
Мария
Отец был в ярости.
- Отказываться от такого предложения - это просто тупость!
- Но папа, я знаю его всего месяц... – попыталась отбрехаться я. – К тому же, мне не нравится его высокомерие и постоянное хвастовство машиной, домом, одеждой, дорогими часами...
- А мне очень нравятся его машина, дом и часы, которые сто̀ят во много раз больше того, что мы с отцом заработали за две наших жизни вместе взятых! – подключилась к разговору мать, зайдя на кухню. - Ты посмотри на себя! Что у тебя есть? Кровать в одной комнате со мной, твои дурацкие шпаги и десяток спортивных медалей. Всё! Если тебя выпрут с бюджета, тебе придется идти работать за копейки, потому что мы не потянем оплату за институт. И кому ты будешь нужна без образования, бесприданница из крошечной двушки в пятиэтажной панельке?
Я почувствовала, что сейчас запла̀чу. Никогда за мной такого не водилось, но тут прям слезы к горлу подступили...
- Мама, папа... Я ему нужна просто как дополнение к статусу... Еще один красивый аксессуар, понимаете? Который он просто выбросит, когда я ему надоем, и легко заменит на другой...
Мать, внезапно став ласковой, придвинула стул поближе к моему, села рядом, обняла меня за плечи.
- А ты сделай так, чтобы не выбросил. Не перечь, будь покладистой, почаще улыбайся, корми так, как ему нравится. Мужик – он же как стиральная машина. Если знаешь на какие кнопки нажимать, будет работать в том режиме, который ты выберешь. И никуда не денется. В народе правильно говорят: путь к кошельку мужчины лежит через его желудок.
- В народе по-другому говорят, - вставил отец.
- Ой, да ты мне еще тут расскажи про любовь до гроба и слюни нежности до пола, - махнула рукой мать. – В общем, Машунь, ты не переживай особенно, стерпится-слюбится...
- Вот сами с ним и слюбливайтесь, - резко бросила я, сбрасывая руку матери с плеча. – А мне на тренировку пора!
- Вот дура! – в сердцах бросил отец.
- Ни на какую тренировку ты не пойдешь! – взвизгнула мать – куда только вся нежность делась. – Хватит уже ерундой страдать! Сегодня же выкину на помойку все твои идиотские шпаги и маски. Кучу денег потратила на какую-то чушь собачью!
- Деньги на снаряжение я сама заработала! - рявкнула я, бросаясь в комнату.
- А могла бы матери отдать на хозяйство! – проорал мне вслед отец.
- Если сейчас уйдешь, можешь домой не возвращаться! – добавила ему в тон мать.
Я лихорадочно одевалась...
Руки тряслись, прорвавшиеся наружу слезы уже лились ручьем по щекам...
Так, спортивная сумка со снаряжением... В нее – паспорт, банковская карта с моими скудными сбережениями, дешевый планшет, где в памяти хранится всё, что связано с институтом, китайский телефон с трещиной на экране... Туда же я бережно положила медали, полученные на соревнованиях по фехтованию, а также удостоверение мастера спорта – единственное моё приданое, ценное только для меня...

На дворе уже вовсю разгулялась осень, но выбор одежды у меня был небольшой: кроссовки, купленные пару лет назад, старенькие джинсы, весенне-осенняя курточка, под которую зимой я просто надевала свитер, связанный еще покойной бабушкой. Свитер тоже лег в сумку поверх всего остального, ибо решение пришло внезапно, и я даже удивилась, как же я раньше его не приняла...
Я уже подходила к двери, когда в спину мне прилетело материнское:
- Это ты чего удумала? А ну быстро вернулась домой!
В ответ я повернулась, широко размахнувшись, швырнула ключи от квартиры в направлении кухни, и прокричала:
- Дом - это место, где тебя любят и ждут! У меня никогда его не было! Жаль, что я поняла это только сейчас.
И вышла на лестничную клетку, резко захлопнув дверь за собой.
...Артем появился в моей жизни внезапно.
Я просто шла по тротуару – обычная девушка, без косметики, волосы сзади хвостиком, на плече сумка и чехол, из которого торчит рукоять шпаги... Наверно, она и привлекла внимание водителя дорогой машины, который тормознул рядом со мной и прокричал:
- Привет, спортсменка! Прокатимся вдвоем?
- Катись в одиночку, - бросила я, ибо не люблю таких вот самоуверенных «хозяев жизни», по отношению к которым испытываю закономерную пролетарскую неприязнь, граничащую с классовой ненавистью. Понятное дело, что это банальная зависть из серии «почему им всё, а мне – ничего?», но, тем не менее, понимание причин явления никоим образом его не отменяет.
- Ого! – воскликнул водитель. – А хотя бы познакомиться можно? Я Артем.
- Поздравляю, - довольно грубо ответила я, ибо была не в настроении. – Артем, сделай нам обоим одолжение, найди себе филеро-силиконовую куклу под стать твоей машины, а от меня отстань. А то вдруг я тебе обивку салона ненароком шпагой поцарапаю. Не хочу стать причиной инфаркта для мажора.
День у меня не задался, потому весь свой негатив я с удовольствием выплеснула в салон дорогой тачки, при этом нащупав в кармане курточки перцовый баллон на случай, если парень оскорбится.
Но он лишь заржал конём, и заорал:
- А ты мне нравишься, спортсменка! Люблю бо̀рзых, потому что сам такой, а силиконовые муклы мне уже осточертели. Короче, теперь ты от меня не отвертишься!
...Он и правда был настойчив.
Цветы, приглашения в рестораны, знакомство с моими родителями...
Я всё это зачем-то принимала - наверно, потому, что с новыми впечатлениями у меня было не очень, а каких-то перемен хотелось...
Анна
Дон Хуан Франсиско де Лейва и де ла Серда, вице-король Новой Испании и правитель ее столицы города Мехико, объявил мою маму ведьмой, и приговорил к сожжению заживо.
Возможно, причиной этого стали ее светлые волосы, нетипичные для мексиканок.
Или же ее красота, которой завидовали слишком многие знатные дамы – и которая передалась мне вместе с мамиными светлыми волосами, похожими на морские волны, освещенными первыми лучами рассвета... Правда, мама предусмотрительно заставляла меня ходить в платке, пряча свои роскошные волосы и глядя в землю, чтобы лишний раз не показать людям свое лицо. Отец шутил, что так я никогда не выйду замуж – но кому нужна пусть даже миловидная бесприданница из нищей семьи, у которой все имущество - это лишь покосившаяся хижина на окраине столицы...
В народе поговаривали, что вице-король мог подарить маме удушение гарротой перед костром, если бы она согласилась ему дать. Я не поняла, что мать могла бы дать правителю Мехико, ведь у нее ничего не было. Но по слухам она рассмеялась над его предложением, а после плюнула в лицо.
И тогда дон Хуан велел приготовить для костра самые сухие дрова, какие только можно было найти в столице Новой Испании. Сухое дерево почти не дает дыма, а значит матери не суждено было задохнуться прежде, чем пламя начнет пожирать ее тело.
Отец запретил мне идти на площадь, и запер меня в сарае. Но я должна была увидеть маму, по которой очень соскучилась – ведь она почти месяц провела в городской тюрьме прежде, чем городские власти объявили приговор перед народом.
Я сделала подкоп, вырыв его под дверью голыми руками и лишившись двух ногтей. Это очень больно, когда ногти срываются до мяса, но мне нужно было увидеть маму – ведь я ее так любила…
Народу на площади было много. Люди любят смотреть на чужую смерть – так они ярче и насыщеннее чувствуют себя живыми. Даже если их жизнь не сто̀ит и медного гроша, и любой испанский кабальеро может забавы ради поставить простолюдина к дереву и поупражняться в стрельбе из пистолета по его глазам, всё равно люди будут смотреть на чужие страдания и радоваться тому, что им сейчас не больно, и их жизни пока что никто не собирается отнять.
...Посреди площади возвышался двухуровневый деревянный помост. На верхнем его ярусе стояли красивые резные кресла.
Центральное занимал вице-король Новой Испании, щекастый мужчина с пышными, загнутыми кверху усами, одетый вызывающе роскошно – шелковый костюм с кружевными манжетами, ботфорты, отделанные пурпурным жемчужинами, добытыми в Карибском море, толстая золотая цепь на шее.
По левую руку от дона Хуана сидел его любимый племянник, дон Алехандро, бледный парень лет двадцати пяти от роду, в таком же роскошном костюме, как у дяди, и в широкополой шляпе с пером.
А справа от вице-короля сидела его жена Исабель де Толедо-и-Молина, красивая дама в кроваво-красном платье, на левой стороне которого красовалась крупная брошь с изображением кинжала-мизерикорды, предназначенного для добивания поверженных воинов, запакованных в латы. По слухам, жена вице-короля командовала отрядом его верных слуг, исполнявших деликатные поручения – в частности, занимавшихся поиском ведьм, которые могли наслать порчу на правящее семейство.
На нижнем помосте, возле ног местной знати, стоял палач – рослый детина, держащий в руке факел – пока не зажженный, дабы не раздражать дымом сидящих наверху влиятельных людей.
Я всегда была жилистой и юркой, потому легко просочилась сквозь толпу, где люди стояли довольно плотно: где протиснулась, где между ногами на коленях проползла, пачкая грязью почти новое платье, сшитое мамой. Но оно и так было уже грязным – пока я копала подкоп, изрядно запачкала его глиной, так что пятном больше, пятном меньше.
Наконец я добралась до первого ряда, и почти уткнулась носом в начищенную до блеска грудную кирасу стражника. Их много нагнали на площадь и выстроили кольцом чтобы сдерживать толпу, что напирала со всех сторон. Кое-где блюстителям порядка даже пришлось поработать древками алебард, нанося удары по головам и плечам тех, кто хотел пробраться поближе к помосту.
Вскоре стражникам пришлось напрячься, сдерживая любопытных, так как толпа заволновалась. Со всех сторон раздались крики:
- Ведут! Ведут!!!
И я увидела…

Двое мечников в полном боевом доспехе вели под руки мою маму. Ее руки были связаны за спиной, а рот зашит нитками, чтобы она не могла произнести проклятие.
На маме был надет прямоугольный кусок жёлтой ткани с отверстием для головы в центре и нанесенными на нем рисунками. На тех изображениях рогатые демоны бросали людей в пламя, острые языки которого были направлены вверх. Я уже тогда знала, что это означает сожжение заживо – на одежде у тех, кого перед огненной казнью подвергали удушению на гарроте, языки пламени всегда были направлены вниз.
На голове мамы был надет высокий бумажный колпак с такими же рисунками – но, когда обреченную на ужасную смерть проводили мимо помоста, порыв ветра сорвал колпак с головы мамы, и по ее плечам рассыпались безумно красивые волнистые волосы, которые я так любила расчесывать по вечерам.
При виде этой волны цвета солнечных лучей, почти полностью скрывшей уродливое одеяние приговоренной, жена вице-короля недовольно поморщилась – и даже подняла было руку с длинными блестящими ногтями, чтобы исправить ситуацию. Но дон Хуан одним движением мизинца остановил ее. Понятно почему: ведьме была уготована мучительная смерть, а не почти мгновенная гибель от отравленного ножа, брошенного из толпы.
Неподалеку от помоста с восседавшей на нем местной знатью был врыт в землю деревянный столб, у подножия которого аккуратной высокой стопкой возвышался дровяной помост, со всех сторон обложенный хворостом. К стопке дров была приставлена грубо сколоченная лестница.
Мария
На тренировку я приехала в разобранном состоянии. Пришла в раздевалку, села на лавку, поставила локти на колени, спрятала лицо в ладони...
Могла ли я назвать спортзал своим домом?
В определенной мере, наверно, да.
Меня с детства тянуло к спорту. Чего только не перепробовала – легкая атлетика, гребля, каратэ, бокс, скалолазание, картинг – всё, что государство предоставляло бесплатно. Лишь бы двигаться, чувствовать, как напрягаются мышцы тела, и как где-то «под ложечкой» шебуршатся пресловутые бабочки в предвкушении победы...
Но фехтование, куда я попала абсолютно случайно, меня просто очаровало!
Блеск стали, скорость атак, ощущение единения с оружием... Все это было прямо моё! То, что действительно отвлекает от любых неурядиц, заставляя почувствовать себя средневековой воительницей, дерущейся с целым миром при помощи своей верной подруги – шпаги! Когда я выходила на фехтовальную дорожку, то вся моя рутинная, скучная, однообразная жизнь оставалась за ее пределами. И здесь, на этой длинной полосе, олицетворяющей для меня жизненный путь, оставались лишь я, мой противник, и мое оружие...
- Маш, ты чего так сидишь? Случилось что?
Я вынула лицо из влажных ладоней, смоченных слезами.
- Случилось, Кать. Я из дома ушла.
Катька Самохина в жизни была моей лучшей подругой – и худшим противником на дорожке. Резким, сильным, непредсказуемым, получившим высокое звание мастера спорта по фехтованию практически одновременно со мной. Я очень ценила наши отношения – в том числе и за то, что Катька, как я и, умела оставить нашу дружбу в раздевалке фехтовального клуба, и рубиться со мной так, будто мы бьемся на настоящей средневековой дуэли...
- Как?! Совсем ушла?
- Совсем.
- И куда ты теперь?
- Без понятия. Квартиру сниму. Или, скорее, комнату. Работать пойду, переведусь на заочное. Думаю, справлюсь.
- Ты то справишься, - сказала подруга, присаживаясь рядом. – Ты настоящий боец, что на дорожке, что по жизни. Если чем смогу помочь – обращайся смело. Кстати, можешь у меня пожить пару недель, как раз мои предки отдыхать уехали. Меня с собой звали, но я отказалась – учеба и тренировки для меня важнее прогревания задницы на пляже.
- Спасибо, - улыбнулась я сквозь слезы.
- Да не вопрос. Но на дорожку тебе сегодня такой нельзя. Я тренеру скажу, думаю, проблем не будет. Держи ключ от квартиры, езжай ко мне, ложись на диван и отсыпайся. Вечером я приеду, закажем пиццу, литруху кваса, и пошло оно всё лесом!

Я покачала головой.
- План отличный, еще раз тебе спасибо огромное. Но мне надо на дорожку. Хочу забить эту нюню в себе, которая уже второй час на слезы и сопли исходит. Ненавижу себя такой. Поможешь?
Катька пожала плечами.
- Ну, ты ж понимаешь, я тебя такую сделаю как ребенка. Оно тебе надо? Самооценка не рухнет?
Я усмехнулась.
- Дай пять минут. Я только табло умою, а там посмотрим кто кого сделает!
...А дальше была рутина. Переодевание, проверка маски и клинка, скучный обязательный инструктаж тренера, подключение проводов... Однообразный процесс, который сейчас уже мне помогал очистить сознание от нешуточного стресса. Ведь я была в своей среде, где никто не бросит в лицо оскорбление, не попытается прогнуть под себя, заставить делать то, что я не хочу...
Был ли спортзал моим домом?
Сейчас – однозначно да.
Ибо дом – это не просто жилище, а и то место, где ты чувствуешь себя комфортно, уверенно и спокойно.
...Конечно, до полного спокойствия было далеко, и потому сейчас бой был мне нужен как таблетка для больного, дарящая не только освобождение от стресса, но и возвращающая уверенность в собственных силах.
- Работаем по максимуму, без долгих разведок, - сказала я Катьке, когда мы сошлись на дорожке для приветствия пока еще с открытыми масками. – Хочу отработать ударные батманы на скорости, потому жалеть меня не надо.
- Тренер не рекомендовал использовать рубящую защиту, - нахмурилась Катька. – Клинки у нас обеих не новые, мало ли что...
- Кать, мне это надо, - отрезала я. – Очень. Чтоб прям как на автогонках, педаль в пол, понимаешь?
- Да ясно все с тобой, стресс хочешь пережечь, - кивнула подруга. – Ладно, сделаю что смогу.
И началось...
Я бросилась в вихрь схватки, словно бешеная лошадь, сорвавшаяся с привязи – и Катька, не ожидавшая такого напора, с ходу поймала от меня два действительных, отчетливо нанесенных укола.
И, разумеется, это ее взбесило!
Теперь уже мне пришлось уходить в защиту, отбивая ее стремительные, яростные атаки – и да, это было то, чего я хотела! Скорость, азарт, адреналин, в пламени которого сгорают все проблемы и переживания того мира, что остался за пределами дорожки!
И я защищалась!
Отчаянно, мощно, так, словно от этого зависела моя жизнь, сейчас превратившаяся в танец двух безумных вихрей, которыми стали мы с Катькой...
И душеная боль отступила!
Все мои невзгоды растворились в безумии боя!
Исчезли.
Превратились в ничто.
И ничего более в моей жизни не имело значения, кроме радости битвы, переполнявшей меня...
Моя эйфория была настолько сильна, что я не обратила внимания на тоненький, еле слышный звон, раздавшийся после моего мощного батмана – отбива Катькиного клинка в сторону... правда, выполненного с ошибкой, ибо после своих безумных атак я все-таки немного подустала.
И подруга немедленно воспользовалась тем, что я приоткрылась, крутанув хитрый финт, и нанеся мне роскошный действительный удар в грудь...
А потом я словно в замедленном фильме внезапно увидела со стороны себя... и Катькин клинок с отбитым мною кончиком, который все глубже и глубже проникает в тело через стеганый нагрудник, точно туда, где неистово колотится мое сердце... И следом - проваливающаяся вместе со мной в темноту мысль, что на стресе я забыла надеть под куртку жесткий протектор для защиты грудной клетки...
Анна
Мой отец напился.
До этого он особенно не любил даже дешевое пульке, не говоря уж о крепком мескале, но, придя домой, я нашла его валяющимся возле своей кровати в луже собственной мочи.
Таким я до этого его не видела, и по-настоящему испугалась. Тряпкой вытерла лужу, раздела бесчувственное тело, вымыла его и накрыла одеялом – затащить огромного мужика на кровать сил у меня не было. Потом я выстирала его одежду, развесила на веревках возле хижины, и подумала о том, что наверно нужно покушать – была уже глубокая ночь, а я еще ничего не ела.
Но кусок не лез в горло. Потому я лишь попила воды – и пошла обратно на площадь. Меня уже перестало трясти от нервного напряжения, на смену которому пришло безразличие. Так всегда случается, когда заканчиваются слезы. Телу нужен отдых от всего – и от безумной радости, и от страшного горя. Внезапно очень захотелось спать – вот прям упасть под деревом на мягкую траву, свернуться калачиком, и уйти из этого ужасного мира хотя бы на время.
Но у меня было еще одно дело на площади…
Мы жили за городом, в лесу, и дорога до центра Мехико заняла часа полтора. Но я шла, сбивая в темноте босые ноги о торчащие из тропинки корни деревьев...
Боли не было. Огонь костра сжег не только мою маму - моя душа выгорела изнутри вместе с ее телом. Я чувствовала – мне теперь всё равно, что станет со мной, и даже с отцом, который ничего не сделал для спасения своей жены.
Когда за ней пришли стражники, он просто стоял у стены, опустив голову и руки.
И не сказал ни слова, когда ее уводили.
Я тогда закричала и бросилась за мамой, но стражник грубо толкнул меня. Я упала, больно ударившись спиной об стол, но и тогда отец даже не пошевелился. А после, когда за стражниками закрылась дверь, сказал бесцветным голосом:
- Прости. Но что я мог сделать?
- У тебя есть топор, - сказала я.
- Да, - отозвался отец. – А у них мечи и алебарды. И их четверо, а я один. Или ты хочешь, чтобы я умер вместе с ней?
Я тогда не ответила – душившие меня слезы вырвались наружу, соленым потоком смыв слова, готовые вырваться наружу. Наверно, это и к лучшему, что я не произнесла их. Они бы всё равно ничего не изменили, но тогда я и правда хотела, чтобы отец умер. Это тоже страшно, когда ты считаешь близкого человека большим и сильным, способным защитить свою семью от всего этого большого и страшного мира – а на деле оказывается, что он просто обычный человек, и его сила годится лишь для колки дров и переноски тяжестей, не более…
Мехико был полностью окутан ночью. Масляные фонари, торчащие вдоль улиц, давно не зажигались, со времен специального указа вице-короля Новой Испании. Дон Хуан считал, будто ночные огни привлекают комаров, переносящих лихорадку - но в народе говорили, что ему просто интереснее продавать дорогой китовый жир и масло агавы английским торговцам, нежели сжигать их в городских фонарях. Потому город освещали лишь звезды, но этого было достаточно чтобы не поскользнуться в луже нечистот, вылитых прямо из окна, или не споткнуться об собаку, спящую прямо на дороге.
Я дошла до площади и направилась к пепелищу.
От поленницы и столба не осталось ничего, лишь куча пепла и обгоревших деревяшек – слуги вице-короля хорошо постарались, подбрасывая в огонь новые дрова.
Впрочем, это не помешало городским властям оставить охранника возле места казни. Все знают, что сила ведьм скрывается в костях, потому нашлось бы немало охотников порыться в еще теплом пепле…
Но от такой охраны оказалось мало толку. Стражник лежал на мостовой, положив голову на собственный шлем, а рядом с ним валялась разбитая бутылка. Судя по сладковато-кислому запаху, в ней было дешевое пульке, которое вряд ли сможет свалить с ног взрослого мужчину. Похоже, в напиток подсыпали изрядное количество сонной травы, которая стоит впятеро дороже этой бутылки.
И кто не поскупился на такой подарок стражнику было понятно.
На пепелище увлеченно рылся какой-то мужчина в кожаной куртке. Рядом с ним стоял деревянный фонарь со стенками из тонкого пергамента, внутри которого горела свеча.
И что он искал среди сгоревших поленьев тоже было понятно. Если он не побоялся подпоить стражника, что само по себе считалось тяжким преступлением, за которое грозило до сотни плетей, значит ему очень нужны были кости моей матери.
Я понимала, что крепкий взрослый мужчина легко справится с восемнадцатилетней девушкой, и я ничем не смогу помешать ему.
Но мне было всё равно.
И я подошла ближе.
Он услышал шаги и обернулся...
Жуткая же у него была физиономия.
Сальные спутанные волосы, густые нависшие брови, маленькие глазки, широкий нос, здоровенная бычья шея, большие руки, которыми он наверняка мог бы запросто согнуть кочергу. Типичный наемный убийца. Я никогда не видела тайных наемников, но о них рассказывала мать, которая знала множество различных историй.
Наемник отпустил рукоять лопаты, взял фонарь, приподнял его, осветив меня - и ощерился, обнажив корни сгнивших зубов, еще более жутко выглядевших при свете тусклого фонаря.
- Надо же, какая аппетитная ночная фея к нам пожаловала, - проговорил он неприятным скрипучим голосом. – Тоже захотелось поискать в пепле ведьмины косточки?

Это был вопрос по существу.
Я и сама не знала зачем пришла к месту казни матери. Просто там, дома, я поняла, что не хочу быть рядом с пьяным, но живым отцом, который ничего не сделал для того, чтобы мама не умерла. И тогда меня потянуло сюда, на страшное место, где, как мне казалось, осталось что-то от нее… Может немного ее тепла, эхо ее слов «я люблю тебя, дочка»…
Мария
Голова страшно болела.
И все тело – тоже...
Я лежала на чем-то твердом, которое вдобавок еще и тряслось...
Тошнота, плескавшаяся где-то в районе живота, подкатила к горлу, но усилием воли я сдержалась, так как пришло осознание: мои плечи упираются во что-то твердое, и если я сейчас блевану, то все содержимое моего желудка окажется на мне...
Проглотив комок вязкой слюны, я попыталась приподняться. Мне это удалось, я кое-как села – и при этом поняла, что мои руки связаны. Что происходит? Где я нахожусь? И как сюда попала?
Пришло воспоминание: обрубленный клинок шпаги входит в мое тело почти по самую гарду... В район сердца... И мой старенький, неоднократно битый уколами кевларовый костюм не выдержал точечного удара - просто разошлись нити... От такого вряд ли получится выжить... В истории фехтования известен случай, когда спортсмен получил схожую травму, и лишь чудом остался в живых. И погибший на дорожке фехтовальщик тоже известен миру...
Но я-то после случившегося определенно жива, и, кажется, меня куда-то везут... Мое тело подпрыгивало так, словно я лежала в повозке без рессор, которая едет по разбитой дороге явно лишенной асфальтового покрытия. Это посттравматический глюк такой что ли?
Воображение немедленно нарисовало меня лежащей на больничной койке в позе спящей красавицы, и рядом – кучу врачей, которые разводят руками: кома, мол, остается только ждать и надеяться...
Такая версия выглядела довольно паршиво, но хоть была более-менее логичной. Вдобавок темнота перед моими глазами стала понемногу рассеиваться, и я разглядела, что действительно еду среди каких-то мешков и ящиков в грязной повозке, крытой драной тканью, через дыры в которой просачивается скудный солнечный свет. А впереди маячили две широкие спины – видимо, возницы и пассажира, сидящего рядом с ним на ко̀злах.

А потом я увидела, как возница взмахнул плетью. Раздался звонкий шлепок, после которого хриплый голос проорал:
- Шевели копытами, старая кляча! Мы так до ночи не приедем в Кампече!
Странно...
Орал здоровяк, похоже, на испанском, из которого я знала лишь «ола», «грасиас», «адьос» - и, пожалуй, всё. Тем не менее, я поняла всё до последнего слова. Интересная у меня кома. Познавательная. Или же это мой мозг выдает бред, который сам же идентифицирует как испанский язык?
«Что такое «кома»? – прозвучало в моей голове так, будто кто-то проговорил это в самом центре моего черепа, и эти слова заставили мои барабанные перепонки завибрировать изнутри...
И это было настолько жутко и неожиданно, что я чуть не взвизгнула – но вовремя прикусила язык, ибо очень не хотела обращать на себя внимание тех двух амбалов, что сидели впереди... Зато от нервного потрясения меня и тошнить перестало, и голова почти сразу прошла...
Но чужой голос в ней остался.
«Кома - это твоё имя, демон?»
Фиг знает, как на такое отвечать... Мысленно попробовать?
«Какой нафиг демон? Что ты несешь? И кто ты вообще?» - несколько истерично подумала я.
«Мне не совсем понятен твой язык, демон, вселившийся в меня. Что такое «нафиг»? И что я могу нести, если связана? На последний же твой вопрос я отвечу. Моё имя Анна. Я дочь рыбака, что решил попытать счастья в столице Мексики, а вместо этого потерял и жену, и дочь. А как твое имя, нечистый?»
Голос в голове не врал: платье, которое было на меня надето, скорее походило на грязную тряпку, чем на одежду, так что о чистоте говорить не приходилось...
«Ну?! Я жду ответа!»
«Не «нукай», не запрягла», - мысленно огрызнулась я. И зачем-то ответила: «Меня зовут Мария».
«Странное имя для демона», - с сомнением произнесла Анна. «Может ты и не нечистый вовсе, если так легко произносишь его, пусть даже мысленно?»
«Слушай, Аня, не делай мне мозг, - уже не на шутку разозлившись, подумала я. – С именами разобрались, дальше что делать будем? Так-то я связана, и валяюсь в вонючей телеге если ты не заметила. А впереди сидят два амбала, спины которых мне определенно не нравятся».
«Это я связана, если ты не заметила, - в ответ огрызнулась Анна. – А ты влезла в мое тело и пытаешься захватить над ним власть. Не выйдет, демон, каким бы не было твое имя!»
Я хотела было ответить что-нибудь язвительное, но в этот момент пассажир, сидевший рядом с возницей, обернулся – и его довольно мерзкая харя растянулась в улыбке.
- Клянусь небесами, наш товар ожил! Я уж боялся, что она сдохнет – ан нет, крепкая девка оказалась! Ну что, Хосе, попробуем насколько сладок этот юный персик? А то не люблю я сношать девок в отключке, будто труп имеешь. Никакого удовольствия.
- Это можно, - прогудел Хосе, натягивая поводья. – Несправедливо будет, если этот юный сладкий плод попробует первым какой-нибудь торгаш из Кампече.
- Это точно! – воскликнул пассажир, соскакивая с деревянной сидушки. – У толстосумов полно денег, которых им не жаль потратить на юную портовую шлюху. А мы люди не богатые, потому глупо будет упустить такой замечательный шанс!
Анна
В меня вселился демон.
Точнее, демонесса, со странным для нечисти именем «Мария».
Наверно, я должна была испугаться... Но странное дело – мне было всё равно. После страшной смерти мамы и удара по голове, который нанесли мне торговцы рабами, у меня внутри образовалась пустота... чем, как я понимаю, нечистая и воспользовалась.
Но, с другой стороны - ну и что?
Да, таких как я одержимых демонами испанские инквизиторы сжигают на кострах. И если они меня туда потащат – ну и пусть. Быстрее воссоединюсь с мамой, погибнув так же, как и она. А пока этого не произошло, хоть поговорить будет с кем, ибо от присутствия нечистой силы в своей голове мне, наверно, в ближайшее время избавиться не получится.
Демонесса изъяснялась на совершенно чуждом мне языке... который я понимала. И Мария тоже понимала меня. Вероятно, так это устроено, что когда в тебя вселяется злой дух, ты должна знать, о чем эта нечисть толкует - иначе как она сможет тебя искушать?
Впрочем, мне быстро стало не до размышлений о нечистой силе, вселившейся в меня. Ибо работорговцы поняли, что я пришла в себя, и решили со мной поразвлечься. Увы, грабителя пепелищ я убила чисто случайно, но с двумя такими бугаями мне точно не справиться...
«Трындец, приплыли...» - прозвучало в моей голове, когда работорговцы, свернув в ближайший лесок, вытащили меня из телеги, развязали, и принялись раскладывать на траве словно коровью тушу, готовую к разделке.
Разумеется, я дергалась, и даже попыталась пнуть насильника, который полез ко мне под подол. Но второй, что держал мои руки, отвесил мне увесистую пощечину, прорычав:
- Лежи смирно, шлюха! Тогда, может, даже получишь удовольствие.
«Ах ты, тварь! – внезапно заорала демонесса у меня в голове. – Ты на кого руку поднял, козлина конченный?!»
А дальше случилось странное...
Вообще-то я девушка довольно скромная, боязливая и послушная – если меня не злить конечно. И не пугать. А сейчас я действительно испугалась, причем очень сильно – удар по лицу крупной мужской ладонью этому очень способствует...
Но тут в меня словно демон вселился!
Впрочем, почему «словно»? Вселился на самом деле! И внезапно совершил такое, от чего я замерла от ужаса, зажавшись в уголок собственного сознания...
...Ибо это уже была не я...
Мария полностью заполнила собой мое тело, превратившись в дикий, необузданный вихрь ярости, наподобие торнадо, что рождаются в Скалистых горах и с весны до осени бушуют по всей Мексике...
Я помнила про кинжал, который забрала у грабителя пепелищ и примотала к своему бедру под платьем. Но у меня и мысли не возникло применить его против двух огромных мужланов, собравшихся надо мной надругаться.
А вот у Марии всё получилось как-то само собой...
Когда мерзавец, что держал мои запястья, бил меня по лицу, одну мою руку он отпустил.
Чем и воспользовалась Мария!
Ее – не моя! - рука метнулась вниз, к верхней части бедра, до которого пока не добрался второй насильник, закопавшись в рваном подоле моего платья... А потом я ощутила ладонью оплетенную кожей рукоять кинжала, который Мария с нечеловеческой скоростью и сноровкой снизу вверх вонзила в глаз тому работорговцу, что меня ударил...
Я услышала, как тот охнул, после чего его хватка сразу ослабла. И тогда Мария без малейшего сомнения пнула второго мерзавца ногой в лицо. Не сильно, ибо из такого положения ударить как следует очень сложно.
- Ах ты, тварь! – заорал насильник, выныривая из подола моего платья. Он уже занес было свой кулачище, чтобы ударить меня в лицо... но тут его взгляд стал удивленным. Видимо, не ожидал он, что слабая девушка, словно атакующая змея, сделает стремительный выпад вперед, замахнувшись кинжалом...
Время вдруг словно остановилось на мгновение...

А потом вновь возобновило свой бег - и я увидела, как мерзавец завалился на бок с кинжалом, торчащим из груди, продолжая хлопать глазами и шевелить губами, пытаясь что-то сказать...
Но продолжалось это недолго. Он так и умер с вылупленными гляделками, не в силах поверить, что юная девушка смогла столь быстро и стремительно отправить его в ад, где ему самое место...
«Скоты грёбаные, ненавижу!» - прозвучало в моей голове.
И следом за этими словами раздались рыдания – к которым я невольно присоединилась. Ибо очень страшно, когда два здоровенных подонка пытаются тебя изнасиловать...
Но сейчас я плакала не от страха, а от счастья. Ибо, видимо, сами небеса послали мне не демона, а доброго духа, который взялся столь смело и решительно защищать меня.
Дорогие мои читательницы и читатели!
С удовольствием представляю вам замечательную книгу автора нашего литмоба Юстины Южной "Я и кузен мистера Дарси"!
https://litnet.com/shrt/z4mK

Мария
Итак, я только что убила двух людей...
Но людей ли?
Можно ли этим словом называть тех, кто пытается изнасиловать слабую девушку?
Вряд ли.
Но даже если я заколола двух конченых мерзавцев, смогу ли я доказать в суде, что это была самооборона? Интересно, при превышении ее пределов сколько лет тюрьмы сейчас дают?
«За убийство сейчас не сажают в тюрьму, - раздался у меня в голове уже знакомый голос Анны. – Скорее всего, меня теперь повесят. То есть, нас».
Я закрыла глаза, из которых не переставая лились слезы... Сама закрыла, или Аня позаботилась – вот уж не знаю теперь... Скорее всего, наши желания совпали, ибо очень не хотелось мне смотреть на два трупа, под которыми медленно растекались лужи крови...

А еще мне не хотелось думать о том, что теперь я делю чужое тело с другой девицей. Судя по ее грязной одежде и телеге, из которой меня вытащили – селянкой. Но в наше время вроде уже и в деревне не ходят в эдакой рванине, которая сейчас на мне надета...
«Нормальное у меня платье! – раздалось у меня в голове. – Да, грязное, потому, что когда сожгли мою мать, я плакала на ее пепелище, а до этого рыла подкоп, чтоб сбежать из собственного дома! Ну, рваное немного, это да, но у нас многие простые люди ходят в еще более худшей одежде».
Мне показалось, будто я что-то не так поняла...
«В смысле сожгли мать? Ты хотела сказать, она сгорела во время пожара?»
«Нет», - последовал ответ. «Ее сожгли по приговору суда на костре, как ведьму».
И вдруг внезапно я увидела воспоминания этой девушки. Так, словно они были моими... И придумать такое было невозможно, ибо как придумать то, что совсем недавно видела собственными глазами?
...Я, конечно, уже догадывалась что произошло... В моё время романы о попаданках в чужое тело и иное время не читал только тот, кто равнодушен к книгам – а я на досуге почитать очень любила.
Мысль о том, что я оказалась в шкуре такой попаданки была, конечно, шокирующей, но в свете прочитанного ранее мозг уже не воспринимал ее как нечто из серии «нет, такого никогда не могло произойти!»
Вот, произошло же...
Сижу я на земле, глядя на мертвецов, и на свои руки с обломанными ногтями, под которыми намертво въелись черные полоски грязи. Только на них достаточно посмотреть, чтобы понять – не моё это тело.
Чужое.
Которое ощущалось бы как свое, если б не голос в моей голове, и движения, которые я делать не хотела и не собиралась. И не умела, кстати. Сто процентов это не я, а Анна сейчас ловко, на автомате поймала вшу у себя на голове, сунула себе в рот, раздавила зубами и проглотила...
Немедленно у меня от этого перестали литься слезы и образовался рвотный рефлекс... который не реализовался, ибо желудок на такую закуску отреагировал вполне спокойно. Ну а чего? Бело̀к он и есть бело̀к. Так и червяка с голоду можно за̀просто заточить исходя из средневековых привычек.
«Не делай так больше. Пожалуйста» - попросила я.
«Почему?» - удивилась Анна.
«Ну... Как тебе сказать... У нас так не принято»
«Да, я почувствовала, как тебя скрутило. Ладно, не буду, как-никак ты мне жизнь спасла. Думаю, эти мерзавцы, скорее всего, не только б изнасиловали меня, но и вполне могли убить развлечения ради, а потом тут же в лесу закопать. Кстати, я понимаю, что ты видишь мои воспоминания. А можешь показать свои?».
«Как?»
«Ну, наверно, просто пожелай их мне показать. Ты же так мои воспоминания увидела, когда я этого захотела».
Я представила, что полностью раскрываю перед Анной свое прошлое, словно огромную комнату, заставленную стеллажами с аккуратно разложенными на них событиями моей жизни.
И услышала, как охнула девушка...
«Что это? Я ничего не понимаю... Железные птицы в которых летят живые мужчины и женщины... Шкатулки, где видно других людей за многие лиги... Ящики, которые сами стирают белье... Гробы с морозом внутри, в которых хранят еду... Нет, ты точно из мира демонов...»
«Я из будущего, - мысленно вздохнула я. – И, похоже, нам с тобой придется как-то уживаться вдвоем в этом теле».
«Да, наверно, - немного подумав, перестала истерить Анна. – В общем, мне всё равно кто ты и откуда. Искусство кинжального боя, которым ты обладаешь, сегодня спасло мне жизнь – а значит, и другие твои способности могут пригодиться».
В здравомыслии этой девушке однозначно нельзя было отказать.
«Это точно» - согласилась я. «Для начала неплохо бы встать с холодной земли, чтоб не застудить гинекологию. И ты руку свою, то есть, нашу лечить собираешься? Не нравится мне краснота вокруг раны на ладони».
«Зарастет если небесам будет угодно» - отмахнулась Анна, на что я вполне резонно заметила:
«У нас в будущем говорят «на небеса надейся, а сам не плошай». Пойдем-ка посмотрим, что у этих дохлых уродов в телеге навалено».
И вот тут у нас с Анной случился рассинхрон!
Я попыталась подняться с земли по-спортивному, через поворот всем корпусом, а она – подогнув под себя ноги и оттолкнувшись рукой от земли... В результате тело, получившее разноплановые команды, благополучно грохнулось обратно на пятую точку.
«Не, так не пойдет, - подумала я. – Давай как-то распределим обязанности что ли. Иначе мы так с тобой далеко не уйдем».
В моей голове раздался вздох...
«Ты умеешь двигаться лучше, чем я, - подумала Анна. – Быстрее. И кинжалом, опять же, орудуешь лучше многих мужчин. Так и быть, управляй моим телом. А я пока побуду зрителем словно на деревенском представлении заезжих актеров-голиардов».
Я мысленно отметила, что мой мозг мгновенно перевел неизвестное мне до этого древнеиспанское название бродячих актеров. Что ж, удобно. Похоже, мы с Анной и правда потихоньку становимся совладелицами одного тела на двоих – при этом девушка вполне сознательно сделала выбор в мою пользу насчет того, кто им теперь будет управлять. Удивительно, кстати. Я б, честно говоря, в такой ситуации свою тушку никому не отдала...
Анна-Мария
Хоть Анна и отдала мне бразды правления своим телом, я все равно чувствовала себя ученицей, обучающейся вождению автомобиля, рядом с которой сидит инструктор, готовый в любой момент нажать на тормоз. Это тело с рождения принадлежало ей, и до сегодняшнего дня она прекрасно с ним управлялась. И то, что Анна дала мне его «покататься» было обусловлено лишь ее действительно тяжелым психологическим состоянием. Шутка ли – потерять маму, погибшую такой ужасной смертью... И почти сразу убить мерзавца, пытавшегося над ней надругаться. Пусть случайно, но тем не менее... И тут еще я в ее голову свалилась. У кого хочешь психика пошатнется.
Тем не менее, сейчас я ее тело полностью ощущала как свое. Что ж, и на том спасибо.
Обшарив трупы, я нашла кошель с тремя серебряными реалами и восемью медными мараведи, который Анна затрофеила, случайно убив грабителя пепелищ – и который у нее отобрали два других мерзавца. Помимо этого, в кармане одного из них я нашла еще один кошель, поувесистее, в котором отыскались еще шесть реалов, одиннадцать мараведи и даже один золотой эскудильо, равный по стоимости восьми реалам. По меркам Новой Испании семнадцатого века это были деньги, на которые можно купить приличного коня с повозкой, набитой зерном, вяленым мясом и овощами, которыми целая семья могла бы кормиться целый месяц.
Мертвецов я закапывать не стала – было просто нечем, да и при наличии лопаты у меня бы сил не хватило вырыть могилу на двоих. Потому я просто откатила в кусты оба трупа, после чего забросала их ветками, срезанными кинжалом. Если не приглядываться, то с расстояния в пару метров вроде не особо и видно... Вряд ли мертвых работорговцев станут искать с собаками, а в остальных случаях наткнуться на их тела можно было лишь чисто случайно.
Успокоив себя такими мыслями, я вернулась к повозке, и при помощи того же кинжала вскрыла несколько ящиков, а также вспорола пару мешков...
М-да...
Похоже, торговля рабами была не основным бизнесом мерзавцев, которых я убила. Скорее, они просто занимались контрабандой всего, что можно было выгодно продать. Согласно информации, которой располагала Анна, испанцы ввозили в Мексику различные товары, такие как текстиль, алкоголь, инструменты, оружие и другие товары, которые контрабандисты перевозили в другие части Америки, чтобы обойти испанские торговые монополии. Сейчас в повозке я нашла несколько ящиков рома, разлитого в бутылки из мутного стекла, мешки с различной мужской одеждой и обувью, а также три десятка кремневых пистолетов. Большинство длинноствольных, но некоторые из них были довольно компактными, с короткими стволами и без какой-либо фигурной отделки – похоже, оружие профессиональных убийц, которое удобно носить скрытно под одеждой и не жалко потерять, или же выбросить после использования чтобы с ним не прихватили местные правоохранители...
«Думаю, нам лучше всё это бросить здесь и бежать пока не поздно» - подала голос Анна из «зрительного зала». «Контрабандистам власти Новой Испании отрубают руки, и, как по мне, так лучше смерть».
«Со вторым согласна, - подумала я в ответ. – А насчет первого... Далеко мы убежим в рваном платье с двумя полными кошельками денег? Как я понимаю, одиноких девушек тут у вас принято насиловать, к тому же богатая нищенка однозначно вызовет подозрение».
«Увы, ты права, - нехотя согласилась Анна. – Мать с детства заставляла меня прятать под платок светлые волосы и говорила, что я очень красивая. Я знаю, что все мамы говорят такое своим дочерям, но, когда я подросла, на меня начали заглядываться многие мужчины».
«Интересно было бы посмотреть на себя в зеркало, - мысленно усмехнулась я. – В смысле, на нас».
«Я слышала о таком венецианском чуде, но, конечно, никогда не видела, - отозвалась Анна. – Даже за то, чтобы в него посмотреться, те, кто может себе их позволить, берут огромные деньги с других людей. Гораздо дешевле увидеть себя в озере, и для этого не нужно отдавать двадцать серебряных реалов».
Все это мы обсуждали пока я расковыривала кинжалом сургучную пробку на бутылке с ромом. Когда же мне это удалось, я немедленно принялась промывать немного воспалившуюся рану на руке жидкостью, пахнущей спиртом и цветами.
«Больно же, что ты делаешь?! – мысленно воскликнула Анна, и даже попыталась отдернуть руку.
«Мы же договорились, что я управляю этим телом, - укоризненно заметила я. – Поверь, я все делаю правильно. На, смотри».
И я приоткрыла перед Анной условный «ящик» с моими познаниями о медицине.
«Какой ужас! – воскликнула девушка, мгновенно ознакомившись с моими скромными познаниями по данному вопросу. – Маленькие зверюшки, невидимые глазу, отравляют мою кровь! Прости, в это сложно поверить, но я надеюсь ты знаешь, что делаешь – ведь тебе так же больно, как и мне, и ты не похожа на сумасшедшую. Так что я согласна терпеть!»
«Вот спасибо, - мысленно усмехнулась я.
Промыв рану ромом, я отрезала от какой-то рубахи чистую полосу ткани и плотно перевязала руку. После чего, недолго думая, принялась подыскивать себе одежду по размеру.
«А теперь что ты делаешь? – ужаснулась Анна. – Неужто ты собралась переодеться в мужское платье? За это полагается пятьдесят плетей у позорного столба, и далеко не каждая женщина выдержит такое, ибо палачи секут плетками, сплетенными из тонких кожаных ремешков, которые просекают кожу до самого мяса».
«Я смотрю, любят тут у вас над людьми издеваться, - заметила я. – Но у нас других вариантов нет. По крайней мере, к парню с кинжалом и пистолетом вряд ли рискнут докопаться всякие мрази. А вот одинокой девушке, насколько я понимаю, в вашем мире выжить гораздо сложнее».
«Это правда, - вздохнула Анна. – Всё, не буду тебе мешать. Надеюсь, у нас все получится».
Я мысленно улыбнулась от такой формулировки, но порадовалась, что соседка по телу не будет мне выносить мозг хоть какое-то время.
Довольно быстро я подобрала себе льняную рубаху, широкие штаны со шнурком для крепления на талии, суконный кафтан без воротника и пояс из того же материала. В кафтане было пока что жарковато, потому я связала его рукавами на талии, а остальную часть подстелила под пятую точку, чтобы было удобнее сидеть на деревянных козлах, управляя конем. На ноги я натянула шерстяные чулки, а ноги всунула в подобранные по размеру высокие сапоги из жесткой и грубой кожи. Так себе обувь, конечно, но всяко лучше, чем босиком ходить. Ну, а на голову я надела шляпу с широкими полями, прикрывающими лицо и шею от палящего солнца.
В повозку был запряжен пожилой коняга, с усталым взглядом и застывшим на морде выражением покорности судьбе. Я погладила его по морде и скормила ему пучок моркови, найденный в повозке, который коняга схрумкал с большим удовольствием.
«Не увлекайся, - посоветовала Анна. – Разбалуешь – не захочет повозку тащить, будет требовать добавки».
В лошадиной психологии я была не сильна, потому спорить не стала. Влезла на ко̀злы, похлопала сложенным длинным кнутом по крупу - и конь довольно резво побежал вперед, пару раз оглянувшись на меня. При этом мне показалось, что он даже подмигнул мне: мол, будешь так кормить и не станешь бить, я и без кнута по-дружески нормально свою работу сделаю...
...Жаркое солнце перевалило за полдень, когда вдали стали видны деревянные стены города, расположенного на берегу лазурного океана...
«А вот и Кампече, - донесла до меня свою мысль Анна. – Город контрабандистов и работорговцев. Испанские власти делают вид, что в Кампече ничего противозаконного не происходит, и при этом почти официально собирают дань с преступников, торгующих по всему Мексиканскому заливу от Мехико до Гаваны».
«Откуда ты об этом знаешь?» - поинтересовалась я.
«Мой отец был одним из таких торговцев, - горько усмехнулась Анна. – Но однажды ему пришло в голову, будто жить честным трудом предпочтительнее, нежели морской контрабандой, и что нормальная семья лучше, чем компания пьяниц и головорезов. Думаю, сейчас он жалеет о своем выборе, ибо в наше время честные люди – это бедные и глубоко нечастные люди».
Я лишь вздохнула, не найдя что ответить...
Тем временем наша повозка продолжала пылить по разбитой дороге, пока не остановилась возле городских воро̀т, давно требующих ремонта, которые охраняли двое пехотинцев, вооруженных алебардами. Видимо, на жаре слегка проржавевшие стальные кирасы и шлемы изрядно нагрелись, так как по лицам обоих стражников катились крупные капли пота. Похоже, такая служба не доставляла им удовольствия и отрицательно сказывалась на характере.
Что очень быстро и подтвердилось.
- Стоять, молокосос! – рявкнул тот стражник, что был постарше – и я немедленно натянула поводья, остановив коня. – Чего везешь?
- Ром и одежду, господин, - проговорила я, с ужасом осознавая, с каким трудом поворачивается во рту мой язык... Анна, конечно, говорила без акцента, а вот я с чуждой мне артикуляцией справилась на твердую двойку с минусом...
- Чего ты там бормочешь, парень? – подозрительно прищурился второй кирасир, направляя на меня свою алебарду. – А ну, слазь с повозки! Документы какие-то есть у тебя?
Я молча достала бумагу, которую забрала у мертвого насильника, и протянула ее старшему стражнику, который, сняв шлем и утерев пот со лба, с осторожностью принял протянутое - похоже, уже в эти времена к документам от власть имущих относились уважительно. Вон, этот тип с на редкость неприятной рожей даже железный колпак с головы снял, чтоб не закапать листок своим по̀том.
- Хммм, - проворчал стражник, разглядывая листок так и эдак - видимо, грамотность в эти времена была искусством, доступным немногим. – Судя по печати, это проходное свидетельство купца, заверенное алькальдом Мехико. Да только странно мне, что сей достопочтенный муж выдал его безусому пацану, а не уважаемому господину, обремененному солидным опытом торговли и грузом прожитых лет. В общем, парень, не повезло тебе сегодня, больно уж ты подозрительный. Повозку твою с товаром мы реквизируем до выяснения, а ты становись-ка на колени да заводи руки за спину. Посидишь в местной тюрьме пока власти Кампече разберутся что ты за фрукт такой.
«Всё, - прозвучал у меня в голове голос Анны. – Товаров нам больше не видать как своих ушей, и свободы тоже. Аудасьес, местная полиция - это те же бандиты, только прикрывающиеся видимостью законов. Дай-ка я попробую с ними поговорить».
Несмотря на щекотливость ситуации, было интересно наблюдать со стороны как Анна завладела нашим общим телом и затараторила:
- Доблестные стражники, может, договоримся? В этом кошеле вы найдете три серебряных реала и восемь медных мараведи. Этих денег вполне хватит на то, чтобы вам с товарищами после службы хорошенько посидеть в таверне, поминая добрым словом молодого торговца из Мехико.
- Ишь ты, как он защебетал, когда запахло жареным, - мерзко расхохотался старший стражник. – А ну, кидай свой кошель сюда!

Когда кожаный мешочек шлепнулся ему в ладонь, кирасир развязал его, пересчитал деньги – и скривился.
- Реалы обрезанные, а на восемь мараведи даже приличной закуски не купишь. Слезай-ка, парень, слабовата у тебя плата за провоз в город такой кучи товара.
- А как насчет этого? – с отчаянием в голосе произнесла Анна, бросая кирасиру второй кошель.
- Уже лучше, - усмехнулся в усы старший, пересчитав деньги. Но, попробовав на зуб золотой эскудильо, внезапно заорал: - Монета фальшивая!
- А ну, слезай с повозки, проклятый мошенник! – заверещал второй стражник, вновь направляя на меня свою алебарду.
«Не отпустят они нас, Аня, - мысленно произнесла я. – Этим мерзавцам не нужны подачки. Они явно нацелились забрать всё, и нас с тобой тоже продать в рабство».
«Так что же делать?» - пискнула моя компаньонка.
«Просто подвинься в сторону, подруга, - произнесла я, чувствуя, что завелась не на шутку. - Теперь мой выход».
Дорогие мои читательницы и читатели!
С удовольствием представляю вам замечательную книгу автора нашего литмоба Алены Цветковой "Помещица"!
https://litnet.com/shrt/uHnI
Обычно фехтовальщики моего времени неплохо знают историю оружия семнадцатого века.
Ну еще бы!
Многие в наш спорт приходят, начитавшись про мушкетеров, живших именно в это время, когда шпага и кремневый пистолет ассоциировались с крутизной, романтикой и безбашенной удалью тех, кто ими хорошо владеет.
Не сказать, что я прям сильно увлекалась оружием того времени, но как работает кремневый пистолет была в курсе. Потому, когда я поняла, что вот прямо сейчас меня будут захватывать в плен для того, чтобы продать в рабство, взбесилась знатно. И, вместо того, чтобы, повинуясь приказу стражника, слезть с повозки, я быстро повернулась назад и выхватив из-под рогожи два пистолета, спрятанных на всякий случай, взвела курки и, спрыгнув с повозки, направила стволы в лица кирасирам.

Наверно, эффектно я выглядела с двумя старинными пистолетами в руках... Ну, в смысле, для моего времени старинными, а для семнадцатого века вполне себе современными, появившимися не так уж давно, и еще не успевшими полностью вытеснить огнестрельное оружие с колесцовым замком...
Стражники замерли на месте, понимая, что совершенно точно не нужно выпендриваться, когда тебе в лоб смотрит пистолет, способный проделать в голове дыру диаметром с перепелиное яйцо...
- Бросьте ваши алебарды, доблестные воины, - с трудом ворочая языком, произнесла я. Получилось коряво, но уже получше, чем несколько минут назад – всё-таки речевой аппарат Анны был заточен под испанский язык, мне лишь оставалось к нему приспособиться.
Две алебарды упали в дорожную пыль.
- Не убивай нас, молодой синьор, - попросил второй стражник, боясь лишний раз пошевелиться. – У меня только недавно сын родился, а у Педро трое детишек.
- Очень трогательно, - проговорила я, чувствуя, что очень скоро под весом двух нелегких пистолетов у меня отвалятся руки. – В общем, так. Сейчас вы оба...
Договорить я не успела, так как из открытых ворот Кампече беседуя между собой вышли еще трое кирасиров, вооруженных мушкетами. Увидев эдакую картину маслом, вся тройка вскинула свои длинноствольные ружья, после чего я поняла, что еще секунда, и у меня в теле образуются три весьма существенных отверстия, несовместимых с жизнью...
Я даже не стала ждать, когда мне предложат бросить оружие, и сама швырнула свои пистолеты под ноги ухмыляющимся охранникам воро̀т. И подняла руки.
"Это было красиво, - с сожалением произнес в моей голове голос Анны. - Но, увы, бесполезно".
Примерно то же самое озвучил первый стражник, поднимая с земли свою алебарду.
- Ничего не скажешь, вовремя подоспел городской патруль, - произнес он. – Иначе ты, дурень, мог бы наделать глупостей. Конечно, следовало бы проломить тебе голову топором, но этим летом уж больно рабы в цене. Так что заводи руки за спину и больше не испытывай наше терпение, а то за нападение на стражу Кампече положены сто плетей и повешение – это, конечно, если выживешь после того, как тебе плетками спустят до костей со спины кожу вместе с мясом.
Мне ничего не оставалось, как повернуться спиной, после чего мне в запястья больно врезалась веревка. Но я терпела, закусив губу, пока стражники связали меня так, что аж плечи свело.
Закончив с этим, старший сказал младшему:
- Отведи-ка этого придурка к Толстому Сантьяго. Проси четыре серебряных реала, которых он, конечно, не даст, так что можешь продать за два. А я пока разберусь с повозкой и товарами.
- Мы вместе разберемся, - подойдя, уточнил командир патрульных. – Как-никак, я со своими парнями только что спас ваши пасти от свинцовых пилюль, которыми собирался вас накормить этот сопляк.
- Погодите, так дела не делаются, - заартачился стражник.
- Иди уже, - хмуро проговорил второй охранник ворот, для убедительности ткнув меня кулаком между лопаток. – Еще не хватало, чтоб патрульные присвоили и те два жалкие реала, которые, надеюсь, удастся за тебя выручить.
...Кампече, в который я вошла через ворота, подгоняемая стражником, выглядел, скорее, как большая деревня.
Двухэтажных каменных домов здесь было не много, и, похоже, позволить себе жить в них могли лишь состоятельные граждане. Остальные люди ютились в хижинах с глинобитными стенами и соломенными крышами.
Вдоль извилистых улиц были прорыты сточные канавы, заменяющие канализацию, и вонища от них стояла адская. Помимо этого, ароматов добавляли разбросанные тут и там отходы жизнедеятельности людей и животных – остатка пищи, за которые грызлись бродячие собаки, раздувшиеся на жаре трупы крыс, и просто кучи дерьма, как лошадиного, так и человеческого.
Прямо у меня на глазах возле стены дома присел подросток в грязных лохмотьях, сделал свои дела и собрался было идти дальше, как ему на голову со второго этажа черноволосая синьора метко вылила ведро помоев.
- Будешь знать, как гадить у меня под окнами, выродок! – заорала она на таких высоких нотах, что у меня аж зазвенело в ушах. Однако, подросток не растерялся: смахнув с макушки апельсиновую кожуру, он схватил то, что отложил под стеной дома, и метко зашвырнул в окно второго этажа, после чего пустился наутек под визгливые проклятия синьоры, несущиеся ему вслед.
- Добро пожаловать в Кампече, парень, - усмехнулся стражник, как и я наблюдавший за этой сценой. – Впрочем, думаю, ты тут надолго не задержишься. На кубинские плантации сахарного тростника требуется все больше и больше рабов. Ты с виду не особенно выносливый, в отличие от африканцев, потому, думаю, долго там не протянешь. Но что делать. Значит, такова твоя судьба.
Дорогие мои читательницы и читатели!
С удовольствием представляю вам замечательную книгу автора нашего литмоба Марины Рисоль "Потерянная княжна" (возрастное ограничение 18+)!
Толстый Сантьяго в полной мере оправдывал свое прозвище.
Это был очень полный человек, одетый в свободную рубашку, расшитую сложным национальным узором и белые штаны, заправленные в короткие сапоги. Толстяк восседал в красивом резном кресле на пороге довольно большого двухэтажного дома, сложенного из хорошо подогнанных камней, скрепленных цементом. На голове Сантьяго красовалось фетровое сомбреро с широкими полями, прикрывающими от солнца лицо и плечи, вдобавок сбоку от толстяка стоял чернокожий парень с опахалом из павлиньих перьев, старательно обмахивающий им своего хозяина, у которого, несмотря на все ухищрения, по жирному, лоснящемуся лицу стекали крупные капли пота.
- Приветствую тебя, достопочтенный сеньор! – воскликнул стражник, растянув рот в щербатой улыбке.
- Чего тебе? – вместо приветствия проворчал толстяк.
- Вот привел к тебе очередного эсклаво.
Сантьяго смерил меня оценивающим взглядом, словно корову на рынке, и, сморщив жирную физиономию в недовольную гримасу, проговорил:
- Опять ты приволок мне дешевый белый товар, который не протянет и пары недель под жарким кубинским солнцем. И как этого доходягу угораздило стать рабом? Неудачник, проигравшийся в карты и продавший себя за долги? Или просто крестьянин, у которого отобрали последнее?

Стражник замялся.
- Скажем так, это не местный преступник, которого вместо повешения было решено продать в рабство.
- Городской суд решил? – прищурился Сантьяго. - Или ты со своим дружком Педро собрались подзаработать, ограбив и связав паренька, у которого нет ни защиты, ни связей в Кампече?
Стражник, не найдя что ответить, слегка взбрыкнул:
- Городской суд приговорит его к казни на потеху толпе за покушение на стражников, а так мы могли бы заключить взаимовыгодную сделку.
Толстяк расхохотался.
- Этот сопляк покусился на вас с Педро? Попёр с вилами на алебарды? Пожалуй, это самая смешная шутка, которую я слышал за последнюю неделю.
- Я не вру, - насупился стражник. – Не хочешь покупать – отведу его к судье, пусть он решает, что с ним делать.
- Не отведешь, - покачал головой Сантьяго. – Вы с дружком ограбили этого парня, и судье не понравится, что вы решили толкнуть сомнительный товар мимо его кармана. Впрочем, если хочешь, могу дать за этого парня десять медных мараведи, и не монетой больше.
- Я рассчитывал получить за него хотя бы два серебряных реала, - буркнул стражник.
Толстяка аж согнуло в кресле от хохота. Проржавшись, Сантьяго утер жирной ладонью свою обрюзгшую харю, и произнес:
- А эта твоя шутка, пожалуй, даже лучше первой. Отведи паренька к судье, пусть он допросит его об обстоятельствах задержания. Боюсь, как бы после этого вас с Педро самих не продали в рабство за превышение должностных полномочий.
- Эх, только зря по жаре в доспехах прогулялся, - махнул рукой стражник. – Так и быть, давай свои десять мараведи. Клянусь небесами, никто в Кампече, да, пожалуй, и во всей Мексике не умеет сбивать цену лучше, чем ты, сеньор Сантьяго. Это же в семь раз меньше самой низшей цены, на которую мы с Педро рассчитывали!
- Думаю, вы уже поделили имущество этого паренька, так что сегодня точно в накладе не останетесь, - проговорил толстяк, доставая из-под пончо объемистый кожаный кошель. – И впредь очень советую не так резво грабить посетителей Кампече, а то и правда вы с Педро очень быстро станете махать не алебардами возле городских ворот, пугая несчастных крестьян, а ржавыми мачете на кубинских плантациях сахарного тростника.
...Все время, пока толстяк торговался со стражником, я молчала, да и Анна тоже не подавала голоса. А какой смысл что-то говорить, когда эти двое обсуждали не мою судьбу, и так уже понятную для обоих, а лишь цену, за которую можно было меня продать?
В результате стражник получил свои медные монеты, после чего Сантьяго звонко щелкнул влажными пальцами. На этот щелчок из дома выскочили еще два мускулистых чернокожих раба, которые довольно бесцеремонно схватили меня подмышки и утащили за дом, где находилась большая пристройка с крошечными окнами, также сложенная из камня.
- Посиди пока здесь, парень, - проговорил раб, звеня ключами на поясе – похоже, в доме толстяка он пользовался некоторым доверием. – Завтра отбывает корабль с рабами на Кубу. Постарайся в трюме занять место поближе к носу корабля – там меньше качает, не так тесно, как в середине, и больше воздуха. Потому выше вероятность, что ты доплывешь живым.
- Лучше бы ему умереть в трюме, - вздохнул второй раб. – Белые плохо переносят жару и тяжелый труд. Какой смысл пытаться продлить жизнь, полную мучений?
Первый раб, подбирая нужный ключ, пожал плечами.
- Человеку свойственно надеяться на лучшее даже когда надежды нет. Как говорил мой отец, судьба не помогает мертвым, она благосклонна лишь к живым.
- И где сейчас твой отец? – поинтересовался второй.
- Его забили палками до смерти за то, что он плюнул в лицо своему белому господину, - буркнул первый, вставляя ключ в скважину огромного врезного замка. – Что еще раз подтверждает: гордость плохой помощник для того, кто стремится выжить в этом жестоком мире.
Дорогие мои читательницы и читатели!
С удовольствием представляю вам замечательную книгу автора нашего литмоба Киры Страйк "Леди и Мышь"!
https://litnet.com/shrt/9sns

Меня втолкнули в темное помещение, где мне немедленно ударило в нос жуткое амбре, состоящее из удушливой смеси запахов дерьма, человеческого пота и табачного дыма. Я сильно зажмурилась, после чего открыла глаза – верный способ быстро адаптировать зрение к полумраку...
И он сработал.
Через маленькие оконца в стенах лился скудный солнечный свет, и сквозь сизую пелену табачного дыма, висящую в воздухе, а разглядела, что помещение битком набито людьми.
Вдоль стен стояли грубо сколоченные трехъярусные деревянные нары без намеков на матрацы или подушки, на которых сидели и лежали мужчины всех возрастов, размеров и цветов кожи – от тщедушных оборванцев, про которых смело можно было сказать «кожа да кости», до весьма крупных «амбалов»: таких персонажей в любой качалке моего времени совершенно точно приняли бы за своих.
Много было и тех, кому на нарах места не досталось, и они просто лежали на каменном полу, при этом некоторые даже умудрялись спать, похрапывая, либо посвистывая носами во сне.
- О, еще одно тело пожаловало, - прогундосил жилистый мужичок, нос которого был подвязан грязной тряпкой.
- Интересно, сколько еще рыбы намеревается засунуть в эту каменную бочку Толстый Сантьяго? – хмыкнул узкоглазый азиат, весьма неплохо говорящий по-испански.
- Похоже, пока она не наполнится содержимым до потолка, - прорычал мускулистый африканец.
- Эй, парень, учти – тут нет места даже на полу. Зато ты можешь постоять, прислонившись к стенке – стоячие места тут пока есть, - уточнил с нижнего яруса нар светловолосый здоровяк, похожий на викинга, которого по чистой случайности занесло на другую сторону Атлантического океана. Он в одно лицо довольно вольготно развалился на деревянной лежанке, при том что остальные койко-места в камере занимали по четыре-пять человек, кучкуясь на них кто сидя, кто на корточках. Да и одет был поприличнее, чем остальные – в рваную, но относительно чистую холщовую рубаху без рукавов, кожаные штаны и сапоги. При этом его предплечья были обмотаны кожаными полосами, закрепленными веревками.
«Моряк, - поймала я мысль Анны. - Парусный корабль управляется с помощью бесчисленных канатов, тросов и веревок. Такие нарукавники защищают кожу от ожогов и рваных ран, когда при работе со снастями те с огромной скоростью проходят через руки матросов. И еще края тяжелых, мокрых парусов, сшитые из грубого полотна, могут сильно поранить. В непогоду такие нарукавники защищают от ветра и холода, в зной – от ожогов. Да и в абордажном бою ими можно отразить удар сабли или кинжала».
Многие из заключенных, услышав слова «викинга», захихикали – похоже, он был тут за главного.
«Тут мы и умрем, задохнувшись от вони» - грустно подумала Анна.
Но я не собиралась стоя как лошадь умирать от кошмарного смрада, царящего в этом помещении. Уж лучше пусть забьют всей шайкой до смерти.
- Думаю, ты постоишь у стенки, пока я отдохну на твоем месте, так как устал с дороги, - проговорила я.
В огромной камере на мгновение повисла тишина, которую в следующую секунду нарушил стук глиняной трубки, вывалившейся из раскрывшегося рта древнего деда и расколовшейся от удара об каменный пол.
- Чего? – искренне удивился «викинг», приподнимаясь со своей лежанки.
- Чего слышал, - отозвалась я, чувствуя, как неконтролируемая ярость вновь заполняет меня. – Ты там поднимайся, да побыстрее. Не привык я ждать пока мне уступят место.
- Похоже, парень, тебе жить надоело, - пробормотал африканец. – Берсерк дурной, он теперь не успокоится, пока не отправит тебя на тот свет.
- Успокоится, - заверила я своего собеседника. – Либо я его успокою.
- Ах ты, щенок! – взревел «викинг», которого тут, видимо, прозвали Берсерком – а, скорее всего, он сам себе придумал такое крутое прозвище. Глаза блондина мгновенно налились краснотой, а в руке откуда-то появился заточенный кусок металла, обмотанный веревкой. – Сейчас ты пожалеешь о том, что сказал!

Неприятно конечно, когда на тебя собирается броситься эдакая махина. Ну а что мне оставалось делать? Стоять у стенки пока ноги не откажут? Данунафиг!
...Немного свободного места оставалось возле закрытой двери, где я стояла. Так себе ринг конечно, но в данном случае выбирать не приходилось.
Берсерк бросился на меня, наступая прямо на тела людей, лежавших на полу, при этом я отметила, что падать он не собирался – похоже, как любой моряк, блондин привык ходить по качающейся палубе корабля.
Ну а я...
Я, зыркнув глазами туда-сюда, внезапно обнаружила подручное средство, которое, возможно, могло мне помочь в данной ситуации. И, когда «викинг», набрав некоторую скорость и занеся над головой самодельный нож, уже был готов воткнуть его мне в лицо, я метнулась в сторону, схватила за веревочную ручку деревянное ведро, наполовину наполненное дерьмом и мочой, и, крутанувшись всем телом, долбанула им Берсерка по голове.
Попала удачно.
Похоже, в висок.
Но при этом, к сожалению, своего противника не вырубила, а лишь оглушила, вдобавок окатив содержимым ведра с ног до середины грязной, свалявшейся бороды...
«Викинг», явно не ожидавший подобного, покачнулся, выронил свой самодельный нож, схватился за голову...
В следующее мгновение я ринулась к нему, подхватила с пола заточку, схватила Берсерка за волосы и, приставив ему острый кончик клинка к глазу, спокойно поинтересовалась:
- Ну как? Разрешишь мне теперь немного отдохнуть на твоем месте?
И вновь в камере повисла гробовая тишина. Которую через несколько секунд нарушил ошарашенный голос Берсерка:
- Клянусь своей бородой, сам морской дьявол вселился в этого парня. Как тебя зовут, бродяга?
Марио
«Всё, я, пожалуй, в сторонке постою, - раздалось у меня в голове. – У тебя лучше получается жить в моем мире, чем у меня. Если помощь понадобится, подскажу, а в остальном лучше понаблюдаю. Очень интересно смотреть как ты управляешь моим телом».
И в этот момент я почувствовала... свободу.
Полную.
Теперь это тело принадлежало только мне, а в голове больше не ощущалось чужого присутствия.
Что ж, может, решение Анны оказалось в какой-то мере правильным. Она была просто обычной девушкой, в меру храброй и отчаянной – но лишь в меру! А для того, чтобы в этой новой для меня жизни чего-то достичь, мне придется действовать, ломая местные стереотипы, устоявшиеся обычаи и, возможно, даже законы семнадцатого века, ибо когда стартуешь с низов, без такой ломки так внизу и останешься. И будут по тебе топтаться сильные мира сего, как только что Берсерк ходил по телам сокамерников, и совершенно пофиг ему было что они при этом чувствуют.
- Ладно, Марио, - немного придя в себя, вкрадчиво проговорил блондин. – Отпусти меня, и ложись на мое место, отдыхай сколько захочешь.
- Чтобы, когда я засну, ты меня задушил? – поинтересовалась я, крепче прижимая клинок к щеке Берсерка так, чтоб от острого кончика до глаза блондина оставалось не больше миллиметра. – Для начала поклянись своей бессмертной душой что никогда и ни при каких обстоятельствах не причинишь мне вреда. А потом я тебя отпущу. Нарушишь слово, и прямиком отправишься в ад.
Судя по легкой ухмылке «викинга», перспектива посмертного поджаривания на раскаленной сковородке его не очень пугала. Потому я добавила:
- А в случае, если ты нарушишь свою клятву при жизни, все, кто ее слышал, будут считать тебя лжецом, с которым нельзя иметь дело.
Это, похоже, подействовало. Берсерк недовольно поморщился и произнес:
- Хорошо, Марио. Клянусь, что не причиню тебе вреда до тех пор, пока морские черти не утащат мою душу на дно океана.
Я аккуратно отпустила волосы блондина и убрала от его гла̀за нож, готовая в случае чего воткнуть его Берсерку в горло или в сердце по самую рукоять. Но «викинг» лишь потер щеку, намятую клинком... после чего громко расхохотался.
- Верно говаривал мой дед: не бойся медведя, что бьет себя лапами в грудь, а бойся росомаху, загнанную в угол. Меня зовут Хаук. Я родился по другую сторону океана, и сдуру решил посмотреть, что делается по эту. В результате мой корабль попал в шторм и разбился об рифы. Мои товарищи утонули, а я выплыл – и оказался здесь, в стране хилых мужчин, высушенных жарким солнцем. Но, видит О̀дин, древний бог сражений и покровитель воинов, и среди местных встречаются смелые парни вроде тебя. А храбрость мой народ уважает. Так что будь уверен, Марио, тебя здесь никто не тронет.
- Да никто и не собирается его трогать, - фыркнул африканец. – Кому охота получить по голове поганым ведром, а потом стоять по уши в дерьме.
Мне тоже не очень понравился результат моей битвы. С одной стороны, я ее выиграла, и вроде бы даже какой-то авторитет приобрела среди обитателей камеры, но, с другой стороны, вонища в помещении стала совсем нестерпимой.
Я подошла к двери и несколько раз ударила в нее ногой.
- Чего надо? – раздался голос с той стороны.
- Воды принеси, - крикнула я.
- Питьевая вода дорогая и выдается раз в день по норме.
- Морской принеси!
- Зачем?
- Затем, что мы тут пролили ведро с дерьмом, и если не помыть пол, завтра половина из нас передохнет от вони, а с тебя Толстый Сантьяго спустит шкуру за это!
- Что-то не слышал я чтоб от запаха собственного дерьма кто-то помер, - проворчал охранник по ту сторону двери, но, судя по звукам удаляющихся шагов, попёрся куда-то.
И довольно быстро вернулся.
В замкѐ загремел ключ, дверь отворилась, и на пороге возник африканец с двумя ведрами воды - видимо, где-то неподалеку имелась бочка с морской водой, возможно, для увлажнения улицы перед домом богатого работорговца. Позади африканца стоял второй раб с мачете наготове - этот нож для рубки сахарного тростника был больше похож на меч, и наверняка при ударе оставлял глубокие раны.
- Вернете их через четверть часа, - проговорил африканец – и, поставив ведра на пол, вышел, заперев за собой дверь.
- Ну, давай тебя отмывать, - усмехнувшись, сказала я «викингу». – Заодно и пол помыть не помешает.
Пара тряпок нашлась быстро – их сделали из незагаженной части рубахи Хаука, которую после моей атаки было проще выбросить, чем отстирать. В остальном минут за пятнадцать мы всей камерой действительно немного отмыли Берсерка от содержимого поганого ведра, благо кожаные штаны его не впитали, а остальную воду, вылив на пол, согнали тряпками в щель под дверью, после чего в камере стало немного легче дышать. Африканец, вернувшийся за ведрами, поорал немного на тему, что теперь возле камеры дышать будет нечем от нашего дерьма, но, смирившись с неизбежностью, быстро угомонился, забрал ведра и свалил.
- И давайте не будем курить здесь, - попросила я сокамерников. – А если уж совсем невтерпеж, выдыхайте дым в окно.
- Согласен, - кивнул азиат. – Я тут второй день, и уже хрипеть начал от дыма.

«Мог бы попросить то же, что и я», - подумала я, но вслух ничего не сказала. Лишь спросила:
- А ты как тут оказался?
И услышала короткую историю о купце по имени Вэй из Поднебесной империи, которому не повезло с торговлей, в результате чего он сам оказался в роли товара.
До самого вечера я практиковалась в испанском языке, сидя на нарах рядом с белобрысым Хауком, и беседуя с остальными жителями камеры, истории которых не особенно отличались одна от другой.
Под вечер охранник принес ужин – одно ведро, полное объедков, и второе с пресной водой, попахивающей водорослями. Из этого ведра каждому из заключенных было велено сделать по четыре глотка – так Толстый Сантьяго заботился о том, чтобы его товар раньше времени не погиб от обезвоживания.
В вот ведро с объедками охранник просто поставил на пол – и вышел за дверь.
Заключенные ринулись к ведру, и в момент всё расхватали, я даже глазами моргнуть не успела. Правда, Хаук, героически повоевавший за ужин с другими рабами при помощи кулаков, принес почти целую маисовую лепешку, разломил ее надвое, и половину протянул мне.
- Держи, Марио, - усмехнувшись, проговорил он. – И в следующий раз будь порасторопнее, а то останешься без ужина.
- Что, зауважал пацана после того, как он вывалил на тебя кучу дерьма? – усмехнулся чернокожий Мануэль, грызя свой трофей – половину куриной ноги со следами чужих зубов.
- Старые боги моего народа велели уважать слабых, которые не боятся дать отпор сильному! – с пафосом произнес блондин. – А я уважаю старых богов, вот тебе и весь мой ответ.
- Не поспоришь, - пожал плечами Вэй, выловивший в ведре треть жареной рыбины, и с удовольствием уплетавший свой трофей.
Однако я заметила, что еда досталась не всем. Особенно жалко было старика, у которого разбилась его глиняная трубка – он сидел в углу камеры, обняв колени, и на его лице я заметила блеснувшую слезу.
Конечно, моя порция была совсем небольшой, однако я разломила свой кусок лепешки, подошла к старику и протянула ему еду. Луч заходящего солнца, проникший в камеру через крохотное окно, отразился в удивленных глазах старика.
- Это... мне?
- Да, - кивнула я. – Поешь. У нас впереди трудные времена, и каждому понадобятся силы.
- Спасибо, парень, - шмыгнул носом расчувствовавшийся старик, принимая мой подарок. – И ты это... Шляпу свою не снимай. Хорошая у тебя шляпа. Спать ляжешь, а проснешься – нет ее, сперли. Тут это за̀просто.
- Спасибо за совет, дедушка, - улыбнулась я.
- Меня Хуаном зовут, - беззубо улыбнулся старик. – Ты это... обращайся если что. Кроме советов у меня нет ничего, но, если что, хоть ими поделюсь.
- Обязательно, - улыбнулась я.
- Тебе-то что за дело до других? – хмыкнул длинноволосый брюнет, весь покрытый сложным орнаментом из татуировок.
- Люди должны помогать друг другу, - ответила я.
- Здесь нет людей, - сплюнул на пол брюнет. – Только рабы, которые признают лишь один закон: каждый сам за себя.
- Люди всегда остаются людьми, если только сами не решают перестать быть ими, - отрезала я. – А добро возвращается к тому, кто его сделал - как и зло, причиненное другому.
- Чушь собачья, - фыркнул брюнет. – Я с двенадцати лет в море, и точно знаю: помогать нужно только своим. Чужие за добро как раз и заплатят злом, помяни мое слово.
- Говори что хочешь, живи как знаешь, умник, - усмехнулась я. – Сегодня чужой человек поделился со мной своей лепешкой, а я отдала ее часть тому, кто в ней нуждается больше. Если все станут так жить, этот мир станет чуточку лучше.
- Ага, надейся на это, - фыркнул татуированный. – Скоро надсмотрщики на плантациях Кубы объяснят тебе своими плетьми что такое добро и сострадание к нуждающимся.
Я не стала продолжать бесполезный спор, вернувшись на свое место рядом с Хауком, который уже храпел, отвернувшись к каменной стене.
И призадумалась.
Умирать под палящим солнцем как-то не хотелось. Да и не факт, что я доплыву до Кубы в тесном трюме невольничьего корабля – судя по рассказам сокамерников, существовала неиллюзорная возможность умереть прямо там от ужасных условий содержания рабов...
И что оставалось делать?
Бежать?
Куда?
Без денег, связей и документов выжить в этом мире было просто нереально – впрочем, при их отсутствии во все времена это дело, мягко говоря, непростое...
Тем не менее, покоряться судьбе я не собиралась.
Поев, мои сокамерники все как один заснули почти сразу – видимо, сработали биологические часы, сломавшиеся у человечества с изобретением электричества. Раньше ж как было? Стемнело – пора отправляться спать. Рассвело – настало время просыпаться. Это с появлением лампы накаливания всё изменилось, но до ее изобретения было еще более двух столетий...
Тем не менее, слабый свет заходящего солнца еще просачивался в замочную скважину толстой двери, и я, встав с деревянной лежанки, направилась к ней, осторожно ступая между людьми, устроившимися спать прямо на полу.
Достигнув своей цели, я присела на корточки, достала из волос железную шпильку, слегка согнула ее, воткнув в щель между камнями, после чего принялась ковыряться ею в замочной скважине, анализируя насколько сложным будет процесс...

Взломщик из меня, конечно, так себе, но и замок оказался довольно примитивным. Я вставила в замочную скважину заточку, которую конфисковала у Хаука, слегка надавила на нее в направлении открывания, после чего шпилькой принялась ковыряться в замке...
Признаться, этот процесс я видела только в компьютерной игре – но с простейшим замком он сработал! В нем что-то щелкнуло, повинуясь движению моей кисти, заточка провернулась в замке – и дверь приоткрылась...
- Забавно, - прозвучал рядом со мной голос Хаука. – Осталось лишь понять, что ты будешь теперь делать со своей свободой.
Дорогие мои читательницы и читатели!
С удовольствием представляю вам замечательную книгу автора нашего литмоба Полины Ром "Побег из рая"!
https://litnet.com/shrt/zumo
И в этот момент за дверью что-то ударило! Настолько сильно, что под моими ногами вздрогнул пол, а с потолка посыпалась какая-то труха... Из-за приоткрывшейся двери пахнуло жа̀ром и характерной, острой вонью жженой серы, похожей на запах тухлых яиц...
- Что за черт? – удивленно произнес Хаук. – Это взорвалось ядро! Какой-то идиот стащил из местного арсенала бомбу и взорвал ее посреди улицы? Или же испанские галеоны из бухты обстреливают собственный город?
Ответ на вопрос «викинга» прилетел незамедлительно.
- Пираты! Это пираты! – раздались заполошные голоса за дверью. – Они уже спустили испанские флаги с мачт и подняли на них «Веселого Роджера»! А с невольничьего корабля в город высаживается их десант!
Что такое «Веселый Роджер» я знала с детства – читала романы о пиратах, да и фильмы смотрела. Так назывался черный флаг с черепом и перекрещенными костями, который флибустьеры поднимали на мачтах своих кораблей перед тем, как совершить очередной грабеж...
- Плохо дело, - покачал головой старик, держа во рту мундштук разбитой трубки – видимо, привык к нему настолько, что пусть хоть он и без табака будет, лишь бы с остатками привычного вкуса. – Это наверняка пираты известного головореза Мансвельта. Похоже на их замашки. Любят маскироваться под добропорядочных торговцев, а после срывают с себя маски, и режут всех подряд кто позволит себе хоть малейшее сопротивление. А тех, кто останется, берут в плен и продают в рабство на ту же Кубу. Тамошним толстосумам наплевать у кого покупать живой товар, у честных торговцев людьми, или же у пиратов.
- Получается, не особенно изменится наша судьба, - невесело усмехнулся Мануэль.
- Ну, это как сказать, - тихо произнесла я.
Но меня услышали.
- Хочешь сказать, у тебя есть план? – осведомился Хаук.
Плана у меня не было.
А вот безумная идея в голове возникла.
Настолько сумасшедшая, что Анна пискнула мышкой, и забилась от страха в темный угол моего сознания. Ну и хорошо, мешать не будет!
- Думаю, если вы все будете делать то, что я скажу, у нас появится шанс стать свободными людьми, - проговорила я. – Возможно, кто-то из нас при этом погибнет. Но лично я готова рискнуть жизнью ради того, чтобы попробовать.
- Не молод ты, паренек, чтоб предлагать такое взрослым людям? – усомнился китаец Вэй.
- А мне плевать на возраст того, у кого в голове есть дельные мысли! – рявкнул Хаук. – У меня там, например, пусто как в том ведре для дерьма, которым меня отоварил Марио. И у вас, как я вижу, тоже. Потому кто хочет жариться заживо под кубинским солнцем, может сидеть тут как крыса, дожидаясь головорезов Мансвельта. А я рискну своей шкурой вместе с этим пареньком, у которого храбрости на вас всех хватит, и еще останется полмешка.
Эта беседа проходила под вопли, выстрелы и грохот взрывов, доносящихся из-за двери. Я не особенно верила, что кто-то из пленников пойдет со мной, но, похоже, Хаук убедил некоторых...
- Давай, парень, делай что придумал, - надтреснутым голосом произнес старик с разбитой трубкой. – Небеса любят отчаянных, а ты, похоже, из таких.
- Я пойду с ним. И я тоже. И я... – раздались несколько голосов.
Я немного воспряла духом. С таким настроем моих сокамерников, возможно, что-то и получится...
- Кто готов – бегом за мной! – крикнула я. – Делайте то же, что и я!
И пинком распахнула дверь...
Улицу перед домом Толстого Сантьяго заволокло пороховым дымом. Выбежав из пристройки, я увидела мечущихся в панике людей, а также несколько трупов, обезображенных близкими взрывами ядер.
Один из мертвецов был, видимо, офицером из гарнизона Кампече, которому повезло умереть быстро. Ядро оторвало ему голову, и служивому никак не помогла шпага-казолета, которую он успел вытащить из ножен перед смертью. Она лежала рядом со скрюченной в агонии рукой мертвеца, и, на первый взгляд, от взрыва никак не пострадала.
- Вооружайтесь кто чем может! – крикнула я, подхватывая с мостовой неожиданный подарок судьбы. После чего сунула Хауку в руку его самодельный нож, проговорив с ухмылкой: - Смотри, не отдавай его больше никому!
- Клянусь морским дьяволом, мне нравится этот парень! – расхохотался Хаук, забирая свою заточку. – Люблю таких отчаянных! Он и в аду будет шутить, поджариваясь на сковородке!
Между тем старик оказался прав.
Дом Толстого Сантьяго находился на возвышении, с которого над крышами городских домов было хорошо видно бухту Кампече. Большой торговый корабль стоял у пристани, и с него продолжали высаживаться пираты, одетые кто во что горазд. А борта двух парусников, на мачтах которых развевались флибустьерские флаги, периодически окутывались белесым дымом – то город обстреливали корабельные пушки.

При этом я заметила возле пристани несколько больших шлюпок – видимо, на них пираты, переодетые в испанских торговцев, приплыли несколько раньше, чтобы обеспечить основному десанту безопасную высадку...
- За мной! – крикнула я, бросаясь к пристани.
Внутри меня клокотала буря эмоций, как перед серьезными соревнованиями. Это на дорожке я буду спокойна, как танкетка, отражая выпады противника и нанося свои удары. А перед этим я давала волю своей буйной натуре, выплескивая наружу переполнявшие меня эмоции на боксерской груше, либо упражняясь с гантелями пока пот не начнет заливать глаза... Покойная любимая бабушка не раз говорила мне: «С таким характером тебе парнем надо было родиться». И, хотя объективно мне и девушкой быть нравилось, возможно, в ее словах была определенная доля истины...
Я бежала по узким улочкам Кампече, слыша за собой топот ног тех заключенных, кто доверился мне. Увидев перед собой битву испанцев с пиратами, либо расслышав впереди ее звуки, я сворачивала на соседнюю улицу – или же, зажав шпагу в зубах, перепрыгивала через очередной невысокий забор, и дворами пробиралась дальше. Я понимала: те, кто бежал за мной, были очень неважно вооружены, и случись моему отряду наткнуться на отряд местного гарнизона, или на шайку пиратов, нам не поздоровится. Потому самым разумным было пока что избегать стычек с более сильным противником...
Когда воздух пахнет свежестью и гниющими водорослями, понятно – рядом море. Когда к этим запахам примешивается тяжелый запах крови, значит, дело происходит в приморском городе, где идет нешуточная резня...
Улицы Кампече были темно-красными от пролитой крови. Трупы валялись тут и там – разорванные ядрами, либо изрубленные пиратскими саблями. И чтобы не присоединиться к этой куче мертвецов, нам приходилось бежать со всех ног, стараясь не поскользнуться на чьих-то выпущенных кишках и не грохнуться лицом в очередную кровавую лужу...
Нам повезло. Похоже, пираты дорвались до погребов Кампече, в которых хранились запасы рома, и теперь к хриплым стонам раненых присоединились пьяные выкрики победителей. Было уже понятно: города пал, и флибустьеры спешат отпраздновать легкую победу... чему люто завидовали те, кого оставили охранять десантный корабль и большие корабельные шлюпки, каждая из которых, судя по их размеру, могла вместить примерно человек тридцать...
Четверо пиратов, оставленных охранять плавсредства, были обеспокоены.
- Эти мерзавцы вылакают весь ром, и нам ничего не оставят! – прорычал тощий пират.
Второй пират задумчиво почесал бороду.

- Это ты верно заметил, - согласился он. – Но меня больше волнует, что они распихают по карманам наши дублоны и эскудо, которые утаят и не отдадут в общий котел для дележки, как это было в прошлый раз.
- В точку, Матео! - воскликнул третий, плечами, ростом и цветом волос похожий на Хаука. - А потом они вдобавок скажут, что мы тут ни черта не делали, и претендуем на равную долю добычи. Ну и где справедливость? Я бы тоже был не прочь покрошить испанцев своей саблей, но Мансвельт сказал сторожить эти посудины. А кто рискнет перечить самому Мансвельту? Правильно, никто...
- И женщины нам достанутся уже порченные, все в синяках, с выбитыми зубами и переломанными пальцами ног, чтоб они не могли сбежать, - грустно вздохнул четвертый. - А сами-то попользуются еще свежими, напуганными, не избитыми...
На Кампече уже опустилась глубокая ночь, но, благодаря безоблачному небу, неестественно крупным звездам и полной луне, всё было видно относительно неплохо. Тем не менее, ночь позволила нам под густой тенью пальм и гименей, росших вдоль берега, незаметно подкрасться к пристани.
- Зайдите им за спины, - шепнула я Хауку. – Я начну, а вы продолжите. Передай дальше.
- Что начнешь? – так же шепотом поинтересовался Хаук.
- Ты поймешь, - отозвалась я. И, пошатываясь, словно пьяная, вышла из тени на свет, после чего направилась к пиратам.
- А это еще кого морские черти принесли? – недовольно прорычал тощий пират, заметив меня. – Что-то я не припомню тебя, парень.
- Я из команды второго к-корабля. Забыл небось, как мы пили вместе. Кстати, м-морские черти принесли пару флаконов рома, - весело воскликнула я, демонстрируя две бутылки, подобранные мною на улице. – Я выпил немного, и п-пришел поделиться с това... т-товарищами по оружию!
- Да ты пьян как свинья, парень! – раздраженно прорычал любитель женщин.
- Ч-чего и вам желаю, - улыбнулась я во весь рот. – Вот, берите. Н-не всё ж вам тут службу нести, пока... ик... пока мы воюем.
- Давай сюда ром, вояка мамкин, будь ты проклят! – взревели взбешенные пираты... чего я, собственно, и добивалась. Всё их внимание теперь было сосредоточено на мне, и никто из них не заметил, что сзади к ним приближаются черные силуэты...
Любитель не избитых женщин оказался ближе всех. Ему то я и заехала бутылкой между глаз, которая разбилась с приглушенным звоном – и я тут же добавила пирату второй бутылкой в висок, отчего сластолюбец, хрюкнув, рухнул как подкошенный.
- Ах ты, мразь! – взревел тощий пират, хватаясь за рукоять ножа, висящего на поясе... но вытащить из ножен его не успел – Хаук, подкравшись сзади, схватил его за волосы и одним движением перерезал горло своей заточкой.
Третий пират разинул пасть, чтобы заорать – но лишь захрипел, когда Вэй быстро и ловко ударил его кулаком под ухо, после чего китаец с невозмутимой физиономией просто свернул голову своему противнику, словно курице.
Я даже не успела схватиться за шпагу, когда и четвертый пират осел на землю, проткнутый насквозь вилами для навоза: татуированный брюнет не нашел себе на улице лучшего оружия - а может, просто работа этим сельскохозяйственным инструментом была для него привычнее.
- Неплохо, - кивнула я. – Всё сделано тихо. Теперь Хаук, Мануэль, Вэй - переодеваемся в их одежду, садимся всей командой в лодки, и плывем к ближайшему галеону.
- Ты решил захватить пиратский корабль, Марио? – вылупил глаза Хаук. – Да нас же перестреляют из пушек еще на подходе!
- Если всё сделаем правильно, не должны, - проговорила я. – По пути расскажу, что к чему, а пока давайте поторопимся. Скоро рассвет, и боюсь, что при дневном освещении у нас ничего не выйдет.
Летние ночи в Мексике короче дня, и, хотя мы торопились как могли, на то, чтобы переодеться, рассесться по шлюпкам и отчалить от пристани ушло довольно много времени... К счастью, вместе с рассветом в бухту пришел утренний туман, в котором пиратские корабли утонули почти полностью – из дымки, распространившейся над водой, торчали лишь мачты с обвисшими черными пиратскими флагами на верхушках...
- Скоро задует дневной бриз, который погонит туман с океана на город, и тогда с кораблей станет хорошо видно, кто к ним плывет, - проговорил старый Хуан.
- Давайте приложим все силы, чтобы успеть, - негромко проговорила я. Согласно воспоминаниям Анны, я была в курсе, что по воде звуки хорошо разносятся, потому предупредила всех чтобы они вели себя максимально тихо...
В тюрьме Толстого Сантьяго решили остаться лишь несколько заключенных, и то в основном лишь те, кто был болен. Остальные предпочли сбежать вместе со мной, потому сейчас в четырех шлюпках гребли восемь десятков моих бывших сокамерников. Что ж, пока всё шло согласно моему безумному плану, и мне очень хотелось надеяться, что и дальше всё пойдет так же, как до этого...
С трупа тощего пирата я сняла грязный красный камзол, который надела на себя. Не сказать, что он подошел мне идеально, но в целом на первое время сойдет. Кафтан, который я затрофеила в повозке убитых мною насильников, остался в тюремной камере – я подстелила его под бок, когда укладывалась спать, и банально о нем забыла во время начавшегося обстрела города. Сейчас же пиратский кафтан мне пригодился, ибо утром на побережье было, мягко говоря, не жарко. Да и для маскировки сойдет если что, ибо плыли мы на самой первой шлюпке, пассажиров которой я постаралась принарядить так, чтобы они были максимально похожи на пиратов...
Постепенно перед нами начал вырастать высокий борт галеона, с которого беспечно свешивались три веревочных лестницы. Я уж подумала было, что все может пройти как по маслу...
Но ошиблась.
- Стоять, суши весла! – раздалось сверху. – Какого дьявола вы тут делаете?
- Протри глаза, брат! – рявкнул Хаук, поднимая в обеих руках мешки, набитые пиратскими трофеями и выброшенными на берег водорослями для объема. – И принимай подарки от благодарных испанцев!
- Да ты шутник как я погляжу! – хохотнул свесившийся вниз с борта пират, силуэт которого был полуразмыт туманом. – Матео, ты что ли?
- А кто ж еще? – отозвался Хаук. И, не дожидаясь ответа, швырнул наверх оба мешка. – Лови! А мы сейчас подоспеем для дележки!
Тут нам пришлось поторопиться, ибо под награбленным тряпьем и медной посудой в мешках были водоросли, занимавшие примерно половину объема. И пока обман не раскрыли, нам нужно было как можно быстрее забраться на корабль...
К счастью, большинство беглых рабов были моряками, потому две шлюпки синхронно ударились о борт корабля, и из них наверх полезли грязные, оборванные люди, почуявшие запах свободы, за которую, возможно, сегодня придется заплатить собственной кровью...
Пожалуй, я была легче всех, потому и полезла первой по веревочной лестнице, зажав в зубах свою шпагу...
Что я чувствовала при этом?
Не знаю...
Но точно не страх!
Мне казалось, что я участвую в съемках какого-то фильма, и все это происходит не со мной, а с некой актрисой, давно мечтавшей об этой роли... Ибо не просто было себе признаться, что вот сейчас, именно сейчас мне было по-настоящему интересно жить! Бороться за свою свободу и вести за собой людей, которые жаждут того же, что и я...
Увы, мой прежний мир не мог дать мне того адреналина, той безумной гонки событий, что происходила со мной здесь. И страшновато было признаться себе, что сейчас я живу во много раз интереснее, чем до этого. Именно живу, а не существую в режиме учеба-работа-опостылевший дом-сон-и снова всё это изо дня в день по замкнутому кругу, скуку и однообразие которого разбавляли лишь мои тренировки...
Но то, что ждало меня впереди, не имело ничего общего со спортом. Там, за приближающимся краем борта корабля, сейчас должно было начаться кровавое состязание, призом в котором станет моя собственная жизнь. А проигрыш будет означать смерть, причем не факт, что быструю и легкую, ибо вряд ли пираты сделают такой подарок убийце своих товарищей если мне не повезет попасть в плен.
...Лестница закончилась, и я, перевалившись через борт, спрыгнула на палубу, нос к носу столкнувшись с весьма колоритным пиратом, словно сошедшим с афиши тематического фильма.
Он был в кожаной треугольной шляпе, под которой горел злостью единственный глаз – второй прикрывала кожаная повязка. Сверху на грязной, когда-то белой рубахе пирата был надет синий камзол с оторванными рукавами, а на груди болтался крупный амулет.
- Какого дохлого кита в мешках водоросли? - зарычал он. – И, парень, почему на тебе камзол Мачты?
Шпага в моих зубах пирата не смутила – видимо, это был обычный способ переноски оружия при подъеме по веревочной лестнице, чтобы оно не било по ногам и ни за что не цеплялось. Но когда я вместо того, чтоб заткнуть шпагу за пояс, взяла ее в руку, до ловца удачи начало что-то доходить...
Отпрыгнув назад, он ловко выдернул из-за пояса кривую саблю с согнутым кончиком клинка - то ли случайно, то ли для форсу пиратского, то ли для нанесения более рваных ран - и проорал:
- Кто ты такой, мать твою за форштевень?

...Современный фехтовальный спорт не предусматривает кинематографичных постукиваний клинка об клинок. Он построен на стремительных атаках в зоны, которые противник не успел прикрыть... и у пирата, выставившего саблю перед собой, их было несколько...
К тому же, видимо, он решил, что парень, который раза в два уступает ему по габаритам, легкая цель – и, размахнувшись, ринулся на меня, явно собираясь решить все вопросы одним ударом...