Содержание:
Чернильное сердцеПряди времениОгонь в ее волосах Белая роса и волшебный лунный цветок Ветер и золотоРусалка-хранительница глубин
«Чернильное сердце»
Давным-давно, в городе, где улицы были вымощены плитками из пожелтевших страниц...
Каждая плитка на мостовой хранила обрывки фраз, полустёртые чернила, следы давно забытых писем. Если прислушаться, можно было услышать, как под ногами шепчутся строки — то ли стихи, то ли признания, то ли последние слова, так и не долетевшие до адресата. Фонари здесь зажигали не огнём, а чернилами: внутри их матовых шаров плавали густые, тёмные капли, и когда ночь опускалась на город, они начинали светиться мягким сине-фиолетовым сиянием, отбрасывая на стены дрожащие тени букв.
И в этом городе, где даже воздух пах старыми книгами и засохшей смолой сургуча, жила девушка по имени Элис.
Каждое утро она просыпалась с тяжестью в волосах...
Её волосы были тёмными, густыми и непослушными — не просто вьющимися, а будто живущими собственной жизнью. А ещё в них запутывались письма.
Элис чувствовала их ещё до того, как открывала глаза: лёгкое покалывание у висков, словно кто-то осторожно вплетал в её пряди тонкие нити. Когда она садилась на кровати и проводила пальцами по волосам, её руки натыкались на бумагу — то шершавую, как обёртка от старой посылки, то гладкую, как лепесток.
Письма были разными: сложенные треугольничками — такие обычно носили солдаты, чтобы сберечь от сырости. В них чаще всего находились короткие, обрывистые фразы: «Мама, я жив», «Прости, что не вернусь», «Спасибо за пряники...». Запечатанные сургучом — толстые конверты с оттисками перстней. Их авторы явно долго собирались с духом, прежде чем написать, но так и не решились отправить и исписанные дрожащим почерком — листки, вырванные из тетрадей, с помарками, слезами, кляксами. Здесь были и любовные признания, и гневные упрёки, и детские мольбы: «Папа, не уходи», «Я тебя ненавижу, но вернись», «Почему ты меня не любишь?».
Элис собирала их, осторожно расправляя смятые листки...
Она не могла их игнорировать. Каждое утро садилась у окна, подставляя лицо холодному ветерку (он здесь всегда пах мокрой бумагой), и начинала разбирать свою почту. Одни письма легко выскальзывали из прядей, будто ждали этого момента Другие цеплялись за волосы, словно боялись потеряться. Третьи приходилось распутывать, как узлы — они были перевиты в её локонах так крепко, что Элис порой выдёргивала несколько волосинок вместе с ними.
Она читала их шёпотом.
И тогда буквы начинали светиться.
Словно кто-то подносил к ним невидимую свечу: «Я тебя люблю» — вспыхивало розовым. «Мне стыдно» — мерцало синим, как болотный огонек. «Помоги» — алое, тревожное, пульсирующее.
Но свет длился недолго. Стоило Элис дочитать до конца, как буквы гасли, будто стыдясь собственного существования.
Но хранить их было нельзя...
Потому что письма размножались.
Вчера их было пять. Сегодня — десять. Завтра — двадцать.
Они становились тяжелее.
Сначала это была лишь лёгкая усталость, будто она провела день, заплетая косы другим. Потом — ощущение, будто на голову ей положили книжную стопку. А однажды она не смогла подняться с постели.
Её волосы прижали её к подушке, как якорь.
Письма шептались, спорили, плакали. Они требовали быть услышанными.
И Элис поняла: если она не найдёт способа их отпустить — они похоронят её заживо.
Первые дни Элис думала, что письма — это случайность. Может, ветер занёс. Может, она во сне запуталась в чьих-то записках. Но когда на пятое утро она нашла в своих волосах письмо, написанное кровью, поняла: это не остановится само.
Она взяла гребень с тонкими зубьями (костяной, с резными птицами на ручке — подарок бабушки) и принялась вычесывать прядь за прядью.
Несколько листков выпали, зашелестели по полу, но тут же прилипли к её босым ступням. Другие, будто обидевшись, вплелись глубже, обвивая волосы, как плющ. Одно письмо (с надрывным «Ты предатель!») впилось в палец, оставив бумажный порез.
Элис сжала гребень в кулаке. Не сработало.
Письма не хотели уходить. Они цеплялись за неё, как тонущие — за последнюю доску.
И тогда Элис поняла:
Их нельзя уничтожить. Их нужно доставить.
***
Элис стояла перед зеркалом, перебирая в руках смятый листок. Это было письмо с подписью "Твой К." — короткое, всего три строчки:
«Прости, что не пришёл вчера. Я струсил. Если увидишь это — я жду у старого моста. Сегодня. Приди.»
Она не знала, кто такой К. Не знала, кому предназначалось письмо. Но когда она сжала его в ладони, страница забилась, как пойманная птица, и потянула её к двери.
Город в этот час был пустынен. Фонари мерцали, отбрасывая на мостовую тени букв — будто кто-то невидимый писал послания прямо на камнях. Элис шла, держа письмо перед собой, как компас.
Листок дрожал, когда она сворачивала не туда и грел ладонь, когда направление было. верным. А когда она прошла мимо булочной, письмо вдруг взвилось в воздух и прилипло к стеклу витрины.
За ним сидела девушка. Лет восемнадцати, в фартуке, перепачканном мукой. Она вытирала руки о ткань, и вдруг — увидела конверт.