Королева открывает глаза

Пролог

Говорят, что горе — это нож. Тонкое лезвие мизерикордии, а может, широкое и грубое, охотничье — каждому достается свое. Всегда острое, разящее мгновенно.

Вот только это не так, я уверена. Горе — это камень, который застрял внутри — в горле, в груди, в желудке или где-то там за глазами. Его не выплюнуть, не переварить, не вытащить. Он стачивается, разрушается, покрывается трещинами, становится меньше, проворачивается внутри, вызывая боль, которую ты вынужден терпеть.

Иногда он не тревожит больше, ты забываешь о нем. Просто далекое поблекшее воспоминание. Боль заменяется пустотой, жизнь идет своим чередом.

А потом — в обычный день, утром или, может, поздним вечером — он напоминает о себе. Найденной вещью, песней, обрывком фразы, запахом — чем-то важным. Камень сдвигается, снова поворачивается, снова давят на кости и мышцы его стершиеся грани, а острые сколы царапают изнутри горло, и снова его тяжесть холодит где-то рядом с сердцем. Боль возвращается, такая же сильная, как была.

Остается только дышать — медленно, осторожно, тянуть воздух, чтобы не закашляться, не дать спазму сомкнуть горло.

А потом все повторяется. Вновь и вновь.

Вот только все камни когда-то разрушаются, а горе… горе остается с тобой навсегда.

С этими мыслями я откладываю в сторону мягкую теплую шаль, глажу ее рукой, нахожу кончиками пальцев катышки — не новая вещь, любимая вещь. Вещь моей матери. Может, это все мое воображение, но кажется, что шаль все еще пахнет ею, что-то цветочное, сладкое и вместе с тем химическое. Странное сочетание, но такое родное. Но спросить уже не у кого — были ли это духи или смесь случайных запахов.

Приходится запрокинуть голову, чтобы не разрыдаться, чтобы слезы замерли и не пролились. Сейчас не время для скорби. В сундуке немало ее вещей — одежда, какие-то мелочи, немного драгоценностей, книги и, конечно же, личные документы, ее дневник. Последние меня должны интересовать прежде всего. Но, несмотря на все мои цели, я все же беру в руки шаль и какое-то время сижу, прижавшись лицом к ткани.

Это было так давно — то время, когда я могла просто не думать ни о чем, просто быть дочерью, маленькой любопытной девочкой. Мне еще рано было заниматься магией, но так хотелось быть похожей на маму. Был жив отец — высокий, худой, но сильный, настолько сильный, что мог поднять меня высоко-высоко. Старший брат был просто братом — не нервным мужчиной средних лет с залысинами и мертвыми глазами, не блюстителем порядка и традиций, а просто мальчишкой, который любит лошадей и книги про охоту на драконов, а еще болтает ногой, сидя за столом.

Боль скручивает кости и мышцы, заставляет сжаться, свернуться.

В том-то и беда времени, что оно проходит. А счастье отчего-то выцветает и стирается из памяти гораздо быстрее, чем горе.

— Ты нашла, что хотела? — Рандор цедит слова.

— Пока нет, но это уже не твое дело, — я складываю шаль обратно в сундук и поворачиваюсь к нему. Брат замер у входа в кладовую — спина ровная, подбородок упрямо выставлен вперед, залысина на лбу тщательно зачесана, а седина и «недовольные» складки вокруг рта скрыты косметическими чарами.

Если покопаться в памяти, то наш отец тоже рано начал седеть, просто не скрывал этого. Вот только брат ненавидит смех за спиной, ненавидит саму возможность того, что он не идеален. Он даже историю нашей семьи изменил, и теперь в ходу печальная сказочка про любовь до гроба. Ни слова про проклятье. Ни слова про мамино происхождение.

— Ты исчезнешь из Иливатеры и никогда сюда не вернешься, — говорит он — близкий некогда мне человек, тот, кто утешал меня после смерти родителей, тот, кто помогал мне встать на ноги и найти себя в этом мире. И перестал помогать, как только понял, что я не хочу занимать то место, которое он мне отвел.

— Мы договорились, — пожимаю я плечами и возвращаюсь к сундуку и его содержимому.

— Ты не опозоришь меня своей некромантией! — шипит брат и все-таки делает шаг вперед, оглядываясь на дверной проем: не слышал ли кто.

Мне становится и смешно, и горько: мой брат многого добился, с этим не поспоришь. Старший распорядитель королевского дворца, человек, перед которым склоняются просители, от кого зависит — получит ли аудиенцию у королевских секретарей очередной несчастный или нет… Казалось, жизнь удалась — жена из приличного старинного рода, трое детей, должность, значимость, успех. И сестра-некромантка. Конечно, мы живем не во времена Черных черепов, когда в некоторых местностях некромантов казнили четвертованием и сожжением, но сестра-некромантка — это несмываемый позор, шепот за спиной, насмешки и даже издевки.

— У нас общая мать, если ты еще об этом помнишь, — я не удерживаюсь, ухмыляюсь и подбрасываю дров в костер его раздражения: — Ее дар может проявиться как в твоих детях, так и в их детях…

— Все маги нашей семьи впредь будут проходить посвящение только дозволенных школ магии Иливатеры, я не повторю своей ошибки с тобой, — резко перебивает меня брат. Я качаю головой. Пойти против своего предназначения, пройти посвящение не того типа магии, значит отрезать себя добровольно от большей части возможностей своего тела и духа. Можно выучить заклинания, освоить практики концентрации и особого зрения, можно считаться сильным магом, но развитие будет сложным и проблемным, иногда даже невозможным. Я бы не хотела такой судьбы ни для кого.

Глава 1, в которой голову посыпают пеплом

Температура в коридоре заметно ниже, чем в остальном доме. Первый и простейший признак, что магическая завеса здесь истончается, пропуская частицы иного мира — мира духов и магических потоков, мира отражений и снов, мира, куда уходят наши души. Хотя последнее как раз научно не доказано. Я принюхиваюсь, пытаясь учуять едва заметный запах сладости. Да, так и есть, медовые нотки, это второй признак. Духи, точнее, следы их присутствия, для меня всегда пахли медом. Значит, место выбрано правильно, старый завесный маятник, купленный на барахолке, не сбился и привел меня, куда нужно.

На моих глазах по стене ползет тонкая, но заметная трещина, лоскутками повисают бархатные обои, следом колышутся плотные шторы, едва заметно двигается картина по стене, повиснув криво, а изображенное на ней лицо — то ли бабушка нынешнего хозяина, то ли дедушка — плывет, искажается, становится объемным и зловещим. Добавить ко всему тихий смех… нет, не смех, этот звук похож и на скрип дерева, и на трещание разряженного в ноль светильника. Зловещий скрежет заставляет внутренности сжаться от необъяснимого страха, и рассчитан он на определенного зрителя.

— Это он, он! Призрак! Ужас ночной! Сожрет душу, Сиятельный, обереги! — шепотом завывают за моей спиной. Кто-то из наблюдателей — в основном это слуги — пытается вжаться в стену, кому-то отдавливают ногу, кто-то прикусывает себе язык от эмоционального потрясения. В целом обычная реакция обывателя Иливатеры на блуждающего духа.

— Что скажете, милая Эваллис? — тянет меня за рукав эрд Девониар. Кустистые седые брови сходятся на переносице и слегка дрожат пальцы, но это все признаки волнения, которые он показывает. Эрд — не маг, но мы знаем друг друга достаточно давно, чтобы старик доверял моим словам и действиям.

Я жестом прошу еще пару секунд тишины и расставляю две свечи по обе стены коридора. Короткий заговор — «нежданные, неслышимые, невидимые — я вас жду, слышу, вижу» — и магия скапливается на кончиках моих пальцев. Непослушная сырая магия с легким зеленым оттенком, но иной у меня для этого случая нет.

В тот же миг фитили вспыхивают, пламя трещит яркими синими искрами, прежде чем разгореться, это единственный признак, который отличает ритуальные свечи от обычных. Густой серый дым тянется не вверх и не за сквозняком, а льнет к стенам, сплетается в веретено, тычется, будто ищет что-то — и наконец находит. Облако прибивается в правой стене, скапливается почти в центре коридора, бледнеет и под конец рассеивается. Но не для мага. Я внимательно приглядываюсь к слоям завесы, рассматриваю, какими складками сложилась она в этом отрезке коридора. Между ними что-то спрятано — воспоминание, след или скопление слишком сильных чувств…

— Чем отличается эта часть коридора от остального? — я останавливаюсь напротив интересующего меня места.

— Это… — хозяин хмурится сильнее, потом оборачивается к собравшимся в конце коридора зрителям и приказывает им испариться. Никто не говорит и слова поперек, считанные мгновения — и мы с эрдом остаемся наедине. Но прежде чем ответить, он еще долго протирает платком виски и лоб: — Здесь замурован вход в детскую. У меня был младший брат, эрди. Долгожданный третий ребенок. Он умер рано, я даже не знаю, от чего толком. Какая-то досадная случайность. И это стало ударом для нашей матери. Она приказала замуровать детскую комнату и забыть о ней. С тех пор…

— Она стоит закрытой? — я подхожу ближе, скольжу рукой по стене. Ни следа того, что за ней проход или комната. Наверное, более опытный маг или маг, который хотя бы прошел посвящение и овладел в полной мере особым зрением, почуял бы несовпадения быстрее. Ему бы даже спрашивать не пришлось. Но я больше теоретик, чем практик, поэтому приходится извиваться, использовать всевозможную помощь.

Я ощупываю стену и наклоняюсь к резным деревянным панелям. которые начинаются где-то на уровне моего пояса. Рациональное решение для коридоров, где каждый день проходит множество людей. Так стены не затираются и сложнее испортить дорогие обои из толстой бархатной бумаги. Простукиваю одну, другую — и едва сдерживаю победную улыбку.

— О комнате знают только мои дети и старший внук. Ему достанется этот дом, — продолжает говорить эрд.

— Думаю, тех, кому известно, гораздо больше, — я присаживаюсь на корточки, подобрав длинный подол платья, чтобы не запутаться в нем. Нужная мне деревянная панель с виду неповрежденная, но при тщательном осмотре мне удается найти сколы. — Уважаемый эрд, я интересуюсь разным, старинной архитектурой в том числе. Особенно грандиозными родовыми гнездами знатных родов. Вот уж где архитекторам позволялись любые вольности. Так вот, интересный факт... За подобными деревянными панелями часто скрывают часть необходимых для обслуживания дома вещей. Например, это могут быть небольшие кладовые для слуг, где хранится то, что может понадобиться в срочном порядке…

Дерево поддается не с первого раза, приходится достать из сумки длинный пинцет, чтобы раскрыть запор. За дверцей был небольшой шкаф, как я и думала. Но старые полки вытянуты, разобрана и задняя деревянная стена. В итоге получился проход — достаточный, чтобы пролез ребенок, но не взрослый. По ту сторону лаза виднеется темное пространство. Я достаю карманный светильник и включаю его, подношу ближе к лазу, просовываю руку дальше — в поле зрения появляется старая мебель, пыль и мертвые растения в кадках, и неожиданно — достаточно новая книга на полу.

— Когда начались проявления? — переспрашиваю я.

Глава 2, в которой находят скелеты в шкафах (1)

— Ваш чай, милая эрди, — напоминает о себе эрд Девониар.

Мы сидим в малой гостиной, пока работники эрда разбирают замурованную комнату. Приходится использовать особую травяную смесь, чтобы временно утихомирить духа, иначе люди просто боялись подходить к коридору. Понятное дело, что эрд заплатит за услугу и все материалы, но травяные смеси, амулеты, инструменты, мази и зелья, которые используются для работы с духами, проклятиями, немертвыми и мертвыми, в Иливатере достать почти невозможно. Что-то я нахожу на барахолках, что-то за огромные деньги через десятые руки покупаю у контрабандистов.

— Благодарю, — киваю я и запиваю чаем третью тарталетку с морепродуктами. Меня не смущает, что по правилам хорошего тона эрди должна клевать по зернышку, как птичка. Тот, кто придумал это сравнение, наверное, не знал, что за день птица может сожрать четверть своего веса.

— Какие наши дальнейшие планы? — уточняет он, подвигая ко мне тарелку с пирожными. Я мысленно вздыхаю, глядя на шоколадную крошку на белом взбитом креме: насколько это адекватно и приемлемо — забрать их с собой? Не то чтобы я зарабатываю так мало, что живу впроголодь, но качественные десерты каждый день мне не по карману.

— Все зависит от того, что я найду в комнате, — пожимаю я плечами и отставляю чашку в сторону. — Прежде всего нужно разрушить якорь, то, что сформировало дух и держит его в этом месте. Тогда комната станет просто комнатой.

— Сколько времени вам потребуется?

— Не могу точно сказать, — я морщусь. — Надеюсь справиться за остаток сегодняшнего дня.

— Думаю, как объяснить происходящее своим детям, как скрыть ваше присутствие, — вздыхает он. — Ваша мать, эрди, я видел, она носила маску, когда приступала к работе…

— К сожалению, мне не досталось ничего из ее вещей, — поджимаю я губы. Все еще мне немного не по себе, когда я разговариваю с людьми, которые знали не только моих родителей, но и касательно магии моей матери. Эрд Девониар был одним из их хороших знакомых, но до сих пор мы редко пересекались и почти не разговаривали на эту тему.

— Да? — очень натурально удивляется он, действительно удивляется, а не играет. И это меня настораживает. — Эрди Арна лично приходила ко мне, когда ей стало известно о проклятии. Кажется, это было в тот год, когда вы, Эваллис, родились. Я лично заверил и добавил к общему тексту семейного завещания перечень имущества, которое должны были вам передать по достижению совершеннолетия.

— К-кто передать? Имущество? — я моргаю несколько раз, кажется, что эрд говорит какую-то бессмыслицу.

Завещание? Да, было такое. Я помню, как врезался в шею жесткий воротник белого траурного платья, как крепко сжимал мою руку брат, а вокруг было слишком много незнакомых взрослых. В ушах звенело, меня трусило от холода, магическая завеса колебалась в беспорядочном ритме, реагируя на людей, их эмоции и артефакты, на наложенные чары, на бормотания молитвы Сиятельному храмовницей. Все помещение было пропитано удушливой горечью благовоний и сладостью, мир духов слишком близко подошел к реальности. Две урны — тела по обычаям Иливатеры уже сожгли, остался только прах. А еще след от проклятия — липкая вязкая неприятная магическая субстанция. И след смерти — острый, холодный, конечный. Тогда-то меня вырвало на дорогой фиолетовый ковер, а после брат меня отправил в одну из гостевых комнат отдыхать.

— Да, ваш опекун, эрди, обязан был… Запрет на некромантию никуда не делся, конечно, но последняя воля умершей должна быть исполнена, — хмурится Девониар.

А мне остается понимающе кивать. Да, обязан был, но не стал. Брату было шестнадцать, когда умерли родители. Он сам просил королевской опеки. Шестнадцать — достаточный возраст, чтобы вступить в наследство под контролем назначенного короной помощника.

Мне было десять, после смерти родителей я боялась выходить из комнаты, чувствовала магическую завесу сильнее, чем когда-либо. Брат не знал, что со мной делать. Его можно понять. Меня забрали в интернат для маленьких магов-сирот на десятый день. Я не присутствовала на повторных церемониях прощания с родителями ни через шестьдесят дней, ни на сто восьмидесятый. Брат же неожиданно снискал королевское одобрение и не упустил своего шанса — начал карьеру.

— Должна быть исполнена, да, — повторяю я за эрдом и киваю. — Думаю, мне придется навестить моего опекуна в ближайшее время.

— Надеюсь, мои неосторожные слова не станут причиной разлада между вами? — с заминкой спрашивает эрд. Я старательно качаю головой, стараюсь не фыркать. Брат достаточно успешно делает вид, что между нами мир и взаимопонимание. А на самом деле разлад случился давно.

— Нет, что вы. Скорее всего, он посчитал, что ее вещи заставят меня горевать снова, — я добавляю в голос печальных интонаций. Эрд Девониар понимающе кивает, но по его сжатой челюсти видно, что понял он гораздо больше, чем я хотела показать. Ну и Сиятельный с ним. А брата я навещу, да.

— Давайте вернемся к настоящему — к вашей проблеме, — напоминаю я. К тому же ломать не строить, и коридор уже вскрыли, о чем спешит уведомить слуга эрда.

В комнату я захожу в одиночестве, с собой только сумка с инструментами и, конечно же, магия. В магических школах говорят, что магия это связь с тем, что находится за завесой — с миром духов, что является отражением то ли нашего мира, то ли чего-то еще нам неизвестного — и, конечно же, с самой завесой. Так же, как ветер не знает границ, а в небе плывут облака, постепенно становясь штормом, так и магическая завеса протянулась по всему миру — то истончается, то крепнет, то прорывается. Даже обычные люди имеют ее — эту связь, потому эрд Девониар видит малое проявление. Но маги переплетены с миром духов сильнее — они черпают оттуда энергию, способны трансформировать ее по своему желанию, способны обострять чувства, используя свойства завесы.

(2)

— Толстая-глупая-неуклюжая, — слышу я уже знакомые слова. Неприятно тянет внутри: такими словами меня любили обзывать в школе. Я думала, что забыла об этом, но нет. Впрочем, я не отвлекаюсь: дрожит завеса — и дух проявляется, является на мой зов, привлеченный белым блестящим песком. Синяя с золотым искра в месте своей привязки, в месте своей силы, принимает облик того, чьи эмоции или воспоминания стали основой.

— Толстая-глупая-неуклюжая, — говорит в пустоту полупрозрачная девочка-подросток, все еще по-детски округлая, она одета достаточно просто, блекло, скорее служанка, чем родственница. В ее руках маленький ребенок — почти младенец.

— Толстая-глупая-неуклюжа Ларри, — кланяется девочка кому-то, кланяется низко, протягивает ребенка. — Моя эрди, он слаб и плохо ест. Моя эрди, он едва дышит. Моя эрди, нужно позвать лекаря…

Рука — еще более призрачная — возникает ниоткуда и ударяет девочку по щеке, сильно, кажется, я слышу звук удара. Голова ее запрокидывается, но ручки прижимают ребенка к себе привычно, ноги делают шаг назад, чтобы восстановить равновесие.

— Ты всего лишь лишний рот в этом доме! То, что мой муж признал свою ошибку и взял тебя под свою опеку, не дает тебе прав открывать грязный рот и спорить со мной! У него болит живот, обычная детская проблема, дай ему еще медовой воды!

— Как скажете, эрди… — шепчет девочка, утыкаясь в шею ребенку.

Воспоминание меняется, дух следует по тропе из белого песка — от начала и до кульминации.

— Кушай, кушай, почему ты не ешь? — девочка склоняется над чем-то, скорее всего, над ребенком, а потом поворачивается к кому-то и говорит: — Грудь не берет, мой эрд, поменяли кормилицу, но не помогло. Он болен, но это не детское недомогание. Поверьте, эрд.

— Хорошо, Ларри, я вызову лекаря, — появляется мужской силуэт. Дух Ларри прижимает руки к груди и кланяется. Мужчина же протягивает руку и гладит ее по голове: — И прошу тебя, называй меня отцом. Я хочу, чтобы мы были дочерью и отцом.

— Да, отец, спасибо…

Воспоминание истончается, дух идет по дорожке из белого песка достаточно быстро, поэтому нужно столько кругов и узоров, чтобы успеть узнать всю историю.

— Нет, нет, моя эрди!.. — голос девочки резонирует.

— Это ты его убила! Ты, мерзкая тварь! Захотела занять место моего мальчика? Захотела стать дочерью вместо него? — толчок такой сильный, что девочка-призрак падает, слышно далекое эхо — что-то разбилось.

— Нет, нет, моя эрди! Эрд лекарь сказал, что было поздно, что мед нельзя… — шепчет девочка, чем еще сильнее выводит женщину из себя.

— Лекарь? Откуда здесь мог быть лекарь?!

— Эрд, отец… — делает она очередную ошибку и тут же прикрывает лицо и голову руками. Женщина вцепляется ей в волосы, тянет куда-то за собой и на что-то бросает.

— Посмотри, тварь, в его мертвые глаза! И ты еще смела вплести сюда моего мужа?! Ты такая же как твоя мать, гнилая отвратительная мразь, убила моего крохотного ребенка, моего сына! Отвратительная!

— Нет, эрди, нет!

Она пытается увернуться от хватки сильных женских пальцев, детскую шею, наверное, было легко сжать. Сколько прошло времени, прежде чем кто-то кинулся, чтобы разжать эти пальцы, чтобы спасти жизнь. И, казалось, это удалось, женщину хватают за талию и руки, но в последний момент она толкает свою жертву что есть сил. Прозрачная «толстая-глупая-неуклюжая» летит в тот угол, где сейчас я вижу сломанную мебель, кажется, это был комод, и больше не шевелится. Это последние мгновения ее жизни.

Пространство тут же заполняется гомоном — точнее, эхом гомона, крики мужские и женские, более спокойная речь. Я вижу, как реагирует завеса, насыщается эмоциями — оттенками зеленого и голубого, вспышками золотых и алых тонов, как формируется из обрывков малый дух — смешиваются обрывки воспоминаний, острота и горькость смерти, чужие обвинения и слезы, чужие паника и злость. Даже странно, что получился всего лишь малый дух — детский, невинный, дурашливый, а не что-то темнее, мрачнее и мстительнее.

— Я… она толстая-глупая-неуклюжая… — слышу я очень близко, дух появляется в конце белой тропы — еще мгновение, и пора замкнуть круг.

— Нет, она все сделала как нужно, она была права, она хорошая девочка, — отвечаю я, присаживаюсь и досыпаю песок — законченный круг мягко светится зеленью в магическом зрении. Дух, прошедший по тропе, начинает расслаиваться, воспоминания отделяются. Он опускается на колени, чтобы быть ближе ко мне, и протягивает руки. Я знаю, что то, что передо мной, уже не связано с той девочкой-подростком, которая умерла в этой комнате многие годы назад. Это не она, и я, скорее всего, делаю очередную ошибку новичка, сопереживая больше, чем нужно, но не могу иначе.

Я протягиваю руки навстречу, мне оно ничем не грозит, мы даже не касаемся в полном понимании этого слова. Мы — продукты разных миров.

— Хорошая? — резонирует голос духа.

— Да, она хорошая, ты все сделал правильно, ты помог, — поджимаю я губы. — Воспоминание рассказано, и я его услышала.

— Она хотела, чтобы ее услышали. Старалась. Не успела, — голос становится менее разборчивым, форма духа теряется, образ кругленькой девочки исчезает, остается только общий, едва заметный силуэт.

Глава 3, в которой обсуждают жизнь без прикрас (1)

— Эваллис, с вами точно все в порядке? — эрд Девониар наседкой стоит надо мной, и я в который раз отвечаю:

— Переутомление, эрд, всего лишь переутомление.

К сожалению, посвящение для мага влияет и на то, насколько успешно ты расходуешь собранную внутри своего тела энергию, и на то, сколько этой энергии можешь удержать. То есть я сейчас фактически нахожусь на уровне магического развития бабки-вещуньи из дальнего забытого угла Иливатеры, а не являюсь современным магом в полном смысле этого слова.

— Надеюсь, это действительно так. Я не видел, чтобы ваша мать… — эрд запинается и умолкает. Да, это к лучшему. Потому что я — бледная тень своей матери, магесса без посвящения, некромантка-самоучка, специалист широкого профиля, когда знаешь о многом, но показать почти нечего.

Но в целом понять эрда можно. Он коренной иливатерец, здесь умерших сжигали еще до времен Черных черепов, так что он явно не часто видел некромантов за работой, да и вряд ли понял бы, что происходит, отчего было потрачено столько магической энергии.

Вот когда боевой маг запускает молнию — это видно. А когда снимается привязка духа к месту — максимум, что можно увидеть не-магу, это легкое свечение.

Фактически некромантия не болезнь и не зло, такая же магия, как и остальные направленности, подчиняется тем же самым законам, изучается аналогично. Она достаточна близка с лечебной магией, переплетается с магией духа, которая в ответе за разум человека. Некромантия бывает боевой и ритуальной. И от того, что в Иливатере запретили практиковать некромантам, никуда не исчезли ни мстительные озлобленные духи, ни одержимые вещи, ни ходячие мертвецы. Здесь не могут до конца вывести некротические пятна с мест жестоких убийств. А еще не могут очистить старинные особняки и сокровищницы от духов — свирепых, хитрых и просто запутавшихся, которые считают себя владельцами имущества, а иногда и истлевших тел. Не знают также, что делать со случаями спонтанной разумной нежизни. Не исчезли и маги, родившиеся с талантом некроманта.

Конечно, есть рынок подпольных услуг. Конечно, боевые маги справятся с мертвяком, а коридор с призраком можно замуровать. Но это не решение, это всего лишь трата ресурсов и времени. Там, где нужен один обученный некромант, глупо использовать трех воинов и мага огня.

Вот только время Черных черепов все еще живо в памяти людей.

— Говорят, княжество Градтир подало запрос в Окрейн, хотят нанять группу специалистов особого профиля. Для этого они отменили часть запретов, касающихся некромантии, — эрд говорит как бы невзначай. — Какие-то серьезные проблемы с нежитью в прибрежных районах.

— Проклятый прилив, если мне не изменяет память, — поддерживаю я смену темы. — Жечь таких мертвецов нет смысла, только вонючий дым получишь. Молния и вода — не особо удачное сочетание. Рубить их — затупишь меч. Новомодные мортиры оторвут руку или голову, но вы же понимаете, что времени для перезарядки такого оружия нужно больше, чем мертвяку, чтобы доковылять до своей живой жертвы.

— Когда-то и в Иливатере все изменится…

— Вряд ли я застану этот момент, — я фыркаю и поднимаюсь с кушетки, куда меня перенесли. — Давайте вернемся в детскую, и я вам подробно расскажу, что узнала.

Место ритуала никто не трогал, что не может не радовать. Я специальной метелкой стираю узоры, перемешиваю песок. Его уже не использовать повторно, только собрать и рассыпать за городом над водой или среди песка, чтобы частички смешались. Я уделяю немало внимания тому месту, где был круг, где меня нечто схватило за руку.

«Королева открывает глаза», что это вообще значит? И сам говоривший — что за дух или не-дух это был? Мне интересно, но вместе с тем я ощущаю, что добра это знание не принесет. Следов на руке от хватки, кажется, не осталось, но мое магическое зрение очень плохое, чтобы быть полностью уверенной в этом.

Я продолжаю осмотр: остатки мебели в углу — это действительно мощный тяжелый комод. Даже страшно представить, с какой силой та эрди толкнула Ларри, что девочка умудрилась снести своим телом этот комод. Если внимательно приглядеться к деревянным доскам и старому ковру, то заметны темные пятна. Наверное, здесь была лужа крови. Ларри умерла очень быстро. Возможно, даже не поняла, что умерла, не успела почувствовать. Поэтому дух, который появился в этом месте, хотел только рассказать свою историю, а не отомстить.

Эрд Девониар долго молчит после того, как я передаю ему все, что мне удалось узнать. Верит он мне или нет, меня не волнует, я просто продолжаю рассматривать комнату. Детская некогда была красиво украшенной, но сейчас, конечно, тут царит запустение, паутина и пыль. Окна забиты досками, снаружи особняка, скорее всего, все следы комнаты тоже скрыли.

— Кажется, в тот год умерла служанка, — с сомнением произносит эрд. — Но меня скорее интересовали рыцарские дуэли, а не сплетни взрослых. Вы сказали, что та девочка называла эрда отцом?

— Он сам просил ее так себя называть, — киваю я. — Это возможно?

— Рожденная вне брака? — эрд хмыкает. — Я уважаю своих родителей и безмерно люблю их, их смерть была для меня трагедией… Но у меня у самого теперь есть внуки, я многое видел за свою жизнь, и многое из прошлого теперь видится другим. Возможно ли, что мой отец имел связь на стороне? Да, и это предположение меня не ужасает. Допускаю ли я, что моя мать не всегда вела себя как любящая и мудрая женщина? Да, к сожалению, это так. Скрыли ли они произошедшее убийство, объяснив все несчастным случаем? Я уверен, что так оно и было.

(2)

Я покидаю особняк Девониар через черный ход, как и положено наемному работнику, не имеет значения, маг это или маляр. Приди я в этот дом по приглашению как эрди Меланиар, сестра старшего распорядителя королевского дворца, родовитая, незамужняя, тихая эрди, то на следующий день все сплетники столицы трепали бы мое имя и гадали о дате свадьбы. Считается, что в тридцать шесть эрди благодарна должна быть, что ей предложение сделали, не важно, кто будущий муж — он старше на тридцать с чем-то лет, погряз в долгах или это его шестой брак. Мой брат такого же мнения, я для него неприятное исключение из его любимых правил. И как же я рада, что наше общество уже давно избавилось от тех традиций, когда незамужнюю женщину не считали дееспособной и за нее все решали родственники.

— Эгей, прекрасная эрди, довезу, куда скажете, за горсть мелочи!..

Я поворачиваюсь к зазывале и киваю, мол, согласна, вези. Я слишком устала, чтобы добираться с пересадками. Хочется упасть на мягкое сидение повозки, таращиться в окно и размышлять о всяком.

Например, что на самом деле незамужних и самостоятельных женщин в Иливатере хватает. Особенно если перестать зацикливаться на родовитых семействах. Магессы часто не спешат с какими-либо узами. Мастеровые — тоже. Долгое время ты учишься, совершенствуешься, работаешь, чтобы отточить навыки и показать свой талант. Хорошо, когда спутник жизни это понимает. Но не всем так везет. Есть договорные браки, есть брачные контракты, иногда это неплохой вариант, чтобы заручиться поддержкой или связями. Муж — для статуса, а для остального… Если уж говорить откровенно, между нами, взрослыми девочками, то для отдыха телом есть особые заведения для эрди, где им рады подарить удовольствие.

А еще есть разводы, такое возможно, если уж двое совсем не сошлись.

Возможно, я бы и попробовала заключить с кем-то брачный контракт, были к сожалению, в моей жизни такие моменты, когда очень хотелось «продать» свое имя в обмен на стабильность, в моем случае денежное обеспечение. Не горжусь своими мыслями, что было, то было. Вот только брат бы не дал заключить простой контракт. Это была бы полноценная церемоний на алтаре Сиятельного с многочасовыми бормотаниями и пафосным «теперь ваши судьбы едины». Естественно, такое не предполагает простого развода!

— Эй, Аллис, ты сегодня поздно, — машет мне Корни, владелица таверны, которая расположилась строго напротив моего квартирного дома. Она сидит на подоконнике и счищает в мешочек сушеный перец со стручков.

— Сегодня пришлось выложиться по полной, — вздыхаю я и тру демонстративно поясницу и ниже нее. Трио завсегдатаев таверны таращатся так, что почти падают со стульев: а ну пойми, кем это я работаю, что потом поясница и задница болит.

Корни заливисто смеется, она в курсе, чем я занимаюсь: у нее для меня всегда самые вкусные блюда на обед, а я бесплатно обновляю ей чары в артефактах. Охранные амулеты трогать я не смею, хоть и знаю о них многое, но тут нужен другой уровень контроля. А вот нагревательные, осветительные, охлаждающие артефакты — это мне доступно. К тому же Корни не пользуется дорогими разработками, это ей не по карману, а берет стандартные, проверенные временем, даже грубые артефакты — зато такие не подведут, если на них разлили пиво.

— Ужин-то будешь?

— Да, обменяю его на свою добычу, — показываю ей бумажный сверток с пирожными.

Наверное, выглядела я после ритуала даже слишком бедной и несчастной, раз эрд Девониар распорядился, чтобы меня накормили, напоили горячим чаем, а десерт завернули с собой. Корни понимающе кивает и исчезает в глубине таверны, чтобы самой стать к плите. Так уж повелось, что готовит она для меня самостоятельно. А у меня как раз есть время, чтобы забраться на третий этаж и привести себя в порядок после долгого дня.

Квартирка небольшая — коридор, комната и крошечная, но своя ванная, из-за последней я плачу больше, чем собиралась. Одна стена занята широким шкафом — сплошь платья, юбки, блузы и другие мелочи. Из штанов только гамаши на случай холодной зимы.

Когда-то давно мне казалось, что живя самостоятельно я буду делать все, что хочу, и надевать то, что хочу. Так-то магессы могут ходить в штанах, это не запрещено, хоть и не одобряется высшим обществом. Еще говорят, штаны удобны. И брата разбил бы паралич, выйди я без юбки на улицу. Да что говорить об улице… Он даже дома, когда я еще жила в семейном особняке, не одобрял такие вольности.

Но потом приходит понимание: клиент спокойнее расстается со своими деньгами, когда ты вписываешься в его картину мира. Потому-то я всегда в платьях.

Все остальное пространство завалено книгами, иногда они занимают всего лишь часть комнаты, иногда расползаются по всему обозримому пространству. Сейчас мне нужно освободить от них хотя бы стол. Крошечная кухня — рычащий старый нагреватель воды, ящик с приборами, холодный шкаф. На стене записи и заметки: из-за того, что я не прошла посвящение, учиться полноценно в высшей магической школе смысла не было, но это не значит, что я перестала интересоваться высшими чарами, даже если они мне недоступны. Опять же некромантию в школе магов не изучают, все приходится делать самой.

— Эй, Аллис, твой ужин! — стучит в дверь Корни, я как раз успеваю переодеться в домашнее платье. Корни который раз фыркает, мол, ведешь себя как самая настоящая родовитая эрди. На что я обычно закатываю глаза и отвечаю жестом, от которого родовитая эрди должна упасть в обморок.

Глава 4, в которой героиня возвращается домой (1)

Утро начинается банально: с криков на рассвете. Опять сосед снизу перебрал с дешевым самогоном и теперь ломится не в ту квартиру. Судя по звукам, он ломает дверь, а за ней лишь мать-одиночка и маленький ребенок. Неприятная ситуация, которая повторяется уже не первый раз.

Можно утихомирить его магией, но я предпочитаю, чтобы посторонние не знали, чем я занимаюсь. Дело в банальной осторожности: почему-то некоторые считают, что маги влегкую превращают любой мусор в золото и драгоценности, а значит, в жилище мага можно поживиться. Ну да, жила бы я в наших многоквартирных трехэтажных трущобах, если бы у меня были деньги? Не лучше бы арендовать небольшой домик с высоким забором в более приличном районе? Или хотя бы квартиру большей площади?

Я поступаю так, как всегда. Притягиваю из ванной таз с водой, капаю в него из пузырька отличного рвотного средства и выливаю на голову соседу. Тот отмахивается, утирается и скорее бежит в ближайшие кусты, где его выворачивает наизнанку. На этом концерт заканчивается, воцаряется относительная тишина, прерываемая сдавленным звуком рвоты и спазмов. Нет, мне не совестно. К тому же средство действительно отличное.

Чтобы хоть как-то обеспечивать себя, после того как я поняла, что посвящение мне не пройти, я всерьез взялась за зелья и алхимию. Теперь вот не могу прекратить благодарить себя — ту, которой в шестнадцать хватило мозгов в голове принять это решение. Зелья базовые, простые, но действенные и всем нужные — рвотное, для слабого желудка, для пищеварения, от головной боли, для лучшего заживления, чтобы не слезились глаза, чтобы не лилось из носа, чтобы стоял мужской орган. Для этого я два раза в неделю пользуюсь лабораторией в магическом квартале — плачу за часы работы, получается выгодно.

Через два часа я выхожу из квартиры — в достаточно дорогом платье, которое прикрывает темная накидка. Сегодня я решаюсь навестить королевский архив. Не уверена, что брат не избавился от копии родительского завещания, но мне нужно проверить.

На пороге моей квартиры на чистой тряпице лежат четыре круглых сочных яблока — благодарность от тех самых соседей, которым сегодня выламывали дверь. Я забираю фрукты, наобум беру зелье — от головной боли, закрываю квартиру, вкладываю магию в амулет на ручке двери, теперь он будет светиться и отпугивать интересующихся. Конечно, серьезных воров это не остановит, а вот непрофессионалы трижды подумают — соваться ли. Зелье оставляю у двери на первом этаже, спрятав за цветочный горшок, такая вот благодарность за яблоки, и выхожу на улицы города.

Мне нравится Котта, я здесь выросла, училась, страдала и жила всю свою жизнь. Это огромный город, здесь много грязи и бедности, но стоит выйти из затхлой подворотни, и Котта открывается с другой стороны — место для восхищенных вздохов, сверкающее и созданное как-будто специально, чтобы вызывать восторг прохожих. Или их проклятья.

— Куда идешь? Глаза дома забыла? — мимо проносится повозка с бочкой воды. Крышка неплотно закрыта, поэтому во все стороны летят брызги. Пешеходы возмущенно кричат вслед. Я раздраженно рычу и быстро привычно начаровую «зонт» — самые простейшие щитовые чары, которые только от брызг и защитят. Совсем рядом светится еще один такой же «зонт», только с «привкусом» огненной энергии. И этот маг себя не ограничивает ни в чем: красной вспышкой подпаливает на голове наглого водителя шапку.

Я сворачиваю в переулок, усмехаясь. Эх, имела бы я самый обычный талант, а не расположенность к некромантии, тоже бы раскидывалась чарами во все стороны. Такие мелочи даже хулиганством не считаются…

Идти мне, на самом деле, недалеко. Котта делится на районы очень слабо, в конце улицы с шикарными особняками может находиться ночлежка для бездомных, а королевские инстанции оказываются окружены обычными квартирными домами. Конечно, это не касается королевского острова, но туда так просто не просочиться — высокая ограда, магия, отряды охраны.

В архивах очередь для знати короче, чем основная, точнее ее нет. Я прикрываю лицо вуалью, чтобы не привлекать к себе внимания, и плавно двигаюсь к свободному работнику архива. Краем сознания замечаю, что походка моя стала мягче, руки чинно сложены на животе, плечи опущены, спина ровная. Брат успел меня хорошо выдрессировать, да и в школе не допускали вольностей. Предложенное кресло я занимаю плавным движением, рука на подлокотнике, другая лежит на колене. Платье на мне тяжелое, многослойное, фасон стандартный, закрытый, но ткань дорогая. Из широкого второго рукава я достаю свои документы. Если работник архива и удивляется моему требованию, то не подает вида, извиняется и уходит искать.

Это не быстрое занятие. Мне приносят воду и мятных леденцов, чтобы освежиться. В платье душно и немного тесно, наверное, не стоит есть так много сладкого, а еще нужно попросить Корни уменьшить порции обедов-ужинов. Впрочем, покатые широкие бедра и мягкий живот это моя проблема почти что с детства. Наверное, поэтому брат так бесится, ведь я выросла копией нашей матери — выше среднего рост, шире нужного бедра, сильные плечи, длинные пальцы и крупные ладони, еще и некромантка. Разочарование в его глазах, так как на брачном рынке моя цена определялась только именем, не внешностью и не талантом магессы. Если бы я хотя бы прошла посвящение…

— Ты с ума сошла, дура, идиотка, — рычит он и впервые поднимает на меня руку: хватает за воротник форменного школьного платья, встряхивает так, что в голове звенит, поднимает так, что я едва достаю носочками туфель до пола. Твердая ткань сжимает до боли горло, ни вдохнуть, ни крикнуть. В какой-то миг мне кажется, он меня удушит. В этот миг я забываю, что магесса, что могу себя защитить. Я знала, он будет недоволен, но чтобы так…

(2)

— Вот документы по вашему запросу. Пожалуйста, ознакомьтесь, эрди, а я смогу ответить на ваши вопросы, если моя помощь понадобится, — с этими словами работник замирает на своем месте, давая мне возможность расположиться удобнее и начать работать.

Брат не уничтожил завещание, наверное, опасался чужих вопросов. Его положение тогда не было настолько высоким, как сейчас. Страниц немало, перечень имущества внушительный, там перечислено все до последнего светильника в кухне, какие-то листы сшиты, какие-то проштампованы магическими печатями. Нужную я едва не откладываю в сторону. Взгляд случайно цепляется сначала за то, что стандартная печать будто бы двоится. Но дело в другом — кто-то поставил стандартную печаль, заверяющую документы, поверх уже существующей печати — совершенно иной.

— Я могу использовать магию? — спрашиваю я у работника. — Ничего разрушающего, просто хочу посмотреть печати детальнее.

— Эрди магесса? — удивляется он, но тут же кивает. — Да, вы имеете на это право. Если хотите, могу предложить инструмент…

Особая линза оказывается как нельзя кстати. Я и без нее могу рассмотреть, но с ней проще. Нижняя отметка, которую пытались перекрыть, и почти успешно, не такая, как остальные. Линии тоньше, темнее, отблески не золотого и красного, а скорее золотого и зеленого. В центре не цветы и вепрь — герб Иливатеры, а геометрический узор, к сожалению, сложно установить какой именно.

Это дополнение к завещанию, на нем нет имени отца, только мамино. Это прямое указание отдать перечисленные в документе вещи мне. Или любой магессе или магу с даром некромантии, который будет связан с ней кровно, то есть она завещала свои вещи потомкам. Выполнение ее последней воли должно было произойти в мои шестнадцать, как раз тогда, когда мне нужно было проходить посвящение, наверное, это неспроста. Брат должен был привести тогда в школу магии не обвинения и угрозы, а то, что завещала мне наша мама.

Я откладываю бумагу в сторону и прижимаю пальцы к переносице, как назло, слезы все равно скапливаются, еще чуть-чуть — и покатятся по щекам.

— Платочки, если хотите, — нейтральным тоном говорит служащий и пододвигает ко мне корзиночку с аккуратной стопкой новых носовых платков — в строгую полоску, в милый цветочек и нейтрально бежевых.

— Спасибо, — шепчу я, сейчас платок мне не помешает. Я сейчас очень хочу посмотреть в глаза брата и узнать о судьбе тех вещей, что оставила мама. Я хочу знать, чего он меня лишил. — Я могу получить копию этого документа?

— Да, конечно, но придется немного подождать, — работник собирает разбросанные мной бумаги, приводит их в порядок, сверяет печати, достает письменный прибор, белоснежный новый бланк и печати — не совсем такие же, те, которые подтверждают, что копия сделана официально и полностью верна оригиналу. А потом он вчитывается в содержимое завещания, и я вижу, как его брови ползут вверх от удивления. Работник моргает, текст не изменяется, слово «некромантия» не исчезает. Но, будучи профессионалом, он все-таки перебарывает себя и приступает к переписыванию текста.

Еще вчера я бы ощутила беспокойство, что пойдут слухи, что работник архива обязательно проболтается о таком. А сегодня мне стало безразлично. Сегодня я решаю изменить все. Внутри я буквально киплю от злости.

Особняк Меланиар — тринадцать поколений знатных эрдов и эрди! — расположен почти у границ королевского острова, сад вокруг ухоженный, камни ограды белеют без единого темного пятна, кованные ворота блестят так, будто их каждый день натирают. Хм, а ведь брат действительно может заставить слуг это делать.

Охрану я прохожу, просто показав свои документы. И, наконец, вижу родной дом. Здание двухэтажное, силуэт все еще знакомый, но новый ремонт — пять-шесть лет назад это было — портит мои воспоминания. Брат изменил достаточно много — другая краска вместо темной зелени, больше темно-красного, другие декорации, черепица крыши и, конечно же, крыльцо — широкое, мраморное, скользкое. Не то, которое я помню.

— Ох, э-эрди… — встречает меня служанка у входа и замирает столбиком на месте. Она меня не знает, а вот старший над слугами чуть ли не бежит ко мне. Глаза круглые, пот выступил на лбу, дыхание поверхностное — узнал, сразу понял, что ничем хорошим ни для кого мой приход не обернется. Умный старик.

— Где мой брат? — перехожу я к главному.

— Эрд Меланиар в столовой, обед, эрди Меланиар, — пусть и с заминкой, но он склоняет голову. И тут же перекладывает всю вину на меня: — Как мне о вас доложить?

— Не буду портить семье брата аппетит, к тому же я не голодна. Я займу одну из гостиных, может, ту, которая раньше была бежевой… Там вид из окна лучше, — предлагаю я. — А потом можешь доложить обо мне. Скажи, что я пришла за своим имуществом.

— Подать чай и десерт?

— Да, я не против, проводи меня, — киваю я слуге, стягиваю с плеч плащ и бросаю в руки служанки. Никогда так не делала, но в доме брата нужно поступать так, как он.

— Гостиная теперь не бежевая, эрди, — открывают передо мной дверь. На помощь старшему над слугами приходят еще двое. Я бы назвала их командой поддержки. На лицах молодых мужчин проскальзывает удивление и интерес. — Предпочтете остаться здесь или предложить вам другую комнату?

— Свежая зелень и перламутр, — оцениваю я цвет стен и обстановку, прищурившись. — Пусть будет, одобряю.

Глава 5, в которой героиня остается без дома (1)

«Точка» приводит меня к одной из старых кладовых, приходится вызывать слугу-ключника, потом отодвигать ящики и старую мебель. Тогда-то я и вижу этот сундук. На самом деле он мне знаком: стоял у мамы вместо тумбочки рядом с ее рабочим столом. На нем я сидела как на лавке, с него как-то упала, едва не разбив нос.

Широкий, плотный, деревянный, обтянутый темной кожей, большой даже по моим сегодняшним меркам. Узоры на коже едва видны, но до сих пор различимы. Углы окованы металлом — на вид обычное затертое поцарапанное железо, вот только меня этой маскировкой не обмануть. На контрабандном рынке драконью чешую продают на вес золота — не монет, а полноценных золотых слитков. Сундук очень непрост, а декоративные узоры на его боках — это точно кость. Неизвестно, правда, чья, может, и человеческая. Все-таки сундук некроманта, как ни крути.

Я советую слугам исчезнуть, иначе брат их просто уволит в тот же миг, как увидит рядом со мной. А когда рядом не остается никого, открываю сундук. Замок достаточно быстро распознает прикосновение моей магии, заклинание на замке простейшее, одно из первых, которое я выучила. На секунду я замираю, опасаясь того, что увижу внутри, но потом собираюсь с силами и откидываю крышку.

Горе ждет едва ли секунду, а потом разрастается, царапается изнутри, наполняет меня целиком: ее запах, ее вещи, ее книги и почерк на бумагах тоже ее. На мгновение мелькает ощущение семейного счастья и уюта, давно забытое, и я тяну на себя мамину шаль, чтобы уткнуться в нее лицом, вдохнуть и попытаться пережить годы разлуки.

— Ты уедешь из Иливатеры и никогда сюда не вернешься, — говорит мне Рандор, мой старший родной брат, и я понимаю, что так и придется сделать. Я для него ошибка. Он не позволит мне получить все — и спокойную жизнь, и наследство матери. Я, конечно, не планировала покидать страну, не планировала ничего, кроме получения принадлежащих мне вещей, но Рандор всегда был склонен к преувеличению.

— Мы договорились, — пожимаю я плечами и возвращаюсь к сундуку и его содержимому.

— Забирай этот хлам и исчезни из этого дома. Через черный вход, конечно, — слышу я напоследок, еще успеваю увидеть, как он кривится в отвращении, перед тем как развернуться и оставить меня одну.

Я не собираюсь с ним спорить, наши силы слишком неравны. Он не признает свою ошибку, не признает, что не исполнил последнюю волю нашей матери. Я уверена, что в его голове все просто: эти вещи мне не нужны, поэтому он их спрятал. Непонятно, конечно, почему не уничтожил, почему хранил эти опасные для его репутации вещи… Возможно, у него еще есть чувства, возможно, не все измеряется правилами и традициями, возможно… Но я уже давно не та наивная маленькая девочка и не готова искать в действиях брата причины, которые покажут его благородные намерения. Как говорят в трущобах, хоть запихни ему в задницу целый розовый куст, а вонять он для меня меньше не станет.

— Что ж, теперь ты мой, — говорю я сундуку и сама же тихо смеюсь: сомневаться в том, правильно ли я поступила, жалеть о прошлом и неслучившемся будущем буду потом. А пока я подцепляю сундук за боковую удобную ручку со стопором и тяну на себя.

Сундук определенно артефактный. Чары срабатывают мгновенно — вещи внутри теперь не перевернутся, вес сундука ощутим, но подъемный, а боковинам из скользкой драконьей чешуи не страшны ни дорожная плитка, ни каменная крошка. Настоящее сокровище, а не сундук — необходимое приобретение для каждого уважающего себя мага с деньгами. Только охранные чары нужно будет заново ставить.

Единственная проблема — тянуть сундук в мою квартиру пешком, по пути зайдя во все нужные мне торговые лавки, это очень-очень неразумно. Чтобы посмотреть на диковинку, сбежится полрайона. Поэтому я выбираю один из отелей средней руки, где и охрана хорошая, и комнаты мне по карману. Пусть мой драгоценный груз подождет меня здесь.

Сундук действительно ждет, пока я разделаюсь с текущими делами: оплачу комнату, пообедаю, потому что до ужина еще далеко, схожу в знакомую лавку за охранным амулетом. Для того чтобы обновить чары, нужно показать сам предмет наложения, а это небезопасно — демонстрировать другому магу в Иливатере некромантские вещички. У меня нет верных друзей среди магов, только хорошие знакомые. Поэтому обойдусь обычным амулетом.

Очень хочется заглянуть внутрь, вот только брат не будет ждать. Я уже достаточно взрослая, чтобы верить в его благородность. Он знает, где я живу, район уж точно, и знает, как сделать мою жизнь хуже, чем она есть. Остается вопрос: кто из нас успеет раньше.

К тому же я не пропадаю, не предупредив хотя бы Корни. Так уж у нас заведено.

— Эрди, не ходи туда, — не успеваю я выйти из нанятой повозки в начале квартала, как мне заступает дорогу худой подросток.

— Что там? Тебя Корни прислала? — я с трудом, но узнаю одну из девочек, которые помогают в таверне. Та быстро-быстро кивает и отступает в тень, взволнованно переплетает пальцы. Я хмурюсь, расплачиваюсь с возницей и подхожу ближе.

— Так что там?

— Чистильщики, эрди, — шепчет она. — Ищут магиков…

Маги тоже бывают преступниками, убийцами и ворами, сходят с ума, проводят отвратительные эксперименты, создают фальшивое золото или используют обычных людей без их согласия. Для подобных случаев есть орден Милующего, они находят, воспитывают и тренируют лучших охотников на оступившихся магов. Вот только стоят их услуги дорого. Поэтому в Иливатере есть свои орденцы, точнее, отряды магической зачистки или «чистильщики».

(2)

Задние дворы многоквартирных домов — это мешанина из узких проходов, натянутых веревок с бельем, сарайчиков в каждом свободном углу, емкостей с водой и углем, труб и так далее. Единственный плюс — почти нет мусора, за это штрафуют. После крысиного нашествия чуть больше пятнадцати лет назад в бедных районах все-таки установили мусоросборники. А вот грязную воду льют в почти не прикрытую канаву, и запах в тех дворах, где их не чистят, соответствующий. А где чистят, воняет химикатами так, что глаза слезятся. Стоит ли говорить, что когда я оказываюсь в таверне Корни, то спина у меня мокрая, юбка у платья грязная, в носу чешется, а голова нещадно болит?..

— Выглядишь плохо, — осматривает меня Корни и хмурится. А, скорее всего, она замечает платье, точнее, его стоимость. Здесь для многих такое купить и годовой зарплаты не хватит, просто не пустят в лавку, где продается подобная ткань и одежда. Я одергиваю плащ, хотя это и бесполезно. Корни хмыкает, но, к моему удивлению, не задает вопросов, просто манит за собой.

— Чистильщики тебя искали, — говорит она, когда за нами закрывается дверь в ее кабинет. Узкое, но светлое помещение, в одной стороне ящики с бумагами, в другой — стол и удобные кресла, чтобы спокойно пить чай или что-то крепче чая. Я не отказываюсь от вина.

— Ты в этом уверена? — уточняю.

— Как в своем умении пожарить яичницу, — хмыкает она. — Ко мне сначала прибежал Терренс, знаешь, мой бывший из отряда городской стражи. В этот раз свой поцелуй он заслужил. Сказал, что все местное отделение на ушах. Сверху пришел приказ — искать «магессу приличного вида». А не так и много среди нас таких вот магесс.

— Вот, значит, как… — я закусываю губу и тру лоб. Брату, скорее всего, не нужно было даже куда-то ходить. Отправил указание — и все. Чтобы я уже сегодня потеряла место, куда могла вернуться. Потеряла все в обмен на наследство.

— Ты не удивлена, — замечает Корни.

— Я знаю, кто за этим стоит. Просто не ожидала, что так быстро лишусь всего, — кажется, что я готова к такому развитию событий, но сдержаться сложно. В той квартире было так много моего, так много!.. Я прикрываю рот рукой, заглушая жалкий всхлип.

— Ну, допустим, ты пока этого не лишилась, — слышу я и поднимаю взгляд на Корни. Та усмехается и пожимает плечами, мол, ты же не думала, что так просто чистильщикам все достанется. — Я их встретила, напоила, накормила и пустила по ложному следу. По крайней мере, сегодня они были добродушны, приказ им кажется очередной прихотью богатого идиота и на твоей стороне была удача. Что будет завтра, не знаю. Так что времени у тебя немного, Аллис.

— По крайней мере, оно есть, — я утираю выступившие слезы и сжимаю руку Корни, благодаря. — Спасибо.

— Спасибо твое желудок не наполнит, — смеется она. — Ты мне должна три бутылки «Огненной рясы Милующего», пришлось отдать чистильщикам их бесплатно, а это самое дорогое пойло в моей таверне!

Но я только отмахиваюсь. Это такие мелочи по сравнению с тем, что могло бы быть.

— Сиятельный вам в помощь, эрди… — на пороге моей квартиры меня уже встречают — соседка снизу, та самая, мать-одиночка. Корни ей кивает и толкает меня вперед, мол, проходи.

Внутри все неожиданно выглядит иначе: на полках не хватает книг, стол завален совершенно чужими вещами, на полу валяются игрушки, в крошечной прихожей чужая обувь, на стене детские рисунки вместо моих записей, через комнату натянуты несколько веревок, на которых развешано влажное белье. Сделано все впопыхах, но достаточно, чтобы при беглом осмотре никто не заподозрил, что проживает здесь маг.

— Все сложено аккуратненько, ничего не помяли, честно, — тараторит соседка.

— Эрди Саммин, спасибо, — я напрягаю память и все же вспоминаю ее имя. — Вы могли и не соглашаться на такой риск.

— Но как же, эрди, вы же… — ей не хватает дыхания, и она затихает, жестами и выражением лица пытаясь объяснить то, на что не хватает слов.

Я поджимаю губы и беру ее за руку, расправляю ладонь и слегка массирую, добавляя к движению магию. Даже у тех, кто не имеет магического дара, есть чувствительные точки — «пятна завесы». Я не лекарь, но такое воздействие тоже может помочь. И действительно — женщина немного расслабляется, а я наоборот беспокоюсь, разглядев ее ближе. У нее грубая кожа прачки и сведенные напряженные до боли мышцы плеч, круги под глазами, тусклые волосы, морщины... Нищета никому не идет на пользу. А ведь она младше меня.

— Я дам вам зелья, все зелья, — говорю я ей, сильнее зажимая точку на ладони, так, чтобы она сосредоточилась. — Мне их взять с собой никак нельзя. А вы часть сможете продать, часть оставьте себе. Не жалейте, пользуйтесь. Здоровье важнее. Ваше здоровье, не только здоровье ребенка. Не будет вас, не будет нормальной жизни и у него, — я смотрю через ее плечо на спрятавшегося за шкафом мальчика лет семи и продолжаю. — Уверяю вас, вы ему нужнее здоровой и спокойной, чем новая игрушка.

— А лучше и то, и другое, — фыркает Корни и стягивает покрывало с кровати. Под ним ровным слоем мои вещи. — Могу оставить у себя часть книг, пока ты не найдешь себе новое жилье…

— Лучше найди покупателя, — вздыхаю я.

— Можно же перевезти…

— Все настолько серьезно, что мне придется уехать из страны, — я произношу эти слова вслух впервые и замираю. пробую на вкус эту фразу. Пока я об этом просто думала, то будущее не казалось тревожным. Но теперь страх накатывает волнами, едва удается себя взять в руки.

Глава 6, в которой начинается путь

Следующее утро я встречаю во внутреннем дворе таверны рядом с кучей вещей. Ужасное ощущение — когда хочется взять все, а по факту я не имею на это ни возможностей, ни сил. Корни, конечно, сохранит что-то — платья, безопасные книги, мои школьные вещи, мелочи нужные и важные, пока я не найду место, где останусь. Большую часть я решаю продать — этим также займется Корни и ее знакомые торговцы. Еще часть — в основном бытовые мелочи, зелья, текстиль — и оплаченная до конца года квартира переходят в собственность эрди Саммин и ее сына. И вот я остаюсь с двумя мешками самого необходимого и самого опасного для остальных — с моими некромантскими штучками. И это вся моя жизнь.

— Куда направится высокородная эрди Эваллис Меланиар? — Корни стоит у стены, сложив руки на груди и хмурится. Конечно, я ей рассказала, не имела права молчать дальше. Она должна знать, кто я и кто мой брат, чтобы не попасться на его уловки. Ведь он может быть очень очаровательным, прежде чем втопчет собеседника в грязь.

— Не начинай, пожалуйста, — вздыхаю я и одергиваю юбку платья — простого, дорожного.

— Не буду, — хмыкает она. — Просто пожелаю тебе дороги без приключений.

— Хотелось бы, — я загадываю, чтобы ее пожелание сбылось, правда, верится с трудом.

— Значит, некромантия?.. — она почти шепчет, оглядываясь по сторонам. — Направишься в Окрейн, на родину твоей матери?

— Она никогда не говорила, откуда именно приехала в Иливатеру. Скорее всего, из Окрейна, это было бы логично, — так же тихо отвечаю я. — Но пока никаких ниточек с ее прошлым у меня нет.

— Но там будет безопаснее.

— Да, безопаснее для такого мага как я, — соглашаюсь, но все-таки обхватываю себя за плечи, сдерживая дрожь. — Но все же страшно ехать в неизвестность. Мне уже не двадцать, чтобы не думать о последствиях такого решения…

— Ты справишься, — Корни кладет руку мне на плечо, а потом притягивает в неловкие объятия. — Уж кто, а ты, Аллис, точно справишься.

— Твои бы слова Сиятельному в уши, — я шмыгаю носом и быстро вытираю выступившие слезы. Тянет в области сердца тоской, в голове проскальзывает дурацкая мысль, что если бы вместо брата у меня была такая сестра, как Корни. Вот только это не выдуманный роман, чтобы героине доставалось все самое лучшее. Мне достался Рандор, ну и Блуждающий с ним.

Отправиться в Окрейн — действительно логичное решение, но куда именно? В столицу Рейвтар? Или в город поменьше? Все это я обдумываю, пока возвращаюсь в отель, где оставила свое наследство.

Страна некромантов — это, конечно, громко сказано. Наоборот, в Окрейне магические способности являются пунктом, который исключает человека из наследников короны. А в Иливатере такого закона нет, например. Разница между двумя странами в традициях захоронения мертвых, в отношении к некромантии и в истории создания. До времени Черных черепов Иливатера была всего лишь регионом в одной большой империи, а Окрейном звался город и местность возле имперской столицы — огромной горной крепости. Сейчас там только руины, а сам Окрейн — небольшая, но полностью независимая страна.

А кладбище великих древних королей — Некрополь — стоит до сих пор. Кажется, в период гонений после времени Черных черепов его пытались разрушить, потому что там скрывались выжившие некроманты. Но сосредоточение некротическое энергии там настолько высоко, что даже храмовники Сиятельного отступили. А может, все было совсем не так… Кто ж знает? Я уверена, что в Окрейне рассказали бы совершенно другую историю про те времена.

— Занесите мои вещи в комнату восемь…

— Эрди, подождите, прошу, — останавливает меня на лестнице служащий отеля. Я всем видом показываю, что спешу, но что-то цепляет меня в жестах и выражении лица мужчины.

— Что случилось? Я заплатила за сервис полную цену.

— И отель выполняет свои обязательства в полной мере, — кланяется он. — Но отель хотел бы предупредить эрди. Некто интересовался вашей персоной. Естественно, мы не разглашаем информацию о гостях, но предлагали высокую цену. Отель не рискнет репутацией, но будут другие желающие…

— Я поняла, — я сжимаю кулаки и морщусь. Это гонка между мной и братом, и я ее вполне могу проиграть. — Тогда завтрак в мою комнату. Соберите мне дорожный паек на несколько дней, никакой острой пищи и меньше специй, без лука. И мне нужна закрытая повозка с проверенным водителем. Я покину отель сегодня же.

— От лица отеля приношу свою благодарность за такое взвешенное решение, паек будет предоставлен вам бесплатно в качестве комплимента, — бормочет служащий с облегчением. Оно и ясно. Никому не хочется противостоять высокородному эрду, особенно такому, как мой брат. Он уничтожит или репутацию отеля, или сам отель.

В комнате все на своих местах, охранный контур не потревожен, двери никто не открывал и внутрь не заходил. На всякий случай я проверяю охранный амулет на сундуке — все в порядке. Жаль только, времени немного, а дел по самое горло: нужно упаковать плотнее вещи в сундуке, переложить туда то, что хочу защитить и сберечь. И заодно, может быть, я найду что-то, что свяжет меня с маминым прошлым?

Работать приходится быстро. Но к спешке я уже давно привыкла.

Содержимое наследства можно разделить на несколько частей.

Глава 7, в которой некромант хандрит

— Королева открывает глаза, Рейнхард. Королева открывает глаза! Ты знаешь, что это значит. Я знаю, что это значит. Но что ты будешь с этим делать?! А, Рейнхард Соер Лернер, один из хранителей Печатей Некрополя, старший специалист, мастер плоти, тот, кто говорит устами мертвых!..

— Заткнись, — Рейнхард заканчивает писать, бросает стержень на стол и щелчком пальцев активирует защитный контур. Завеса распрямляется — и орущий на ухо Соттер замирает в стазисе в подвешенном состоянии, безмолвно сверкая синими огнями в пустых глазницах.

В этих комнатах все магическое окружение настроено им давно и до мелочей, все стены, потолок и пол украшены сложными рисунками защитных схем — от подслушивания, подглядывания и визитов непрошенных гостей. В основном этим занимаются духи — как спонтанные, естественные, так и созданные коллегами и учащимися, поэтому приходится принимать меры. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы каждый знал, какого цвета твое нижнее белье или что именно ты напеваешь, стоя в душе. За пределами Некрополя допустимо не так тщательно следовать правилам безопасности, но Кладбище великих древних королей это иной мир.

Рейнхард подходит к окну и присаживается на подоконник, смахнув книги на пол. Его комнаты в одной из Костяных башен, отличный вид на новые склепы и боковые врата в комплекс. Далеко внизу видно движение: несколько групп младших служащих, а может, и кандидатов в служащие, ухаживают за могилами, подметают дорожки, убирают весь мусор, который принесли горюющие родственники в прошлый день памяти.

Чуть ближе к склепам — уже трое магов, скорее всего, учеников, пытаются упокоить восставший дух, который считает себя хозяином склепа, используя ритуал и белый песок. Скорее всего, отрабатывают семинар по изначальным методам упокоения. Сейчас есть как минимум два способа, как быстрее и проще справиться с неагрессивным проявлением памяти усопшего.

Чуть выше, почти на уровне его окна, медленно пролетает призрак дракона — древнее и уникальное творение. Нематериальный дракон способен изрыгать призрачное пламя и сохранил все инстинкты и повадки. По законам магии такой большой массив структурированной энергии не может быть стабильным так долго. Он должен быть привязан к основе, например к костям, артефакту или иному вместилищу, которое имеет свойство накапливать магию, или же раствориться со временем. Но дракон все еще летает. Возможно, потому что создавший его маг не слишком обращал внимание на технику безопасности и умер в процессе создания своего творения?..

Некрополь живет и под землей. Если закрыть глаза и настроиться на колебания магической завесы, то Рейнхард способен пронзить расстояние и стены и осознать гораздо больше и глубже, чем видно глазами. Подземные скрипты и могильники, опасные жители глубин, следствия экспериментов древних магов, сами древние маги, не чуравшиеся немертвого существования и окончательно сошедшие с ума от вечности, лабиринты для опасных духов и темницы для непознанного. На нижние этажи запрещено спускаться большинству живых в Некрополе, только для старших специалистов там относительно безопасно. И, конечно же, существуют немертвые, которые следят в той местности за порядком… Хм-м, у неподготовленного человека встреча с ними может вызвать остановку сердца.

«Королева открывает глаза», — до Рейнхарда уже дошел шепот Вестника. Все свидетели его слышали. На его запястье уже затянулся черный шнур «требования».

Хочется потереть переносицу и тяжело вздохнуть. Но это равноценно признанию, что проблема с пробуждением Королевы существует. Фактически это не проблема, а приближающаяся катастрофа. А он уже не юный специалист, некромант, только что получивший высшую степень, со взором горящим и храбрым сердцем, чтобы бегать по всему Окрейну и за его пределами и спасать в очередной раз задницы остальных причастных. Прошло двадцать четыре или двадцать пять лет с последнего пробуждения сущностей такой мощи, с тех пор все стало только сложнее.

Когда он соглашался стать хранителем Печатей, ему еще и тридцати не было, а сейчас?.. Болят глаза от долгого сидения за книгами и письма, ноет поясница, если провести весь день в прозекторской. Все больше его привлекают спокойные исследования в компании простейших скелетов-ревенантов, которые выполняют приказы «подай-принеси» и не задают лишних вопросов. И какое пробуждение Королевы, когда он вчера принял решение всерьез заняться усовершенствованием комплекса заклинаний тления плоти?! На столе валяются неотвеченные приглашения от нескольких академий. Последние годы он вел только два специализированных курса для студентов старших уровней академий по направлению «Изменение плоти» и давал частные консультации. Но он пока не решил — возвращаться к преподаванию в этом году или инет.

Жизнь еще не подошла к концу — это точно, но отчего-то очередная проблема уже воспринимается как ужасающая трата времени и сил, а не приключение и вызов его мастерству.

Это старость?..

Мысль заставляет Рейнхарда поморщиться и фыркнуть. Для некроманта его нынешний возраст ничтожен, особенно если принимать во внимание возможность продолжить разумное существование в ином виде — немертвом.

— Что, принесший плохие вести должен замолчать? — Соттер шипит, скрипя челюстью. Стазис рассыпается постепенно.

— От тебя не убудет, — отмахивается Рейнхард. — Я прекрасно знаю твои возможности, эрд Соттер. Ты в Некрополе в этом виде существуешь больше пятидесяти лет, и мой стазис это не то, что может тебя развеять.

Глава 8, в которой некромант прогуливается (1)

В романах любят описывать скелетов-ревенантов как неповоротливых врагов. Пока доползут, пока оружие занесут, доблестный герой уже десять раз махнет мечом и собьет череп с шейных позвонков. Рейнхард обычно смеется, видя такие неточности, но сейчас не до смеха. Чем мощнее чары, вложенные в поднятые кости, тем шустрее противник. Некроманты прошлого, может, и были менее изысканны в своих практиках, но применить силу не стеснялись.

Он отпрыгивает от сверкнувшего меча — ржавого, но все еще способного ранить, жезлом выпускает волну энергии — отталкивает противника на безопасное расстояние. Создает несколько сгустков-иллюзий, чтобы отвлечь. И запускает первую поисковую волну… Не то чтобы он надеялся всерьез, что такое простое заклинание найдет мертвого мага, но попытаться стоило. Нет так нет, он зайдет с другой стороны.

— Духи жадные, духи подлые, завеса прорвана, танец костяной, — он шипит сквозь зубы, рукой формирует нужную схему распределения энергии, а жезлом выпускает банальные, но эффективные сейчас «искры плоти» — холодные льдинки расходятся веером, пронзают мертвые тела, оставляют ядовитые следы и дыры. В воздухе расползается едва заметный тускло-зеленый туман. Некрозу подвержены даже кости и мертвая плоть.

— Что хочешь, маг, что хочешь… — вокруг Рейнхарда проявляются вызванные «алчные тени» — сверкающие черепа с острыми зубами и зеленым флером. Рой черепов, готовый рвать добычу и, не дай Блуждающий, если эта добыча слишком мала и ничтожна или если маг посмел призвать теней из прихоти и ради развлечения. Они не против закусить призвавшим их.

Он руководит ими бессловесно, нити чар натягиваются между Рейнхардом и призванными сущностями. Они черпают из него магию, но одновременно выполняют свое задание: впиваются в истлевшую плоть и рвут ее, дробят кости, перекусывают ржавое железо и противно хохочут. Последнее скорее косметическое дополнение, чем что-то практичное.

Рейнхард скользит по краю завесы, перемещаясь, в следующий миг проявляется в стороне от поля боя — на крыше одного из каменных саркофагов. Жезл параллельно земле, левая рука в жесте «открытия» перед лицом — иногда обычного магического зрения недостаточно, чтобы получить то, чего хочется. Ему нужно погрузиться глубже, нырнуть сквозь слои завесы, вплотную приблизиться к тонкой, но такой бесконечной пелене между миром живых и тем, другим — ужасающим и бесконечно прекрасным.

Рейнхард точно знает: можно восхищаться магией, но нельзя не понимать, что ее источник смертелен для обычной жизни. Люди могут погружаться во снах в толщу завесы, но никогда не переходить ее грань.

«Из-за завесы не возвращаются», — так обычно говорят маги и пишут во всех магических справочниках.

«Из-за завесы возвращаются, — так говорят некроманты и добавляют: — Но лучше бы вам не видеть, что именно возвращается оттуда».

Мир предстает перед его взглядом другим. Ревенанты — тусклые бесформенные холодные огни и тени, магия — множественные потоки и цветное переплетение. Стены нижних ярусов Некрополя словно позвонки необъятного чудовища тянутся и тянутся вниз бесконечной белесой воронкой. Рейнхард старается не вглядываться в то, что таится на дне пропасти. В реальности под Кладбищем древних великих королей разлом, почти идентичный той магической пропасти, что он видит сейчас. И неизвестно, что и чему предшествовало.

Тело Рейнхарда в этом мире это тонкий белый лист, вырезанный по форме человека, на котором выписаны все его клятвы и магические связи, обязательства, следы проклятий и еще не случившихся последствий уже принятых им решений. Вокруг Рейнхарда сияет темное облако защитного покрова — его умения и приобретения, его магия. В этом зрении на его сущности видны ядовито-зеленые древние знаки того, что его признали мертвые, отметки его учителей и противников, следы ранений, едва заметные мазки разных оттенков — его эмоции и привязанности. В этом пространстве ничего не скрыть ни от себя, ни от противника. Было бы желание, можно пересчитать, сколько раз он был при смерти и сколько раз влюблялся.

От светящейся руки тянутся разной толщины канаты — чары, подкорившие «алчные тени», чары доспеха, чары, связавшие его с Некрополем. Черной полоской затянулось «требование» присутствовать при пробуждении Королевы.

Рейнхард жив, и поток его жизненной энергии льется белым светом.

Его противник мертв уже многие века. Но, в отличие от своих мертвых слуг, он все еще является магом. Рейнхард видит его сквозь все препятствия — мертвенно-голубая тень, уже даже отдаленно не похожая на человеческую фигура. Цепями тянутся соединения между воинами и магом. Значит, связь их не была добровольной. Маг просто приковал их к себе, а теперь управляет как марионетками. Это делает схватку для Рейнхарда проще, ему нужно всего лишь упокоить мага. Есть разница между осознанной лояльностью и подчинением даже в среде мертвецов.

Рейнхард соединяет пальцы перед лицом горстью, возвращаясь к обычному зрению. Одиножды увидев, он не упустит врага.

Одна из цепей рвется — «алчные тени» сжирают тело воина, а Рейнхард скользит к останкам и резким жестом разрывает и так слабую связь с телом сущности, что пришла не по своему желанию, а по приказу. Едва заметная вспышка младшего духа тает в завесе. В следующий миг Рейнхард отпрыгивает в сторону, прикрывает бок двойным щитом, кольцует насланное проклятие и замораживает его, стагнирует. Это какая-то древняя смесь некротического урона и уязвления духа, позже он обязательно вернется и разберет его на составляющие, изучит.

(2)

Схватка заканчивается быстро.

«Алчные тени» еще не успевают доесть последнего воина, как Рейнхард уже формирует «круг отрицания», высасывая из мертвого противника часть сил. Маг пытается скользить, мертвые маги всегда обманывают себя тем, что способны это делать. Нет, их возможность использовать завесу меняется. И от формы вернувшегося зависит, как именно.

Ревенант спотыкается, когда завеса отталкивает его, не пропускает, отмахивается от «алчных теней» горстью огненных вспышек, но те вязнут в защите и «кругу отрицания». Рейнхард проявляется за его спиной, мгновенно обнажает аутем и вонзает его в основание черепа, между первым и вторым позвонком. Дух извивается на острие аутема, пока тело распадается на части, лишенное движущей силы. Изгнать мстительный дух для старшего специалиста не составляет труда, даже если основа этого духа — память и умения древнего некроманта. Нужно сжать ткань духа, вонзить магические иглы, разделить на слои и растворить в завесе Некрополя. Местная атмосфера покончит с остатками агрессивной сущности, очистит их… Через пару десятков лет здесь появится слабый огонек — новенький младший дух, готовый прилететь на помощь некроманту, поманившему его.

Рейнхард прячет аутем в ножны и снимать часть защитных заклинаний.

Все же ревенант — это достаточно простая форма немертвого, восставшего, он теряет большую часть умений и видит этот мир не как человек, а как дух. А духи априори проще людей. Но не все немертвые такие…

— Призыв окончен, — Рейнхард тремя жестами останавливает «алчных теней», и зеленые черепа рассыпаются, напоследок пытаясь дотянуться до горла мага зубами.

Далее следует проверка округи и пометка места с закольцованным проклятием. Он оставляет две «точки» — в месте проклятия и у дыры в стене одного из древних склепов. Нужно еще узнать, отчего произошло обрушение кладки. Впрочем, этому есть кому заняться и без Рейнхарда. Хранитель Печатей не должен расследовать каждую мелочь.

— Привет. Привет. Привет, — слышит он радостное и любопытное. Как только закончилась схватка и завеса перестала идти агрессивными волнами от чар, к нему подлетают полдюжины огоньков. Они изнывают от любопытства. Духи в принципе любопытны, иначе зачем еще им приходить в вещественный мир?

Несколько сине-зеленых вспышек воплощаются прозрачными силуэтами и тянутся к его пальцам, собирают крохи энергии — такова плата.

— Мне нужна эрди Фрея Фидлер. Проведи.

Один из огней остается и, сделав круг, выбирает направление. Рейнхард еще раз напоследок оглядывает место сражения, но так и не находит ничего подозрительного, хмурится, сомневаясь, но все-таки уходит, следуя за проводником. Тот не будет ждать вечно.

Подземные этажи живут своей особенной жизнью — пролетают над головой стаи младших духов, треща между собой, качаются на сквозняке цепи — некоторые местные мавзолеи и залы имеют весьма экстравагантное оформление. Вот стонет на раздорожье призрак — самозарождающаяся субстанция, отражение чьего-то присутствия в завесе, не способная ни на что, кроме звуков и свечения. Мимо строем проходят работники-скелеты с инструментами, скорее всего опять где-то случился обвал породы. Следом за ними зевая плетется коллега-некромантка.

— О, Лернер, давно тебя не видно было, — машет она рукой и останавливается.

Рейнхард тянет магическим поводком огонек-проводник к себе, не хватало еще ему улететь.

— Слишком много бумажной работы, Зарнатон, — жалуется он, вступая в разговор. — К тому же я закончил свои исследования в Зале откровений, теперь имею право насладиться солнцем и свежим воздухом.

— И не говори, — закатывает глаза Зарнатон. Она чуть старше его, но специализируется в смежной области магии, так что сталкивались они за последние годы часто и вполне могут общаться по-дружески. — Иногда мне кажется, что я навсегда буду пахнуть пылью и костями. Сколько не выливай на себя цветочных экстрактов…

— В лавке Сорвейн в этом месяце вышла новая коллекция ароматов, — вспоминает Рейнхард услышанное в каком-то из разговоров с коллегами.

— Пока я отсюда выберусь, все уже выгребут, — фыркает Зарнатон, но тут же отмахивается. — Ладно, работа не ждет. Слышала, у тебя ее тоже прибавилось. О Королеве здесь внизу не треплется только ленивый. Даже камень шепчет.

— Как раз иду за информацией. Навещу Запретные архивы, побеседую кое с кем. Сама понимаешь, свидетелей осталось не так и много. Тех, кто помнит и готов рассказать. Ну и сущности любят болтать, но не всегда по теме.

— Учитывая проклятия и клятвы, которые были наложены на свидетелей… Говорят, даже немертвые корчатся в муках, нарушая подобные обеты, — морщится Зарнатон. — Желаю тебе удачи, Лернер, она тебе понадобится. И будь осторожен. Кажется, явление Вестника подняло в воздух много пыли, расшевелило древние кости. Два стихийных поднятия шестого-седьмого уровня за последние дни…

— Три, — уточняет Рейнхард и показывает в сторону, откуда пришел. — Не успел отойти от входа, как встретил ревенанта-мага с воинами-рабами. Судя по одежде и применяемой магии, остатки времен Драконьей крови или Золотых ножей. Я поставил «точку» там, где открылся проход. Сам бы исследовал, но время…

— Я внесу в общий список задач, — серьезно кивает Зарнатон. — Благодарю за содействие, хранитель. Я сообщу тебе, когда закончиться исследование этого прохода. Твою долю передать в костехранилище?

Глава 9, в которой говорят черепа (1)

— Тебя давно не было, мой мальчик, — шипит эрди Фрея Фидлер.

В ее пустых глазницах тлеют мертвые синие огни, на черепе золотой обруч-корона, на шее десятки золотых цепей и ожерелий, драгоценные камни в висках и зубах. Роскошная многослойная длинная мантия по последней моде обтягивает костяное тело, но там, где когда-то было декольте, сейчас виднеются голые желтоватые ребра. Кости рук обтянуты бинтами, поверх надеты тонкие кожаные перчатки — все это не дает разрушаться телу лича. Рейнхард сам лично перетягивает эти бинты раз в год, когда эрди Фидлер капризно требует внимания и помощи.

— Наставница, — коротко кланяется он.

Ему повезло, Фидлер не ушла далеко в глубины подземных переходов. Иначе пришлось бы отложить их встречу и направиться сначала к архивам. А так поиск занял не более трех часов. Хотя еще неизвестно, сколько займет возврат на поверхность, время и пространство здесь — под Кладбищем — весьма нечеткие величины. На ужин можно не рассчитывать.

Шатер Фидлер он находит на равнинах Поникших почти сразу: среди серо-зеленых стен и темно-коричневых камней, среди тускло-медных и позеленевших статуй, барельефов и украшений на криптах, темных поломанных плит пола алые полотна режут глаза до боли. Скелеты-помощники также одеты в короткие алые плащи. И как изюминка — на шатре вышиты инициалы.

— С чем пришел ко мне, родной? — она протягивает к нему руки: звенят десятки браслетов на ее запястьях. Когда-то этот звук успокаивал его, потом пугал. Сейчас вызывает тщательно скрытое раздражение. Смерть не меняет человека, она усугубляет все, что было в человеке, и никогда в лучшую сторону. Даже если это некромант в высшей форме немертвой жизни, даже если это лич-маг.

— За информацией, наставница, — сдержанно отвечает Рейнхард.

Он не отстраняется, когда она стягивает перчатки с рук — кольца и браслеты сыпятся на пол — и касается его лица. Запах благовоний такой сильный, что от него чешется в носу. Она трогает его волосы и уши, гладит по голове, щипает неприятно и болезненно и бормочет «какой же ты все-таки славный, но упрямый, жаль, так и не выбила это упрямство из тебя», как-будто он снова ребенок или скорее домашнее животное, которое она подобрала в подворотне в трущобах Рейвтара и которое захотела выдрессировать. Именно так он встретил эрди Фрею Фидлер многие годы назад.

— Всегда по делу, — шипит она и прижимается к Рейнхарду всем телом, обхватывает его талию руками, драгоценные камни обруча на ее черепе царапают его подбородок. Но он никак не реагирует, просто молчит, даже не сжимает кулаки. Прошло то время, когда наставница играла его чувствами и на нервах. Все было и ушло: детское восхищение, влюбленность и стыд, страх, что она бросит его в одиночестве, а потом ужас, что наоборот захочет оставить его себе. Но тогда она была жива.

Сейчас он видит перед собой не женщину, а лича — сущность мага, насильно привязанную к телу, скелет, владеющий магией и памятью, одетый в драгоценности и ткани. Ничто более не вернет Фидлер жизнь, она уже умерла. И ее поведение также не может отмотать время назад — в то время, когда она приковывала к себе взгляды мужчин, заигрывала с собственным учеником, побеждала противниц на дуэлях или украшала себя очередным сверкающим ожерельем. Делала то, что доставляло ей удовольствие.

В ее распоряжении теперь оказалось больше времени, чем может представить себе живой человек за пределами Некрополя, вот только смысла в этом времени больше нет. Точнее он есть, и смысл этот — служение Некрополю и живым, вечная работа и изыскания на благо живых. Стоит учитывать этот нюанс, когда выбираешь перерождение. Иногда лучшим выходом будет обычная смерть.

Впрочем, все немертвые делают это — считают, что перерождение ничего не меняет, пытаются вести себя как живые. Даже самые искусные некроманты способны обманывать самих себя. В итоге либо немертвый сходит с ума, погрузившись в свои мечты об уже несуществующем, либо эмоции стираются, остается лишь долг.

— Королева открывает глаза, — это все, что он ей скажет.

— Действительно, ты же теперь хранитель Печатей, — шипит Фидлер. Не дождавшись ответных объятий или хотя бы возмущений, она отталкивает его, отходит в сторону, нервно натягивает перчатки и нанизывает новые кольца, оставляя лежать на полу предыдущий набор. — А пришел ты ко мне, потому что?..

— Твой наставник готовил предыдущий ритуал.

— Но не участвовал в нем, — с заминкой продолжает Фидлер, немертвый не может солгать живому некроманту. Она отворачивается, погружает руки в сундучок с украшениями и перебирает их, смотрит только на блеск золота и камней. — Старик пытался сбежать. Все, кто пытаются сбежать, погибают от проклятия.

— Но не он.

— Не он, — соглашается она. — Я уверена, он придумал, как обмануть проклятие. Но я отказалась принимать в этом участие. Чуяла, что старик недоговаривает, темнит. Впрочем, он нашел другую дурочку, которая поверила, что ее «мудрый наставник» — человек чести, знает, что делает, и уж точно не допустит, чтобы его милая младшая ученица и к тому же родственница подверглась опасности. Дура.

— Ты знаешь, что он сделал?

— Слышала краем уха.

— Что именно, эрди Фидлер?

— «Эрди Фидлер», вот как ты нынче заговорил, — бесится она. Скрипит зубами, швыряет обратно в шкатулку украшения, которые держала в руках, захлопывает крышку и разворачивается к Рейнхарду. Пламя в ее глазницах ничего не говорит о том, какие мысли сейчас бродят в ее немертвом сознании. Рейнхарду на мгновение кажется, что Фидлер готова бросится вперед и впиться зубами ему в шею, пожрать его плоть, таким образом скрыть информацию. Но мгновение проходит, приступ заканчивается, она пошатывается, недовольно глухо рычит и быстрыми жестами начинает дублировать защитные поля шатра.

(2)

— Жжется, — жалуется она, оттягивая что-то возле ребер. Рейнхарду приходится перейти на более глубокие слои магического зрения, чтобы рассмотреть паутину обета. Любой, кто касается тайны Королевы, оказывается им связан. Впрочем, личу она может причинить боль, но не убьет.

— Но говорить ты можешь?

— Все так же жесток и безразличен, от того тухнешь без любовного внимания. Какая женщина тебя выдержит, мой мальчик? — хихикает Фидлер. Но Рейнхард не поддается на провокацию. Стоит ему начать оправдываться и вспоминать, когда последний раз он выделял время на что-то серьезнее случайной ночи, и их беседа существенно затянется.

— Мне по крайней мере доступно любовное внимание, — все-таки он не сдерживается, опускается до ребяческих издевок.

— Верно, — признает Фидлер и, слава Милующему, переходит к делу. — Пробуждение Королевы — почти неизученный феномен. Данных — крохи, любые документы того периода жгли, не щадя, сам понимаешь, то, что происходило во времена Черных черепов, никого не обошло стороной.

— Сколько раз она пробуждалась? — Рейнхард проходит к столу и присаживается на его край. В шатре один стул и один стол. Впрочем, личу не нужно спать, а стул это скорее дань привычкам и удобству.

— Пробуждалась — один раз, — исправляет его Фидлер. — Предупреждение от Ветника с тех пор получали три раза, последний раз — около пятидесяти лет назад. Информация в Запретных архивах есть, я там ее и нашла, почитаешь сам.

— Итак, твой наставник услышал слово Вестника и…

— Обосрался от страха, не мог поверить, — хохочет она. — Черный шнур «требования» передавался в роду Йорнатон от некроманта к некроманту. Но обычно не везло боковым ветвям, а Никлас Йорнатон происходил из главной семьи, второй в очереди наследования. И он точно не хотел рисковать собой ради ритуала.

— Так что он сделал?

— Сбежал. Но как?.. Могу только предполагать, что это связано с условиями свидетельства. Первое, быть свидетелем может только живой, — Фидлер загибает один палец. — Но умереть тебе так просто не дадут, сработает клятва, это два. Маги того периода были чудовищами, иначе не назвать. Йорнатона корчило от боли за один намек на подобные мысли.

— Но он нашел лазейку.

— И это три. Клятву и «требование» можно передать. Иначе откуда появятся новые свидетели, когда придет время и Королева снова откроет глаза.

— Но нового свидетеля Вестник не искал, ритуал был проведен без одного составляющего, возможно, поэтому все присутствующие были стерты, как если бы не рождались, — задумывается Рейнхард, потирая подбородок. — Свидетель должен был быть ни мертв, ни жив…

— Ты такой сексуальный, когда работаешь головой…

Фидлер вмешивается в ход его мыслей, прерывая. Рейнхард скрипит зубами и поднимает на нее глаза:

— Что?!

— Захотелось посмотреть на тебя разозленного, — хохочет она, запрокидывая голову-череп. — Знаешь ли, у меня теперь не так и много развлечений в этой форме существования. Ну хорошо, не злись, дам тебе еще подсказку. Наставник ушел с ученицей и не вернулся. Она же буквально за неполных год закончила или передала все исследования и покинула Некрополь.

— У нее были причины?

— У свихнувшейся Йорнатон? Она горела этим местом, ее буквально трясло от вида костного материала, так хотелось поэкспериментировать, — шипит Фидлер. — Чтоб ты понимал, она взяла восьмой ранг в «Некротической материалистике», а ее тогда курировала Сантарон, склочная педантка, которая годами могла отправлять на пересдачи. Йорнатон должна была стать старшим специалистом, это было понятно еще в ученичестве.

— Но все бросила и уехала…

— То-то и оно, — качает головой Фидлер. — Найдешь ее — найдешь ответы. Хотя… Может быть, я все это специально рассказываю, чтобы тебя запутать, мой мальчик? Чувствуешь, как смерть стоит у тебя за спиной? Страшно?..

— Стерва, — коротко и зло бросает слово Рейнхард.

Наставница срывается с места и покидает шатер, громко хохоча. Что ж она получила то, чего желала, — его эмоции. Впрочем, лич Фрея Фидлер права: его смерть ближе, чем он планировал. Рейнхард прикрывает глаза, находит в сознании ростки паники и стирает их. Некромант не способный держать свой разум в тонусе, а эмоции — в узде, — плохой некромант, легкая добыча для сильных духов, которым хочется испытать, что такое человеческое тело.

То, что прошлый ритуал закончился уничтожением всех свидетелей, еще ничего не значит. Была как минимум нарушена процедура. У него есть время. К тому же смерть не может стать ближе или дальше, она просто есть — и все.

— Эта должна передать этому, — слышит он гулкий шепот немертвого — одного из скелетов-помощников Фидлер. — Хроники об изначальном пробуждении находятся в четвертой секции, зал времени Горного сердца. Личные дневники свидетелей — первая, третья, восьмая секции, зал времени Мертвой воды. Свидетели следующих пробуждений. Секция три, Белые топоры. Секция два, Изумрудные копья. Секция два, нынешнее время, время Водных клыков. Желаю удачи. Будет жаль, если ты умрешь так бездарно, мой мальчик.

Рейнхард хмыкает и встает на ноги. Больше от Фидлер он ничего не добьется, по крайней мере, сейчас. Стоит наведаться в архивы. К тому же там должен быть один из свидетелей пробуждения.

Глава 10, в которой заканчиваются приготовления (1)

Запретные архивы встречают Рейнхарда истошными криками. На полу корчится подросток в форме ученика, прижимая руки к лицу. Но старик-архивариус не спешит ему на помощь, сначала заканчивает раскладывать ветхие тома, которые держит в руках, по полкам и только тогда направляется медленным шагом к пострадавшему. Рейнхард осматривает приемный зал, потом уделяет внимание тому, что лежит на столе, рядом с которым упал ученик, и многозначительно хмыкает. Если пострадавший не умер, то уже и не умрет, по крайней мере, не от этого проклятия.

— О, эрд хранитель! — архивариус замечает его и переключается, оставляя ученика все так же лежать. — Мы вас ждали. Конрад, хватит рыдать, приведи себя в порядок. Разве можно в таком виде появляться перед старшими специалистами? Что о тебе подумают? Какую репутацию ты себе заимеешь?!

— С-сейчас, наставник, — бормочет ученик и пытается упереться ладонями о пол, но тут же падает обратно на бок и хнычет. Сущий ребенок. Сколько ему? Вряд ли больше пятнадцати-шестнадцати. Рейнхард наклоняется и заглядывает ему в лицо: так и есть, ученик подхватил обычное разъедающее проклятье — болезненное, неприятное, сложно снимаемое, но последствия вполне обратимы. Справиться с ним проще, если очаг находится на теле, а не на лице, но…

Спящее разъедающее проклятие это любимая забава архивариусов Запретных архивов. Любят они склеивать им страницы книги, чтобы неосторожный читатель, читай, ученик, которому здесь не место, который прошмыгнул в архивы без спроса, поплатился. Открываешь книгу, а со страницы на тебя летит проклятие. На Рейнхарде подобная ловушка не сработает, то, что он хранитель Печатей Некрополя, прописано на его сущности, и этого хватит, чтобы проклятье увяло, не дотянувшись. Другие его коллеги также вполне способны себя защитить от подобных мелочей. Но ученик…

Хм-м, что делает сущий ребенок так глубоко под Некрополем?

— Здесь не самое безопасное место для такого молодого мага, — отмечает Рейнхард и со вздохом берет подростка за плечо, тянет его на себя, заставляя встать на колени.

Кожа на лице почернела, веки спеклись, но глазные яблоки не слишком пострадали. Даже слезные каналы не тронуты. Рейнхард обхватывает ладонями лицо и проверяет, насколько глубоко повреждена кожа. Из приоткрытых потрескавшихся окровавленных губ вырывается стон боли, тело подростка тут же начинает дрожать сильнее. Но Рейнхард не обращает внимания. Он проверяет тщательно, не пострадали ли мышцы, потом залезает пальцами в рот и щупает щеки изнутри. Губы быстро восстановятся. К сожалению, ноздри запеклись сильнее, и без инструментов не понять, насколько пострадали носовые ходы и деформировались хрящи.

— Значит, попытка защититься была… — бормочет себе под нос Рейнхард, заглядывая глубже. Остатки проклятья в магическом зрении висят лохмотьями. То есть ученик знал о проклятии, пытался противостоять. — Фенгелор, я уверен, вы знаете, как этот неокрепший ум оказался так глубоко под Некрополем.

— Эрд хранитель, позвольте представить вам Конрада Фенгелора, моего приемного сына, — отвечает старик.

Рейнхард удивляется, но не спрашивает, отчего вдруг архивариус в свои девяносто с чем-то решил усыновить ребенка. Каждый имеет право на те приготовления к смерти, которые ему ближе. Кто-то выбирает форму нежизни, кто-то подготавливает себе наследника, а за кого-то все решает семейство. Единственное, что интересует Рейнхарда, есть ли родственные связи между этими двумя, поскольку Фенгелор — это некогда древняя и богатая семья. А такие не усыновляют кого попало, даже если от богатства семьи остались только склепы и гробовое золото, которым не расплатишься в мясной лавке.

Но в следующее мгновение он видит то, что становится ответом на все вопросы.

На запястье подростка затянулся шнур «требования».

— Свидетель больше не вы, так? — уточняет Рейнхард у архивариуса. Тот пожимает плечами и, смеясь, отвечает:

— Кажется, у меня осталось даже меньше времени, чем я планировал. Моя кровь больше не сворачивается, несмотря на переливания и попытки приживления кроветворных тканей.

Рейнхард кивает. Работа с артефактами, особенно агрессивными, особенно под Некрополем, небезопасна. Можешь попасться в ловушку древнего проклятия или подцепить агрессивного духа, который жаждет смотреть твоими глазами. Но даже если ты осторожен, конец твоей жизни не будет приятным. Пыль с бесчисленных книг и чернильные частички, миазмы от древних чар, постоянные искажения завесы в этих местах, сам воздух — человеческий организм не выдерживает, сосуды рвутся и кровь не останавливается. Архивариус Фенгелор продержался немало лет, будучи сильным и внимательным магом. Но смертельная болезнь доконала и его.

— Наши специалисты дают мне не больше года, — пожимает плечами архивариус.

А Рейнхард всерьез задумывается. Интересно получается: свидетелем не может быть тот, чья смерть уже близка. Вот только это должна быть естественная смерть. Знал ли об этом Йорнатон? Мог знать. Но отчего же Вестник не выбрал другого свидетеля?..

— Ладно, давай приведем тебя в порядок, эрд Конрад Фенгелор, — Рейнхард тянет подростка за плечо, ставя на ноги, и толкает вперед — в ту сторону, где находится комната для отдыха. Там есть где сесть, где положить и чем зафиксировать пациента.

— Я принесу набор инструментов, зелья и… — архивариус задумывается. — Он должен быть в сознании?

(2)

— Так что думаете о пробуждении, эрд архивариус? — Работы немало, но разговор его не отвлечет.

— Предыдущим свидетелем со стороны Фенгелора был мой старший брат.

— Он не был служащим Некрополя?

— Нет, что вы, — смеется архивариус. — Седьмой королевский некромант, высокородный эрд-магистр. Был бы пятым, но денег и связей не хватило.

— Вот значит как, — невнятно тянет Рейнхард.

Королевские некроманты — в большей степени вельможи, чем некроманты. Они присутствуют при короле в качестве советников, иногда как дипломаты отправляются в другие страны, чаще всего являются представителем своих семейств. Чем меньше номер, тем могущественнее та сила, что за твоей спиной, богаче твое семейство и смертоноснее артефакты в твоей сокровищнице. Королевские некроманты к тому же могут быть наставниками, и это тоже платная услуга. Впрочем, такое обучение — это хороший старт для желающих остаться при королевском дворе.

— Сами понимаете, отношения между нами были прохладные, — хмыкает архивариус.

Служащие Кладбища великих древних королей — в том числе старшие служащие и хранители всевозможных Печатей, тайн и ценностей Некрополя — всего лишь служащие, давшие клятву. Даже если они и походят из знаменитых и древних семейств. Некрополь почти успешно стирает грани между высокородными и простолюдинами, здесь ценятся знания, кости и гробовое золото. Здесь возможно стать из помойного бездомовца хранителем Печатей. Но за пределами этого места все совершенно иначе. И если Некрополь прохладен к проявлению чувств и просто продолжает жить в своем темпе, то королевские некроманты — эрды-магистры — спят и видят, как бы получить контроль над тайнами и возможностями Некрополя.

— Но он участвовал в ритуале.

— Сначала пытался снять шнур и едва не лишился руки. Ушел в отрицание, мол, если проблему не замечать, то ее и нет. Ничего не хотел знать, не спрашивал. Приехал на ритуал, промчался мимо, сказал, что нам нужно поговорить… и больше я его не видел, — вздыхает Фенгелор.

— Следов действительно не осталось? — Рейнхард отбрасывает в кювету скальпель и берется за пинцет, чтобы снять то, что уже не нужно.

— Их должно было быть пятеро, сравнительно небольшой ритуал для такого уровня сущности. Призывают всегда пятерых. Четыре мага, чаще всего некроманта, из древних и знатных родов — Йорнатон, Фенгелор, Сатарин, Видеран. И один из хранителей Печатей Некрополя. В нашем случае это вы, эрд Лернер.

— Никогда не понимал, по какому принципу распределяются обязанности хранителей. Почему мне вместо этого свидетельства не достались Склепы времен Золотых Ножей? Так хоть посмотреть есть на что, — фыркает Рейнхард и склоняется над пациентом. Его зрачки реагируют на свет, с носом тоже не все так плохо.

Рейнхард набирает в стеклянную трубку мерку нейтрализующего зелья и капает на очищенную плоть. Реакция его устраивает. Живые ткани реагируют в пределах нормы и на зелье-активатор регенерации. Подростку, конечно, предстоит еще одна операция, уже не Рейнхард, а кто-то другой, восстановит ему веки и форму носа, подправит губы, но в целом проблем быть не дожно. Даже шрамы можно постепенно свести.

— Если кто и знает принцип, то не признается, — пожимает плечами архивариус. — Хранитель всегда меняет хранителя. Право свидетельствовать перешло от брата ко мне. А потом оказалось на запястье моего сына. Йорнатон не явился к ритуалу, хотя мой брат поделился, что сама мысль «не явиться» вызывала у него сильнейшие головные боли.

— Говорят, Йорнатон возился со своей родственницей, младшей ученицей.

— Тот, кто «говорит», это эрди Фидлер? — фыркает архивариус. — Эта эрди может много что сказать… Впрочем, ее развязная речь не отменяет того, что Фидлер была всегда в курсе всего. А что родственница?

— Уехала.

— Тогда с этим запросом в отдел кадров. И можно поднять данные межевой службы. Но лучше бы знать период отъезда.

— Только и делал в последнее время, что мечтал метаться по стране и заглянуть в соседние, — вздыхает Рейнхард, не обращая внимание на тихий смех архивариуса. — Кто еще из свидетелей укатил в заоблачные дали?

— Сатарин не выезжает из своего особняка уже лет тридцать как. Но жива.

— Я, кажется, припоминаю. Добровольное оставление обязанностей служащего Некрополя по состоянию здоровья. Пошлю ей послание.

— Лучше бумажное письмо, а не духа-«заметку», — советует архивариус. — Вокруг ее семейного особняка слишком много ошметков старинных чар еще тех времен.

— Не лишено смысла, — кивает Рейнхард и задумывается: — Кто остался? Видеран? Около семи лет назад Феликс Видеран стал личем, я лично провел церемонию. Но кто стал его наследником я не интересовался. Видеран-Видеран…

— Вам понравится, — хохочет архивариус. Рейнхард в тот же миг понимает, что старик ничего приятного не скажет. Он готов, но все же не сдерживается, скрипит зубами, слыша имя: — Эрд-магистр Йонатан Филипп Видеран.

— Блуждающий ему в ухо, — бормочет Рейнхард.

С этим Видераном он знаком даже слишком близко. Во-первых, они примерно одинакового возраста, возможно, Рейнхард на пару-тройку лет старше. Во-вторых, наставнице Фидлер очень нравилось сбивать спесь с королевских некромантов, вызывая их на дуэли, она сама участвовала и, как только это стало возможным, начала выталкивать на арену Рейнхарда, не спрашивая его желания. В-третьих, не выигрывать Рейнхард не мог, проигрыш стоил бы ему слишком дорого. Результат — один официальный враг в лице Йонатана Филиппа Видерана.

Глава 11, в которой героиня расслабляется

Дороги Илливатеры встречают меня неласково, не успеваем мы отъехать от Котты, как начинается мелкий и противный дождь. Да, я видела легкие облака на горизонте, но они не были похожи на дождевые. Возница бурчит себе что-то нелестное под нос и натягивает капюшон, я же кручу ручку и закрываю окошко в повозке. Сразу становится душно, повозка не новая, стены, обычно обтянутые тканью, вытерлись, запах стоит соответствующий — пыли, смазки для колес и сырости. За те деньги, что я заплатила, можно было нанять что-то приличнее. Вот только служащий отеля очень рекомендовал именно этого возницу, и он действительно соглашается молча вести меня прочь из Котты — туда, куда я скажу.

Возможно, я слишком тревожусь. Возможно, переоцениваю желание брата меня унизить и наказать. Ему ведь невыгодно, если меня поймают с сундуком, полным некромантских вещичек. Но если я останусь без документов и сундука, если останусь без средств и вещей, без места, куда можно вернуться или где в безопасности провести хотя бы несколько ночей… Да, это его устроит.

Из Котты в сторону Окрейна ведет несколько дорог, которые в итоге сливаются в один широкий тракт. Расстояние не особо большое, преодолевается за три дня пути, даже если заезжать в небольшие города ради ночлега. Где-то за час до границы начинается межа — пункты проверки. Там будет опаснее всего — слишком много охотников за головами, слишком много чистильщиков. Где еще искать преступника-некроманта, как не на границе с Окрейном? Я достаточно слышала о том, как пересекают межу, от контрабандистов и просто торговцев.

И есть у меня подозрения: даже без сундука пройти через границу мне будет ой как нелегко. Брат фактически должен быть рад, когда я покину Иливатеру. Но в благородство Рандора я не верю. Отправить на межу сообщение об опасной некромантке, которая еще и пользуется документами его сестры, естественно полученными обманом или украденными, он вполне мог.

— Эрди, куда поедем-то? — стучит в перегородку возница. — Ваше «прямо» закончилось, дорога расходится по сторонам. Влево — это в Юзские каменоломни и Севетор. Вправо — Мизха, богатое село, но последнее на дороге к границе. Рынок там шикарный, но близко я бы подъезжать не стал. Я — приметный, вы — тоже эрди приметная. А там куда не плюнь, в чистильщика попадешь!

— Поворачивай в Севетор. Там наши пути разойдутся, — я наконец решаюсь.

— Как скажете, эрди, мое дело маленькое, везти, куда скажут, и денежку получать за это, — хмыкает возница и торопит лошадей. До заката не так и много времени осталось.

Севетор ни капли не похож на Котту — скорее крепость, чем мирный город, ни грана роскоши и минимум золота. Высокие грубые стены, серые камни, железные колья на городских воротах, неулыбчивые стражи-маги не добавляют ему прелести. Гнетущее ощущение скорой беды не покидает меня ни на мгновение, стоит нам въехать в город. Не спасают положение ни яркие вывески, ни музыка на площадях в честь какого-то местного праздника. Впрочем, стоит мне задрать голову, как все становится на свои места.

Севетор прижимается к Мертвым горам, которые когда-то назывались Белыми. За городом начинаются входы в старые каменоломни, над городом возвышаются скалы с виду неприступные. Но если выйти на площадь, где горы будут виднее, и посмотреть выше, в левой части скального массива на фоне последних лучей заходящего солнца будут чернеть развалины замка. Черное пятно в истории всего континента.

Некогда это был символ Сиятельной империи, богатой, мощной, гордой. Она занимала почти половину континента, легко могла сдерживать кочевые народы пустынных степей и топить корабли Китовых островов. Но потом настали времена Черных черепов, замок стал обителью Немертвых повелителей, откуда они управляли ордами ревенантов, где создавали подобных себе. Сейчас же эти руины — проклятое даже некромантами место, все мосты и дороги к которому разрушены и перекрыты.

Прошло немало лет с тех пор, как закончился террор немертвых. Времена Белых топоров начинались с периода гонений, когда некромантам нигде не было спокойствия. Не жалели даже тех, кто сражался против Немертвых повелителей. Потом Империя распалась на отдельные страны, и стало не до некромантов. Пришло время Изумрудных копий, некогда союзные армии бились друг против друга, короли и князья делили территории. Потом были времена Песчаных криков и великой засухи, когда кочевники пустынных степей бежали от огня и голода, сносили поселения на своем пути, осаждали города. Сейчас же в храмах духов-покровителей провозгласили время Водных клыков. Я уверена, что это связано с княжеством Градтир и Проклятым приливом, а может, сам прилив только одно из проявлений чего-то более зловещего и более разрушительного, о чем мы еще пока не знаем. Вот только сколько бы столетий ни прошло, а руины императорского замка все еще вселяют жуть, стоит лишь глянуть на них.

Я снимаю комнату в отеле в самом центре города. По сравнению с ценами Котты здесь совсем недорого, магии меньше, люди реагируют на все проще. Стоит поинтересоваться, где арендовать алхимическое оборудование и лабораторию для варки зелий, как советы сыплются со всех сторон. Одновременно с осторожными расспросами, а не продаю ли я готовые зелья.

Можно отказаться, не брать заказы. Вот только мне нужны деньги, они лишними не будут, а еще информация. Неизвестно, что ожидает меня дальше. В Севетор заезжает немало торговцев и путешественников, прежде чем направиться в сторону Окрейна, здесь можно качественно отдохнуть и закупиться, еще и чистильщики не стоят за спиной. Я легко смогу влиться в местное сообщество, если буду полезной, я делала это не раз и всегда срабатывало.

Глава 12, в которой поймали некроманта (1)

— Тише, эрди, здесь никаких некромантов нет, — закатывает глаза молодой чистильщик, оценивающим взглядом скользит по мне и кривится. Ну да, перед ним не юная восторженная эрди, которую он готов ловить в свои объятья, когда она будет падать в обморок. Я мысленно фыркаю, а вслух возмущаюсь:

— Сиятельный вам в помощь, чего тогда такие ужасы говорите?!

— Действительно, эрды, у меня приличный отель, спокойное и уютное место, — выступает эрди хозяйка. — Зачем вы мне сейчас всех клиентов распугаете! Где такое видано?!

— С некромантами шутить не стоит! — снова выступает молодой, и его коллеги не выдерживают, утягивают слишком болтливого за спины, чтобы не выступал, не мешал более старшим и опытным разговаривать без излишних эмоций.

— Прошу простить, эрди, он у нас молодой и глупый, новичок, — примирительно выставляет ладони старший чистильщик. — Естественно, у вас здесь некромантов нет. Но если уж увидите, то просьба сообщить.

— К-как же их увидеть? — снова пищу я, теперь уже прикрыв рот рукой. В этот раз притворяться не нужно: меня и так трясет от ужаса. Вдруг и правда я чего-то не знаю. Вдруг магию можно распознать, даже если я ничего подозрительного не совершаю. Хотя вряд ли, в школе нам про это не рассказывали. К тому же я магесса без посвящения, большую часть некромантских чар я не осилю и не знаю. Или это мой сундук опознали? Нет-нет, не стоит накручивать себя заранее!

— Словесный портрет имеется, — чистильщик достает листы бумаги из внутреннего кармана форменной куртки. — Молодой мужчина или женщина, возраста молодого, волосы короткие, падают на глаза, черные, глаза — цвет неясен, возможно, зеленые, нос — неровный, с горбинкой. Был одет в черный плащ с капюшоном, коричневые сапоги, на пальцах золотые кольца поверх черных перчаток. При себе имел большой заплечный мешок. Подозревается в краже книг из Фалейской академии магических искусств.

— Таких мы точно не видели, — качает головой эрди хозяйка. А я мысленно добавляю «и не увидим».

Неизвестно, некромант это или просто обычный маг, или не маг вовсе, описание настолько стандартизировано и упрощено, что хочется смеяться. Черные волосы и нос с горбинкой — каждый пятый в Севеторе может подойти. Достаточно снять плащ и переодеться, покрасить волосы или зачесать их, убрать кольца и сменить заплечный мешок на сундук или сверток с одеждой — и все. Проблема, конечно, заключается в украденных вещах. На книгах могут быть чары слежения или самовозгорания, встречаются также проклятые тома или банальная отрава на страницах. Это если речь идет о редких или древних томах. Ведь смысла красть что-то распространенное и обычное из Фалейской академии магических искусств нет, она весьма хорошо охраняется в отличие от обычных школ магии. Чтобы получить разрешение на посещение, мне пришлось отдать столько же, сколько я плачу за месяц за аренду квартиры. И это только официальная часть, десяток делий взятки не в счет.

Чистильщики уходят, оставив лист с описанием. Я на всякий случай интересуюсь:

— А если увижу, то куда обращаться?

— Не найдут они никого, — эрди хозяйка закатывает глаза. — Такие патрули ходят постоянно, это уже надоевшая шутка. Как праздник в городе, так какой-то идиот пишет донос, что видел жуткий череп, воющий в полнолуние, или мертвеца с ногой в руке, или мага с зелеными глазами — как те два светильника! Местным было смешно первые годы, но с тех пор десятилетия прошли…

— Ого, это кто ж такой упорный? — вырывается у меня удивление.

— Знала бы, руки ему оборвала, — фыркает она. — Чистильщики из-за того в городе бродят — настроение испорчено. К тому же некоторые в Севеторе и рады были бы некромантам.

— Ч-что?! — вырывается у меня восклицание.

— Милая Аллис, я за практичный подход ко всему. Ты замок-то видела на горизонте? Жуткий такой. Я бы лично пригласила посольство из Окрейна и отдала им земли, как раз в той стороне. Всем будет спокойнее, — вертит указательным пальцем у меня перед носом эрди хозяйка.

— А входы в старые каменоломни? Если возобновлять поиск и добычу полезных руд, как минимум три-четыре отряда некромантов нужны, чтобы защитить рабочих от всей той странности, что там обитает, — шепчет из-за регистрационной стойки ее помощница.

— Вот-вот. А магия — это магия. Одним ножом, например, можно порезать и курицу, и человека. Но почему-то наш эрд Тоффина пользуется своим арсеналом не для убийства, а на кухне. Так и с некромантией… В принципе с любой магией. С любым человеком, — эрди хозяйка пожимает плечами. — Уж сколько в этом отеле было постояльцев, а все разные. Из Окрейна торговцы были, может быть, и некроманты были. На них же не написано, а внешне как обычные люди.

— Прогрессивно, — удивленно бормочу я.

— Практично, — замечает эрди и добавляет: — Моя прабабка была местным архивариусом. Не было бы Севетора сейчас, если бы тогдашние некроманты не выступили против Немертвых повелителей. Этими землями повелители хотели отступать, набрать по пути среди обычных работяг себе мертвых солдат. Но им этого сделать не дали…

Я выхожу из отеля в задумчивом настроении. Удивительно, как различаются люди в городах Иливатеры, хотя традиции одинаковые. Возможно, жители Севетора слишком часто видят замок на горе — напоминание о далеком и жутком прошлом. Возможно, в столице слишком много чистильщиков, от того любое упоминание некромантии только шепотом и при закрытых дверях. Кто знает?.. С этими мыслями я захожу в лабораторию и щелкаю переключателем на стене — искрят светильники. Никакое настроение мне не должно помешать выполнить уже оплаченные заказы!..

(2)

В желтом свете артефактов я наконец вижу напавшего и не сдерживаю нервного смешка. Что я говорила про описание некроманта? Что скрыться проще простого, нужно только слегка поменять образ? Так вот я не учла, что для того, чтобы поменять образ, до этого нужно додуматься. И сейчас передо мной на полу лежит молодой парнишка — лет восемнадцати или около того — тонкий, черноволосый, в черном плаще и с заплечным мешком. Коричневые сапоги и черные перчатки с золотыми кольцами прилагаются.

Интересно, маг ли, некромант ли? На всякий случай я создаю маленькую, но очень яркую шаровую молнию — мои самые опасные и фактически единственные атакующие чары. Несмотря на размеры, человека средних габаритов выведет из строя.

— Дернешься, мало не покажется. Отвечай, что ты тут делаешь? — я подбираю подол платья и присаживаюсь на корточки рядом с ним.

Парень трясет головой, приходит в себя, пытается пятиться от меня и выставляет вперед руку. Натыкается на мою молнию, шарахается. Я чувствую, как начинает отзываться завеса, готовая воплотить его чары, и в ней появляются сладковатые, такие знакомые нотки. Он совсем головой больной?! Некромантия посреди города!

Я резко рявкаю громким шепотом:

— Тебе голова на что дана, чтобы есть? Чистильщики на пороге.

Пальцы парня начинают дрожать, чары так и не оформляются. Я молчу, что приход чистильщиков и мне не выгоден. Зачем мне давать лишний повод брату узнать обо мне? Но все же я в Севеторе официально, а этого идиота-некроманта разыскивают толпой. Что же делать?..

— Сейчас ты встанешь, снимешь свой дурацкий плащ и кинешь его в печь. Туда же заплечный мешок, — командую я.

— Н-нет! — взвивается парень, но тут же замирает под моим взглядом. Возможно, он уже прошел посвящение и сильнее меня в магическом плане, но мой жизненный опыт больше имеющегося у него. И сейчас я точно знаю, как действовать, как обезопасить себя.

После того как мы разругались с братом, жизнь стала сложнее. Без посвящения мне не стоило даже смотреть в сторону высшей магической школы. Спокойнее было бы варить зелья и не высовываться. Но мне хотелось большего на свою голову.

Никто не говорил, что работать с контрабандистами и черным рынком безопасно. Пока я не нашла проверенных поставщиков, меня грабили, били, пытались содрать одежду и изнасиловать, предлагали купить ингредиенты за интим и так далее. Успешные стычки, когда я становилась победительницей или сбегала без проблем, случались реже.

Один раз меня чуть не прикончили: очнулась я в подворотне, лицо в крови, платье на животе прижарилось к коже, ноги в синяках, одна подвернута. Чудом жива. Рядом висел младший дух. Большой плюс стычек с коллегой-некромантом, тебя не добьют, даже проконтролируют, чтобы ты не сдох. Кто знает, вдруг у противника специальное проклятие на этот случай припасено, или он станет в посмертии мстительным духом и придет за своим убийцей. В тот день мне повезло — я выжила.

Через несколько лет я встретила того, кто не стал меня добивать. Он уважительно мне кивнул, я кивнула ему в ответ, и мы разошлись в разные стороны. В этот день мы не были конкурентами. Шрамы от ожогов на животе я оставила как напоминание, что нужно всегда думать наперед — без жалости бить, когда нужно, и так же миловать, когда тебе это выгодно.

— Содержимое выложи на стол. Мешок и плащ — в печь. Или так, или я тебя обездвиживаю и выкидываю на улицу. Мне еще и монет дадут. Ну?!

— Х-хорошо, не надо звать чистильщиков, — сдается он даже быстрее, чем я рассчитываю. В глазах я вижу обреченность и страх, скорее всего, он уже успел столкнуться с властями Иливатеры. И, кстати, глаза у парня как по заказу — зеленые.

Я развеиваю молнию, приоткрываю дверь лаборатории и вешаю табличку «занято, идут опасные работы». Теперь никто не сунется. Запираю дверь на засов. Парнишку я не боюсь. Если он применит магию, я почувствую. А сбежать… В лаборатории из выходов только одна дверь, канализация в туалетной комнате и вытяжка под потолком. Некроманты не становятся духами по своему желанию и не превращаются в змей, какие бы сказки ни рассказывали в Иливатере.

— Я все, ч-что мне дальше делать? — слышу я заикающееся и оборачиваюсь.

Он действительно все. Плащ и рюкзак в холодной печи на дне, я киваю парню на рычажок, который зажигает огонь, мол, обслужи себя сам. На лабораторном столе лежит все имущество незадачливого некроманта: две книги, деньги, промасленный сверток, пахнущий колбасой, кучка несвежей одежды, пара незнакомых мне артефактов. Никаких документов, что с одной стороны, странно, а с другой, резонно. Вор не станет носить при себе свое удостоверение личности, это было бы вкрай глупо.

— Рубашку тоже долой, надень вот эту, грязно-бежевую, с пятном, — я осматриваю его с головы до ног. — Штаны оставь, перчатки и сапоги снимай, дам тебе краску, будешь красить. Кольца… Вот шнур, повесишь на шею, чтобы не потерять. Потом займемся твоими волосами. Стригу я криво, но лучше так, чем за решеткой. Вопросы, возражения?

— Никаких возражений, — почти шепчет он. — Хочу только знать, что я вам буду должен. Вы же это не просто так делаете? Вам что-то нужно.

— Естественно, нужно. Так я и не храмовница, чтобы задаром помощь оказывать, — я фыркаю, но запинаюсь. Парень как раз снимает рубашку и… Ну что ж, он определенно знает, что такое «отвратительные дни». Длинные покрасневшие, кое-как зажившие полосы на спине это не то, что можно получить случайно. Такие остаются от тонких розог. Ими все еще наказывают в Иливатере, правда, не магов, а мечников-воинов, и за крайне серьезную провинность. Но я не знаю, как обстоит дело с наказаниями в Окрейне.

Глава 13, в которой некромант кается

Вернеру Йорнатону восемнадцать лет и четыре месяца, и он действительно некромант. Закончил академию в своем родном городе, удачно прошел посвящение и, как ему казалось, выиграл в лотерею. С одной стороны, семья Вернера принадлежит к знатным, а с другой, сам молодой некромант находится где-то в самом конце очереди на наследование, боковая ветвь, ненужные потомки. Поэтому попасть после посвящения в ученики к королевскому некроманту, к эрд-магистру — это действительно великая удача. Так ему казалось.

— Эрд-магистр просто очень строг и требователен, — трет красный нос Вернер и запихивается бутербродом с ветчиной, который я принесла с собой в качестве перекуса на работе. Так и хочеться спросить, что ел некромант все это время, пока был в Иливатере, но я сдерживаюсь. У парня живот к позвоночнику прилипает, и даже если у него черви в кишках, так все равно быть не должно.

— Насколько строг? — интересуюсь я.

— Иногда очень, наказания есть за непонятливость или излишнее любопытство, если споришь или тревожишь не тогда, когда нужно, — он неловко дергает плечами, и я подозреваю, что это эрд-магистр его и бил. — Но он очень отходчивый! И всегда дает шанс исправиться!

Я понимающе вздыхаю и опускаю голову на руки. Да, я знаю, что это такое: ты изо всех сил пытаешься понравиться взрослому. Нет разницы — тебе четырнадцать лет или восемнадцать. Кажется, что дело в тебе, именно ты где-то ошибся, что-то испортил, что-то не так понял, а взрослый не может ошибаться, наказание было оправдано и так далее, тому подобное. Кажется, что стоит потерпеть еще немного — и тебя одобрят, похвалят, оценят. Ха.

Вот только скажи я Вернеру, что его эрд-магистр — сволочь, он не поймет. По крайней мере, сейчас не поймет. Иначе возникает вопрос: зачем я столько страдал, ради чего, ради эфемерной возможности заслужить признание человека, который в общем-то сволочь и не станет относиться ко мне лучше?

Поэтому я просто вздыхаю и говорю другое:

— Значит, твое наказание — это достать наставнику книги.

— Да. Он сказал, какие и где их искать.

— А он сказал, что эти книги нельзя выносить? Что тебе придется их украсть? — я многозначительно дергаю бровями. Вернер мнется и бормочет:

— Он сказал, что это проверка моих возможностей. А по возвращению он пригласит меня в свою исследовательскую группу и возьмет с собой на прием в королевский дворец. А это очень почетно! Ну и как его ученик, как будущий королевский некромант, я должен справиться со всеми проблемами. Мою магию никто не остановит, ведь в Иливатере нет некромантов…

— Потому что здесь и без некромантов магов хватает! — повышаю я голос, и Вернер тут же сжимается, прячет голову в плечи. Очень говорящие привычки. — Расслабься. Уже чудо, что ты каким-то образом нашел Фалейскую академию магических искусств, пробрался внутрь, вынес книги и добрался обратно до Севетора.

— Н-нас было трое, — едва слышно отвечает он. — Ульрих попался в ловушку в академии, Ангелику ранили на пути обратно.

— Ясно, — вырывается у меня стон. В принципе никаких вопросов к магам Иливатеры у меня нет. И к чистильщикам в данной ситуации тоже. Воров и грабителей нужно выслеживать и карать. Если они сопротивляются при задержании, то применяют силу, вплоть до калечащих и убивающих чар. Но если некромантов гнали такой толпой, то что они успели натворить? — Вы кого-то убили?

— Н-нет! Я надеюсь, что нет, — мотает он головой так, что кажется, он оторвется.

— Прокляли?

— Д-да, Ангелика призывала пьющие сущности, были некрозные проклятия, ужасные тени, огни блуждания и морочащие духи, — признается он. — И скелеты…

— Какие скелеты? В Иливатере кремируют! — я хватаюсь за голову, от одного списка проклятий мне уже плохо. Именно после таких случаев некромантов в Иливатере начинают искать с еще более жуткой целеустремленностью!

— Скелеты животных были в соседнем здании. Там музей естествознания.

Я сразу вспоминаю этот самый музей, действительно там были скелеты, даже драконий был. Впрочем, это только усугубляет ситуацию. Трое некромантов проникли на территорию соседней страны, вломились в магическую академию силой, раскидывались проклятиями, чтобы отбиться от охраны, «оживили» скелеты животных, то есть вселили в них временно духов. Один погиб в академии, вторая — во время погони. Последний скитался по мусоркам и подворотням, спал чуть ли не в звериных норах, ел траву и мусор, спасся чудом от патрулей и теперь пытается перейти границу с Окрейном.

— Как тебя не поймали у стен Севетора?

— Здесь почти все дороги отмечены «заметками» и «точками», — ошарашивает меня Вернер. Я озадаченно дергаю бровью и вспоминаю, что особо не приглядывалась, когда ехала. — Некоторые старые, даже непонятно, что за сообщения в них. Какие-то новые. Кажется, раз в пару лет служащие Некрополя объезжают места древних битв с немертвыми, проверяют, не изменилась ли завеса, нет ли дыр или утоньшений.

— Утоньшений?

— Так ведь мало ли что захочет вернуться из-за завесы в таких местах… — передергивает плечами Вернер. Его слова мне непонятны, потому что всем известно, что завесу нельзя прорвать, оттуда ничего не возвращается. Иначе мир ждал бы коллапс. Как вода вытекает из дырявой фляги, так и сырая магия хлынула бы к нам. Но, видимо, магическая наука в Окрейне не достигла тех же высот, что в Иливатере. Впрочем, спорить сейчас нет смысла, и я только киваю, мол, хорошо, я тебя поняла, а теперь вернись к тому, как ты оказался в Севеторе.

(2)

— По «точкам» я добрался до старых каменоломен, прошел отмеченными путями и оказался внутри города.

— Почему в моей лаборатории?

— Близко к городским стенам. И она была пустая, когда мы здесь останавливались в прошлый раз. Самая крайняя и заброшенная, никто не заметил, мы и документы тут спрятали, — признается Вернер. — Ульрих нам варил зелья и вкусную похлебку… Он женился недавно…

Я проглатываю злые слова, потому что это идиотизм — выполнять подобные задания. Где были их головы, хочется спросить. Но к сожалению, ясно и так, где именно, как-будто в Иливатере такого нет — и среди простых мастеровых, и среди магов. В зависимости от традиции и области знаний наставник может даже распоряжаться имуществом ученика, разрешать и запрещать ему свидания с семьей, друзьями или любимыми, регулировать, что ученик носит и что ест. Не выполнить задание наставника — иногда это перечеркнуть свою будущую карьеру, нередки случаи отвратительного отношения к ученикам — домогательства, битье, скотские условия.

Является ли это повсеместно распространенным? Нет. Стоит ли ждать, что подобное отношение исчезнет само по себе? Тоже нет. Конечно, есть законы, которые регулируют сферу отношений между наставником и подопечным, но так редко в резонансных случаях удается добиться хоть какой-то реакции от королевского двора и справедливого осуждения! Особенно когда этот наставник мастерит амулеты и поставляет их ко двору еще со времен деда нынешнего короля.

Одно хорошо — в Иливатере ты можешь выбрать альтернативу. Присоединиться к гильдии мастеровых или стать послушником в одном из храмов, поступить за деньги или по собеседованию в одну из высших академий — то есть добиваться своего места в этой жизни с большими затратами времени и сил. Скорее всего, стать королевским поставщиком у тебя не выйдет, но свои пирожные каждый день есть можно будет.

Наверное, и в Окрейне есть выбор. Только вот кто в семнадцать-восемнадцать понимает всю тяжесть последствий? Особенно когда наставник — знаменитый и влиятельный, и ты им восхищаешься, а еще хочешь утереть нос своему семейству, которое считает тебя неудачником.

— Книги вы достали, — я киваю на лежащие на столе тома.

— Д-да, — тихо соглашается Вернер и потом несмело спрашивает. — Так что со мной будет?

— Больше всего сейчас мне хочется сдать тебя чистильщикам, — мрачно отвечаю я. И это так. — Ты посмел приехать в чужую страну, чтобы воровать и проклинать. И еще неизвестно, все ли проклятия обратимы и не умрут ли пострадавшие. Здесь нет некромантов. А маги духа или те же храмовники иногда не могут справиться с последствиями!

— Я не… — блеет что-то Вернер, но мне все равно на его оправдания. Сейчас не время молчать и жалеть его.

— Вы — да! Вы — грабители! И не надо говорить «я не знал». Все ты знал. И твой обожаемый наставник — тоже знал. Потому что ему все равно. И тебе уже все равно, как ты пройдешь к своему будущему — по чужим головам и трупам или честной дорогой. В следующий раз, кстати, он запорет тебя розгами до смерти, и все будут смотреть и сожалеть, не никто не вмешается и не поможет!

— Я, я не… — он снова принимается утирать слезы.

— Жалко себя, да? — понимающе цежу я слова. И мне себя было жалко. Когда я видела счастливых молодых магов, которые прошли посвящение, в кругу своих семей и друзей. Они шли дальше — туда, куда мне вход был закрыт. Как же мне хотелось стать жутким некромантом и всем отомстить — и этим счастливчикам, и брату, всем доказать, что я могу! Наверное, так и присоединялись к Немертвым повелителям. — Конечно, себя жалко. И для себя хочется самого лучшего. А никто не подскажет, как этого «лучшего» добиться. Для этого по идее и существуют наставники. Но кроме магии и знаний, стоит помнить, что есть еще совесть и обычные законы. И по закону тебя должны были пырнуть где-то на пути к Севетору мечом и имели на это полное право. Слова твоего наставника — это то, что он хочет для себя, а не то, что он хочет для тебя. Ты сам должен принимать решение — следовать им или нет, выполнять или нет, и нести за это ответственность.

— Но оно так не выходит, — шепчет Вернер. — Не выполню задание — меня ждет наказание.

— Оно тебя ждет всегда, оступишься — получишь розги, — хмыкаю я. — Такова дурацкая жизнь. Да, иногда приходится нарушать правила и законы. Главное — где проходит твоя черта. Кто-то использует некромантию, чтобы спасти от духов дом, а кто-то…

— Создает отряд немертвых и отбирает чужой дом?..

— В целом, верно, — пожимаю я плечами. — Ладно, разговоры разговорами, и я не тот человек, чтобы читать мораль. Хотя и читаю, да…

— Я, кажется, понял.

— Вряд ли, — вздыхаю я и качаю головой. Ну да, удобно трындеть про мораль и правила, когда у тебя есть опыт за плечами, возраст, деньги и ты не так зависишь от окружения, как это может быть в восемнадцать лет. Но и не трындеть нельзя. — Слушай. Я не сдам тебя чистильщикам и даже помогу вернуться в Окрейн. Вот только книги я выносить из Иливатеры не стану. Подумай, что хочешь с ними сделать. Можешь спрятать, потом вернешься, когда все успокоится. Мне все равно. Но за ворованные вещи я отвечать не буду.

— Но что мне делать?.. — растерянно хлопает он глазами.

— Не знаю, сам решай, ты уже не ребенок, — устало отвечаю я. — Вот еще одно зелье, выпей. И садись красить свои сапоги, времени у нас не так и много.