Кот и Голубка

Глава 1

Голубка

Пятая пара, по маркетинговым исследованиям, тянулась со скоростью вечности. Жандарм, а точнее Демид Игнатович, невысокий мужчина с зарождающейся лысиной и впавшими глазами, не повышая голоса, но так, что слышен каждый слог в углу аудитории, обводил студентов холодным взглядом.

— Прежде чем бросаться в поле с анкетами, как слепые котята, вы должны разработать план исследования. План — это ваш скелет. Без скелета вы — аморфная, беспомощная масса, которую ветер случайных данных разнесет в клочья.

Он резко стукнул указкой по доске, где крупными буквами было выведено: ДИЗАЙН ИССЛЕДОВАНИЯ.

— Дизайн исследования — это не про красивые графики! Это архитектура. Это решение, как мы будем собирать данные, чтобы получить ответ на наш вопрос, а не гору бесполезного мусора. Выбор дизайна определяет все. Все! Поняли? Вы не сможете потом взять и переписать фундамент, когда дом уже построен. У вас, как у студентов уже третьего курса, это должно быть вколочено в подсознание.

Исследования. М-да, вроде такое простое слово, а столько подводных камней в нем.

Наставления преподавателя проносились мимо меня, оседая в конспекте аккуратными, но бездушными строчками. Я сидела за партой, уставившись в окно аудитории. Декабрьский снег падал не торопясь, позволяя разглядеть каждую снежинку, кружившую в вихре себе подобных. Сейчас голова была занята куда более насущными проблемами, чем лекция. Например, тем, хватит ли денег, которые мне по доброте душевной одолжила Маша. Или тем, что Белка сегодня утром снова стащил со стола мой провод от телефона и теперь он, скорее всего, валяется где-то под кроватью или батареей, облепленный пылью.

Я поправила округлые очки в роговой оправе, съехавшие на кончик носа, и заправив прядь темных, недлинных волос, украдкой осматривая аудиторию. Рабочий вечер в полном разгаре. Впереди меня Лена и Катя синхронно листали ленту, изредка перебрасываясь шепотком о чьей-то новой куртке. Через ряд наш отличник-тревожник Артем что-то яростно строчил в тетрадь — видимо, пытался впитать каждое слово Жандарма. Когда-нибудь он поймет, что это просто невозможно. Кто-то спит, уткнувшись носов в тетрадь или делает вид что слушает. Ничего нового для вечера вторника. Зато на задних партах соседнего ряда царила особая атмосфера — там, Алина Король, красивая, рыжеволосая и состоятельная девушка, словно сошедшая с обложки модного журнала, что-то печатала в телефоне изредка показывая содержимое своим подружкам, кудрявой пепельной блондинке Вике Борец и смуглой шатенке Жанне Филатовой. А неподалеку от них, откинувшись на спинку восседал сам Влад Кот в окружении своей свиты. Парень был местной звездой. Темноволосый, сероглазый, сынок богатого отца, которому принадлежала одна из крупнейших строительных фирм города.

Я мысленно звала их «зоопарк». Они даже не пытались делать вид, что им интересно. Один, Дима Жуков, уткнулся носом в телефон, второй, Степа Шакулов, что-то бормотал Владу на ухо, явно сплетничая. А сам Кот... Он лениво перекидывал дорогую ручку между пальцами, и его взгляд, безучастный и насмешливый, блуждал по аудитории с выражением легкой скуки, будто он смотрел не очень увлекательный документальный фильм о жизни приматов.

И вот этот взгляд неожиданно зацепился за меня. Я тут же отвела глаза на преподавателя, почувствовав, как парень начал изучающе скользить по моей спине и затылку.

— Голубка, эй, — тихо, но отчетливо донеслось с соседнего ряда. Влад говорил так, чтобы я могла услышать. — Не пялься. Или что? Понравился?

Его друзья тихо фыркнули. Я подняла голову, поймав довольную ухмылку. Ну да, конечно. Для них я — серая, незаметная мышка, заучка Снежана Голубка, которая к тому же еще и «пялится» на неподражаемого и так желанного всеми Кота.

— Не бойся, Котик, — парировала я, не повышая тона. — Ты не представляешь для меня никакого интереса. Как-никак пока ты – облезлый и грязный ходишь по земле, я прыгаю с ветки на ветку и взмываю в небеса.

Степа подавился смехом. Влад приподнял бровь, и в его глазах мелькнуло что-то вроде интереса.

— Кхм! Кот, Голубка. Я надеюсь, мы со своим дико неинтересным разбором основ дизайна исследований не мешаем вашей увлекательнейшей беседе?

От неожиданности, я вздрогнула, снова утыкаюсь в тетрадь. Влад же продолжает прожигать во мне дыру, показывая полное безразличие к словам Жандарма.

— Простите… — только и успеваю промямлить.

Окинув нас недовольным взглядом еще раз, преподаватель возвращается к разъяснению темы.

Ну и зачем я ему вообще ответила? Проще было сделать вид, что не слышала. Дура ты Снежана. Просто дура.

Когда пара наконец закончились и студни ринулись к выходу, я, как всегда, задержалась, дожидаясь, пока основная толпа рассосется. Не хватало еще в этой давке упасть или порвать сумку. Аккуратно сняв очки и убрав их вместе с тетрадями, я двинулась на выход из аудитории.

В коридоре меня настигла кучка девчонок в лице Алины Король и ее неизменных спутниц. Алина, высокая, рыжеволосая, бросила на меня оценивающий взгляд.

— Снежа, — с фальшивой сладостью в голосе бросила она подругам. — Неужели ты все это время была здесь? А мы и не заметили, ну нада же, — Ее идеально накрашенные глаза злобно сузились. — Впрочем, как и всегда.

Вика с Жанной сдержанно хихикнула. Я же просто продолжила идти, глядя прямо перед собой. Мой внутренний голос тут же предложил пару едких ответов, но я их проглотила. Спорить с Алиной — что пытаться растопить сосульку дыханием. Бесполезно и только потратишь силы. Не дождавшись от меня никакого ответа, она что-то пробубнила и пошла даль, качая своими бедрами.

Глава 2

Лифт с глухим стуком захлопнулся за мной, отсекая внешний мир. Не тот — за окном автобуса, сверкающий и холодный. А вот этот — подъезд с облупленной краской, потертыми граффити на стенах и тяжелым запахом дешевого табака. Проще говоря — моя жизнь. Капкан с кодовым замком. Я нажала кнопку своего этажа, и лифт со скрипом пополз вверх, будто нехотя поднимая меня на плаху.

Подойдя к двери квартиры № 40, я на несколько секунд замерла, приложив ухо к холодному дереву. Тишина. Слава богу. Значит, Борис еще не пришел, или уже спит. Я бесшумно, как учил многолетний опыт, вставила ключ в замок и вошла.

В прихожей пахло жареной картошкой и табачным дымом, смешанным с алкоголем. Из гостиной доносился приглушенный голос диктора — мама, смотрела очередное телешоу. На кухне горел свет, означая, что ужин уже был съеден, но мне никто не оставил и кусочка. Не в правилах нашего дома оставлять что-то «лишнее», особенно если так захочет Борис.

— Снежа, это ты? — раздался хрипловатый женский голос. Мама. Из комнаты показалась ее погрязшее в морщинах лицо с россыпью недлинных каштановых волос. Когда-то она была красавицей с голубыми глазами и темными волосами, теперь же ее лицо было похоже на пожелтевшую, помятую фотографию. В глазах — вечная усталость. Мне было ее одновременно жалко и при этом я испытывала долю безразличия. Как и она ко мне.

— Да, — коротко бросила я, снимая куртку и ботинки.

— Ну, как? — ее вопрос прозвучал не как проявление интереса, а как отбывание повинности.

Последние девять лет она смотрела на меня как на ошибку прошлого. Виновницу всех ее бед и несчастий. И это разбивало мне сердце. Разве ребенок виноват в проблемах своих родителей?

— Нормально. Скучные лекции, много домашки. Все, как всегда. — кратко призналась я, выдавливая сдержанную улыбку.

— А, — она постояла секунду, не зная, что сказать, потом словно вспомнила. — Тебе письмо пришло. От Коли.

Сердце пропустило удар, совершив в груди маленький, радостный прыжок. Папа! Он обещал... он обещал выслать денег. Небольшую сумму, но для меня — огромную. Еще один шаг к свободе. Еще один кирпичик в фундамент моего будущего жилья, отдельного от этого ада.

— Где? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал от нетерпения.

Мама мотнула головой в сторону кухни.

— На столе.

Я споткнулась о ботинки, еле сдерживая себя. Конверт! Обычный белый конверт, лежащий на старой скатерти. Мои пальцы потянулись к нему, уже ощущая шелест купюр внутри.

— А, деньги от нашего благодетеля пожаловали? — из гостиной, пошатываясь, вышел Борис. В руке он, как всегда, сжимал бутылку с чем-то темным. Его лицо, заплывшее и небритое, расплылось в ехидной ухмылке.

Я инстинктивно прижала конверт к груди.

— Это мне.

— Тебе? — он фыркнул, от него пахнуло перегаром и злобой. — Это нам, детка. За все мои моральные страдания. За то, что я вас, дармоедок, на своей шее тащу! Это моя компенсация!

Кровь ударила в голову. В висках застучало.

— Ты не имеешь права! Это мои деньги! Папа прислал их мне!

— Твой папаша — мразь, которая сбежала! — прошипел он, подходя ко мне. Борис был крупным. Его туша заслонила весь свет. — А вы здесь сидите! И будете делать то, что я говорю! Отдавай!

— Нет! — это был не крик, а какой-то хрип, вырвавшийся из самого горла. Я отступила назад, натыкаясь на стул. — Это мой шанс выбраться отсюда! Отдай!

Он страшно ухмыльнулся.

— Выбраться? Ах ты, неблагодарная... Я тебе сейчас покажу, как «выбираться»!

Его рука, сильная и грубая, впилась мне в запястье. Больно. Ужасно больно. Приложи он еще немного усилий и затрещали бы кости. Конверт выпал из моих пальцев.

— Боря, хватит! — вдруг вступилась мама. Она вцепилась в грязную майку, пытаясь оттащить. — Оставь ее!

— Молчи! — рявкнул он, и мама отшатнулась, как от удара. Его внимание снова переключилось на меня. Он пригнулся, его лицо оказалось в сантиметрах от моего. — Слышишь, ты, умница? Будешь еще со мной спорить — вышвырну этого сраного кота и все твое барахло на помойку. Поняла? Или хочешь проверить?

В глазах потемнело. От страха. От ненависти. От полного бессилия. Слезы, которые я так старательно сдерживала, хлынули ручьем, горячим и постыдным. Он отпустил мою руку, подобрал с пола конверт и сунул его в карман своих заношенных спортивных штанов.

— Вот и хорошо. Все по-честному. — И, повернувшись, он побрел обратно в гостиную.

Я стояла, обнимая себя за больное запястье и трясясь от рыданий. Мама смотрела на меня с таким виноватым и беспомощным выражением, что стало только хуже. И не выдержала ее взгляда, развернувшись, я бросилась в свою комнату. Все. Не было больше ни сил, ни надежды. Я сползла по двери на пол, спрятав лицо в коленях. Рыдания подступали комом к горлу, давящие и беззвучные. Он забрал. Снова. Он всегда забирал все хорошее, оставляя после себя только этот горький осадок и чувство полной, абсолютной беспомощности.

Девять лет назад папа ушел из семьи. Говорил, что просто разлюбил маму. Я видела с какой болью в глазах он произносил это, обнимая большими ладонями мое крошечное личико. Нас всех это сломало. Но несмотря на чувство предательства, я не стала его отталкивать, наоборот, цеплялась за каждый шанс, каждую возможность увидеться, поговорить, побыть вместе. После его переезда за сотни километров, звонков стало меньше, как и внимания. У него появилась другая семья. Но… Я не могу винить отца за это. Он заслужил быть счастливым. И это взаимно. Папа все понимал, по возможности брал с ними в отпуск, дарил подарки на Новый год и другие праздники и пообещал высылать каждый месяц небольшую сумму лично для меня. «На маленькое счастье для моей маленькой, гордой птички» — писал он. Только папа, с присущей ему нежностью и теплом, звал меня птичкой и всегда знал, как поднять настроение, что сказать или подарить.