Костяной цветок. Империя

Глава 1

Зима 1684 года

Эйслин Первая

С рождения мне говорили, что я вазилири Юга. С ранних лет твердили, что я гормлейт Севера. Учителя нашептывали, что я вправе унаследовать Запад. Воины обещали, что подарят мне Восток. И только Ледяному холодными ночами я шептала, как алчно жажду Срединные земли, ибо ими обладают те, чей удел быть стертыми мною с лица земли. Засыпая, тысячи ночей подряд я представляла, как уничтожаю их плоть, не давая душе покинуть тело. Как их покрытые пеленой боли глаза смотрят на меня и видят лицо той, которую не пожалели в своем стремлении обрести трон. И, прерывая их последние стоны, я снова и снова буду повторять, мое имя Эрлея из дома Ройглао, мое имя Эрлея из дома Вилландерт, мое имя Эйслин из дома Мидир.

Мой приход предсказывали Летеции Клейменной, моего рождения ждала Вирана Северная. Мне принадлежат благословенные богами земли, и я получу, то, что даровано мне по праву рождения.

Вы уничтожили мою мать. Вы презрели моего отца. Вы втаптали меня в грязь и сочли слабой, чтобы подняться. Вы получили Юг, забыв, какой силой наделен Север. Это мир богов. Это мир льдов. Это мир стужи. И я его гормлэйт. Я северянка! Я первая, кто зовется гормлэйт со дня смерти Вираны Северной. Я первая, королевской крови, кто носит дорогое ее сердцу имя Эйслин. Эрлею Ройглао можно было уничтожить, но Эйслин нельзя. Дочь Ледяного покинула Север, чтобы умереть в песках, давая жизнь Южным землям. Эйслин Первая лишилась Юга, чтобы здесь, на Севере, создать первый оплот единой Империи. Нас не склонить. Нас не уничтожить. Мы поднимаемся с колен и становимся еще сильнее.

Пока мой муж годами удерживал Экматен с лучшими своими людьми, здесь, в Камдаззе формировалась армия северян. Короли поделили нас на три разных государства, но Север един. Можно разлучить нас друг с другом, можно запретить говорить на своем языке, но невозможно вырвать Север и Ледяного из наших сердец. Слишком долго нас заставляли верить, что нашей родины больше нет. Слишком долго нас называли чужими именами. Пришел час северян.

Нет ни одного мужчины, который бы не откликнулся на призыв своего короля. Сканлан, сын Ледяного, принял свое правление в водах Ледяного огня. Под сводами храма Пернетте, он, как Мидир Основатель бросил клич племенам и они отозвались.

Жрецы давно предсказывали начало новой эры. Звезда Севера, сверкающая Хартане зажжется вновь, как пять тысяч лет назад, когда Ледяной спустился на землю из своих чертогов. То будет знак нашего отца и тысячи северных всадников спустятся на юг, чтобы вновь, как прежде, быть первыми детьми Единых земель. Ее приход уже близок. Зимы все холоднее, все тише бег ледяных рек. Солнце зайдет за горизонт, ночь посеребрит снег, и взойдет на небо Хартане, и запоет камдаззский рог, и тысячи мужчин, облаченных в белоснежные одежды начнут свой путь к Югу.

Путь к славе.

Путь к бессмертию.

Там, под палящим солнцем их одежды покроются пылью и кровью, там затупятся самые острые мечи. Там многие из них падут, а другие будут покалечены. Но никто и ничто не остановит нас.

Холод - величие. Холод - бессмертие. Холод - неукротимость. С рождения мы впустили его в свои сердца, и только вырвав их из груди, можно обратить северян в бегство. Кто не боится, тот не отступает. Кто не щадит, тот не уклоняется сам.

Смерть - ничтожное мгновение. Бояться его - значит, умирать снова и снова, будучи живым. Мы не устрашимся. Мы не отступим.

Со звоном стали и криками поверженных врагов мы вступим в божественные чертог и склоним спину. Здравствуй, Ледяной отец. Благослови, святая мать Вирана. Я выполнила ваш завет.

В это раннее зимнее утро Север был по-особенному прекрасен. Медленно кружась на ветру в предрассветной дымке, с неба падал снег. Мягкой периной он покрывал замерзшую землю, крышу и галереи серокаменного замка Фарзтет, последнего приюта Мидиров на бескрайнем Севере.

На одной из этих галерей, замерев точно белоснежная статуэтка, стояла девушка. Она пришла сюда еще ночью, ведомая волнением и вместе с тем всеобъемлющей радостью. С рассветом солнца настанет день, которого она ждала всю жизнь.

Девушка эта была удивительной внешности. Даже в самых прекрасных северянках чувствовалась огненная, животная дикость, скрывающаяся в глубинах глаз, но это хрупкое создание было полно юношеского очарования и нежности, точно бутон розы, обреченный замерзать во льдах. И кто бы мог вообразить себе такое, что перед ним районак Северной земли, взявшая имя Эйслин, названной дочери великой Вираны Северной, и давшая клятву у ее гроба, стать истинной преемницей наследия жестокой правительницы. Жрецы Ледяного, все как один, предсказывали, что Эйслин не только предстоит путь Вираны, но и слава, которой не знала районак, покорившая мир своей воле.

Сейчас же, охваченная волнением, шестнадцатилетняя Эйслин не сводила взгляда с городской площади, где собиралась армия, с которой ей предстояло войти в Экматен. Камдаззский рог не стихал уже второй день. Стук барабанов слился в один быстрый ритм с неровным стуком сердца районак.

- Моя королева, - тихий голос был едва различим, Эйслин скорее почувствовала, что ее единение было разрушено, чем услышала голос брата. Повернувшись, она широко улыбнулась, завидев раскрасневшегося на морозе Этельстана.

Старший из братьев всегда был особо дорог ее сердцу. Сканлан, отец, ставший мужем, покинул их слишком давно, и Этельстан стал старшим мужчиной в семье. Глядя на этого широкоплечего великана, сложно было поверить, что в детстве он практически не покидал своей кровати, все время болея. Теперь же Этельстан в свои пятнадцать лет, которые так сложно было дать этому привлекательному молодому мужчине, был одним из лучших клинков в городе и, без преувеличения, главным завсегдатаем борделей. Казалось, что он взял лучшие черты Вилландертов и Мидиров, и Эйслин, к своему стыду, порой ловила себя на мысли, что была бы не прочь, поддавшись искушению, разделить с ним ложе.

Глава 2

Танис Ройглао

Раскаленное солнце заливало слепящими лучами бесконечное песчаное море, раскинувшееся от горизонта до горизонта. На пронзительно голубом небе, сколько хватало взгляда, не было видно ни единого облака. Пустыня всегда была смертельно опасным местом для любого, кто готов преступить порог в безраздельные владения Песчаного.

Боль, пронизывающая все тело и растекающаяся по венам отравленным вином, окончательно овладела моим разумом, и я рухнула на колени, издавая сдавленный стон. Миллиарды остро заточенных песчинок впивались в неприкрытую кожу, обжигая ее, как открытое пламя. От земли шел непереносимый жар, и каждый вдох казался пыткой. Запахи крови и пота смешались в единый тошнотворный аромат, который окружал меня, словно плотный кокон шелкопряда, и из разрываемой болью груди вырвался кашель. Никогда прежде я не чувствовала, что стою так близко к своему собственному концу.

- Милосердия, - с обветренных, полопавшихся до крови губ слетело слово, больше напоминающее хрип умирающего. – Песчаный, милосердия.

Но пустыня не откликнулась на мою мольбу. Молитва разбилась о ледяную, непроницаемую стену тишины, которой суждено было стать моим погребальным гимном.

Распахнув глаза, я увидела над собой каменные своды, и немного погодя села в постели, тот час же рухнув назад, покоряясь уже реальной боли. Мои с Реймсом покои наполняла не нарушаемая ни единым звуком тишина, которая после тревожного сна нагоняла на меня настоящий страх. Сделав несколько глубоких вдохов, я примирилась с неприятными последствиями родов, и, смахнув тыльной стороной ладони испарину со лба, снова решилась сесть. Скривившись от очередной алой вспышки, остро пронзившей сознание, я с трудом опустила ноги на пол и рискнула даже встать на ноги. Сделав шаг, я почувствовала, что к боли добавилось головокружение, но невероятное желание увидеть новорожденного сына затмевало все доводы рассудка. Оставаясь в длинной ночной сорочке, которая все время путалась между ног и мешала двигаться, я шаг за шагом приблизилась к двери, и, повернув холодную медную ручку, вышла в коридор.

Снаружи королевских покоев не было ни души. Не удивлюсь, если весь замок Эстерхази до самого рассвета пил за здоровье принца Джерейма и Ее величества Танис. Во всяком случае, отголоски праздника доносились до меня даже сквозь плотную пелену сна до тех пор, пока усталость не выбросила меня в бесплотной пустыне сознания. Мне даже показалось, что кто-то посреди ночи вошел в мои покои, но служанки и повитухи так часто сновали туда-сюда, что я не смогла заставить себя открыть глаза и вернуться в мир, полный шума и суеты.

Касаясь рукой стены, я шла по бесконечному сейчас коридору, в покои сына, которые располагались в непосредственной близости с моими. Они были подготовлены еще несколько месяцев назад, когда стало понятно, что в беременности не было никаких сомнений. Из Гарта в Эстерхази прибыли дворцовый лекарь Реймса и лучшая повитуха во всей столице только для того, чтобы Джерейм мог беспрепятственно появиться на свет. В то время как муж уповал на людей, я не уставала молиться Песчаному о том, чтобы он уберег моего мальчика от опасностей, которые подстерегают ребенка на входе в этот мир. А выбрав для наследника Вилландертов и Ройглао имя, которое все детство и юность заставляло меня трепетать от одного своего звука, я надеялась, что и Святая королева защитит его своими крыльями.

Неприятный холодок, знаменующий беду, пробежал по позвоночнику серебряными искорками, когда я увидела, что двери детской распахнуты настежь. Зашагав быстрее и преодолевая боль, от которой перехватывало дыхание, я влетела в спальню, расталкивая столпившихся на входе служанок. Слишком поздно я заметила, что они все, как одна, бледны и испуганы. Их сдавленные шепотки превратились в набат, когда моим глазам предстала пустая колыбель. Вцепившись одной рукой в деревянные перильца, другой я крепко сжимала одеяльце сына, на котором золотыми нитками были вышиты орел и роза.

- Сыночек, - бормотала я, как будто лишившись рассудка. – Мой мальчик, мой долгожданный принц. Где мое дитя? - в одно мгновение, голос сорвался на крик, а из глаз брызнули слезы. – Где мой маленький Джерейм?!

Воспоминания накатили с силой штормового вала, сбивая меня с ног и бросая на устланный свежей соломой пол. Боги в шестой раз отняли у меня благословение быть матерью. Я снова сидела у пустой кроватки, кляня себя. Пять мертворожденных детей сейчас могли бы быть очаровательными принцами и принцессами с золотыми волосами, как у их любящего отца. Казалось, что омыв руки чужой кровью, я была лишена счастья материнства. Когда же моих ушей достиг первый крик маленького принца, я поверила, что Песчаный простил свою дочь. Но его милость не была долгой.

- Сеньора, он исчез, - наконец выдавила одна из служанок, робко выйдя из-под защиты своих товарок вперед. Но стоило мне поднять на нее затравленный взгляд, как она остановилась, замолчав на полуслове.

- Где король?

- За ним уже послали, госпожа, - слезы снова обожгли глаза, и я спрятала лицо в вышитом одеяльце, все еще хранящее сладкий запах моего маленького сынишки.

- Чего стоите, а ну марш работать! – в комнату ворвался Рамон, облаченный в легкую броню и при оружии. Из капитана гвардейцев он давно дослужился до командира, и был достаточно приближен к нам с Реймсом. А с тех пор, как он возглавил тайную службу, мне стало казаться, что этот мужчина знает о королевской чете гораздо больше, чем мы сами. – Сеньора, мы найдем принца, клянусь своей жизнью.

Вслед за гвардейцем в детскую разъяренным хищником влетел мой муж. В одно мгновение он оказался рядом со мной, его крепкие руки обхватили меня, и я совсем как ребенок, уткнулась носом ему в грудь, как и всегда, когда мне было невыносимо плохо. Все долгие годы я безукоризненно играла счастливую королеву, но сейчас отчаяние было сильнее любого притворства.

- Соберите всех слуг, кто имел доступ к покоям моего сына, - произнес он, и в его прежде приятном, грудном голосе звучало ничем не прикрытое бешенство. Реймс не скрывал гнева, не прикрывался маской бесстрастного монарха, как должен был. Его руки мелко подрагивали от нервного напряжения, а сердце билось невероятно быстро. Он словно не замечал меня в своих объятиях, растворившись в захлестнувшей нас двоих тревоге. – Я хочу поговорить с каждым, кто мог что-то видеть. Если до сегодняшнего заката принц Джерейм не окажется снова в замке, клянусь Верховным, я устрою всеобщую казнь!

Глава 3

Эйслин.

Два дня дороги до Экматена Эйслин провела в волнении, прислушиваясь, не донесутся ли до ее уха звуки погони. Встреча с Реймсом не могла пойти ей на пользу.

Впрочем, беспокойство доставлял и принц. Несмотря на начало весны, было очень жарко, так что приходилось много пить. Вода, которую она неумело вливала в крохотный ротик младенца, ослабляла действие дурмана, который продержал бы его между жизнью и смертью эти два дня. Принц мог проснуться в любое время, так что Эйслин приходилось прилагать все усилия, что бы ее путь пролегал как можно дальше от городов. Лишь однажды она остановилась для того, чтобы наполнить бурдюк водой и прикупить немного еды.

В том же городе, который, по сути, являлся одним огромным базаром, Эйслин сделала покупку, которая вызывала улыбку на ее лице каждый раз, когда молодая районак представляла, как на нее отреагируют Сканлан и северяне. Северные люди удивительны - чем больше неуважения выказываешь им, тем больше они начинают тебя уважать. Разумеется, если твой титул районак.

В Экматен Эйслин прибыла незадолго до заката. Этельстан завидел ее еще издали, и, спустившись со стены, велел немедленно распахнуть ворота. К его удивлению, сестра не спешилась, а велела показать, где конюшни. Выглядела она запыленной после долгого пути, но довольной. Этельстану только и оставалось, что подчиниться. К тому же Эйслин еще предстояло услышать какой гнев вызвало ее решение у Сканлана. Тот даже не распорядился подготовиться к встрече с госпожой, что, безусловно, вызовет у районак невероятный гнев.

- Значит, твой отец не пожелал встретить меня как следует? - словно читая его мысли, с улыбкой произнесла Эйслин, легко спрыгивая на землю. - Не удивлена.

- Сестра, он сильно обеспокоился из-за вашей тайной поездки, - поспешно пробормотал Этельстан. Ему совершенно не хотелось, чтобы она объявляла войну отцу. Кто как не он знал, на что может пойти Эйслин, если кто-то претит ее воле?

- Не хочешь заглянуть в сумку? - все с той же улыбкой произнесла она. Этельстан послушно согнулся, отстегнул сумку, заглянул внутрь, да так и ахнул.

- Познакомься с моим кузеном по линии Вилландертов и племянником по линии Ройглао. Это они хотят посадить на мой престол.

- Ты хочешь принести его в жертву? - хриплым голосом произнес северянин. На лице районак появилась вымученная улыбка, полная жалости к брату. Глупости в людях она не терпела.

- У шл*х много младенцев, еще один никого не удивит. Заплати им. Пусть думают, что его мать умерла в пути. А станут болтать, напомни, как карают на Севере тех, кто не умеет держать язык за зубами. И возьми с собой Горро – одного его присутствия достаточно, чтобы пресечь любое желание тайных пересудов. А теперь мне необходимо привести себя в порядок и предстать перед моими людьми. Я буду ждать тебя с добрыми вестями, брат, - и, нежно коснувшись его плеча, Эйслин направилась прочь. Этельстан не сомневался, что она с легкостью найдет дорогу в собственные покои – двор Сканлана в Экматене в точности повторял замок Фарзтет.

Неуверенно он взял ребенка на руки и вышел с ним из конюшни. Младенец дышал так редко, что в какой-то момент Этельстану даже показалось, что тот мертв. В его глазах, красть сына Танис было несусветной глупостью, если только Эйслин не намеревалась незамедлительно начать войну. Впрочем, его венценосная сестра всегда имела особую прозорливость, достигая желаемого такими путями, что едва ли кому-то кроме нее удалось бы подобное. Этельстану разве что оставалось молиться Ледяному, что бы и в этот раз Эйслин знала, что делает.

В то время, когда брат улаживал дела с младенцем, его районак и вправду легко нашла свои покои и с усмешкой осмотрела их. В Фарзтете в подобных жили разве что слуги. Сканлан Мидир, понимаешь ли ты, что уже сейчас подписываешь свой смертный приговор?

Найдя на столике кувшин с водой для умывания, Эйслин скинула с себя одежду и умылась, проливая воду прямо на пол. В эту комнату она больше не вернется. Затем, расчесав золотые волосы, которые ей таким трудом удалось избавить от рыжины, Эйслин закинула их назад и принялась заплетать на макушке две косы, на манер того, как это делал Реймса. Это на Севере к районак относятся как к дочери Ледяного, и ни один мужчина не может сравниться с ней положением, табунники и весь прочий мир склоняют колени лишь перед мужчинами. А значит, ей придется быть королем.

С насмешливой улыбкой, Эйслин развернула свою покупку. Синий мужской халат диковинной красоты был расшит серебром и золотом. Эйслин пришлось немало потрудиться над тем, чтобы правильно завязать пояс. Грудь ее была едва прикрыта, короткий подол обнажал тонкие стройные ноги. Весь ее вид был диковинным, таким далеким от любой культуры, что поначалу это сбивало с толку, казалось чем-то невозможным, странным, но что могло более подойти той, что соединила в себе кровь всех правящих династий, и сама стала районак Севера?

Толстые золотые браслеты на запястьях сделали сходство с нарядом Реймса окончательным. Вот он облик районак Эйслин, женщины, которую будут помнить всегда. Женщины, что воздвигла единую Империю.

Эйслин вышла из покоев. Она не имела ни малейшего понятия, где находится тронный зал, место, где умерла ее мать. Но если чему-то ее и научила жизнь в Камдаззе – всегда полагаться на свой слух и следовать туда, где больше всего шума. Едва ли северяне изменили своим привычкам здесь, на юге. Эйслин нисколько не сомневалась, что, войдя в тронный зал, обнаружит привычную картину – лужи пролитого вина, пьяных мужчин, словно бешенные быки овладевающих служанками, драки, и прочий бедлам – истинный мир северного двора. Такого при ней не будет. Она крови Вилландертов, и будь она проклята, если позволит варварскому двору нарушить порядки тех, кто властвовал западом задолго до ее рождения. Империя подразумевает культуру. Сочетание традиций всех пяти земель, лучших, древних, наполненных особым сакральным значением.

Эйслин не ошиблась – ноги привели ее прямо к высоким дубовым дверям, такой искусной резьбы, что сомнений быть не могло – это тронный зал. Не без труда их открыв, районак вошла внутрь. В нос тотчас ударил запах кислого вина и нечистот. На юге северяне потеряли остатки самоуважения, справляя нужду прямо там, где пировали. Никем незамеченная, Эйслин начала свое шествие.

Глава 4

Танис Ройглао.

Почувствовав влажное прикосновение к своей коже, я издала невнятный, едва слышный стон. Мне захотелось воды, но вскоре стало понятно, что я не могу произнести ни слова. Малейшее движение отзывалось во всем теле резкой, словно звук спущенной тетивы, болью. Губы бессильно распахнулись, и я жадно хватала прохладный воздух, хотя даже это оказалось невероятной пыткой. Продолжая дышать, превозмогая физическое бессилие, я лишь спустя несколько минут осознала, что мои глаза по-прежнему закрыты. Именно поэтому меня окружал торжествующий мрак. Я выжила. Снова.

Глаза распахнулись в одно мгновение, и ослепительно яркий дневной свет резанул по глазам. Чтобы хоть как-то скрыться от солнечных лучей, заливающих комнату, я начала часто моргать. Мысль о том, что я могу прикрыть глаза рукой, вспыхнула, как порох, брошенный в костер, и тут же потухла, вытесненная страхом перед нестерпимой болью.

- Выпейте это, вазирен, - до меня донесся низкий грудной голос, который я слышала прежде, но сейчас не могла извлечь из памяти нужный образ. Было лишь ясно, что женщина говорила на языке Южной земли. Теплая рука прикоснулась к моему затылку, помогая приподнять голову. – Пейте смело.

Я снова распахнула губы, и женщина поднесла к ним кубок. Молодое терпкое вино, смешанное с лекарственными травами, наполнило рот, и я принялась жадно пить, проглатывая жидкость маленькими частями. Когда лекарство в кубке закончилось, моя голова снова опустилась на подушки, а южанка поставила сосуд на тумбу и опустилась на невысокий табурет, стоящий у кровати.

После выпитого я почувствовала себя немного лучше. Слабость медленно сменялась ощущением тепла во всем теле, а боль, притупляясь, становилась вполне терпимой. Теперь я могла повернуть голову и рассмотреть свою сиделку.

Стоило мне обратить заинтересованный взгляд на женщину, как я обронила удивленный возглас. Передо мной, в скромном южном платье, с открытыми руками и широким поясом сидела Леда, одна из членов моего Великого совета. Время изменило ее, но эти цепкие темные глаза, то ли карие, то ли черные, даже в обрамлении многочисленных морщинок мне было не дано позабыть. Серебряные волосы с редкими темными прядями были подобраны в прическу, а тонкие пальцы украшали крупные перстни. Я не видела мятежницу с того дня, как отправила ее и остальных членов Совета в Хабессе, где сопротивление всегда было сильно. Увидеть ее сейчас здесь – словно вернуться на десятилетие в прошлое.

- Не нужно слов, вазирен Танис, я знаю, о чем вы думаете, - южанка слегка прищурила глаза и мягко улыбнулась. В ней не было колкости и дерзости, к которой я привыкла, восседая на троне отца в Экматене. – Я прибыла к вам с новостями, которые вам никогда не сообщит ваш муж и его верный пес, которого вы называете Рамоном. Но вазирен должна знать, что творится в ее стране.

- Как ты проникла в мои покои? – стараясь успокоиться, я снова начала глубоко дышать, не зная, кто мне сейчас Леда – враг или друг.

- Ваша королевская дама знает меня в лицо, - южанка отмахнулась, будто я спросила что-то само собой разумеющееся – Да и лекарь оценил мое знание целительского дела. Узнав, что вы нездоровы, я привезла с юга лучшие трава, чтобы удержать жизнь в вашем теле. Глупые северяне совсем не умеют лечить отравления. Хотя их вода действительно творит чудеса.

- Их вода? – ошарашено переспросила я, не в силах понять, о чем говорила бывшая мятежница.

- Ну да. Этот странный старикашка каждый раз добавляет несколько капель в ваше лекарство. Он говорит, что лучше этой воды из какого-то далекого северного источника, вам не поможет ничто, - я слушала мелодичную южную речь и едва поспевала за смыслом сказанного. Чудодейственная вода из северного источника могла быть только… но, Песчаный, откуда у Деона такие редкие средства? Жрецы Ледяного так рьяно охраняют тайну живой воды, что едва ли сотня человек во всем мире знают о ее свойствах, а получить хотя бы несколько капель могут разве что единицы. Но, в прочем, теперь было понятно, что же удержало меня в этом мире после принятия церберы. Для редкого яда подошло еще более редкое противоядие.

- Что ты хочешь мне сообщить? – желая сменить тему, спросила я прямо, неотрывно глядя во внимательные глаза Леды, от которой не укрылось удивление и тревога, вызванные ее рассказом. Однако женщина лишь покачала головой, показывая, что ответа на свой вопрос я не получу.

- Вы слишком слабы для правды, вазирен, - ее теплая смуглая рука крепко сжала мою ладонь, лежащую поверх теплого одеяла. – Вашему духу нужно окрепнуть, а телу восстановить силы. Вы пока не готовы услышать ее.

- Но если ты здесь, вопрос не может ждать, - по собственной глупости я попыталась сесть, но пульсирующая боль снова подняла голову, стоило мне резко пошевелиться.

- То, о чем я хочу рассказать, уже не исправить, - горько усмехнулась Леда. Грусть, с которой светились ее глаза, острым ножом ранила мое сердце. В том, что юг снова пал, едва начиная подниматься с колен, я винила только себя и свою слабость. – А наказать виновных вы сможете, только обретя силу, которую мы видели в день, когда вы впервые опустились на трон своего отца. Я никогда не скрывала, что Ройглао у власти мне не по нутру. Именно поэтому я пошла за Юстусом. Но, Танис, - она сжала мою руку еще сильнее, впервые называя меня просто по имени. – Вы истинная вазирен Юга перед богами и людьми. И ваше место не тут, и не в Гарте. Мне кажется, вам настал час вспомнить об этом.

- Видят боги, я об этом никогда не забывала, - коротко ответила я, чувствуя, как права эта женщина. В ней не было ни капли знатной крови, она не получила такого образования, как дал мне отец и едва ли смыслила что-то в том, как быть истинным правителем своего народа. Но простая фраза, сказанная ею, оказалась тем, что я жаждала услышать, все эти годы.

- Мы поговорим, - пообещала она, и, поклонившись, покинула мои покои.

Что же такого могло произойти в Экматене, что даже откровенно противостоящая мне в Совете Леда прибыла в Эстерхази, чтобы простить последнюю из ненавистных Ройглао вернуться домой? До меня доходили слухи, что Сканлан вот уже десятилетие превращает мой дом в выгребную яму, но что я могла сделать, когда даже собственный муж отказывался поддержать мои притязания, опасаясь удара с севера по тогда еще неокрепшему в полной мере Гарту. Я не настаивала только потому, что знала - падет Гарт, падем и мы с Реймсом.

Глава 5

Эйслин.

Аграхар оказался на горизонте за сутки до того, как Эйслин и Бастарды вошли в город-крепость. На памяти районак это был самый огромный и самый укрепленный город, который она только видела за всю свою жизнь. Он с легкостью мог бы вместить в себя пять таких столиц, как Камдазз, а толщина стен составляла три человеческих роста. Про высоту и говорить не приходилось - от одного только их вида голова у Эйслин начинала кружиться. Стоящие на них дозорные казались не крупнее соколов.

Какой же недопустимой глупостью со стороны Танис было не захватить этот город, когда была такая возможность. Если перед стенами на долгие дни пути раскинулась пустыня, то внутри начинались сады. С удивлением Эйслин разглядывала фонтаны и уличные бассейны, в которых купались не только босоногие детишки, но и северяне, домики были каменными, в три этажа, образуя широкие улицы. Если война вторгнется в Аграхар, то бой будет вести довольно просто - есть где развернуться.

За улицами располагались поля. Эйслин не верила увиденному - растительность была такой буйной, точно они находились в Срединных, а не Южных землях. Конечно, поля были невозделанными, но это всего лишь вопрос времени. Двадцать тысяч человек уже с комфортом разместились в домах, а в городе еще оставались пустующие квартиры. Поля занимали больше половины Аграхара, так что у Эйслин не было никаких сомнений в том, что она сможет прокормить своих людей.

- Сестра, - Этельстан едва ли ни сбежал по мраморной лестнице дворца, чтобы приветствовать свою королеву. Вид у него был донельзя гордым - не оставалось ни малейших сомнений в том, что именно ему Эйслин должна была быть благодарной за наведенный в такие кратчайшие сроки порядок.

- Мой возлюбленный Этельстан, - поприветствовала она его, чувствуя невероятное раздражение оттого, что Бастарды не захотели оставить свою королеву прежде, чем она встретилась с братом.

- С нами пришли еще семь тысяч человек. Все они славят ваше имя, моя королева.

- Да будет истинно так, - кивнула Эйслин.

- Мы видели, как вы приближаетесь. К городу не возможно подойти незамеченным - еще вчера мы заметили ваши силуэты, - он с улыбкой коснулся губами ее руки. -Позвольте же пригласить вас и ваших спутников к пиру. Боюсь, у меня есть дурные вести, которые необходимо рассказать.

- Не у одного тебя, - глубоко вздохнула Эйслин и позволила Этельстану увести себя во дворец. Тот был настолько богато убран, что районак, точно девчонка, расхохоталась. Да за один гобелен она сможет получить столько денег, что хватит год содержать армию. В искусстве она разбиралась достаточно, чтобы понимать, что гобелен этот принадлежит рукам Летеции Клейменной. С того времени уцелело всего три ее работы, а вот здесь, прямо в коридоре заброшенного дворца, висят пять... Нет, семь ее работ в идеальной сохранности. Дар супругу Дастинесу, в день их свадьбы.

Какая же беспросветная дура Танис! Кости Летеции и эти гобелены купили бы ей трон запада. Ну ничего, совсем скоро Генрих скончается, и тогда у нее, Эйслин все козыри в

этой игре. К тому же Элдред уже давно не может справиться с сифилисом. Как же глупо получится, если его престарелая мамаша переживет последнего из своих сыновей. Леди Аэлле, прабабке Эйслин шел уже шестьдесят четвертый год, но она оставалась такой же бодрой и решительной, как в тот день, когда ее короновали на трон трех земель, хотя, по сути, это всегда были четыре земли - Север жив.

Как бы громко смеялась Вирана Северная, узнай она, что бастард такого же бастарда, каким был Агрон Дарнуоллский, обретет большую власть, чем она когда-либо имела. А дочь Варросса-разбойника будет править четырьмя землями. Нелепость, иного слова нет. По сути, со смертью двух королей на доске появится третья королева.

Отдав распоряжение Этельстану убрать из коридора драгоценные гобелены, Эйслин позволила проводить себя до зала, который стал для нее теперь тронным. Улыбка расцвела на ее лице. В отличие от проклятого Экматена, помещение было высоким, с резным сводом потолка, и наполненное ярким солнечным светом, льющимся через искусные витражи, изображающие королей клана Ройглао.

- Слава районак! - прогремели тысячи голосов. Эйслин одарила всех улыбками, продвигаясь к своему столу, не доходя до него пары шагов, она остановилась и, всплеснув руками, рассмеялась.

- Этельстан!

На столе стоял лебедь. На Севере она редко баловала себя печеным мясом лебедя, хотя и страстно его любила. Местный умелец умудрился еще и перья вернуть на свои места, а потому казалось, что птица живая, замерла на месте и ждет, когда же Эйслин приблизится к ней.

Этельстан чувствовал себя невероятно счастливым. Всю дорогу до Аграхара он думал о том, как же порадовать свою госпожу и по тому, как осветилось ее ледяное лицо, понял, что ему это удалось.

- Мои возлюбленные дети, - Эйслин села на свое место и обвела взглядом зал. - Мне горько нарушать такой прекрасный день печальными новостями, но превыше всего я ценю честность. Пять дней назад Сканлан Мидир, ваш король и мой возлюбленный супруг, совершил страшное преступление. Мне больно говорить об этом, но, охваченный безумием, он зверски расправился с моей драгоценной сестрой Рагнэйлт. По залу пробежал ропот. Лицо Этельстана побледнело, Серрана вздрогнула всем телом, точно ее ударили бичом, а близнецы громко выругались.

- На моих глазах, посреди тронного зала, где умерла Мария Ройглао-Вилландерт, он безжалостно воткнул нож в ее горло. К счастью, мучения длились недолго. Юг погубил его, но даже здесь, находясь в самом его сердце, мы по-прежнему останемся верны нашим заветам. Мы не склоняемся. Охваченный безумием, Сканлан облил себя маслом и поднес к телу факел... С грустью я сообщаю вам, что его больше нет в живых, и молю вспоминать его тем человеком, который привел вас в Экматен - сильным, уверенным, великодушным.

- Моя районак, - Этельстан, сидящий по правую руку от Эйслин, прервал сестру. - Мы все опечалены той болью, что выпала на вашу участь, но, к сожалению, я вынужден сообщить вам о смерти вашего преданного слуги Кейтра. Он ушел через три дня после нашего отхода из Камдазза, во сне. Он не страдал.