыть всё, что нужно скрыть.

Она достала из ящика нижнее бельё: простое, без кружева. Чёрное. Ткань прохладная, гладкая — будет контрастировать с теплом изнутри. Пока одевалась, представляла, как будет сидеть там — за столиком, будто всё нормально. Как по ту сторону экрана он будет наблюдать: не взглядом, а слухом, по интонации, по дыханию.

Сдержанность — тоже форма покорности, — подумала она, застёгивая пуговицу на водолазке.

На кровати легла сумка. Внутри — кошелёк, ключи, телефон. И маленький чёрный футляр. Она открыла его, провела пальцем по гладкой поверхности. Пластик был холодный, почти безвесный.

Время — 13:20. Ещё чуть больше часа.
Она поймала себя на том, что дышит чаще обычного. Закрыла глаза, попыталась выровнять ритм — вдох, выдох, вдох.

Каждый раз он усложняет. Каждый раз — чуть дальше, чуть рискованнее. И всё равно — она ждёт.

К 14:00 платье уже висело на вешалке. Волосы уложены, губы — без яркости, только прозрачный блеск. В зеркале отражалась женщина, которая выглядит спокойно. Но внутри — ток, что пульсирует где-то между дыханием и кожей.

Она посмотрела на часы.
Два часа пятнадцать минут.
Пора выходить.