Королева вечных снегов

Глава 1 Ритуал Рассвета

Мир вечных снегов — это мир, где магия черпается из "Источника" — древнего ледника, хранящего души жертв. Каждый год правитель Королевства Вечного Холода должен принести в жертву избранного, чтобы остановить наступление Безмолвия — магической чумы, превращающей людей в ледяные статуи.

Глава 1 Ритуал Рассвета

Холод здесь был иным. Не просто отсутствие тепла, а живое существо — древнее, мудрое, с когтями из игл и дыханием метели. Он пробирался под кожу медленно, как любовное признание, оставляя на ресницах иней, похожий на слезы, которые уже не могли течь.

Юноша стоял босой на платформе из черного льда, и каждый вдох обжигал легкие осколками зимы. Вокруг, словно замерзшие волны, высились стены Ледяного Собора — место, где королева превращала страх в ритуал, а жизнь — в памятник вечности.

Его звали Торин. Или не звали вовсе. Имя стерлось, как следы на снегу, когда стражники в масках из клыков морского зверя повели его сквозь Туннель Стонущих Духов. Теперь он был лишь «Избранный» — титул, от которого пахло кровью и ладаном.

Своды собора дышали. Ледяные сталактиты на потолке пульсировали синевой, повторяя ритм его сердца, которое вот-вот должно было остановиться. Внизу, в нефах, толпились подданные Королевства Вечного Холода.

Их шубы из шкур снежных лис шелестели, как крылья мертвых птиц. Лица — бледные, с прожилками синих вен на висках — смотрели на него без ненависти. С благодарностью. Он был ключом, который на год заткнет пасть Безмолвия.

Торин попытался пошевелить пальцами ног, примерзшими ко льду. Боль пронзила лодыжки, заставив сглотнуть стон.

«Не плакать. Не показывать страх», — твердил он про себя, вспоминая сестру. Ее глаза, ставшие стеклянными два года назад, когда Безмолвие добралось до их деревни. Ее рука, протянутая к нему в последний миг, пальцы уже прозрачные, с изморозью под кожей. Он согласился на жребий не из благородства — просто в этом году бежать было некуда.

Трубы из спиральных раковин проревели трижды. Толпа замерла, словно превращаясь в лес ледяных изваяний. Серебряные занавеси у алтаря дрогнули, и она вошла.

Королева.

Торин зажмурился — легенды предупреждали: смертные слепнут от ее красоты. Но холод на веках заставил открыть глаза снова.

Она шла по воздуху, ступни едва касаясь ледяных кристаллов, роящихся подолом платья. Платья? Нет, это были живые потоки инея, обвивавшие бедра, грудь, плечи, мерцающие как Млечный Путь в ночи полярной зимы.

Ее волосы — белые, но не седые, а сияющие, будто сплетенные из лунного света — струились до колен, словно замерев в падении.

Но глаза... Глаза заставили Торина забыть о боли в ногах, о сестре, о собственной обреченности. Радужные спирали, как северное сияние, заточенное в человеческий разум. Они горели. Не отражали свет — излучали его, выжигая на его душе клеймо, которое не исчезнет даже после смерти.

— Прекрасна, — прошептал он, и язык тут же примерз к нёбу.

Королева Эйлис остановилась в сантиметре от него. От нее пахло снежной бурей, обрушившейся на сосновый лес, — смола, раздавленная тяжестью зимы. Ее палец, длинный и острый как сосулька, коснулся его груди. Там, где сердце бешено колотилось, пытаясь согреть кровь.

— Ты дрожишь, — голос звучал как треск льда под санями.

Красивый. Смертельный.

Он хотел ответить, что это не от страха, но челюсти свело спазмом.

Королева провела ногтем по его ключице — тонкая красная полоса застыла рубином на синеющей коже. Ее губы, синие как глубинные льды, растянулись в подобии улыбки.

— Хорошо. Страх придает вкус душе. Мой народ будет благодарен за твою слабость.

Она повернулась, и платье-метель завихрилось, оставляя в воздухе искрящуюся пыль. Торин наблюдал, как она поднимает руки к сводам, где уже клубилась черная дымка Безмолвия. Ритуал начинался.

Эйлис пела. Ее голос разрывал тишину тысячами ножей. Слова древнего языка обжигали уши, заставляя толпу падать на колени.

Лед под ногами Торина засветился изнутри — голубыми прожилками, словно вены великана. Он понял, что стоит на самом сердце Источника.

Королева коснулась пальцем его лба. Боль. Невыносимая, чистая, как удар молнии.

Он закричал, но звук замерз в горле сосулькой. Глаза Эйлис пылали теперь алым — цветом крови на снегу. Ее волосы взметнулись, превратившись в клубящуюся вьюгу, и впервые он увидел — под ледяным платьем, сквозь полупрозрачную кожу, пульсирует что-то темное. Сердце? Нет, слишком большое, с шипами и трещинами. Магия, пожирающая ее изнутри.

— Прими дар, Источник, и усни еще на год, — прошипела Эйлис, и ее ладонь вонзилась ему в грудь.

Торин ждал боли. Смерти. Но было лишь... холод.

Проникающий в каждую клетку, вытесняющий само воспоминание о тепле. Он посмотрел вниз. Ее рука исчезла у него в груди, как нож в масле. Но крови не было — только мерцание, будто она залезла в лунную дорожку на озере.

— Смотри, — прошептала она, и он понял, что это не просьба — приказ.

Он увидел. Не глазами — чем-то глубже. Ледник под собором — огромный, древний, пронизанный трупами. Тела сотен юношей и девушек, вмёрзшие в сияющую толщу. Их лица сохранили последние эмоции: ужас, покой, любовь. А между ними — фигуры в коронах. Предшественницы Эйлис. Каждая с таким же черным наростом вместо сердца.

— Мы вечны, пока спит Источник, — голос королевы звучал уже внутри его черепа. — Но вечность — это цепь из смертей, где каждое звено — чья-то весна.

Она резко выдернула руку. В пальцах — сверкающий клубок света. Его душа? Торин не успел понять. Эйлис раздавила свет в кулаке, и кристаллы дождём посыпались на ледник. Толпа завыла в экстазе. Безмолвие над сводами дрогнуло, отступая к горам.

Торин упал на колени. Сквозь мутнеющее зрение видел, как королева отходит, даже не взглянув на опустевшую оболочку. Ее платье уже перестало искриться. Северное сияние в глазах потускнело, словно закрылось облаками.

Глава 2 Тень над троном

Ледяные зеркала в Тронном зале отражали не лица, а сущности. Совет магов, восседавший на скамьях из костей мамонтов, напоминал стаю голодных волков — их тени извивались на стенах, вытягиваясь в оскаленные морды.

Эйлис сидела на троне, высеченном из сердца айсберга, и сжимала подлокотники так, что на ладонях проступали узоры, словно лед трескался под давлением. Цветок, спрятанный в складках платья, жёг ей бедро. Напоминание. Укор.

— Твой ритуал провалился. — Голос Вейна, главы Совета, звучал как скрежет когтей по льду.

Его маска — серебряная, с выгравированными рунами забвения — скрывала лицо, но не ненависть.

— Безмолвие не отступило. Оно уже у стен Снежной Цитадели.

Эйлис провела языком по губам, ощущая вкус собственной лжи:

— Источник принял жертву. Душа Избранного...

— Была слаба! — Вейн вскочил, и его мантия из шкур белых медведей взметнулась, как крылья. — Ты позволила ему бояться. Дрожать. Разве не чувствовала?

Она чувствовала. Торин дрожал не от страха смерти — от её прикосновения. Его кровь, горячая даже в последний миг, оставила на её пальцах ожоги, скрытые под перчатками. Но признаться в этом Совету — всё равно что вскрыть вены перед голодными псами.

— Мы требуем искупления, — заговорила другая маг — Илдри, её голос был сладок, как яд. — Ты нарушила Договор. Либо добровольно отдашь Источнику свою бессмертную плоть, либо...

— Либо вы попробуете забрать её сами? — Эйлис встала, и платье из инея заклубилось, превращаясь в бурю.

Северное сияние в её глазах вспыхнуло, проецируя на стены танцующие тени погибших королев.

— Вы забыли, кто впустил вас в этот мир? Кто вырвал из лап Безмолвия, когда вы были всего лишь червяками в человеческой плоти?

Маги замерли. Вейн выдохнул струю пара, которая замёрзла в воздухе кинжалом, направленным ей в грудь:

— Ты больше не богиня. Ты — треснувший сосуд.

Она махнула рукой, и кинжал рассыпался снежной пылью. Но жест стоил ей сил — чёрное сердце-нарост в груди сжалось, выбросив в вены колотую боль.

— У тебя есть время до заката, — прошипел Вейн, ударяя посохом о лёд. — Или мы обратимся к Источнику напрямую.

Когда за ними закрылись двери, Эйлис рухнула на трон, содрогаясь от кашля. На ладони остались кристаллы чёрного льда — отрава её собственной магии.

Цветок выпал из складок платья, приземлившись на ступеньки. Капля в его сердцевине пульсировала, как живая.

— Что ты такое?

Она коснулась лепестка, и в мозгу вспыхнул образ: Запретный Архив, место, куда даже королевам путь заказан. Голос, похожий на скрип ветра в щелях древнего дерева, прошептал: «Ищи правду под пеплом первых снегов».

Ночь в Королевстве Вечного Холода была не темнотой, а сгущением синего. Луна, вечно застрявшая в фазе полумесяца, бросала тени, которые кусались.

Эйлис шла по Обсидиановому мосту, ведущему к Башне Молчания — хранилищу всего, что Страна Снегов предпочла забыть. Цветок, прикреплённый к её поясу, светился слабым розовым светом. Странно. Никогда раньше её магия не рождала оттенков тепла.

Архив встретил её тишиной, густой как смола. Фолианты, закованные в цепи из костей, висели на стенах, шелестя страницами-крыльями.

Она прошла мимо них, следуя за мерцанием цветка. В конце зала, за завесой из паутины, сотканной из мороза, обнаружилась дверь. Нет — не дверь. Провал. Чёрный прямоугольник, обрамлённый рунами, которые кровоточили инеем.

— Ловушка, — усмехнулась Эйлис, но цветок дёрнулся вперёд, тяня её за собой.

Она шагнула в темноту.

Температура упала. Не холодом, а отсутствием чего-либо — даже времени. Она оказалась в кубе из зеркал, но отражения были... иными.

Молодая Эйлис, в платье из живых цветов, смеётся, обнимая мужчину с волосами цвета воронова крыла. Другое зеркало: та же Эйлис, с лицом, искажённым яростью, вонзает ледяной клинок ему в грудь. Третье: она стоит над ледником, а её слёзы превращают снег в алые маки.

— Иллюзии, — прошептала она, но цветок вспыхнул, и зеркала треснули.

Стекло осыпалось, открыв проход в комнату с единственным артефактом — книгой, чьи страницы были из человеческой кожи.

«Хроники Источника».

Она открыла её, и буквы поползли по коже, как муравьи, складываясь в знакомые строки ритуала. Но на последней странице — текст, написанный кровью:

«Мы думали, что подчиняем Источник. Мы ошибались. Он пьёт не смерти, страх. Чем сильнее жертва цепляется за жизнь — тем слаще отрава для Безмолвия. Но есть иной путь. Сердце, полное противоречий (любовь/ненависть, желание/отречение), может...»

Дальше — вырвано. Эйлис провела пальцем по рваному краю. Цветок вдруг впился шипом ей в палец. Капля крови упала на страницу, и недостающий фрагмент проступил, как обморожение на коже:

«...растопить ловушку. Но для этого королева должна стать смертной. А смертная — королевой».

Грохот сотряс Башню. Эйлис обернулась — зеркальный куб рушился, а в проёме стоял Вейн. Его маска треснула, обнажив нижнюю часть лица — синюю, покрытую язвами, как у утопленника.

— Ты не должна была это видеть, — прошипел он, и посох выпустил змею из чёрного льда.

Эйлис отпрыгнула, но змея впилась ей в плечо. Боль. Не физическая — воспоминание.

Вейн, прижимающий её к стене триста лет назад, его губы, пахнущие мёртвым морем: «Я сделаю тебя вечной. Ты будешь совершенна, как лёд». Его руки, разрывающие её платье, его магия, впивающаяся в сердце...

— Ты боишься правды, — выдохнула она, разрывая змею руками. — Потому что это ты превратил меня в монстра.

Вейн зарычал, срывая маску. Его лицо было мумией, обёрнутой в голубую кожу.

— Я спасал тебя! Ты бы умерла. Как они. Как все...

Эйлис ударила. Не магией — цветком. Ледяные лепестки вонзились ему в шею, и там, где проступила кровь, расцвели розы из инея. Вейн закричал, исчезая в вихре.

Она упала на колени, сжиная книгу к груди. Цветок теперь был алый, как рана. Где-то внизу, в Источнике, застонали души.

Глава 3 Избранник

Ветер в Королевстве Вечного Холода никогда не пел — он скрипел. Как кости, перемалываемые в жерновах вечности.

Сегодня его скрежет был особенно яростным: он нёс с собой пепел. Пепел сожжённых деревень, где Безмолвие уже стёрло границу между живым и мёртвым.

Эйлис стояла на Балконе Сотни Шрамов, названном так из-за трещин во льду, похожих на старые раны, и смотрела, как внизу, у подножия ледника, толпятся новые кандидаты. Их силуэты мелькали меж снежных вихрей, будто призраки, пойманные в ловушку метели.

— Выживут десять. Один умрёт. Таков закон, — пробормотала она, сжимая в руке ледяной цветок, который появился у нее недавно столь странным образом.

Платье сегодня было тяжелее обычного. Не иней, а настоящая броня из ледяных пластин, каждая — с гравировкой имён жертв. Имя Торина ещё не добавили. Она провела пальцем по гладкому участку у ключицы, чувствуя, как под кожей шевелится чёрное сердце. Оно росло.

Кайл стоял последним в колонне. Не из смирения — чтобы видеть спины тех, кто умрёт раньше. Двадцать три кандидата: безусые мальчишки с глазами загнанных оленей; старики, чьи морщины хранили больше зим, чем сама королева; женщины с перетянутыми грудями, пытающиеся казаться мужчинами. Всех объединяло одно — синева под ногтями. Признак того, что Безмолвие уже коснулось их душ.

Он снял рукавицу, разглядывая собственную ладонь. Вены под кожей мерцали слабым золотым светом. Так было с тех пор, как нашёл этот проклятый шип в пещере. Тот самый, что сейчас жёг ему бок, завёрнутый в тряпицу.

— Следующий! — гаркнул стражник с рогами горного козла на шлеме.

Кайл шагнул в Круг Испытаний. Лёд под ногами был прозрачен — внизу, на глубине сотни метров, шевелились тени. Души прошлых жертв. Одна из них, девушка с косами, уставилась на него пустыми глазницами. Её губы сложились в слово: «Беги».

— Имя? — стражник ткнул копьём в его грудь.

— Кайл из Долины Забытых Слёз.

— Причина?

Он медленно поднял руку, расстегнул ворот рубахи. Шрам — точная копия королевской короны — синел над сердцем. Стражник присвистнул:

— Прямое попадание Безмолвия. И выжил? Чёртов везунчик.

Круги пошлин зашевелились. Кайл чувствовал их взгляды: голодные, испуганные. Везунчиков здесь не любили.

Первое испытание называлось «Объятия Снежной Вдовы». Кандидаты по одному заходили в пещеру, где ждала иллюзия самого страшного кошмара. Выживал тот, кто не закричит.

Кайл наблюдал, как мальчик лет пятнадцати выбежал оттуда с клочьями волос в кулаке.

— Она... она стала мамой! — лепетал он, а из ушей у него струился дым. — Говорила, что я предатель...

Когда подошла очередь Кайла, стражники усмехнулись:

— Тебе повезёт, везунчик?

Пещера встретила его теплом. Поддельным, липким, как пот на теле больного. Воздух запахло можжевельником — так пахла хижина отца до того, как Безмолвие превратило её в стеклянный гроб.

— Братец... — голосок за спиной заставил его обернуться.

Девочка. Точная копия сестры в день смерти: голубые губы, волосы, покрытые инеем, рубашка, примёрзшая к обледеневшей коже. Она протянула руку, и Кайл, скрипя зубами, шагнул вперёд.

— Я не предам тебя, — прошептал он, прижимая иллюзию к груди.

Сестра вскрикнула, превращаясь в воду. Горячую, как слёзы.

— Следующее испытание! — прогремел голос, когда он вышел, даже не поцарапанный.

Эйлис наблюдала с галереи, скрытая вуалью из падающих снежинок. Её внимание привлёк кандидат №17 — тот самый, со шрамом-короной. Его аура пульсировала тёплым золотом, ассоциируясь с чем-то запретным... с солнцем.

Она сжала перила, и лёд под пальцами затрещал.

— Он не боится, — пробормотала она.

— Страх глубоко внутри, — рядом материализовался Вейн. Его голос звучал как скрежет льда по стеклу. — Видишь, как сжимаются его кулаки? Он ненавидит. Ненависть — лучшая приправа для Источника.

Эйлис не ответила. Она следила, как №17 проходит «Танец Стилетов» — избегает падающих с потолка ледяных игл, двигаясь с грацией голодного волка. Его кровь, когда осколок всё же задел плечо, брызнула не красным, а золотым. Всего на миг — но ей хватило.

Сердце (чёрное, колючее) сжалось. Вейн не заметил — он изучал другого кандидата, девушку с ножом в рукаве.

Финальное испытание было самым простым. И самым жестоким.

— Убейте соседа, — объявил стражник, бросая к их ногам кинжал из кости. — Последний выживший станет Избранным.

Кайл вздохнул. Он знал, что так будет. Безмолвие любило ироничные повороты.

Первым рухнул старик, заколотый подростком. Потом женщина перерезала горло парню, который минуту назад целовал её шею. Кайл отступал, чувствуя, как шип на поясе горит всё ярче. Золотой свет в венах пульсировал в такт крикам.

— Ты! — подросток, уже замазанный кровью, направил на него кинжал. — Ты почему не дерешься? Трус!

Кайл посмотрел ему в глаза. Увидел того самого мальчика, который звал маму.

— Брось нож.

— Нет! Я должен...

Удар пришёл слева. Девушка с ножом вонзила лезвие подростку в бок, но Кайл поймал её запястье, выкручивая кость. Нож упал.

— Зачем? — прошипела она. — Он слабый. Ты сильный. Мы могли...

— Мёртвые не «могли», — Кайл толкнул её в стену, стараясь не смотреть, как тело соскальзывает на лёд.

Когда тишина наконец наступила, он стоял один среди девяти трупов. Кровь на полу рисовала абстрактную икону.

Эйлис спустилась в Круг, игнорируя Вейна, который что-то говорил о «подходящей ярости». Её платье шипело, рассыпая алмазную пыль.

— Преклони колено, Избранный, — приказала она, останавливаясь в шаге от него.

Кайл поднял голову. Их взгляды встретились. Северное сияние в её глазах дрогнуло, когда золотой свет в его венах вспыхнул в ответ.

— Ты... — она замерла, почувствовав странное тепло.

Как от костра, в котором сгорают старые письма.

Её пальцы сами потянулись к его челу. Контакт.

Глава 4 Тайна ледяного цветка

Архив пах смертью. Не тлением, а тем, что хуже. Забвением.

Воздух был густ от пыли, которая не оседала веками, словно сама боялась коснуться свитков с кожей, содранной с предателей.

Эйлис шла меж стеллажей, держа в руке ледяной цветок. Его сердцевина, прежде алая, теперь мерцала золотом, отражая трепет пламени в её груди — того самого, что разгорался всякий раз, когда она вспоминала прикосновение Кайла.

Стражи остались у дверей. Даже они, рожденные из льда, не смели ступить в это святилище правды. На полках, закованные в цепи из слёз, лежали книги, чьи переплёты стонали при её приближении.

Эйлис остановилась у тома с тиснением в виде спирали — символа вечности, пожирающей собственный хвост.

— Покажи мне, что ты скрываешь, — прошептала она, прикладывая цветок к замку.

Цепь рассыпалась в прах. Страницы сами раскрылись, выбросив облако инея. Буквы плясали, перестраиваясь в фразы, которые она не читала — не могла прочесть — триста лет.

«Мы не умирали. Мы становились тюрьмами. Каждая жертва — новый слой льда на наших душах. Источник — не защитник. Он палач, пьющий нашу боль».

Голос. Женский. Грубый от веков молчания. Эйлис обернулась, но вокруг лишь колыхались тени.

— Кто здесь?

— Ты слышишь нас, потому что начала таять, — заговорил другой голос, юный и надтреснутый.

Из тумана выступили фигуры — десятки женщин в коронах из сосулек. Предшественницы. Их лица были как её отражение в разбитом зеркале: та же линия губ, излом бровей, но глаза... Глаза пустые, словно выеденные буравами.

— Вы... часть Источника? — Эйлис сжала цветок, чувствуя, как его шипы впиваются в ладонь.

Первая королева, та, что основала династию, шагнула вперёд. Её платье струилось жидким серебром.

— Он рос внутри нас. Поедал. Сперва требовал жертв, потом — наше бессмертие. Мы стали узницами в собственных телах. — Она коснулась груди, где под кожей шевелилось нечто чёрное и колючее. — Ты последняя. Сломленная, но ещё живая.

Эйлис отступила, наткнувшись на стеллаж. Фолиант с грохотом упал, и страницы разлетелись, показывая иллюстрации: королевы, вонзающие кинжалы в сердца юношей, их лица — смесь экстаза и ужаса.

— Зачем вы мне это показываете?

— Потому что у тебя есть цветок, — прошипела юная королева с ожогом на щеке. — Её слеза.

Она указала на основательницу.

— Она плакала, убивая своего возлюбленного. Слёзы стали семенами свободы. Но чтобы они проросли...

— Нужна кровь живого сердца, — закончила Эйлис, вспомнив строки из запретной книги. — Того, кто откажется от бессмертия добровольно.

Тени засмеялись. Звук напоминал треск ломающихся сосулек.

— Глупышка. «Живое сердце» — не метафора. Это тот, кто сможет полюбить тебя, зная, что ты убьёшь. Чья кровь смешается с твоей, не превратившись в лёд.

Эйлис прижала руку к груди. Чёрное сердце билось чаще, будто чувствуя угрозу.

— Кайл...

Имя, произнесённое вслух, вызвало бурю. Свитки взметнулись в воздух, тени королев завыли, а стены архива поползли, открывая вид на ледник. Там, в глубине, шевелились тела — не только жертв, но и самих правительниц. Их руки прижимали к груди ледяные цветы, чьи стебли врастали в рёбра.

— Он не выживет, — сказала основательница. — Твоя магия сожрёт его. Или ты сожрёшь сама. Мы пытались...

Эйлис перебила её:

— Вы не пробовали всё!

— Пробовали! — крикнула королева с обожжённым лицом. Её тень рванулась вперёд, обнажая грудь — там, где должно быть сердце, зияла дыра. — Я отдала ему всё! А он... он предпочёл прыгнуть в жерло Источника, лишь бы не видеть, как я разлагаюсь!

Архив дрогнул. Эйлис упала на колени, прижимая цветок ко лбу. Видения нахлынули:

Мужчина с волосами цвета воронова крыла целует её шею. Его руки — тёплые, грубые — скользят под ледяной кирасой. «Я вырву твоё сердце из этой тюрьмы», — шепчет он. Но когда она обнажает грудь, показывая чёрный нарост, он в ужасе отшатывается. А потом бежит. Прямо к жерлу...

— Нет! — Эйлис вырвалась из видения.

Слёзы замерзали на щеках, падая на цветок. Там, где они касались, появлялись новые лепестки.

— Спасти нас может только твоя смерть, — сказала основательница. — Или его. Выбор за тобой.

Тени растаяли, оставив её одну с цветком, который теперь был размером с её ладонь. В сердцевине, среди золотых прожилок, пульсировала капля — красная, как кровь Кайла.

Клетка Избранного находилась в самой старой части дворца — там, где лёд был синим, как вены мертвеца. Эйлис шла туда, не замечая, как платье цепляется за выступы.

Вейн преградил ей путь у Чёрного Порога — арки, сложенной из зубов морских чудовищ.

— Ты не должна видеть его до ритуала, — его голос звучал слишком мягко. Как перед ударом.

— Отойди, Вейн.

— Он тебя погубит. — Маг снял маску. Его лицо теперь было совсем человеческим — красивым, ядовитым. — Я чувствую, как ты меняешься. Твой холод... он пахнет им. Грязным, смертным теплом.

Эйлис засмеялась. Звук был резким, как удар стекла.

— Ты боишься, что он даст мне то, чего не смог дать ты?

Рука Вейна схватила её за запястье. Чёрный лёд пополз по рукаву, но цветок на её груди вспыхнул. Маг вскрикнул, отшвырнутый невидимой силой.

— Ты больше не мой, — прошипела Эйлис, переступая через его тело.

Кайл спал, скованный цепями из света. Его грудь вздымалась ровно, а на месте шрама-короны теперь сиял золотой узор.

Эйлис замерла у решётки, наблюдая, как тени играют на его лице. Она вспомнила его кровь — горячую, вопреки всему, — и чёрное сердце сжалось.

— Ты должен ненавидеть меня, — прошептала она.

— Ненавидеть? — Кайл открыл глаза. В них не было страха. — Я видел тебя. Там, в леднике. Ты плакала над его телом.

Эйлис отпрянула. Как он...?

— Торин. Твой прошлый Избранный. — Он сел, цепи звенели. — Его душа... она внутри меня. Вернее, то, что от неё осталось.