Крепостная князя Ларина. История попаданки

ПРОЛОГ.

— Боишься меня? — спросил он, словно проникая в самую душу своими синими глазами.

— Н-нет… — ответила я, заикаясь.

— Вижу, что боишься, — не поверил мне Ларин. — Не бойся. Я девиц не обижаю.

Я выдохнула.

Всё же не ошиблась я в нём. Хоть он и…колдун, выходит, или как это называется, но — благородный, и женщину обижать не в его манере, пусть я и всего-то крепостная и не дороже ему, чем это кресло для посетителей его кабинета, на котором я сейчас сидела.

— Я не… Не боюсь, — ответила я смелее, выдержав его прямой взгляд и не опустив глаза. — Вы же дали мне слово. Барин.

— Можно сказать и так, — усмехнулся он одними губами. — Дал слово. Ты не должна нас бояться, Ольга. Ты просто должна принять, что мы не совсем обычные люди, и выполнять то, ради чего ты находишься в этом доме — ухаживать за Соней и не акцентировать внимание на том, что она не вполне обычная девочка.

— Да, я постараюсь, Михаил Алексеевич, — закивала я. — Я всё поняла.

— Вот и молодец.

Мы на время замолчали. Кажется, мы всё уже обсудили, и мне пора уходить.

Сейчас он меня попросит оставить его одного или уйти к Соне.

А мне отчего-то было это жаль.

Жаль с ним расставаться.

И я его в само деле перестала вдруг бояться.

Я относилась к нему по-прежнему осторожно, но… Страх — животный, такой, что потели ладони — пропал.

Он дал слово, что не тронет женщину, и я ему поверила.

Просто так, взяла и поверила.

И теперь мне не хотелось уходить…

Но повода оставаться не было.

Михаил же не сводил с меня задумчивого взгляда, но хранил молчание.

Секунды шли, но я не решалась прервать это его молчание.
Мне даже стало неловко.

О чём можно так долго думать и…смотреть слишком продолжительное время на простую крепостную? Я вовсе не достойна подобной чести.

И…засмущалась.

Никогда прежде мужчина не сидел со мной вот так наедине и не смотрел на меня таким проницательным, прямым взглядом, смысл которого я сейчас понять не смогла бы…

— Впрочем, ты ведь тоже не совсем обычная, не правда ли? — сказал наконец он.

— Ч-что? — тихо ахнула я.
Он что — догадался?

Но как?

Когда?

Господи, я едва не упала в обморок прямо на палас в его кабинете!

Руки задрожали.

И что же он обо мне узнал?

Нельзя себя так легко выдавать.

Может, это вовсе не то, о чём я подумала.

Я прикрыла на миг глаза, сделала глубокий вдох, чтобы заставить себя успокоиться.

Затем снова посмотрела на Михаила.

— Что вы имеете в виду, барин? Я вас… Не вполне понимаю.

— Ты, Ольга, тоже не обычный человек, — ответил Ларин.

Сердце пропустило удар, а затем помчалось вскачь словно сумасшедшее, грозя разломать мою грудную клетку и умчаться вперёд.
Он всё же догадался. Или узнал!

Он знает, что со мной что-то не так.

Но как он понял?

Да уж, водить за нос образованного князя оказалось вовсе не так просто, как других крепостных или слуг барина. Великий князь меня раскусил в два счёта, похоже…

И что теперь со мной будет?

Но я снова глубоко вздохнула и взглянула ему в лицо.

— С чего вы сделали такие выводы? — спросила я, будто бы не понимая, о чём он говорил.

— Ты и сама знаешь, насколько ты необычна для крепостной, — отозвался Ларин и наклонил голову набок, разглядывая меня так, словно я какой-то очень интересный ему экспонат в музее…

— Я всё же не понимаю, о чём вы речь ведёте, барин.

Я смотрела на него так невинно, насколько могла.

Как ещё спасти себя от беды я просто не знала.
Поэтому решила не признаваться до победного.

— Ты говоришь и мыслишь не так, как все остальные, — пояснил Михаил. — Ты образованнее даже некоторых дворян. Твой духовный мир слишком…наполнен и сложен для женщины и уж тем более крепостной.

Всё так. Даже жарко стало.

Я не смогла скрыть того, что я совсем из другого теста, чем местные люди.

И, кажется, рассекретила себя.

Ой мама… Беда будет, беда.

Ощущение опасности выбросило в мою кровь столько адреналина, что я едва сдерживала дрожь.

— И что, по-вашему, это означает, барин? — уточнила я.

Надо же понимать его намерения теперь.

Он меня…убьёт? Или оставит для опытов?

— Что ты, Ольга — не крепостная, — ответил он уверенно, словно думал об этом не один день и пришёл к определённым, между прочим, логичным выводам.

Господи, и что же мне делать-то теперь?

Страх затапливал мою душу словно судно, которое потерпело кораблекрушение, наткнувшись на рифы…

На глаза невольно наворачивались слёзы, которые я пыталась смахнуть незаметно, чтобы князь не видел, что я плачу. Плачу от страха за свою жизнь.

— А кто же я? — задала я новый вопрос.

Мы говорили с Лариным, забыв обо всех титулах и условностях так, словно были равными. Словно время остановилось для нас обоих даже без участия здесь сил князя.

Между нами снова повисло молчание, нарушаемое лишь тихим тиканьем больших напольных часов…

Сейчас я услышу свой приговор…

1.

— Ты должна спасти весь род! — твердила старуха, страшнее которой я никогда не встречала. — Спасти! Слышишь?

— Ты кто? — в испуге спросила я, чувствуя, что тело ватное и не слушается.

Фон позади старухи упорно размывался, я вообще видела только её бешеные глаза и морщинистое лицо очень близко к своему. — Зачем ты пришла ко мне?

— Ты должна спасти род…

— Какой род? Я не понимаю! — я пыталась кричать, но у меня еле-еле получался шепот.

— Ты должна спасти род! — твердила одно и тоже странная старуха.

— Почему я?

— Только ты сможешь…

— Но как? И что угрожает моему роду? — пыталась задавать вопросы я, чтобы понять хоть что-нибудь, но диалог с пугающей меня женщиной выходил из рук вон плохо… Я решительным образом ничего понять не смогла, кроме странного то ли напутствия, то ли пророчества… Но какие пророчества в двадцать первом веке? Я вообще эту бабку впервые видела!

— Ты всё поймёшь сама, — ответила она, постепенно размываясь вместе с серым фоном за ней. — Ты не сможешь уйти, пока не выполнишь то, что от тебя требуют духи рода… Ты не уйдешь.

— Куда не уйду? — спросила я, оглядываясь вокруг себя.

Старуха вдруг совсем растворилась в сером, тяжёлом, словно бы жидком или живом воздухе, который колыхался вокруг меня. Я осталась одна как будто в каком-то большом коридоре большого особняка…

— Куда я не уйду? — спросила я в пустоту, и воздух снова заколыхался вокруг меня. — Эй, бабушка? Ты куда?

Я стояла одна посреди огромного пустого коридора, и мне было так одиноко, что даже плакать захотелось.

Где я нахожусь?

И кто эта женщина?

И кого я должна спасти? От кого? Или — от чего?

Почему я?

Я ведь ничего такого особенного не умею, и даже спортивной себя бы не назвала.

Как я могла бы кого-то спасти?

У меня мастер спорта только по влипанию в крупные неприятности — вот тут мне первое место могут дать легко!

Внезапно стены особняка стали рушить и поехали на меня с четырёх сторон.

На меня сыпалась побелка, затем полетели камни…

Я заметалась по коридору, понимая, что мне отсюда никогда не выбраться живой…

Резко распахнула глаза и села на кровати одним рывком.

— О Господи… — прошептала я, нащупав на груди золотой крест. — Божечки мои, что это такое привиделось… Ужас какой, я таких страшилок никогда не видела ни в каком фильме…

Пару раз моргнула и поняла, что дом цел. Никакие стены тут не едут на меня, и камни не сыпятся — уже легче.

Значит, это был сон?

Та бабка со своим странным пророчеством.

Наверное, я перечитала книг про перемещения во времени, вот и приснился какой-то бред.

Выдохнула с облегчением. Даже прикрыла глаза обратно.

Может, ну их — дела?

Поваляться в постели сегодня ещё, устроить себе выходной.

Что-то я устала за последнюю неделю — в предновогодние дни навалилось всего и сразу, полгода разгребать можно…

Ну, слава богу, никого спасать мне не придётся.

Только спустя пару десятков секунд я вдруг насторожилась, осторожно открыла глаза и внимательнее всмотрелась в обстановку…

Это же не моя квартира!

Это какой-то… Особняк!

Откинула одеяло и вскочила на ноги.

Пол был деревянным и ледяным…

В отапливаемой квартире гораздо теплее.

Тут же под тонкую сорочку пробрался холод, и я задрожала.

Господи, где это я?

В деревне, что ли, какой?

А почему так холодно тут?

Неужели не топят или конкретно до этого дома цивилизация не дошла?

Возле кровати я нашла какое-то подобие тапочек и всунула в них ступни.

Стало заметно теплее.

Бр-р-р!

Что ж за колотун тут такой?

Нашла на спинке стула тёплый халат и надела на себя, повязав пояс на талии — так гораздо лучше. Раздвинула тяжёлые портьеры и посмотрела в окно на улицу.

Ну прямо посёлок-посёлок. Богом забытая деревня…

Для нашего региона такой холод весьма необычный.
Где же это я?

2.

Хотя где я нахожусь, точно понять не могла — может, это вовсе и не наш регион.

Какая-то деревня на Севере или Урале… Климат и деревья, запорошенные тяжёлым снегом, больше походили на северную местность, чем тот город, в котором я жила.

А где я жила?

Напрягла мозг, но название города так и не вспомнила.

Совсем странности со мной какие-то…

Где нахожусь и как тут оказалась — не знаю.

Откуда приехала — тоже вспомнить не могу.

Может меня того — по голове ударили?

Амнезию и все прочие “прелести” после удара головой получила?

Как я могла не помнить, откуда приехала, и как сюда добралась?

На поезде или самолёте?

Сколько по времени ехать?

Ничего не помню!

Задумчиво потёрла подбородок.

Может, телефон покажет моё местоположение?

Забыла, как называется эта функция…

Я столько всего забыла — это очень странно!

Где же мой телефон?

Я огляделась в поисках смартфона, но нигде его видно не было.

Ещё раз обратила внимание, что мебель в комнате довольно старая и какая-то…несовременная, что ли. Всё как с чердака на даче у моей бабушки…

Мы всегда с братом над такими вещами смеялись, что это вещи времён царя Гороха.

А тут вся комната такая. Надеюсь, хотя бы не весь дом!

Иначе у меня для хозяев этой фазенды не очень хорошие новости — у них проблемы со вкусом, и дизайнер безграмотный попался…

Комната довольно бедно обставлена.

Три узкие односпальные кровати из грубого дерева, один круглый стол посредине комнаты, пара стульев. Большое окно почти в пол, небольшой шкаф для одежды — я такие в фильмах про Российскую Империю видела. Где они сейчас-то такой шкаф взяли? И кровати… Достались в наследство вместе со старым особняком, что ли, кому-то?

Больше всего смутили свечи на столе в подсвечниках и полное отсутствие современных предметов быта: никакой шариковой ручки на столе, телефона, телевизора или хотя бы ненужного чека…

Ничего.

Я словно попала в другой век, где ночи коротали при свечах за прялкой…

Реалити-шоу, что ли, какое снимают тут?

Всё такое как будто…

Настоящее.

Этими вещами явно пользовались.

Но зачем?

Даже если это глухая деревня, то электричеством всё равно должны были уметь пользоваться.

Я протянула руку и пощупала подсвечник, свечи, скатерть и стулья возле стола — не бутафория. Всё это настоящие предметы быта, только из прошлых веков.

Кто же сейчас вот так живёт, игнорируя развитие цивилизации?

Странно это всё.

3.

— Где же Ольга? Вот бездельница! Я когда ещё её звала. Работы валом… — услышала я женский голос в коридоре за дверью, напротив которой стояла я.

— Пойди, ещё раз позови, — ответил ей какой-то молодой мужчина. — И скажи: коли не пойдёт работать — выпорю лично. Ишь ты какая…

— Да вот… Как новенькая появляется, так вечно проблемы.

— Эта вообще странно появилась. Ну, иди, Вера, иди. Хозяин обед ждать долго не станет. Всем на орехи достанется, ежели не поставите обед вовремя на стол.

— Да знаю, Фома… Ох, и получит по шее у меня эта Олька сейчас…

Я даже посочувствовала этой самой Ольге, которой намеревались намылить шею.

А затем дверь моей комнаты резко отворилась.

— Етить-колотить! — заявила полноватая женщина, когда оказалась в комнате напротив меня. Она встала руки в боки и смотрела в упор. — Ты болезная что ли, Ольга?

Ой. Я ведь тоже Ольга.

Так она про меня, что ли, говорила?

А почему она говорила обо мне так, словно я тут служанка?

Я нахмурилась и снова огляделась.

Эта спальня была как раз-таки похожа на комнату для слуг.

Что-то всё это меня начинало не на шутку пугать…

— Она всё ещё в сорочке по спальне прыгает! — ругалась женщина. — Я тебе что сказала делать? Одеваться и спускаться — на кухне помогать. Али хочешь, чтобы хозяину тебя показали?

Я непонимающе захлопала ресницами

А что случится, если меня покажут хозяину дома?

Я должна этого бояться? Женщина мне явно угрожала.

— Не хочу, — на всякий случай отозвалась я.

А вдруг, он и вправду мне что-то сделает?

Может, он псих какой-то?

— Так шевелись! — вскинулась та, кого мужской голос за дверью, назвал Верой. — Одевайся и спускайся, неча тут распустив руки сидеть — не барыня!

— А кто? — ляпнула я, не подумав.

— Как — кто? — удивилась Вера. — Ты часом, головой-то не билась в последние деньки?

Да вот и я уже стала задумываться — не билась ли?

Просто забыла, что билась.

Не помню половину из жизни и теперь буду всем ходить и улыбаться.

— Нет, не билась… — ответила я осторожно.

Лучше не вызывать к себе негатива сейчас, пока я не разберусь, что со мной творится…

— Прислуга ты. Крепостная Ольга. Как и мы все. Али забыла?

Я так и уставилась на женщину, открыв рот от изумления.

Чего?

Крепостная?!

Она серьёзно или шутит?

Какие-то странные шутки, и несмешные при этом!

Крепостное право отменили несколько веков назад.

Какая ещё крепостная?

4.

Но что-то мне подсказывало, что если я сейчас начну этому удивляться и задавать много лишних вопросов, то погублю себя.

Интуиция тревожным маячком в груди твердила мне опустить голову и молчать.

— Точно головой не билась? — переспросила она, по-своему расценив моё молчание.

— Точно — не билась, — ответила я.

— Значит, хворая с самого начала, — пробурчала Вера. — Спускайся давай. Дел по горло в кухне… Нашлась тут королевна ещё, разлеглась на печи…

Она ушла, хлопнув дверью.

Я снова задумчиво закусила губу, глядя ей вслед.

Что-то мне кажется, что всё куда серьёзнее и сложнее, чем мне могло показаться на первый взгляд…

Я бегло сняла с себя халат и принялась за ворох юбок, на которые указала Вера.

Чёрт, как же это надевать?

Я никогда не носила подобное.

Всё в пол, да еще столько подъюбников.

Крутила их, вертела, кое-как надела на себя.

Нужно было торопиться, а то так и по шее получить можно, если меня реально тут за служанку держать.

Интуиция так и продолжала зудеть на заднем фоне и твердить, чтобы я не кричала ничего о прошлой жизни, а сначала осмотрелась и поняла, что к чему.

Ей я привыкла доверять. Не раз она меня выручала.

И сейчас прислушалась, хотя пока что и не понимала, зачем.

Но мне казалось, что есть в этом всём реальность и некая…опасность.

Если я что-то просто не так поняла, а возможно, и в самом деле головой тюкнулась, то правда совсем скоро раскроется, и я вернусь к себе домой.

А пока я надела бежевое платье для прислуги с белым передничком…

Потом всунула ноги в довольно тяжелые туфли и выскочила в коридор.

Огляделась по сторонам: где же тут кухня?

Я же совершенно не знаю дом, хотя судя по разговору со мной Веры, должна бы…

Шок от того, что меня назвали крепостной никак не проходил, и я прямо таки заставляла ноги двигаться уже хоть куда-нибудь… Это лучше, чем стоять совсем на месте. Надо было хоть что-нибудь уже выяснить.

— Просите, я…

— Да? — обернулся на меня лакей, что проходил мимо меня по длинному коридору.

— А где тут кухня у вас?

— Внизу, на первом этаже… — отозвался парень и окинул меня задумчивым взглядом. — Ты чего, Ольга? Забыла, где кухня? Ты у нас чай уже дней пять тут. Давай привыкай скорее. Больно ты не расторопная! Отправит тебя барин свиней чистить, ох отправит…

— А потом? На первом этаже куда идти? Дом-то большой у барина, я пока никак не привыкну, да.

— Потом налево и прямо.

— Спасибо вам.

— Вам? Точно сбрендила, девка…

Он ушел, а я направилась к лестнице, которая по идее должна была привести на первый этаж и к кухне.

Пока шла мысли в голове так и крутились.

Значит, я тут уже пять дней?

Опять же — ничего не помню.

И пять дней я им прислуживаю.

Поведение моё и вопросы лакея явно насторожили.

За пять дней я должна была запомнить и расположение комнат в доме, и имя слуги. И наверное, на вы тут обращаются только к барину и его семье.

У барина есть есть? Должна быть.

Даже этого я не знаю — ни кто мой барин, ни какая у него семья, ни даже город, в котором очутилась.

5.

Пока шла снова подметила для себя странные предметы интерьера.

Никаких новомодных диванов или плазм на стене: камин, фортепьяно, большой круглый стол… Тяжелые портьеры на окнах в пол, огромный палас явно ручной работы…

Двери все сплошь деревянные, как и рамы в окнах…

Неужто пластиковые окна даже не захотели установить хозяева?

Двери к тому же огромные, тяжелые, со странными ручками, словно бы старинными…

Уж это точно надо было заменить, если данный особняк из девятнадцатого века достался владельцам по наследству.

Огромные старинные часы в гостиной, которые доставали до потолка, привлекли моё внимание. Я разглядывала их, пока те не скрылись за очередным поворотом…

Тяжелые, из красного дерева, словно бы волшебные…

Свечи опять же по всем углам…

Кто бы ни владел этим домом — он очень странный персонаж…

По запаху и шипению на плите я определила в какой из дверей вход в кухню, и, наконец, оказалась внутри.

— Так, явилась наконец, — тут же обратилась ко мне женщина. Она была похожа на Веру: полноватая, с русой косой и с платком на голове, но только лицо у нее было как будто бы добрее… — Я с такой помощницей ничегошеньки не успею, и будем тумаков от барина обе получать. Ты где так долго была? Проспала, что ли? Мы не барыни, такое себе позволить неможно. Фартук задом наперёд надела же… Ну-ка, приведи себя в порядок. Нельзя в таком виде господам прислуживать…

Я попробовала его перевязать и показала свою работу женщине.

— Да нет так, горе ты луковое…

Она сама завязала на мне фартук так, как это было нужно сделать, а я постаралась запомнить.

Слава богу, что по словам того лакея, я тут не так давно, и можно было снова прикинуться, что просто не запомнила, как носить все эти триста пятьдесят юбок…

— Ну вот. Теперь хоть на человека похоже. Одевай косынку. На кухне нельзя без косынки… Иди, бери картошку и чисти.

Слава богу, это я умела и молча подошла к большому ведру, картошку из которой и следовало начистить. Платок на голову повязала по пути к ведру.

Клубней было довольно немало, а значит, и семья у барона имеется, плюс слуг тоже кормить надо.

Я взялась за работу.

Какое-то время мы молча делали каждый своё.

Как бы мне выспросить у этой женщины, чей это дом, и где мы находимся?

Я даже имени её не знаю, да и занята она супом, на меня даже и не смотрит.

Да и как сформулировать свои вопросы, чтобы снова не показаться странной, или даже…сумасшедшей.

Из курса истории еще в университете я знала, что во времена крепостных лечить душу ещё не умели толком, и если человека считали сумасшедшим, то отправляли его в лечебницу по профилю, откуда он в большинстве случаев уже не возвращался…

Это был билет в один конец.

Очень не хотелось бы его получить.

А вдруг это всё правда, что мне сказала Вера?

Вдруг я в самом деле оказалась в девятнадцатом веке?

Как-то непохоже всё происходящее вокруг на чью-то шутку или розыгрыш…

В таком случае лучше переборщить с осторожностью, чем недоглядеть.

Чувство опасности где-то совсем рядом, словно бы я бегала по лезвию ножа, так и не покидало меня.

Внезапно спину обожгло болью.

В ушах застыл свист плети…

Я зажмурилась и выронила недочищенную картошку из рук.

С губ сорвался тихий стон.

Я повернула голову и увидела того самого лакея, что в коридоре видела, когда сюда шла. В его руках был самый настоящий кнут, который сейчас применили ко мне…

Из глаз невольно побежали слёзы от боли.

Ничем таким меня никогда в жизни не били.

Кожу жгло, несмотря на то, что удар прошёлся по платью…

— Быстро картошку подняла, пока ещё не получила. В следующий раз кнут пройдёт по твоей голой спине, девка нерасторопная.

6.

— И скажи спасибо, что не Степан тебя сечь решил.

Лакей ушёл, а кухарка развернула меня к себе спиной и осмотрела то место, где прошёлся кнут. Всё жгло, но кажется, через ткань все же кнут не нанёс серьёзных ран. Только больно всё равно, конечно. Я и говорить-то толком от боли не могла, только мокрыми ресницами хлопала и пыталась отдышаться.

Кухарка тем временем расстегнула пуговицы платья и осмотрела спину.

— Ох ты, девка… — сказала она негромко. — Половчее надо быть, порасторопнее. А ты сегодня как с Луны свалилась… Сейчас помажу тебе ссадину, заживёт скоро. Ты молодая, на тебе все как на собаке должно зажить… Платье не испортил Пётр кнутом своим, и то ладно. Ты только давай шевелись, красавица. А то до Степана дойдёт, что тебя наказать надо, так он из тебя душу вытрясет. Это тебе не Пётр, который разок стеганул да пожалел девочку…

— А кто такой С…Степан? — спросила я, заикаясь.

Ещё не знала, кто это, хотя должна бы по идее, но уже на всякий случай боялась…

Что за зверь с таким наслаждением издевался над подчинёнными?

Тут все крепостные в доме служат, я так поняла. Но бить-то зачем?

— Управляющий наш, — пояснила женщина. — Неужто уже забыть успела? Я тебе про него говорила. Он тебя пока не видел, в отъезде был.

— Да, забыла, — кивнула я. — Ай…

Зажмурилась от боли. Кухарка ловко наносила на ссадину какую-то резко пахнущую мазь.

— Терпи. До свадьбы заживёт… — бурчала женщина. — Меня-то как зовут запомнила хоть?

— Нет…

— Чегой-то у тебя провалы в памяти, Ольга! — отметила она. — Точно ты по дороге к нашему дому где-то тюкнулась головой. Люба я, сестра Веры. А Вера за тобой приходила в комнату.

— Сестра? — повернулась я, когда Люба застегнула мне платье обратно.

То-то они мне показались похожи. Так они сёстры…

— Ну да — близняшки мы. Неужто тоже забыла про это?

— Не обращала внимания просто.

— Странная ты, Олюшка. Ох и странная… — окинула она меня оценивающим взглядом. — Ладно. Берись за картошку, да поживее. Иначе мы обе с тобой кнута испробуем, и уже от Степана.

Я, стараясь не обращать на ноющую боль в спине, принялась за картошку и пыталасьб чистить её максимально быстро. Получить ещё раз кнутом вовсе не хотелось.

Вот уж суровые нравы…

И как-то непохоже, что это актерская игра.

Даже если это реалити-шоу, на которое я каким-то образом угодила случайно, то бить людей даже в нём нельзя — это запрещает наша современная конституция. А в крепостничестве бить кнутом практически рабов в доме и его округе было вполне себе нормальным явлением… И судя по всему, наказание тут более чем настоящее, согласно тому времени. В каком же веке крепостное право отменили?

Кажется, это были шестидесятые годы девятнадцатого века…

Эх, надо было меньше спать на парах по истории России…

Хотя эта информация не так уж и важна, потому что очевидно, что я нахожусь в той поре, когда крепостное право ещё присутствовало.

Впрочем, всё равно стоит выяснить год и местность — вдруг его отменят как раз через недельку, право это крепостное? Тогда не так уж много терпеть останется…
Тут же подивилась сама своим же мыслям — и о чём я рассуждаю?

Я что — серьёзно полагаю, что каким-то загадочным чудесным образом реально оказалась в Российской Империи до отмены крепостного права?

Как я это сделала?

Кажется, я действительно где-то таки тюкнулась головой…

Как все это возможно?

Просто — КАК?

Не понимаю. В голове не укладывается это…

— Люба, — повернулась я к кухарке, продолжая при этом чистить картошку, несмотря на то, что руки уже устали. Спину всё еще жгло не слабо… — А как я в этом доме очутилась?

— Тоже не помнишь? — сочувственно посмотрела на меня она.

— Не-а.

— Бедовая… — покачала головой Люба, а я решила использовать эту легенду с провалами в памяти, чтобы никто не посчитал меня полоумной. Забыла, амнезия — бывает же такое с людьми! — Да у ворот тебя нашли пять дней назад.

— У ворот?

— Ага… Замерзала уже, от голода была истощена. Бог знает, где тебя до того носило. Ни документов при себе, ни вещей — ничего не было. Кто такая, откуда — никто не знает. Но одета была просто, и поняли мы, что ты из нашего брата — крестьянка. Ну и взял тебя барин в дом. Имя свое только и назвала — Ольга Добронравова. А больше ничего и не вспомнила. А теперь, похоже, забываешь, что помнила… Бедная ты, бедная… Небось по голове тебя старые хозяева били.
— А как же барин взял чужую девушку? Может, я чья-то крепостная тоже?

— Да кто тебя искать-то будет… Забрал барин, документы тебе выправит, и будешь ты его крепостная, и все дела…

— А-а… — протянула я, задумавшись. — Понятно.

Но как же я очутилась у ворот здесь?

Загадка на загадке…

7.

Руки уже болели, а картошка никак не кончалась…

Так много я никогда ее не чистила.

Живу я одна — кому мне столько картошки начищать?

На суп себе хватит и пары-тройки клубней…

Тут же вон — целое ведро.

Наверное, у хозяев дома большая семья.

— А дом-то чей? — поинтересовалась я снова у Любы. — Кому принадлежит?

— Батюшки! — всплеснула та руками. — И это забыла?

Я поджала губы.

Да, кажется, с вопросами я перебарщиваю. Так и в лечебницу для душевнобольных угодить недолго, а мне бы этого очень не хотелось. Тревожные маячки внутри меня продолжали твердить, что нельзя говорить о том, кто я и откуда, что этот мир мне совершенно чужой, и что я толком-то и не понимаю, в каком хотя бы году нахожусь!

Стоит поубавить пыл. А то меня начнут подозревать в чём-нибудь.

Всё выяснится потихоньку.

Так или иначе слуги буду обсуждать хозяев и быт, а я буду внимательно смотреть и слушать. Дай бог и разберусь с этим всем и найду путь домой.

Если ко мне кто-то решит обратиться, просто буду слушать, кивать, вежливо говорить “вы”. Кажется, в эти времена к хозяева крепостные обращались так: барин или по имени-отчеству… Опять же, послушаю как их зовут другие, и просто стану повторять.

— Так кому же дом принадлежит? — повторила я вопрос. Раз уж всё равно его задала, так уж хотелось бы и ответ узнать. Может быть, у них тут есть какая-то библиотека с книгами, где описаны известные дворянские роды, чтобы я понимала, в чей дом и какую местность попала? А ещё я вспомнила, что видела газету в гостиной на столе, но только не была уверена, что мне позволят её взять. Там-то точно указана дата, число и регион, в котором мы находились.

Точно.

Газета.

Аж потом прошибло.

А ведь она много о чём мне расскажет и приоткроет завесу тайн…

Как бы только до неё добраться.

Вряд ли в этом доме считает в порядке вещей, чтобы слуги читали газеты.

Вероятно, крестьянка подобного уровня, какой выглядела я, вообще читать не должна уметь.

Или должна?

Бог мой, ну как всё сложно.

У меня каждую секунду такое ощущение, что я бегаю по лезвию ножа и вот-вот оступлюсь и сорвусь в пропасть, откуда мне уже никогда не выбраться.

— Эта старинная усадьба принадлежит графу Павловскому и его семье.

Это имя мне ничего не дало, конечно. Пока.

Но титул семьи хотя бы ясен — граф.

Тогда это очень богатый и зажиточный дом.

Если Люба называет титулы с таким серьёзным лицом, значит, я на самом деле угодила в мир, похожий как две капли воды на Российскую империю, в которой действуют дворянские титулы и крепостное право…
Только зачем и как я тут оказалась?

Ответов на эти вопросы у меня не было…

— И большая семья у графа? — спросила я. — Что-то совсем совсем с памятью беда приключилась…

— И то верно, — с беспокойством оглядела меня Люба. — Может, сказать, что ты приболела? Пойдешь, полежишь. Может, травки какие тебе дадим.

Или все решат, что у меня кукушка совсем хворая…

Нет уж.

— Не беспокойся, — улыбнулась я ей. — Со мной всё в порядке. Работать я могу. Я помогу тебе. Просто… Амнезия — дело тонкое. Что-то помню, что-то нет…

— Амне… Что? — нахмурилась кухарка.
Я снова закусила нижнюю губу. Наверное, это слишком умное слово для крестьянки, Люба очевидно не знает его значения. Ну вот и начались первые проколы. Надо быть осторожнее и поменьше болтать!
— Это когда память теряется, — пояснила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Не хотела показать, что волнуюсь и что-то скрываю. — Как у меня… Иногда такое происходит, если удариться головой.

— А-а… Понятно. Уверена, что не упадешь тут у меня посреди кухни?

— Уверена.

— Ну, тогда чисти. Скоро кидать в кастрюлю картошку надо.

— Это же на сколько человек обед? — уточнила я.

— На семь. И еще слуг столько же.

Четырнадцать человек в доме.

Немало.

Крепостных-то, конечно, у графа Павлова гораздо больше, но обычно они живут за пределами дома в посёлке. А здесь лишь те, кто прислуживает непосредственно господам.
Значит, меня взяли в барский дом, пожалели замерзающую у ворот зимой девушку…

Интересно, почему меня определили сюда, а не, допустим, в посёлок?

Неожиданно дверь громко распахнулась и в кухню вошёл высокий мужчина явно выше рангом, чем все остальные. На нём была куда более дорогая и чистая одежда. Вряд ли он какой-то конюх… Скорее, администратор. Или управляющий, как бы сказали в те времена.

Он так стремительно шёл по кухне, что я даже вздрогнула.

— Ну что с обедом? Успеваете? — спросил он и остановился в нескольких шагах от нас. Его взгляд остановился на мне.

— Поспеваем, Степан Петрович, поспеваем! Всё будет в положенный срок! — ответила Люба, но Степан даже не смотрел на неё.

Они смотрел пристально на меня.

— Кто такая? — задал он мне вопрос.

8.

— Отвечать, когда спрашивают. — Мужчина сузил глаза, потому что я от растерянности и слова произнести не могла.

— Говори же, бедовая… — громко шепнула мне Люба.

— Ольга, — ответила я, еле отлепив язык от нёба. От нервов он не слушался, к и всё тело. Пальцы пришлось сплести крепко между собой — руки уж очень дрожали. — Ольга Добронравова.

Впрочем, Люба тоже опустила голову и смотрела в пол — не одна я в этой комнате испытала страх при виде этого звериного взгляда управляющего. Он был похож на хищную птицу, которая того и гляди жизни лишит в один миг…

Какой страшный человек.

Впервые такое ощущаю: управляющий еще толком ничего и не делал, только несколько вопросов задал, а я уже чувствовала, как по спине скатывается холодная капелька пота от страха…

Хотя кнут в его крепкой руке не внушал к мужчине доверия.

Моя спина уже успела узнать вкус кнута, и не хотелось бы испытывать это снова.

Что-то подсказывало мне, что этот управляющий точно не удовлетворится лишь одним, так сказать, учебным ударом, а будет лупить пока я не посинею.

— Как давно она в доме? — спросил он Любу, при этом продолжая внимательно разглядывать меня. От этого взгляда стало совсем не уютно. Что он такое во мне разглядел? Опять я, что ли, не так фартук надела? — Что-то не припомню такую.

— Её подобрали у ворот пять дней назад, — ответила ему кухарка. — Вы же не были в поместье, вот и не видели.

— А чьих она будет? — нахмурился Степан. — Почему в доме оставили?

— Не знаем, чьи, Степан Петрович! Не помнит она, откуда к нам попала. Даже город не признает. Не местная, видать. Барин решил оставить её прислуживать в доме. Пока вот на кухню определили.

— Так может, она барыня какая? Сбежала из-под венца например.

— Нет, — покачала головой Люба. — Вы же сами знаете, что дворянку бы искали. А эта и одета была бедно, и при себе ничего не было путного — замерзала у ворот в одном тонком платье крестьянки…

— Значит, не помнишь откуда приехала? — уточнил у меня Степан, который всё то время не выпускал меня из поля зрения и следил за каждый моим шагом.

Я кивнула.

Зачем спрашивать, если уже Люба всё рассказала.

Я большего не скажу.

Потому что я действительно не помню ничего…

К тому же, с этим человеком я решила молчать и отвечать ему только односложно, чтобы не сказать ничего подозрительного, и не выдать себя. Этот явно дотошный, к любому инородному тту слову привяжется.
Господи, как бы мне хотелось, чтобы весь это фарс оказался просто фарсом и чьей-то странной, жестокой шуткой!

Что-то вроде реалити-шоу “Вас снимает скрытая камера”.

Я все жду и надеюсь, что скоро из-за тяжёлого шкафа выскочит самый обычный современный ведущий в джинсах, с бумажным стаканом кофе в руках и смартфоном, и громко прокричит, что меня разыграли, а теперь можно выдохнуть!

Никогда не думала, что внезапно стану так тосковать по мужчинам в джинсах и с кофе…

— В кухне я тебе других помощников найду, — сказал Степан. — А эта пусть в доме прислуживает. Личико смазливое, такая понравится семье графа.

Мы с Любой переглянулись.

Это повышение или…моя будущая погибель?

Что задумал этот Степан?

Но разве могли мы с ним спорить?

Мы могли лишь выполнять приказания.

Интересно сколько мне теперь предстоит бегать в этом доме по чужой указке?

9.

— Ты прислуживала раньше в домах? — спросил меня управляющий.

— Да, — кивнула я, сама не зная, зачем солгала. Если скажу, что нет, то меня могут отправить на какие-то грязные работы, а мне бы этого не хотелось. Разберусь по ходу пьесы, как там они эти все блюда подают на стол. В кинофильмах, в которых был показан такой уклад, вроде бы ничего сложного не было. Главное, туфлёй за палас не зацепиться и не упасть с тарелками, молчать и кивать, тогда ничего страшного произойти и не должно.

— Ты ж не помнишь ничего, — снова сузил глаза управляющий, на всякий случай не доверяя мне.

— Это — помню, — ответила я. — Кому-то и раньше прислуживала.

— Ясно, — хмыкнул он. — Значит, так и была дворовой девкой… Возьми скатерть и расстели её на столе для господ. Люба, выдай ей.

Кухарка послушно выдала мне белую кружевную ткань.

Между прочим, красивая скатерть, мне даже понравилась она.

Я взяла её в руки и вопросительно смотрела на Степана.

Явно было нужно ждать именно его приказа. Он тут управляет всеми слугами.

— Иди в столовую, — сказал он мне.

— Хорошо, — кивнула я, держа скатерть в дрожащих руках. Если бы я ещё знала, где именно в этом огромном доме находится та самая столовая…

— Идём, я посмотрю за твоей работой, — кивнул Степан на дверь, ведущую из кухни в коридор.

С одной стороны я выдохнула с облегчением — выход из ситуации найден.

Степан же и покажет мне дорогу в столовую.

С другой — меня волновало то, что он собрался наблюдать за моими действиями.

В принципе, расстелить скатерть на стол много ума не требуется, тут всего один вариант, как это сделать, но вдруг в этом доме какие-то другие обычаи и традиции, касающиеся сервировки стола?

Но делать нечего, и я шагнула из кухни в коридор, прижимая к себе скатерть, стараясь при этом её не измять и не испачкать. Кнут в руках Степана не давал мне покоя и забывать о бережном отношении к хозяйскому добру…

Я намеренно медленно плелась, потому что не знала, куда идти.

Степана стало это раздражать, он вздохнул и обошёл меня, чтобы иметь возможность передвигаться в сторону обеденной быстрее, а я послушно посеменила следом.

Он привёл меня в просторную и светлую комнату с огромным овальным столом посередине.

Ну вот, где располагается столовая я теперь тоже знала.

Уже легче жить — ведь меня явно не раз придётся сбегать по пути из кухни сюда и обратно в кухню.

— Начинай, — указал мне на стол Степан.

Я снова сжала в волнении ткань в руках.

Вроде, казалось бы, дело ведь не трудное — просто расстелить скатерть на столе.

И я делала это, конечно — в своём мире.

Но тут полотно просто огромное, и я вовсе не уверена, что у меня получится изящно расстелить его так, чтобы оно легло как положено на такой большой стол, ещё и круглый к тому же… В современном мире круглыми и такими большими столами уже редко кто пользуется… В моде двадцать первого века — минимализм, стиль “лофт” и “хай-так” *.
Но деваться мне было некуда, да и ударить в грязь лицом не хотелось, как и потерять место в чистом доме, ведь меня могли отправить и за свиньями ухаживать (отчего-то мне казалось, что в большом хозяйстве семейства графа свиньи есть тоже), и я взялась за края скатерти и как следует её встряхнула.

Спустя пару попыток я всё таки смогла расправить ткань так, что она легла на стол довольно аккуратно, хоть и пришлось её, конечно, поправлять из-за больших размеров обеденного стола. Но, кажется, с задачей я-таки справилась, потому что Степан молча наблюдал за мной, лишь хмыкнув на мои первые неудачные попытки расправить скатерть.

Я закончила поправлять ткань и подняла глаза на Степана.

Тот подошёл ближе и вгляделся в моё лицо.

Мне захотелось сделать шаг назад от него, но управляющий вдруг ухватил меня за подбородок холодными пальцами и заставил смотреть ему в глаза.

— Ты не прислуживала в доме, — сказал он мне, а по моей спине пробежала новая капелька пота от страха. Неужели так видно? Я попалась. И что теперь со мной будет? — Ты скатерть ни держать, ни стелить не умеешь. Картошку тоже почистила очень паршиво — половину клубней срезала.

Ну да, готовлю я, если честно, плохо.
Я училась, работала. Семьи у меня нет, и увлекаться готовкой было просто некогда.

А картошку и подавно чистить не любила, тут она жёсткая попалась ещё, а у меня руки от волнения дрожат. Половину клубней я, конечно, не срезала — Степан утрировал, но видимо справилась с задачей всё равно на “троечку”.,

— Кто ты такая? Только не надо лгать.

10.

— Я не лгала, — спокойно ответила я, глядя смело ему в глаза. Если сейчас поддамся страху и волнению, то вызову ещё больше подозрений. Я не виновата ни в чём, ничего пока еще не сделала и не собираюсь — чего мне тогда бояться? — Я не помню, кто я и откуда. В моей памяти лишь обрывки… Что-то помню. Что-то — нет. В чём же моя вина тогда?

— Пока ни в чём, — отпустил он меня и вроде как слегка расслабился — тело его перестало быть таким напряжённым. — Просто ты явно странная. Не из богатых, а работать толком не умеешь. Как же ты жила? Чем кормилась?

— Я не помню, — вздохнула я. Тут, конечно была маленькая ложь — помнила я куда больше, чем озвучивала. Но явно не то — из какого я города и страны я не знала, и как очутилась тут — тоже.

— Ладно, — хмыкнул Степан, всё же не до конца мне поверив. — Будешь в доме пока прислуживать. Ты чистенькая, опрятная… Но смотри, — погрозил он мне пальцем. — Перевернёшь тарелки — отправлю чистить свиней. Поняла? Как тебя там… Анна?

— Ольга, — напомнила я и кивнула. — Я всё поняла. Постараюсь ничего не разбить.

— Угу, постарайся уж, — усмехнулся Степан, словно бы нарочно почесав подбородок кнутом, который обычно сворачивал и носил на поясе, но теперь будто демонстрировал мне через него свою неограниченную власть в этом доме. Я это уже и без этой лишней демонстрации прекрасно поняла… — Говоришь ты тоже слишком хорошо, словно наукам обучена.

— И что это значит? — уточнила я осторожно. Надо же понимать его планы насчёт меня.

— Это значит, что я тебя по-прежнему держу на карандаше, — ответил он, глянув на меня так, что мне снова стало страшно и холодно. Ну и глазищи… А уж взгляд — сразу мурашки по спине бегут. От страха…
Я ничего не ответила.

Опустила глаза и ждала, когда Степан сделает то, чего я от него ждала и мысленно молила его сделать именно это — отправит меня наконец на кухню. К Любе я уже почти привыкла, да и не такая страшная она, как Степан этот. И без кнута.

Степан не нашёлся к чему ещё придраться прямо сейчас и решил, что пока с меня хватит.

Он отпустил меня к Любе, что я с радостью и сделала.

***
Спустя пару дней я уже знала план дома.

Теперь я без особого труда могла отнести хозяйке чай и познакомилась с многочисленным семейством графа.

Только теперь жизнь готовила мне новый сюрприз.

Дом графа Павловского оказался не конечной станцией…

А дело было так.

На третий день моего вынужденного прислуживания графу я вдруг столкнулась в одном из коридоров с девочкой. Явно из хозяйских, но я её тут никогда не видела.

На вид девочке было лет девять, красивая, как фарфоровая куколка: светлые кудри завязаны атласными лентами, платье в кружевах, большая кукла в руках.
Я обратила внимание, что у неё очень необычный цвет глаз — синий, словно бы она была в линзах. Но ведь такое невозможно, если я нахожусь действительно в Российском Империи времён крепостного права. Неужели это такой причудливый шедевр природы?
Девочка любима семьей, но только чья же она? Не могла же я за неделю не заметить в доме ребёнка?

— Эй, ты, — сказала она мне таким тоном, что я даже вздрогнула. С мальства приказывать умеет… — Ты кто?

— Я? — улыбнулась я ей. — Ольга. А…вы?

— Я — София.

Яснее мне не стало, кто она такая. А девочка тем временем продолжила:
— Почему ты мне не кланяешься? Ты — служанка, ты должна мне поклониться.

— Простите… — пробормотала я, делая реверанс и поклон.

Надо же, с малых лет к этому приучена. А я перед ребёнком растерялась.
Я подняла на неё глаза.

Девочка с любопытством разглядывала меня своими синими огромными глазами.

— Поиграй со мной, — попросила она меня.