Король Проклятых, Император Возрожденный

Пролог: Тень над Иерусалимом

Последнее, что он ощущал, — это холодный мрамор под пальцами и запах ладана, смешанный с горьким ароматом лекарственных трав. Балдуин IV, Король Иерусалимский, по прозвищу Прокаженный, испустил дух. Его мир сузился до темноты за веками, до тишины, нарушаемой лишь далекими рыданиями сестры.

Но тишина длилась недолго.

Он не плыл и не летел, а скорее вспоминал. Вспоминал ощущение ветра на лице, силу в мышцах, ясность мысли, не затуманенную болью и жаром. Он был квинтэссенцией себя — духом, умом, всей той волей, что когда-то держала в узде целое королевство, будучи заточенной в хрупком сосуде из плоти и кости.

А потом был свет. Ослепительный, золотой, втягивающий его в себя.

Глава 1: Пробуждение в Багряных Пеленах

Он открыл глаза. Первое, что он почувствовал, — это грубая, но мягкая ткань под ними и полное отсутствие боли. Ни колющей боли в суставах, ни жгучего огня на коже, ни той вечной, изматывающей слабости.

— Принц очнулся! Позовите Императрицу!

Голос был незнакомым, но полным облегчения. Балдуин повернул голову. Он лежал в огромной кровати с балдахином в просторной комнате, высеченной из темного камня. Стены украшали гобелены с изображениями драконов и имперских орлов, а не святых и крестов. Воздух был свеж и пахнул дымом из камина и сосной.

К нему склонилась женщина невероятной красоты, в платье из багряного шелка, с короной из переплетенных серебряных ветвей на темных волосах. Ее глаза, цвета летнего неба, были полны слез.

— Каэлин, мой мальчик, мы так боялись тебя потерять, — прошептала она, касаясь его лба. Ее прикосновение было теплым и живым. Он не отшатнулся. Он мог его принять.

Он посмотрел на свои руки. Руки подростка, сильные, с ровной кожей, без единого следа проклятия, преследовавшего его всю прошлую жизнь. Это было не его тело. И не его мир.

— Я... — его голос звучал молодо и чисто. — Где я?

— В своих покоях, в Сердце Империи, — ответил новый голос. В комнату вошел высокий мужчина в доспехах, отделанных мифрилом, с лицом, испещренным шрамами, но исполненным достоинства. — Ты упал с грифона во время тренировочного полета. Врачи говорили, ты не выживешь. Но наша кровь крепка.

Грифоны? Мифрил? Империя? Мысли Балдуина метались. Это был бред? Предсмертная галлюцинация? Но все было так... осязаемо.

— Отдохни, сын мой, — сказала Императрица. — Тебе нужно восстановить силы.

Когда они ушли, он подошёл к большому зеркалу из полированной стали. На него смотрел незнакомый юноша лет шестнадцати, с густыми каштановыми волосами, серыми глазами и чертами, в которых угадывалась властная красота его новой матери. Принц Каэлин. Здоровый. Сильный. Живой.

И тогда в его глазах вспыхнул знакомый огонь. Огонь, что когда-то заставлял Саладина уважать юного короля-прокажённого.

Глава 2: Наследие Проклятого Короля

Первые недели были временем изучения и адаптации. Он узнал, что является принцем Аэлионской Империи, могущественной, но раздираемой внутренними распрями и внешними угрозами. Его "отец", Император, вел бесконечную войну на северных границах с ордами варваров и темными тварями.

Но пока тело Каэлина было юным и здоровым, разумом он оставался Балдуином IV. Он помнил все: тактику боя в пустыне, искусство дипломатии, тяжесть короны и горечь предательства. Он помнил, как его собственные вассалы спорили с ним, видя в его болезни слабость, а не испытание.

Он начал с малого. На тренировочных площадках, где другие принцы его "возраста" полагались на грубую силу, Каэлин демонстрировал невероятную тактическую хитрость и фехтовальное мастерство, далеко опережающее его годы. Он говорил с командирами и советниками не как мальчик, а как равный, задавая точные вопросы о логистике, разведке и моральном духе войск.

Его новая мать смотрела на него с гордостью и легким недоумением. Его "наставник", старый воин Лорд Вальтар, однажды сказал ему: "Принц, глядя в твои глаза, иногда кажется, что я вижу не юношу, а ветерана, прожившего три жизни и видевшего крах миров".

Балдуин-Каэлин усмехнулся про себя. Он был недалек от истины.

Глава 3: Испытание Тьмой

Кризис наступил, когда отцу-Императору отрезали путь к отступлению в горных ущельях. Совет погряз в спорах: одни призывали бросить все силы на выручку, другие — объявить Императора погибшим и начать борьбу за трон.

И тогда принц Каэлин совершил немыслимое. Он встал перед Советом. И заговорил. Его голос, тихий, но уверенный, заставил замолчать седых генералов и хитрых политиков.

— Мы не будем бросать нашего Императора, — сказал он. — Но мы и не бросим наши легионы в ловушку. Лорд Вальтар, возьмите две когорты лучшей легкой пехоты. Вы ударите с запада, по этим скальным выступам. Я изучу карты. А вы, лорд Кассиан, возьмите отряд рыцарей на грифонах и атакуете с востока, создав видимость главного удара. Основные же силы в это время пробьют коридор прямо через ущелье Аш-Карион.

Он изложил план, столь же смелый, сколь и рискованный, основанный на принципах, которые он применял против Саладина: маневренность, обман и удар в самое неожиданное место.

— И откуда у тебя такие познания в тактике, мальчик? — с презрением спросил один из старейших герцогов.

Каэлин посмотрел на него тем взглядом, который когда-то заставлял трепетать баронов Иерусалима — взглядом короля, несущего бремя, которое они не могли даже вообразить.

— Я вижу то, что другие отказываются видеть. И я помню то, что этому миру еще только предстоит узнать. Мы будем действовать по моему плану. Ибо альтернатива — гибель Империи.

В его тоне была такая непоколебимая уверенность, такая власть, рожденная не из права наследования, а из пройденного через страдание и смерть, что Совет безмолвно согласился.

План сработал. Император был спасен, враг разбит. На триумфальном параде принц Каэлин стоял рядом с отцом, облаченный в доспехи принца, но с осанкой короля.

Позже той ночью он смотрел с балкона на бескрайние леса и горы своей новой Империи. Он был здоров. Он был силен. Он был любим. Но в его сердце, как заветная реликвия, хранилась память о пыльном, солнечном городе, который он когда-то защищал до последнего вздоха.

Он поднял руку — сильную, здоровую руку — и сжал ее в кулак.

"Я пал однажды, — подумал он. — Я не паду вновь. Здесь, в этом мире, я построю царство, которое устоит. Не во имя Бога, не во имя славы, но во имя долга и людей. И на этот раз... на этот раз я проживу достаточно долго, чтобы увидеть его процветание".

Ветер трепал его каштановые волосы, неся с собой запахи чужого мира. Но решимость в его глазах была прежней. Решимость Балдуина Четвертого, Короля Иерусалимского, возрожденного, чтобы править вновь.

Глава 4: Тень из другого мира

Ее звали Лира. По крайней мере, в прошлой жизни. Та жизнь оборвалась резко и нелепо — падение с обрыва во время безобидного похода. Последнее, что она помнила — ветер, свистящий в ушах, и острое сожаление о недосмотренном сериале, о книге, которую не дочитала... о молодом короле, чью судьбу она так и не смогла принять.

А потом — пробуждение. Не в багряных пеленах принца, а в соломе на полу бедной хижины на окраине столицы Аэлионской Империи. Она была теперь Элией, сиротой, подмастерьем в лавке травницы. Тихая, незаметная жизнь, о которой она втайне мечтала, была ей дарована. Но дарована с проклятием.

С самого начала с ней творилось что-то неладное. Случайное прикосновение к хозяйке — и в ее сознании вспыхнули образы: тайная тоска по давно умершему мужу, мелкая зависть к соседке, страх перед старостью и бедностью. Лира отшатнулась, решив, что это галлюцинация. Но это повторялось снова и снова. Каждое рукопожатие, каждый мимолетный толчок в толпе обрушивал на нее водопад чужих мыслей, страхов и секретов. Она научилась носить перчатки, избегать прикосновений, становиться призраком.

Она слышала слухи о молодом принце Каэлине, который после падения с грифона будто бы переродился — стал мудр не по годам, а его тактические решения поражали генералов. Ей было интересно, но не более того. Пока однажды ее хозяйку не вызвали в дворец по поводу недуга одной из фрейлин. Травница, зная о "странности" Элии, взяла ее с собой как носильщицу корзин.

И там, в галерее дворца, она увидела его.

Он шел в окружении свиты, невысокий еще, но с невероятно прямой спиной. Его лицо было незнакомым, но осанка, поворот головы, глубина взгляда... что-то дрогнуло в ее памяти. Это было похоже на удар током. Она знала эти глаза. Она видела их в десятках исторических реконструкций и в кино — глаза, полные боли и нечеловеческой воли. Глаза Балдуина IV.

Сердце ее бешено заколотилось. Не может быть. Это совпадение, игра воображения.

В этот момент один из пажей, торопясь, толкнул ее. Ее корзинка выпала из рук, рассыпая пучки сушеных трав. Принц Каэлин, проходивший мимо, автоматически наклонился, чтобы помочь собрать их. Их пальцы ненадолго встретились.

И мир для Лиры рухнул.

Глава 4.1: Отзвук в Двух Сердцах

Он шел по галерее, окруженный свитой, но мысленно оставаясь в одиночестве. Эти стены, эти люди — все еще были ему чужды. Внезапная суета привлекла его внимание. Какая-то девушка-служанка, толкнутая пажом, роняла корзинку с травами. Рассыпанный шалфей и ромашка напомнили ему о других травах, о другом дворце — где ароматы ладана и боли смешивались в воздухе.

Почти машинально, движимый старой, укоренившейся привычкой к доброте, он наклонился, чтобы помочь. Его пальцы в белых перчатках коснулись ее обнаженной кожи.

И мир взорвался.

Перед его внутренним взором пронесся вихрь образов, чужих и одновременно до боли знакомых. Он увидел себя, но не в этом теле. Он увидел свою старую, изможденную руку в бинтах на рукояти меча. Услышал скрип колесниц в пустыне. Почувствовал тяжесть серебряной маски на лице и шепот за спиной: «Прокаженный». Он увидел лица своих сестер, Гийома де Тира, Саладина... И сквозь всю эту боль стальную, несгибаемую волю. Волю править, защищать, встретить смерть с достоинством.

Это было не просто видение. Это было узнавание. Кто-то видел его. Настоящего.

Он поднял голову, его лицо под маской принца Каэлина было бледным от шока. Его взгляд встретился с взглядом девушки широко раскрытым, полным того же ужаса, того же бездонного узнавания. И в ее глазах он прочитал не страх перед принцем, а ту самую, горькую и знакомую жалость, которую он ненавидел и которой так жаждал.

И тогда, прежде чем он смог что-то сообразить, ее губы, бледные и дрожащие, беззвучно прошептали единственное слово. Имя, которое в этом мире не должен был знать никто. Имя, которое было его тайной, его крестом и его наследием.

«Балдуин...»

Он услышал. Тихий, как шелест листа, звук, заглушённый шумом галереи, но для него прозвучавший громче любого боевого рога.

Он замер, вцепившись в ее руку, не в силах отпустить. Свита замерла в недоумении. Мир сузился до этого взгляда, до этого прикосновения, до этого имени.

Девушка, придя в себя, вырвала руку, ее лицо исказилось ужасом.
—Простите, ваша светлость! — выдохнула она и, подхватив корзинку, пулей вылетела из галереи.

Принц Каэлин медленно выпрямился. Он смотрел ей вслед, но видел не убегающую служанку, а призрак собственного прошлого. Его пальцы сжались в кулаки. В ушах все еще звенело от того шепота.

«Балдуин...»

Он обвел взглядом ошарашенных придворных.
—Ничего, — его голос прозвучал хрипло. Он заставил себя улыбнуться. — Просто вспомнил кое-что из прочитанного. Пойдемте.

Но внутри все горело. Кто она? Как она узнала? И что еще она знает?

Глава 5: Игра в тени

Лира неслась по коридорам дворца, не разбирая пути, пока не упёрлась в глухую стену в каком-то служебном переходе. Она прислонилась к холодному камню, пытаясь перевести дух. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди.

Он услышал. Боже мой, он услышал!

Она была уверена, что произнесла то имя беззвучно, лишь губами. Но его реакция — шок, застывший в глазах, цепкая хватка, не желавшая отпускать ее руку — была безошибочной. Он не просто почувствовал что-то, он узнал, что его тайна раскрыта.

Теперь он будет ее искать. Принц, умнейший стратег, обладающий волей, сломившей Саладина. Он найдет ее, простую переплетчицу. И что тогда? Страх сжал ее горло. Ее дар, эта проклятая способность, всегда была ее личной тюрьмой. Теперь она могла стать клеткой, куда ее заключат по приказу принца, желающего сохранить свою тайну.

Нет. Она не могла оставаться здесь. Она должна была бежать из дворца, исчезнуть в городе.

Но когда она, дрожа, вернулась в свою каморку в лавке травницы, ее уже ждал посыльный в ливрее дворцовой библиотеки.

«Элия? Главный библиотекарь требует твоего присутства. Немедленно».

Сердце упало. Это была ловушка. Она была в этом уверена.

Глава 6: Библиотека мерцающих свитков

Каэлин стоял у высокого окна в башне библиотеки, глядя на раскинувшийся внизу город. В руке он сжимал свиток с тактическими картами, но мысли его были далеко. В ушах все еще звучал тот шепот.

Балдуин.

Это было невозможно. Никто в этом мире не мог знать этого имени. Никто не мог знать того, что он видел в тот миг — вспышки своей прошлой жизни, пронесшиеся перед ним в момент прикосновения. Это было не просто воспоминание; это было ощущение, что кто-то узнал его по этим воспоминаниям.

Он почувствовал ее страх. Чистый, животный ужас. И он понял. Она боялась его. Не как принца, а как разоблаченного призрака.

Дверь скрипнула. Он не обернулся, но по легкому шуму дыхания и сбившемуся ритму шагов понял, что это она.

Лира замерла на пороге. Он стоял спиной к ней, освещенный заходящим солнцем, и его силуэт казался одновременно величественным и бесконечно одиноким. Она видела напряжение в его плечах.

— Закрой дверь, — тихо сказал он, не поворачиваясь. Его голос был ровным, но в нем слышалась сталь.

Она повиновалась, чувствуя, как воздух в комнате стал густым и тяжелым.

Он медленно обернулся. Его серые глаза, те самые, что она знала по портретам и фильмам, изучали ее с невыносимой пронзительностью. В них не было гнева. Была лишь холодная, безжалостная ясность.

— Как? — спросил он всего одно слово.

Лира сглотнула, сжимая руки в кулаки, чтобы скрыть их дрожь. Она не могла прикоснуться к нему, но ее дар все равно шептал о его состоянии: острейшая настороженность, интеллект, работающий на пределе, и под всем этим — глубокая, старая рана одиночества, которую это странное узнавание задело за живое.

— Я... я не могу объяснить это, ваша светлость, — прошептала она. — Это дар... или проклятие. Когда я касаюсь людей, я... вижу. Их суть. Их прошлое. Их истинные мысли.

Он не моргнул. — И что ты увидела, коснувшись меня?

Она посмотрела ему прямо в глаза, собрав всю свою храбрость.

— Я увидела короля. Я увидела Иерусалим. Я увидела маску, скрывающую боль. Я увидела человека, который правил, когда другие могли лишь ползать. Я увидела Балдуина Четвертого.

Воздух снова застыл. Он медленно подошел к ней, и она невольно отступила на шаг, прижимаясь спиной к дубовой двери.

— Ты боишься меня, — констатировал он. Это был не вопрос.

— Да, — честно призналась Лира. — Но не потому, что вы принц. А потому, что вы... вы тот, кем являетесь. И я знаю, что вы должны защищать свою тайну.

Он остановился в двух шагах от нее, внимательно рассматривая ее лицо.

— Откуда ты знаешь это имя? Откуда ты знаешь... обо мне?

Лира глубоко вздохнула. Лгать ему было бесполезно. Он почувствовал бы ложь, как чувствовал засаду в пустыне.

— В моем мире... ваша история была легендой. Книги, фильмы. Я... я всегда восхищалась вами. Мне было жаль, как жестоко с вами обошлась судьба. Такой молодой, такой мудрый... и так мало времени.

В ее голосе прозвучала неподдельная, выстраданная боль за него. И это, наконец, сломило лед в его глазах. Смягчило их.

— Твой мир, — тихо повторил он. — Значит, я не один.

Он отвернулся и прошелся к столу, будто снимая с нее давящий груз своего взгляда.

— Ты права. Моя тайна должна быть защищена. Никто не должен знать. — Он посмотрел на нее снова, и теперь в его взгляде была не угроза, а тяжелое размышление. — Но тот, кто хранит такую тайну... может быть не только угрозой. Он может быть... союзником. Единственным, кто понимает.

Он подошел к полке, взял древний фолиант в потрескавшемся кожаном переплете и протянул его ей.

— Эта книга о стратегиях ранних императоров Аэлиона. Ее нужно переплести. Ты останешься работать здесь, в библиотеке. Под моим наблюдением. — В его голосе вновь зазвучали нотки принца, отдающего приказ. Но затем он добавил, и его голос снова стал тихим, почти человеческим: — И... не бойся меня, Лира. Я не причиню вреда единственному человеку в этом мире, который видит меня, а не принца.

Услышав свое настоящее имя из его уст, она вздрогнула. Он не только нашел ее, он уже знал, кем она была.

Он уловил ее испуг и едва заметно улыбнулся уголком губ.

— Ты не единственная, у кого есть свои способы узнавать правду, — сказал он просто. — Добро пожаловать в мою службу, Элия. Надеюсь, мы найдем, о чем поговорить.

И в его словах она услышала не приказ, а предложение. Предложение стать якорем в чужом мире для двух потерянных душ.

Глава 7: Союз двух одиночеств

Работа в библиотеке под "наблюдением" принца стала для Лиры новой жизнью. Формально она была скромной переплетчицей, но на деле — хранителем самой большой тайны Империи. Каэлин, следуя своей природе стратега, создал для нее идеальное прикрытие. Кто будет обращать внимание на тихую девушку, часами возящуюся с кожей и клеем в самом дальнем зале?

Их общение было похоже на сложный, медленный танец. Он приходил в библиотеку под предлогом изучения хроник, они оставались наедине среди высоких стеллажей, заваленных свитками. Сначала разговоры были осторожными, полными недомолвок.

Он расспрашивал о ее мире. О том, как там помнили его.

Она рассказывала ему о книгах, исторических трудах, о том, как его короткое правление изучали в университетах. Он слушал внимательно, задавая точные, пронзительные вопросы о тактике, о которых современные историки могли лишь догадываться.

— Ги де Лузиньян, — говорил он, и в его голосе звучала старая, выжженная горечь. — Горячая голова и амбиции, затмившие разум. Я доверял ему королевство, а он повел его к Рогам Хаттина. — Он смотрел в окно на тренировочные площадки Аэлиона. — Здесь я не допущу такой ошибки.

Он, в свою очередь, делился с ней своими наблюдениями о новом мире. Он видел сквозь придворные интриги, как сквозь тонкую паутину.
—Герцог Кассиан, — как-то раз сказал он, пока Лира переплетала для него отчеты о северных рубежах. — Он умен, амбициозен и считает, что трон должен принадлежать ему. Мой "отец" доверяет ему, но... — Он не договорил, но Лира поняла. Он видел в Кассиане нового Тибо Шампанского или Раймунда Триполийского — барона, чьи интересы шли вразрез с интересами короны.

Лира стала его тайным советником. Ее дар, который она всегда ненавидела, стал их самым мощным оружием. Под предлогом "помощи" на придворных приемах она случайно касалась руки герцога Кассиана, чаши, из которой пил маркиз, с которой флиртовала дочь канцлера. И потом, в тишине библиотеки, она рассказывала Каэлину не о словах, которые они говорили, а о мыслях, которые прятали.

"Кассиан думает, что ты — удачливый выскочка, но твоя последняя тактическая находка на учениях его напугала. Он ускоряет свои планы".
"Дочь канцлера влюблена в тебя, но ее отец видит в этом лишь путь к власти. Он считает тебя слишком молодым и непредсказуемым".

Каэлин слушал, и его глаза загорались холодным огнем. Он составлял мозаику из ее обрывков, видя картину заговора, которую не мог разглядеть никто другой. Он начал действовать не грубо, а с изящной точностью. Он направлял подозрения отца на других, нейтрализовал союзников Кассиана мелкими, но унизительными провалами, укреплял собственную репутацию не силой, а неоспоримой компетентностью.

Он был королем, заново отстраивающим свое королевство в стенах одного дворца. И Лира была его глазами и ушами.

Однажды поздно вечером, когда библиотека тонула в сумерках, а они сидели у камина, он вдруг спросил:
—Зачем ты мне помогаешь, Лира? Ты могла бы просто исчезнуть. Жить той тихой жизнью, о которой ты мечтала.

Она смотрела на огонь, на отблески пламени, танцующие на его теперь здоровом, юном лице.
—Потому что в моем мире я могла только смотреть. Видеть, как история несправедлива к лучшим из нас. — Она встретила его взгляд. — Здесь у меня есть шанс что-то изменить. Помочь тому, кому не дали шанса в прошлый раз, построить что-то прочное. И... — она опустила глаза, — потому что я понимаю твое одиночество. Быть чужим в этом мире. Это объединяет.

Он молчал долго-долго.
—В Иерусалиме, — тихо начал он, и это был первый раз, когда он добровольно заговорил о своем прошлом, — у меня был один человек, Гийом де Тир. Он учил меня, видел во мне больше, чем болезнь. После его смерти... я был совсем один. Пока не встретил тебя.

Он не сказал "спасибо". Он не был из тех людей. Но в этих словах была благодарность, ценнее любых титулов или богатств.