Костёр и мрак

1. Темница

Всё закончилось так, как и должно было закончиться. Я нахожусь в темнице старой тюремной башни. И единственное окно-бойница – узкая щель, да ещё и перегороженная толстыми железными прутьями – выходит на пригорок, где стоит виселица. И по жестокому замыслу моих тюремщиков я должна изо дня в день наблюдать, как разлагаются тела казнённых.

Ветерок доносит сладковатый и тяжёлый смрад гниющей плоти, которую в спешке рвёт густо кружащееся над виселицей чёрное вороньё. Я слышу хриплый сытый хохот птиц. И мне очень хотелось бы, чтобы всё поскорее закончилось. Чтобы останки были сострадательно преданы земле. Иначе черви бесстыдно начнут своё дело прямо на виду, многократно ускоряя процесс разложения. Я различаю облачка роящихся мух, которые наперегонки с воронами стремятся использовать для своих нужд брошенные истлевать человеческие тела. Торопятся отложить свои яйца, чтобы мёртвое послужило зарождению новой жизни.

И я думаю о том, что могла бы родиться чёрной нахальной вороной или блестящей зелёной мухой-падальницей. Может быть, тогда я была бы многократно счастливее. Без всех этих изнуряющих и непреодолимых человеческих слабостей и эмоций. Без любви, привязанности, раскаяния, отчаяния, боли и страха. Хотя кто знает? Возможно, и птицы с насекомыми в полной мере испытывают всё перечисленное.

Там, на крепких пеньковых верёвках под толстой верхней перекладиной, теряет остатки человеческого облика то, что было мне дорого, что давало мне силы жить и бороться. Семеро молодых и здоровых мужчин, из которых лишь один был мне ровней по происхождению. Дэй Каван. Мой вечный жених, так и не успевший стать мужем. Типичный молодой ларсец - беспечный, лёгкий на подъём, энергичный и весёлый по будням и праздникам. И при этом аристократ.

Но ни он, ни я не пытались возвыситься над остальными нашими соратниками, раз и навсегда решив, что каждый из нас восьмерых значим и ценен для всех. Равные среди равных. И это равенство, ставшее нашим кредо, неукоснительно соблюдалось. И не только при дележе добычи. Любое решение принималось ни кем-то одним, а всем нерушимым братством восьмерых. И, несмотря на горячий нрав каждого из нас, споры были крайне редки и всегда разрешались без злости и ссор. А найденное в споре решение всегда оказывалось единственно верным. По крайней мере, мы были убеждены в этом. Ведь мы были единомышленниками, имели общие идеалы и взгляды, общие цели и общего врага. Призвать нас, молодых, неопытных и безрассудных, к осторожности и благоразумию было некому.

Разумеется, мы не были святыми. Хотя в глубине наших непокорных душ жила непоколебимая уверенность, что нами движут высокие и благородные мотивы. В действительности же мы были преступниками, отчаянными разбойниками, наводившими страх на окрестности Ларса. И даже в Дигердуме, столице суверенного Верхнего княжества, более известного как Магна Суперия, были наслышаны о нашей банде неуловимых ларских выдр. Да-да, именно выдр – хищных и ловких зверей. Местом их охоты являются быстроструйные реки, бегущие с гор в Ларскую долину. На равнинах потоки замедляют свой бег, чтобы напоить обширные поля и скрыться от людских глаз среди ряски и мхов болот. Чтобы в итоге полностью раствориться в вязких топях под сенью тёмных и густых лесов.

Самые дерзкие наши набеги, самые отчаянные ограбления богатых карет и повозок происходили на единственной мощёной проезжей дороге. Точнее на том её участке, что лежал среди лесов и топей. Сама дорога веками соединяла Дигердум с Ларсом. Она служила оживлённой связующей артерией между столицей, расположенной в центре, и северной частью нашего относительно небольшого, но весьма влиятельного государства. Северная часть княжества была многообразной - самой горной и самой низинной, самой лесистой и самой плодородной. И только столичный Дигердум с пригородами мог соперничать с Ларсом количеством жителей и плотностью населения.

Мы не родились преступниками. Дэй должен был продолжить знатный и чтимый народом род Кавана Доброго, храброго воина, несколько веков назад основавшего Ларс. Трое крепких светловолосых братьев из большой семьи Отоев до нашего близкого знакомства были обычными законопослушными крестьянами, а их дальние родственники Вус, Март и Рикс, хотя и родились в семье землепашцев, чуть ли не с детства занимались строительством. Население Ларса постоянно увеличивалось, и хорошие каменщики ценились достаточно высоко.

Мне же была изначально уготована роль знатной дамы благородного происхождения, хранительницы гостеприимного семейного очага, жены знатного господина и матери его детей. И только семья Дэя могла сравниться по количеству хранимых в родовом замке сокровищ и обилием даров пастбищ и угодий с богатствами моей семьи из рода прямых наследников Дуга Альбароса. Того самого бесстрашного рыцаря Дуга Беловолосого, кто со своими преданными воинами отстоял Ларс в междоусобной битве с южанами. По семейной легенде именно с тех времён на нашем гербе появилась Белая Роза. Да и как было обойтись без неё при такой фамилии? Однако с течением веков от белых волос славного Дуга в его потомках не осталось и следа. У меня каштановые кудри отца и карие глаза матери. Но я по-прежнему для всех Белая Роза. А теперь ещё и приговорённая к сожжению ведьма Лаура Альбароса.

Вы вправе задать вопрос: как мы, рождённые для мирных трудов и славных дел, дошли до жизни презренных разбойников, грабителей с большой дороги? И я отвечу вам одним словом: Хедера. Точнее, двумя словами: Унадо Хедера. Так зовётся старший сын и наследник Дарбы Хедеры. Сам же Дарба являлся во времена нашего детства и юности правителем Ларса, назначенным самим князем Магны Суперии Вилом Четвёртым. Является он таковым и поныне. И в этом же качестве он сделал всё, чтобы мы были пойманы, осуждены и казнены. И мне горько осознавать, что виной всех наших злоключений и гибели моих родных, соратников и друзей стала именно я.

2. Крах

Однако Каванам не суждено было приехать в наш гостеприимный дом ни на следующий день, ни позднее. События начали развиваться со скоростью горной лавины. И этой лавине предстояло разбить в дребезги и похоронить счастье и благополучие наследников Кавана Доброго и Дуга Беловолосого.

Я не виню своего отца, крупного землевладельца и влиятельного дворянина Атрея Альбаросу. Но истина состоит в том, что именно он своими неосторожными действиями положил начало быстрому и бесславному краху нашей семьи. И речь не только об отказе выдать свою дочь замуж за южанина. Хотя именно это оскорбление развязало Дарбе Хедере руки и заставило его нанести ответный сокрушительный удар.

Вил Четвёртый оказался слишком подозрителен к старому дворянству Севера и слишком доверчив к словам коварного представителя Юга. Хотя кто мог заподозрить Дарбу Хедеру в коварстве? Даже я, зная всю подоплёку развития грозных событий, до сих пор терзаюсь сомнениями на этот счёт. Иногда я думаю о том, что моему отцу отнюдь не помешали бы качества, присущие правителю Ларса. Дарба был сдержан, вдумчив и умел взвешивать каждое слово. И пусть я повторяюсь, но надо отдать ему должное – он всегда избегал лживой лести, неискренних комплиментов и наигранных восторгов. Но и без этих инструментов влияния южанин умел располагать к себе людей. Когда я задумываюсь над природой его неброского обаяния, то склоняюсь к тому, что Дарба Хедера казался воплощением мудрости и справедливости. В нём чувствовалась внутренняя мужская сила, придававшая вес каждому решению магистрата. А магистрат ко времени моего повествования уже не являлся сословным, но коллегиальным органом управления. Он лишь с полным доверием и готовностью ратифицировал решения господина Хедеры, власть которого всё больше становилась абсолютной.

А Атрей Альбароса и его близкий друг Берг Каван, отец Дэя, всё никак не могли понять, что пришелец с Юга, этот непонятный Плющ, уже представляет значительную опасность. Выезжая на совместную охоту в предгорья Рубуса, как на латинский лад называла местная аристократия главный хребет Ежевичных гор, два друга-северянина вели рискованные разговоры. И не наедине, а в присутствии тех местных недалёких и подлых дворян, кто не только неверно их истолковывал, но и доносил куда следует.

Альбароса и Каван критиковали правителя Магны и нелестно отзывались о его ставленниках. Ими двигали отнюдь не антиправительственные интриги. Старую знать расстраивала непонятная любовь Вила Четвёртого к южному дворянству. Уж они-то, достойные представители Севера, всегда помогали и отцу Вила, и ему самому добиться укрепления северных, западных и восточных границ, тогда как мягкотелые южане то и дело прогибались под ударами степных кочевников.

И ладно бы только это. Никто не забыл, как лет пять назад подлый южанин Лидон сам перешёл на сторону кочевников и возглавил их отряды. Они ударили по Сапире, самому южному степному форпосту Магны. А ведь оттуда было рукой подать до Армалы, которая для Юга то же самое, что Ларс для Севера – крупнейший город южной провинции, центр ремесла, торговли, управления. Надёжная опора Дигердума.

Что греха таить, мы, северяне, как и южане, всегда с пристрастием наблюдали за негласным соперничеством Ларса и Армалы. Кто соберёт богаче урожай, чьи художники пошлют самые выдающиеся картины для украшения княжеского дворца в Дигердуме, чьи военачальники проявят больше доблести в боях по защите границ Магны – всё это ревниво обсуждалось и в залах дворцов знати, и обывателями городов.

- И где была родня Хедеры, когда понадобилось выбросить из Сапиры Лидона? – вопрошал мой отец своего друга. – Не мы ли отправили своих воинов на юг? Не наши ли сыновья встали стеной и защитили Армалу?

- Да что и говорить, – отзывался Берг, отец Дэя, жизнерадостный потомок Кавана Доброго. – Без наших мечей, пик и арбалетов южанам ни за что было бы не отразить набегов кочевников. И как бы ни старался Дарба строить из себя благородного рыцаря, против наших предков ему ни за что не выстоять. Нет в южанах внутренних доспехов.

Об этих внутренних невидимых доспехах всегда вели разговор северяне. По легенде сковал их бог холодного ветра Борг, обитающий на заснеженных пиках Рубуса. И хотя имя языческого бога уже давно стало архаикой, уступив место сказаниям о христианских святых, о его подарке жители Ларса и его окрестностей никогда не забывали. Но красивая легенда, как и настоящие крепкие доспехи, не смогли спасти жизней двух старших сыновей Берга Кавана и Атрея Альбаросы. Оба юноши, едва достигшие совершеннолетия, пали на Западе, отражая вражеское нашествие с моря. Я тогда была совсем мала, но смутно помню разговоры, что убийцами моего брата и его друга были берсерки. Кто бы ещё, кроме кровожадных монстров морей, мог одолеть такого храброго и умелого рыцаря, каким по рассказам отца являлся мой старший брат Марий Альбароса.

Тогда, погружаясь всей семьёй в горе и траур, мы и подумать не могли, что Марий оказался самым счастливым среди нас. Ему не выпала горькая участь стать обезглавленным изменником, разбойником-висельником или удостоившимся костра колдуном.

Теперь-то я понимаю, что градоправитель Ларса Дарба Хедера долго и методично копил доходившие до него сведения о разговорах старой знати города. И когда стало ясно, что вожделенный брак его сына и дочери Альбаросы не состоится, он со свойственной ему целеустремлённостью нанёс ответный удар. Оба Хедеры без промедления отправились в Дигердум, чтобы без лишних слов обвинить в государственной измене тех, кто нарушил их матримониальные планы. Первыми под удар попали наши с Дэем отцы.

Что произошло тогда в столице княжества, осталось тайной для нас. Но суд над двумя именитыми северянами был молниеносен и немилосерден. Подозреваю, что и сами Берг Каван и Артей Альбароса вели себя слишком неосмотрительно и несдержанно. И этим добавили новых ярких красок к выдвинутому против них обвинению. И от души надеюсь, что моему отцу и его другу удалось избежать пыток, которые тоже могли заставить их оговорить себя и друг друга.

3. Костёр

Ожидание исполнения приговора не затянулось. Уже на следующий день, ближе к вечеру, ко мне вновь прибыл епископ Ларский всё с тем же монахом.

- Крепитесь, дочь моя! – промолвил старик. – Уже завтра в полдень вам предстоит предстать перед Всевышним.

- Всевышний не захочет иметь дело с ведьмой, - отозвалась я.

- Господу виднее, кто виновен, а кто нет, - слабо возразил священник.

Монах бросил на него недоумевающий взгляд. Уж он-то наверняка был уверен, что я не достойна ничего, кроме адского пламени. Но я не испытывала к этим двоим ненависти. Они старались как могли: не допускали злых и грубых высказываний в мой адрес и даже пообещали облегчить мой уход в небытие. Рая я точно не заслужила, а вот в ад вполне могла попасть за своё короткое разбойничье прошлое. Но я не сильно верила в сказки о загробной жизни. И совсем скоро мне предстояло убедиться, так ли страшен ад, как его малюют, и так ли прекрасен рай, как его расписывают слуги церкви. Хотя последнее мне вряд ли удастся. Каюсь, нагрешила.

- Я пришёл исповедать вас, госпожа Лаура Альбароса, - старый епископ наконец-то вспомнил, что именно привело его в тюремную темницу.

- Мне не в чем исповедоваться, святой отец, - откликнулась я. – Все мои грехи произошли из-за несправедливости, причинённой моей семье. На вашем месте я бы пригласила на исповедь господ Хедер. Пусть они расскажут, как мой отец отказал им в моей руке и они решили жестоко отомстить.

Епископ и его монах молча уставились на меня. Похоже, что мои слова были для них новостью.

- Наш уважаемый градоправитель не способен поступать низко, - я видела, что священник говорил убеждённо и от души.

Его защита Дарбы Хедеры строилась не на достоверных фактах, а на субъективной оценке личности высокого чиновника.

- Я тоже была уверена в этом, - как можно взвешеннее и спокойнее произнесла я. – Но как вы объясните такое внезапное совпадение? Сегодня мой отец отвечает отказом на предложение губернатора сочетать браком его сына со мною, а завтра оба известных и знатных жителя Ларса казнены как злоумышленники и предатели.

Епископ и монах взволнованно переглянулись. И я поняла, что мои слова не показались им злонамеренной ложью.

- Почему вы не рассказали об этом сватовстве на суде? – осторожно спросил старый священник.

- Я никому бы не рассказала об этом, храня честь Унадо Хедеры, - ответила я, по-прежнему сохраняя спокойствие. – И даже если бы я хотела отомстить, открыв правду, у меня не осталось свидетелей.

В этот момент мой голос дрогнул, и я не смогла напомнить епископу Ларскому, что мои родители мертвы. Но он и сам это прекрасно знал.

Епископ и монах в задумчивости покинули мою тюремную камеру, уходя в надвигающуюся ночь.

И вот я, наконец-то, осталась одна. События последних дней вымотали меня, но было обидно потратить на сон последние часы своей и так недолгой жизни. Я мысленно перебирала всё, что случилось до того, как Дарба Хедера пришёл просить у отца моей руки.

Мне не хотелось быть малодушной и роптать на свою печальную участь. Ведь есть и те, кто умирает в младенчестве, не успев научиться говорить. Есть те, кто уже при родах теряет мать и обречён на горькое сиротство. А что говорить о многих нищих, проводящих годы в беспросветной нужде и умирающих от голода, холода и болезней?

Мне же выпала редкая удача родиться под счастливой звездой в любящей семье, одарённой знатностью, славой и немалыми богатствами. И разве отмеренный мне короткий жизненный срок не был наполнен радостью и довольством? Мы ели с серебра, носили золото и драгоценные камни, украшали себя шелками, мехами и бархатом. В наших конюшнях стояли лучшие скакуны Ларса, а экипажи отличались особым комфортом и изяществом. Со мною занимались почтенные и знающие учителя наших северных земель. И мне кажется, они не кривили душой и не грешили грубой лестью, когда заявляли родителям о моём остром уме и хороших способностях.

Да и внешностью природа, скажу без излишней скромности, меня не обделила. Мужчины из рода Дуга Альбаросы и сами были недурны собой, если верить портретам, висящим на стенах замка Белой Розы, и обладали хорошим вкусом. Они выбирали жён не только и не столько по высокому происхождению. Немалое значение имела внутренняя и внешняя красота избранницы. Как говаривала моя покойная мать, женщины Белой Розы должны были быть изящны, милы, учтивы, преданны и порядочны. Нам не приходилось играть роль таковых, это было у нас в крови.

Я подошла к окну-бойнице. Ночь выдалась облачной и оттого безлунной. Жуткая виселица, уже ставшая привычным зрелищем, полностью растворилась во мраке. Но я мысленным взором видела всех семерых, шепча имена своих погибших соратников и друзей. Моих верных рыцарей. Я клялась им, что не выкажу слабости и достойно приму свою участь.

Мне было немного жаль, что, дожив почти до восемнадцатилетия, я так и не испытала настоящей большой любви. Мне нравился Дэй Каван, но мы знали друг друга с детства. И после гибели наших старших братьев, ещё больше сплотившей семьи Каванов и Альбарос, мы росли как брат с сестрой. Отцы, давно задумав наш брак, не пытались форсировать событий до тех пор, пока не вмешались Хедеры.

На городских и сельских праздниках Дэй всегда приглашал меня на первый танец, но это совсем не мешало миловидному и ветреному юноше дарить комплименты и мимолётные поцелуи другим девушкам. А я ничуть не испытывала ревности, потому что прекрасно знала, что мы с юным Каваном самые настоящие друзья, всегда готовые мириться и прощать. Когда же судьба повернулась к нам ощеренной волчьей пастью и толкнула на скользкую дорогу преступлений, о любви и браке мы уже не помышляли. Наши мысли были лишь о мщении и поиске справедливости. И, расширив наш дружеский круг до восьми человек, мы всегда сражались плечом к плечу, спиной к спине и локоть к локтю. И были готовы пожертвовать жизнью за своих верных соратников. И пожертвовали. Из всех нас только Гило Отой успел прожить два десятка лет, остальным не довелось.

4. Мрак

А дальше всё происходило как во сне. Мне показалось, что внезапно наступила ночь, потому что охватившее меня со всех сторон пламя вдруг сделалось нестерпимо ярким и хорошо видимым. И моё зрение будто приобрело необычайную ясность и цепкость. В эти минуты или даже секунды, которые я искренне считала последними в моей жизни, мне удалось увидеть очень многое. Дарба Хедера и палач, начисто забыв обо мне, бросились прочь сквозь быстро поднявшиеся языки огня. При этом край развевающегося плаща градоправителя задымился и вспыхнул. Епископ Ларский всё ещё поднимал свой крест и быстро крестился второй рукой. Его губы шевелились в отчаянной и горячей молитве. Толпа за ним сперва застыла в суеверном ужасе, но потом начала пятиться от костра, создавая толчею и неразбериху. Но всё это было лишь фоном. Я видела, что один человек, Унадо Хедера, действовал не так, как остальные. Он продирался сквозь пламя к столбу, у которого я продолжала стоять как истукан, совершенно не чувствуя боли.

- Лаура, Лаура! – крикнул он срывающимся голосом. – Где ты, Лаура?

Он находился не более чем в полуметре от меня и в упор смотрел отчаянным взором прямо мне в глаза. И было странно, что при этом он меня не видел и безуспешно пытался найти. Ведь я могла рассмотреть его лицо в мельчайших подробностях. Никогда прежде оно не было таким живым и полным неконтролируемых эмоций. А ещё я прекрасно видела, насколько младшему Хедере приходится тяжело. Бушующий огонь костра опалил его волосы, а кожа лица словно воспалилась и, казалось, вот-вот треснет от жара. И я подумала, что всё-таки есть на этом свете высшая справедливость. Мы с сыном Дарбы сгорим вместе и испытаем одну боль на двоих.

И только тут я начала понимать, что со мною что-то не так. Я абсолютно не чувствовала огня, который встал стеной и закрыл от меня всё, что происходило на холме. И в этот момент Унадо сделал ещё один шаг вперёд и покачнулся. Языки пламени то и дело лизали его нарядный камзол, так и норовя превратить молодого Хедеру в пылающий факел. Мой враг и обидчик погибал страшной смертью прямо на моих глазах.

- О, это уж слишком! – услышала я недовольный мужской голос совсем рядом.

И яркое пламя вдруг мгновенно погасло, оставив вокруг дымящиеся и почерневшие древесные останки ведьминого костра. У моих ног в обломках прогоревшей и рухнувшей лестницы лежал Унадо. Сперва я приняла его за мёртвого. Однако он пошевелился, а потом попытался встать, раскидывая почерневшие доски руками в обгоревших кожаных перчатках. Казалось, что молодой Хедера так же, как и я, не чувствует боли. Он упорно смотрел на меня невидящим взором и шептал раздувшимися и кровоточащими обожжёнными губами:

- Лаура, Лаура!

И тут, весьма запоздало, Дарба Хедера наконец-то обнаружил, что его сын находится в самом бедственном положении. Послышались крики, к костру сбежались стражники. Епископ Ларский истово продолжал молиться. И я прекрасно понимала, что всё произошедшее красноречиво доказывает, что Лаура Альбароса оказалась самой настоящей ведьмой, не заслуживающей милости и снисхождения.

- Где она? - спросил изумлённый палач. Он, как до этого Унадо, смотрел прямо на меня и не видел.

- Дьявол забрал ведьму, - решился предположить сопровождающий епископа монах, осеняя себя крестом.

Стоящие поблизости люди пугливо примолкли и последовали его примеру. Этим воскресным днём жители Ларса увидели чудо. Приговорённая к костру ведьма исчезла без следа. От неё не осталось ни пепла, ни обгорелых костей.

А я наконец-то позволила себе оглянуться. За моей спиной действительно стоял дьявол. Точнее, не дьявол, а тот его приспешник, что являлся мне накануне во сне. Прекрасный демон, подобный Вампиру из поэмы Боэра. С лицом белее алебастра и с губами алее маков.

Я прекрасно видела его, но прогоревший костёр под моими ногами вдруг стал казаться плотной серой массой. А там, где только что находилась напуганная и гомонящая толпа зрителей, сгустился матовый туман цвета почерневшей стали и заглушил все звуки. Я не видела и не слышала никого – ни палача с верёвкой, ни епископа с крестом, ни едва выжившего в огне Унадо, ни его отца, ни стражников.

- И что дальше? – решилась спросить я, видя, что темноволосый призрак не спешит начать разговор.

- Дальше? - усмехнулся белокожий юноша, одетый не менее изысканно, чем одеваются представители ларской знати. – Как видишь, я спас тебя от костра, как и обещал. Но долг платежом красен, и мне нужна твоя кровь, прекрасная Лаура.

- И я превращусь в вампира? – спросила я, подхватывая мрачную шутку и мысленно пробежав сюжет о красавице Астре.

- С чего бы это? - казалось, мой собеседник посчитал меня недалёкой и необразованной. – В вампиров не превращаются, ими рождаются.

В его утверждении звучала чуть ли не гордость своим якобы вампирским происхождением. А ещё надменное презрение к тем, кто не его поля ягода.

- Но как же поэма Боэра? – решила не сдаваться я. Мне хотелось доказать, что я тоже кое-что смыслю в кровопийцах. – Ведь как только Вампир испил крови прекрасной Астры, она тут же пошла по его стопам.

- Твой Боэр – самонадеянный тупица, - презрительно заключил юноша. – Наслушался старых сказок и потчует ими тупоголовых и необразованных девиц.

- И что вам за радость спасать от костра этих глупых созданий? - я была обижена, хотя и понимала, что пытаюсь общаться с опасным и непредсказуемым существом.