Корона из картона

Пролог

Я не знала, куда прятать глаза.

А вот во взгляде напротив наоборот искрил не то вызов, не то насмешка, не то... нет, такого просто быть не может.

Ещё одна пара глаз буквально протыкала меня иглами и явно желала заставить не замечать никого вокруг, кроме них, но, боюсь, я не могла на такое согласиться ни раньше, ни тем более сейчас. Чужие губы растягиваются в нахальной ухмылке, и я как-то на автомате облизываю собственные, что не укрывается от цепкого взгляда. Собираюсь уйти – нет, убежать – чтобы не накалять обстановку, но крепкие руки не дают сделать и этого.

– Ты мне сегодня снилась, – мурлычут губы мне на ухо, заставляя щёки непривычно пылать от смущения...

Глава 1. Карина

22 июня 2019 года, суббота

– Я буду скучать по тебе, кошёлка, – верещит на ухо Алинка, повиснув к тому же на моей шее.

– Говоришь так, как будто я умираю, – закатываю глаза и обнимаю подругу в ответ.

Проклятый выпускной.

Школа по этому поводу начала сходить с ума ещё с января, как будто не было ничего круче, чем попасть в семью к богатеям, которые сделают из тебя ручного зверька. Можно подумать, мы выиграли в лотерею! Если кто и выиграл, так это мажоры, которым, в общем-то, к этому не привыкать – им вообще всё с неба падает прямо в ручки. Хотя, справедливости ради, замечу, что «радовалась» не я одна: ещё несколько девушек и даже парочка парней с каким-то отчаянием вертели в руках аттестаты, будто им кандалы подарили, а не документ об окончании школы.

– Ну, мы же перестанем видеться в привычном режиме – всё-таки, будет не до этого...

– Это ты своему Венику объясняй, – фыркаю, обнимая подругу в ответ.

Алина с Вениамином – так же представителем периметра – встречаются ещё класса с восьмого. Веник как-то сразу в средней школе запал на мою подругу; поначалу просто никого к ней не подпускал – не знаю, что он там рассказывал другим парням, но Алинку они десятой дорогой обходили – а после просто подошёл и сказал, что «она его», и с этого момента они встречаются. Я завидовала подруге – но по-хорошему, без злости или тайного пожелания неудачи в их отношениях, а со временем даже научилась не ревновать её к Венику: всё-таки, наше общение сократилось по времени практически наполовину. Может, я бы и не обратила на это внимания, но так как Медведева была моей единственной подругой, из-за её частого отсутствия компании мне катастрофически не хватало.

На моё замечание девушка смешно куксится и машинально пробегает глазами по разношёрстной толпе теперь уже выпускников школы. Признаюсь честно – я свой выпускной ждала со страхом и обречённостью; этот дурацкий закон, обязующий совершеннолетних юношей и девушек быть прикреплёнными за каким-нибудь мажором, не лезет ни в какие ворота. Я понимаю, что для нас, малоимущих, это отличный шанс наладить свою жизнь – хорошее образование, за которое платит семья сибарита, лучшие условия жизни и всё такое – но мы, по сути, просто перестаём себе принадлежать. А если ещё и сибарит попадётся бестолковый – вообще хоть караул кричи. Неизвестность всегда пугала меня больше всего остального, поэтому до тех пор, пока не получу письмо со своим распределением, буду чувствовать себя так, словно у меня под задницей кактус.

– Я пойду, поговорю с ним, – извиняющимся тоном «отпрашивается» Алинка, но уходит действительно только после моего одобрительного кивка.

Они очень хорошо подходят друг другу – Веник горячий и вспыльчивый, а Алина – мягкая и спокойная. В периоды агрессии, которые изредка случались с парнем, Медведева становилась для него «пожарником»: без проблем тушила огонь его злости и утихомиривала тогда, когда других он попросту не слушал. В свою очередь Макаров защищал Алину от всего, что, по его мнению, представляло для девушки угрозу, и нянчился с ней, когда она болела или впадала в хандру. Мне в голову частенько забиралась мысль о том, куда запропастилась моя вторая половинка, потому что, на мой чисто субъективный взгляд, если ты не встречаешься ни с кем к концу школы, то уже обречён коротать век в одиночестве. Чем старше становишься, тем явственнее видишь в человеке его недостатки, которые перекрывают всё остальное, и предпочитаешь быть вообще ни с кем, потому что тот идеал парня, который нарисован в твоей голове, реальному парню переплюнуть уже невозможно. Но по счастью меня отношения не волновали настолько, чтобы беспрестанно думать о них и проливать горькие слёзы.

Мысли снова возвращаются к недалёкому будущему, стоит мне кинуть взгляд на свой аттестат. Ещё в девятом классе, когда до моего мозга, наконец, дошла истина о том, что не за горами моё распределение, я дала себе обещание: если сибарит попадётся... хм... проблемный, то я не поленюсь отплатить ему тем же. В смысле – если он решит, что я вполне себе сойду в качестве его игрушки на ближайшие пять лет, то пусть закатает свои губки обратно. В семье, где помимо меня ещё трое старших братьев, я с детства научена давать отпор тем, кто возомнил, что может мной командовать. Иногда прилетало и братьям, так что научить вежливости какого-то избалованного жизнью мажора у меня рука тем более не дрогнет. Помню, однажды зафинтилила брату битой под глаз за то, что мои конфеты без спросу таскал – он неделю с фонарём ходил. Мне было всего семь, и я точно помню, что целилась в лоб и не сильно, а вышло, как вышло – зато к конфетам моим брат больше ни-ни.

К слову о братьях – перевожу взгляд в сторону входа в актовый зал и замечаю довольно скалящиеся физиономии оных. Закатываю глаза – сейчас подкалывать начнут – но всё же плетусь к ним, огибая всеобщее веселье.

– Ну что, школа за плечами? – вещает прописную истину Димка – самый старший: у нас разница в пять лет. – Где-то на горизонте замаячил пенсионный фонд – видишь его?

– А я-то всё гадаю, где ты пропадаешь последние пять лет... – лениво отзеркаливаю. – Надеюсь, тебе хватило ума для меня там местечко застолбить?

Близнецы Тимур и Артур ухмыляются, хлопая друг друга по плечу; с ними у меня разница в три года, и братья всё ещё жили в семьях своих сибаритов. И вот, что странно – у них никогда не было проблем с их... хм... подопечными. Может, тех просто воспитывали нормально, а может, мои парни просто не давали им возможности на своей шее сидеть – не знаю, но факт оставался фактом: за все три года я не слышала от них ни одной жалобы.

Глава 2. Марк

28 июля 2019 года, пятница

Моя рука сейчас напоминала больше руку наркомана.

За последние пару месяцев – с тех пор, как мать закатила скандал о том, что я «стал слишком неуправляемым» – я сделал уже, наверно шесть или семь инъекций от агрессии. Основа для укола была экспериментальной и не давала гарантий на то, что вообще сработает, но лично я мог сказать со сто процентной уверенностью: нихрена эта дрянь не помогает. Серебристая жидкость накачивала вену, смешиваясь с кровью, и я чувствовал под кожей неприятное зудящее жжение – словно в меня впрыскивали напалм. В довесок после этой процедуры ещё и дико сушило, будто я бухал без остановки месяц, а не просидел в кресле специалиста пару минут.

Мне эти инъекции нахрен не упали, я и без них чувствовал себя отлично, но пришлось ходить сюда раз-два в неделю, чтоб мать отстала; эта сердобольная женщина с тонко чувствующей душевной организацией болезненно реагировала на любой мой ответ, который был сказан чуть громче или грубее, чем ей хотелось. Но и я ж не барышня кисейная, чтоб перед ней в реверансах рассыпаться и говорить шекспировским слогом! Я, конечно, не конченный утырок, и матери никогда не грубил – по крайней мере, намеренно – но иногда мог выразиться чисто по-пацански, из-за чего она заводила свою шарманку о том, что где-то в моём воспитании накосячила.

Как заезженная пластинка.

Медсестра дружелюбно улыбается, вытаскивая из моей вены иглу – ей бы намордник палача на голову... – и отпускает меня «до следующего раза», а я прикидываю в голове, когда закончится вся эта хренотень.

Мне сюда таскаться до тех пор, пока этот стеклянный гроб не развалится?

Вылетаю на улицу, на ходу набирая номер первой попавшейся девчонки, и ставлю её в известность о том, что через пару минут буду у неё. Она что-то блеет в ответ, но я не слушаю: у меня по венам огонь разливается, и мне надо куда-то деть его излишки, а секс как раз подойдёт. Прошу только скинуть мне адрес, потому что в голове всю эту информацию держать мне было ни к чему, и отключаюсь. По голосу я так и не понял, чего она хотела – того же, что и я, или нахрен послать – но через секунду мой телефон вибрирует, и на экране отображаются данные.

Отлично.

Возле нужного дома торможу, скрипя покрышками по подъездной дорожке, и выбираюсь наружу; входная дверь распахивается, и на террасе показывается длинноногая блондинка в лёгком белом платье, едва прикрывающем её задницу.

– Тебе повезло, что родителей нет дома, – недовольно ворчит девушка, пока я лихорадочно копаюсь в памяти.

Как, чёрт возьми, её зовут?

– Думаешь, меня остановило бы твоё «нет»? – вопросительно  выгибаю бровь и выдаю свою самую обаятельную улыбку; девушка тут же тает и подаётся навстречу, когда я приподнимаю её за талию, заставив обхватить себя ногами. – Или ты пытаешься сказать, что сама не хочешь меня?

Заношу её в дом, потому что устраивать представление соседям не собираюсь, и роняю девушку на диване в гостиной. Она что-то щебечет о том, что в доме полно слуг, но моя голова уже в отключке, и я просто перехожу к делу. Одной разрядки мне оказывается мало, но мы всё-таки добираемся до её спальни, и после парочки заходов я, наконец, чувствую, что грудь перестало так печь.

– У нас когда-нибудь будет нормальное свидание? – мурлычет она, выводя пальцами круги на моей спине.

Наконец-то вспоминаю её имя – Бьянка.

Почти как пьянка – только не так весело.

– Ты же знаешь, я не признаю всю эту хрень. Если тебе нужны цветы или подарки – только свистни – но торчать где-то, делая вид, что меня интересует твой внутренний мир, я не собираюсь. Гораздо важнее, что мы устраиваем друг друга в постели, а в свидания пусть играют дети.

Надо отдать ей должное – она даже не подумала обижаться, хотя могла бы надуть губы, ошибочно думая, что меня это растрогает. Никогда не понимал женскую тягу к тому, чтобы терять время в каком-нибудь общественном месте вместо того, чтобы получать обоюдное удовольствие – всё это дикая тупость на мой взгляд.

– Тогда, может, перестанем видеться, когда это удобно тебе и будем уже встречаться официально?

Ага, не мытьём, так катаньем...

Я бы мог сказать ей, что у меня таких желающих закинуть на мою шею петлю «бьянок» – вагон и маленькая тележка, но тогда на секс по-быстрому в этом доме можно было больше не рассчитывать. Я привык к тому, что мне рады во многих домах, и я в любой момент могу получить доступ к женскому телу – в любой точке города – так что не видел причин привязываться к одной девушке. Не родилась ещё та девчонка, которая заинтересует меня настолько, чтоб я голову потерял и думал только о ней – и вряд ли когда-то родится.

А мой нынешний стиль жизни меня вполне устраивает.

– Малыш, давай мы не будем портить такой отличный день, – роняю в ответ и против воли чувствую, что снова начинаю раздражаться. – Может, остановимся на том, что тебе со мной хорошо, и я вообще есть в твоей жизни?

Бьянка устало откидывается на подушки и мрачно вздыхает в потолок.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты полная задница, Климов?

Усмехаюсь себе под нос – придумала бы что-нибудь новенькое...

Глава 3. Карина

26 августа 2019 года, понедельник

Дурацкое распределение испоганило мне, по сути, всё лето.

Я отвлекалась на всё на свете, чтобы не думать о нём, но мысли то и дело перескакивали, пытаясь высчитать «чёрную» дату. Поэтому, когда папа предложил помочь ему с планированием ремонта больницы, я согласилась, даже толком не подумав, а после ещё и изъявила желание принять участие непосредственно в самом ремонте. Пока строители занимались крыльцом, а кровельщики орудовали на крыше, я и ещё несколько волонтёров занялись покраской стен и полов. Завязав волосы в хвост, чтоб в глаза не лезли, я нацепила кепку козырьком назад и всунула в уши наушники – с музыкой мне всегда работалось легче – с головой погрузившись в работу, напевая песню и временами подтанцовывая.

«Well, I will be the strongest that he ever knew

And I will be there when he needs a love strong enough»[1] – мурлычу себе под нос, в очередной раз выполняя парочку базовых шагов сальсы.

Чтоб я ещё раз затыкала на работе уши – да ни в жизнь.

Горячие ладони на своей талии чувствую не сразу – только когда пальцы чуть стискивают её, сгребая рубашку в кулаки; от неожиданности ахаю, разворачиваюсь к смертнику, которому взбрело в голову тут руки распускать, и гневный рык застревает в моём горле.

На меня смотрят горящие глаза... Сергея Михайловича.

Я бегло осматриваю коридор, который на моё счастье оказывается совершенно пуст – наверно, пришло время обеда, но я так увлеклась работой и танцами, что всё пропустила. Приходится приложить недюжинные усилия, чтобы вырваться из цепких пальцев мужчины, оттолкнув его, и отскочить подальше.

– Вы совсем с ума сошли? – шиплю в ответ на беспардонное поведение.

Но Климов совершенно не выглядит виноватым – скорее, даже наоборот: его лицо говорило о том, что из его рук только что вырвали любимую игрушку.

– Ты права, – неожиданно соглашается, но я рано радуюсь. – Ты меня с ума сводишь – не сдержался.

Господи, да что ж такое-то!

– Вам лучше не приближаться ко мне, Сергей Михайлович, – делаю акцент на его инициалах. – Я, конечно, забочусь о репутации своего отца, но даже это меня не остановит от того, чтобы как следует вам врезать.

Климов насмешливо прячет руки в карманах брюк.

– Дерзкая... Мне нравится, когда ты такая, хотя раньше не замечал этого за тобой.

С трудом удерживаюсь от того, чтобы не уронить челюсть на пол: у кого ума хватило подменить благоразумного человека на эту невменяемую копию?

Говорят, понедельник – день тяжёлый.

Никогда не верила в эту чушь – хотя бы потому, что во многом от нас самих зависит то, каким будет день и вся жизнь в целом. И не понимала тех нытиков, которые ждут новой недели или нового года – вроде, после этого жизнь сама по себе пойдёт, как по маслу, ага. И, может, продолжала бы свято верить в свои убеждения, если б не неадекватное поведение человека, которого я больше, чем как коллегу отца никогда не воспринимала.

– Послушайте, – стараюсь говорить помягче, словно передо мной душевнобольной, и любое неосторожное слово может его спровоцировать – хотя, в общем-то, так и есть. – Мы с вами – это даже не просто невообразимо; это бред сивой кобылы, потому что, во-первых, мы совершенно друг другу не подходим, а во-вторых, у вас уже есть семья.

Кажется, моя пламенная речь его совершенно не впечатлила, а жаль: знал бы он, сколько усилий я приложила, чтоб ему по морде не съездить.

– Твоя первая причина – просто детские отговорки, – снисходительно вздыхает. – А с женой мы уже давно не живём в одной спальне, так что этот довод тоже не котируется.

– Для вас, может, и нет, но не для меня, – категорично отрезаю. – Вы можете иметь хоть сотню любовниц, но меня в этом списке не будет.

– Мне не нужна сотня – мне ты нужна.

Это было сказано с таким жаром, что я невольно вспыхнула, а в животе завязался узел, о котором я даже думать не хотела. И пока я пытаюсь восстановить контроль над собственным телом, Климов оглядывается по сторонам и прижимает меня к стене, впиваясь в губы поцелуем. Надо отдать ему должное – целуется он на «отлично», и губы его такие мягкие и манящие, что я теряюсь; он словно пытается меня приручить, хотя я чувствую, что мужчина предпочёл бы сейчас оказаться со мной в спальне и наглядно показать, чего я «лишаюсь», отказывая ему.

Но моё помешательство длиться всего секунду, после чего я с чувством наступаю Климову на ногу, заставляя его отстраниться и выдохнуть из лёгких весь воздух, и снова отталкиваю его. Моё дыхание сбито от испуга настолько, что я с силой глотаю воздух и злые слёзы и просто молча сбегаю, побросав весь свой рабочий инвентарь. Сергей что-то кричит мне в спину, но я не слушаю, целенаправленно заворачивая в кабинет отца: жаловаться я не собиралась – слишком стыдно – а вот его персональной уборной воспользоваться мне было очень нужно.

Папа провожает меня удивлённым взглядом, но никак это не комментирует, за что ему спасибо огромное; в туалете я несколько раз споласкиваю рот и что есть сил тру губы с мылом, но всё равно чувствую себя грязной. Как вообще можно смотреть «налево», зная, что от твоих решений зависят жизни ещё троих человек? Меня так и подмывало как-то связаться с его женой и тупо настучать, но я со вздохом понимаю, что никогда этого не сделаю: вдруг Климов всё ж таки перебесится, а я уже разрушила его семью?

Глава 4. Марк

27 августа 2019 года, вторник

– Вста-вай, вста-вай, вста-вай! – эхом отбивается в голове.

Поворачиваю голову к источнику звука и недовольно смотрю на Лису, которая прыгает на второй половине моей кровати. Перевожу взгляд на висящие на стене часы и рычу в подушку.

– Ну, ёж твою медь, мелкая! Чего тебе не спится-то в семь утра!

Сама себя в этот раз переплюнула!

В следующий раз после клуба останусь ночевать у Полякова...

– Разве можно спать в такой день? – останавливается и деловито упирает руки в бока. – К нам сегодня Карина приедет!

В голове поднимается звон, а пустыню во рту ощущаю только сейчас и... Бляха от сандалика! Чтоб я ещё раз «Ёрш» хлестал!

– Какая, нахрен, Карина, Пуговка? – уже откровенно злюсь.

Сестрёнка хмурится.

– Ты что, забыл, да? Твоя ан... ак... амокодан!

Заспиртованный мозг раз тридцать прокручивает последнее слово малой, прежде чем до меня доходит, наконец, что она имеет в виду. Вчера ж было чёртово распределение, которое подкинуло в мою семью ещё один рот, и не сказать, что бы меня это радовало. Я не собирался нести за неё ответственность и уж тем паче не потерплю её постоянное присутствие рядом, потому что... Я что, похож на Алису, которой нужна нянька?!

– Аккомодант, Лис, – ворчу, переворачиваясь на бок спиной к мелкой. – Только я так и не уловил связь между её переездом и моим пробуждением в семь утра.

– Папа сказал, что ты за ней поедешь – я хочу с тобой.

Мои глаза распахиваются, а челюсти наоборот сжимаются с лязганьем зубов.

– Какого... – начинаю, но вспоминаю, что рядом ходячий диктофон, который запомнит и в точности повторит мой мат, поэтому замолкаю. – Где отец?

– Папа завтракает, – задумчиво стучит пальчиками по щеке. – Или уже уехал.

Натягиваю спортивки и выхожу из комнаты; на моё счастье Пуговка остаётся, так что я не сдерживаю себя, когда влетаю в зону столовой.

– Я, твою мать, на это не подписывался! Должна за мной пять лет таскаться приживала с периметра – чёрт с ней, но я не собираюсь ехать в этот клоповник!

Мать ожидаемо давится чаем и хватается за сердце, на что я уже как-то на автомате закатываю глаза; наша управляющая оперативно уволакивает её из столовой, не забыв наградить меня неодобрительным взглядом, а вот отец вообще не впечатлён моей тирадой.

– Подписывался или нет, сегодня ты едешь за девочкой в периметр, и это не обсуждается – таковы правила.

У меня, по идее, сегодня в обед должен был быть очередной укол в «Утопии», а после мы с парнями собирались погонять мяч на университетском стадионе – не всё ж бухать, не просыхая. Меня всегда бесило, когда приходилось менять планы, а учитывая происходящее, кажется, ещё и вечерний секс с Ангелиной тоже отменяется.

Гадство!

– Почему просто не послать за ней машину? – продолжаю сопротивляться. – У нас ведь есть водитель – вот и пусть он сгоняет за девчонкой.

– Она едет сюда не ради водителя, – отрезает отец. – Она твоя ответственность на ближайшие пять лет; чем раньше это усвоишь – тем лучше.

– Это ведь была твоя идея, – рычу в ответ. – Твоя и твоих друзей, чтобы эти убогие слонялись за нами по пятам – вот и вали за ней сам.

О, кажется, я ступил на запретную зону – вон, как скулы дёргаются.

– Не забывайся.

Не впечатляет.

– Или что? – Чувствую, что играю с огнём, но заткнуться просто не могу: ненавижу, когда мне навязывают правила. – Я согласен терпеть её в доме, но о том, чтобы бегать за ней, речи не было.

Родитель неожиданно хмыкает и поднимается из-за стола.

– На твоём месте я бы съездил – вдруг передумаешь, когда её увидишь, – попутно хлопает меня по плечу и испаряется за входной дверью.

Несколько секунд стою, как в голову контуженный, и пытаюсь понять, с чего это я должен передумать; с губ снова срывается рык и, хотя в башке всё ещё ведёт, обещаю сам себе, что потраченное сегодня впустую время потом с лихвой себе компенсирую. Поднимаюсь обратно в комнату, раздумывая над тем, что надо начать запирать её на замок, чтоб мелкая с петухами не вламывалась; принимаю душ – один хрен уже не засну – и натягиваю первые попавшиеся под руку шмотки. Пуговка давно уже куда-то слиняла, но судя по тому, что я слышал голос на улице, её за чем-то понесло в сад; выглядываю в окно и вижу, как она старательно под присмотром садовника отстригает ножницами белые лилии, и мои глаза лезут на лоб.

Её любимые цветы, которые она никому не разрешает трогать.

Я вообще в своём доме проснулся?

Все следующие события смазываются в одно маслянистое пятно: мой поход на инъекцию, бессмысленная болтовня с Поляком на плитах стадиона, потому что на игру уже не было настроя, и вот я качу в периметр, проклиная весь бабский род. Торможу у нужного дома, изучаю обстановку, которая не способствует тому, чтоб я остыл, и натыкаюсь взглядом на знакомое лицо.