Ковыль и пепел

Глава 1

«Оглянись, незнакомый прохожий.

Мне твой взгляд неподкупный знаком.

Может я это, только моложе,

Не всегда мы себя узнаем…»

А. Градский

Последнее время мне все чаще снится степь.

Бескрайняя, необъятная. Мягкий шелест душистых трав, хрустальный перезвон жаворонков, бездонное небо над головой, полное света днем и расточительно залитое мириадами звезд Млечного пути ночью. Рядом чудится негромкое сопение коня и размеренный хруст травы на его зубах.

Ласковый сон, приятный. Ни малейшего желания просыпаться. Да и зачем? Ночь — это забвение, отдых, а днем снова возвращается боль, которую невозможно терпеть, да и сил уже не осталось. А лекарства действуют все меньше, не столько унимая ее, как загоняя в уголок сознания. Где она таится, будто зверь в норе, выжидая момента, чтобы наброситься и впиться в тело всеми клыками.

Одно радует — недолго осталось. Еще чуть-чуть, и я освобожусь от ее власти, оставив своего безжалостного палача ни с чем. Не знаю, что ждет меня по ту сторону бытия, но хуже вряд ли станет. И мысль о скором избавлении позволяет держаться достойно, не скулить, не выпрашивать дополнительного укола вне графика. Вот только так и не исполнится мечта взлелеянная еще в те годы, когда я по малолетству физически не мог удержать в руках толстую книгу, и их мне читал дедушка. Горы, море, десятки городов — был, жил, знаю, а вот в степи так и не довелось побывать. Взобраться на курган, повернуться лицом к солнцу, раскинуть руки и глубоко вдохнуть воздух безграничной вольницы.

Жаль. Ну, да ладно. Авось, в другой жизни удастся.

Ночь двулика и непредсказуема, как всякая женщина. Она может быть верной и любящей подругой, нежно убаюкать и незаметно отнять лишнее время, а может вдруг обидеться, взбрыкнуть и уйти, оставив наедине с мыслями и ожиданием.

Вот как сейчас… До утра целая вечность, которую надо чем-то заполнить. И единственный способ забыть о комках в подушке, складках простыни, жарком одеяле — унестись, улететь мыслями так далеко, как только возможно. В ту же степь…

Чистый, пьянящий воздух. Стрекот цикад. Звезд столько, что кажется, они едва помещаются на небе и вот-вот посыплются вниз, как перезрелые плоды шелковицы. О! Одна таки не удержалась… А вот и еще одна. Надо успеть загадать желание… Последнее.

Чертова муха! И ведь не просто зудит, так и норовит в глаза залезть. А, ну, кыш!   

Я раздраженно взмахнул рукой, прогоняя надоедливое насекомое, и оцепенел. Я! Взмахнул! Рукой! После месяцев полнейшей неподвижности?!

Ошеломленно поднес ладонь к лицу, удивляясь легкости и непринужденности жеста. Прикоснулся пальцем к кончику носа, не веря собственным ощущениям. И вдруг понял, что боль, ставшая уже как бы частью меня, тоже исчезла. И все сразу стало понятно: я умер. Вот так просто, без красивых и пафосных прощаний, без горестных рыданий у изголовья, ушел по-английски, не заставляя родных и близких прятать за скорбными масками чувство облегчения. Отмучились… И я, и они.  

Да что ж такое?! Опять эта муха… Говорят, одно из имен дьявола — Бельзебуб, Повелитель мух. Может, я в аду? Вот только подо мною явно не сковорода. А какой-то вонючий тулуп. И еще одно обстоятельство вызывает сомнение в преисподней. Речка… Вряд ли в царстве Огня и Хлада может вот так свободно журчать река. А она таки журчит, шагах в двадцати от меня, лениво перекатываясь через каменистый порог. Значит, жизнь продолжается?

Почему я так спокоен и уверен в этом? Наверно, потому что никогда не сомневался в бесконечности существования. Нет, все эти иудейские сказки о загробной жизни я тоже не воспринимал всерьез, из-за примитивности и инородности. Но то, что разум может просто так исчезнуть, бесследно раствориться в ноосфере — не верил. Слишком уж сложный ресурс, чтобы природа могла использовать его столь расточительно. И потому сто раз прав поэт, сказавший «Что мы, отдав концы, не умираем насовсем».

 И валяюсь я на ее берегу, как курортник, чьи заботы далеко-далеко. Впрочем, так оно и есть. Только мои прежние заботы, судя по всему, остались в прошлой жизни, а новыми я еще обзавестись не успел. И подо мною не пластиковый шезлонг, а вывернутый наружу шерстью овечий тулуп.

Тулуп, кстати, воняет так немилосердно, что лежать на нем совершенно невозможно. А это значит, надо слезать… Торжественность момента — первый шаг в новой жизни будет покруче первого шага в Космосе — оказался весьма неловким. Мышцы слушались хорошо, а вот рефлексы подкачали. Отвыкнув от движения, я как-то неловко поставил ногу, поскользнулся на гальке и снова растянулся ничком там же, где и лежал, всего лишь чуть сместившись в сторону.  

Твою ж! Ничего себе матрац… Оказывается, я лежал не просто на тулупе, а на тулупе в который был одет мужчина неопределенного возраста ярко выраженной монголоидной внешности. И мертвый. Давно… Во всяком случае лужа крови под головой успела подсохнуть. Отсюда и мухи, к слову...

Впрочем, это его личное дело: умер так умер. Эка невидаль… В том, предыдущем мире я тоже, как бы преставился. Вопрос другой: я то с какого на нем разлегся? Самое удобное место, типа? Удобнее лежака не нашлось?

Слегка ерничая, шутка, как известно, подбадривает, огляделся внимательнее. Итак, что мы имеем? Речку, как я уже упоминал. Не слишком широкая, метров двадцать… И довольно обмелевшая. О чем свидетельствует широкий, чуть поросший травами, галечный пляж по обеим берегам. Видимо, в пору дождей, река разливается куда привольнее, затапливая оба берега… А засохшие водоросли и характерный мусор зацепившиеся за корни и прочие выступы на крутом обрыве, примерно в метре от земли, отчетливо дают понять, что и глубина у нее не всегда такая. Что бывают дни, когда по этому руслу несется полноводный, бурный поток, вгрызаясь в берега и сметая все на своем пути. 

Глава 2

Неподалеку от того места, где я очнулся, на обрыве обнажился пласт голубой глины. В далеком будущем это сырье для производства алюминия, а в моем случае — лучший заменитель моющих средств. Подтащил поближе всю, предварительно намоченную, одежду и, не экономя, намылил ее глиной. Оставил немного полежать и занялся собой. Сперва просто млел на мелководье, ожидая пока скопившаяся грязь откиснет. Потом долго соскребал ногтями… Потом тоже намазался глиной и полез уже на глубину. Когда смыл все, нарвал хороший жмут разнотравья и растер себя этим импровизированным мочалом до красноты. Аромат травяных соков окончательно перебил все прежнее амбре, и я, наконец-то, почувствовал себя чистым.

К слову, пока мылся, оценил доставшееся тело. Ничего так, не обидели. Поджарое, мускулистое. Ни капли жира. Рост выше среднего, что-то около метр восемьдесят. Плечи широкие, на руках бицепсы играют, кубиков не нашел, но на ощупь пресс, как камень. Стукнул пару раз кулаком, остался доволен. Остальное все тоже в плепорции. Даже чуток добротнее, чем в прошлой жизни, что не может не радовать. Поскольку никакие надстройки не помогут чувствовать себя настоящим мужчиной, если базис подкачал.

Волосатость в среднем умеренная. В том смысле, что голова обрита налысо, а на лице только усы и многодневная щетина. А вот дальше природа решила не скупиться, что грудь-живот, что ноги-руки, все покрывал светло-русый, курчавый волос. Не настолько густой, чтобы перейти в категорию шерсть, но комарам, к примеру, доступ к коже усложнял. На спине, где смог пощупать — картина аналогичная.         

Пока закончил со стиркой, проголодался. Взял пару лепешек, нашел место, где камни лежали в воде, и разложил их в ней, давая отмокнуть. Малек, которым буквально кишела запруда, сразу набросился на «угощение», но без толку. Отщипнуть хотя бы крошку у них не получилось. А вот меня, глядя на их игру, посетила дельная мысль. Не факт, что повезет, но не сидеть же сложа руки.

Река в дождливые дни, тои дело, становилась более полноводной и создавала вдоль берегов небольшие, поросшие мелким камышом и осокой запруды и заливчики. Их я и решил осмотреть на предмет улова.

Прежде чем заняться рыбалкой, подпоясался саблей. Это в моем мире голый человек, если он не сексапильная красотка, не представляет интереса для разбойников, а здесь каждый имеет свою цену. И если будет застигнут безоружным, рискует очень быстро узнать ее на ближайшем невольничьем рынке.

Идея была хорошей. Практически в каждом водоеме плескалась уйма рыбы, но в основном не больше пальца. С такой даже ухи не сварганить. И лишь отойдя метров на сто, повезло. В небольшом пруду застрял отменный судак. С килограмм весом. Натуральный лапоть. Он даже плавать нормально не мог, отлеживался на боку.

Сперва хотел проткнуть его саблей, но вода искажала, а руки кривые. Так что пришлось без затей лезть в воду и банально вышвыривать рыбу на сушу. Удар камнем по голове, и вопрос ужина решен.

Вернулся к своему временному пристанищу. Отрубил ножом голову, выпотрошил и экономно посолил. Из молок и отмокших к тому времени лепешек, соорудил бутерброд. Проглотил в пару укусов и настороженно прислушался к организму. Но живот лишь довольно урчал, ненавязчиво намекая, что не против продолжения банкета. Что ж, разумная мысль. Только сперва надо сменить стоянку. Я и так задержался. Если здесь проходил один отряд людоловов, то вполне может объявиться и другой. А я совсем не готов к подобной встрече. Значит, самое время собирать манатки и искать более укромное местечко. Там и подумаем об ужине.

Натянул новую рубаху… Влажная еще, но на мне быстрее высохнет. Штаны тоже. Лето, в конце концов. От старой рукава отпорол, пойдут на портянки, а оставшееся полотно распустил по шву и соорудил себе нечто среднее между арафаткой и байданой. Непокрытая голова и прямые солнечные лучи — могут закончиться целой кучей неприятностей. Кто бывал на югах, в курсе. Степь, конечно, не пустыня, но разница небольшая. А солнечный удар нам не нужен.

Все остальное сложил в тулуп, сделав из него тюк, забросил на плечи и двинул мелководьем вверх против течения. Почему туда? Татары шли вниз, предположительно к броду, а брод — это как в моем мире оживленный перекресток. И пока я не уверен, что готов к встрече с аборигенами, туда соваться не стоит.  

Кстати, символично получилось с речкой. Только Харона нет. Да и не нужен, собственно. Сам на ту сторону переберусь, если понадобится.

Брел по лодыжки, наслаждаясь речной прохладой, теплом солнца, свежим воздухом, пением птиц, и размышлял о вечном. Вот ведь как бывает, лежит человек на смертном одре, страдает и мечтает лишь об одном: чтобы все поскорее закончилось. А потом, бац — и добро пожаловать на второй круг. Причем, если по большому счету, с нуля. Поскольку ничего из прежней жизни в этой мне не пригодится. Подтверждая расхожий постулат о том, что в загробную жизнь ничего с собой не заберешь. Кроме опыта… И крупиц каких-то знаний. Почему каких-то? А к чему мне здесь и сейчас, например, навыки вождения автомобиля? Или умение рассчитать двутавровую балку. Или знание устройства компьютера? То-то же.

Пройдя с полкилометра, набрел на симпатичный овражек, спускавшийся к реке. Берега поросли травой, дно сухое. В дальней части росло несколько деревьев. В основном ольха и ивы. Деревья стояли плотной кучкой, и под переплетением ветвей можно было укрыться не только от солнца, но и от утреней росы и небольшого дождя. На одну ночь, лучше не сыскать. Завтра выберусь наверх, осмотрюсь, тогда и буду думать дальше, а пока — добро пожаловать в приют одинокого странника.