В заросшем парке стоит старинный дом.
Забиты окна и мрак царит извечно в нем.
Сказать я пытался: «Чудовищ нет на Земле».
Но тут же раздался ужасный голос во мгле…
Король и Шут - «Проклятый старый дом» (2001)
…Вскипела соль на берегу, когда я вам принес обет.
Вас окружала темнота, но в ней я видел только свет…
…Красны у гибели глаза, размерен шум ее шагов.
Нас окружает темнота, но в ней я вижу только кровь…
Лора Бочарова – «Обет» (2004)
Пожилой Ной, заметно уставший от тяжелой и долгой работы, сидел на скамейке и утолял жажду яблочным соком, приготовленным заботливой женой Саломеей. Старик был одет в простую выцветшую рубашку и серые шорты. Неподалеку от него лежала пила с острыми зубками, молоток и горстка гвоздей. Лоб Ноя уже искрился капельками пота, да и рубашка покрылась мокрыми пятнами. Однако ему некогда было рассиживаться, ведь перед ним стоял непростой выбор - завершить начатое дело, либо малодушно надеяться на ничтожный процент везения.
Погода стояла жаркая, но не сказать, что изнуряющая. Ной любил такие деньки, потому что без проблем переносил жару, и ему нравилось ощущение тепла, когда солнце греет кожу. Далеко впереди раскинулась приятная для его уставших глаз панорама: ясное синее небо, легкие одинокие облака, неспешно плывущие по нему, а на горизонте - величаво уходящее в свои владения солнце.
Ной не помнил, когда он появился на свет. Он и не задумывался о подобных вещах. Сколько старец себя помнил, всю жизнь не менялся его возраст, и внешность оставалась всегда прежней, что принималось им как данность.
Ему надо было достроить ковчег - так сказал Бог во время своей недавней беседы с ним. Скоро ожидаются нескончаемые дожди, которые смоют всё то, чей час пробил, и старый мир канет в небытие, и только ковчег спасет каждого благочестивого. Ной сразу осознал, что требуется от него, и поэтому приступил к работе без отлагательств и подавил в себе ростки старческой лени. Правильный труд приносит человеку успокоение и наполняет его существование смыслом, в то время как неправильный – несёт гнев и саморазрушение.
Как ко всему этому отнеслась Саломея? Старушка понимающе улыбнулась, не возражая решению мужа. Она была очень чуткой и мудрой женщиной. Саломея верила, что добро правит миром, и что бумеранг обязательно возвращается обратно. Ведь недаром Бог спас ее однажды от свирепого медведя.
Ной познакомился с Саломеей давным-давно. Он, слывший затворником и проведший много времени в одиночестве, гуляя по лесу, увидел на поляне такое светлое, доброе и открытое всему миру создание, каким был он сам. Женщина собиралась сорвать с древа яблоко, принадлежащее коварному злому змею, который всеми способами пытался уговорить ее вкусить запретный плод. Ной помнил, что стало с Адамом и Евой, поэтому спас женщину от гнусной твари, уведя ее прочь.
- Вижу, ты опять занимаешься ерундой, - бросил Йен, молодой парень атлетической внешности с короткими темными волосами и карими глазами. Сквозь ткань плотно облегающей тело рубашки виднелись стальные рельефные мускулы, являвшиеся его главной гордостью, ведь он так усердно над ними трудился.
Йен смотрел на Ноя свысока, ожидая, что тот растеряется от неожиданных слов. Старец глубоко задумался, дотронувшись до своей густой белой бороды, и покачал головой в знак явного несогласия.
- Ковчег нас всех спасет.
- Ковчег? От чего? - не на шутку удивился Йен, в глазах которого вспыхнуло недоумение. Левая бровь вопросительно приподнялась, а на лице появилась улыбка. К горлу подкатил смех, но парень сдержался, чтобы послушать объяснение старца.
- От потопа. От Великого потопа, брат, - ответил Ной и потянулся было к куску хлеба с сыром, но передумал. Он знал, что последуют еще вопросы, поэтому внимательно посмотрел на собеседника.
- Кто тебе сказал? - теперь на лице Йена как будто бы появилась табличка - "Шути еще".
- Всевышний. Ковчег спасет нас всех.
Ной уже пару дней хотел сообщить брату про потоп и спасение, но не мог подобрать правильные слова. Он понимал, что Йен немного другой. Один из них облако, а второй – скорее тучка. Братья жили в разных мирах, и оба осознавали это. Если Ной олицетворял собой мудрость, то Йен - силу.
- Не понимаю, зачем топить землю, - протянул Йен недоверчиво.
- Испытание.
“Опять эти бредни”.
- Когда достроишь? - поинтересовался младший из братьев, глядя на целую гору лежащих на земле бревен.
Строительство только начиналось, но, тем не менее, уже вырисовывались примерные контуры корабля. Но парень так и не смог понять, на кой черт старику создавать настолько громадную махину, ведь их семья состояла всего лишь из Ноя, Саломеи, двух их сыновей с жёнами, да самого Йена.
- Через семь дней. Нельзя медлить, сильный ливень не за горами, но зато...
Йен не стал дослушивать брата и ушел в лес, который так сильно любил. Там можно остаться наедине с природой и осмыслить мучившие его вопросы. Деревья успокаивают, защищают и хранят тайны, кем бы ты ни был.
Вокруг до самого неба высились многовековые ветвистые пихты и непролазные папоротники. На фруктовых деревьях росли гигантские плоды, которые сразу привлекали внимание своей спелой яркостью. Но Йен не хотел сейчас ими лакомиться, он лишь раздражённо сорвал грушу и швырнул ее в быстротекущую речку. Всплески воды испугали дикую антилопу, которая желала утолить свою жажду.
- Ной - любимчик Бога. Почему не я?
Внезапно в голове прозвучал тихий, едва слышимый голос.
"Построй и ты. Докажи, что лучший".
- Ты чертовски прав. Вот возьму и построю. Чем я хуже?
Загоревшиеся азартом глаза Йена из карих превратились в угольно-чёрные, и лицо юноши исказила хитрая гримаса. Он слышал этот голос и ранее, он всегда давал дельные советы и казался ему самым родным и честным. Не было и тени сомнения в том, чтобы прислушаться к нему. Не к выжившему же под конец жизни из ума старому Ною ему прислушиваться…
Дэвон представлял собой тихий городок, в котором никогда не случалось ни громких скандалов, ни убийств, ни чего-либо ещё из ряда вон выходящего. Местные жители всегда с трепетом относились к репутации города, позиционируя Дэвон как райский уголок, в котором любой добропорядочный гражданин найдет покой для себя и своих близких. Великолепное озеро Тенури походило на море, будучи весьма обширным и омывая чистые песчаные берега своими прозрачными водами. Вдобавок горожане с огромным успехом превратили набережную в великолепный курорт, и теперь этот оазис был похож на изысканный коктейль, освещаемый апельсиновым диском солнца, с натыканными везде и всюду разноцветными пляжными зонтиками.
Дэвон основал выдающийся среди своих современников градостроитель по имени Ингил Финдер - сущий перфекционист. Только лучшая мэрия, чистые улицы, достойное образование, отсутствие безработицы, высокий уровень жизни населения.
Статус городка быстро возрастал, так что совсем скоро о нем узнали на федеральном уровне, и Дэвон даже пару раз получил звание "Город года", присуждаемое за значимые экономические и социальные достижения. Будучи видным деятелем, Ингил Финдер предугадал, что после его ухода с поста мэра начнется распад выстроенной им идеальной системы, а аппарат управления и вовсе рухнет. Поэтому он как настоящий профессионал своего дела написал целый трактат о том, как добиться успеха для своих будущих преемников, чем, опять же, прославился в определённых кругах. Обязанность следовать установленным им раз и навсегда правилам стала центральным звеном свода городских законов.
Дэвон находился на обширном острове, который ученые в последние годы довольно часто порывались причислить к новому открытому материку. Остров этот был известен как Оривия. Несмотря на современное благоустройство, связь с настоящим материком здесь поддерживалась только с помощью морской транспортной компании, которая располагалась в единственном на всю округу порту - Альчиго. Ответственность за связь с “большим миром” лежала на Коле Ридиусе, чей прадед в своё время не раз грозился составить основателю города достойную конкуренцию в бизнесе.
Как и во всех маленьких городах, жители знали друг друга очень хорошо и проводили вместе дни напролет. Они вели простую жизнь в гармонии с природой и презирали суетливых людей из мегаполисов, которые ставили свои личные цели превыше всего и не жили по их понятиям. Гости с континентов расценивались ими как “денежные мешки”, не знающие, куда деть лишние деньги. И это притом, что курорт их был скромен и не так дорог, как любой другой, находящийся близ “большой земли”. К избалованным и бескультурным, по мнению местных людей, чужакам относились настороженно, стараясь ни с кем из них не сближаться и видеть в них только временных туристов, не дающих славе их любимого города угаснуть.
Несмотря на имевший успех курорт, основной доход населения формировался за счет добывающей промышленности и сельскохозяйственной деятельности. Многие мужчины работали на шахте вблизи высокой горы Акарелл, добывая руды редких на материке металлов. Гору эту за всю историю существования острова смог покорить лишь один человек – престарелый Ирвинг Дум, владелец хлебопекарни, проживающий в настоящее время на юге городка. Знавал тихий городок деньки его молодости, когда Ирвинг был полон жажды приключений и тянулся к неизведанному. Впрочем, и по сей день не угас в нём огонь исследователя, мечтавшего в детстве прославиться на весь мир, отыскав на родном острове следы древней цивилизации. Старый Ирвинг не обращал внимания на подначки своих соседей и насмешки молодёжи, продолжая каждый выходной день снаряжаться в путь и обследовать уже изученный вдоль и поперёк, но от этого не менее любимый остров.
- Жаль, не умею рисовать, картины б с этой горы писал, - в который раз не сдержался и восхитился вслух Ирвинг, любуясь величественной великаншей Акарелл, которая много лет не покорялась никому, а с ним теперь была на “ты”, ибо каждый склон стал знаком и приветлив и словно ждал возвращения старого приятеля на вершину.
Но сегодня у него иная цель. Ирвинг Дум не будет собой, если до конца своих дней не отыщет тропу к подножию скал на севере.
- Судя по карте, это должно быть где-то здесь…
Ирвинг взглянул на старую пожелтевшую от времени и в некоторых местах не раз заплатанную и перерисованную карту с измочаленными краями. Как водится, та самая нужная ему в этот час тропа на карте никак не была обозначена. А ведь ещё его прадед рассказывал, как они с группой друзей не раз пускались в опасное путешествие, наслушавшись легенд стариков о спрятанных среди неприступных рифов Оривии сокровищах.
Клады Дума не привлекали, а вот отыскать, наконец, строптивую тропу страсть как хотелось. Недаром же на весь остров существует всего лишь один порт. Оривия почти со всех сторон окружена скалами и такими подводными рифами, которые ни один современный корабль или подводная лодка с системой эхолокации вовремя обнаружить не может. Сколько посудин потонуло во времена освоения острова – и не счесть.
- Хоть один пиратский бриг должен лежать на дне моря, - убеждённо заявил сам себе Ирвинг, аккуратно складывая и пряча карту за пазуху. - Но мне с ним не по пути, нам с моей пекарней и без того неплохо живётся.
Рассудив так, Дум решительно зашагал вперёд, планируя если и не сегодня отыскать тропу, то хотя бы пройтись по кромке скалистого обрыва для успокоения совести. В такой приятный день ему совсем не хотелось возвращаться домой, осознавая, что отступил от своих намерений.
Нещадно палящее солнце уже достигло зенита, когда Ирвинг, решив вспомнить молодость, взобрался на один из торчащих у самого обрыва каменных зубцов и принялся наблюдать оттуда за неугомонными чайками, устроившими гнездовье прямо в скале. Под Думом с алчным рёвом набрасывалась на каменные стены морская вода, но самих волн отсюда не было видно. Если верить карте, обрыв этот не просто крутой, а он ещё и нависает над морем как огромная пасть гигантского водяного дракона из сказок.
Никогда не предугадаешь, чего можно ожидать от будущего кроме неопределенности. С этими словами согласится каждый, а особенно Кейт Бартерс. Не вписываются события того дня в рамки обыденного. То, что произошло с ней, всегда будет обратной стороной счастья, преследующей её в лабиринтах сознания.
Когда ранние солнечные лучи достигли верхних краев простыни, Кейт уже лежала с открытыми глазами. Лень было вставать, так еще скоро начинались пары в институте, который за последние два года успел поднадоесть. Сонно протянув руку к столу, она нащупала зеркальце и затем посмотрела на свое отражение. Стоило быстренько сходить в душ, чтобы помыть взлохмаченные волосы. Вот всегда так, ложишься спать с хорошей прической, а просыпаешься с “веником” на голове.
“Лучше опоздать, чем выглядеть глупо”.
Тем временем по улице проезжал на стареньком велосипеде парнишка Джимми Фур, разбрасывая еженедельную газету. Умелый бросок доставил свежий номер “Davon’s Choice” прямо к ступенькам дома. На первой полосе красовалось отреставрированное здание поликлиники.
Кейт, справившись с мытьем головы, накинула на себя легкую блузку черного цвета и прошлась до комода, напевая себе под нос какую-то девчачью песню из “TV Music Star”. Порывшись в ящиках и обнаружив там темные брюки, белую юбку и светлые джинсы, недолго думая, она выбрала последние.
Высушив феном волосы и умело нанеся на губы помаду, Кейт пошла на учебу. Здание института, к счастью, находилось всего лишь в пяти кварталах, что позволяло ей каждый день добираться до цели пешком. Она бодро шагала в такт музыке из плеера, настроение было на высоте.
Бартерс училась на лингвиста. Ей нравилась выбранная специальность, она давала шанс на хорошее будущее, расширяла мировоззрение, позволяла общаться с носителями других языков. Хорошо, что не послушалась близких, которые прочили ей кресло менеджера среднего звена в престижном офисе. Кейт не любила такую серую работу, ей хотелось заниматься тем, к чему душа ближе, а не поддаваться чужому мнению. Она мечтала стать профессиональным переводчиком и объехать весь мир.
Около входа в вуз Кейт встретилась со своим парнем. Пол Ферри стоял на крыльце и неспешно потягивал сигарету. В глаза сразу бросился ирокез, горделиво возвышавшийся на его голове. Он умел удивлять.
Ферри был единственным сыном в очень религиозной семье. Крайне набожные родители долгое время пытались направить своего сына-плохиша, как они считали, на истинный путь, но от всех этих многочисленных попыток Пол становился всё равнодушнее к протестантству и лишь больше отдалялся от родителей. С другой стороны, как бы он без своих убеждений и жизненных принципов стал бы лидером на потоке, плэйбоем для девушек и объектом для подражания? Ферри не считал, что обязан вести пуританский образ жизни, отказываясь от удовольствий.
- Опять ты сменил прическу!
- Да, детка.
- Тебе идет.
- Спасибо. Рад, что заценила. Я тут подумал, может, напьемся в хлам и сегодня?
- Нет уж, только не сегодня.
Пары закончились в два часа дня. Парочка долго гуляла в местном саду, и Кейт не сразу заметила, что уже вечереет. Пришлось спешно прощаться со своим бойфрендом и возвращаться домой. Отцу не так давно стукнуло пятьдесят три, и Кейт искренне считала, что ей стоит провести с ним хотя бы остаток вечера.
В квартире пахло спиртом, и повсюду царил полнейший кавардак, будто самый настоящий смерч нагулялся вдоволь по их скромному жилищу. Из гостиной доносился звук старенького телевизора, слегка разбавленный короткими помехами. Кейт догадывалась, что отец опять начал пить, и все из-за развода - мать выбрала другого, еще и спихнув ребенка на попечение мужику, с трудом находящему язык с маленькой дочкой. Она с детства презирала женщину, давшую ей жизнь, и не собиралась никогда ее прощать. Рождественскими открытками никого не купишь.
Анптон Бартерс посасывал скотч прямо из бутылки и таращился на экран ящика, пока не заметил на себе взгляд дочери. Он окинул пьяным взглядом ее фигуру, уделив особое внимание одежде и причёске, и внезапно что-то изменилось в нем. Он будто про себя решил, что сегодня можно позволить себе что-нибудь этакое.
- Ты обещал не пить больше! – крикнула Кейт в сердцах, злостно сжимая зубы. Постоянные ссоры жутко надоели и каждый раз доводили ее до настоящей ярости. Вот и сейчас девушка контролировала себя с огромным трудом.
- У-у-у. Ты такая горячая штучка. Давай займемся этим?
- Отрезвей уже! Хватит нажираться в хлам, как последняя свинья.
- Я доставлю тебя на седьмое небо счастья, - Анптон медленно встал и, пошатываясь, двинулся в ее сторону. - Твоя попа познает блаженство.
- Не подходи, - крикнула девушка, в отчаянии швырнув об пол пульт от телевизора, но это не остановило пьяного отца, у которого глаза загорелись еще ярче. Он преодолел оставшуюся дистанцию и схватил девушку за руку так, что под кожей почти сразу начал расползаться огромный багровый синяк.
- Я знаю, чего ты хочешь, - мистер Бартерс свободной рукой расстегивал ширинку джинсов. Мыслями он погрузился в день медового месяца со своей женой.
Что могла сделать Кейт? Принять происходящее за должное и смириться или же бороться? Сделав очевидный выбор, она с силой ударила потенциального насильника сумкой, которую всё ещё сжимала в руке, вырвалась и выбежала из дома, оставив растерявшегося от столь неожиданно яростного отпора отца позади. Страх подгонял бежать как можно дальше, напрочь блокируя все адекватные мыслительные процессы.
Гарт Смит работал преподавателем с давних пор, но ни разу за долгие годы преподавания не сталкивался с таким недисциплинированным классом, от которого исходит столько негатива. Ему достались старшекурсники, один краше другого. Ребята в должной мере познали свои права и оценили возможности, поняли, что уже взрослые и что добрый преподаватель им не помеха. Что называется, распробовали свободу на вкус. Практика показывает, что 90% тинэйджеров не меняются под воздействием среднестатистического институтского персонала, но Гарт всё ещё надеялся на оставшиеся проценты.
История была его “коньком“ с детства. Он до сих пор вспоминал те безоблачные деньки, прошедшие под чтением описаний жизни народов и древних цивилизаций, биографий исторически значимых личностей, древнегреческих и других мифов. Мысль о том, что он может обучать ребят знаниям пришла в голову Гарта не сразу. Наблюдавшая за ним и во всём поддерживающая мать, Сесилия Смит, сама подтолкнула парня к этому шагу, неизменно придавая ему уверенности и поощряя теплыми словами.
Проходили годы, сменялись краски, и он окончил Педагогический Институт Дэвона с отличием. Спустя некоторое время бурный восторг и безграничная гордость поблёкли до тихой радости, а следом за ней пришла скука. Эмоции от получения красного диплома канули в темный колодец, уступив место в порой съезжающем с рельс поезде для рутины и неопределенности.
У Гарта был один секрет, о котором даже ему самому предстояло узнать не скоро. Мать могла бы начать подозревать, если бы тщательнее убиралась в его комнате. Вещь, даровавшая ему новые грани восприятия мира всегда лежала в комнате у сына, и каким-то чудом не попадалась Сесилии на глаза. Да, в свои тридцать пять мистер Смит жил со своей мамой, которая воспитывала сына, как ей казалось, правильно, но в итоге сделала его неуверенным в себе и малообщительным, тотально вмешиваясь в его жизнь. И так вышло, что теперь мужчина с трудом выбирал одно молоко из двух представленных на витрине от разных производителей, если некому было подсказать правильный ответ.
Сесилия, хоть и жила на свою вполне достойную пенсию, порой проверяла бумажник Гарта на наличие денег, пересчитывала их, и если оказывалось, что не хватало парочки долларов, то она вытягивала из сына объяснения. Миссис Смит хотелось знать, на что Гарт тратит наличные, и за покупку газировок и шоколада всегда его упрекала.
Весь город знал об этой необычной семье, и многие смеялись за спиной учителя, особенно студенты. Порой негодные подростки подкидывали ему в стол вульгарные письма, начинающиеся со слов “Дорогой маменькин пидорок”. Для местных бабуль это была одна из любимых тем разговоров. Одни шептались на счет того, что Смиты дали обет безбрачия после смерти незабвенного Чарльза, покинувшего Гарта, когда тому было два года, другие, в свою очередь, считали парня неспособным к любовному контакту и дальнейшему воспроизводству рода. Все эти грязные слухи разносились от жителя к жителю со скоростью простудного заболевания.
Сесилии казалось нормальным, что сын живет с ней. Она верила, что близкие люди не должны отдаляться друг от друга, а особенно они, ибо их связывали кровные узы, и в этом чертовски опасном мире стоит держаться вместе, чтобы преодолевать невзгоды. Она любила его по-своему, не осознавая, что чрезмерный контроль такого типа делает человека, мягко говоря, отстраненным от окружающих. Общение всегда играло главную роль во взаимоотношениях, строило социальные институты, чего никак не хотела понимать измученная жизнью старушка.
Однажды Гарт пригласил в ресторан свою коллегу, которая, казалось, могла растопить его холодное сердце. Днем позже, когда должно было состояться свидание, он предупредил мать, что придет поздно. Какой же оказалась ее реакция? Сесилия озлобилась и стала ругаться, пока к ней в голову не пришла грандиозная идея организовать семейный обед. Сынок принял предложение и с трудом уговорил Тамару прийти к ним домой вечерком. Он обещал стол, изобилующий вкусной пищей, и непринужденную беседу.
Женщина, которая ему нравилась, пришла в назначенное время. Заранее накрасилась, сходила к парикмахеру, надушилась великолепными духами, надела элегантное платье и постучала в дверь к человеку, который даже не зашел за ней. По правде говоря, Тамара и не до конца осознавала, зачем все это делает. Самое странное - ее не влекло к нему, она не могла представить рядом с собой такого неживого эмоционально человека, но с другой стороны она не была к людям чрезмерно требовательна и привыкла давать другим шанс. На просьбу провести время у нее, в почти пустом доме, за просмотром романтической комедии и одновременном уплетании лазании Гарт тактично напомнил, что у нее больная мать, которой на днях стало плохо, и ему не хотелось бы рисковать ее здоровьем. В конце концов, они договорились встретиться вечером в доме Смитов.
До приезда девушки Гарт расхаживал по комнате, обдумывая различные сценарии разговоров. В голове всплывали следующие темы: музыка, кино, детство, религия, смертная казнь, эвтаназия, смысл жизни, места работы, литература, погода, любимые страны, мечты, еда. Знал бы он, что перебирание тем ни к чему не приведет, если язык не подвешен, а уверенности в себе ни грамма, не напрягался бы так.
В тот момент, когда гостья переступила порог дома, он потерял последние отголоски веры в себя, потому что знал – за ними будет наблюдать мама. Своим всевидящим оком.
“Ну, почему она не уедет на пару недель к своей сестре в Филадельфию?”
- Какие люди! – Гарт улыбнулся и почти решился обнять ее, но поколебался, с выставленными в сторону руками он повернулся на шестьдесят градусов. – А вот моя мама.