Костры равноденствия

Глава 1. Ребёнок

Люди пробирались сквозь чащу осторожно, но духи леса всё равно шипели им вслед проклятья.
— Глаза, мы хотим их глаза, — кричали вороны, сидя на ветвях деревьев.
Мира почти не таилась, идя по чужому следу: листва ещё не опала и хорошо прикрывала, и под её сенью было удобно наблюдать за идущими впереди взрослыми и ребёнком.
Проводник, шедший первым, не был ведуном, иначе бы знал, что старый лес не беспокоят даже шаманы, а его бесстрашие было бесстрашием глупца.
За проводником ступал наёмник, периодически озираясь и поправляя короткий меч и лук для дичи.
Третьим шёл маленький пухлый ребёнок. Того не несли, позволяя передвигаться самому, а значит люди не торопились или были уверены, что их не выследят. Тогда почему наёмник постоянно озирался?
Замыкал процессию высокий крупный человек с топором и парой ножей на бедрах. Иногда он осматривался, делая страшное угрожающее лицо, чем знатно веселил и её, и воронов. Мира решила, что в благодарность разделает его первым.
Её целью был ребёнок, остальные шли на корм.
Удар колокола назад, когда солнце было в зените, в основание вся в слезах ворвалась жена местного служивого и стала рыдать, что её сына похитили на базарной площади. Отец ребёнка отправил на поиски рабов и охрану, но те, как показалось матери, искали без должного рвения. Когда учитель высказался, что ребёнок может где-то играть, она стала бросать на стол украшения, крича, что она всё отдаст, лишь бы вернули сына.
Миру убрали с охраны и отправили на поиски. Расспросив у женщины про внешность, поведение и любимые места мальчишки, она стала задавать вопросы про животных в доме и этим почти довела её до припадка. Женщина решила, что её пытаются отвлечь разговорами, и если бы не учитель, постоянно утешающий рыдающую мать, она, вероятно, захлебнулась бы в слезах, как в настойке.
Оказалась, ребёнок действительно не сбежал.
Его похитили у хлебной лавки, переправили через стену, провели сквозь поля к реке и там уже поменяли одежду (она нашла дорогую накидку, зацепленную за ветви кустарника на берегу). Если похитители хотели создать иллюзию утопления, то просчитались с местом: на том мелководье обычно даже кур не уносило. Мира обратилась к духам воды и уже те рассказали о людях, ушедших в старый лес.
Выследив глупцов, пришлось ждать подходящего момента и подставляться под ненависть духов, и с каждым шагом она чувствовала, что защита от проклятий становится всё тоньше.
Через удар колокола солнце станет кровавым, и к тому моменту следует завершить все ритуалы, потому что неизвестно, какая тьма придёт на кровь с заходом солнца. Она не знала этот лес и была здесь впервые.
Когда лиственные деревья быстро начали редеть и показались первые хвои, Мира стала скидывать на землю лишние вещи и оружие. Под деревом остались её мешок с скудным скарбом, шерстяная накидка, тесак в ножнах и ритуальный клинок. Девушка натянула тёмную тканевую маску, закрывающую всё лицо, кроме полосы глаз, завязала петли под голом и достала ножи. Будущие трупы не должны видеть её лицо, иначе будут преследовать после смерти.
Воронье закричало в вышине, смеясь наступлению скорой пирушки.
«Духи моей земли, вижу вас, слышу вас, зову вас. Я не прошу защиты, я не прошу снисхождения, я веду вас в эту местность, пахнущую листвой и гнилью, тоской и ненавистью, чтобы вы оценили меня. Чтобы вы смотрели на меня. Чтобы позволили и дальше быть рядом с вами».
Она отошла в глубь чащи и стала двигаться быстрее, обгоняя идущую процессию. Когда четверо ступили в ельник, Мира была на десяток шагов впереди и встала, замерев в ожидании.
«Позвольте быть на ваших землях, быть в ваших сёлах, быть в ваших сердцах. Смотрите на меня, я иду вам за дарами».
Едва люди приблизились, она сбоку метнула первый нож в ногу здоровяка, а второй, не прицеливаясь в наёмника. Проводник что-то услышав, обернулся, но он был слишком медленным, Мира обогнула деревья прежде, чем тот успел выхватить меч и воткнула ему в печень последний кинжал. Он что-то сказал, но она не вслушивалась. Увернувшись от чужой руки, она вытащила клинок, с силой вогнала тому под подбородок и резанула вбок по вене.
Развернув тело, и не став ждать, пока оно осядет в руках, Мира отпустила его и двинулась на наёмника. Тот успел вытащить её нож и отбросить на землю, пока здоровяк за ним ещё зажимал лезвие в бедре, видимо соображая, что делать.
Увернуться от выпада наёмника было не сложно, тяжелее — уклониться, когда тот повёл короткий меч назад. Мужчине не хватило силы на обратный мах, тот порезал лишь воздух, а Мира пригнувшись воткнула ему нож в живот и пропорола всё до бедра. Увернувшись от другой руки, она перехватила её и широким замахом полоснула ему по глазам.
Ослеплённый, тот закричал, а толстяк попытался пробить ей голову топором, видимо благородно дожидаясь своей очереди. Мира благородства не оценила, ушла от удара и вогнала кинжал тому в подмышку, а оказавшись сбоку, дотянулась до мягкой шеи и с удовлетворением проткнула её. Несколько раз. Пока толстяк стал грузно заваливаться набок, она успела перерезать тому артерию, выдернула из ноги свой клинок и отправилась добивать наёмника, который выл, держась за глаза и живот.
Ребёнок застыл посреди деревьев, не шевелясь, а она прошла мимо него к орущему мужчине и, оттянув голову, перерезала горло. Наёмник наконец осел на землю, затихая. Проверив проводника, со стороны которого доносились свистящие звуки, она не стала того мучить, повернула тело лицом в землю и, с силой, до хруста, ударила ногой по основанию шеи.
Крики воронов стали ликующими.
Пока наёмники доживали последние мгновения, Мира, наклонилась, и, быстро вытирая лезвия о накидку ближайшего тела, стала рассматривать пухлого мальчишку. На вид тому было около семи-восьми вёсен, его не трясло, но он не смотрел в её сторону, будто впал в ступор.
Ребёнок подходил под описание, но и воры могли поменять того на заранее обученного. Может, настоящий ехал с другой группой в повозке по тракту?
Мира убрала клинки в ножны на спине, потом подобрала последний нож с земли и встала напротив мальчишки.
— Как тебя зовут?
Ребёнок не поднял на неё взгляда.
— Не бойся. Как тебя зовут?
— Ан.
— Покажи руки, — приказала она. Тот неловко протянул руки ладонями вверх: детские ручки были пухлыми, без явных следов загрубевшей кожи. — Сними поддёвку.
Мальчик принялся неумело расстёгивать верхнюю одежду, стараясь не смотреть ни на неё, ни на здоровяка, который всё ещё дергался. Когда ребёнок остался в тонкой рубахе, она осмотрела его на наличие спрятанных ножей или удавки, но ничего не нашла.
— Как зовут твою мать?
— Мама Ильда.
— У тебя есть собака?
Она была уверена, что похитители не стали бы рассказывать «подменышу» такие мелочи. Мальчик не ответил.
— В твоём доме живёт собака? — повторила она с нажимом.
— Нет. Раньше... раньше жил пёс, но он умер, — последнее слово ребёнок прошептал и резко начал рыдать.
Мира несколько мгновений смотрела, как он с плача переходит на крик и со вздохом развязала петли под горлом. Стянув на затылок маску, она опустилась на колени и притянула ребёнка к себе. Мальчишка уткнулся ей лицом в шею, он был мягкий и пах чем-то сладким.
Отслеживая, не потянется ли тот к ножам, она стала думать про ситуацию в которой оказалась. На ребёнке была одежда по размеру, но гораздо более тёплая, чем брошенная у воды накидка. Значит, похитители готовились заранее, не собираясь закапывать того в лесу и целенаправленно вели либо в поселение, либо на встречу. У проводника наверняка должна быть карта.
— Не рыдай, скоро пойдём обратно.
Мальчишка зарыдал пуще прежнего.
— Ну-ка, давай на ручки, — сказала девушка и, прижав того покрепче к себе, подняла. — Всё в порядке, давай успокоимся и быстро побежим домой.
Ребёнок лишь неловко обхватил руками её шею, пока вроде не пытаясь задушить. Мира, придерживая того, принялась вытирать свой нож о бедро и ходить межу деревьев.
— Я не хочу домой, хочу к братику, — подвыл ребёнок ей в ухо.
Мира замера, надеясь, что ей послышалось и медленно повернулась в сторону трупов.
«К какому ещё братику?».
Женщина не говорила ни про какого братика.
Несколько мгновений она выбирала между наёмником и здоровяком, но так и не определившись, спросила:
— И который из них твой братик?
Ребёнок зарыдал ещё сильнее.
Девушка возвела глаза к небу, думая, что делать. Если с неё потребуют компенсацию за убийство, то она может влезть в долги на всю весну. Однако, пока голова не отрезана, был шанс заставить тело жить, но для этого придётся нанимать телегу и везти тело отцу. А это не меньше пяти закатных солнц, и ещё неизвестно, возьмётся ли тот за подобную работу.
Уловив её настрой, духи леса немедленно стали возмущаться:
— Пусть даже не думает никого уносить, мы не позволим.
— Огромное тело наше, там столько мяса.
— Из леса не выйдет, пока еду не отдаст.
— Хочет кого-то забрать, пусть взамен отдаёт мальчишку.
Мира слушала их вполуха, думая, что отвозить тело отцу слишком хлопотно — легче вернуть «братика» в город, где местные шаманы попробуют его оживить. Главное, чтобы ей не пришлось волочь здоровяка.
— Всё, Ан, достаточно рыданий, — строгим голосом сказала она. — Показывай, кто из них твой брат.
Ребёнок, продолжая плакать, посмотрел на тела, а потом сквозь слёзы прошептал:
— Его тут нет.
Духи её села глумливо захохотали.
Мира в раздражении уставилась на ребёнка. Тот, в ответ, смотря на неё, шмыгнул носом, втягивая сопли.
— Смеёшься надо мной? — спросила она. — Тогда зачем ты с ними шёл?
Она задала этот вопрос и тут же себя одернула, понимая, что у ребёнка было мало шансов сбежать от троих взрослых. Но причём тут «братик»? Может, того убили и закопали по дороге?
— Мы шли к братику, — хрипло произнёс ребёнок и ещё не высохшие слезы готовы были вновь покатиться по щекастому лицу.
— Он что, в лесу живёт? В норе с медведем?
Ан снова шмыгнул носом:
— Конечно нет, он в Найпе, но он не приезжает.
Мире не понравились слова ребёнка.
Найпа была крупным городом работорговцев. Если двигаться на лошади по главному тракту, то в семи закатах пути. Шли ли наёмники туда? Неизвестно. Но через лес действительно можно было попасть в Найпу напрямую.
— Эти люди говорили, что они его знакомые?
— Конечно. Но я не глупый, у них был его жетон, он бы никому его просто так не отдал.
— Они могли его украсть, — сказала Мира, не став уточнять, что скорее всего после смерти.
— Они не его друзья? Но они постоянно про него говорили.
Мира медленно пошла с ребёнком на руках к вещам, которые оставила перед входом в ельник. Она скорее бы поверила, что похитители вели ребёнка к работорговцам, но украденный проходной жетон, помимо прочего, мог означать, что враги этой семьи из ближнего окружения.
Будь она на месте главы, то обратилась бы к шаману с просьбой указать на недруга или стала пытать по очереди слуг.
— Твой брат не присылал тебе никаких табличек, где написано пойти с ними?
— Я плохо читаю, он никогда не присылает.
— А тебе не показалось странным, что они не предупредили твою мать?
— Мама не хочет ехать к нему, — прошептал ребёнок. — И папа тоже.
«И он решил навестить его сам. А не сам ли он заплатил похитителям?».
Мира взглянула на круглое лицо ребёнка с большими печальными глазами и подавила тяжелый вздох. Будь мальчик чуть взрослей, она была бы в этом уверена. Однако даже окажись ребёнок лжецом, ему больше не с кем идти к «братику» и придётся вернуться с ней.
Подойдя к брошенным вещам, Мира попыталась отстранить от себя ребёнка, но тот вцепился в неё будто клещ по весне.
— Слезь, — сказала она, — мне нужно вещи подобрать.
Ребёнок сильнее ухватился за её шею и потянул за кожаные лямки.
— Ты что, медведь?
— Не хочу слезать, — сказал он и в его голосе сквозила паника. Мира несколько мгновений решала, что делать, а потом, поддерживая того под спину, принялась подбирать вещи с земли и заворачивать всё в накидку. Общение с детьми ей всегда давалось нелегко, и только то, что у неё были младшие братья, научило её хотя бы зачаткам терпения.
— Они говорили, о том, когда придут? Или о том, что брат вас встретит?
— Они говорили, что братик встретит на выходе из леса, а если не успеет, то в Найпе. Они не его друзья? Поэтому ты их, — ребёнок запнулся и последнее слово прошептал, — убила?
— Даже будь они его друзьями, я бы их всё равно убила, — ответила она и с вещами пошла обратно к ельнику, игнорируя дрожь, пробежавшую по телу ребёнка.
Вновь войдя в ельник, она сбросила вещи у одного из деревьев и сказала:
— Я устала тебя носить, слезь.
— Не хочу.
«Несносное существо».
Мира вместе с ребёнком грузно осела на землю. Если отдирать этого медведя от себя силой, то на мягких ручках останутся синяки, поэтому она принялась его щекотать. Ребёнок испуганно вздрогнул и разжал схватку. Мира быстро его отстранила, и когда тот было потянулся к ней снова, она кинула ему в ноги свой мешок.
— Поищи еду, — сказала она, развязывая узел.
— Я не хочу есть.
— А я хочу, — бросила девушка, и, развязав мешок, поднялась.
— Ты куда?! — со страхом закричал ребёнок.
— За оружием, — ответила она, забрала всё своё режущее, чтобы тот до него не добрался, и пошла к трупам. — Что в мешке? Доставай и рассказывай. Я никуда не уйду.
Внутри были травы, но она не помнила, какие виды остались. Ей нужна была сонная трава, чтобы ребёнок выпал на краткое время из тела и вернулся в себя уже будучи дома. Если той не будет, придётся привязывать мальчишку к дереву и закрывать глаза.
Ребёнок, шмыгая носом, принялся осторожно вытаскивать из мешка предметы и складывать рядом на накидку.
— Верёвка, о, моя одежда, камни какие-то, потом что-то в тряпке...
— Посмотри что.
Ан на время затих, разворачивая ткань. Мира оставила ритуальный нож с тесаком на земле, а последний кинжал всунула в ножны на животе и подобрала поддёвку ребёнка. В карманах обнаружились только два слабых защитных амулета. Кинув бесполезный хлам в сторону, она стала обыскивать труп здоровяка.
— Тут вонючие травы, — сказал Ан.
— Там есть с синими цветками?
— Есть.
— Вынь один стебель.
Отбросив ножи и топор, она стала обыскивать накидку, но карманы были забиты лишь хорошими амулетами. В мешке же оказались только сухари и мясо, которые она разбросала вокруг, на случай если вороны спустятся.
— Я замёрз, — жалобно сказал ребёнок со своего места, откладывая в сторону траву.
Мира повернула тело на спину, вспорола ножом чужую одежду на груди и под сердцем увидела татуировку в виде птицы, нанизанной на стрелу. Символ ей не был знаком. Она несколько мгновений рассматривала рисунок, потом сгребла в кучу амулеты, подобрала поддёвку и подошла к ребёнку.
— Поднимись, оденемся.
Тот послушно встал. Девушка, опустившись рядом, принялась его одевать и распихивать по карманам амулеты. Какое-то смутное ощущение, связанное с защитой, быстро промелькнуло, но она не стала за него цепляться — было не до этого.
— Зачем тебе трава, если это не еда? — спросил ребёнок.
— Это не мне, — рассеянно ответила она, завязывая петли на чужой одежде. Ей больше не понравилась странная татуировка на чужом теле: это мог быть как знак принадлежности к группе преступников, так и к новому культу.
Краем глаза Мира посмотрела на духов своего села, которые негромко разговаривали с духами леса. Стоило попросить их рассказать о татуировке отцу: возможно тот бы смог понять, объединение каких людей она представляет. Также можно написать знакомому работорговцу в Найпу и спросить, не встречал ли он подобного.
Когда мальчик был одет, она вытащила из связки стебель травы и дала ему.
— Пожуй немного и выплюнь.
Ребёнок поморщился:
— Это для меня? Я не люблю траву.
— Я не заставляю её есть. Нужно пожевать, подержать во рту и сплюнуть.
Детям нельзя принимать сонную траву. Даже взрослым можно лишь в малых дозах, иначе та может парализовать. Мира не была уверена, что ребёнок не будет отравлен, однако лучше попробовать, чем допустить, чтобы он слышал заклинания.
Мальчишка скривился, но послушно зажевал стебель с цветами.
— Посиди немного, я пока соберу оружие. Там в мешке должно быть мясо.
Ан, жуя, сел на её одежду и подтянул к себе мешок.
Мира же, перейдя к наёмнику, стала обыскивать чужие карманы и мешок, но не нашла ничего интересного, кроме амулетов, огниво и еды.
— Можно уже сплевывать? Горько, — невнятно сказал ребёнок, роясь в её скарбе, как крот в земле.
— Можно, — задумчиво ответила она. Среди амулетов обнаружился проходной жетон с именем, видимо брата Ана.
— Гадость, — сказал ребёнок и громко сплюнул. — Зачем эта трава вообще нужна?
— Чтобы ты быстрее шёл и быстрее оказался дома, — пробормотала Мира, запоминая имя, и отбрасывая в общую кучу к трофеям. Когда она переворачивала на спину наёмника, лук под ним хрустнул, но её мало заботило бесполезное оружие.
Мира расстегнула чужую одежду, проверяя наличие татуировок. Под сердцем вновь оказался символ с птицей на стреле.
— Как трава поможет мне идти быстрее? — не понял ребёнок и вновь принялся копаться в мешке.
— Ты от неё пукнешь, а пук, оттолкнув от земли, подкинет дома, — ответила Мира и стала вырезать татуировку с тела.
На краткое мгновенье воцарилось молчание, а потом ребёнок завопил:
— Что?! Как пук может оттолкнуть от земли?
— Духам земли не понравится вонь и они пнут тебя под зад.
Ребёнок засмеялся и теперь ему вторили духи её села и вороны. Последние, сидя на ветках сосен, гоготали словно гуси.
— Вы-то чего смеётесь, — проворчала она себе под нос, вырезая кусок кожи вместе с мясом и уже громче сказала: — Я часто так делаю. Отчего ты думаешь, у меня столько трав в мешке?
— А если ты их все сразу съешь? Что будет? Духи не задохнутся?
Духи леса возмущенно завопили. Мира фыркнула и стала распарывать по рукам чужую накидку. Негодование духов её повеселило, видимо те давно не общались с людьми и теперь прислушивались даже к глупостям.
— Не все травы дают зловоние, какие-то пердёж. Летом слышал, как сильно гром грохочет? Это я домой возвращаюсь.
Хохот ребёнка, воронов и духов слился в один.
— Но с громом ещё и дождь идёт. А дождь тогда что? — хитрым голосом спросил Ан.
— Ты все-то мои тайны не раскрывай. Ну захотелось мне пару раз в дороге пописать, что такого.
После этих слов духи места стали кричать воронам:
— Расскажем водным духам.
— Их кровь для людей моча.
— Неудачники, водные духи неудачники.
«Как дети право», — подумала Мира, кидая накидку к трофеям, чтобы потом их в неё завернуть. Проводник представлял для неё самый большой интерес. Перевернув его на спину, в одном из карманов, она действительно нашла кусок выделенной свиной кожи, на котором была нарисована схема тропы через лес — плохая, нечёткая и без мест встреч. Недовольная столь малым, она всё же кинула карту в общую кучу, решив, что учителю будет интересно.
Пока вороны, как бабки, сплетничали с духами, Мира разорвала на проводнике одежду, но на груди никаких татуировок не нашла. И вдруг, будто озарением, вспомнила, что когда-то давно отец рассказывал про культ теневого духа, чьи последователи набивали у себя внизу живота или на бедрах татуировки с птицей.
Мира, не долго думая, разрезала на проводнике штаны, осматривая бёдра. Ничего не найдя, она, недовольно цыкнув, вернулась к наёмнику.
— Дед Гома говорит, что под дождь нельзя попадать, иначе волосы не вырастут. Теперь я знаю почему, — сказал мальчишка и весело захохотал.
Мира, вспарывая штаны на трупе, заметила:
— Дед Гома просто однажды меня видел.
— Правда?!
— Конечно, — абсолютно серьёзно ответила она, рассматривая чужое тело, — я, сверкая голым задом, летела домой, иногда попёрдывая громом.
Ребёнок довольно засмеялся.
— У людей что, все разговоры сводятся к пердежу? — спросил один из духов хвойного леса, на что духи её села глумливо захохотали. Мира, улыбнувшись, вернулась к оружию. Расстелив растерзанную накидку наёмника, она стала перекладывать туда трофеи.
Возможно знаки под сердцем были видоизмененными символом того духа. Если случилось возрождение старого культа в новой форме, тогда слухи должны были распространиться по округе.
Ребёнок посмеиваясь, привалился к дереву и поглядывал на неё.
— Ты нашёл мясо? — напомнила она, надеясь, что от еды того быстрее сморит.
Мальчишка опять полез в мешок, вытащил свёрток с мясом и принялся его потрошить.
Чтобы понять символ, можно обратиться к городскому шаману, но Мира не была уверена в его добром отношении, поэтому решила, что отдаст куски кожи учителю, а предположение о культе оставит при себе.
Закончив с оружием, она отряхнула руки, и, подойдя к ребёнку, принялась собирать вокруг него разбросанные вещи.
Через семь закатов начнут жечь костры равноденствия. Если последователи убитой куропатки подняли головы, то ребёнка могли выкрасть как жертву. Однако, зачем всё усложнять, когда вместо мальчишки можно использовать любого раба, коих много в Найпе?
Мира, закончив убираться, присела рядом с мальчишкой, который жевал мясо, уже забыв, что не хотел есть, и, весело и хитро на неё посматривал.
— Почему мясо такое сладкое?
— Потому что его мой отец делал, — ответила она, беря с тряпки кусочек. — А он убивает животных только когда те спокойны.
— У тебя есть папа?
Вопрос не показался странным. Для ребёнка его возраста все взрослые выглядели умудрёнными жизнью стариками, которых в детстве в пещерах растили волки.
— Конечно.
— У меня тоже есть папа, но он такое мясо не делает, а вот братик... — ребёнок осекся и надеждой взглянул на неё. — Давай пойдём к братику.
— Иди, — разрешила она, кивая в сторону чащи.
Ребёнок надул щеки в притворном возмущении.
— Я один не хочу, — невнятно сказал он, медленно прожевывая, — я с тобой хочу.
— А я не хочу.
— Почему?
И как она должна ответить на этот вопрос? Потому что твой братик наверняка пускает душу в землю?
— Как зовут твоего брата? — спросила она, вспомнив про проходной жетон.
Ребёнок ответил, и имя на жетоне совпало с названным. Ан, смотря на неё, начал канючить:
— Ну, почему ты не хочешь? Мой братик добрый и мы сможем у него вкусно поесть.
— Тебе травы было мало?
Ребёнок рассмеялся и, перебравшись, сел рядом с ней. Мира с удивлением стала наблюдать за его перемещениями: ещё недавно он рыдал в голос, а теперь ластился, как щенок.
— Трава не еда, — сказал тот и ухватил её за руку.
— Вернёшься домой и хоть всю родню свою съешь, — ответила она, забрала мясо и протянула ему ещё кусок.
Ребёнок взял еду и притворно тяжело вздохнул.
— Не хочу домой, — сказал он, заталкивая мясо в рот. — Мама опять будет плакать, папа ругаться, брат тоже. А у братика всегда всё хорошо.
— У тебя ещё один брат есть?
— Да. А у тебя?
— У меня один старший и двое младших.
— А у меня оба старшие, — пробормотал он, жуя, — был ещё один брат, но он умер, когда я был маленьким.
— Бывает. У меня любимый гусь недавно умер, был мне почти как брат.
— Что?!
Мира посмотрела на удивленное лицо ребёнка и не удержалась от смеха.
— Ну ты сравнила, гусь и человек! — через некоторое время воскликнул мальчишка.
— Он был умнее любого человека.
— Всё ты выдумываешь, — невнятно сказал тот. — Гусь не может быть умнее человека, он какает на улице.
— Люди тоже какают на улице.
Ребёнок взглянул на неё как на помешенную.
— Я сегодня видела, как кто-то посреди площади присел и навалил рогалик, — ничуть не смущаясь сказала она. В какой-то момент ребёнок спрятал лицо в ладонях и завыл от переполняющих его чувств. Мира захохотала.
Когда тот убрал руки, всё его лицо было красным.
— Так нельзя, — жалобно сказала он. — Людям нельзя какать на улице.
— Если гусям и хрюшкам можно, почему людям нельзя?
— Не знаю. Но если я буду какать на улице, мама меня дома запрёт, — сказал Ан и угрюмо добавил: — Хотя, если я вернусь, она всё равно меня запрёт. Дед сказал, что надо сразу идти к братику и никому ничего не рассказывать. Ты никому не расскажешь?
«Дед, значит».
— А он твой настоящий дед или один из слуг, или рабов?
— Конечно, настоящий. Он папин отец, — ответил Ан и облокотился на неё.
«Родной дед решил избавиться от внука?».
Ан заерзал, выбирая удобное положение под боком и попутно жалуясь, что мама не хочет ехать к братику, папа всегда работает, и только дед рядом и всё разрешает.
Мира положила руку на спину ребёнка и стала поглаживать, размышляя, как дед может быть связан с умершими людьми. Или он дурак, решивший принести в жертву ребёнка или просто вздумал продать того работорговцам. Она могла зажать этого старика в какой-нибудь подворотне и вспороть на нём одежду, но предварительно лучше обсудить это с учителем. Может, тот скажет вообще не лезть в это дело?
Ан ещё недолго бубнил про обстановку в доме, пока его не сморил сон. Мира дождалась, пока он будет ровно дышать, а потом аккуратно уложила его на подстилку и поднялась.
— Простите, что вам пришлось так долго ждать, — сказала она, обращаясь к духам места и поклонилась.
Через мгновение молчания лесные духи наперебой заголосили. Даже громкоголосым духам её села пришлось поутихнуть под их напором.
— Она всё время молчала, притворяясь, что не слышит.
— Что за наглость.
— Мало того, что возилась с мальчишкой, не обращая на нас внимания, так ещё так просто извиняется.
Мира отошла от ребёнка, опустилась на колени и поклонилась, почти касаясь лбом земли.
— Я прошу о снисхождении и понимании. Я вижу вашу злость и знаю, что была неправа. Но я не могла позволить ребёнку слышать, как я к вам обращаюсь, поэтому пришлось ждать, пока он выйдет из тела.
— Могла бы просто ударить его по голове, — недовольно сказал какой-то дух дерева.
Мира рассмеялась, продолжая смотреть в землю. Пожурив её некоторое время, а потом разрешив подниматься, духи приказали отвечать на вопросы.
— Почему в другие леса приходят чаще и приношения дают чаще? — спросил какой-то дух куста. Мира, вернувшись к телам, принялась их перетаскивать к одному из деревьев и ответила, что люди боятся заходить в этот лес.
После её слов, со всех сторон посыпались обвинения «мелких людишек» в трусости.
— И пусть бояться, — сказал очередной дух. — Большинство людей лживы и неуважительны.
И с этими словами поднялась новая волна обсуждений. Спустившись вниз на ветки в половине десятка шагов от земли, вороны тоже присоединились к разговору. В большинстве своём они признавали людей полезными, хоть и трусливыми перед природой.
Пока они ругались и разговаривали, Мира опёрла тела на одно дерево: лежа на земле те занимали много места и ей бы пришлось чертить круги вокруг каждого из них.
Она сделала надрезы на телах, выпуская остатки силы, и ушла из ельника в рощу собирать сухие палки. Духи лиственного леса были не так воинственны, но она всё равно не решилась ломать ветви и собирала только то, что на земле.
Духи шептали ей в след сразу обо всём и ни о чём: они рассказывали, как устали, как давно не ели, что люди их забыли и они их ненавидят. Они рассказывали, как здесь темно и скучно, и только животные общаются с ними, а вороны передают вести. Мира могла понять, как духам одиноко, она могла бы навещать их, но не была уверена, что это понравится хозяину леса.
Собрав большую кучу хвороста, она вернулась к телам, по пути проверив ребёнка. Ан посапывал, подложив руку под голову, а группа воронов, сидя на дереве, склонилась над ним, с любопытством рассматривая. Мира не чувствовала с их стороны враждебности, поэтому не стала отгонять.
Духи лиственного леса перебрались вслед за хворостом на мягкую землю, усыпанную еловыми ветками и иглами, но не присоединились к всеобщему обсуждению, а стали преследовать её рассказами о сакральности и древности этого леса, и первых созданиях, что породила Мать Земля.
Мира слушала и одновременно старалась быстро выполнить работу. Скинув хворост рядом с мертвыми, она разрезала тела от горла до паха и оголила кишки. Начертив на дереве, к которому был прислонены люди, необходимые символы, она поклонилась первому телу и стала зачитывать успокоение душ, потом поклонилась духам места и обратилась с просьбой принять эту жертву, как плату за проход.
Духи леса зашумели, соглашаясь принять дары.
Следом наступила очередь проводника, которого она отдала духам своего села.
Пока вблизи тел слышалось чавканье, она взяла чужой топор и стала рыть им яму под костёр, чтобы очиститься, одновременно думая, кому отдать тело проводника.
Несколько духов её села, быстро поев, стали передавать мелкие сплетни. Роя яму, она узнала, что сын сапожника пытался сбежать из дома, а к папочке на обучение просится мальчишка из соседнего села. Мамуля же который день ругала старшего брата за то, что тот засматривался не на дочь плотника, а его на жену. «Хорошо хоть не на козу», — заметила она, взяла в куче трофеев чужое огниво и стала разжигать костёр.
Пока духи её села рассказывали, как к отцу приходили за лечением, она успела развести огонь и встала над третьем телом. Учитывая, что род ребёнка позволил украсть мальчишку, скорее всего мёртвые были чем-то недовольны. Решив, что жертва их задобрит, она повторила в третий раз все действия, а после позвала духов чужого рода.
Мира почти сразу услышала шёпот и, обернувшись, увидела с десяток новых светлых сущностный, за которыми слабо угадывались телесные очертания.
— Наш мальчик в порядке. Нам трупы не нужны. Отвратительно. Мы не любим кровавые жертвы. Избавиться от них уже достаточно. Всё в порядке.
— Я прошу вас оберегать его весь путь обратно, — сказала она и поклонилась. Последним обычно выступал глава рода или его представитель, поэтому остальных можно игнорировать.
— Зачем ты просишь об этом? Мы и так всегда это делаем. Она в нас сомневается? Не слишком ли она наглая, мы же не неё род. Ты справишься лучше нас, мы не будем мешать.
Мира, кивнула и, ничуть не стесняясь, задала главный вопрос:
— Почему дед решил от него избавиться?
На несколько долгих мгновений наступила тишина. Духи молчали. Казалось, даже крикливые вороны уставились на представителей рода с любопытством.
— Это тебя не касается, — наконец ответил глава рода, и девушка подавила желание скривиться. Она не рассчитывала на благодарность, но рассчитывала на объяснение.
Если судьба сведёт её с этим родом ещё раз, она и пальцем не пошевелит для спасения ребёнка, пока не получит ответ.
— Вы принимаете дары? — задала она последний вопрос.
— Нет. Они слишком тяжелы для нас.
Мира в последний раз поклонилась и закрыла призыв.
Когда представители чужого рода пропали, духам своего села она указала на символ на кусках кожи. Те не стали ничего обещать, но сказали, что передадут отцу послание, а платой возьмут ягнёнка. Мира сторговалась с ними до курицы, и, будучи сытыми, они недолго повозмущались, но согласились и ушли.
Она вновь встала напротив последнего тела. Человек был не нужен роду ребёнка, а отдавать его духам леса теперь было слишком неуважительно. Не придумав ничего лучше, она решила вырезать сердце и печень и отнести на костры отцу.
Духи леса были рядом, сытые и довольные они называли её «милым мясником», но вороны, раздражённые долгим ожиданием, уже были весьма гневливы:
— И долго ты ещё? Где наши глаза?
— Если не оставишь нам еды, мы придём в основание.
— И заберём глаза всех, кто там есть.
Мира, услышав это, лишь посмеялась:
— Приходите, у нас ученицы вечно голодные, хоть отведают суп из воронятины.
Птицы возмущённо загалдели.
Отрезая трубки сердца, она слушала чужое недовольство и думала, что лес неторопливо её поглощает. С каждым мгновением они ей нравились всё больше: и скучающие жестокие духи, и насмешливые жирные вороны, похожие на уток, и общая безлюдность. Она бы с удовольствием провела дни костров среди них, если бы не возвращалась обычно на праздники в село.
Вытащив сердце, Мира потрясла его над огнём, думая немного подсушить, но духи леса вдруг резко замолчали.
Девушка быстро оглянулась, смотря на ребёнка, однако взгляд зацепился за деревья позади мальчишки. На краю ельника стоял человек.
Мира почувствовала, как волосы на руках встают дыбом. Она не слышала приближение другого из-за разговоров, но почему духи не предупредили о чужаке?
И тут она поняла, что вороны тоже молчат. Весь шумный лес затих в безмолвном ожидании и верхушки деревьев не качались в вышине от ветра. То, что стояло впереди и смотрело на неё, не было человеком.
Мира упала на колени и вытянула руки вперёд, протягивая чужое сердце.
Со стороны существа раздался отчётливый смешок. Лес вздохнул и ожил, а духи вновь заговорили.
— Хозяин, хозяин, — закричали вороны. — Пусть она отдаст глаза.
Девушка выдохнула землю, не поднимая головы. Обычно хозяином леса был дух, но она никогда не видела духов в человеческой форме. Насколько она знала, человеческое тело могли получить лишь демоны.
— Как давно человек не проводил ритуал в моём лесу, — раздался голос вблизи. — Ты просишь принять в дар это сердце?
Мира, не поднимая головы, быстро сказала:
— Я ни о чём не прошу. Я показываю всё, у меня есть, чтобы вы могли взять то, что захотите.
Только после произнесения она поняла, что подобными словами могла отдать себя, как козла на убой.
— Весьма неосторожно, человек. И что же мне забрать у тебя? Молодость? Жизнь?
— А они вам нужны?
Духи места заголосили:
— Хозяин, она смешная, давайте оставим её себе.
Духи долго скучали, а она стала для них развлечением, и значит, чем больше они веселятся, тем больше шансов, что она от них не уйдёт. А так как дом ей строить не будут, то наверняка поселят в берлогу к тому же медведю.
— От людей мне нужна только покорность. Поднимись.
Мира встала. Перед ней действительно стояло нечто похожее на человека. Оно было выше неё, в чёрных одеждах с рисунком осени (подобное обычно носили на праздники костров богатые люди города) и с молодым, ничего не выражающим лицом. Мира не отличила бы его от любого другого человека, окажись тот в толпе города.
— Ты думаешь, я демон. Но при этом не бежишь, истошно крича, удивительно.
Судя по безразличному голосу, было сомнительно, что существо может что-то удивить.
— Судьба меня сюда привела, — осторожно сказала она, — зачем убегать?
— А ты из смышлёных. Уверен, если бы тебя живьём разделывали, ты бы даже не кричала.
«Кричала бы», — подумала она, вроде не испытывая страха, но где-то внутри понимая, что с этим существом не стоит шутить.
— И наверняка хочешь выйти отсюда живой?
— Да.
— Тогда завершай ритуал и уходи.
В её голове на миг возникла пустота. Что происходит? Если хозяин леса хотел, чтобы она покинула лес, то мог бы и не показываться, она бы всё равно ушла.
А потом её взгляд зацепился за Ана, лежащего под деревом.
— А ребёнок?
— Он останется.
— Тогда я его подожду.
— Я не говорил, что он выйдет отсюда.
— Тогда я подожду, пока он вам надоест.
Для духов и демонов люди были или едой, или развлечением. Хозяин леса мог отдать ребёнка волкам, уморить голодом, поиграть в игру «убеги от медведя» или оставить на ночь тому, что выходит из земли. Но каждое из этих развлечений скоротечно и наверняка было опробовано уже не раз, поэтому не вызовет ни у леса, ни у его хозяина ничего кроме скуки. Вот только ребёнок не обязан отвечать жизнью за подлость своих родственников, а ей нужно выполнить задание.
— Видимо ты что-то не поняла, человек, — медленно сказало существо, — здесь не ты устанавливаешь правила.
Мира почувствовала, как на неё сверху давит чужая сила, пригибая к земле. Понимание, что она умрёт здесь, пришло неотвратимо, будто грязный селевой поток, обрушившийся дом, а страх, так давно забытый, начал медленно подниматься из глубин тела.
Лес потемнел и стал смыкаться со всех сторон, а деревья начали тянуть к ней ветви, пытаясь удавить. Тьма встала перед глазами и она больше не видела нечеловека впереди.
«Что происходит?».
Мира замерла не способная пошевелиться и ей стало чудиться, будто в этой непроглядной тьме её со всех сторон обступает нечто. Она слышала хриплое дыхание на затылке от которого болезненно сводило внутренности и всё внутри сжималось. Спустя долгие мгновения какой-то голос едва слышно прошептал в тишине: «Беги».
Тело бросило её вперед. Мира дернулась и усилием воли осталась стоять, представляя, будто её ноги кори дерева и врастают в землю. Надо переждать, переждать, только переждать.
Она не знала, сколько времени была в этом состоянии, пока не раздался голос существа впереди:
— Как ты хочешь умереть, человек?
«Так, чтобы от моей смерти была польза», — мысленно произнесла она заученную фразу, которую в неё вдолбили за все годы в основании.
— Из тебя выйдет полезный перегной.
И из земли пошёл горячий поток.
Он стал вливаться через стопы во всё тело и она поняла, что тот будет усиливаться и жечь внутренности. Она ждала и уже представляла, как горящим поленом валяется в лесу, пока не разложится и душа не выйдет из тела. Однако поток не становился обжигающим. Он тёк по каналам и венам горячей волной, скорее согревая, чем разрушая, а когда расползся по всем внутренностям, ей стало тепло, как никогда.
Она возможно впервые в жизни наконец согрелась, и если это смерть, то она согласна переживать её вечно.
— Мне так хорошо, — прошептала Мира, почти закатывая глаза от наслаждения.
В следующий момент её схватили за затылок. Мира рефлекторно открыла глаза, понимая, что вокруг просветлело, а существо напротив вдруг уставилось в её левый глаз и тот прошило насквозь. Она едва не закричала, чувствуя, как её ощупывают изнутри, а про крови ползут искры. Она уже не соображала, что происходит и только ждала, пока всё это закончится.
Наконец, спустя несколько долгих мгновений её отпустили и нечеловек отступил на пару шагов назад.
— Понятно, — сказал он, — хорошая кровь.
Мире ничего не было понятно, но она промолчала.
— Можешь забрать маленького человека, — произнёс тот. — Но только в этот раз.
Тепло в теле постепенно стало исчезать, девушка, всё ещё ощущая его остатки, пребывала в блаженной неге и ничего не испытывала от этих слов. Ей было всё равно, она хотела возврата этой горячей волны.
— А можно меня ещё раз «убить», мне было очень тепло, — хрипло сказала она, язык во рту казался неповоротливым, будто ком земли.
Нечеловек несколько мгновений смотрел на неё, а потом хмыкнул:
— Ты можешь сама брать эту силу. Представь, что стопами втягиваешь её в себя.
Мира попробовала и действительно ощутила, как волна вновь возвращается. Однако хозяин леса её быстро осадил:
— Это будет работать только здесь. За пределами леса ты будешь ощущать холод или боль.
— Почему?
— Твоя кровь может вбирать тьму.
— Тьму этого леса?
— Верно.
И действительно — «хорошая кровь». Мира пока не знала, какие выводы из этого о своём роде ей следует сделать, но отметила для себя, что нужно расспросить отца.
— Благодарю, — сказала она.
На что хозяин леса лишь внимательно на неё посмотрел, а в следующий миг уже стоял рядом с Аном. Она не успела уловить перемещения, а он уже склонился над спящим человеком, напоминая ей воронов, что ранее взирали на ребёнка.
Мира принудительно заставила себя расслабиться, чувствуя, что всё ещё сжимает чужое сердце. Она разжала руку и кинула то, что осталось на накидку к остальным трофеям, потом обвела взглядом лес, смотря на бестелесных духов и воронов, ощущая лишь растерянность. Девушка вдруг на мгновение забыла кто она и зачем тут находится.
«Хозяин совсем запугал девочку», — заметил какой-то дух и Мира вздрогнула, будто очнувшись от морока.
Она подняла ранее обронённый нож, вытерла его о одежду мертвеца и стала вырезать чужую печень. Собственные движения казались ей заторможенными и вялыми.
Как применить новое знание о своей крови она не знала, разве что благодаря этому согреваться зимними ночами, но тогда придётся переехать в лес.
Также не ясно, почему существо отпускало её, ничего не требуя взамен? Он мог запросить часть души в обмен на жизнь ребёнка или служение.
Мира только хотела повернуться и посмотреть в сторону нечеловека, как за её спиной раздался голос.
— Чьи глаза ты обещала воронам?
Девушка не вздрогнула только усилием воли.
— Мёртвых, — ответила она, вытащила печень и поднялась, разворачиваясь.
Дух стоял слишком близко. Сделав ещё шаг она могла уткнуться ему в грудь и проверить, действительно ли чужое сердце бьётся или это демон, надевший чужую кожу.
Существо посмотрело на её руки, и отошло, позволяя приблизиться к костру.
— И почему не свои?
Мира почти уронила печень в костёр, но вовремя вцепилась в неё ногтями.
— Мои мне пригодятся, чтобы видеть этот лес.
Дух ничего не сказал, а она, смотря на него, аккуратно потрясла кусок человека над костром.
Существо улыбнулось, наблюдая за её действиями, и девушка опасливо напряглась.
— Я уже пообещал, что ты уйдёшь. Можешь не бояться.
«Я не боюсь», — почти сорвалось с её языка, но она вовремя себя остановила, потому что это была откровенная ложь. Несколько мгновений она смотрела в чужое лицо, пока наконец не решилась спросить:
— Почему вы не требуете плату?
Она ожидала, что дух удивится вопросу, но чужое лицо ничего не выражало.
— Потому что у тебя ничего нет, что представляет ценность, — ответил хозяин леса. — Или ты хочешь остаться сама вместо маленького человека?
Нора с медведем будто живая встала перед её глазами.
Мира сильнее вцепилась в печень, медленно подняла нож и бочком двинулась в сторону накидки, обходя нечеловека.
— Куда же ты? — вкрадчиво спросил тот.
— Сбегаю.
— Тебя же привела сюда судьба.
— Судьба привела, а ноги уведут, — быстро сказала она и присела около накидки.
Хозяин леса хмыкнул.
— Твои попытки выжить очень смешны человек, будто у зайца, пытающего забраться на дерево, — произнёс тот и она отвела взгляд, принимаясь быстро связывать вместе концы накидки с трофеями. В сказанной фразе не было ничего удивительного, по сравнению с любым духом леса она действительно была слаба.
— Вы же сказали, что всё равно меня отпустите, так что мои попытки не всерьез, — пробормотала она, поднялась и пошла к ребёнку, лежащему под деревом.
— Неужели? А как ты будешь спасать себя, если я передумаю и захочу тебя убить? — донеслось ей в след.
— Буду сильно плакать.
Мира оставила трофеи рядом с ребёнком и, идя обратно к трупам, забрала свой ритуальный кинжал и тесак.
— Тогда ты отправишься к праотцам ещё быстрее.
— Проведу ритуал избавления? — предложила она, крепя поясные ножны на бёдра.
— Тебе не хватит силы и ты не знаешь моего имени.
— Тогда я буду выкрикивать имена всех духов, что знаю. Вдруг мне повезёт, — пробормотала она. Хозяин леса, простёр руку над начинающим потухать костром и пламя взвилось вверх, поглощая остатки веток.
— Тебе повезёт, если пришедшие на зов духи не разорвут твою душу на части.
— Да начнётся битва кто быстрее завладеет душой, — сказала она, протирая кинжал о бедро. — Ставлю на вас сорок монет.
— Почему так мало? — с чужом голосе послышалось неподдельное удивление. Мира замерла в растерянности так и не дойдя до него и тел.
— Это всё моё жалование за луну, — пояснила она.
— Так ты ещё и нищая.
Мира уставилась на того в изумлении. С каких пор духов интересовали деньги?
— О каких дарах ты там вела речь? — цокнул языком хозяин леса, и махнул рукой подзывая воронов.— На твоё жалование и ногу козла не купишь. Кажется, не ты должна приносить мне дары, а моим воронам стоит таскать тебе еду.
Мира смотрела на того, испытывая лишь недоумение. Словами про еду тот на короткий миг напомнил всех её заботливых сельских соседей, которые были уверены, будто она голодает и нищенствует в этом поселении. И да, всё что тот сказал, было преувеличением: козлиная нога стоила меньше четверти монеты.
— Хозяин, мы не будем её кормить, — заголосили вороны.
— Пусть ест подножный корм.
— Нам самим еды не хватает.
— Выдадим ей закрома белок, может у них еду воровать.
Мира удивилась тому, что в чужом карканье слышалась неподдельная паника — видимо, вороны всерьёз были уверены, что дух мог заставить их служить человеку.
Хозяин леса что-то сказал на другом языке и несколько птиц сорвались с веток и улетели.
— Что вы раскричались? — спросили у воронов духи леса. — Сами недавно просились к ней в основание.
Девушка попыталась утереть щёку и едва не порезала себе лицо, забыв про ритуальный нож. Подумав, что стоит поторопиться, она решила заняться делом и всё таки подошла к телам.
Пока существо стояло рядом с костром, она стала чертить клинком на земле вокруг них знаки упокоения: так, после отрезания головы, души останутся в круге рядом с телом и постепенно уйдут.
— Неужели? — спросил дух. — Собрались её объесть?
— Мы за глазами хотели прийти, — наперебой вскричали вороны. — А она сказала, что сварит из нас суп.
На несколько мгновений воцарилась подозрительная тишина и девушка украдкой посмотрела на духа из-за дерева. Хозяин леса и все вороны смотрели на неё в ожидании оправданий.
— Что? Вы сами сказали сказали, что я нищая. А ваши вороны словно жирные утки так и просятся в рот.
Духи леса захохотали, перекрывая возмущённые крики птиц. Хозяин отвернулся обратно к костру, но она заметила улыбку.
Мира улыбнулась и продолжила чертить знаки вокруг трупов; она пыталась сосредоточиться, но скрипучие, как ставни на ветру голоса воронов, отвлекали.
— Хозяин не отпускайте её, — голосили вороны, — смотрите, какие она подозрительные символы на земле выводит.
Мира ничего не сказала на эту глупость: знаки, что она чертила, знал каждый шаман на тысячи тысяч шагов во все стороны.
— Я обещал, что она выйдет из леса, — сказал тот.
— Неподалёку есть река... — продолжали вороны.
— ...скажем духам воды, что она их оскорбляла...
— ...и поплывёт она по ней лицом вниз.
— В том ручейке и телёнок копыт не намочит, — напомнило существо.
Несколько воронов подлетели к нему и приземлились на плечи, протягивая в клювах траву. Тот забрав стебли и стал кидать их в костёр и до неё донёсся слабый запах трав для очистки.
— Телёнок не намочит, а она захлебнётся, — гаркнул один из воронов и вернулся к своим собратьям, будто чёрным снегом облепившим ветви елей.
— Я тебя запомнила, жирная вкусная утка, — тихо сказала Мира, оползая очередное тело, чтобы замкнуть круг упокоения.
— Ты даже не в состоянии их различить между собой, — заметил дух. — Кого ты там могла запомнить?
— А зачем различать? В супе все одинаковы.
Духи места засмеялись, вороны возмущённого заголосили, а она среди всего шума услышала, как хозяин леса стал что-то говорить над костром.
Мира не знала языка, поэтому даже не пыталась запомнить. Закончив, она вытерла кинжал об одежду мертвеца и поднялась.
— Брось оружие и подойди, — сказал ей дух и повёл рукой, уменьшая пламя костра.
Мира оглянулась и, немного помедлив, сказала:
— Только головы им отрублю.
Она отошла на пару шагов и вынула тесак из ножен, думая, как лучше ударить, чтобы не повредить дерево.
Хозяин леса коротко взглянул на неё, а потом махнул рукой и три головы отделились и упали к ногам своих же сидячих тел. Мира посмотрела на головы на земле, потом на духа и резко отбросила в сторону и тесак, и кинжал.
Ни демоны, ни духи не могли на расстоянии отделять головы от тел.
«Кто ты?».
— Забирайте глаза, — сказал дух воронам и те тёмным облаком налетели на отрезанные головы. Мира подошла к костру, и за несколько шагов её чуть не сшибли.
Оборачиваясь и наблюдая, как из тел медленно выходят светлые души, она чувствовала растерянность.
— Они уйдут, — сказал хозяин леса, уменьшая пламя. — Шагай через костёр, пока я не скажу остановиться.
Он отошёл в сторону, а Мира послушно перешагнула через огонь. На десятом разе она перестала считать и начала прыгать.
Хозяин леса что-то тихо сказал и души стали медленно уходить в землю. Мира наблюдая за ним, старалась не слушать сущностей, которые устав ругаться с воронами, опять обратили на неё внимание.
— Как зайчик скачет.
— Прыгай выше, не поджарься.
Души людей ушли, но она даже после этого продолжала прыгать. Костёр обычно был нужен для очищения после убийств, но Мира подозревала, что у неё дыры в защите и теперь её так штопают.
— Хватит, — в какой-то момент сказал дух и она послушно остановилась.
Вороны, закончив с глазами, стали ходить между телами вразвалку и жаловаться:
— Этот кроме дорог и коз вообще ничего не видел.
— А мой лишь на выпивку глазел, такая скука.
— Хозяин, мне попались глаза развратника, меня тошнит.
Существо пальцем поманило жалующегося ворона и тот, тяжело взлетев, приземлился ему на плечо. Он выглядел пухлым, будто съел не чей-то глаз, а бедро коровы, Мира смотрела, как хозяин леса гладит его по перьям и едва не протянула руку, чтобы потрогать чужой животик. Ворон искоса посмотрел на её, словно уловил мысль.
— Тебе пора, — сказал нечеловек и огонь в костре стал гаснуть. — Забирай ребёнка и уходи.
Она мельком взглянула на него и молча прошла к своему оружию. Она всё ещё была в смятении после того, как увидела, что существо могло убивать не прикасаясь.
Протерев тесак и засунув в ножны, она пошла к трофеям и ребёнку. Ан продолжал спать, подоткнув под себя накидку и уткнувшись в листья. Мельком отметив, что он не задохнулся лежа лицом вниз, она, аккуратно подхватила его и перенесла на голую землю.
Несколько духов деревьев, витая рядом, сказали:
— Если будет тяжело нести, просто сбрось его по дороге в овраг.
Мира улыбнулась. Она накидкой обернула ритуальный клинок, комом засунула всё в мешок, надела тот на спину и подняла Ана.
Она знала, что со спящим ребёнком будет неудобно идти, но духи леса были пока благосклонны и она надеялась, что их хорошее отношение ещё немного продлится. Придерживая Ана, Мира, стараясь не наклоняться, подцепила рукой узел с оружием и медленно выпрямилась.
Существо всё ещё стояло среди тел и воронов, а солнце наливающееся оранжевым цветом, подсвечивало его фигуру, делая темнее чернеющих деревьев и земли.
«Он не дух», — думала Мира, смотря как вороны на ветках склоняются к нему, а сущности леса льнут, что собаки. — «И не демон. И почему же подобное существо решило показаться?».
Будь она на его месте, то даже не приблизилась бы к людям, просто убила бы всех издалека и скормила трупоедам.
Нечеловек медленно пошёл в её сторону, а Мира, наблюдая, как он приближается, запоминала положение тела в движении, отмечая, что тот почти бесшумно ступал по земле.
Обычно, вспоминая кого-то, она смутно помнила лица, ориентируясь на память о движении тела и звук шагов, а значит об этой встрече у неё, к сожалению, останется намного меньше, чем хотелось бы.
Она стояла и смотрела, ощущая себя так, будто сам Великий Змей Сущего взглянул на неё своим слепым глазом сквозь небытие.
Однако весь внушаемый существом трепет вмиг исчез, едва она заметила, как вприпрыжку за нечеловеком скачут большие жирненькие вороны.
— Благодарю вас за то, что позволили побыть в этом лесу, — сказала она, едва существо приблизилось.
Хозяин леса тонко улыбнулся.
— Не благодари, моя щедрость разовое явление.
— Тогда я постараюсь больше не попадаться вам на глаза.
— Мудрое решение, — одобрил нечеловек.
Мира быстро подавила вспыхнувшее разочарование и переведя взгляд на наибольшее скопление светлых сущностей.
— Благодарю духов этого места за внимание и гостеприимство.
Духи леса зашумели:
— Возвращайся девочка.
— Приходи сама и приноси дары на костры.
— Мы правда предпочли бы, чтобы ты осталась.
— Приноси что-нибудь жареное.
Мира с недоумением взглянула на хозяина леса.
— Если они приглашают, ты можешь прийти, — сказал тот, заметив её взгляд.
— А вы не отдадите меня трупоедам? — недоверчиво спросила она.
— Нет, если не будет повода.
Облегчения после этих слов она вообще не почувствовала. Мира повернулась к духам и, поклонившись, придерживая Ана, ответила:
— Я не знаю, получится ли, но постараюсь.
— Приходи, приходи, у нас ночами на кострах всегда весело.
— Хоть расскажешь нам человеческие истории.
Девушка улыбнулась, думая, что истории духов всё равно интереснее. Едва они замолкли, как закричали вороны, прыгающие на земле вокруг хозяина:
— Благодари нас, быстро нас благодари.
На что Мира только улыбнулась.
— Благодарю вас за внимание и веселье. Прилетайте ко мне в основание и я буду счастлива. Обещаю, не делать из вас суп, хоть вы и заманчиво упитанны.
Через пару мгновений тишины со всех сторон послышалось трескучее возмущение:
— Она опять насмехается.
— Если нас могут выдержать ели, значит мы стройны и легки.
— Хозяин никогда не говорил, что мы упитанны.
Мира взглянула посмотрела на нечеловека.
— Может, он не говорил потому что не хотел пугать? А сам растил вас для паштета?
Хозяин леса чуть удивлённо взглянул на неё, а потом перевёл взгляд на ворона на плече. Птица неуверенно покосилась на него в ответ.
— Если следующий год будет голодным, то почему нет, — протянул тот, задумчиво смотря на ворона.
Мира и духи леса лишь посмеялись на это. Они прекрасно понимали, что тот не питался птицами, но вороны вероятно решили иначе и наперебой заголосили, умоляя их не есть.
Ан от хохота заворчал ей в шею бессвязный набор слов. Мира быстро замолкла и удобней перехватила ребёнка, стараясь не уронить.
— Успокойтесь, никто не будет вас есть, — громко сказало существо и вороны стали медленно затихать. Объевшаяся птица, сидящая на чужом плече, сверху вниз взглянула на Миру с раздражением.
Когда существа немного угомонились, нечеловек протянул руку и сказал:
— Закрой глаза.
Мира послушно сомкнула веки и ей на лицо опустилась теплая рука. «Хорошо», — подумала она с удовлетворением, когда тепло поползло по лицу через закрытые глаза.
Нечеловек сказал несколько слов на чужом языке и в следующий миг Мира почувствовала головокружение и покачнулась. Стараясь держаться прямо, она сильнее прижала к себе ребёнка.
Когда существо убрало руку, она поняла, что местность изменилась.
Девушка обернулась и вдалеке увидела каменную стену поселения. До неё донёсся шум воды и шёпот мелких полевых духов, поднимающийся с земли.
Она повернулась обратно к хозяину леса, думая, что слова благодарности произнесённые вновь, будут неуместны. Чужая милость была слишком большой и она не знала, что сказать.
— Для человека, который не хочет остаться, ты слишком неуверенна.
Мира мельком посмотрела на ребёнка, чтобы напомнить себе, зачем она пришла в этот лес. Она действительно не хотела уходить, но вместе с тем не собиралась оставаться здесь навечно.
— Что вам обычно приносят в дар? — спросила она.
— Души, — ответил хозяин леса. — Но из тебя не получится шамана, поэтому не думай про дары. Достаточно почтительности лесу.
Мира не до конца поняла, что тот имел в виду. Если он говорил про человеческие души, то почему не съел тех троих? А если про души духов, то она не знала ритуалов, которые могли бы это осуществить.
— Если я приглашу вас в свой дом вы придёте?
Спустя несколько томительных мгновений, существо сказало:
— Ты не можешь быть настолько беспечна.
Мира понимала, о чём он говорил. Демону для входа в дом требовалось приглашение, и войдя, он уже мог не стесняясь сожрать всех ваших близких, а ваш ливер повесить на заборе. Вот только перед ней не демон.
— Вы не ответили, — сказала она серьёзно и без улыбки.
Которую весну её домом было основание и она прекрасно понимала, что зовя его к себе, рисковала не только своей жизнью, но и жизнями других. Однако на существе были человеческие одежды, а не юбка из лопуха, а значит жил тот явно не в лесу. И умел общаться с людьми.
Нечеловек смотрел на неё в упор, но Мира всё равно не могла различить эмоций в чужих глазах, поэтому просто ждала.
— Если я захочу, — наконец сказал хозяин леса, — то приду куда угодно, и мне не нужно будет приглашение. Но ты — не можешь так беспечно звать погибель на порог.
Мира перехватила ребёнка поудобней, чувствуя, как затекают руки. Она позвала его в этот миг и позовёт вновь, если судьба разрешит встретиться. Потому что страх, какой бы силы она не испытывала, никогда не управлял ей, также как и чужие предостережения никогда не заставляли поступаться желаниями.
— Простите, если разозлила вас приглашением.
— Ты не разозлила меня человек. Уходи, и постарайся, чтобы любопытство тебя не убило слишком быстро.
Мира, держа ребёнка, кое-как натянула на лицо маску и, развернувшись, зашагала прочь через поля. Она чувствовала, что ей смотрят в спину и ощущала себя так, будто идёт не по твёрдой земле, а по топи, где любой неверный шаг мог привести к смерти.
Духи со всех сторон шептались, с реки тянуло свежестью, а вдалеке шумело поселение.
Она шла не чувствуя земли и не видя цели перед собой. Ощущение себя пропало, будто она растворилась в тепле этого дня, вместе со всей жизнью, смертью и судьбой. И чем дальше она уходила, тем острее было понимание, что вместо чужого сердца, она вырвала собственное и навсегда похоронила в том лесу.