Король воронов

ПРОЛОГ

Всё начиналось довольно невинно. Витька, старый, ещё со студенческих лет, товарищ, как-то раз пришёл и попросил у Андрея в долг миллион. Профессиональное чутьё подсказывало, что финансовых дел с друзьями лучше не иметь: есть шанс остаться и без дружбы, и без денег. Но Андрей, поразмыслив, взвесив все за и против, решил, что уж таким долгим и крепким отношениям всё нипочём, и согласился.

Витька взял свой миллион — и пропал на несколько месяцев. Когда он перестал отвечать на звонки и сообщения, Андрей остро почувствовал, что совершенно напрасно в этот раз не доверился интуиции и опыту, годами позволявшим ему держаться на плаву. Впору было передавать это дело службе безопасности, но он медлил, до последнего не верил в то, что можно было так запросто спустить в унитаз годы дружбы.

Витька вернулся так же внезапно, как и исчез, позвал Андрея на ужин в ресторан и рассказал, что деньги пустил не в дело, а отдал какому-то проверенному человечку из интернета, чтобы тот их с помощью каких-то неведомых манипуляций увеличил то ли вдвое, то ли втрое. Потом, естественно, оказалось, что проверенный человечек не такой уж проверенный. Окучив несколько десятков идиотов, он скрылся в тёплых краях. Витька, конечно же, стал требовать свои деньги обратно, но не только ничего не получил, но и попал у этого проверенного в «чёрный список». И теперь он по-братски просил у Андрея отсрочки — и ещё немного денег на жизнь, тысяч сто или около того. От такой наглости Андрей чуть не подавился виски. Он ещё был готов подождать с возвратом долга, но дальше спонсировать это сомнительное предприятие отказался. Тем более что — этого Андрей не стал произносить вслух — звать в дорогой ресторан, чтобы потом просить на жизнь, — было не лучшей идеей. Витька принял отказ спокойно. Даже сказал, что сам виноват, что доверился мошенникам, и теперь будет за это расплачиваться. Только вот, когда Андрей вернулся из туалета за столик, друг внезапно стал дёрганым, нервным… Поужинали они неплохо, счёт разделили и разъехались по домам.

Плохо ему стало уже дома, да так, как не бывало ещё никогда. И вот тогда Андрей и вспомнил странный вкус салата, который принесли, пока его не было: пепельная горечь, которую он приписал подкопчённой утке, и какие-то незнакомые пряные травы. После первого похода к белому другу он кое-как добрёл до аптечки, выдавил в ладонь целый блистер активированного угля, запил водой и лёг, ожидая, что дальше станет легче. В мыслях он уже набрасывал текст жалобы, который утром отправит хозяевам ресторана.

Легче не стало. Начала болеть голова, суставы заныли, как от лихорадки, крутило живот, а сердце колотилось так, будто хотело выскочить из груди. Андрей поджимал колени к груди и молился, чтобы это скорее прошло. Потом его внезапно ненадолго отпускало, и он начинал прикидывать, куда звонить сначала: в скорую или бывшей жене Ленке. Но у Ленки теперь двое детей, будить их не хотелось, разве что пришёл бы совсем край… Он уже собирался набирать скорую, но тут боль и тошнота отступали, появлялась надежда, что теперь-то всё закончится. А потом его скручивало снова…

Под утро, когда за окнами уже засветилась тонкая золотая полоска, Андрей всё же набрал номер и успел даже заговорить с диспетчером, назвать своё имя, когда руки вдруг перестали слушаться его, телефон упал на пол, а мир перед глазами померк, сжался в булавочную головку и снова распахнулся, играя новыми красками, незнакомыми человеческому зрению. Тело сдавило, сплющило и вытянуло одновременно. Он слышал голос женщины, просившей назвать адрес, но вместо ответа сумел издать только противный каркающий звук. Попытался ещё раз. И ещё. Из горла вырывалось только надсадное «кра-а-а» — и больше ничего.

****

Квартира лишилась привычных очертаний. Кровать, шкаф, комоды и даже любимое компьютерное кресло — всё стало огромным и засияло разными оттенками фиолетового. Он сделал несколько шагов и услышал, как зацокали по полу когти. Шаги получались совсем короткие. Раньше он бы с лёгкостью пересёк спальню, а теперь…

Зато боль исчезла, и прошла тошнота. И в голове стало так свободно и ясно! Он ещё смутно помнил, что был человеком, но почти все прежние мысли куда-то подевались. Остались только любопытство и голод.

Он захотел посмотреть на свои руки. Расправил плечи, потянулся и тут же боковым зрением увидел нечто чёрное и блестящее. Попытался сжать кулаки. Безрезультатно. Взмахнул ими раз, другой — и вдруг почувствовал, как поднимается над полом.

Новые ощущения кружили голову. Пробуя крылья, он вспорхнул к потолку, ещё недавно казавшемуся таким высоким, и едва не врезался в люстру. Шарахнулся в сторону — и тут же налетел на шкаф. Одни и те же расстояния в воздухе и на земле ощущались по-разному.

Немного освоившись с полётом, он попытался сесть на спинку кресла, но не рассчитал, зацепился когтем за обивку, перекувырнулся и завис вниз головой, истошно каркая от страха.

Как выбрался, как не вывихнул лапу, он не помнил. В памяти осталось только ощущение беспомощности и отчаянья, а следом за тем — желание вылететь куда-нибудь на свободу и простор.

Он вылетел в коридор и заметил слева по борту какое-то быстрое движение. Рядом с ним летела ещё одна птица! Он неловко развернулся, пролетел по коридору ещё раз. Птица шла параллельным курсом. Тогда он решил встретить незнакомца нос к носу и направился прямо к тому месту, где засёк незнакомца первый раз. Нос, жёсткий и длинный, ударился во что-то твёрдое и блестящее.

Он отскочил в сторону и приземлился на полочку, которая так удобно оказалась рядом с этой неведомой преградой. Незнакомая чёрная птица смотрела на него в упор и словно бы дразнилась. Поворачивала голову вслед за ним, хлопала крыльями и беззвучно раскрывала клюв. Он наблюдал за незнакомцем, как вдруг…

Крик, который он издал, был нежным и воркующим. В нём звучал восторг перед самым прекрасным на всём свете созданием — большой птицей с роскошными, переливающимися в утреннем свете перьями, крепким клювом и мощными лапами.

ГЛАВА 1

В те несколько минут, пока Аня перед занятием смотрелась в зеркало, она почти ненавидела себя. И оплывшую за годы брака фигуру в дешёвом спортивном костюме, и усталое, бледное от работы за компьютером лицо, и отросшие волосы, ни два ни полтора, которые никак не получалось собрать в хвостик. Но потом в зал входил инструктор по зумбе, чёрный парень, который знал по-русски хорошо если десяток слов, улыбался широко и приветливо и танцевал, будто весь состоял из шарниров. Он включал клубную латину так громко, что дрожали полы и стены. Начиналась тренировка, и дурные мысли ударной волной вышибало из Аниной головы. Она крутилась, прыгала, приседала, покачивала бёдрами, пытаясь успеть за инструктором. После трёх месяцев занятий ей это почти удавалось, и в хорошие дни она могла полностью отдаться стихии танца, и тогда недовольство собой отступало.

Сегодня был именно такой день. Ноги приятно ныли, в ушах всё ещё звучала бодрая латина, и можно было целых полчаса не думать о гигабайтах фото, которые ей предстояло отретушировать.

У входа в любимую кофейню она остановилась на пару минут, сводя дебет с кредитом, и в конце концов решила, что капучино с собой не пробьёт в её бюджете серьёзную дыру. Аня уверенно распахнула стеклянную дверь и замерла на пороге, заметив до боли знакомую малиново-огненную голову, склонившуюся над барной стойкой. Невысокая, коротко стриженная бариста в фирменном коричневом переднике протирала столешницу серой замызганной тряпкой.

«Вот чёрт», — тихо выругалась Аня. Ей ужасно захотелось развернуться и побыстрее сбежать отсюда, пока малиново-огненная голова её не заметила, но хлопать дверьми было глупо и совсем по-детски, а она уже взрослая баба и должна храбро смотреть своим страхам в лицо.

— Анюта! Тыщу лет не виделись! — протянула бариста, отбрасывая в сторону тряпку и протягивая руки для объятий.

Аня широко улыбнулась и пошла навстречу малиново-огненной голове. Если отвертеться от разговора не получится, надо хотя бы держать лицо и не подавать виду, что тебя что-то смущает.

— Давай, рассказывай, как поживаешь! — Бариста жестом показала на ближайший высокий деревянный стул. Аня отмахнулась — мол, мне некогда — и осталась стоять, положив рюкзак с формой и кроссовками на кожаное сиденье.

— Так чего, говорю, дела-то как? — снова спросила малиново-огненная голова, перекрикивая грохот кофемашины.

— Кручусь, как белка в мясорубке. Заказов полно. Лето, свадьбы, фотосессии… А у вас как?

Бариста что-то ответила, но за пыхтением капучинатора слов было не разобрать, да Аня к ним и не прислушивалась. Ей хотелось побыстрее расплатиться и уйти домой. Она порылась в рюкзаке, попыталась вслепую вытащить кошелёк, заодно выдернула на свет божий розовый спортивный лифчик, смутилась и мысленно обругала себя последними словами.

— На, держи! — Малиново-огненная голова протянула ей бумажный стаканчик. — Картой?

— Картой, картой! — быстро закивала Аня.

Бариста набрала на терминале нужную сумму и положила его на барную стойку. Аня приложила к нему кредитку, дождалась сигнала и готова была уже обрадоваться, что всё обошлось, как вдруг услышала:

— Кстати, видела вчера твоего Василия.

Аня постаралась сделать скучающее лицо, чтобы всем своим видом показать, насколько ей плевать на бывшего и всё с ним связанное, но малиново-огненная голова продолжила:

— Он был с этой своей… — Тут последовал жест, изображающий пышную грудь и узкую талию. — Просидели два часа, выбирали, в каком отеле будут отдыхать в Турции…

Аня почувствовала, что вот-вот вспыхнет. Ей захотелось плеснуть капучино в лицо собеседнице, подхватить сумочку и убежать домой, но надо было держать себя в руках. Она только вздохнула и спросила:

— Слушай, я забыла, а сахар и крышечки у вас где?

Малиново-огненная голова воззрилась на неё недоуменным взглядом: мол, у меня тут эксклюзив, а ты и слушать не хочешь, — и кивнула на стойку у входа.

****

«Только зря деньги потратила», — подумала Аня после первого глотка. Капучино ощутимо отдавал жжёной паклей. Она огляделась по сторонам в поисках урны, не нашла ничего подходящего, на секунду задумалась, не поставить ли стаканчик на асфальт, и в конце концов решила идти дальше. Не хотелось выглядеть свиньёй в чужих глазах. Но и давиться противным кофе тоже не хотелось.

Когда-то давно Аня любила представлять, как идёт по городу с кофе в стаканчике, вся такая лёгкая и воздушная, как героини романтических комедий, и прохожие улыбаются ей, и мир сияет техниколоровыми красками, а где-то за поворотом её ждёт загадочный и прекрасный ОН. Лишних денег на кофейни у неё тогда не было, она училась, подрабатывала и даже отправляла деньги сестре. Та родила в семнадцать, с мужем (родители настаивали на свадьбе) развелась через полгода совместной жизни и с тех пор тянула сына одна. Никакого загадочного и прекрасного на горизонте у Ани тогда тоже не наблюдалось.

И вот, целый брак спустя, она пришла в ту же точку. Денег от работы фотографом едва хватало, чтобы платить ипотеку и кое-как поддерживать гомеостаз, как называла это подруга-биолог. Загадочный и прекрасный, ворвавшийся в её жизнь, как беззаконная комета, унёс за собой в безвоздушное пространство несколько лет жизни, остатки самооценки и машину, купленную на деньги от бабушкиной квартиры.

Правда, теперь у Ани в руках был тот самый желанный стаканчик с кофе, только вот какой в том прок, если пить его невозможно?

Она крутила в голове слова малиново-огненной головы про Турцию и сама не замечала, как ускоряет шаг, пока тепловатая, невнятного цвета жидкость не выплеснулась через отверстие в крышечке ей на руку.

«Метафора моей жизни, — мрачно подумала Аня, отряхиваясь, — пятьдесят оттенков коричневого».

Турция задела её сильнее всего. За все годы брака они не выбирались никуда дальше дачи у свекрови! А ей так хотелось в длинном платье и в шляпе с широкими полями пройтись по променаду хотя бы в Анапе. Бывший муж на это вечно говорил, что отдыхать на наших курортах — не уважать себя, а на хорошие они пока не заработали, но когда-нибудь потом… И вот это «потом» наступило, только не для неё.

ГЛАВА 2

За эти дни Андрей так и не понял, когда ему бывает хуже — ранним утром, где-то за полчаса до рассвета, когда все суставы ломит, а внутренности словно бы прокручивают через раскалённую мясорубку, а потом человеческое тело резко сжимается, заламывается и превращается в птичье, или вечером, на закате. Тогда он не ощущает боли или, точнее, не осознаёт её по-настоящему, зато потом, когда к нему возвращается человеческий разум, голова опухает и разламывается от мощной сенсорной перегрузки. Мир теряет яркость, кругозор схлопывается, тяжесть тела наваливается и пригибает к земле, запахи и звуки мешаются, а сознание заполняет поток слов и мыслей.

Сейчас Андрей на четвереньках стоял посреди маленькой, заставленной мебелью комнатки. Ещё минуту назад она казалась ему огромной. Спинка кресла вздымалась высоко над головой — не дотянуться, разве что долететь, а теперь он легко схватился за неё рукой, поднимаясь с пола. Коробка, в которую его запихнула сердобольная тётушка, и до того казавшаяся ему тесной, теперь выглядела пугающе крохотной. Как он только в неё поместился?

Сердобольная тётушка застыла в дверях с кружкой. Она держала её так неловко, что чай тонкой струйкой лился на пол и брызгал во все стороны. Тётушка этого не замечала, она во все глаза смотрела на Андрея. Отчего бы ей не смотреть? Не каждый день подбитый ворон оборачивается человеком вот так, в прямом эфире, без регистрации и эсэмэс. Андрей и сам бы не отказался поглядеть на это со стороны, а не изнутри, так сказать, ситуации.

Человеческий разум вернулся, а следом за ним вернулся и стыд. Неловко прикрывая рукой пах, Андрей шагнул в сторону, за кресло, чтобы незнакомая женщина видела его только по пояс. Надо было сказать ей что-то успокаивающее, ободряющее, чтобы она не испугалась, не набросилась на него, не погнала из дому.

Прошлую ночь, первую с того момента, как Андрей стал вороном, он провёл в подъезде, завернувшись в старый истоптанный ковёр, брошенный у входа. И это ему ещё повезло, что домофон не успели починить и он не остался на улице — абсолютно голый и страшно голодный.

Может быть, удастся выпросить у этой женщины какую-то одежду? Футболку, старые спортивные штаны? А может, получится напроситься на ужин? Или даже… Так далеко надежды Андрея не распространялись. Понятно, что сердобольные тётушки, которые жалеют больных птиц и котиков, не обязаны так же трепетно относиться к незнакомым голым мужикам. А значит, надо действовать осторожно, обходительно, начать с комплимента, очаровать…

— У тебя есть пожрать чо-нибудь? — эти слова вырвались у Андрея как будто помимо воли. Словно крик души (а скорее завывающего, как синий кит, желудка). Вот и очаровал даму…

Женщина, оцепеневшая на пороге комнаты, громко и облегчённо расхохоталась. «А могла бы и кружкой кинуть», — пронеслось в голове у Андрея.

****

— Там плед, — сквозь смех проговорила женщина, показывая куда-то за спину Андрею. — На диване. Можно прикрыться.

Он обернулся. Краем глаза заметил на полу серую ляпку птичьего помёта. И ещё одну — на подлокотнике дивана. В лицо ударила горячая волна крови. Это было невыносимо. Он, взрослый серьёзный человек с высшим образованием, воспитанный, чистоплотный, и вот…

Женщина истолковала его смущение по-своему:

— Ой, да не парься! Чего я там не видела?

Стараясь больше не приглядываться, Андрей схватил плед и накинул себе на плечи. Стыд всё ещё разъедал его изнутри, но, по крайней мере, телу стало уютно и тепло. Простенький флисовый плед был мягким и приятным на ощупь. Точно лучше вчерашнего ковра из подъезда.

— Пойдём на кухню. Я чаю сделаю, а ты мне всё объяснишь, — позвала женщина.

Рассказывать всё Андрею совсем не хотелось. Одна половина его истории полнилась отвратительными физиологическими подробностями, другая неподготовленному слушателю показалась бы жуткой нелепицей. Впрочем, эта женщина застала его в момент превращения и не накинулась с кулаками, не закричала, не завизжала и не погнала прочь. А значит, у неё либо стальные нервы, либо она просто чокнутая и принимает такие вещи как должное. Оба варианта вполне устраивали Андрея.

Он выбрался из-за кресла и прошёл вслед за хозяйкой на крохотную кухню, занятую монструозным гарнитуром такого яркого зелёного цвета, что было больно даже человеческим глазам. Андрей представил, каково будет птичьему взору, и зажмурился от отвращения.

— Да, меня тоже он бесит, — сказала женщина. — Но сменить пока не могу. Кстати, я Аня.

Она нажала кнопку на электрическом чайнике и достала из шкафчика пачку с чайными пакетиками.

Андрей устроился на единственном стуле, зажатом в углу между столом и стеной, и поплотнее завернулся в плед. Спрашивать у Ани про одежду он пока не решался.

— А я Андрей. — Голос звучал хрипло и непривычно. Впрочем, чего он хотел, если все эти дни либо каркал, либо молчал?

— Ты давай, рассказывай, как дошёл до жизни такой! — Аня поставила перед ним кружку со смешным котёнком и бросила туда чайный пакетик. Традиционное «тебе чёрный или зелёный?» — она не спрашивала. Похоже, что лишних вещей и продуктов в её доме не было.

— Да как-то… Я и сам не знаю, — начал он, запинаясь и путаясь. — Жил себе, жил, и вдруг — раз…

Вслед за кружкой на столе появилась банка самого дешёвого йогурта, на который он в лучшие дни и не посмотрел бы, половинка батона в пакетике, масло, сыр… Скромно, но от запахов свежей человеческой еды у него чуть не закружилась голова. Хотелось наброситься на неё, забыв о приличиях, разорвать плёнку и по очереди откусывать то хлеб, то сыр прямо от куска…

Первая же ложка йогурта показалась Андрею пищей богов. Он старался держать себя в руках, но всё равно ел быстро, жадно, испытывая разом наслаждение и острую неловкость.

Чай, тоже дешёвый, пах химической отдушкой, но и это сейчас казалось мелочью, напоминанием о голодных студенческих годах. В конце концов, это было далеко не самым главным! Ведь он пил его в доме, под крышей, сытый впервые за несколько дней. И впервые ему не надо было скрываться, убегать, драться и искать возможности защититься — от холода, от людей, от страшных кошек и ворон.

ГЛАВА 3

Да, так он не ездил уже давно… Со времён полуголодного студенчества, когда за счастье было купить «фордфокусвкредит», вот так, в одно слово, и большая часть ровесников, кто успел получить права, ездила на «зубилах». Иногда чуть подрихтованных. После немецкого внедорожника с кожаным салоном в чуде китайского автопрома было тесно, шумно и душно. Водитель, смуглый и давно небритый, впрочем, был очень вежлив и не лихачил. И на том спасибо.

По дороге домой Андрей заметно нервничал. После того, как он отогрелся, поел и немного пришёл в себя в чужой квартире, казалось, что всё будет очень просто. Приехать в родной ЖК, договориться с охранником, чтобы пропустил к консьержу, а там можно взять запасные ключи, которыми обычно пользовалась домработница, почтенная восточная дама Зуля… Всё это могло прокатить, если бы он приехал к главному входу на своей машине, в своём привычном костюме, да ещё чтобы охранники были старые, помнившие его в лицо.

Андрей напряг память. Он вообще был не из тех, кто свысока смотрит на весь обслуживающий персонал, и мог в свободную минуту перекинуться с консьержкой парой ничего не значащих фраз или обсудить футбол с Толяном из Воронежа, сторожившим парковку. Так что и сотрудников ЧОПа, с которыми сталкивался каждый день, старался запомнить в лицо. Мало ли для чего пригодится. Человеческий капитал — самый ценный.

Кажется, в том месяце был разговор, что кого-то из охранников сманили в другое место, а значит, сейчас есть шанс нарваться на новичка, который просто развернёт Андрея на входе.

Значит, нужен план Б. Он начал вспоминать номер бывшей жены — один из немногих, которые знал наизусть. И даже периодически использовал как пароль там, где не нужно было придумывать что-то суперсложное. Конечно, после встречи с Аней впутывать ещё одного человека в эту историю не хотелось, но, если попасть домой не удастся, придётся просить ключи и магнитную проходку у неё. И, наверно, можно будет даже не обсуждать подробности, просто сказать, что так и так, вляпался по самую макушку, нужна твоя помощь… В этом Ленка никогда не откажет.

Только как заканчивается её номер? На шестёрку или на девятку? Раньше такие вопросы не возникали, а теперь память будто пеленой заволокло. Думать становилось тяжелее.

— Приехали, — сказала Аня и потянула его за локоть. Прикосновение вывело Андрея из задумчивости.

Он открыл дверь, помог своей спутнице выбраться наружу и напоследок попросил водителя подождать их неподалёку:

— Если всё хорошо, я вам махну, и можете быть свободны. А если нет, поедем на другой адрес.

Водитель кивнул. Андрей, чуть заметно шаркая ногами, чтобы не слетели резиновые шлёпанцы, направился к воротам.

Нажал серебристую, затёртую многими пальцами кнопку, нервно оглядываясь на одноэтажное зданьице с зеркальными окнами, похожее то ли на старинную кордегардию, то ли на склеп. Снаружи не было заметно никакого движения. На звонок никто не отозвался.

— Спят они там, что ли? — в сердцах воскликнул Андрей. — Время ещё детское.

— Может, острый приступ поноса? — отозвалась из-за спины Аня. Он даже вздрогнул от неожиданности. Мысли о том, как поскорее попасть домой, занимали всю оперативную память.

— Может, и он. — Андрей снова позвонил.

В динамике что-то захрипело, забулькало и затихло. Зато открылась зеркальная дверь, и к роскошной кованой калитке спустился высокий крепкий мужчина, постриженный под ноль пять. Замер на мгновение, рассматривая ночных гостей, и широко ухмыльнулся:

— Андрей Сергеевич, это вы?

— Я, я. — Он почувствовал, что сердце, до того стучавшее где-то в горле, постепенно возвращается на своё законное место. Этой ночью на входе дежурил тот самый Толян. Видимо, его перекинули сюда с подземной парковки, пока не нашли замену ушедшим охранникам. — Впустишь нас?

— Впущу, впущу, — засуетился Толян, прикладывая к магнитному замку карточку. — Только вы мне вот что объясните… Сегодня Виктор Николаевич к вам приходил, сказал, вы заболели, дома лежите, а он проведать вас собрался…

Охранник не успел договорить, а Андрей уже почувствовал мерзкую слабость в коленях, и к горлу подкатила тошнота. Он замер перед распахнутой калиткой, не в силах сдвинуться с места. И снова кто-то деликатно подтолкнул его в спину. Андрей обернулся и с благодарностью посмотрел на Аню, которая третий раз за эти пятнадцать минут вернула его к реальности.

— Вот я и понять не могу, как получилось, что вы здесь и в таком виде, да ещё и не один, если должны дома лежать, болеть.

— Я и сам не понимаю, Толян, я и сам не понимаю, — отозвался Андрей. — А Виктора Николаевича сюда больше не пускай. Так и скажи, если объявится, что не положено. Проходку я заблокирую. Там сегодня кто дежурит?

— Клавдия Пална, — расплылся в улыбке охранник.

***

Аня не могла не глазеть по сторонам. Про этот элитный ЖК она только читала в городских пабликах, да видела издалека, когда проезжала мимо на автобусе. И уж точно не думала, что когда-нибудь окажется внутри. И чем больше она видела вокруг себя, тем острее становилась классовая ненависть.

А как иначе было назвать это жгучее чувство, которое возникало, когда перед тобой за воротами, словно сошедшими с картин художников-романтиков, высился четырёхэтажный дом с портиком, что твой Парфенон, увенчанным позолоченной колесницей, в которую было впряжено четыре коня? Архитекторы явно вдохновлялись аркой Главного штаба в Питере, когда рисовали этот проект.

С трёх сторон дом с квадригой, сияющей в лучах прожекторов, окружали три десятиэтажки с зеркальными фасадами.

«Это ж сколько тут квартира стоит? Даже однушка», — подумала Аня, глядя вслед Андрею, старавшемуся не запутаться в длинных и широких спортивках и не потерять шлёпанцы.

Её спутник шёл по присыпанной гравием дорожке, которая вела прямо к стеклянным дверям пафосного дома.

— Может, я тут побуду? — спросила Аня, останавливаясь на пороге. Ей казалось, что сейчас консьержка увидит её не слишком новые джинсы и тунику и развернёт прямо у входа. Впрочем, Андрей с пивозавром на футболке, похоже, боялся того же самого. Было видно, что он нервничает.

ГЛАВА 4

Утро началось не с кофе. Ане снилось, что ей на грудь сел и начал блевать огромный кот с человеческими глазами. Она сгоняла зверюгу, но та возвращалась и продолжала своё мерзкое дело, недовольно взвякивая что-то себе под нос. Потом до слуха донёсся невыразимо мучительный стон.

Она открыла глаза. Рассвет ещё не наступил, но небо уже посветлело, подбрюшья туч окрасились золотом.

«Андрей! Ворон!» — пронеслось в голове. В комнате его не было. Кресло-кровать, которую Аня предлагала разложить для гостя, стояло закрытым.

Новый стон и звук сливающейся воды донеслись из санузла.

Она бросилась туда.

И увидела склонившегося над унитазом Андрея. Он стоял на коленях, и вид имел измученный. На лбу выступила испарина, волосы слиплись, руки дрожали.

Заметив Аню, он повернул к ней голову, просипел:

— Уходи… Тут будет мерзко… — И снова скорчился в рвотном спазме.

Аня застыла на месте соляным столбом.

— Уходи… Не смотри… — повторил Андрей, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Без тебя… хреново…

Последние слова подействовали на неё как заклинание. Она стряхнула оцепенение и, вместо того, чтобы убежать без оглядки, подошла к нему. Спросила:

— Чем помочь? Может, скорую? Воды принести?

— Ничего… не надо… — после нового приступа ответил Андрей. — Я превращаюсь…

Конец слова перешёл в глухой вой.

Аня поймала себя на мысли, что не чувствует никакого отвращения. Только желание сделать что-то, чтобы этот кошмар прекратился.

Андрей сполз на пол, весь сжался, подтянув колени к животу и обхватив голову руками. По телу прокатилась судорога. Он глухо застонал.

Аня смутно помнила из роликов в интернете, что при эпилепсии надо следить, чтобы человек в припадке не расшиб себе голову. А в тесном санузле, между ванной и унитазом, у Андрея было множество возможностей для этого. Она опустилась рядом с ним, села поудобнее и положила его голову себе на колени, шепча что-то успокаивающее. Андрей дёрнулся раз, другой, и обмяк.

— Как же больно… — еле слышно проговорил он перед новым приступом. Мышцы на этот раз свело так, что руки отъехали назад, за спину, голова запрокинулась, ноги выпрямились и снова сжались.

Стон. Новая судорога. Снова стон. Промежутки сокращались, у Ани с трудом получалось удерживать его голову на месте. Она не понимала, что происходит с телом Андрея, не видела изменений, и когда тяжесть взрослого человеческого тела куда-то пропала, а руку царапнул длинный птичий клюв, только замерла на несколько минут, бессмысленно глядя перед собой.

Ворон каркнул, напоминая о своём присутствии.

Она прижала его к груди, нежно гладя по блестящим перьям и приговаривая:

— Всё хорошо, теперь всё хорошо. Натерпелся, страдалец…

***

О том, чтобы вернуться на диван и доспать, не могло быть и речи. Заряд бодрости, который она получила, увидев, как именно её гость превращается в птицу, заставлял действовать.

Аня прибралась в ванной. Странным образом при этом она не чувствовала никакого отвращения. Такое было, только когда она заботилась о бабушке в больнице в её последние дни. Есть дело — и его нужно сделать.

Ворон наблюдал за происходящим, сидя на бортике раковины. Взгляд у него был умный и как будто печальный. Мол, я бы тебе помог, но прости, у меня крылья.

— Да ладно, не бери в голову, — сказала ему Аня. — Потом сочтёмся.

Птица издала высокий воркующий звук и принялась чистить перья.

— Значит, ты меня понимаешь?

Ворон прервался и снова что-то проворковал. Аня никак не могла привыкнуть, что он способен на такие нежности. Она больше ждала хриплого карканья, громких вскриков.

— Тогда давай так. Придумаем условный сигнал. Если да…

Тут птица как раз отрывисто каркнула.

— Хорошо, согласна. А если нет…

В ответ раздалось двойное карканье.

— А если… — Тут Аня задумалась, не слишком ли это будет сложно для птичьего ума, но всё-таки продолжила: — Если не знаешь…

Вместо трёх вскриков подряд ворон снова выдал воркующий звук.

— Ну вот и договорились. Жрать хочешь?

Птица захлопала крыльями и ответила утвердительно.

***

Аня готовила завтрак, не выпуская из рук смартфон. Вроде бы вчера и начиталась, чем кормить ворона, но после бесконечно длинной и насыщенной событиями ночи всё выветрилось из памяти. Пришлось начинать всё заново.

Перед вороном, восседавшим на спинке стула как на присаде, лежали орехи, кусочки мяса и немного нежирного творога. Аня не знала, можно ли так начинать утро и стоит ли вообще смешивать еду, но отчаянно надеялась, что всё будет нормально, и ей не придётся лечить своего гостя.

Себе она сделала омлет с помидорами и пряными травами. С тех пор, как она влезла в ипотеку, овощи стали редкими гостями на её столе, и сейчас Аня собиралась получить от завтрака максимум удовольствия. Но у ворона, кажется, были на омлет свои планы. Поклевав творог и орехи, расправившись с мясом, он взлетел и спикировал на стол прямо рядом с её тарелкой. И если бы Аня вовремя не отставила её в сторону, утащил бы себе кусочек-другой.

— Тебе нельзя, понимаешь?

Птица недовольно каркнула.

— Яйца нельзя пока! Там этот, орнитоз! И сальмонеллёз! — продолжила Аня. Она успела прочитать, что воронам нельзя сырые яйца, но решила не рисковать. Ей хватило утренних приключений.

Птица издала воркующий звук и принялась чистить перья. В позе явно чувствовалась обида.

— Вот станешь снова человеком, тогда угощу, — решительно заявила Аня, подцепляя вилкой кусочек помидора. — А пока потерпи, дружок.

Прошло не так много времени с тех пор, как всё началось, а она уже ощущала разницу, когда общалась с Андреем-человеком и Андреем-птицей. С вороном было как-то проще. В конце концов, он был всего лишь полуразумной тварью, которую можно было, если что, посадить в ванную комнату, а не привлекательным мужчиной с бизнесом и деньгами, от которого теперь зависело Анино спасение от долгов.