Пугающая тишина наполняла голову и душу пустотой. Тело налилось тяжестью, дышать с каждым мгновением становилось все труднее. Время от времени сон забирал Микаэллу, отрывая от тревог реальности и тягот, но новые волны боли каждый раз разрывали видения, и она возвращалась в ту же душную комнату, мрачную, едва освещаемую тусклым свечным блеском.
Каменные стены давили, снующие рядом служанки в длинных, измазанных кровью платьях раздражали своими торопливостью и холодностью. Лихорадка овладела почти безвольным телом девушки, она потеряла счет времени.
Боль обрушивалась снова и снова. Порой кто-то кричал — Мика запоздало понимала, что это были ее крики, на пару мгновений разрывающие тишину. Ей казалось, что это могло длиться вечно: рвущая все внутренности боль, крик, затем оглушающая тишина. Но в какой-то момент тяжесть, пронизывающая все существо, сменилась долгожданной необычайной легкостью.
С сухих губ сорвался вздох облегчения, на лоб вдруг легла чья-то рука, после сменилась влажной холодной тряпкой. Жуткая слабость утягивала ее в омут бессознательности, еще немного — и она бы сдалась…
Но пронзительный, истошный крик вырвал ее из лап смертоносного сна, разорвал в клочья пелену беззвучия.
Усталые, взволнованные глаза забегали по комнате в попытке найти, зацепить ненадолго взглядом… Плач становился громче, жалобнее. Сердце Микаэллы трепетало и едва не разрывалось в страхе. Она пыталась подняться, стремилась встать, чтобы взглянуть, успокоить плачущее дитя, но не могла — тело, окаменев, не слушалось.
Сквозь надрывный плач и бешеный стук ее сердца неожиданно прорвался грубый мужской голос:
— От мальчика избавься. А за нее жизнью своей отвечаешь. Упадет хоть волосок, немедля скормлю тебя волкам… Сразу после того, как тобой насладятся мои воины.
Послышался гадкий смешок, после — удаляющиеся шаги.
Служанки засуетились. Мика слышала, как они копошатся вокруг нее. Желая сказать хоть слово, она беспомощно шевелила губами, но изо рта вырывались лишь сдавленные хрипы.
Как только плач начал становиться тише, отдаляться от нее, Мика ухватила рядом стоящую служанку за руку и выдавила из себя охрипшим голосом:
— Мой ребенок… Покажите мне его…
— Отпустите, мне не велено… — тихо и испуганно сказала молодая девушка, пытаясь отцепить сильные пальцы от своего запястья.
— Прошу, — глотая слезы, шептала Мика, все сильнее сдавливая хрупкое запястье, грозя с легкостью разломать кости. — Прошу, покажите мне его…
— Госпожа, она не отпускает! — взвизгнула служанка, метнув взгляд на худую старую женщину с чепцом на голове. — Ай! Больно, отпусти!
— Он же не один… Где второй? Покажите мне их, умоляю!..
— Чего застыли? — гаркнула старуха, подойдя к кровати и вцепившись в руку Микаэллы. — Настойку дайте!
Она резко ударила девушку по лицу и, воспользовавшись ее замешательством, разжала ей пальцы.
Внезапная пощечина не смогла заглушить душевную боль, не помогла избавиться от дрожи и дурноты. Крупные слезы катились по щекам, крепко сжатые губы выражали затаенное страдание.
— Послушай… — взяв из рук служанки флакончик, старуха наклонилась к Мике и заговорила противным гнусавым голосом, опаляя ее лицо зловонным дыханием. — Они уже мертвы. Оба. И тебе недолго осталось…
Длинные огрубевшие пальцы сжали щеки, надавили, вынуждая открыть рот. Силы быстро покидали девушку, она не могла сопротивляться. Горькая жидкость обожгла небо, язык, а затем и горло, но Мика сдержалась — не закашляла. Проглотила снотворное, кривясь и не спуская злых глаз с изуродованного лица старухи. Шрам, рассекающий ее бровь и глаз, — результат ярости Мики — радовал ее как никогда раньше.
Пренебрежительно хмыкнув, женщина быстро покинула комнату. За ней не спеша подтянулись остальные служанки. Микаэлла осталась наедине со своими страхами, с кошмарами, преследующими ее каждую ночь. Новый поток горячих слез хлынул из глаз, она зажала себе рот руками, будто страшась, что ее услышат.
Голова кружилась, сердце дрожало, сжималось под натиском безмерного горя. Ей не хватало воздуха. Казалось, в любую секунду она задохнется, после чего и прекратятся, наконец, ее страдания. Так, с разрываемой на части душой, она долго металась по кровати, пыталась подняться, но каждый раз падала. Лишенная свободы, крыльев, а теперь и любви — падала вновь и вновь.
До тех пор, пока вконец не ослабла.
Пока не сдалась своим смеющимся в лицо страхам.
_________
Дорогие читатели! Это вторая часть истории про смелую воительницу, ставшую суженой дракона. Первую часть «Невеста вождя драконов» можно прочитать бесплатно здесь -->
https://litnet.com/shrt/tyU5

Вальгард. Пятью месяцами ранее
Дни медленно складывались в недели, превращая их в месяцы волнений, тревожных снов и губительного беспокойства на душе. А пейзаж за маленьким окном башни так и не менялся.
Изо дня в день Мика наблюдала, как рассветные лучи падают на снежные горы, скользят вниз — к лесам, далекой реке, деревням и полям. Снег не таял, раздражал белизной и бегущими в лес следами, оставленными то ли собаками, то ли голодной стаей волков.
Мика завидовала даже им: пусть они и голодны, но не сидят взаперти. Она предпочла бы биться за последний кусок мяса, но при этом быть свободной. От вида приносимой служанками еды — лепешек с орехами и изредка кабанины — на второй месяц в неволе начало воротить. За нетронутую пищу порой доставалось от самой главной и самой вредной прислужницы вождя — старой женщины, озлобленностью и худобой напоминающей Мике главную настоятельницу приюта.
Но теперь, будучи повзрослевшей девушкой, сильным воином, а не забитой девочкой, она не боялась давать отпор, защищаться, пока на это хватало сил. Кажется, только после того, как она чуть не сломала старухе руку, служанки стали заходить к ней в комнату исключительно в сопровождении двух стражников.
Тягаться с ними было бессмысленно. Не убьют, но по наказу вождя вред причинить могут. А Мика, закованная в сдерживающие ее синее пламя браслеты, не смогла бы справиться с ними без магии. Приходилось мириться и с грубостью, и с унизительным отношением. Но только внешне. Внутри же клокочущая обида твердела и обращалась в нечто придающее силы. Она не знала, насколько ее хватит, как долго еще сможет глотать слезы и прятать в сердце злость и желание отомстить обидчикам. Растущие с каждым днем жизни — единственное, что сдерживало ее от опрометчивых поступков.
Еще нерожденные малыши, сила которых делала сильной и ее, были для нее, как казалось Микаэлле, последней радостью. Она чувствовала, как они растут, чувствовала их струящуюся по ее венам мощь, которую едва сдерживала магическая сталь браслетов. Еще не появившиеся на свет, но такие сильные… Мика не сомневалась, что они будут сильнее Рейнарда, сильнее всех драконов и ныне существующих полукровок.
Она намеревалась выбраться из замка до рождения малышей, но пока мало представляла, как это возможно сделать. Башня, в которой она находилась, была одной из самых высоких башен замка, настолько, что из окна была видна покрытая льдом река, находящаяся за лесом и тянущаяся к заливу. За дверью днем и ночью стояли стражники, и девушка была уверена, что внизу, в каждом крыле замка, люди вождя охраняют его покой и заодно следят за порядком.
Мысли о побеге стали еще хрупче, когда Микаэлла увидела тренирующихся у замка людей. Крепкие мужчины скрещивали мечи с женщинами, которые ничуть не уступали им в ярости и жестокости. Вначале эта странная картина не вызвала каких-либо эмоций, кроме интереса. Но стоило некоторым из воинов обратиться в драконов и взмыть в устланное серым покровом небо, Мика ощутила сильную холодную дрожь в груди.
С тех пор она часто видела, как они сражались друг с другом недалеко от замка, но никак не могла понять, почему они присоединились к правителю Вальгарда. Более того — Мике думалось, что они не просто примкнули к числу его воинов, а стали ему прислуживать, признали его королем всего севера.
Эта догадка была жутко пугающей, ведь девушка даже и представить не могла, на что пошел вождь, чтобы подчинить себе столь сильную расу.
В детстве отец часто услаждал ее рассказами и всевозможными легендами, в особенности любя рассказывать об истории Вальгарда и близлежащих к нему материков. Она помнила, как горели его глаза, отчего морщинки на его лице становились совсем незаметными, когда он рассказывал, откуда пришли драконы, зачем обосновались здесь и как уже на протяжении долгих столетий живут бок о бок с людьми.
Он говорил, что в далекие времена домом для них были восточные земли, красота которых сражала даже самых стойких. Но болезнь, затронувшая почву, леса и горы, убивающая живых существ, вынудила их искать пристанище на севере, где уже более двух столетий не таял снег и где люди потеряли всякую надежду быть обласканными жаркими лучами солнца. Жители севера приняли их радушно, но лишь потому, что боялись всепоглощающего драконьего огня. Подписав соглашение с правителями континента о том, что ни одна из сторон намеренно не развяжет войну, драконы осели в обледенелом фьорде, где в скором времени отстроили свой город.
Шли годы, люди воевали между собой, завоевывали земли друг друга, а драконы не ввязывались, наблюдая, как одно поколение людей сменяет другое. Никогда не вступали в бой, никогда не поддерживали одних людей и не шли против других. Войны между кланами продолжались до тех пор, пока новый правитель столицы — Рагнар Бурерожденный — не подчинил себе все кланы Вальгарда и не объединил их в одно королевство. Захватил все земли, кроме земель драконов. Кроме тех, куда столь редко ступала нога человека.
Это говорило о том, что даже такому мужчине, слава которого шла впереди него, не удастся заставить драконов примкнуть к остальному Вальгарду, пополнить ряды людских воинов. И все же он это сделал. Микаэлла не знала как, но теперь фьорд Нага стал частью непобедимого королевства.
Это тревожило ее не меньше, чем то, почему Рагнар долгое время охотился за ней, а поймав, запер в башне, как зверя в клетке, и принялся выжидать. Она смутно догадывалась, чего именно он ждет. Вскоре догадка окрепла, когда она услышала за дверью разговор двух стражников.
Месяцы в неволе породили глубокую ненависть ко всем, кто заходил в комнату. Микаэлла терпела короткие визиты, но ненавидела их всей душой. Обычно служанки, ухаживающие за ней, молчали, но их взгляды говорили, как им неприятно находиться рядом с пленницей. Мика не могла понять, за что они испытывают к ней такую неприязнь, но в итоге именно она оказалась началом взаимной враждебности.
Их каждодневные осмотры и уход не поддавались никакому сравнению с визитами главной прислужницы. Заходила она всего пару раз в месяц, чтобы справиться о здоровье, а после обо всем доложить вождю.
О, каждый раз Мика так жаждала избежать ее компании! Минуты с ней были пыткой, пусть она в последнее время и вела себя гораздо смиреннее, будто прислуживала госпоже, а не навещала пленницу. Но девушка содрогалась лишь от одной мысли, что длинные уродливые пальцы старухи будут касаться ее тела, давить на живот, причинять боль.
Она и сейчас сидела в небольшой кровати, застеленной потрепанным темно-синим покрывалом, крепко обнимая чуть дрожащими руками округлый живот, и прислушивалась к каждому шороху в ожидании прихода скверной старухи. Сегодня был день, когда прислужница должна была провести осмотр, и Мика знала наверняка, та ни за что не упустит возможности посмотреть на чужие мучения, поглядеть, как девушка стискивает зубы, терпя ее общество и сдерживая при ней слезы.
Вопреки мольбам, вскоре так и случилось: тяжелая дверь отворилась и на пороге появилась высокая отличающаяся худобой, будто высушенная временем, женщина. Подол серого холщового платья касался пола, и старухе приходилось чуть ли не постоянно поддерживать юбку, что в сочетании с ее белым чепцом, скрывающим седые волосы, говорило, как она подвержена влиянию западных манер.
Смерив Мику презрительным взглядом, она прошла в комнату, освещенную тусклым светом нескольких свечей, поставила деревянное ведро, наполненное водой, на пол и проскрипела, сощурив круглые темные глазенки:
— Не испытывай мое терпение, девчонка. Снимай платье, я должна убедиться, что с ребенком все в порядке.
Мика не шелохнулась, все так же прижимая руки к животу. Глянула в сторону дверей: на пороге, не сводя с нее глаз, стояли два стражника. Глупо было надеяться на совесть подобных свиней; девушка прекрасно знала, что они не посмеют отвернуться, будут прожигать ее взглядами, давиться омерзительными улыбками.
— Он не нуждается в вашем внимании, — твердым голосом бросила Мика, медленно убирая одну руку с живота и отводя ее за спину. — Убирайтесь.
— Мерзкая девка, — выплюнула старуха, уперев руки в бока. — Будь моя воля — давно сослала бы тебя к трэллам¹, чтобы тебя перебили как скотину!
Гадкие слова разожгли чувство злости, распалили сердце, и Микаэлла, сжав в ладошке небольшой острый осколок камня, фыркнула в ответ:
— Как жаль, что вы сама всего лишь трэлл вождя и не способны провернуть подобное…
Она замолкла, как только женщина с выпученными от гнева глазами подорвалась к ней. Когда ее пальцы оказались в опасной близости от горла, девушка задержала дыхание и резко взмахнула рукой.
Крик боли внезапно сотряс воздух, старуха отпрянула, прижимая ладони к длинному порезу на лице. Стражники сорвались с места: один принялся смачивать в воде тряпку, другой замер между девушкой и стонущей старушкой.
Мика, тяжело дыша, с каким-то двояким чувством следила, как кровь бежит по бледному морщинистому лицу, как густые капли ползут по шее, впитываются в белый воротник платья. Впервые в жизни она испытала ни с чем несравнимое наслаждение от вида чужой крови, чужой боли, слушая, как хрипит старуха от бессильной злости, и видя, как бросает на нее злобные и одновременно опасливые взгляды.
— Несите… — начала она, прижав к лицу холодный влажный лоскут ткани, — … плеть. Несите плеть… Живее!
Мужчины, переглядываясь, колебались, никак не решались исполнить неожиданный приказ. Один из них тихо выдавил:
— Не положено… Господин запретил…
— Я! — с трудом выпрямившись, вскричала женщина. — Я — равная ему во всем, когда он отсутствует! И я приказываю тебе, тупица! Неси плеть!
Такого сильного, рослого и грузного мужчину Мика никогда бы не осмелилась назвать тупицей. Возможно, только прокляла бы его, ведь это не шло бы ни в какое сравнение с подобным ругательством. Но, кажется, старуха совсем не боялась, что этот громила может одним ударом выбить из нее весь дух, потому и смотрела на него столь сурово, что Микаэлле вдруг подумалось: а не приходится ли она вождю матерью? Ходили слухи, что она была его кормилицей, но сейчас она выглядела так пугающе, что не оставалось никаких сомнений в ее родстве с правителем Вальгарда.
Страх впился когтями в сердце, когда стражник вдруг склонил голову и направился к выходу. Неужели он в самом деле принесет плеть? Мику всю передернуло от одной мысли об исполосованной спине, но страх быть избитой резко сменился удушающим ужасом перед неизвестностью, стоило стражнику замереть у двери, а после отойти в сторону, пропуская внутрь вождя.
— Господин… — замямлила старуха, утратив разом пыл и гнев. Плечи ее сразу опустились, она сгорбилась и стала вдруг такой неприметной, совсем не похожей на себя прежнюю. — Она снова… снова не слушалась…
— Пошла вон, — рыкнул Рагнар. Шрам, рассекающий его глаз, задергался, и Мике показалось, что мужчина едва сдерживает себя, чтобы не вынуть из ножен топор, на котором лежала его ладонь, и не бросить его в съежившуюся от страха служанку. — Все! Пошли прочь!
Микаэлла покрепче сжала в руке камень, чувствуя, как скручивается в узелок желудок, проводила тревожным взглядом женщину и стражников. Дверь захлопнулась, и вождь вдруг испустил глубокий вздох.
За последние четыре месяца она впервые осталась с ним наедине. Но отчего-то ее пугало вовсе не это, а то, с каким усилием мужчина сдерживал при ней свой гнев. Казалось, он боится сорваться, убить ее раньше времени, и девушка не знала, как долго он еще сможет смягчать свое поведение. Злость его никуда не девалась — она копилась внутри, росла, обжигая как огонь. Мике стало дурно и жарко. Всем нутром она чувствовала исходящую от вождя угрозу.
Спустя напряженное мгновение он молча подошел к ней, перехватил взметнувшуюся руку, крепко сжал запястье и дернул девушку на себя.
— Отдай, — ровным голосом произнес Рагнар, но не стал ждать от нее покорности — сам забрал камень и спрятал его за широким поясом. — Сколько раз мне нужно повторить, чтобы ты запомнила? — Он крепко сжал плечи Мики и тряхнул ее пару раз, точно мешок с зерном. — Никакой вспыльчивости. Она рождает мой гнев. А мой гнев — залог твоих страданий.
Микаэлла усмехнулась, чем вызвала у мужчины удивление, граничащее с возмущением.
— Покорность окончательно сделает меня слабой. Ею питается насилие, как огонь соломой. Нет ничего хуже насилия… Тогда я не выживу.
— Только мне решать, дышать тебе или умереть, — отпустив ее, произнес Рагнар, но с места не сдвинулся — продолжил стоять, нависая над ней, так, что Мике приходилось немного задирать голову, чтобы видеть его злые глаза. — Ты умрешь только тогда, когда я тебе это позволю.
— Никто не властен над чужой судьбой…
— О, ты ошибаешься! — Мужчина быстро схватил ее за подбородок, сдавил так сильно, что та, подавляя дрожь, скривилась. — Твоя жизнь полностью зависит от меня. Твое сердце, ты, твой ребенок… Все это в моих руках.
Наступившую тишину разрезал неуместный смех. Губы вождя искривились в презрении, он посмотрел на воительницу с легким удивлением, совсем не ожидая подобной реакции — странной, чуточку безумной реакции.
— Мне плевать, — успокоившись, выдохнула Мика. — Можешь убить меня прямо сейчас. К чему столь долгое ожидание? В конце концов, я все равно умру.
Мгновение он смотрел на нее, хмурясь, не прерывая зрительного контакта, а после, усмехнувшись, спустил руку на ее выпирающий живот. Мика вздрогнула от этого прикосновения, но отпрянуть не решилась.
— Не боишься смерти, да? А что насчет ребенка? Его мне тоже убить?
— Не смей! — Девушка оттолкнула его руку, попятилась и уперлась в край кровати. Губы ее задрожали, глаза расширились. — Не смей прикасаться ко мне!
Взор короля услаждали ее испуганные глаза, проступившие на шее жилы и нервно вздымающаяся грудь. Приятное чувство превосходства холодными пальцами прошлось вдоль позвоночника и осело в груди, остужая горячее полное злобы сердце.
— Как отчаянно, — хмыкнул он, шагнув назад. — Боишься не за себя, а за него... И ты еще смеешь говорить, что я не властен над твоей судьбой? Твой ребенок — инструмент, с помощью которого я могу тобой управлять. Надеюсь, он чувствует твои муки, и потому появится на свет как можно раньше, чтобы избавить тебя от страданий. Пока же терпи. С ним ничего не получится. Он как паразит... Только мешает.
Мужчина развернулся, пошагал к выходу, но задержался у двери. Взглянув на Микаэллу через плечо, он пренебрежительно бросил:
— Как часто ты думаешь о нем?
От этих слов все похолодело внутри, она потупила взор, почувствовав, как болезненно сжалось сердце.
— Не таи в себе глупых надежд. Поверь: он не из тех, кто сдается. Был бы жив, давно пришел бы за тобой. А может, чувства были вовсе не настоящими и сейчас он коротает деньки где-нибудь подальше от тебя? — Губы вождя растянулись в довольной улыбке. — Как жаль.
Он быстро оставил Мику наедине с пожирающими мыслями. Щелкнул замок, и девушка опустилась на пол, зажала себе рот, невольно втянув плечи, зажмурилась, удерживая копившиеся всю ночь слезы.
Не было ни дня, чтобы она не думала о Рейнарде, Генри и Лейве. Она не желала допускать мысли, что они мертвы, но та упрямо прорывалась сквозь веру, с каждым минувшим месяцем становящуюся все более жалкой.
Рагнар прав: дракон ни за что не сдался бы. Но почему же тогда дни томительного ожидания, волнений и тайных мыслей превращались в месяцы? Почему среди парящих в небе ящеров не видно было тех, кого она всем сердцем жаждала увидеть и услышать?
Сомнения грызли душу, и впервые за все время, проведенное в заточении, Мика поддалась им. Должно быть, подумала она, Рей погиб, а если нет — погибли его чувства.
Ормгрид, восточные земли
— Сильнее!
Гневный крик, вырвавшийся из мужской груди, прокатился из одного конца деревушки в другой. Пробегающая мимо русоволосая девочка юркнула в старую мельницу, прижалась к ноге отца, недовольно наблюдающего за тренировкой двух воинов: опытного, грузного, широкоплечего мужчины и паренька, еще мелкого, но рослого и уже познавшего немало лишений и разочарований.
Покрепче обхватив рукоять короткого меча с широким лезвием, мальчик сорвался с места, замахнулся... Холодная сталь соприкоснулась с деревянным щитом и тут же оказалась отбита, оставив на щите еще одну небольшую царапину.
— Сильнее, парень! — гаркнул мужчина, отходя назад. Мальчик молчал, только стискивал челюсти, хмурился, следя за движениями противника, видя, как вздуваются жилы на крепкой шее и выступают вены на руках, сжимающих секиру и щит. — Даже и не думай! Я не дам тебе топор, пока не докажешь, что прикладываешь достаточно сил для удара мечом. Еще раз! Бей!
Крупные капли застилали мальчику глаза. Рыжие пряди прилипли ко лбу, рубаха пропиталась потом, противно липла к коже. Взгляд затуманился, но юноша не сдавался, упорно смотрел в злые глаза наставника. Во рту было сухо. Сглотнув, он вытер со лба пот, вобрал в легкие побольше воздуха и, зарычав, точно рассвирепевший лев, со всех ног бросился к своей цели.
Удар. Сильный, наполненный злобой, горьким отчаянием и желанием встречи. Затем еще один, и еще…
Он выплескивал непонимание и обиду, рвущую на части душу, рычал и ударял по щиту вновь и вновь, игнорируя ноющую боль в руках и обжигающие глаза слезы. Бился, думая о родном человеке, жаждая обнять его, больше никогда не отпускать.
Это было единственной возможностью избавиться от всей злости, омрачающей сердце, — биться до тех пор, пока ноги не откажутся держать его худенькое тело.
— Достаточно, — тяжело выдохнул мужчина, оттолкнув от себя подопечного, бросил щит на траву и спрятал топор в ножны. — На сегодня достаточно.
— Нет! — вскричал ребенок и, отбросив меч, кинулся на наставника с кулаками. Тот успел увернуться, затем схватил паренька, прижал к себе спиной, крепко сжал, не давая ему вырваться. — Дерись со мной! Дерись, пока есть силы!
— Успокойся, Генри… Прибереги пыл для решающего часа.
— Я хочу быть готовым! Хочу быть сильным!.. Дерись…
Хватая ртом воздух, он пытался подавить слезы, ударял кулачками по сжимающим его рукам.
— Почему так больно? Лейв... — Голос его стал слабым и тонким. Курчавая голова опустилась, он прижался губами к мужской кисти, выдохнул, обжигая дыханием: — Я так скучаю по ней...
— Знаю, — ослабив хватку, мужчина развернул его к себе лицом, прижал к груди, сжал крепко-крепко, будто в попытке избавиться от клокочущего внутри чувства — неприятного, болезненного чувства. — Я уверен, она помнит и ждет. Она верит в тебя. Будь сильным — верь в нее тоже.
От напряжения у Лейва вновь заныли рваные раны на шее, оставленные когтями дракона. Они затянулись месяц назад, но до сих пор жгли и болели. Измученное тело все еще восстанавливалось, и это злило мужчину так же сильно, как и невозможность принять родное обличье. Четыре месяца усилий не принесли результатов: как бы он ни старался, как бы ни желал, обратиться в дракона у него не получалось.
Валка — местная вёльва¹ — сделала все возможное, нашла редкие травы, чтобы приготовить целебную мазь. Она все твердила, что дело не в телесных ранах, а в ранах душевных.
— Мажь ты хоть год, хоть десять лет, — ворчала провидица, — до души не доберешься. Пока не примешь эту боль, так и не познаешь спокойствия. Загляни в себя, глупец… Все там, внутри. Загляни, иначе лишишься возможности рвать в клочья облака раз и навсегда.
Лейв пытался.
Пытался отпустить прошлое, любимую, приходящую во снах. Пытался привыкнуть к боли, мучающей его каждую ночь. Но все старания обрести душевный покой терпели крах, и он уже не сознавал, откуда берут начало эти муки, не понимал, когда они оставят его и сможет ли он еще хоть раз сорваться с обрыва, распахнуть крылья и взмыть высоко в небо, к птицам, которым теперь так сильно завидовал.
***
После изнурительной тренировки Лейв и Генри сидели на желтой траве у большого валуна, рядом с мельницей, и провожали задумчивыми взглядами плывущие по серому покрову облака. Паренек пристроил голову на широком плече, и Лейв с облегчением выдохнул, почувствовав приятное согревающее все внутренности тепло.
За последние четыре месяца они успели привыкнуть к этому маленькому восточному мирку. Сердца жителей востока по-прежнему отравляла болезнь, много веков назад затронувшая земли Ормгрида, материка, который населяли оборотни и подобные им существа. Умирали леса, источники воды наполнялись ядом, ветер приносил холод и пыль, а долгая засуха — голод.
Тогда погибло много растений, людей и зверей. Устав от смертей и терзаний, драконы покинули восточные земли, нашли пристанище во фьорде Вальгарда. Лишь оборотни остались верны своему дому, продолжили жить в умирающем мире, отыскав нетронутый хворью уголок.
Поступок драконов для них был несомненным предательством, ведь те ушли в то время, когда в них так нуждались все жители Ормгрида. Потомки оборотней недолюбливали своих крылатых собратьев, хоть те и не были замешаны в когда-то принятом их предками решении. Из-за всеобщей неприязни восточные жители отнеслись к Лейву с некоторым пренебрежением. Возможно, только благодаря Валке, которую уважал и слушал каждый житель Ормгрида, он смог остаться на чужой земле, когда-то населяемой крылатыми ящерами.
Осмотрев просыпающуюся деревню и еще немного понаблюдав за выползающими из домов, как кроты из нор, людьми, Валка, шмыгнув носом, нырнула обратно в нагретую растопленной печью лачугу.
Родной дом встретил ее тишиной, запахом хвои и душистых трав. Она скинула с плеч покрывало и, оставшись в одном сером холщовом платье, висящем на ней мешком, прошла к камину. Огонь мигом согрел холодную кожу, но Валка была равнодушна как к жару, так и к холоду. Тело то мерзло, то потело, слабело и вновь становилось здоровым… Это волновало ее не так сильно, как то, что творилось у нее на душе. Ее пугали только временами сжимающий сердце холод и пламя, что разгоралось в моменты ярости.
Чувствуя спиной внимательный взгляд незваного гостя, Валка потянулась к пучкам жухлых трав, нанизанным на толстую льняную нить над камином, сорвала парочку листьев шалфея и, не поднимая головы, прошла к захламленному столу.
Она знала, что он желает встретить ее взгляд, потому и не смотрела на него, лишь мельком глянула на заднюю дверь, пройти через которую возможно было только в том случае, если согнуться всем телом.
— Сколько ни повторяй, а в твоей голове так и не отложится, — проворчала вёльва, начав толочь листья в деревянной ступке. — Дверь еле держится, еще раз через нее пройдешь, сшибая все своими плечами, — дерево в пыль превратится. Кто мне на зиму новую дверь сделает, а? Ты, что ли?
Женщина вскинула злые глаза на дракона, посмотрела хмуро и сурово, едва сдержав желание пригрозить ему кулаком.
— Не хотел, чтобы мое появление кто-то заметил, — сидя на маленькой жесткой кровати у стены, пожал плечами мужчина, а затем откинулся на спину и уставился в потолок. — Раз уж Ульву это не по силам, так и быть — я сделаю тебе новую дверь.
Валка, рассерженная вовсе не из-за двери, а из-за драконьего упрямства, глубоко вздохнула и, покачав головой, вернулась к врачебным делам.
— Где мой муж, дракон? — глухо спросила она.
— Я думал, ты знаешь и видишь все, что творится в этом мире.
— А я думала, что за двести лет ты научился быть умным, — съязвила женщина, злобно стукнув пестом по дну ступы. — Или хотя бы делать вид, что не обделен умом так же, как не обделен силой и хитростью.
Губы мужчины дрогнули в насмешливой улыбке.
— Не огрызайся, старая…
— Ты кого старой назвал, змей поганый?! — Валка схватила попавшуюся под руку деревянную ложку, запульнула ею в ящера. Тот успел увернуться, и ложка, звонко ударившись о стену, упала на покрывало. — Ох, если б не годы дружбы, не ступил бы ты на землю эту! Так и знай!
Она затихла, но начала что-то бормотать себе под нос.
С мягкой, слегка грустной улыбкой Рейнард смотрел, как она высыпает травы в глиняный кувшин, накрывает его крышкой и берется за следующую ступку и пест. Смотрел и вспоминал маленькую рыжеволосую девочку, которая всякий раз увязывалась за двумя рослыми юношами, а после обиженно глядела, как они расправляют кожистые крылья и взмывают высоко в небо.
— Я тоже буду летать! — кричала она им в след. — Вырасту и обращусь в птицу, злые вы змеи!
Выросла. Но крылья так и не обрела. Ее вторым обличьем была пума, опасная и сильная хищница. Шерсть ее, мягкая и плотная, как помнил Рей, золотилась в лучах солнца, и в такие моменты она выглядела по-особенному таинственно.
Долгие годы жизни не смогли отобрать у нее ворчливости и вспыльчивости, как и годы Рейнарда не смогли сгладить его упрямства и своенравности. И все же он был безмерно благодарен ей за защиту, возможность жить в теплом доме, а не кочевать с места на место, ища приют в незнакомых землях.
Она пошла на риск, не задумываясь, наверняка зная, что жители востока будут недовольны и встревожены присутствием драконов. Тогда-то Рей и понял, что совсем недооценивал простую девчушку, ставшую в Ормгриде почитаемой женщиной, такой же, какой были до нее ее мать и бабушка.
Дружба с ней всегда лежала на поверхности, и он по-прежнему испытывал жгучий стыд за то, что увидел ее доброту, искренность и любовь к драконам только тогда, когда ему понадобилась ее помощь.
— Валка… — позвал Рей, сверля задумчивым взглядом низкий потолок, где на пересечении брусьев плели свои серебристые нити маленькие пауки. — Твои боги… Они услышат, если я обращусь к ним?
Вопрос был таким неожиданным, что вёльва, поежившись, отложила пест и впилась в дракона изумленными глазами. Несколько секунд она молчала, покусывая тонкую губу, которая и без того была вся искусана из-за частых приступов раздражительности. А после вздохнула как-то судорожно и с нотками ехидства в сладком голосе спросила:
— Дракон, ты что же... уверовал в моих богов?
К ее удивлению, Рей ответил сразу и серьезно:
— Я допускаю, что они существуют. Мне кажется, именно один из богов спас меня.
На миг он замолк, сраженный нерешительностью. Мучаемый мыслями, вопросами без ответов уже около четырех месяцев, он никак не решался рассказать провидице о своих догадках, попросить совета, полагая, что это выдаст упорно скрываемую им слабость. Но молчание и невозможность открыто поговорить с кем-нибудь изводили душу тягучей и хмурой тревогой.
Глубоко вдохнув и выдохнув, Рейнард сел и, опершись локтями на колени, продолжил:
Валка — провидица (вёльва) в деревне оборотней

Мужские голоса наполнили небольшую комнату, освещаемую через распахнутые широкие двери лишь светом закатного солнца. Вокруг большого круглого стола в центре комнаты толпилась дюжина крепких мужчин-оборотней, а Рей, как и Лейв, подпирал плечом одну из деревянных колонн, но в отличие от брата не особо вслушивался в разговор жителей деревни.
Конечно, его тоже заботило будущее Ормгрида, и он принимал участие в набегах на соседние материки, чтобы пополнить запасы деревни к грядущей зиме. Но сейчас его мысли были далеки от еще одного разгромленного драконами драккара, который был схвачен по пути домой. Он глядел на спорящих оборотней невидящим взором и думал, что, как бы сильно Валка ни верила в свои предсказания, он не сможет стать главой в чужой для него общине. Не сможет повести за собой оборотней, пусть это и идет вразрез с тем, что сказала провидица…
— Настанет день, и ты, дурья голова, — ворчала она, тыкая пальцем в широкую мужскую грудь, — поведешь за собой мой народ. Вскоре он станет и твоим народом… Оборотни — твой единственный способ противостоять драконам и вызволить девушку. Ты ведь хочешь этого, не так ли? Ожидание мучительно… Поспеши, пока не стало поздно. Пока еще есть, кого спасать…
В этом Рейнард был с ней единодушен. Время быстротечно, уже минуло четыре месяца, а подобраться к замку вождя ему так и не удалось. Оборона столицы окрепла, драконы перебрались из обледенелого фьорда, из драконьих земель, в город людей, обжились в новых домах. Проскочить мимо такой охраны не представлялось возможным; драконы распространились по берегам Вальгарда, словно чума, парили в облаках, нападали на драккары других континентов, грабили простой люд и обогащали вождя.
Благодаря крылатым ящерам Вальгард стал непобедимым королевством, но Рейнард никак не мог понять, почему его собратья объединились с людьми, не понимал, как подобное допустила Дэгрун, глава драконьей общины, несколько веков не вмешивающаяся в жизнь людей и презирающая правителя севера.
Потому он и не верил, что оборотни признают в нем лидера. Драконы для них были предателями, а сейчас, грабя без разбора, уничтожая их драккары, держащие путь в Мэнхилд, они стали еще более ненавистными. Любая просьба пойти на Вальгард заканчивалась заливистым смехом, который пресекался только суровым взглядом Валки.
Единственным, кто не уводил нос от проблемы Рея, был Ульв — волк-оборотень, выполняющий в общине обязанности вождя. Но даже он был не способен вынудить оборотней встать на сторону Рейнарда и напасть на столицу севера. Все, что он мог, — это выбираться вместе с ним и Лейвом поздними ночами из Ормгрида, подбираться к деревням Вальгарда и внимать слухам, разлетевшимся по всему континенту. Слухам, что вождь уже долгое время держит в заточении девушку, когда-то кличущую себя Соколом севера…
То, что Микаэлла жива, навело Рея на мысль, что вождь ждет рождения ребенка. Но он знал, время и малыша, и Мики сочтено и что единственный шанс увидеть их живыми — вызволить девушку до родов. Если бы только оборотни не видели в нем врага, если бы только он был сильнее всей орды драконов, женщине, навечно оставившей отпечаток в его сердце, не пришлось бы томиться столь долгим ожиданием.
Валка права: ожидание мучительно. Еще мучительнее — не знать, как поступить, бездействовать и терзаться мыслями о любимом человеке, коснуться которого мужчина желал так же сильно, как услышать ласковый шепот и увидеть сияющие лазурью глаза.
Вынырнуть из омута тяжелых мыслей дракона вынудило появление Ульва и Валки. Все тотчас замолкли и обратили свои взоры в сторону раскрытых дверей.
Рейнарда каждый раз восхищало, что рядом со своим волком вёльва преображалась и выглядела такой, какой ни с кем еще не бывала: царственнее становилась ее осанка, более уверенным шаг, золотые глаза сияли и часто задерживались на одном единственном мужчине. При этом взгляд ее теплел, и дракон каждой клеточкой тела чувствовал ее сильную любовь к оборотню.
Сам же Ульв не уступал ей ни в силе, ни в уме, ни в душевном рвении. Они выглядели счастливыми в браке, смотрелись вместе одновременно странно и очень гармонично. Когда Валка прижималась головой к могучему плечу мужа, со стороны казалось, будто пламя коснулось солнца и они стали единым целым.
Златовласый и рыжеволосая. Высокий и едва достающая до его плеча. Грузный и худенькая. Волк с глазами цвета неба и пума, прожигающая взглядом золотистых глаз…
Да, они казались странной парой, но тем не менее были Рею по душе. Были друзьями, теми, кому он безоговорочно доверял и за кого готов был отдать свою жизнь.
— Какие новости ты принес нам на сей раз? — грубым, низким голосом спросил один из мужчин — Бернард, умеющий принимать облик большого бурого медведя.
Рей запомнил его еще с того собрания, на котором попросил оборотней осадить столицу Вальгарда. Наглый медведь, даже в облике человека выглядящий внушительно и грозно, первым поднял дракона на смех. Тогда между ними возникла особая неприязнь, которую они оба старательно подавляли в присутствии остальных жителей селения.
— Плохие и не очень, — безрадостно выдал Ульв, пройдя к круглому столу. Окинув быстрым взглядом карту, он ткнул пальцем в восточную часть Вальгарда и продолжил: — Наши драккары даже не успели пройти мимо фьорда, как оказались обнаруженными десятками огнедышащих ящеров. Три корабля пошли ко дну, четыре вернулись ни с чем… Поход на Мэнхилд закончился очередным провалом.
— Надеюсь, это была плохая новость? — спросил кто-то из мужчин.
Ульв — волк-оборотень, выполняющий в общине обязанности вождя

Бернард — один из жителей Ормгрида, медведь-оборотень

Ульв тяжело вздохнул и, задумчиво почесывая златую бороду, глянул на Рейнарда. Тот сразу поймал его взгляд и без всяких слов понял, о чем друг никак не решался сказать остальным мужчинам.
Нежное прикосновение пальчиков Валки к руке волка придало ему уверенности, и он, вернувшись к карте, вновь заговорил:
— Нападать на берега Вальгарда опасно. Мы больше потеряем, чем поимеем. Но наши запасы на исходе, а зима намного ближе, чем мы думаем. Земли наши сухи, урожая, как и рыбы, не видать. Все, что остается, — грабить поселения западных земель. Но теперь и до них добираться стало гораздо сложнее, чем раньше.
— К чему нам это? — возмутился один из оборотней. — Лучше скажи, что делать-то будем. Мы с голоду помрем быстрее, чем зима наступит.
— Да-да, — поддержала толпа. — Еды все меньше, а у нас еще беременные ходят…
— Дайте ему договорить, — жестко сказала Валка, после чего мужчины разом замолкли и, насупившись, лишь навострили уши.
Прокашлявшись, Ульв продолжил:
— Думаю, нам следует обходить Вальгард чуть южнее. Это займет больше времени, но зато уменьшит шансы попасть под драконий огонь. Однако… — волк выпрямился, будто желая выглядеть еще внушительнее, и обвел всех присутствующих хмурым взглядом, — … учитывая, что вальгардцы объединились с драконами и уже несколько месяцев грабят прибрежные земли Мэнхилда и других близлежащих материков, я полагаю, что в скором времени та же участь постигнет и нас. Вы наверняка думаете, что у нас нечего брать… Но это совсем не так. Они заберут абсолютно все. Оружие, одежду, женщин и детей. Многие станут трэллами, зверями в клетках. Всех сильных перебьют, слабых уничтожат морально. И чтобы этого не допустить, я предлагаю нам объединиться и нанести удар первыми. Я согласен с Рейнардом: нам нужно свергнуть с пьедестала правителя севера.
Ульв замолк, и сразу же в помещении поднялся гул негодования. Голоса сливались, но Рей четко слышал слова, так или иначе касающиеся его и Лейва.
— Решил плясать под дудку этих драконов?
— Вот как! С чего ты взял, что они пойдут против своих?
— Вздор! О чем только думаешь!..
— Ради прихоти драконов ты поведешь нас на верную смерть?!
— Оглупел ты, Ульв! Боги глядят и смеются, что позволяешь драконам управлять тобой!
Рей видел, что волк растерялся и не мог вставить ни слова в этот бурный словесный поток. Он хотел вмешаться, но Лейв остановил его, схватив за плечо и шепнув:
— Хуже сделаешь. Не вмешивайся.
Казалось, гвалт и брань никогда не прекратятся, но стоило кому-то снова упомянуть богов, как Валка не выдержала — со всей силы ударила кулаком по столу и гаркнула:
— Молчать! Глупцы! Болтаете о том, в чем даже не смыслите! Кому тут отлично слышен смех богов, а? Выходи, расскажи, о чем же судачат асы, пока вы тут лаете, как озлобленные псы?!
Громкие слова в сочетании с гневным взглядом горящих глаз заставили всех замолчать и, возможно, немного задуматься. В наступившей напряженной тишине Рей слышал только чье-то недовольное сопение, прорывавшееся сквозь стук крови в ушах.
Вскоре молчание прервал Ульв, который спокойным голосом произнес:
— Всем нужно отдохнуть, выспаться. Идите по домам. Решим все на следующем собрании. Утро вечера мудренее…
Негодуя то ли на ящеров, наблюдающих за ними, то ли на внезапное предложение главы общины, оборотни не спеша покинули здание. Когда зал почти опустел, Валка и Ульв подошли к драконам. Виноватый взгляд волка говорил, что дальнейшие уговоры ни к чему не приведут, а взгляд провидицы, выражающий холодное спокойствие, напротив, заверял, что еще не все потеряно.
— Сомневаюсь, что мне будет под силу уговорить их и уж тем более объединить, создать армию, — мрачно выдохнул Ульв.
Валка повисла на его плече, переплела свои худые пальцы с его — сильными и грубоватыми.
— Тебе, может, будет и не под силу… — улыбаясь, шепнула она и глянула на стоящих напротив драконов. Похоже, только рядом с мужем она забывалась и позволяла губам растягиваться в какой-то глуповатой загадочной улыбке. — Не тебе, мой милый, суждено повести за собой оборотней. Как ни крути, в этой роли я, как и боги, вижу только Рейнарда.
— Конечно, как я мог забыть, — беззлобно усмехнулся Ульв. Но после, о чем-то вспомнив, посерьезнел и вновь заговорил: — Не знаю, когда это случится, но надеяться на высшие силы и бездействовать мы не будем. Ночью я встречался во Вальгарде с купцом, который раньше поставлял нам хорошие топоры и щиты, а заодно некоторую ценную информацию. Он сказал, что в замке есть проверенный человек, и предложил организовать с ним встречу.
— Ты уверен, что им можно доверять? — спросил Лейв, сложив на груди руки. — Нас не подставят?
Ульв неопределенно повел плечами.
— Риск есть всегда. Но пока это единственный человек, которому мы можем довериться. Сегодня я снова встречусь с ним, и он скажет, когда и где мы сможем поговорить с информатором.
— Хорошо, — Рей кивнул и похлопал волка по плечу. — Спасибо, друг.
Попрощавшись с вёльвой и ее мужем, братья покинули главное здание, а после разошлись у мельницы. Проследив за Лейвом до того момента, пока тот не скрылся в ветхом одноэтажном домишке, Рейнард еще какое-то время постоял в тишине, наблюдая за жизнью в деревне, а затем прошел к мелкой реке, бегущей из лесов на юг.
Призрачный свет луны холодил замерзший ручей, тонкой нитью разрезающий часть леса. С неба сыпались мелкие снежные хлопья, оседали на лицо и мгновенно таяли, обожженные горячей драконьей кровью.
Хоть внутренний огонь и согревал отвыкшее от морозов тело, Рей чувствовал, как жуткий холод Вальгарда проникает внутрь, сквозь теплое одеяние и меховой плащ, дотрагивается до дрожащего сердца и сжимает его с ужасающей силой.
Еще ни разу за прошедшие четыре месяца он не был так близко к замку вождя. Купец, которому Ульв доверял, провел их через густой лес, чтобы встретиться с информатором. Оставалось лишь выйти из-за пышных елей, укрытых снежными покрывалами, пройти через поле и ворваться в столицу…
Если бы не Валка, одним строгим взглядом пригвождающая дракона к земле и вынуждающая держать себя в руках, Рейнард так бы и поступил, невзирая на ящеров, парящих над полем, и воинов, ночью и днем охраняющих ворота города.
— Холодно… — просипела вёльва, кутаясь в меховой плащ мужа. — Чего ж они так долго…
— Старик совсем недавно ушел, — хмыкнул Лейв и, следя за топчущей снег провидицей, прислонился плечом к толстому стволу дерева. — А интересно, откуда он знает эти потайные тропы?
— Он давно здесь живет, — ответил Ульв, прижав к себе дрожащую от ударов ветра жену. — Несколько лет поставлял армии вождя оружие. После его заменили кузнецами из Мэнхилда… Говорят, они одни из самых лучших мастеров.
— Старый, отвергнутый и принимающий сторону оборотней, — протянул Рей холодным, как и весь Вальгард, голосом. — Меня тревожит, что он так много знает о драконьих повадках и о драконах в целом…
Ульв оторвал подбородок от рыжей головушки вёльвы и внимательно посмотрел на дракона.
— О чем ты?
— Думаешь, это не странно? — Рейнард встретил его взгляд. — Он провел нас через весь лес, вместо того чтобы оставить в бухте. А дальше идти пожелал один. Все из-за запаха… Дракон дракона не почувствует, если только один из них не носит свежей брачной метки… А вот остальную нечисть с легкостью определит любой дракон.
— Нарываешься, Рей, — шикнула Валка. — Кого нечистью назвал, а? Хочешь сказать, от нас за версту несет?
— Что правда, то правда… — усмехнулся Лейв и, тотчас словив недовольный взгляд женщины, подавил смех коротким кашлем в кулак.
Рейнард покачал головой.
— У драконов острое чутье. Острее, чем у остальных оборотней. Здесь одной хвоей пахнет, со всех сторон тянет… Даже сейчас ваш запах с трудом пробивается через запахи леса. Старик знал об этом. Потому не оставил нас в бухте, а повел за собой, на случай если мимо бухты будут пролетать драконы.
— Надо же, — удивленно шепнула Валка. — А я думала, мы не остались там, чтобы информатор смог быстрее добежать до замка…
— Может и так. Но если я прав, то мы действительно можем доверять старику. Работал бы на вождя — оставил бы нас в бухте, и дело с концом.
— Гляжу, ты вновь начал рассуждать холодно и расчетливо, — заметил Лейв, привлекая внимание брата. — И правильно. Без прежнего Рея худо было бы.
В лесу снова воцарилась тишина. Лишь редкое уханье совы тревожило небольшую компанию, каждый член которой думал о чем-то своем и не решался первым прервать тягостное молчание. А снежинки все падали и падали… Не спеша ложились на волосы и меха, принося с собой охватившую север тоску.
Терзаться долгим молчанием им не пришлось: откуда-то из-за елей, за мелким ручейком, наконец послышались шаги. Чем ближе становился хруст снега, тем сильнее напрягались тела драконов. Они, почуяв нечто знакомое, одновременно дернулись на звук, переглянулись и замерли у края ручья. Их опасения подтвердились, когда меж деревьями показалась худенькая, облаченная в тонкий темный плащ фигурка в сопровождении сгорбленного старика.
— Уна, — изумленно шепнул Лейв. — Кого ты нам привел, старый?! — громче выдал он, чувствуя на себе растерянный взгляд девушки, но больше не смотря на нее.
Старик вылупился на драконов, сжался, зашептав:
— А что ж не так, уважаемый? Девчушка сама ко мне приходила… Искала, кто может послание в Ормгрид доставить.
— Ты знала? — рыкнул Лейв, в два шага преодолев расстояние, разделявшее его и Уну, схватил ее за ворот, притянул к себе. — Откуда? Как ты узнала, где мы скрываемся? Отвечай!
Тяжелое дыхание обжигало холодную кожу, гнев ящера разжигал внутри ответный гнев и обиду, но Уна умудрялась подавлять дрожь и не отводить взгляд, продолжала спокойно смотреть прямо в злые глаза.
— Говори, — тяжело выдохнул он ей в лицо. — Говори!
Уна не выдержала, нервно сглотнула и потупила взор, чувствуя, как глаза застилает пелена слез.
— Успокойся. — Рей дернул брата на себя. — Ни к чему твоя злость не приведет.
— Он прав, — подойдя к драконам, тихо сказала Валка и медленно отвела от них девушку. — Оставь ее. Поди, охладись…
Рыкнув что-то нечленораздельное, Лейв отошел к деревьям, встал боком, уткнув мрачный взгляд в снег.
Воздух накалился от сковавшего всех напряжения, но вёльва, мягко улыбнувшись, погладила Уну по плечу и разбавила тяжелую атмосферу сладким голосом:
От каменной стены веяло холодом, однако дрожь бежала по телу вовсе не из-за этого. Уна пыталась дышать как можно тише, с трудом различая далекие шаги сквозь яростный стук крови в ушах. Она сжала дрожащими пальцами краешек красного тканевого пояса и тихо выдохнула, успокаивая испуганное сердце. Но оно подпрыгнуло снова и забилось еще сильнее, когда справа, где-то совсем рядом, раздался тяжелый топот ног. Девушка плотнее прижалась к стене, скрывая худенькую фигурку за колонной, и задержала дыхание.
В свете нескольких свечей, вставленных в настенные канделябры, она увидела двух мужчин. Они быстро скрылись за поворотом, и Уна выдохнула с облегчением и продолжила ждать служанку, глубоко в душе надеясь, что та еще ничего не знает о дочери вождя.
Раньше она не позволила бы себе поступить столь безрассудно, но сейчас не понимала, почему и для кого рискует жизнью. Не для себя. И не для Микаэллы, хотя ее судьба волновала и тревожила ее. Девушка нехотя призналась, что все же делает это ради его одобрения. Только для того, чтобы увидеть в его глазах не жуткий холод, а похвалу. Потому продолжала стоять, дрожа от страха, боясь, что на нее донесут вождю, а тот сонный и уставший не упустит возможности поднять на нее руку. Стремление заслужить утраченное доверие было сильнее страха.
Наконец аккуратные шаги еле слышно разнеслись по затемненному коридору. Уна глубоко вздохнула и выступила из темноты, когда служанка с подносом в руках завернула к лестнице.
— Ты кто такая? — хмуро вопросила молоденькая девица и окинула оценивающим взглядом возникшее на своем пути препятствие.
— Отдай поднос, — твердым голосом сказала Уна, в одно мгновение избавившись от дрожи. — Я сама отнесу еду. А ты возвращайся на кухню.
— Но мне было велено доставить, — отрезала служанка и шагнула назад. — Сама туда иди. Чего без дела бродишь?
Усмехнувшись, Уна облизала сухие губы и коснулась красного пояса.
— Не знаешь, с кем говоришь? Мне отправить тебя в казарму, чтобы драконы немного позабавились? — Она ненадолго замолчала, наблюдая, как служанка опускает глаза на пояс, а после вскидывает их — уже испуганные и растерянные — на нее. — Хочу сказать, что они грубы... От тебя живого места не останется.
— Простите, госпожа! — взмолилась вдруг девушка, склонив голову. — Темно, не признала... Умоляю, простите!
— Поднос.
Служанка вытянула руки и, когда Уна забрала приготовленный для пленницы ужин, низко поклонилась.
— Прошу, госпожа... Простите мне эту оплошность. Я совсем недавно здесь, еще толком ничего не знаю...
— Учись быстрее. С такими знаниями долго не проживешь. Убирайся.
Бурча себе под нос слова благодарности, прислуга быстро убежала, и Уна резко выдохнула. Колкий холодок прошелся с головы до пят, усмиренное сердце вновь забилось тревожно. Единственное, чему она радовалась, — что страх вернулся с опозданием.
Придя в себя, она не спеша поднялась по лестнице и замерла рядом с молчаливым стражником. К ее удивлению, он пропустил ее сразу, без лишних вопросов, словно принял за служанку. Ликуя от такого стечения обстоятельств, Уна ступила в освещенную одной свечой комнату, но легкая радость вмиг испарилась, сменившись неясным волнением.
Когда дверь закрылась за ее спиной, она вдруг почувствовала себя так, будто она и есть пленница. Возможно, так оно и было. Ей позволяли свободно передвигаться по замку, выходить за его пределы в сопровождении двух стражников. За несколько месяцев она смогла расположить к себе вождя, ступить на дорожку доверия, делая так, чтобы он не видел в ней угрозы и доверял как никому раньше.
И только сейчас, оказавшись запертой в комнате башни, вдыхая спертый воздух, Уна поняла, что никогда не станет дочерью для своего отца, а он в свою очередь никогда не станет отцом для своей дочери. Она с самого начала была его узницей, и сейчас это правда стала ясной как солнечный день.
Тихо втянув в себя воздух, Уна поставила поднос на стол и прошла к кровати, где лежала укрытая покрывалом девушка. Она осторожно коснулась ее плеча, а та, резко сев, схватила ее за запястье, сжала со всей силы, притягивая к себе.
Лазурные глаза, укрытые пеленой синего пламени, недобро уставились на нее, пальцы обожгли кожу, но Уна подавила стон боли, поджала губы, замотав головой, а после выдавила из себя голосом, похожим то ли на хрип, то ли на шепот:
— Это я… Мика, отпусти.
— И что с того? — процедила в ответ, но хватку ослабила. Огонь поутих, и она совсем ее отпустила. — Ты ничем не отличаешься от остальных. Уходи. И поднос забери, я не голодна.
— Ты всем так говоришь? — Уна присела на край кровати, несмотря на полный недовольства взгляд. Микаэлла отодвинулась от нее, прижалась спиной к стене и намеренно увела взгляд в другую сторону. — У тебя лицо осунулось, — заметила Уна, от волнения сжимая ткань штанов. — Тебе нужно есть. Если не для себя, то хотя бы для своего ребенка.
— Это не твое дело. Если бы я могла, ушла бы сама. Но раз не могу — уходи ты.
Уна еле слышно вздохнула, смело взяла Мику за руку и с мольбой посмотрела ей в глаза.
— Выслушай меня. У нас не так много времени…
Она полагала, что девушка сразу вырвет ладонь, но вместо этого та кивнула и несильно сжала ее пальцы, чувствуя, какими влажными и холодными они стали. Успокаивающее тепло приятной волной разлилось по телу, Уна ощутила прилив уверенности и продолжила: