Корни твоей тьмы

Пролог.

Земля взбунтовалась. Сперва она зарычала землетрясениями, потом закашляла ядовитыми дождями, а затем и вовсе перестала дышать. Люди называли это Возмездием — будто природа, столетиями терпевшая плуги и динамит, наконец вырвала свои корни из-под асфальта. Теперь леса шевелились, как живые: душили города лианами-удавками, а по ночам воздух гудел от спор, превращавших лёгкие в гнилые плоды.

В бункере «Рассвет-12», спрятанном под грудой бетона и ржавых труб, ещё теплилась жизнь. Здесь хранили последние семена, фотографии зелёных лугов и детские рисунки с солнцем, которое никто не видел десять лет. Зоя Воронова, младший биолог, а по факту — единственный, носила эти рисунки в кармане. На одном из них, смятом и заляпанном чаем, была изображена девочка с косичками, тянущая руки к дереву. Внизу — корявая надпись: «Для Ани, которая верила».

Аня не дожила до восьми лет. Умерла, задыхаясь, в подземной больнице, где воздух пах плесенью и страхом. Перед смертью шептала:

— Вырастет же что-то, правда? Хоть травинка…? Зоя тогда украла для неё цветок с поверхности — крошечный, с лепестками цвета ржавчины. Он убил Аню за неделю.

Теперь эти семена, последняя надежда бункера, покрылись чёрными пятнами. Старейшина Громов, чей голос звучал как скрежет металла, приказал сжечь их.

— Мутация. Сожрёт и нас, и землю, — сказал он, а Зоя смотрела на пятна через микроскоп и видела не смерть, а странную гармонию — спирали ДНК, сплетавшиеся с чем-то древним, диким.

В ту ночь она достала старый противогаз с трещиной на стекле, обмотала руки тряпьём и поднялась по аварийному люку. Воздух на поверхности обжёг горло, но Зоя улыбнулась: где-то там, в чаще шипящих стеблей и грибов-хищников, прятался ответ.

— Ответ, — думала она, пробираясь мимо руин лаборатории с вывеской «Флора-Хомо: будущее в симбиозе». Ветер донёс запах гниющих яблок — первый за десять лет.

И последний перед тем, как щупальца Древа схватили её за лодыжку.

Глава 1. Ловушка в царстве шипов

Воздух на поверхности пах прелыми книгами и железом. Зоя прижалась спиной к обугленной бетонной плите, пытаясь заставить лёгкие дышать реже. Противогаз, треснувший ещё во время прошлого выхода, шипел на вдохе, впуская запах гнили. Она сняла его, махнув рукой: лучше яд, чем эта проклятая маска, напоминающая о больничной палате сестры.

Город, который когда-то назывался Новосибирском, теперь был похож на скелет гигантского зверя. Небоскрёбы прогнулись, словно под тяжестью невидимого груза, их рёбра из арматуры торчали наружу, опутанные лианами цвета запёкшейся крови. Тротуары вздыбились корнями, проросшими сквозь асфальт, а в трещинах копошились слизневидные существа с лепестками вместо глаз. Зоя наступила на один из таких «цветков» — он завизжал, как ребёнок, и рассыпался чёрной пылью.

— Сорок минут до наступления кислотного дождя, — проверила она часы с потрескавшимся циферблатом. В кармане комбинезона жались три пробирки: для спор, образцов почвы и... для чего-то неожиданного. Аня бы назвала это «приключением», но сестра мертва, а Зоя осталась с микроскопом и упрямством, которое старейшина Громов называл «самоубийственным идиотизмом».

Она двинулась вдоль стены разрушенного ТЦ «Галерея», где витрины когда-то сверкали ювелирными украшениями, духами и айфонами. Теперь за стеклом, покрытым мутной слизью, шевелились грибы-зонтики с щупальцами. Один из них, размером с медведя, вытянул отросток к её щиколотке. Зоя швырнула в него камень, обёрнутый тряпкой с соляной кислотой — наследие бункера. Гриб съёжился, зашипев, и она пробежала мимо, чувствуя, как споры цепляются за волосы.

«Лаборатория... Где же ты?»

Карта, нарисованная по воспоминаниям выживших, была испещрена вопросительными знаками. «Флора-Хомо» — подпольный исследовательский центр, где до Падения пытались скрестить человека с растением. Если верить слухам, там сохранились архивы... и, возможно, семена.

Рухнувшая вывеска «Наука — двигатель прогресса» указала на здание с обвалившейся крышей. Зоя протиснулась через дверной проём, заросший колючей проволокой, которая внезапно ожила и царапнула ей предплечье. Кровь выступила тёмными каплями.

— Приветствую в адском саду, — пробормотала она, освещая фонарём коридор. Стены были покрыты плесенью, пульсирующей в такт её шагам. На полу валялись кости в пробирках — чей-то мрачный юмор.

В кабинете с табличкой «Доктор Л. Ковальский» Зоя замерла. На стене висел портрет: мужчина лет сорока с острыми скулами и в очках в стальной оправе. Подпись: «Проект «Адонис»: симбиоз клеток *Ficus elastica* и человека. Этап 7».

«Леон Ковальский...» — она коснулась рамы. Глаза на фото казались живыми, полными того безумия, что ведёт учёных к открытиям.

Хруст стекла под ногой заставил её вздрогнуть. Под ботинком лежал дневник с обгоревшим краем.

На первой странице Зоя прочитала :

«12.03.2035. Они обещали, что я буду как бог. Вместо кожи — кора, вместо крови — хлорофилл. Но сегодня зеркало показало мне чудовище. Коллеги шепчутся за спиной. Доктор Шмидт говорит: «Это временно». Временное длится 217 дней...»

Зоя сунула дневник в рюкзак. Её пальцы дрожали — не от страха, от азарта.

Хлопок.

Что-то упало за спиной. Она обернулась, направляя луч фонаря в угол. На столе, покрытом паутиной из мицелия, лежала пробирка с зелёной жидкостью. Этикетка: «Образец 0X-7. Не открывать!»

— Сюрприз, — она потянулась к пробирке, но в этот момент пол под ногами вздрогнул.

Стена позади неё треснула, и в проём ворвалось щупальце толщиной с дерево. Зоя отпрыгнула, ударившись о шкаф с реагентами. Стеклянные колбы разбились, высвободив облако едкого дыма.

— Чёрт! — она бросилась к выходу, но щупальце обвило её талию, подняв в воздух. Фонарь выпал из рук, осветив на мгновение монстра: гигантское дерево с чёрным стволом, покрытым шипами, и сотнями щупалец, бившихся как сердитые змеи. Его «листья» были челюстями с зубами-шипами.

— Древо-мать, — вспомнила она легенды бункера. Говорили, оно пожирает всё живое, а корни уходят в самую преисподнюю.

Щупальце сжалось, выжимая воздух из лёгких. Зоя рванулась, царапая кору ножом из кармана. Из пореза брызнула липкая смола, пахнущая мёдом и смертью. Древо взревело — звук, похожий на скрежет тормозов поезда.

— Аня, прости... — мелькнуло в голове, когда второе щупальце схватило её за ногу и потащило к пасти-цветку на вершине ствола.

Внезапно что-то блеснуло в темноте. Тень метнулась вверх по стволу, разрезая щупальца клинком, похожим на серп Луны. Древо завизжало, выпустив Зою. Она рухнула вниз, пробив гнилой пол, и покатилась по склону в подземную пещеру.

Удар.

Сознание уплывало, но перед тем, как погрузиться во тьму, она увидела лицо. Не лицо — пародию на него: кожу, сросшуюся с корой, янтарные глаза без зрачков и губы, стянутые в оскал, как трещина на высохшей земле.

— Человек... — голос звучал как шелест листвы под ножом бури. — Ты пришла умереть?

Его пальцы, больше похожие на корни, сжали её горло.

Зоя очнулась от капель воды, падающих с потолка пещеры. Её руки были прикованы к стене лианами, пульсирующими синему светом. В носу стоял запах сырости и гниющей древесины.

Он сидел в трёх метрах, спиной к ней, что-то царапая углём на камне. Его спина была покрыта корой с узорами, напоминающими карту звёздного неба. Когда он повернулся, Зоя подавила крик.

Лицо... Нет, не лицо — ландшафт боли. Правая щека — человеческая кожа, изъеденная шрамами, левая — дубовая кора с проросшим мхом. Глаза светились, как светлячки в банке.

— Леон Ковальский, — выдохнула она, узнавая черты с портрета.

Он вздрогнул, словно имя было ударом.

— Ты... читала, — проскрипел он, вставая. Его движения были странно грациозны, будто ветер качал его, а не мышцы.

— Ваш дневник. Вы хотели стать богом, а стали...

— Сторожевым пнём? — он рассмеялся, звук напоминал треск сухих веток. — Спасибо, не слышал этого. Лет сто.