Контракт с врагом

Часть 1, Предложение, от которого нельзя отказаться

Персонажи:

Ада Хартфорд, 25 лет: Наша героиня, рассказчик. Остра на язык, невероятно зла на Дэмиена, но вынуждена играть по его правилам, чтобы спасти отца. Бывшая "богатая наследница", теперь - главный поставщик сарказма в этом фиктивном браке.

Дэмиен Кроу, 30 лет: Владелец "Crow Holdings", человек-ледышка, разоривший компанию ее отца. Циничен, расчетлив, уверен, что контролирует все. До поры до времени

Ричард Хартфорд, 58 лет: Отец Ады. Добрый, но не самый удачливый бизнесмен. Сейчас балансирует на грани тюрьмы из-за долгов и неудачных сделок, спровоцированных Кроуэм.

Идея этого цирка? Однозначно, его. Дэмиена Кроу. Человека, чье имя в нашем доме последний год произносили только шепотом, сопровождая не самыми лестными эпитетами (мой личный фаворит - "кровосос в костюме от Brioni"). И вот этот самый кровосос сидит в кабинете моего отца, попивая наш последний приличный коньяк, как будто не он виноват в том, что этот кабинет скоро выставят на торги.

Я ворвалась, как ураган, услышав его низкий, спокойный голос из-за двери. Моя миссия - защитить папу от дальнейшего унижения. Или хотя бы облить Кроу этим самым коньяком.

- Пап, что он тут...- начала я, замирая на пороге. Папа сидел, сгорбившись, лицо серое. Дэмиен Кроу восседал в кресле напротив, безупречный, как всегда. Серый костюм, галстук, повязанный с математической точностью, взгляд - как у хищника, оценивающего добычу. И эта добыча - мой отец.

- Адочка, - слабо улыбнулся папа. - Дэмиен...принес предложение.

- Предложение? - я фыркнула, скрестив руки на груди. - Какое еще предложение? Окончательно выкупить наши души по скидке? Или просто пришел лично насладиться видом развалин?

Кроу медленно повернул ко мне голову. Его глаза, холодные, как сибирское озеро в ноябре, скользнули по мне - от моих потрепанных кед (былые времена!) до взъерошенных темных волос.

- Добрый день, Ада Хартфорд, - его голос был ровным, без тени эмоций. - Ваш отец прав. Я пришел с...решением. Для него. И для вас.

- Для меня? - я засмеялась, но смех прозвучал нервно. - Вы что-то перепутали, господин Кроу. Мне от вас нужно только одно - исчезнуть.

- К сожалению, это невозможно, - он отпил глоток коньяка, не сводя с меня глаз. - Ваш отец в очень сложной ситуации. Долги перед инвесторами, подозрения в финансовых махинациях...Тюрьма, Ада Хартфорд, не самое комфортное место для человека его возраста и здоровья.

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Папа потупился.

- И что? Вы пришли в очередной раз напомнить об этом? Порадоваться?

- Я пришел предложить выход, - Дэмиен поставил бокал. - Выход, который устроит всех. Инвесторов, которые не хотят скандала и суда. Вашего отца. И... меня.

Он сделал паузу, драматическую, как в плохом сериале. Я уже чувствовала подвох. Огромный, вонючий подвох.

- Каков же ваш гениальный план, о великий поглотитель бизнесов? - я язвительно поклонилась.

- Нам нужно пожениться, Ада Хартфорд.

В кабинете воцарилась тишина. Такой тишины я не слышала никогда. Даже часы на камине, кажется, перестали тикать от шока. Я уставилась на Дэмиена, ожидая усмешки, намека на то, что это чудовищная шутка. Но его лицо оставалось каменным. Совершенно серьезным.

- Вы... вы что? - выдохнула я, не веря своим ушам. Папа закашлялся.

- Брак. Фиктивный, разумеется, - продолжил Кроу, как будто обсуждал погоду. - Условие инвесторов. Они согласны списать долги вашего отца и закрыть все возможные уголовные дела в обмен на... консолидацию семей. Громкий, медийный союз. Это успокоит рынок, покажет стабильность после поглощения "Hartford Industries". Для них это красивая история: враги стали союзниками, семьи объединились. Для нас - юридическая формальность.

- Для вас? - я прошипела. - Какая вам польза от этого фарса?!

- Образ, - ответил он просто. - Образ семейного, устоявшегося человека добавляет доверия холдингу. Особенно перед крупной сделкой с азиатскими партнерами. Они ценят... стабильность. А ваш статус дочери конкурента, ставшей моей женой, - идеальный пиар-ход. Драма, примирение, happy end.

Я почувствовала, как красные пятна гнева поползли по шее.

- И вы думаете, я соглашусь на это? Вы разорили нас! Вы разрушили жизнь моего отца! Вы... вы монстр! А теперь предлагаете мне стать вашей... что? Фиктивной женой?! Это бред!

- Альтернатива - ваш отец под следствием, - холодно констатировал Кроу. - Суд, реальный срок. Имущество конфисковано полностью. Включая эту квартиру. Вы останетесь ни с чем. А так... - он жестом обозначил пространство вокруг. - Он останется на свободе. У вас будет кров. И весьма... комфортное существование. По контракту.

- Контракту? - переспросила я, ошеломленная.

- Разумеется. Все будет четко прописано: срок брака (полтора года), условия расторжения, ваши финансовые гарантии, обязательства. Никаких реальных супружеских отношений, разумеется. Только публичное исполнение ролей.

Я посмотрела на отца. Он смотрел на меня с такой мольбой, с таким стыдом и безысходностью, что у меня сжалось сердце. Он не просил словами. Он просто... смотрел. И я поняла, что выбора нет. Вообще.

- Чья это была идея? - спросила я тихо, обращаясь больше к Дэмиену. - Ваша? Или инвесторов?

- Идея брака - их условие, - ответил он. - Но формализация, контракт...это моя инициатива. Чтобы все было прозрачно и защищало интересы сторон.

"Сторон". Как будто мы заключаем сделку на поставку угля, а не играем в лотерею под названием "Испорченная жизнь".

Я закрыла глаза. Передо мной промелькнули картины: папа за решеткой, наша пустая квартира, мои бессмысленные попытки найти работу с фамилией "Хартфорд " в резюме...И лицо этого ледяного циника напротив.

- Полтора года? - прошептала я.

- Полтора года, - подтвердил он. - После - развод с щедрым "отступным". Вы будете финансово независимы.

Часть 2, Подписание акта о капитуляции

Контракт. Толстенный том юридического словоблудия, суть которого сводилась к простому: я продаю полтора года своей жизни, своего имени и своей репутации Дэмиену Кроу. Взамен – свобода отца и цифры с таким количеством нулей, что у меня закружилась голова. "Щедрое отступное" – это мягко сказано. Это было "молчи и терпи" в золотой оправе.

Подписывала я в его офисе, в нереально высоком здании с видом на весь город, который он, похоже, считал своей вотчиной. Его кабинет был минималистичным, холодным и дорогим – точь-в-точь как он сам. Юристы что-то бубнили, я ставила закорючки где показывали, стараясь не смотреть на Дэмиена, который наблюдал за процессом с видом хозяина, проверяющего новоприобретенное имущество.

– Все, – сухо произнес главный юрист. – Документы вступят в силу после регистрации брака.

– Которая состоится завтра, – добавил Кроу, не глядя на меня. – В 11:00. ЗАГС №1. Будьте готовы.

– Что, так срочно? Боитесь, что я передумаю? – я не удержалась.

– Боюсь, что инвесторы передумают, – парировал он, наконец повернувшись ко мне. – Чем быстрее, тем лучше. Дресс-код – "сдержанно-роскошно". Моя ассистентка пришлет вам рекомендации. И... постарайтесь выглядеть счастливой. Хотя бы на фотографиях.

– Счастливой? – я фыркнула. – Я буду выглядеть так, будто меня ведут на гильотину. Это и будет максимально искренне.

На его лице снова мелькнуло что-то неуловимое. Раздражение? Нет...скорее азарт.

– Как угодно, Ада. Главное – подпись в книге и снимки для прессы. Остальное – детали.

Детали. Эти "детали" включали переезд в его пентхаус размером с футбольное поле. В тот же вечер после ЗАГСа. "Для правдоподобия", как выразился его юрист. У меня сжались кулаки. Жить под одной крышей с ним? Это был новый уровень ада.

Сама "свадьба" была пародией. Маленький зал ЗАГСа, только обязательные свидетели (его зам и моя подруга София, которая смотрела на Дэмиена, как на инопланетянина-людоеда), папа, выглядевший потерянным, и толпа папарацци снаружи, предупрежденная "утечкой". Когда мы вышли, ослепленные вспышками, я услышала крики: "Ада! Правда ли, что это брак по расчету?", "Дэмиен! Как вы помирились с семьей Хартфорд?", "Ада! Вы простили Кроу за разорение отца?".

Я окаменела. Дэмиен же, как по мановению волшебной палочки, превратился в улыбающегося, обаятельного жениха. Он обнял меня за талию, а я чуть не подпрыгнула от неожиданности, его прикосновение обожгло, как лед, и наклонился к моему уху, притворяясь нежным.

– Улыбайся, Ада, – прошептал он, при этом его губы растянулись в ослепительной улыбке для камер. – Или ты хочешь, чтобы завтра в газетах писали "Невеста Дэмиена Кроу в ярости"? Это не входит в наши "счастливые" фотографии.

Я изобразила что-то среднее между оскалом и гримасой боли. Он сжал мою талию чуть сильнее – предупреждение. Пришлось напрячь все лицевые мышцы в подобие улыбки. София потом сказала, что я выглядела как человек, которого заставили съесть лимон, но при этом объявили победителем конкурса.

"Медовый месяц" мы "провели" в его пентхаусе. Вернее, я провела его, запершись в своей новой, нереально огромной и безликой спальне, изучая контракт в поисках лазеек (увы, юристы Кроу были слишком хороши), а он – в своем кабинете или на каких-то встречах. Мы встречались только за завтраком, который готовил его личный повар (еще одна "деталь" роскошной жизни). Молчание прерывалось только лязгом ножей о тарелки и моими язвительными комментариями в стиле "Хлеб достаточно свежий? Не разорит ли это холдинг?" или "А варенье – это не из последних запасов "Hartford Industries"?". Он игнорировал. Холодно и методично.

(тгк: @nayacrowe)

Часть 3, Холодная война в пентхаусе и первый звоночек

Жить с врагом - это как постоянно ходить по минному полю в тапочках. Ты никогда не знаешь, когда рванет. Наш пентхаус был полем боя, разделенным на зоны оккупации. Моя территория: спальня, огромный, но пустой балкон и кухня после 10 вечера (когда повар уходил). Его территория: кабинет, спортзал, винный погреб и весь остальной мир. Общие зоны: гостиная размером с ангар и столовая с бесконечным столом.

Наши стычки были в основном вербальными и саркастичными.

- Ты планируешь завесить все стены черным? - спросил он как-то утром, увидев меня, бредущую по гостиной в моем любимом растянутом черном свитере и таких же трениках.

- Или это твой траур по свободной жизни?

- Траур по хорошему вкусу, - парировала я, глядя на его идеально отглаженную белую рубашку и брюки, которые стоили больше, чем моя прошлогодняя зарплата. - Здесь так много...стерильного блеска. Кто-то должен добавить немного мрачного шарма. Или ты предпочитаешь, чтобы я ходила в балетной пачке и пушастиках? Для имиджа?

Он лишь приподнял бровь и вернулся к своему планшету.

Но настоящая война началась из-за быта. Вернее, из-за его попытки навязать мне свои правила.

Через неделю на огромном холодильнике появился листок. "Правила". От руки. Его рукой. Четко, без лишних слов.

1. Общие зоны поддерживаются в чистоте. Вещи не разбрасывать.

2. Громкая музыка/телевизор после 22:00 запрещены.

3. Кухня после использования убирается немедленно.

4. Мои личные вещи (кабинет, спортзал, бар) не трогать.

5. Соблюдение взаимных договоренностей и общепринятых норм

Я прочитала и рассмеялась. Громко. Потом достала свой ярко-розовый маркер и дописала снизу:

6. Ада имеет право дышать, не спрашивая разрешения (пока).

7. Ада имеет право считать это место своей тюрьмой и вести себя соответственно (см. п. 6).

8. "Уважение к личному пространству" - обоюдно. Не входить в мою комнату без стука 3 раза и письменного уведомления за 24 часа.

9. Черный цвет - не преступление, а стиль.

10. Контракт не упоминает "Правила". Поэтому пункты 1-5 считаются рекомендательными. Особенно пункт 1, когда я готовлю.

Написав это, я сфотографировала листок и отправила фото ему на рабочий телефон (номер я раздобыла у его вечно испуганной ассистентки, притворившись идиоткой: "Ой, а как же я Дэмчику пирожки в офис передам?!").

Ответ пришел через час. Текст:

"Пункт 10 не корректен. Общие правила проживания подразумеваются контрактом (п. 5. "Соблюдение взаимных договоренностей и общепринятых норм"). Рекомендую ознакомиться. А.Х."

Я ответила:
"П. 5. трактую как "не устраивать оргии в гостиной". Мои пирожки (которые я еще не пекла) к оргиям не относятся. Д.К."

Больше на холодильнике правил не появлялось. Но война перешла в партизанскую фазу. Я "случайно" ставила его любимую дорогущую кружку (ту, что "не трогать!") на самый край стола. Он "забывал" мою любимую подушку для завтрака на барном стуле. Я включала панк-рок на полную громкость ровно в 21:55. Он принимал важные звонки в гостиной в 7 утра, громко обсуждая поглощение очередной "мелочи".

И вот, в разгар одного из таких "утренних брифингов", когда я, злая как фурия без кофе, пыталась прорваться к кофемашине, случилось Первое Нечто. Я несла свою огромную кружку с котиком и, уворачиваясь от его размахивающего планшетом, поскользнулась на идеально натертом полу. Кружка полетела вверх, горячий кофе - широким веером...прямо на его безупречно белую, только что надетую рубашку и брюки цвета...ну, очень дорогого серого.

Время остановилось. Его зам на экране планшета замер с открытым ртом. Я застыла, ожидая взрыва ледяной ярости.

Дэмиен посмотрел на рубашку. На расползающееся коричневое пятно. На брюки. Потом медленно поднял глаза на меня. В его взгляде не было привычного холода. Там было что-то другое...Шок? Невероятное раздражение? Я приготовилась к цунами.

Он глубоко вздохнул. Закрыл глаза на секунду. Потом...поднес планшет к лицу.

- Картер, извините, технический перерыв. Непредвиденные обстоятельства. Перезвоню через 20. - Голос был удивительно ровным, если не считать легкого напряжения.

Он положил планшет, посмотрел на пятна, потом снова на меня. Я сжалась.

- Это...- начала я. - Я не специально...Пол скользкий...

- Кофемашина, - произнес он странно спокойно. - Она делает американо?

Я растерянно кивнула.

- Сделайте мне двойной. Черный. Без всего. Пока я... - он жестом показал на испорченную одежду, - приведу себя в порядок.

И он развернулся и пошел к своей спальне, не бросив мне ни одного обвинения, не хлопнув дверью. Просто ушел, оставляя за собой след кофейных капель и меня в полнейшем недоумении.

Где взрыв? Где ледяной разнос? Где пункты о "чистоте общих зон" и "немедленной уборке"?

Я стояла, глядя на кофейную лужу и пятна на полу, с моей дурацкой кружкой в руке. И впервые за все время пребывания в этом золотом аду почувствовала не злость, а... растерянность. Кто этот человек, который вместо криков спокойно просит кофе после кофейного цунами на его Armani?

Может быть, айсберг все-таки имеет трещины? Или это просто новый уровень контроля? В любом случае, война только началась, и правила, кажется, только что немного изменились. И пока я наливала ему двойной американо (черный, без всего), я ловила себя на мысли, что жду его возвращения не только со страхом, но и с каким-то...адреналиновым любопытством.

Часть 4, Дэмиен. Расчет и Кофеин

Контракт подписан. Брак заключен. Ада Хартфорд, теперь Ада Кроу. Звучит... неестественно. Как скрежет металла. Она ненавидит меня. Это очевидно, предсказуемо и, в принципе, входит в расчеты. Ненависть - предсказуемая эмоция. Ею можно управлять. Как страхом.

Переезд в пентхаус был необходим. Контроль. Наблюдение. И, да, для прессы - "молодожены начинают совместную жизнь в любви и гармонии". Журналисты слопали эту утку с таким аппетитом, что стало почти противно. Фотографии из ЗАГСа - идеальный пиар-ход. Моя улыбка - лед, растопленный для камеры. Ее улыбка... больше походила на оскал загнанного зверя. Но камеры этого не уловили. Зато уловили мое "нежное" прикосновение к ее талии. Она вздрогнула, как от удара током. Хорошо. Значит, реакция есть. Значит, не полностью окаменела.

Жить с ней - все равно что держать в доме фейерверк с подожженным фитилем. Непредсказуемо, громко и потенциально разрушительно. Ее черные одежды - словно траурные флаги, развешанные по моей безупречно нейтральной территории. Ее сарказм - острый, как бритва. Порой задевает. Порой... забавляет. Как тот листок с "правилами". Ее розовый маркер и пункт про "тюрьму". Нагло. Глупо. Но... с характером. Я не стал настаивать. Пока. Пусть выпускает пар. Главное - чтобы не сорвалась на публике.

А потом был Кофе. С большой буквы. Я стоял, обсуждая с Картером детали сделки с сингапурцами, абсолютно сосредоточенный. И вдруг - удар в бок, горячая волна по груди и бедру, идиотская кружка с котом в воздухе... и ее глаза, огромные, полные ужаса и... ожидания взрыва. Она была уверена, что я взорвусь. Что обрушу на нее всю свою ярость.

В тот момент я увидел не свою яростную, колючую "супругу", а испуганную девчонку, которая понимает, что натворила. И понял: взрыв - это то, чего она ждет. То, что даст ей моральное право ненавидеть меня еще сильнее. То, что оправдает ее жертвенность в ее же глазах. Нет. Я не дам ей этого удовлетворения. Я не стану тем монстром, каким она меня уже нарисовала.

Глубокий вдох. Контроль. "Технический перерыв". И... кофе. Двойной американо. Черный. Без всего. Просьба о кофе - это гениально. Это переключило ее. Шок сменился растерянностью. Она стояла посреди кофейного апокалипсиса, сжимая свою дурацкую кружку, и смотрела мне вслед, как будто я совершил нечто необъяснимое. Отлично. Пусть ломает голову. Пусть гадает. Непредсказуемость - это оружие, которым владею не только я.

Она принесла кофе. В моей любимой кружке (ту, что "не трогать!"), которую она, видимо, отвоевала у барной стойки. Молча поставила передо мной. Руки у нее слегка дрожали. Я кивнул, не глядя. "Спасибо". Это слово заставило ее вздрогнуть сильнее, чем крик. Она выскочила из кухни, как ошпаренная.

Теперь я сижу в кабинете. Двойной американо уже выпит. Пятна от Armani отстирываются (надеюсь). А в голове - ее глаза, полные недоумения. Это... интересно. Сломать ее ненависть - сложная задача. Но перехитрить? Заставить сомневаться в своем собственном восприятии врага? Это уже похоже на достойную игру. Но правила игры... их пишу я.

Часть 5, Дэмиен. Медийный цирк и клыки Медвежонка

Скандал грянул, как и ожидалось, но с каким-то звериным остервенением. Не прошло и недели после свадьбы, как таблоиды взорвались заголовками:

"МЕСТЬ ИЛИ ЛЮБОВЬ? Тайный брак Кроу с дочерью разоренного врага!"

"СВАДЬБА НА КОСТЯХ: Как Кроу купил невесту, спасая ее отца из тюрьмы?" (Близко к истине, черт возьми. Кто слил?)

"АДА ХАРТФОРД,: Жертва или расчетливая интриганка?" (Фото Ады из университета, где она смеется, и наша "счастливая" свадебная фотография - убийственный контраст).

Соцсети закипели мемами. Наш фотошопленный "поцелуй" у ЗАГСа с подписью: "Когда говоришь 'Да' ради папика". Ада в ее черном свитере на фоне моего стерильного пентхауса: "Готическая невеста в золотой клетке Кроу". Меня с моей стандартной ледяной миной: "Жених года: Радости - ноль, кофеин - 200%".

Первой не выдержала Ада. Я застал ее в гостиной, бледную как полотно, с трясущимися руками, сжимающими планшет. На экране - очередная гнусная статья с "инсайдами" о нашем "браке по расчету".

- Смотри... Смотри, что они пишут! - ее голос срывался, в глазах стояли слезы ярости, а не обиды. - "Променяла честь семьи на комфорт Кроу"? Я? ПРОМЕНЯЛА? Они вообще... они знают, что такое честь? Что такое выбор между голой жопой... и тюрьмой для отца?!

- Ада, - я спокойно подошел, отодвинул планшет. - Это шум. Пустой шум.

- Шум? - она фыркнула, резко встала. Ее черные спортивные штаны и растянутый свитер делали ее похожей на разгневанного подростка.

- Это плевки в лицо! Мне и моему отцу! А ты... ты стоишь и молчишь! Как твой бесчувственный офисный стул!

Она начала метаться по гостиной, как тигрица в клетке.

- Ты должен что-то сделать! Засудить их! Заставить замолчать!

- Это именно то, чего они хотят, - ответил я, оставаясь на месте. - Судебный иск - это скандал на годы. Отрицания - вода на их мельницу. Лучшее оружие - игнорирование и... демонстрация обратного.

- Демонстрация? - она остановилась, сверкнув на меня глазами. - Какая еще демонстрация? Танцевать на столе перед папарацци?

- Светский раут завтра вечером. Благотворительный вечер галереи "Модерн". Нас ждут. Оба. - Я видел, как ее лицо исказилось от ужаса. - Это наш шанс показать их "правде" свое лицо. Наше "счастливое" лицо.

Она замерла. Потом медленно, с убийственным спокойствием, подошла ко мне вплотную. Запрокинула голову. Ее глаза, обычно полные огня, сейчас были темными, бездонными колодцами.

- Хорошо, Дэмиен, - прошептала она ледяным тоном. - Покажем им "счастливое лицо". Но запомни: если кто-то из этих стервятников посмеет подойти к моему отцу или ляпнет мне в лицо хоть слово о "продажности"... Я устрою такой цирк, что твои драгоценные инвесторы из Сингапура побегут от тебя, как от чумы. А твой безупречный имидж превратится в тыкву. До завтра, дорогой муж.

Она развернулась и ушла, оставив меня в гостиной с ощущением легкого... уважения? Эта "медвежонок" (как ее называли в Сети после какой-то старой фотосессии) ощерила клыки. И они были остры. Завтрашний вечер обещал быть интересным.

(тгк: @nayacrowe)

Часть 6,Дэмиен. Красное вино и неожиданная ноша

Галерея "Модерн". Море шампанского, фальшивых улыбок и алчных взглядов. Мы приехали вместе. Моя рука лежала на ее талии - формально, но достаточно, чтобы сигнализировать о "близости". Она была в длинном платье глубокого изумрудного цвета, с открытыми плечами и высокой талией. Цвет потрясающе оттенял ее темные волосы и смуглую кожу. И, что удивительно, отлично сочеталось с моим темно-серым смокингом. Она выглядела... потрясающе. Строго, элегантно, но с ноткой дерзости - тонкая золотая цепочка на щиколотке под разрезом платья. На ее лице - та самая "счастливая" маска, отработанная до мелочей: легкая улыбка, чуть прищуренные глаза. Только я видел напряжение в уголках ее губ и стальной блеск в глубине карих глаз. Она была готова к бою.

Первые полчаса прошли относительно гладко. Мы мило беседовали с какими-то незначительными людьми, Ада отвечала на банальные вопросы о "новой жизни" с убийственно вежливой улыбкой. Я чувствовал, как она постепенно расслабляется, думая, что худшее позади. Ошибка.

Подошла Эвелина Локхарт. Жена одного из моих ключевых, но крайне неприятных инвесторов. Женщина лет пятидесяти, в платье цвета фуксии, утянутом так, что казалось, оно вот-вот лопнет. С лицом, на котором пластический хирург явно перестарался. Она слащаво улыбнулась Аде.

- Ах, милая Адушка! Какая прелесть! - защебетала она, оценивающе оглядывая Аду с ног до головы. - Так молода... и уже такая... удачливая. Вы ведь знаете, дорогая, о чем я? После всех этих... неприятностей вашего папочки? Найти такого сильного плеча, как наш Дэмиен... Это же счастье! Практически сказка! - В ее голосе звенела ядовитая сладость.

Я почувствовал, как рука Ады на моем руке сжалась в кулак. Ее улыбка стала жестче.

- Сказка, Эвелина Локхарт? - Ада наклонила голову, ее голос звучал медово-сладко, но в глазах бушевала гроза. - Да, вы правы. Особенно та часть, где злая мачеха пытается отравить принцессу... сплетнями и лицемерием. Очень... сказочная атмосфера.

Эвелина покраснела. Я вмешался, пытаясь сгладить:

- Эвелина, вы прекрасно выглядите. Новый стилист?

Но было поздно. Эвелина фыркнула, ее лицо исказилось злобой. Она сделала шаг вперед, слишком резкий, и ее массивная грудь чуть не задела бокал с красным вином, который держала Ада. Или Ада "случайно" чуть выдвинула руку? История умалчивает. Но факт остается фактом: темно-красная река хлынула прямо на кричащее розовое платье Эвелины.

- ААААААА! - вопль Локхарт разрезал светскую болтовню. - Мое платье! Valentino! Ты... ты сделала это нарочно!

Все взгляды устремились на нас. Камеры папарацци щелкнули синхронно. Ада стояла с пустым бокалом, ее лицо изображало шокированное невинное непонимание. Но в ее глазах я прочитал чистейшее, безудержное торжество.

- Боже мой, Эвелина Локхарт! - воскликнула она с фальшивым ужасом. - Какая нелепость! Вы так резко двинулись... Я даже не успела среагировать! Простите, тысячу раз простите! Дэмиен, дорогой, - она повернулась ко мне, ее глаза молили о помощи, но в уголках губ танцевал чертенок, - помоги бедняжке! Может, твой водитель отвезет ее домой? Или в химчистку? Срочно!

Эвелина багровела, пытаясь прикрыть огромное красное пятно на груди. Ее муж бросал на меня гневные взгляды. Шум нарастал. Пиар-кошмар. Но отступать было нельзя.

- Конечно, дорогая, - я сказал, делая свою лучшую "заботливую" улыбку. - Эвелина, прошу прощения за этот инцидент. Мой водитель ждет у выхода. Он немедленно отвезет вас, куда нужно. - Я кивнул охраннику, который тут же подошел к даме.

Эвелина, бормоча проклятия, поплыла к выходу, укрытая пиджаком мужа. Кризис, казалось, миновал. Мы повернулись к остальным гостям, пытаясь вернуться к беседе. Ада сделала шаг... и вдруг резко вскрикнула, пошатнувшись.

- Ай! - Она схватилась за мою руку. - Каблук... кажется, сломался!

Я посмотрел вниз. Тонкий шпилька ее туфель действительно выглядел подозрительно изогнутым. Или она просто наступила на него под нужным углом? Ее лицо изображало боль и растерянность. Гости снова замерли, камеры снова наготове. Она не могла идти. И стоять ей было явно больно. Вариантов не было.

- Ничего, солнышко, - сказал я громко, так, чтобы слышали ближайшие гости. - Я тебя донесу. - И прежде чем она успела что-то сказать, я наклонился, одной рукой подхватил ее под колени, другой - под спину, и поднял на руки.

Она вскрикнула от неожиданности, инстинктивно обвила мою шею. Она была легкой, но невесомой. Теплой. Ее изумрудное платье шелестело, а запах ее духов - что-то свежее, с ноткой цитруса - ударил в нос, перебивая запах шампанского и духов толпы. Ее глаза, широко раскрытые, смотрели на меня с абсолютным шоком. Никакой ненависти, никакого торжества - только чистая паника от неожиданной близости.

- Держись, - прошептал я ей на ухо, для вида прижимая чуть ближе, и пошел к выходу сквозь строй ошеломленных гостей и щелкающих камер. Она замерла в моих руках, не дыша. Ее сердце бешено колотилось, я чувствовал его через тонкую ткань платья и смокинга. Кожа на ее плече под моей ладонью была невероятно гладкой и горячей.

Доносить до машины было недалеко, но эти несколько десятков метров показались вечностью. Ее дыхание, сбившееся от неожиданности, щекотало мою шею. Она не сводила с меня глаз, пытаясь прочесть что-то на моем лице. Я сохранял спокойное, даже слегка обеспокоенное выражение - идеального мужа, спасающего супругу.

Только когда дверь машины закрылась за нами, отгородив нас от камер и глаз, она оторвалась от меня, как ошпаренная, и швырнулась на сиденье.

- Ты... ты что, с ума сошел?! - выдохнула она, поправляя платье, ее лицо пылало. - Нести меня на руках, как какую-то...!
- Это был единственный выход, - холодно ответил я, глядя в окно. - Ты "сломала" ногу, а мы должны были уйти красиво. Пиар, Ада. Ты хотела цирк? Ты его получила. И, должен сказать, - я повернул к ней голову, поймав ее взгляд, - твой спектакль с вином был мастерски сыгран. Браво.

Часть 7, Послевкусие скандала и тепло чужой близости

Тишина в лимузине после того вечера в галерее была гулкой, как после взрыва. Я сидела, вцепившись в край своего изумрудного платья, стараясь не смотреть на Дэмиена. Но его присутствие ощущалось каждой клеткой моей кожи. Особенно там, где его руки только что держали меня. Где я чувствовала невероятную силу, с которой он поднял меня так легко, будто я была пушинкой, а не разъяренным комком нервов. И где...где его пальцы слегка впились в мою кожу сквозь тонкую ткань платья.

- Просто выполняю условия контракта, дорогой муж.

Мои собственные слова звенели в ушах, звуча фальшиво даже для меня самой. Да, он выполнял. С холодной, расчетливой эффективностью. Но что делала я? Я позволила ему нести себя. Я...обвила его шею руками! Инстинкт самосохранения, конечно. Боязнь упасть на глазах у всей этой своры. Но сейчас, в тишине машины, этот инстинкт обернулся жгучим стыдом и...странным, предательским теплом где-то под ложечкой.

Я украдкой взглянула на него. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья, его профиль четко вырисовывался на фоне мелькающих за окном огней города. Лицо - привычная маска спокойствия. Но уголок губ был чуть напряжен. Или мне показалось? Он заметил мой взгляд и медленно повернул голову. Его глаза, в полумраке салона казавшиеся еще более темными и нечитаемыми, встретились с моими.

- Твой спектакль с вином был мастерски сыгран. Браво.

Вот он, ледяной душ. Напоминание о том, кто мы есть на самом деле. Враг. Покупатель и купленный товар. Я ощутила, как жар стыда сменяется привычной волной гнева.

- Спектакль? - я выпрямилась, стараясь придать голосу ледяную твердость, чтобы скрыть дрожь. - Это была самозащита, Кроу. От той ядовитой змеи в розовом. И если ты думаешь, что я буду терпеть подобные нападки ради твоего драгоценного имиджа...

- Я думаю, - он перебил меня, его голос был низким и ровным, но в нем прозвучала сталь, - что если ты хочешь, чтобы твой отец оставался на свободе, а наши инвесторы были довольны, тебе придется учиться терпеть. Или, по крайней мере, избирать методы мести, которые не ставят под угрозу всю нашу договоренность. Разлить вино на жену ключевого инвестора - это...рискованно, Ада.

- Ада Хартфорд - поправила я его автоматически, чувствуя, как сжимаются кулаки под складками платья. Он проигнорировал.

- Завтра утром придет стилист. И визажист.

-Что? Зачем?! - я насторожилась.

- Потому что сегодня вечером нас пригласили на ужин к Локхартам. Извиниться за вчерашний...инцидент. - В его глазах мелькнуло что-то похожее на злорадство. - Лично. И демонстративно счастливой парой.

Меня чуть не стошнило. Ужин у Локхарт? У этой Эвелины, чье розовое платье я украсила бордо? Это было похоже на пытку. Или на приглашение в самое пекло ада.

- Ты с ума сошел! Я туда не пойду!

- Ты пойдешь - его тон не оставлял сомнений. - В платье, которое выберет стилист. С улыбкой, которую нарисует визажист. И будешь мила, как ангелочек. Это не просьба. Это условие контракта. Пункт 5, если не ошибаюсь: «Соблюдение взаимных договоренностей и общепринятых норм во время публичных мероприятий.» Извинительный ужин - самая что ни на есть общепринятая норма.

Я просто смотрела на него, ненавидя всеми фибрами души. Его холодную логику. Его абсолютную власть над ситуацией. И тот факт, что он был прав. Опять. Я отвернулась к окну, чувствуя себя загнанной в угол. В отражении стекла я видела свое лицо - бледное, с горящими от гнева глазами и...и след от его пальца на плече? Нет, это был просто блик. Но ощущение его рук, крепких и уверенных, когда он нес меня...Оно не исчезало. Оно смешивалось с гневом, создавая какой-то токсичный, пьянящий коктейль внутри. Это было невыносимо.

Машина остановилась у пентхауса. Я выскочила первой, не дожидаясь шофера, и почти бегом устремилась к лифту, чувствуя его взгляд у себя за спиной. Этот взгляд, казалось, прожигал ткань платья там, где касалась моя спина.

Часть 8, Ужин в аду и неловкость на кухне

Утро началось с вторжения. Стилист - энергичная женщина по имени Мира с ворохом одежды - и визажист Амелия с чемоданчиком размером с небольшой холодильник, заполонили мою спальню. Их профессиональные взгляды скользили по мне, как сканеры, оценивая «материал». Я чувствовала себя манекеном. Дорогим, но нелюбимым.

- Образ должен быть...безмятежным, - вещала Мира, листая каталог на планшете. - Мягкие тона. Пастель. Никакого черного, дорогая! Никакого драматизма. Мы же идем извиняться, а не на похороны!

В итоге меня засунули в платье нежно-голубого, почти детского оттенка, с пышной юбкой и глухим воротом. Амелия превратила мое лицо в кукольно-безупречную маску с легким румянцем и нюдовой помадой. Я смотрела в зеркало на незнакомку - этакую анемичную фарфоровую куклу, готовую к показу в витрине «Счастливых жен олигархов». Меня тошнило от собственного отражения.

Дэмиен, когда увидел, лишь кивнул одобрительно.

- Отлично. Выглядишь... безобидно.

Его собственный вид - безупречный темно-синий костюм, безукоризненный галстук - только усиливал мое ощущение фальши. Мы были идеальной картинкой. И картинка эта отправлялась на заклание.

Ужин у Локхартов был предсказуемым кошмаром. Роскошный особняк, кричащий о богатстве и дурном вкусе. Эвелина в новом, еще более вызывающем платье (видимо, компенсируя вчерашний «позор») встречала нас с ледяной вежливостью. Ее муж, Теодор Локхарт, - крупный, грубоватый мужчина - смотрел на Дэмиена с плохо скрываемой враждебностью, а на меня - с откровенным презрением.

Я играла свою роль. Улыбалась. Кивала. Извинялась за «несчастный случай» сквозь стиснутые зузы. Говорила банальности о погоде и искусстве. Дэмиен был воплощением галантности и дипломатии, ловко направляя разговор в безопасное русло и не давая Эвелине разлить новую порцию яда. Я ловила его взгляды - короткие, оценивающие. Он проверял, не сорвусь ли я. Я не сорвалась. Но внутри все клокотало.

Возвращались мы молча. Напряжение висело в воздухе лимузина густым, удушливым облаком. Я содрала с губ ненавистную помаду платком, чувствуя, как маска трескается. Дома я первым делом рванула в свою спальню, чтобы содрать с себя это голубое ужастье и смыть с лица «безобидность». Но на кухне горел свет, и доносился...стук ножа? В час ночи?

Я заглянула. Дэмиен стоял у стола в расстегнутой рубашке поверх пижамных брюк. Он резал...сыр? И колбасу? На столе стоял бокал с темно-красным вином.

Он услышал меня и обернулся. В его взгляде не было привычной собранности. Была усталость. И какая-то...отрешенность.

- Не спится? - спросила я невольно, застигнутая врасплох этим неожиданным зрелищем. Дэмиен Кроу, «ледяной король», жующий бутерброд на кухне в час ночи.

Он пожал плечами, отхлебнул вина.

- Ужин был богат на...впечатления. А желудок требует чего-то более существенного, чем светская пустота и змеиный яд. - Он отрезал еще ломоть сыра. - Хочешь?

Это было так странно, так...человечно, что я на секунду растерялась.

- Нет, спасибо, - пробормотала я, но не ушла, прислонившись к дверному косяку. Я наблюдала, как он ест - без привычной церемонности, просто потому что голоден. Видела, как напряжены мышцы его спины под тонкой тканью рубашки. Вспомнила, как он нес меня - ту же самую силу, но сейчас направленную лишь на то, чтобы удержать кусок хлеба.

- Ты хорошо справилась сегодня, - сказал он вдруг, не глядя на меня. - Держалась достойно.

Комплимент? От него? Я остолбенела.

- Я...- не нашлась, что ответить. - Это было невыносимо.

Он кивнул, отпил еще вина.

- Это бизнес, Ада. Иногда он требует есть дерьмо с улыбкой. Привыкай.

- Я не хочу привыкать, - вырвалось у меня, громче, чем я планировала. - Я не хочу быть этой...куклой!

Он наконец посмотрел на меня. Его глаза в полутьме кухни казались глубже, усталее.

- У нас всех есть роли, которые мы играем. Даже без контракта. - Он поставил бокал. - Спокойной ночи.

Он прошел мимо меня, оставив легкий шлейф дорогого вина, дорогого мыла и...просто человеческой усталости. Я осталась стоять на кухне, глядя на недоеденный бутерброд и наполовину пустой бокал. Этот ночной перекус, эта минутная слабость - они показали мне трещину. Маленькую, но реальную. И это было куда страшнее его привычной ледяной маски. Потому что за ней проглядывал просто человек. А ненавидеть человека - гораздо сложнее, чем монстра.

Часть 9, Птичий голод и ночные кошмары

Прошло несколько дней после злополучного ужина. Мы вернулись к нашему привычному ритму холодной войны в пентхаусе: утренние перепалки, игнорирование друг друга днем, редкие стычки вечером. Но что-то изменилось. После той ночи на кухне мои колкости как-то притупились. Они отскакивали от него, не вызывая привычного ледяного отпора. Он просто...работал. Игнорировал. Или отвечал с какой-то новой, утомленной сдержанностью.

Я ловила себя на том, что наблюдаю за ним. Не со злостью, а с... любопытством? Как он пьет кофе, уставившись в планшет. Как проводит рукой по лицу, когда устает. Как однажды вечером я услышала из его кабинета не деловые переговоры, а...классическую музыку? Тихую, меланхоличную. Это было так неожиданно, что я замерла у двери, как вор.

Сегодня утром я решила провести границу. Восстановить статус-кво. Я вышла на балкон с чашкой чая (черный, крепкий, как моя решимость) и обнаружила его там. Он стоял у перил, спиной ко мне, глядя на город. На нем были только спортивные брюки и футболка - вид настолько непривычно неформальный, что я снова опешила.

- Балкон - моя территория, помнишь? - заявила я, стараясь звучать как можно язвительнее.

Он обернулся. Не улыбнулся. Не нахмурился. Его лицо было задумчивым.

- Территория оспаривается. Вид слишком хорош, чтобы быть монополией одного человека.

Я хотела парировать, но вдруг заметила крошки хлеба у его ног. И пару дерзких голубей, деловито клевавших их буквально в метре от него.

- Кормишь птичек, Кроу? - я не смогла сдержать сарказма. - Как трогательно. Не знала, что у тебя такое нежное сердце.

К моему удивлению, он не огрызнулся. Он просто посмотрел на голубей. И в его взгляде мелькнуло нечто...знакомое? Не страх, как тогда в разговоре (хотя он его отрицал), а что-то другое. Напряжение? Осторожность?

- Они голодные, - просто сказал он и бросил еще горсть крошек, но сделал это резким движением, словно боясь, что птицы подойдут ближе. Голуби вспорхнули, но тут же вернулись.

- Боишься, что клюнут? - подначила я, подходя ближе.

- Я не боюсь голубей, Ада, - ответил он, но его тело было скованным. Он не отводил взгляда от птиц. - Я...уважаю их личное пространство.

- Да? - я не поверила ни на секунду. Взяв из его руки (он не отдернул!) горсть крошек, которые он только что достал из кармана, я смело шагнула вперед. - Смотри и учись, уважающий пространство.

Я рассыпала крошки прямо перед собой. Голуби, почуяв добычу, устремились ко мне, воркуя и толкаясь. Я рассмеялась, наблюдая за их суетой.

- Видишь? Они безобидные!

И тут я увидела его лицо. Настоящий, неприкрытый ужас. Он отшатнулся на целый шаг, его глаза расширились, рука непроизвольно поднялась, как бы защищаясь. Это длилось долю секунды. Затем маска вернулась на место. Но я увидела. Это был не расчет, не игра. Это был настоящий, животный страх.

- Я...пойду внутрь, - произнес он хрипловато и быстро скрылся в гостиной, оставив меня на балконе с копошащимися голубями и открытым ртом.

Весь день я ловила себя на мысли об этом моменте. О его испуганных глазах. О том, как могучий Дэмиен Кроу боялся...голубей. Это было нелепо. Смешно. И...чертовски человечно. Эта слабость, такая неожиданная и абсурдная, почему-то не вызывала злорадства. Она вызывала странное чувство...понимания? Все мы чего-то боимся.

Ночью мне приснился сон. Не кошмар. Странный, запутанный сон. Я снова была в галерее. Но вместо вина у меня в руке была горсть хлебных крошек. Эвелина Локхарт превращалась в огромную, розовую, воркующую голубицу и летела на меня. А потом...потом меня подхватывали сильные руки. Несли. Но не к выходу. Куда-то в темноту. И было не страшно. Было...тепло. И голос над ухом шептал не о пиаре, а о чем-то другом. О чем-то важном. Но я не могла разобрать слов. Проснулась я с бешено колотящимся сердцем и смутным чувством стыда и тоски.

Утром, за завтраком, я не стала язвить. Я просто сидела, пила свой черный чай и смотрела, как он методично режет омлет. Он избегал моего взгляда. Между нами висело невысказанное балконное утро. Его страх. Мое знание. Это было...неловко. Но по-новому. Не как война. Как какое-то хрупкое, нелепое перемирие, скрепленное крошками хлеба и глупым страхом перед птицами.

- Кроу, - сказала я наконец, не глядя на него. Он поднял голову. - Если хочешь покормить птиц...я могу сделать это за тебя. Без...сближения.

Он замер. Потом медленно кивнул. Один раз. Ни слова. Но в его глазах, когда он мельком взглянул на меня, не было привычного льда. Было что-то другое. Напряжение? Признание? Или просто усталость от постоянной игры?

Я не знала. И это незнание было одновременно страшным и...интересным. Игра усложнялась. Вражеская территория оказалась куда более непредсказуемой, чем я думала. И где-то в глубине души, вопреки всем доводам разума, мне начало быть...не скучно.

(тгк: @nayacrowe)

Часть 10, Пыль на старой книге и блог

Перемирие, скрепленное голубиным страхом, оказалось хрупким, как первый ледок на луже. Мы не воскресили прежнюю войну с утренними выпадами, но и не приблизились. Просто...существовали. Как два острова в одном океане роскошного пентхауса, изредка обменивающиеся нейтральными сигналами.

- Кофе готов? - его утренний ритуал.

- В кофемашине, - мой стандартный ответ, без сарказма, но и без теплоты.

Кивок. Благодарность, высеченная из гранита.

Иногда я ловила его взгляд, когда он думал, что я не вижу. Не холодный расчет, а что-то вроде...исследования. Как будто я была сложным отчетом, который он не мог до конца расшифровать. И я ловила себя на том, что тоже изучаю его. Как он трет переносицу, когда устал. Как его палец автоматически выстукивает ритм на столе, когда он сосредоточен. Как однажды вечером, проходя мимо гостиной, я увидела его спящим в кресле. Планшет соскользнул на колени, лицо без привычной маски - уязвимое, почти молодое. Я стояла минуту, затаив дыхание, прежде чем тихо ретировалась. Это зрелище было опаснее любой ссоры.

А потом я нашла Книгу.

Убираясь в огромной, практически пустой гардеробной, я заметила что-то на верхней полке, за коробкой с его старыми университетскими дипломами. Не глянцевый альбом по искусству, не дорогое подарочное издание. Старая, потрепанная книга в мягком переплете. Название стерлось. Любопытство пересилило осторожность. Я достала ее.

Это оказался сборник фантастических рассказов. Старых, советских. Зачитанных до дыр. На форзаце детской рукой было выведено: «Дэмиен. К. Хранить вечно!» Сердце почему-то екнуло. Я машинально открыла на случайной странице. Выпал пожелтевший листок. Не записка. Чертеж. Схема какого-то нелепого, футуристического робота, явно нарисованного ребенком. Подпись: «Робот-Защитник. Модель Кроу-старшего».

Я стояла, держа в руках этот кусочек чужого, такого неожиданного детства. Дэмиен Кроу, «ледяной король», поглотитель компаний, в детстве мечтал о роботах-защитниках? Рисовал их? Хранил книжку как зеницу ока? Это не вязалось с образом бездушного монстра. Это было... трогательно. И страшно. Потому что каждый такой кусочек делал его человеком. А человека мне ненавидеть становилось все труднее.

Я аккуратно положила книгу и рисунок обратно, стряхнув невидимую пыль. Но пыль осела на мои мысли. Кто он? Что сломало того мальчика с рисунком робота? Может, ответ был в той самой музыке, что я слышала из его кабинета? В ночных бутербродах? В страхе перед голубями?

Я больше не роняла его кружку нарочно. Даже подлила ему кофе однажды утром, когда он задумался. Он взглянул на меня удивленно, кивнул. Ни слова. Но в воздухе повисло что-то новое. Неловкое, зыбкое. Как будто мы оба нащупывали почву под ногами на минном поле, зная, что одна неверная ступень - и взрыв неизбежен.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Чтобы не сойти с ума от этого нарастающего напряжения, от постоянного анализа каждого его взгляда, каждого жеста, я возродила старую идею. Анонимный блог. Не в соцсетях - на маленькой, тихой платформе для личных дневников. Назвала его «Хроники Золотой Клетки» (позже передумала на менее пафосное «Записки о Драконе и Медвежонке»). Под ником «Пленница Пентхауса».

Писала все. Безжалостно. Саркастично. О его кофейном ритуале. О правилах на холодильнике. О кофейном цунами. О нелепом ужине у Локхартов и моем «ангельском» образе. О голубином страхе. Даже о книге и рисунке робота (без деталей, конечно). Писала о своей растерянности, о том, как ненависть дает трещины. О том, как странно видеть врага уязвимым. О том, как пугает эта новая, незнакомая территория.

Это было катарсисом. Выпуском пара. Я выплескивала все свои противоречивые чувства в текст, приправляя тоннами самоиронии и язвительности. Не ожидала читателей. Но они нашлись. Сначала единицы, потом десятки. Люди оставляли комментарии: смеялись, сочувствовали, давали советы («Сбеги!»), спорили о природе «Дракона». Было...приятно. Как будто у меня появились невидимые союзники в этой странной войне.

Однажды вечером, после особенно тягостного молчания за ужином (мы обсуждали очередной светский раут - бал в честь чего-то бессмысленного), я зашла в блог, чтобы выплеснуть раздражение. Написала злой, саркастичный пост о «необходимости притворяться счастливой куклой среди кукол высшего света». Заключила фразой: «Иногда мне кажется, что мой Дракон сам превратился в самую красивую куклу в этой витрине безумия. И мне интересно - помнит ли он, что у него внутри когда-то билось живое сердце? Или он давно заменил его тикающим механизмом холодного расчета?»

Наутро я обнаружила новый комментарий. Не от обычных читателей. Он был длинным, язвительным, с леденящей душу логикой. И он был подписан: Хранитель Механизма.

«Уважаемая Пленница, - начиналось письмо. - Ваши наблюдения забавны, но поверхностны. Вы судите о сложном механизме по пыли на его корпусе. Сердце? Сердце - ненадежный, иррациональный орган, который лишь мешает эффективной работе. Расчет - вот истинный двигатель прогресса и гарант выживания. Ваш «Дракон», как вы его называете, прекрасно это понимает. Он не «превратился» в куклу. Он создал идеальную оболочку для достижения целей. Ваше присутствие в его клетке - лишь один из винтиков в этой отлаженной системе. Не обольщайтесь, думая, что видите трещины в броне. Это лишь иллюзия, которую вам дозволено видеть. Игра. Часть расчета. Не тратьте сантименты на механизм. Он их не оценит. Он их...не чувствует.»

Меня пробрало до костей. Это был не просто злой комментарий. Это было...слишком личное. Слишком точное. Словно кто-то прочитал мои самые потаенные мысли и сомнения и вывернул их наизнанку с убийственной холодностью. «Хранитель Механизма»...Кто это? Случайный тролль? Или...кто-то, кто его знает? Знает слишком хорошо? Или...Сам?

Я удалила комментарий, но слова впились в мозг, как занозы. «Иллюзия, которую вам дозволено видеть...Часть расчета...Не чувствует...» Я смотрела на Дэмиена за завтраком. Он читал финансовые новости, его лицо было привычно бесстрастным. Вдруг каждое его движение показалось мне отрепетированным. Каждый взгляд - просчитанным. А его редкие «человечные» срывы - ночные перекусы, музыка, страх голубей - вдруг обрели жуткий оттенок манипуляции. Что, если это все было игрой? Тонкой, изощренной игрой, чтобы сломить мою ненависть? Чтобы сделать меня более управляемой куклой?

Часть 11, Ядовитый источник и взрыв ненависти

Бал был адом в блестках и шелке. Я играла свою роль «счастливой миссис Кроу» с автоматической точностью. Улыбалась. Танцевала с ним (его рука на моей талии была как удавка из льда). Обменивалась пустыми любезностями. Внутри все кипело от ненависти и подозрений. Каждый его жест, каждое слово я пропускала через призму комментария «Хранителя Механизма». Это расчет. Это игра. Он ничего не чувствует.

Дэмиен тоже был напряжен, как струна. Более холодным, чем обычно. Его улыбки для прессы казались вымученными. Он часто отходил принимать звонки, возвращался с еще более мрачным видом. Что-то шло не так в его безупречном мире бизнеса. Мне было плевать.

Отдушиной стал открытый балкон. Я вышла подышать, оставив шум и фальшь за спиной. Ночь была прохладной, звездной. Я прислонилась к перилам, закрыв глаза, пытаясь заглушить внутренний вой. И тут услышала голоса. Низкий, напряженный - его. И другой, знакомый, слащаво-ядовитый - Теодора Локхарта. Они стояли за высокой декоративной ширмой с другой стороны балкона, думая, что одни.

- ...слишком давишь, Кроу, - шипел Локхарт. - Эта история с дочкой Хартфорда... Инвесторы нервничают. Выглядит как слабость. Сентиментальность. Или глупость.

- Мои решения не обсуждаются, Теодор, - голос Дэмиена звучал опасно тихо. - Сделка с Хартфордами закрыта на моих условиях. Его дочь - часть этих условий. Инвестиции в безопасности.

- Безопасности? - фыркнул Локхарт. - А этот цирк в галерее? Этот ужин? Твоя жена - неконтролируемая истеричка, которая может в любой момент...

- Она моя жена, - перебил Дэмиен, и в его голосе впервые прозвучало что-то острое, почти животное. - И ты будешь говорить о ней с уважением. Или наши деловые отношения закончатся здесь и сейчас.

Меня пробрала смешанная дрожь. Он... защищал меня? Перед Локхартом? Или это была просто защита своей собственности, своего имиджа?

- Уважение? - Локхарт рассмеялся грубо. - К дочери банкрота и вора? Которая продалась тебе, чтобы спасти папочку от тюрьмы? О чем тут говорить? Она купленная вещь, Дэмиен. И вещи не заслуживают уважения, только место на полке, пока они полезны.

Тишина. Густая, звенящая. Я замерла, не дыша. Готовилась услышать взрыв ярости Дэмиена.

Вместо этого раздался его голос. Спокойный. Ледяной. Смертоносный в своей рассчитанной жестокости. Голос, который я слышала в кошмарах, когда он разорял отца.

- Ты прав, Теодор, - произнес Дэмиен с ледяной четкостью. - Она куплена. Как и лояльность ее отца. Как и твоя, впрочем. И пока эта вещь выполняет свою функцию - создает нужный образ, успокаивает инвесторов - она будет лежать на своей полке. А что касается Ричарда Хартфорда... - Он сделал паузу, и я услышала в его голосе что-то похожее на...презрительное удовольствие. - Он не вор. Он просто слабый, глупый человек. И его дочь платит за его глупость. Дорого. Но это ее выбор. И мое приобретение.

Слова ударили, как нож в солнечное сплетение. Воздух вырвался из легких. Весь мир сузился до ледяного голоса за ширмой. Слабый, глупый человек...Платит за его глупость...Мое приобретение...Вещь. Я была вещью. Мой отец - слабым дураком. И Дэмиен Кроу не просто знал это - он наслаждался этим. Наслаждался своей властью. Своей безнаказанностью. Комментарий «Хранителя Механизма» вспыхнул в сознании с ослепительной ясностью: «Часть расчета...Не чувствует...»

Все теплые воспоминания - его руки, несущие меня; ночной бутерброд; испуганные глаза при виде голубей; старая книга - рассыпались в прах. Лопнули, как мыльный пузырь, обнажив гнилую, ледяную суть. Это была игра. Все это время - игра. Чтобы сделать меня сговорчивее. Управляемее. Чтобы я, дура, поверила, что в чудовище есть что-то человеческое.

Я не помнила, как отошла от перил. Как прошла сквозь толпу гостей, не видя их. Как оказалась перед ним. Он только что вернулся с балкона, его лицо еще хранило следы ледяной жестокости, которую он только что выплеснул на Локхарта. Увидев меня, он на мгновение замер. Понял. Понял, что я слышала.

- Ада... - его голос потерял ледяную уверенность. В нем прозвучало что-то...тревожное? Предчувствие?

Я не дала ему договорить. Вся ярость, вся боль, все унижение последних месяцев, сконцентрированные в один белый горящий шар, вырвались наружу. Я не кричала. Говорила тихо, с ледяной яростью, чтобы слышали только он и ближайшие гости, уже начавшие оборачиваться.

- Приобретение, Кроу? - мой голос звенел, как надтреснутый хрусталь. - Вещь? Ложись на полку? - Я сделала шаг ближе, глядя ему прямо в глаза, не скрывая ненависти, которая, наконец, обрела чистоту и силу. - Запомни. Эта «вещь» видела твой страх. Видела твою жалкую попытку казаться человеком. И эта «вещь» презирает тебя. До самой глубины своего купленного тобой существования. Ты не человек, Дэмиен. Ты - пустота в дорогом костюме. Холодный, бездушный механизм. И я ненавижу тебя. Каждую секунду. Каждую клеточкой. И никакой контракт, никакая «полка» не заставит меня забыть, кто ты на самом деле.

Я видела, как белеет его лицо. Как сжимаются челюсти. Как в его глазах, таких близких, вспыхивает ответная ярость - чистая, неконтролируемая. Но мне было плевать. Я повернулась и пошла прочь. Сквозь гул нарастающего шепота. Сквозь вспышки камер, запечатлевших мое ледяное лицо и его побелевшие от ярости черты. Я шла, чувствуя, как горечь и ненависть выжигают внутри все - даже память о том, как тепло было в его руках тогда, в галерее. Осталось только холодное, беспощадное пламя абсолютной ненависти. Война была объявлена. Без правил. Без пощады. И на этот раз я знала врага в лицо. Настоящего. Без масок. Без иллюзий.

Часть 12, Пепел иллюзий и первый звонок

Тишина пентхауса после бала была гулкой, как в склепе. Я не помнила, как добралась домой. Наверное, на такси. Дэмиен не последовал. Не пытался догнать. Не звонил. Его отсутствие было таким же красноречивым, как его слова на балконе. Приобретение. Слабый, глупый человек. Моя вещь. Они звенели в ушах навязчивым, мерзостным эхом, выжигая все остальное. Даже стыд за свою вспышку перед гостями померк перед леденящей ясностью: я увидела истинное лицо врага. И оно было уродливее, чем я могла представить.

Я содрала с себя дурацкое бальное платье (какое-то пастельное, «безопасное», выбранное его стилистом) и швырнула его в угол. Оно легло бесформенной кучей, напоминая о моем месте здесь - на полу, на полке, в углу. Вещь. Я стояла посреди своей огромной, безликой спальни, дрожа не от холода, а от чистой, неразбавленной ненависти. Она пылала внутри, как белый фосфор, не давая думать, только чувствовать: жгучую обиду, унижение, предательство самой себя. Как я могла? Как я могла хоть на секунду поверить, что в этом механизме есть искра жизни? Что его страх перед голубями, ночные бутерброды, старая книга - это что-то настоящее? Это была игра. Тонкая, изощренная манипуляция. И я, как дура, повелась.

Утро не принесло облегчения. Только похмелье ненависти. Я надела самое черное, что нашла - старые треники и растянутый свитер, бросив вызов его стерильной эстетике. Вышла на кухню. Он уже сидел за столом. Безупречный. Свежий. Как будто вчерашней ночи не было. Как будто он не называл меня вещью. Как будто не разбил в дребезги последние жалкие иллюзии. Его спокойствие было плевком в душу.

Кофемашина булькала. Я подошла, взяла его любимую кружку - ту самую, «не трогать!». Он поднял глаза. Взгляд был ровным, безразличным. Механизм оценивает движущийся объект.

- Утро, - произнес он нейтрально. Не «доброе утро». Просто - утро. Как констатация факта.

Я не ответила. Подняла кружку. Посмотрела на него. В его глазах - ни тени тревоги, ни вопроса. Только ожидание. Ожидание, что я сделаю? Разобью? Вылью на него? Это была игра, и он знал правила. Я видела в его взгляде холодный расчет, описанный «Хранителем Механизма». Часть расчета.

Я медленно, намеренно, повернулась к раковине. Открыла кран. И стала мыть кружку. Тщательно. С мылом. Смывая с нее невидимую грязь. Его грязь. Потом поставила ее обратно на полку. Сухую. Чистую. Безупречную. Как он.

- Ты забыла свою, - сказал он тихо, указывая взглядом на мою пустую кружку с котиком на столе.

Я подошла к столу. Взяла свою кружку. Подняла ее. Наши глаза встретились. В его - все та же ледяная глубина. Никаких трещин. Никаких сожалений. Ничего.

- Вещи не пьют кофе, - сказала я, мой голос звучал чужим, плоским. - Они пылятся на полке.

Я поставила кружку обратно на стол. Не разбила. Просто оставила ее там. Пустую. И ушла в свою комнату. Заперлась. Эта пустая кружка на столе стала символом. Моей капитуляции. Не перед ним. Перед правдой. Я была здесь вещью. И вещи не пьют кофе с хозяином. Они ждут, когда их используют и выбросят.

Весь день я провела в своей «клетке». Не выходила. Не отвечала на стук (он не стучал). Читала. Вернее, делала вид. Слова расплывались. В голове крутился только балкон. Его голос. Слабый, глупый человек... Платит за его глупость...И мой отец. Его растерянное, доброе лицо. Он не был слабым. Он был доверчивым. Его разорили. А теперь его дочь - развлечение для циника в дорогом костюме. Горечь подступала к горлу, но слез не было. Только ненависть. Сухая, жгучая, как пустынный ветер.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Дни слились в одно монотонное, враждебное молчание. Мы стали призраками в одном доме. Он - в своем кабинете или на бесконечных совещаниях по телефону (я слышала сквозь дверь его холодный, отточенный голос). Я - в своей комнате или на балконе, куда он больше не выходил. Даже голуби, которых я теперь кормила с демонстративным равнодушием, казались живее, чем наше сосуществование.

Еда стала полем битвы молчания. Он заказывал ужины. Я не трогала. Он оставлял контейнеры в холодильнике. Я выбрасывала их нетронутыми на следующий день. Он перестал заказывать. Теперь в холодильнике стояли только его соки, вода и что-то для повара, который приходил утром готовить ему завтрак. Я питалась доставкой пиццы, которую забирала у лифта, когда знала, что он в кабинете. Мы больше не пересекались на кухне. Он вставал рано. Я выходила поздно.

Единственным звуком, нарушающим тишину, стал телефон. Мой. Первый звонок был от отца.

- Адочка? Ты как? - его голос звучал тревожно. - Я тут в новостях... какие-то сплетни после бала...У вас все хорошо?

Слабый, глупый человек. Слова Дэмиена впились в сердце, как кинжалы. Я сжала трубку, чтобы не закричать.

- Все хорошо, пап, - сказала я, заставляя голос звучать ровно. - Просто светская чепуха. Папарацци все раздули. Не обращай внимания.

- А Дэмиен? Он...он не злится? - в голосе отца сквозила вина. Он все еще верил, что его спасение стоило моей души.

- Дэмиен...- я сглотнула ком. - Дэмиен понимает игру. Все в порядке. Как ты? Деньги дошли? - Я резко сменила тему, спрашивая про его скромное содержание, прописанное в контракте.

- Да, да, все пришло, спасибо, родная...- он замялся. - Ты уверена, что все...

- Абсолютно, пап! Мне пора, встреча. Целую! - Я бросила трубку, прежде чем он услышал сдавленное рыдание, подступающее к горлу. Он слабый? Да. Он проиграл. Но он мой отец. И его унижение Дэмиеном было унижением меня. Личным. Глубинным. Это добавляло ненависти новый, острый оттенок.

Второй звонок был неожиданным. Незнакомый номер.

- Алло?

- Ада Кроу? - женский голос, холодный, профессиональный.

- Да.

- Говорит Шарлотта Роузвуд, ведущая шоу «Вечерний Резонанс». Нам бы очень хотелось пригласить вас и вашего супруга в студию. Обсудить вашу...яркую историю любви. И последние события. Зрители ждут!