Конь Перуна

Пролог

—  Ах,  какая  ж  это  прекрасная  небылица!

—  Да,  да,    деточки!  Для  нас  это  небылица,  а  когда-то  правда  была!

—  А  интересно,  вернутся  ли  еще  такие  времена?

—  Говорят  старые  люди,  что  когда-то  еще  вернутся,  но,  по-видимому,    уже  только  перед  концом  света…»

И.  Франко  «Захар  Беркут»

ЛЕТО  6679-го.   

РУСИНСКИЕ  КАРПАТЫ 

Неумолимой  тенью  ангела  смерти  завис  над  карпатскими  лугами  огромный  беркут.  И  хоть  уползающее  за  горизонт  солнце  уже  едва  освещало  верхушки  гор,  острые  глаза  орла  четко  различали  каждый  стебель  в  высоких  травах.  Но  суетливые  мыши  или  ворчащие  ежи  не  привлекали  могучую  птицу.  Хищник  высматривал  настоящую  добычу.  Ту,  что  могла  насытить  желудок  мясом,  а  взор  красками  горячей  крови.  В  предчувствии  этого  мгновения  зрачки  беркута  взблескивали  алчным  огнем,  а  горделивый  клекот  так  и  рвался  из  груди.  Но  ощущение:  что  добыча  где-то  рядом,  требовало  тишины. 

Заметив  какую-то  лишь  ему  понятную  примету,  орел  взмахнул  крыльями  и  завис  над  верхушками  вековых  сосен,  вскарабкивающихся  северным  склоном  к  самому  краю  небольшого  плато.

В  то  же  мгновение,  насторожено  принюхиваясь,  из  малинника,  отрезающего  лес  от  цветущей  полонины,  вышла  молодая  серна.  Она  беспокойно  стригла  ушами,  раздувала  ноздри,  а  ее  деликатная  головка,  увенчанная  короткими  гнутыми  рожками,  непрерывно  поворачивалась  со  стороны  в  сторону,  —  серна  внимательно  оглядывала  опушку.  Но  вокруг  томно  покачались  сочные  травы,  а  ветерок,  что  веял  в  мордочку,  не  скрывал  опасных  запахов.  Выждав  еще  немного,  горная  красавица  грациозным  прыжком  вымахнула  из  чащобы.  А  вслед  за  ней,  не  менее  жизнерадостно,  выпрыгнул  трехмесячный  сосунок. 

Детенышу  серны  было  далеко  до  материнской  грации,  поэтому  он  не  сумел  правильно  рассчитать  силу  и  сиганул  слишком  далеко.  Тоненькие  передние  ножки  теленка  не  выдержали  его  веса  и,  жалобно  мекнувши,  сосунок  сперва  запорол  носиком  в  траву,  а  там  и  кувыркнулся  через  голову.  Подхватился  и  бросился  к  матери,  громко  жалуясь  на  этот  гадкий  и  каверзный  мир.  Но  та  лишь  ткнула  его  мордочкой  в  плечо,  насмешливо  фыркнула  и  продолжила  пастись.  Такое  пренебрежение  оскорбило  детеныша,  которому  в  это  мгновение  казалось,  что  ничего  хуже  не  могло  и  произойти,  поэтому  телок  еще  раз  жалобно  мекнул  и  приподнял  мордочку  к  небу,  словно  адресуя  ему  свое  возмущение.  Но  вместо  чистой,  ласковой  синевы  увидел  страшные  когти  и  жуткий  клюв.  Невыносимая  боль  пронзила  его  широко  распахнутые  глаза,  и  все  утонуло  в  безысходной  тьме. 

Беркут  напал  так  тихо,  так  молниеносно,  что  серна,  повернувшаяся  хвостиком  к  малышу,  даже  ничего  не  поняла.  И  только  услышав  громкий  хлопок  крыльев,  она  инстинктивно  сделала  мощный  прыжок,  спасаясь  от  неизвестной  опасности,  и  только  потом  оглянулась.  Но  в  бликах,  прячущегося  за  вершину  соседней  горы,  солнца  увидела  лишь  удаляющуюся  странную  тень.  Серна  беспокойно  мекнула,  метнулась  туда,  где  травы  еще  пахли  ее  детенышем,  но,  уловив  запах  свежей  крови,  сорвалась  с  места  и  стремительно  исчезла  в  чащобе.  Только  треск  сухих  веток  указывал,  куда  понеслась  охваченная  ужасом  осиротевшая  мать.

Глава 1

Люди    всегда  мечтают  о  крыльях.  Особенно  в  горах.  Там  —  где  глазам  все  близко,  а  ногам  —  ой,  как  далеко.  Казалось  бы,  вот  она,  соседняя  вершина.  Если  хорошо  размахнуться,  камень  добросить  можно.  А  на  самом  деле  —  пока  доберешься  чащами  да  буреломами,  обходя  обрывы  и  неприступные  скалы,  не  одна  кварта  пота  сплывет.  А  то  и  вернешься  обратно  —  потеряв  надежду  вскарабкаться.  Потому  что  нет  пути  человеку  туда,  где  пернатым  раздолье.  Вот  и  завидуют  люди  птицам.  А  чего,  спрашивается?  Так  ли  уж  надобно  везде  соваться?  В  долине  работы  мало?  Сказано  ж:  каждому  —  свое!  Может,  нарочно  так  задумано  богами,  чтобы  не  слонялись  чрезмерно  любопытные  там,  где  им  быть  не  должно? 

Но  Захар  никогда  не  мог  согласиться  с  этим.  Умом  понимал,  что  ни  у  него  самого,  ни  у  кого-либо  другого  из  их  большой  семьи,  или  даже  из  всей  Тухольской  общины,  никогда  не  вырастут  крылья,  что  человеку  сужено  ходить  по  земле,  но  душа  парня  рвалась  ввысь.  Наверное,  так  же  истово,  как  и  у  его  славного  пращура,  от  которого  род  Беркутов  пошел.  Тот  тоже  больше  всего  взлететь  мечтал. 

Густой  бор  высоко  вздымался  с  обеих  сторон  едва  заметной,  утоптанной  зверьем  тропинки.  Здесь,  высоко  в  горах,  вдалеке  от  человеческого  жилья,  деревья  были  особенно  дикие  и  неприветливые.  Притерпевшись  кое-как  к  оленям  и  медведям,  кабанам  и  волкам,  эти  суровые  великаны,  будто  сердились  на  человека.  Так  и  норовили  сбросить  ему  на  голову  большую  шишку,  или  сыпнуть  за  воротник  рубашки  добрую  горсть  сухой  и  колючей  хвои.

На  что  уж  привычный  к  горам  был  Захар,  да  и  то  притомился  —  третий  день  в  дороге.  Если  ползанье  по  недоступным  кручам  и  непролазным  чащам  считать  дорогой.

Но  предсмертное  хрипение  отца  все  еще  раздавалось  в  его  ушах,  и  никакая  сила  в  мире  не  заставила  бы  Захара  отказаться  от  задуманного.  Пусть  бы  к  скиту,  где  спасался  старец  Актиний,  известный  на  всю  Красную  Русь  умением  лечить  людей  и  животных,  пришлось  бы  идти  еще  более  тяжелой  и  опасной  дорогой,  парень  не  поворотил  бы  назад.  Больше  он  никогда  не  будет  стоять  в  изголовье  умирающего  —  не  в  силах  помочь,  или  облегчить  страдание.  Матушка  поняла  это  сразу  и  словом  не  перечила,  когда  Захар  объявил  ей  о  своем  решении:  податься  в  науку  к  Актинию.  Может,  помогла  слава  об  умении  столетнего  старца,  которая  докатилась  и  до  их  общины.  А  может,  заглянув  в  сухие  глаза  сына,  мать  сердцем  почувствовала  его  состояние?  Кто  знает.  Но  она,  молча,  благословила  Захара  и  только  попросила  не  уходить  сразу,  дождаться  сороковин.

Унылый  пейзаж  —  печальные  мысли.

Захар  решительно  встряхнул  головой,  собираясь  до  наступления  сумерек  пройти  еще  хоть  милю,  но  неожиданно  увидел  прямо  перед  собой  старый  и  замшелый,  но  с  виду  еще  крепкий  пень.  Кто  умудрился  именно  здесь  срезать  вековой  бук?  И  куда  подевался  громадный  ствол  дерева?  Оставалось  только  гадать.  Но  хоть  как  мудруй,  а  здоровенный  пень  торчал  посреди  тропинки  всего  в  нескольких  шагах  впереди.  Будто  только  Захара  и  поджидал.  Да  такой  удобный,  что  парень  сразу  почувствовал,  как  притомился.

—  Ох!  —  вздохнул  громко.  —  Раз  так,  то  можно  и  отдохнуть.  Заодно  и  поужинаю.

Присел  на  пенек,  а  как  собрался  развязать  котомку  с  припасами,  что  матушка  в  дорогу  собрала,  смотрит  —  перед  ним  дедок  стоит.  Сам  сухонький,  личико  сморщено,  словно  яблоко  печеное,  зато  бородища  аж  до  колен.  Удивился  Захар,  даже  испугался  чуток,  догадываясь:  с  кем  в  лесной  глухомани  встретился,  —  но  виду  не  подал.

—    Доброго  здоровья,  дедушка!    —    поздоровался  вежливо,  а  сам  думает:  «Вот  повезло,  что  я  сегодня  еще  ничего  не  ел,  сказывали:  голодного  человека  леший  с  пути  не  собьет».

А  тот,  ни  здравствуйте,  ни  до  свидания,  —  хап  за  сумку.  Как  тать  какой.  Да  как  взвизгнет.  Назад  отпрянул  и  на  пальцы  дует.

—  Хитрый,  —  ворчит.

А  Захар  едва  хохот  сдерживает.  Выходит,  не  зря  строгал  липовую  веточку,  да  в  котомку  положил.

—  Хитрый,  —  еще  раз  проворчал  лесовик.  —  И  стельки  в  лаптях,  небось,  повернул?  —    поинтересовался.

—  Как  матушка  велела,  —  согласился  Захар.

—  Умные  все  стали,  —    покачал  недовольно  лохматой  головой  леший.  —  Не  то,  что  раньше.  Эх,  —  махнул  рукой.  —  Бывало,  закричишь,  захохочешь.  Мяукнешь!  И  мужик  уже  седой  от  страха.  А  теперь?  Сидит  передо  мной  сопля  желторотая  и  едва  в  глаза  не  хохочет.  Ну,  погоди!  —  рыкнул  сердито.  —  Ты  еще  не  все  видел!  Растопчу!!!

И  мгновенно  дедок  стал  раздаваться,  расти.  Вот  он  уже  вровень  с  парнем.  Вот  —    еще  выше,  —  Захару,  чтобы  смотреть  ему  в  лицо,  надо  задирать  голову.  Минуло  немного  времени,  а  вровень  с  глазами  парня  остались  только  огромные  сапоги  и  кончик  зеленой  бороды.

—  Ну,  как?  —  загудело  где-то  над  верхушками  сосен.  —  Теперь  страшно?!

—  Эге,  —  признал  Захар.  Он  и  в  самом  деле  немного  оробел.

Глава 2

Все  еще  размышляя  над  странным  приключением,  Захар  вышел  на  опушку  и  даже  попятился  от  неожиданности.  Прямо  на  него,  сжимая  в  когтях  молодую  серну,  летел  огромный  беркут.  Но  мгновенная  оторопь  так  же  быстро  и  прошла.  Парень  привычным  движением  выхватил  из  сагайдака  лук,  другой  рукой  достал  из  колчана  острую,  оперенную  серым  гусиным  пером  стрелу  и,  почти  не  целясь,  так  близко  был  орел,  выстрелил.

Мелкая  птица  падает  камнем,  а  беркут  вздрогнул,  распластал  крылья  и  тяжело  опустился  на  склон,  неподалеку  от  Захара.  Даже  не  выпустив  из  когтей  добычу.

—  О-го-го-го!  —  вскричал  парень  и  сломя  голову  ринулся  к  птице.      —    Э-ге-ге-гей!  Попал!  Попал!

Радость  его  было  огромна  и  понятна.  Не  каждый  охотник  может  похвастаться  ожерельем  из  когтей  беркута.  Орлы  летают  высоко,  а  нападают  молниеносно  и  неожиданно. 

Беркут  подыхал.  Выстрел  с  близкого  расстояния  был  такой  силы,  что  стрела  пронзила  птицу  насквозь,  —  окровавленный  кончик  острия  торчал  из  спины.

Захар  наклонился  над  крылатым  хищником  и  попробовал  высвободить  из  когтей  еще  теплую  тушку.  Но  когти  засели  глубоко  и  не  хотели  разжиматься.

—  Вот  уцепился,  —  рассердился  парень  и  дернул  сильнее.

Возня  вернула  беркута  на  мгновение  к  жизни,  и  на  юношу  уставился  наполненный  болью  и,  как  бы,  укоризной  глаз  птицы.  При  этом  взгляд  орла  был  настолько  человеческим  —  что  Захар  даже  отпрянул  и  смущенно  промолвил:

—  Ну,  чего  вылупился?  Тебе  можно  убивать,  а  тебя  —  нельзя?  Извини...  Носил  волк  овец,  понесли  и  волка.

Но  беркут  не  хотел  смириться.  Он  в  последний  раз  встрепенулся,  попытался  взмахнуть  обессилившими  крыльями,  заклекотал,  больше  жалобно,  чем  грозно,  и  испустил  дух.

И  тут  Захар  от  избытка  чувств  даже  по  лбу  себя  треснул!

Это  же  не  просто  так!  Не  спроста  он  подстрелил  орла,  едва  вышел  из  лесу…  Что  говорил  на  прощание  лесовик?  О  том,  что  второе  перо  Захар  найдет  сам.  Так,  может,  уже?  И  второе  маховое  перо  в  оперении  убитой  птицы?!  Надо  всего  лишь  отыскать  его? 

От  таких  мыслей  Захар  словно  ополоумел.  Он  быстро  добыл  из-за  пазухи  подарок  лесовика  и  принялся  примерять  его  к  перьям  в  орлиных  крыльях.  А  как  только  находил  похожее,  выдергивал  его,  сжимал  в  кулаке  и  начинал  размахивать  руками.  Но,  ни  с  первой,  ни  со  второй,  или,  даже  с  десятой  попытки  ничего  не  получалось.  Захар  по-прежнему  оставался  человеком.

И  —  вдруг…  Он  уже  сбился  со  счета:  в  который  раз  пытался  взлететь,  и  устал  так,  что  не  сразу  почувствовал  нечто-то  странное.  Мир  вдруг  сделался  больше,  четче.  Глазам  парня  открылась  такая  даль,  что  он  и  представить  не  мог.  А  тело  сделалось  легким  и  одновременно  сильным,  послушным  каждому  движению  сильных  крыльев. 

Крыльев?!

Захар  так  удивился,  что  разжал  пальцы  и  опять  стал  человеком.

—  Чудеса…  —  прошептал  изумленно.  —  Это  ж  я  чуть  в  птицу  не  превратился!..  Вот  так-так!  Не  обманул,  значит,  лесовик.  —  И  не  помня  себя  от  восторга  заорал  на  полную  грудь.

  —  Э-ге-ге-гей!  Люди!  Ау!  Я  могу  летать!  Летать!!

Захар  наклонился,  чтобы  поднять  с  травы  упущенные  волшебные  перья,  и  увидел  распростершуюся  ниц  нагую  женщину.  Мертвую.  А  между  лопаток  у  нее  торчала  стрела!  И  не  так,  как  у  беркута  —  на  добрую  пядь  выперлась…

Впечатлений  оказалось  слишком  много.  Слабость  окутала  юношу,  ноги  подкосились,  и  он  брякнулся  на  колени.

Захар,  в  свои  двадцать,  был  не  из  пугливого  десятка.  Пришлось  ему  и  с  медведем  один  на  один  повстречаться.  Видел  он  и  чабанов,  растерзанных  волчьими  клыками.  И  тех  бедолаг,  которые  не  смогли  удержаться  на  крутой  скале.  Однажды  помогал  старшим  вылавливать  тела  односельчан,  утонувших  в  бурных  водах  весеннего  паводка.  А  когда  Захару  исполнилось  двенадцать,  отец  спас  его  от  рыси.  Зарубил  зверя  топором  прямо  на  спине  у  сына.  На  память  о  том  случае,  у  парня  осталось  несколько  шрамов  на  затылке.  Уцелел  он  тогда  только  благодаря  расторопности  отца  и  своему  ангелу-хранителю:  что  не  зазевался.  Но  сейчас  перед  Захаром  лежал  не  зверь,  а  человек.  Человек,  которого  убил  он  сам!

—  Пить,  —  едва  слышно  прошелестело  рядом.

Пока  Захар  пытался  унять  подкатывающуюся  тошноту,  женщина  успела  перевернуться  навзничь  и  теперь  просительно  глядела  на  парня.  В  ее  взгляде  была  боль,  упрек  и  еще  что-то…  похожее  на  любопытство  или  насмешку.  Показалось,  наверно.

—  Пить…  —  незнакомка  повторила  просьбу  громче,  и  парень  поторопился  поднести  к  ее  губам  горлышко  баклаги.  Одновременно  пытаясь  не  замечать  древка  стрелы,  что  торчало  из  левого  полушария  груди,  рядом  с  алым  соском,  размеренно  покачиваясь  в  такт  дыханию.

Женщина  напилась  и  тяжело  передвинулась  на  правый  бок.

Глава 3

Проснулся  Захар  от  донимающего  холода.  Утренний  туман  лег  такой  обильной  росой,  что  вся  его  одежда,  промокла  насквозь  и  вызывала  неудержимую  дрожь  во  всем  теле.  Не  то  что  спать,  лежать  и  то  не  удавалось.  Парень  вскочил  на  ноги  и  бегом  кинулся  за  хворостом.  Под  густыми  кронами  влаги  было  меньше,  и  вскоре  сухие  ветки  весело  потрескивали  в  костре,  а  Захар  с  наслаждением  протягивал  к  пламени  окоченевшие  ладони.  Завистливо  поглядывая  на  Морену,  которая  сладко  посапывала,  укутанная  с  головой  в  свою  волшебную  одежду.  Совершенно  сухую…

Через  некоторое  время  парень  согрелся.  И  чтоб  отвлечься  от  излишних  мыслей,  бродивших  в  голове  беспорядочной  толпой,  и,  чтобы  занять  себя  хоть  чем-то,  он  вынул  из-за  пазухи  заветные  перья.  Некоторое  время  колебался,  но  —  любопытство  взяло  верх.  Парень,  отошел  немного  в  сторону,  крепко  зажал  их  в  кулаках  и  принялся  взмахивать  руками.

И  вскоре  вновь  почувствовал  легкость  в  теле,  силу  в  крыльях,  остроту  глаз.  А  затем  Захара  поглотил  непроглядный  мрак! 

Парень  покрутил  головой  и  с  ужасом  понял,  что  его  укутывает  какая-то  ткань.  Он  отчаянно  забарахтался  в  этом  мешке,  пуская  в  ход  и  острые  когти,  и  крепкий  клюв.  Хлипкая  материя  не  выдержала  его  безумного  напора  и  с  громким  треском  разошлась  по  швах,  образовав  широкую  прореху.  Захар  поспешно  вылез  наружу  и,  дрожа  от  ярости,  повернулся,  чтобы  увидеть  коварно  напавшего  врага,  горя  единственным  желанием:  вцепиться  в  него  когтями,  бить  крыльями  и  клювом,  пока  тот  не  околеет.  И  —  остолбенел.  Перед  ним  беспорядочной  кучей  лежала  его  одежда.  Превращаясь  в  птицу,  Захар  не  догадался  раздеться  и  стал  пленником  собственной  рубахи.

Оглядев  себя  от  клюва  и  до  хвоста,  Захар  удостоверился,  что  внешне  беркут  из  него  удался  на  славу.  Не  мелюзга…  И  ему  тут  же  захотелось  испытать  силу  таких  мощных  крыльев.  Хотя  и  тенькнуло  что-то  в  середке  тихим  и  жалобным  голоском,  заблеяло:  «Не  спеши,  не  торопись…»  Но  парень  лишь  отмахнулся  нетерпеливо:  «Я  чуть-чуть…  Низко,  над  самой  землей»,  —  и  взмахнул  крыльями.

Колдовство  лесовика  послушно  подняло  его  в  воздух.

От  неповторимых  впечатлений  сердце  Захара  сперва  замерло,  а  потом  как  ринется  догонять  упущенное  время.  Застучало,  затуркало…  Голова  у  парня  пошла  кругом,  и  на  какое-то  мгновение  он  потерял  ощущение:  где  верх,  а  где  низ.  Не  в  состоянии  сделать  ни  одного  движения,  на  распростертых  крыльях,  Захар  плавно  скользил  вниз  по  склону  горы,  в  нескольких  метрах  над  землей.  Случись  ему  на  пути  дерево  —  так  бы  и  влепился  в  ствол,  столь  неловким  и  неуверенным  был  его  первый  полет.  Но  вскоре  парень  очухался.  Осторожно  шевельнул  крыльями  —  один  раз,  второй.

Он  летел!  Не  помня  себя  от  восторга,  Захар  глубоко  вдохнул  и  ликующе  заклекотал!

Парень  сильнее  взмахнул  крыльями,  поднимаясь  еще  выше.  В  какое-то  мгновение  ему  даже  показалось,  что  солнце  стало  ближе  и  горячее.  Однако  его  глаза  теперь  болезненно  воспринимали  яркий  свет,  поэтому  он  развернулся  хвостом  на  восток  и  стал  высматривать  добычу.

Кусок  истекающей  кровью  зайчатины  был  бы  в  сам  раз.  Хотя,  не  отказался  бы  и  от  толстого  хомяка.

Призывный  крик  орлицы  Захар  услышал  раньше,  чем  увидел  ее.  Радостно  ответив  ей,  он  ринулся  навстречу.  Но  та  легко  уклонилась,  ловко  перевернулась  в  воздухе  и  в  следующее  мгновение  очутилась  на  спине  у  Захара,  отжимая  его  вниз.  Он  был  значительно  сильнее,  массивнее,  но  не  только  у  людей  заведено  повиноваться  своим  подругам.  Парень  опустился  на  землю  и  только  тут  вопросительно  заклекотал.  Но  вместо  ответа,  получил  такого  пинка,  что  кубарем  покатился  по  траве.  Перья  выпали  из  его  рук,  и  в  то  же  мгновение  птица  превратилась  в  изумленного  Захария.

Парень  никак  не  мог  прийти  в  себя,  а  все  хлопал  веками  и  не  переставал  потирать  кулаками  глаза.

—  Никогда  не  смей  так  делать!  —  воскликнула  рассержено  Морена.  —  Если  тебе  жизнь  не  наскучила!

—  А  что  случилось-то?  —  сконфуженно  переспросил  парень,  ничего  не  понимая.  —  Я  хотел  только  проверить  подарок  лесовика.

—  Подарок…  —  Морена  уже  успокоилась.  —  Твое  счастье,  что  ты  от  восторга  или  растерянности  не  забылся  настолько,  чтоб  разжать  ладони.

Захар  смотрел  на  нее  так  долго,  пока  сказанное  не  дошло  до  его  сознания.  А  когда  понял  —  побледнел  и  судорожно  сглотнул.  Расплющенное  тело  так  четко  представилось  парню,  что  он  даже  зажмурился.

—  Неистребимое  человеческое  безрассудство,  —  проворчала  Морена.  —  Все,  как  один,  мечтаете  стать  вровень  с  богами,  а  даже  собственным  умом  не  научитесь  пользоваться.

Захар  виновато  потупился.

—  Я  не  собирался  долго  летать.  Хотел  только  убедиться:  сумею  ли.  А  там  и  не  заметил:  как  увлекся...

Морена  снисходительно  улыбнулась.

—  Неужели  матушка  никогда  не  наказывала  тебе  остерегаться  коварства  нежити?

Глава 4

Замок  Морены,  снаружи  оказался  обычной  горой,  вершина  которой  напоминала  пудинг,  надрезанный  таким  образом,  что  перед  гладкой  отвесной  стеной  возникло  подобие  балкона.  На  котором  всепобеждающая  воля  жизни,  позволила  укорениться  не  только  траве  и  редкому  кустарнику,  а  и  десятку  кедров.  Со  столь  причудливо  изогнутыми  стволами,  словно  деревья  пытались  взглянуть  на  солнце  из-под  низко  нависших  облаков.  В  выходящем  на  балкон,  срезе  скалы  были  прорублены  двери  и  пара  широких  окон,  сейчас  прикрытых  плотными  ставнями,  —  такими  же  крепкими,  как  и  створки  дверей.  Из  потемневшей  от  возраста  древесины  лиственницы,  что  крепче  мореного  дуба,  окованные  позеленевшей  медью…

Солнце  уже  собиралось  полдничать,  когда  пара  беркутов  величаво  опустилась  на  терраску.

Морена  привычно  кувыркнулась  через  голову  и  превратилась  в  юную  красавицу.  И  Захар,  в  который  раз,  невольно  залюбовался  ее  красотой.  Тело  богини  казалось  высеченным  из  самого  дорогого  каррарского  мрамора,  прославившегося  теплым  розоватым  оттенком  камня  и  как  бы  подсвеченным  изнутри. 

Если  честно,  то  Захар  до  сих  пор  не  был  уверен,  что  не  грезит  во  сне.  Ведь  его  приключения  можно  было  сравнить  только  с    удивительными  сказками,  которые  любят  рассказывать  бабушки  долгими  зимними  вечерами.  Разве  поверил  бы  кто  Захару,  вздумай  он  рассказать  об    этом? 

Парень  так  глубоко  задумался,  что  вздрогнул,  услышав  недовольный  окрик:

—  И  долго  мне  еще  ждать,  пока  ты  соизволишь  стать  человеком?

Опомнившись,  Захар  поспешил  разжать  ладони.  А  вернув  себе  более  привычный  вид,  в  первую  очередь  принялся  натягивать  изрядно  пострадавшие  от  когтей  штаны.

—  Можешь  не  торопиться,  —  улыбнусь  Морена,  прикрытая  только  водопадом  собственных  волос.  —  Пока  я  не  хлопну  в  ладони,  мы  все  равно,  что  в  пустыне. 

—  Так  удобнее...  —  пробормотал  парень,  завязывая  шнурок  на  поясе.  —  Привычнее. 

—  Понимаю,  —  согласилась  богиня.  —  Ну,  тогда  и  я  оденусь.  Сообразно  моменту…

Она  щелкнула  пальцами  и  оказалась  облаченной  в  рубашку  из  самого  тонкого  полотна,  расшитого  золотыми  и  серебряными  нитями,  подол  которой  заканчивался  на  уровне  бедер.  Еще  и  чуть  подернулся  вверх,  поскольку  рубашка  была  туго  перехвачена  в  поясе  ремешком  из,  разукрашенной  бисером,  змеиной  кожи.  Волосы  богини  аккуратно  сплелись  в  толстенную  косу  и  уложились  под  веночек  из  роз.  А  на  высокой  груди  Морены  переливались  всеми  красками  три  шнура  изумрудных,  рубиновых,  хризолитовых,  халцедоновых  и  сапфировых  бусин.  Зато  ниже...  Захар  едва  сдержал  смех.  Стройные  ноги  богини  окутывали  бесформенные,  сшитые,  вероятно,  из  десятка  локтей  прозрачной  шелковой  кисеи,  шаровары,  тогда  как  ступни  тонули  в  опорках.  С  загнутыми  носками  и  хрустальными  бубенчиками  на  них. 

—  Что  такое?  —  удивилась  Морена,  с  видимым  удовлетворением  осматривающая  наряд.  —  Разве  теперь  молодые  женщины  не  так  одеваются?  Ага,  —  поняла,  свою  оплошность,  дойдя  до  обуви,  —  здесь  и  в  самом  деле  что-то  не  того...  —  Богиня  пробормотала  шепотом  несколько  слов  и  снова  щелкнула  пальцами.  В  то  же  мгновение  опорки  сменились  чудесными  сафьяновыми  сапожками,  чудного  зеленого  цвета,  а  вместо  басурманских  шаровар,  ее  бедра  прикрыла  расшитая  мальвами  праздничная  бархатная  плахта.

Увидев  непритворное  восхищение  на  лице  юноши,  Морена  довольно  улыбнулась.    —  Ну,  что  ж,  добро  пожаловать  в  мою  обитель,  молодец...    —    и  хлопнула  в  ладоши.

Захар  и  глазом  не  успел  моргнуть,  как  у  дверей,  слово  из-под  земли,  возникли  два  гнома.  Ростом  величиной  с  лесовика,  только  куда  массивнее.  И  бороды  у  них  имелись  не  зеленые,  а  огненно-рыжие.  Гномы  учтиво  поклонились  Морене  и  широко  распахнули  створки  дверей.

Вокруг  богини  сразу  же  зароились  оживленные  летавицы.  Эфирные  красавицы,  наряженные  в  полупрозрачные  одежды  всех  расцветок,  а  то  и  вовсе  обнаженные,  но  в  неизменных  красных  сапожках,  со  смехом  и  веселым  щебетом  окружили  ее,  как  дети  любящую  мать.  Двое  из  них,  в  лентах  золотистого  цвета,  учтиво  подхватили  Морену  под  руки,  а  остальные  завертелись  впереди,  щедро  посыпая  ее  путь  лепестками  цветов.  А  из  дверей  замка  доносилась  быстрая,  плясовая  мелодия  в  исполнении  целого  оркестра  еще  невидимых  музыкантов.

Перестав  чему-либо  удивляться,  Захар  подтянул  штаны  и  с  независимым  видом  сунулся  следом.  

Летавицы  тут  же  закружились  вокруг,  но  прикасаться  не  стали.  От  того  ли,  что  не  ведали  еще,  зачем  он  здесь,  то  ли  —  красоток  отпугивали  сурово  насупленные  брови  парня.  Только  гномы  попытались  было  заступить  парню  путь.  Но,  наткнувшись  на  решительный  взгляд  Захара,  уважительно  расступились.

Переступив  порог  жилища  Владычицы  Судьбы,  Захар  очутился  в  просторном  зале,  по-видимому,  служившем  сенями  дворца.  И  хоть  оконные  ставни  по-прежнему  оставались  закрытыми,  света  оказалось  предостаточно.  Здесь  светилось  все…  И  громадные  зеркала,  обильно  развешанные  по  стенам,  и  искусно  вырезанные  мраморные  колонны,  удерживающие  гранитный  свод.  Даже  невидимый  потолок  излучал  что-то  мягкое  и  бархатистое.  Свет  был  рассеян  повсюду,  как  в  ненастное  зимнее  утро,  когда  и  не  поймешь,  что  именно  разгоняет  тьму:  искрящийся  на  морозе  снег,  или  —  набитые  ледяными,  блестящими  снежинками  облака?

Глава 5

Двери,  в  которые  Захар  поспешно  шмыгнул,  вели  в  зал,  залитый  призрачным  зеленым  светом,  который  струился  из  волшебного  хрустального  шара,  подвешенного  высоко  под  потолком.  И  из-за  этого  все  здесь  казалось  необычным  и  странным.  Даже  самые  обыденные  вещи.

Взглянув  направо,  Захар  увидел  огромный  стол,  вырезанный  из  одной  гранитной  глыбы.  Дальше  —  тянулись  бесконечные  полки,  заставленные  склянками,  странными  круглыми  прозрачными  горшками  с  широкими,  узкими  и  клювоподобными  горлышками.  Пустые  и  с  разноцветным  содержимым,  помеченные  непонятными  надписями  и  без  оных.  Налево  от  входа,  напротив  полок  высились  такие  же  длиннющие  старинные  застекленные  шкафы,  загроможденные  толстыми  книгами  и  свитками  старинных  рукописей.  При  этом  стол  словно  надвигался  на  незваного  гостя,  сильно  отталкиваясь  ножками.  Паре  передних  умелые  руки  мастера  придали  подобие  оленьих,  а  задние  ноги  явно  принадлежали  какому-то  могучему  хищнику.  На  деке,  обитой  красной  замшей,  лежала  книга.  Нет,  скорее  —  Книга!!!  Потому  что  фолиант  этот  был  таким  большим,  объемным,  что  сдвинуть  его  с  места  на  место  можно  было  только  усилиями  не  менее  двух  крепких  мужчин.  Правда,  взглянув  на  Громыхаловы  грабли,  заменяющие  чудовищу  руки,  Захар  понял,  что  тот  мог  ее  даже  носить  за  Мореной,  наподобие  молитвенника. 

Выбитая  надпись  на  обложке  из  золотой  фольги,  в  котором  кириллица  совмещалась  с  арабской  вязью,  восточными  иероглифами  и  древними  рунами,  конечно,  ничего  не  сказал  неграмотному  парню.  А  перед  глазами  Захара  лежала  «Летопись  Жизни  Прошлой,  Нынешней  и  Будущего  Веку»,  иначе  сказать  —  Книга  Судьбы!  Конечно,  чтобы  заглянуть  в  нее,  одного  умения  читать  было  слишком  мало.  Непосвященному,  Книга  не  приоткрыла  бы  завесу,  заслоняющую  перед  смертными  будущее. 

Но  Захар  ничего  этого  не  знал,  а  потому  лишь  мазнул  по  огромной  книге  чуть  удивленным  взглядом    (воображение  поражали  сами  размеры  фолианта)  и  покачал  головой.

«Ой,  ой,  ой!  Это,  же  мне  придется  все  это  прочесть.  А  сколько  их  еще  храниться  в  других  шкафах.  Да  на  такую  учебу  всей  жизни  мало  будет!»

Чуть  правее  и  сзади  стола,  на  стене  висел  странной  работы  гобелен. 

На  красном  шелке  золотой  дракон  расправлял  крылья,  изгибался  кольцом  и  пытался  схватить  зубастой  пастью  свой  же  собственный  хвост.  Гобелен,  хотя  и  был  достаточно  большим,  все  же  немного  не  достигал  пола,  и,  проследив  глазами  по  материи  книзу,  парень  увидел,  что  там  проступает  край  порога.  Золотой  дракон  охранял  двери! 

Захар  шагнул  ближе,  но  в  то  же  мгновение  Громыхало  решительно  кашлянул  у  него  за  спиной,  будто  в  бочку  загудел.   

—  Что  такое?  —  поинтересовался  парень.—  Мне  туда  нельзя? 

—  Нельзя,  —  прогудел  тот. 

—  Почему? 

—  Туда  и  Морена  без  Перуна  не  ходит.

—  Так  это  замок  Перуна? 

—  Нет.  Замок  Морены. 

—  Тогда,  почему  без  Перуна  нельзя? 

—  Там  конь  Перунов.

—  Конь?  —  удивился  Захар. 

—  Конь. 

—  Вот  бы  хоть  одним  глазком  взглянуть,  какой  он  из  себя?  —  загорелись  глаза  у  парня.  —  Ни  разу  не  приходилось  видеть,  на  каких  конях  боги  ездят.  Может,  зайдем  на  минутку?  Обещаю,  я  его  не  буду  трогать.

И  только  теперь  Захар  понял,  почему  этому  чудищу  дали  такое  странное  прозвище.  Потому  что  оно  неожиданно  разинуло  пасть,  и  оттуда  послышались  звуки,  которыми  сопровождается  в  горах  сход  лавины.  Парень  не  сразу  и  понял,  что  это  Громыхало  так  смеется. 

—  Ну,  —  переспросил  Захар,  когда  грохот  обвала  немного  поутих,  —  чего  хохочешь? 

—  Ты…  гур-гур-гур...  обещаешь...  гур-гур-гур…  не  трогать…  гур-гур-гур…  Пегаса? 

—  А  это  еще  кто? 

—  Конь…  гур-гур-гур…  так  зовется.  Конь  Перуна. 

—  Неужели  он  так  страшен? 

—  Страшен?  —  посерьезнел  Громыхало.  —  Не  знаю.  Я  его  никогда  не  видел.  Но  только  это  сама  Смерть!  И  никто  кроме  Бога  Войны  не  смеет  даже  приблизиться  к  нему! 

—  Как  же  его  тогда  кормят?  —  резонно  поинтересовался  хозяйственный  юноша.  —  Чистят?  Неужели  Перун  сам  за  конем  ухаживает?

—  Не  ведаю.  —  Громыхало  пожал  плечами.  —  Но  искренне  тебе  советую,  человечек:  если  дорожишь  жизнью,  забудь  об  этих  дверях  навсегда.

Какое-то  время  Захар  раздумывал,  потом  кивнул  и  отошел  от  запретной  двери,  мысленно  пообещав  себе  еще  вернуться  к  этому  вопросу,  когда  разузнает  обо  всем  происходящем  здесь  чуть  побольше.

Глава 6

ГОД  6683-ий. 

КАРПАТЫ.  ЗАМОК  МОРЕНЫ

Под  стеклянной  колбой  величиной  с  доброе  ведро,  весело  потрескивал  жаркий  огонь.  Тихо  журчала  ледяная  вода  в  прозрачных  хрустальных  трубках.  Кипело,  бурлило  золотистое  варево,  и  прозрачные,  чистые  как  слеза  капли  неторопливо  собирались  в  другой  колбе,  чуть  поменьше. 

Громыхало  нетерпеливо  топтался  вокруг  Захара,  не  вовремя  подворачиваясь  ему  под  руку.  Наконец  тот  не  выдержал  и  раздраженно  рявкнул  на  излишне  суетливого  помощника. 

—  Или  убирайся  из  лаборатории,  или  стой  на  месте!  За  огнем  лучше  следи,  чтоб  ровно  горел. 

—  Да  я  же  с  него  глаз  не  свожу,  —  обижено  прогудел  тот.  —  Захарушка,  долго  еще  ждать? 

—  Глаз  он  не  сводит,  горе  луковое…  —  проворчал  Захар.  —  А  уголь  подкладывать  кто  будет?  Еще  и  спрашивает…  С  таким  помощником?..  До  скончания  веков  не  управимся…

Минуло  чуть  больше  трех  лет  с  того  дня,  как  Богиня  Судьбы  Морена  взяла  Захара  Беркута  в  обучение.  Многое  изменилось  с  тех  пор.  Сообразительный  горец  освоил  грамоту,  арифметику.  А  имея  к  своим  услугам  огромную  библиотеку  замка  —  в  короткое  время  углубился  в  изучение  и  более  сложных  наук,  проявляя  особенные  таланты  в  использовании  азов  алхимии.  Что  и  пытался  сегодня  продемонстрировать  с  выгодой  для  себя.  Пока  хозяйки  не  было  в  замке.

Дни  шли  за  днями,  одни  месяцы  сменялись  другими,  а  Захар  так  и  не  отказался  от  надежды  увидеть  коня  Перуна.  Понимал,  что  опасно,  но  это  только  подстегивало  его  любопытство.  Морена  упрямо  не  хотела  ничего  рассказывать,  а  когда  Захар  слишком  уж  надоедал  расспросами,  неохотно  отвечала:  мол,  ему  это  без  надобности.  Поскольку  пришел  научиться  тому,  как  людей  от  Смерти  спасать,  а  не  какими  способами  их  лучше  убивать. 

«Оно-то  так,  —  соглашался  Захар,  оставаясь  при  своем  мнении.  —  Небось  не  повредит  будущему  врачевателю  хоть  одним  глазом  взглянуть:  какова  она  собой  —  Смерть  эта?  И  почему  в  лошадином  обличии?..»

Но  как  спроворить  дельце,  если  Морена  сама  не  позволит,  а  в  ее  отсутствие  за  каждым  его  шагом  Громыхало  присматривает?

На  помощь  пришла  наука…

Капли  все  медленнее  скатывались  в  приемную  колбу,  уже  больше  чем  наполовину  заполненную  бесцветной  жидкостью. 

—  Наверно,  достаточно,  —  пробормотал  Захар.  —  Будем  снимать  пробу…  —  и  довольно  усмехнулся,  заметив,  как  заблестели  глаза  чудища.       

Он  неспешно  погасил  огонь.  Высвободил  из  зажима  шейку  колбы.  Подождал  пока  Громыхало  перекроет  подачу  воды  и  отсоединил  холодильник…  Взболтнул  жидкостью,  осторожно  понюхал  и  остался  доволен  результатом.  Запах  алкоголя  был  едва  уловим. 

—  Получилось,  вроде.  Не  обманула  книга...

Ректификата  получилось  довольно  много.  Кварты  три.  Осторожно  перелил  содержимое  в  медный  кувшин  и  перенес  на  стол.

Громыхало  меж  тем  притащил  с  кухни  жбан  охлажденного  сока,  ломоть  сала,  несколько  лепешек  и  миску  квашеной    капусты.

Захар  вынул  из  ящика  маленькую  хрустальную  рюмку  и  массивный  кубок.  Наполнил  оба  доверху  и  взял  рюмку.  Громыхало  ухватил  лапищей  кубок. 

—  Ну,  за  науку,  —  произнес  Захар.   

—  Будем!  —  Громыхало  крякнул  и  перелил  самогон  из  кубка  в  пасть.

А  Захар  всего  лишь  губы  обмакнул  и  то  был  вынужден  спешно  запить  соком.  Парню  показалось,  что  ему  в  рот  вылили  живой  огонь.  А  ТотЧтоВСкалеСидит  только  косматой  головой  помотал  от  удовольствия. 

—  Еще?  —  щедро  предложил  новоявленный  алхимик. 

—  Угу.

Захар  повторно  наполнил  кубок.  Громыхало  жадно  проглотил  и  вторую  порцию.  Неведомый  напиток  явно  пришелся  чудищу  по  вкусу.

Уже  давненько  ученик  Морены  пытался  напоить  своего  сторожа,  чтоб  хоть  на  полчаса  освободиться  от  его  опеки.  Но  до  сих  пор  все  попытки  Захара  были  напрасными.  Громыхало  лакал  вино  ведрами  и  оставался  несокрушимо  трезв,  как  то  место,  на  котором…  вернее  —  в  котором  ему  полагается  сидеть.  И  вот  однажды,  просматривая  старинные  алхимические  манускрипты,  парень  наткнулся  на  совет,  как  уберечь  от  скисания  вино  в  долгой  дороге.  Неизвестный  автор  советовал  использовать  перегонку,  чтоб  разделить  вино  на  легколетучую  часть,  которая  сохраняет  вкус  и  запах  напитка,  и  обычную  воду.  Автор  доказывал,  что  такое  вино  не  мутнеет  и  не  скисает,  как  бы  долго  не  пришлось  его  хранить.  А  при  перевозке  занимает  гораздо  меньше  места.  Водой  же  полученный  концентрат  можно  разбавлять  после  доставки.  И  тут  Захар  подумал:  «А  что,  если  не  разбавлять?  Может,  крепкое  вино  свалит  с  ног  чудище?» 

Тайком  от  Морены  он  попробовал  перегнать  одну  бутылку,  и  эксперимент  удался.  Оценил  полученный  результат  и  Громыхало.  Попробовав  «уплотненного»  вина,  он  объявил,  что  Захар  постиг  глубины  мудрости,  поэтому  вся  последующая  учеба  будет  пустой  тратой  времени.  И  стал  предлагать  свою  помощь  в  последующих  экспериментах.  В  роли  испытателя  полученного  продукта.  Еле-еле  удалось  Захару  унять  его  энтузиазм  и  уговорить  подождать,  пока  Морены  не  будет  в  замке. 

Глава 7

Отклонив  гобелен  с  вышитым  стражем,  Захар  осторожно  взялся  за  толстую,  бронзовую  щеколду.  Нажал,  сдерживая  дыхание,  готовый  мгновенно  отпрыгнуть  в  сторону.  Но  ничего  опасного  не  случилось.  Тяжелые  двери  поддались  довольно  легко,  открывая  каменную  лестницу,  которая  полого  вела  вглубь.

И  тут  Захар  засомневался.  Одно  дело  приоткрыть  таинственную  дверь  и,  в  случай  чего,  быстренько  захлопнуть.  Ничего  не  видел,  ничего  не  ведаю.  И  совсем  другое  —  влезть  с  ногами.  После  не  разведешь  руками,  что  случайно  ошибся  дверью.  Парень  даже  шагнул  назад,  но  любопытство  победило  осмотрительность. 

—  Я  на  пару  ступенек  спущусь  и  сразу  —  обратно,  —  шепнул  сам  себе,  для  решимости.

И  ступенька  за  ступенькой,  шаг  за  шагом  медленно  двинулся  вниз.  Здесь  было  не  так  светло,  как  в  остальных  залах  и  комнатах  дворца,  но  вполне  хватало,  чтоб  не  споткнуться  о  собственные  ноги.  Лестница,  казавшаяся  из  дверного  проема  не  слишком  длинной,  оказалась  почти  бесконечной.  И  Захар  опять  призадумался:  стоит  ли  соваться  дальше?  Сказано  ж:  «не  зная  броду,  не  суйся  в  воду».  Но,  он  уже  зашел  слишком  далеко,  чтоб  возвращаться,  ничего  и  не  разведав.  Да  и  свет  в  конце  лестничного  марша,  внизу  казался  гораздо  ярче,  с  красноватым  оттенком.  Но  не  таким  зловещим,  как  в  отблесках  пожара,  а  мягким  —  напоминающим  летний  закат. 

Каменные  ступени  закончились,  и  Захар  очутился  в  еще  одной  пещере.  Собственно,  а  чему  удивляться?  В  сущности,  весь  замок  Морены  был,  не  чем  иным,  как  одной  громадной  пещерой.

А  когда  глаза  парня  привыкли  и  к  освещению,  он  увидел,  в  дальнем  углу,  прикипевший  к  потолку  огромный  сталактит,  нависающий  над  большой  чашей,  вырезанной  из  горного  хрусталя,  своеобразной  тиарой  держащейся  на  голове  громадного  беркута.  Скульптура  была  так  искусно  сделана,  что  казалось:  мгновение  —  и  в  хризолитовых  глазах  серебряной  птицы  вспыхнет  жизнь.  Орел  расправит  могучие  крылья,  заклекочет  и  вырвется  на  свободу.  Захару  даже  стало  жаль  его.  Испытав  радость  полета,  он  теперь  знал,  как  может  страдать  птица,  навек  посаженая  в  клетку.

Из  искристого,  словно  усеянного  бриллиантами  или  кристалликами  соли,  сталактита  тяжелыми,  медленными  каплями  в  чашу  стекала  прозрачная  жидкость.  И  собиралась  она  там  довольно  долго,  потому  что  невзирая  на  собственную  неторопливость  и  значительную  вместимость  сосуда,  набралось  ее  почти  доверху.  Еще  несколько  кварт  —  и  перельется  через  край,  выплеснется  на  голову  серебряного  беркута.

Захар  ступил  ближе  и  поймал  в  ладонь  одну  капельку,  которая  как  раз  сорвалась  с  кончика  сталактита.  Поймал  и  тут  же  упустил.  Капля  оказалась  тяжелее  целого  ведра  воды.  Ладонь  сама  прогнулась,  и  странная  капля  упала  в  чашу.  Захар  растерянно  прикоснулся  губами  к  ладони  и  почувствовал  невероятную  горечь  и  соленость,  оставшуюся  на  коже.

Парень  покрутил  головой,  и  за  неимением  другого  выхода  присоединил  это  чудо  к  тем  вопросам,  ответы  на  которые  он  собирался  при  случае  и  под  настроение  выведать  у  Морены.  Оставалось  осмотреть  другие  двери,  выходящие  сюда.  Захар  сунулся  в  те,  что  были  ближе.

В  замке  Богини  он  всякое  повидал  разное,  но  даже  представить  себе  не  мог,  что  бывают  помещения  таких  размеров.  Сколько  Захар  не  присматривался,  а  так  и  не  смог  разглядеть,  ни  противоположной  стены,  ни  потолка.  И  эта  бесконечность  почему-то  вселяла  такую  тревогу,  что  он  и  не  смог  заставить  себя  переступить  порог.  А  только  из  проема  поглядел. 

Слева,  и  справа  от  дверей,  вдоль  уходящих  вдаль  стен,  тянулись  высоченные  полки,  заваленные  множеством  клубков  и  пасм  всевозможной  пряжи.  Причем  сваливал  их  здесь  кто-то  совершенно  бестолковый.  Потому  что  пряжа  перепуталась  между  собой  таким  невероятным  образом,  что  нечего  было  и  пытаться  вынуть  из  этого  месива  какой-то  один  моток.  Для  этого  его  пришлось  бы  выпутывать  из  сотни  других.  Между  обычной  шерстью  проглядывали  разноцветные  шелковые,  и  даже  золотые  и  серебряные  нити. 

Постоял  Захар,  покачал  неодобрительно  головой,  да  и  запер  дверь.  Даже  среди  ближайших  родственников  не  заведено  без  разрешения  хозяина  слоняться  по  амбару. 

Зато  вторые  двери  вели  в  конюшню.

Боже,  какой  это  был  конь!  Масти  белоснежной,  как  саван!  От  кончиков  ушей  и  до  копыт.  А  грива  и  хвост  еще  белее.  Так  отличается  выпавший  снег  от  уже  слежавшегося  наста.  Глаза  —  словно  два  жарких  уголька!  Змей,  а  не  конь!  Казалось,  что  он  прямо  сейчас  дыхнет  пламенем  из  ноздрей.  Даже  стойло  для  него  соорудили  не  из  жердей  и  бруса,  а  выдолбили  в  камне.

Сообразив,  куда  привело  его  излишнее  любопытство,  Захар  со  страхом  попятился  обратно.  Потому  что  хоть  лебединую  шею  скакуна  окутывала  такая  цепь,  что  и  трех  бугаев  сдержала  бы,  парень  почувствовал:  привязь  лопнет  мгновенно,  если  белаш  захочет  освободиться  от  нее.  А  попасть  под  его  копыта  —  верная  смерть. 

—  Вот  ты  где!  —  услышал  Захар  знакомый  голос  у  себя  за  плечами  и  аж  вспотел.  —  Все  успел  оглянуть?

Глава 8

ВЕСНА  6727-го.     

КАРПАТЫ.  ЗАМОК  МОРЕНЫ.

Весело  полыхали  в  золотых  канделябрах  свечи  из  ароматного  воска,  отбрасывая  на  стены  призрачные  тени.  Молодая,  чрезвычайно  красивая  женщина,  одетая  в  платье  из  тонкой  выбеленной  шерсти,  сидела  возле  письменного  стола.  И  хоть  в  кабинете  было  достаточно  тепло,  почти  жарко  —  Морена  зябко  куталась  в  пышную  накидку  из  беличьего  меха.  А  предмет,  который  вызывал  непреодолимую  дрожь  в  теле  богини,  лежал  перед  ней  на  столе,  под  караулом  тех  самых  пятисвечников.  Огромный,  окованный  серебром  фолиант.  Книга  Бытия.

Этот  космический  хлад,  который  не  могли  прогнать  ни  теплый  мех,  ни  горячий  пунш,  богиня  ощущала  каждый  раз,  когда  приходила  пообщаться  с  Книгой.  Словно  та,  в  оплату  за  свои  услуги  пила  из  Морены  живительную  силу.  От  Книги  веяло  первородной  Силой,  значительно  превышающей  всю  мощь  Богов.  И  Новых,  и  Давних.  Да  и  общалась  она  с  богиней  так,  как  взрослые,  задумавшись  о  важных  делах,  отвечают  на  вопросы  детей.  Мимоходом,  даже  не  вникая  в  их  смысл.  Имеющие  право  и  власть,  вместо  ответа,  поставить  непоседу  в  угол,  чтоб  не  мешал.  И  Морена  каждый  раз  колебалась:  стоит  или  нет  ее  вопрос  такой  платы,  но  —  любопытство  брало  верх  над  рассудительностью.  Особенно,  когда  шла  речь  о  том,  чего  она  не  могла  увидеть  в  магическом  зеркале. 

С  зеркалом  было  проще.  Желая  избежать  участи  многих  своих  сородичей  и  уцелеть,  оно  было  покорно  воле  Богини,  и  торопливо  показывало  все,  о  чем  не  спроси.  Но  —  только  в  реальном  времени.  Ни  прошлое,  ни  будущее  ему  не  открывалось.

Морена  встала  из-за  стола,  нарочно  затягивая  момент  разговора  с  Книгой,  и  пройдя  наискосок  через  комнату,  остановилась  перед  большим  овальным  зеркалом  из  отполированного  золота.  В  его  идеально  гладкой  поверхности  не  отражалось  абсолютно  ничего.  И  даже  вблизи  оно  казалось  всего  лишь  дырой  в  стене.

Богиня  подошла  еще  ближе  и  приложила  к  чуть  прохладному,  но  по  сравнению  с  Книгой,  обжигающе  горячему,  овалу  левую  ладонь. 

—  Проснись!

В  то  же  мгновение  тьма  пожелтела,  а  потом  заиграла  радужным  переливом  всех  цветов  и  оттенков.  Так  Зеркало  демонстрировало  любимой  хозяйке,  свою  радость  от  предстоящего  общения. 

Морена  немного  подумала  и  спросила:

—  Покажи  мне  моего  давешнего  ученика  Захара.

Неизвестно  почему,  но  ей  вдруг  захотелось  увидеть  того  юношу,  который  сорок  лет  тому  умел  так  мило  развеять  скуку,  непосредственностью,  любознательностью,  и...  лаской.  После  того,  как  Беркут  покинул  горный  замок  и  вернулся  к  людям,  Морена  долго  колебалась:  брать  или  нет  еще  кого-то  в  науку.  Но,  так  и  не  случился  больше  никто  достойный  ее  внимания  и  времени.  Да  и  Единый  за  последних  полвека  настолько  прочно  сумел  завоевать  души  и  разум  людей,  что  даже  ее  —  Богиню  Судьбы  додумались  перевести  в  разряд  ведьм  и  колдуний.  Сравнив  с  прочей  нежитью  и  нечистью…  Морена  обиделась,  и  о  новом  ученике  больше  даже  не  вспоминала. 

Зеркало  понимающее  мигнуло,  потом  сверкнуло  золотом  и,  будто  сквозь  оконное  стекло  богиня  увидела  Захара.

Сначала  она  подумала,  что  зеркало  ошиблось,  или,  что  Захар  где-то  рядом,  просто  не  попал  в  фокус,  пока  не  поняла:  что  именно  этот  —  еще  крепкий,  но  уже  совершенно  седой,  с  изрезанным  глубокими  морщинами  лицом,  мужчина  и  есть  ее  бывший  ученик.  Храня  в  памяти  образ  двадцатилетнего  парня,  богиня  совсем  позабыла:  что  время  более  беспощадно  к  людям. 

Богиня  грустно  вздохнула,  и  зеркало,  уловив  ее  настроение,  опять  помутнело,  а  вскоре  и  вовсе  подернулось  темно-  сиреневым  покрывалом.

Морена  уже  пожалела,  что  поддалась  воспоминаниям.  А  так  как  не  любила  раскаиваться  в  поступках  —  рассердилась.  Хотя,  это  и  к  лучшему.  Когда  вопросы  задавались  именно  в  таком  расположении  духа,  Книга  отвечала  более  охотно  и  откровенно.  Но  свечи  сгорели  еще  не  на  один  вершок,  пока  Морена  отважилась  открыть  ее. 

Магический  фолиант  напоминал  скорее  плоский  ларь,  для  хранения  драгоценностей,  чем  привычную  книгу.

Морена  вставила  в  едва  заметную  щелку  на  корешке  филигранный  золотой  ключик  и  дважды  повернула.  В  середине  Книги  что-то  пискнуло  и,  с  тихим  перезвоном  хрустальных  колокольчиков,  веко  ларя  медленно  поднялось.  Внутренняя  поверхность  его  осветилась  и  сделалась  похожей  на  окошко,  сквозь  которое  видно  кусок  утреннего,  сероватого,  неба.

Внутри  ларя  белел  всего  лишь  один  листок  из  неизвестного  серебристо-синего  материала,  на  ощупь  крепче  алмаза  и  мягче  самого  нежного  бархата.  Во  всех  четырех  углах  листа  сияли  крошечные  звездочки.

Богиня  положила  на  гладкую  поверхность  обе  ладони  и  едва  удержалась,  чтоб  не  отдернуть  их  из-за  ужалившего  кожу,  обжигающего  мороза,  что  набросился  на  ее  руки,  как  изголодавшийся  зверь.  Зато  Книга  —  проснулась.  Серое  окошко  распогодилось  летней  голубизной.

Глава 9

Шло  время.  Пламя  тихо  потрескивало  на  свечах,  проглотив  толстого  воска  больше  чем  половину.  Морена  спала.

Велес  вошел  в  комнату,  ступая,  как  для  мужчины  такого  мощного  телосложения,  очень  мягко  и  неслышно.  Но  удивлялся  бы  его  походке  лишь  тот,  кто  видел  Черного  бога  впервые.

—  Опять  общалась  с  Книгой?  —  прогудел  густым  басом,  заметив,  что  Морена  никак  не  реагирует  на  его  присутствие.  —  Разве  не  говорил  Перун,  чтоб  ты  оставила  ее  в  покое?

Морена  мигнула  и,  недоуменно  посмотрела  на  неожиданного  гостя.  Потом    все  вспомнила,  и  слабо  улыбнулась.

—  Треклятая  Книга  высосала  все  силы.  Я  чувствую  себя,  как...

—  Неистребимое  женское  любопытство,  —  насмешливо  фыркнул  Велес.  —  О,  женщины...  Даже  будучи  богиней,  ты  остаешься  всего  лишь  бабой.

Глаза  Морены  зловеще  блеснули.

—  Назвать  женщину  женщиной  —  это  обида?  —  сделал  по-детски  невинное  лицо  Черный  бог.  При  его  могучей  осанке  это  выглядело  так  нелепо  и  смешно,  что  Морена  не  удержалась  и  прыснула  смехом.

—  Ну  вот,  —  констатировал  Велес.  —  Теперь  ты  больше  похожая  на  себя,  а  не  на  овощ.

Морена  подняла  голову.

—  Погоди  веселиться,  Книга  утверждает,  что  у  нас  может  ничего  не  получиться...

Велес  вопросительно  дернул  подбородком.

—  Начни  сначала.  Но  прикажи  поднести  что-то  для  орошения  уст.  Судя  по  началу,  разговор    явно  длинный  намечается.

Морена  хлопнула  в  ладони,  и  в  дверях  кабинета  сразу  же  появилась  прелестная  летавица,  будто  сотканная  из  солнечного  луча.

—  Слушаю,  моя  госпожа,  —  поклонилась  учтиво.

—  Ну,  говори,  чего  подать?  —  обратилась  к  гостю  Морена.  —  Чего  желаешь?

Тот  взглянул  восторженно  на  прислужницу  и  значаще  хмыкнул:

—  К  разговору  о  моих  желаниях  вернемся  позже,  ближе  к  ночи.  А  пока  остановимся  на  большом  бокале  рейнского  и  нескольких  хорошо  прожаренных  бараньих  лангетах  к  нему.  Только  —  хорошо  прожаренных.  До  хруста.

Летавица  поклонилась  и  перевела  взгляд  на  хозяйку.

—  А  вам,  госпожа?

—  Мне?  —  Морена  не  сразу  и  сообразила:  чего  хочет,  так  далеко  были  ее  мысли  от  пищи  телесной.  —  Что  же,  можно  и  мне...  глоток  токайского  и...  персик.

Летавица  еще  раз  поклонилась  и  выпорхнула  из  комнаты.

Велес  подошел  к  столу  и  осторожно  закрыл  Книгу.

—  Не  люблю,  когда  она  раскрыта,  —  объяснил.  —  Такое  впечатление,  что  за  мной  кто-то  наблюдает.  Гораздо  могущественнее.  Тот,  кто  может  в  любое  мгновение  прекратить  мое  существование.  И  сделать  Ему  это  будет  легче,  чем  мне  раздавить  муху.  Или  —  задуть  людскую  жизнь...  Давай,  выйдем  из  комнаты,  а?

—  Глупости,  —  дернула  плечиком  богиня.  —  Книга  —  всего  лишь  магическое  устройство  Предтеч.  А  его  создатель,  давно  канул  в  Забвение.  Раз  люди  ничего  не  помнят  о  той  эпохе  и  происходивших  в  мире  событиях,  —  следовательно  и  силы  у  Него  быть  не  может.

—  Согласен.  И  все  же,  Книга  нервирует  меня.  Особенно,  когда  приходится  видеть,  какой  ты  становишься  после  общения  с  ней.

—  Желание  гостя  —  закон  для  хозяйки,  —  чуть  улыбнулась  Морена,  давая  понять,  что  эта  тема  не  так  важна,  чтобы  терять  на  нее  время.  —  Куда  предпочитаешь?  Может,  на  балкон  выйдем?  Весенние  Карпаты  достаточно  милы.

—  Можно  и  на  балкон.

Скальный  выступ,  укрепленный  руками  гномов  и  волшебством  Морены,  будто  парил  над  пропастью,  даруя  ощущение  полета.  А  вид  открывался  и  в  самом  деле  примечательный.  В  долинах  уже  во  всю  резвился  апрель,  а  северные  склоны  Горган  все  еще  оставались  покрытые,  слежавшимся  до  крепости  панциря,  чуть  подтаявшим  и  прохваченным  ночными  морозами  снегом.  В  лучах  весеннего  солнца  они  сверкали  и  играли  всеми  цветами  и  оттенками,  словно  были  усыпаны  наилучшими  самоцветными  камнями.  Затмевая  само  светило  радужными  сиянием  и  ослепительными  переливами.

Пока  Велес  любовался  волшебной  игрой  света,  прислужницы  накрыли  столик  и  расставили  кресла.

—    Мило,  —  вздохнул  Черный  бог  и  опустился  в  кресло.

—  Наверно,  —  как-то  слишком  уж  безразлично  согласилась  Морена,  надкусив  бархатную  шкурку  сочного  плода.

Велес  удивленно  взглянул  на  нее,  глотнул  вина  и  только  после  брюзгливо  проворчал:

—  Истинно  —  никто  не  ценит  того,  чем  владеет...  Нужно  заманить  тебя  к  себе,    под  землю,  эдак  на  пару-другую  десятилетий.  Может,  тогда  картина  пробуждающихся  от  зимней  спячки,  гор  станет  немного  милее.

Морена  растянула  губы  в  деланной  улыбке,  показывая,  что  оценила  юмор  гостя,  но,  не  желает  поддерживать  эту  тему.  Велес  кивнул  и  опять  глотнул  вина.