Красный Берег

Святилище

Рядом с ним на мху лежало расколотое яйцо — не куриное, не драконье, а металлическое, семя, из которого он прибыл в этот мир, с тонкой сетью трещин. Оно уже начинало темнеть и крошиться, будто его миссия закончилась в тот миг, когда он открыл глаза. Он не знал, как оно работает. Не помнил, как согласился на это путешествие. Но какие-то обрывки воспоминаний были:
— «Ты, как один из создателей, имеешь особое предложение», — сказал главный ИИ, голографический старик на столе. Что-то о последней разработке… о том, что время между мирами нелинейно… — «Связь будет очень затруднена… Это не симуляция, так что ты не сможешь вернуться».

Он сел. Туника — простая, без узоров, серого цвета. Тело — не такое, как в прошлом. Подросток лет четырнадцати. Линь Юй рассматривал своё отражение в ручье: короткие чёрные волосы, лицо простое, но без изъянов.

Он чувствовал лёгкость в теле, будто может прыгнуть на пару метров. Его глаза обладали остротой: например, он мог видеть муравья на расстоянии десяти шагов как вблизи. Он спрыгнул с дерева, ловя баланс в воздухе, как кошка. Даже прыгнув с большой высоты, он совсем не пострадал. Линь Юй помнил, что тело, по словам старика-ИИ, будет обычное человеческое. Но можно ли это назвать «обычным» — что за люди в этом мире?

Он не знал, что делать. В его прошлом мире обычный человек уже ничего не мог создать: роботы размером с маковое зерно колонизировали планеты, а ИИ открывал законы быстрее, чем люди успевали их понять. Большинство играло в симуляции с затиранием памяти — жили чужими жизнями, чтобы убегать от реальности. Он выбрал новый, настоящий мир. Пусть, возможно, он окажется смертельно опасным.

Дни проходили в тихом наблюдении.
Он сидел на ветвях, как лесной дух.

Что поражало: звери совсем не боялись его — олени подходили близко, птицы садились на плечо.
Но хищники — те держались осторожно. Особенно чёрные кошки с едва заметными полосами; шерсть — гладкая, выглядят как тени, смертоносные. Однажды он увидел, как одна из них охотилась: птица взлетела — и кошка «вспыхнула», будто молния змейкой прошла по воздуху, и в следующий миг уже держала жертву в зубах. Птица кричала в агонии.
— Что это было? — подумал он. — Это что-то магическое?!

Мир оказался совсем не таким, как прежний.
Он начал сомневаться: а вдруг это всё же симуляция? Но вспомнил слова старика: «Ты не вернёшься». И это придавало каждому листу, каждой капле росы вес настоящего.

Он не был уверен, что ждёт его впереди.
И где-то в глубине — первые капли дождя, которых он ещё не замечал, начинали собираться.

Лес постепенно сменялся тропами. Не вытоптанными армиями, не проторёнными караванами — а узкими, звериными петлями, которые вели к дымку над горой. Там, в ущелье, прижавшись к скале, стояла деревушка — не более десятка домов из грубого дерева и камня; крыши покрыты мхом, словно сама земля пыталась их скрыть.

Он пока не хотел подходить. Но наблюдал.
Сидел на высоком дереве, как всегда: туника сливалась с корой, глаза — со светом между листьев.
Видел, как дети играют у ручья, как женщины сушат травы, как старейшина сидит у очага с тетрадью — на обложке выжжено шесть колец. Опасности видно не было.

Однажды утром он проснулся на иве, склонившейся к ручью. Пара птиц вспорхнула и скрылась в листве — это его и разбудило.
И в тот же миг он увидел их: старика и мальчика — дедушку и внука, должно быть. Они несли корзины с травами.

Они заметили его до того, как он проснулся. Он потянулся, прищурившись глядя на них, как сюзерен на своих подданных.
Старик упал на колени, потянув внука за собой.
— Шэнь! — прошептал он. — Дух леса!
Линь Юй ничего не сказал. Просто приподнял бровь.

Местные что-то напутали, что его не удивило ввиду их дикости. Более того, через неделю он нашёл у подножия этого дерева деревянное святилище. Небольшое, грубо вырезанное. В центре — статуя в тунике, на руке — птица. У основания — рисовые лепёшки, дикие ягоды, кувшин воды.
Линь Юй пробормотал:
— Они думают, я бог, что ли?

Он решил, что пусть будет так; если они верят — пускай верят дальше.
Он на время вернулся в глубь леса, к месту, где кошки охотились, где ветер пел в расщелинах.

Так или иначе, позже он решил наладить контакт с людьми — изучить язык для начала. Если взрослые были чересчур суеверны, то дети — другими.
Они играли всё ближе к святилищу — то ли из любопытства, то ли не задумываясь о последствиях. Он решил держаться на другой стороне ручья.

Однажды он вырезал из ветки фигурку кошки — ту самую, с «перемещением-вспышкой», — и оставил у края поляны.
Наутро её не было. А днём он увидел, как мальчик тычет в неё пальцем, а девочка что-то лопочет:
— Дух леса дарит игрушки.

Вскоре они начали играть в прятки у святилища. Он продолжал вырезать игрушки, используя обычные острые камни, которые находил в ручье. Затем оставлял игрушки на святилище вместо подношения — как бы плата за подношения.

Когда он наконец вышел на свет — медленно, без резких движений, — дети не испугались. Возможно, он излишне перестраховался.
Один даже подошёл ближе:
— Ты… говоришь? — спросил он.
Линь Юй его совсем не понял.
— Линь Юй, — он ткнул себя в грудь.

Он достал статуэтку птицы, указал на неё, вопросительно глядя на детей. И начал слушать. Язык был музыкальным, но чужим. Он учил его, как учит язык маленький ребёнок. Память хорошо отзывалась, и дело шло гладко. Детям нравились его игрушки и игры, которые он им показывал.

Деревня оставалась суеверной, дикой, замкнутой.
Но дети были мостом в мир людей.
И через них он впервые не просто наблюдал за людьми — он начал слышать их. Так прошло пару месяцев. Дети часто играли у святилища, Линь Юй же спрашивал их обо всём в деревне, что только приходило на ум.

Он узнал, что люди в этом мире могут становиться сильнее, культивируя. Старейшина деревни был на шестой стадии культивации ци. Ему было любопытно, что это за «культивация».
А над деревней по ночам всё так же шёл мелкий дождь.
Никто не связывал это с ним.
Он и сам — ещё нет.