Кровь и бриллианты

Пролог. Последняя ставка

Дождь стучал по асфальту Нью-Йорка, как барабан перед казнью. В подвале под баром «Красная королева», где воздух был густ от табачного дыма, дорогих духов и страха, шла игра, от которой зависела чья-то жизнь.

За столом из чёрного дерева, инкрустированного серебром, сидел **Данте Вальяно** — мужчина, чьё имя заставляло дрожать даже самых бесстрашных. Его пальцы, украшенные единственным перстнем с кроваво-красным рубином, медленно перебирали карты. Лицо — невозмутимое. Глаза — как два куска льда, отражающих свет, но не чувства.

Напротив него, весь в поту, дрожащими руками разливал виски **Луиджи Марини** — мелкий поставщик оружия, когда-то дерзнувший торговать на территории клана Вальяно без разрешения. Теперь он пытался отыграться. От долгов. От ошибок. От собственной глупости.

— Ты уверен? — спросил крупье, глядя на Данте. — Ставка слишком высока.

— Для тебя — да, — усмехнулся Данте, не отрывая взгляда от карт. — Для меня — нет.

Он перевернул карту. Король пик. Выигрыш.

Луиджи вскочил.

— Нет! Это… это невозможно! Я требую реванша!

— Ты уже проиграл всё, Луиджи, — спокойно сказал Данте. — Деньги. Оружие. Склады. Даже свою свободу. Осталось кое-что… последнее.

Он кивнул в сторону барной стойки, где, не подозревая ни о чём, сидела его дочь — **София Марини**. Ей было двадцать четыре. Она носила простое чёрное платье, пила белое вино и смеялась с барменом, рассказывая что-то о выставке в Метрополитене. Её волосы, цвета тёмного мёда, падали на плечи. Глаза — зелёные, как весенний лес после дождя. Она была прекрасна. И абсолютно беспечна.

— Ты… ты не можешь, — прошептал Луиджи. — Она не вещь! Она человек!

— В этом мире всё — вещь, если цена правильная, — ответил Данте. — Особенно когда речь идёт о спасении жизни. Ты отдаёшь мне Софию. На брак. Фиктивный — для общественности. Настоящий — для меня. Или… ты умираешь здесь и сейчас. Выбор за тобой.

Луиджи схватился за грудь. Он знал — Данте не блефует. Он не угрожает. Он *обещает*.

Через три минуты он подошёл к дочери. Лицо его было белее мела.

— София… нам нужно поговорить.

Она посмотрела на него с улыбкой — той самой, которую Данте уже видел на фотографиях. Той самой, ради которой он и затеял эту игру.

— О чём, пап?

— О твоей… свадьбе.

Она рассмеялась.

— Ты шутишь? У меня даже парня нет!

— Это… не шутка, tesoro. — Он сглотнул. — Ты выходишь замуж. За Данте Вальяно.

Смех оборвался. Как ножом.

— Кто… кто это?

— Глава клана Вальяно.

Она побледнела.

— Ты… продал меня?

— Я спас тебя. И себя. — Он взял её за руки. — Он дал мне выбор: ты или моя жизнь. Я выбрал тебя. Потому что ты… ты должна жить.

Она не плакала. Не кричала. Просто встала. Подошла к зеркалу. Посмотрела на своё отражение.

— Хорошо, — прошептала она. — Я выйду за него.

— София…

— Но если с тобой что-то случится — я убью его. Даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни.

Глава 1 Свадьба без любви

Церковь Святого Лоренцо была построена в XIX веке и с тех пор видела сотни браков — счастливых, несчастных, выгодных, трагичных. Но сегодняшний брак был особенным. Не потому что жених — глава одного из самых могущественных мафиозных кланов Нью-Йорка. Не потому что невеста — дочь должника. А потому что никто в зале не верил, что это настоящая любовь.

София стояла у алтаря, сжимая букет белых роз так, будто это горло того, кто заставил её сюда прийти. Платье от Elie Saab, сшитое за три дня, облегало её фигуру, как вторая кожа. Фата, расшитая жемчугом, скрывала её лицо — но не взгляд. Холодный. Опасный. Полный ненависти.

Орган играл «Ave Maria». Гости — около ста человек — сидели в идеально отглаженных костюмах и платьях от haute couture. Все они знали правила: улыбайся, молчи, не смотри в глаза дону Вальяно слишком долго.

И вот он вошёл.

**Данте Вальяно**.

Высокий. Широкоплечий. В смокинге от Brioni, который подчёркивал каждую линию его тела — сильного, опасного, несгибаемого. Его лицо — скульптурное, с резкими чертами, будто высеченное из мрамора античными мастерами. Волосы — тёмные, слегка вьющиеся, уложены назад. Глаза — серые, как зимнее небо перед бурей.

Он шёл медленно. Уверенно. Как король, возвращающийся на трон, который сам же и захватил.

Когда он остановился перед ней, в зале повисла тишина. Даже орган замолк.

— Ты выглядишь так, будто хочешь меня убить, — прошептал он, едва шевеля губами.

— Возможно, так и есть, — ответила она, не отводя взгляда. — Но ты ведь любишь риск, не так ли, *дон Вальяно*?

Он усмехнулся. Уголок губ дрогнул — едва заметно, но она увидела. И внутри что-то ёкнуло. Не от страха. От… интереса?

Священник начал читать текст. Слова о любви, верности, до гроба. София не слышала их. Её мысли были заняты другим — тем, как три месяца назад её мир рухнул. Как отец, рыдая, рассказал ей, что она теперь «собственность» Вальяно. Как она кричала, била посуду, рвала платья — и в итоге согласилась. Не из страха за себя. Из страха за него.

— *Я сделаю всё, что ты скажешь*, — сказала она тогда Данте. — *Но если с ним что-то случится — я убью тебя. Даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни.*

Он тогда только кивнул. И сказал:

— *Я люблю женщин с характером. Они дольше живут.*

Теперь они стояли перед Богом — или тем, что от него осталось в этом мире. И говорили «да».

Когда он надевал ей кольцо — массивное, с бриллиантом в три карата — его пальцы слегка дрожали. Только она это заметила. И сердце её впервые за всё время дрогнуло не от ненависти… а от чего-то другого.

Чего-то, что пугало больше, чем сам Данте.

После церемонии — приём. Шампанское. Закуски. Пустые улыбки. Она стояла у окна, не притрагиваясь к еде.

— Ты не ешь? — спросил он, подходя с бокалом в руке.

— Я не голодна.

— Ты должна набраться сил. Сегодня — долгая ночь.

— Ты не тронешь меня, — сказала она, не глядя на него. — Я знаю.

— Откуда?

— Потому что ты не тот, кто насилует. Ты — тот, кто *ломает*. А меня ты ещё не сломал.

Он посмотрел на неё — долго. Потом — кивнул.

— Ты права. Я не трону тебя. Пока ты сама не попросишь.

— Этого не случится.

— Подождём.

Он отошёл. Она осталась у окна. Смотрела на дождь. И впервые — задумалась: *а что, если он не тот, за кого себя выдаёт?*

Глава 2 Особняк на краю бездны

Особняк Вальяно стоял на холме в районе Саутгемптон, окружённый соснами, забором с колючей проволокой и камерами наблюдения. Снаружи — готическая архитектура, витражи, башни. Внутри — мраморные полы, антикварная мебель, картины Рембрандта и Караваджо, которые официально считались утраченными.

София вошла сюда как пленница. Без багажа. Без слуг. Без права выбора.

— Твоя спальня — на втором этаже, восточное крыло, — сказал Данте, снимая пиджак. — Моя — напротив. Мы не будем делить постель. Пока.

— Пока? — переспросила она, глядя на него.

— Пока ты не поймёшь, что сопротивление бесполезно. Или пока не захочешь меня.

Он ушёл, оставив её одну в холле размером с бальный зал. Она поднялась по лестнице, чувствуя, как каждый шаг отзывается эхом в пустоте. Её комната — огромная, с панорамными окнами, выходящими на океан. Кровать — размером с королевскую. Шкафы — пустые. На тумбочке — пистолет Glock 19. И записка в рамке:

> *«На случай, если ночью станет страшно. Или если захочешь меня убить. Я оставляю тебе выбор. — Д.»*

Она взяла пистолет. Вес был приятный. Холодный металл — успокаивающий. Она проверила магазин. Полный. Предохранитель снят.

— Интересно… — прошептала она. — Он действительно думает, что я стану его убивать?

Она положила пистолет обратно. Не потому что не хотела. А потому что знала — сейчас это бессмысленно. Убьёшь одного — придут десять других. Клан не умирает с доном. Он мстит.

Она разделась, легла в постель. Закрыла глаза. И впервые за долгое время — заплакала. Тихо. Беззвучно. Как будто боялась, что даже стены могут её услышать.

А в соседней комнате Данте сидел в кресле, с бокалом виски в руке, и смотрел на потолок. Он знал, что она плачет. Камеры в спальне были отключены — по его приказу. Но микрофон в прикроватной лампе — нет.

Он слышал каждый её всхлип. И впервые за много лет — почувствовал… вину.

Он встал. Подошёл к двери её комнаты. Остановился. Потом — медленно, почти неслышно — постучал.

— София?

Тишина.

— Я знаю, что ты не спишь.

— И что? — раздался её голос. Холодный. Уставший.

— Я… хотел сказать. Ты можешь уйти. Если захочешь. Я не остановлю.

— Зачем? Чтобы ты убил моего отца?

— Нет. Потому что… я не хочу, чтобы ты ненавидела меня больше, чем уже ненавидишь.

Она не ответила.

Он постоял ещё немного. Потом — тихо ушёл.

А она — впервые — не плакала дальше.
Потому что в его голосе услышала… сомнение.

А сомневающийся враг — уже не враг.
Он — человек.

Глава 3 Правила игры

Кабинет Данте Вальяно был не комнатой.

Это был тронный зал тьмы.

Дверь открылась без стука — по его приказу, как объяснил Альфред, принёсший ей кофе в девять тридцать и мягко напомнивший: *«Дон ждёт вас в десять. Не заставляйте его ждать дважды».*

София не спешила. Она оделась медленно — нарочно. Выбрала простое чёрное платье (тоже висело в шкафу, её размер, её стиль), туфли на низком каблуке, никаких украшений. Только серёжки-гвоздики — те, что подарила ей мать. Последний подарок перед смертью.

Она сошла по лестнице в 9:58. Прошла по коридору, выложенному мрамором и картинами, где каждый портрет, казалось, следил за ней. Остановилась у двери с табличкой из тёмного дерева: *«D.V.»*

Вдохнула.

И вошла.

***

Кабинет был огромным — больше, чем гостиная в её старой квартире. Стены — тёмное дерево, книжные полки до потолка, заставленные томами на итальянском, английском, французском. Картины — не музеи, а предупреждения: Караваджо «Убийство Урии», Босх «Падение мятежных ангелов», Гойя «Сатурн, пожирающий своего сына». Всё — о предательстве. О власти. О боли.

За столом — он.

Данте Вальяно сидел в кресле из чёрной кожи, скрестив руки на груди. На нём — та же рубашка, что и утром, но без пиджака. Рукава закатаны до локтей, обнажая предплечья — сильные, с тонкими шрамами, с венами, как у человека, который не боится работать руками. Перед ним — папка. Открытая. С фотографиями.

*Её* фотографиями.

Она замерла на пороге.

— Ты опоздала на две минуты, — сказал он, не поднимая глаз.

— Я думала, ты любишь женщин, которые не боятся смотреть тебе в глаза. А не тех, кто бежит по первому зову.

— Ты права. — Он наконец посмотрел на неё. — Но я также люблю пунктуальность. Особенно когда речь идёт о… обучении.

Он встал. Обошёл стол. Подошёл к ней. Остановился в шаге.

— Ты знаешь, почему ты здесь?

— Потому что ты выиграл меня в карты. Как трофей.

— Нет. — Он покачал головой. — Потому что я *выбрал* тебя. Не как трофей. Как партнёра.

— Партнёра? — Она рассмеялась. — В чём? В убийствах? В торговле оружием? В притворстве?

— Во всём. — Он подошёл к столу, взял папку. Протянул ей. — Особенно — в этом.

Она не взяла. Просто смотрела.

— Открой, — сказал он.

Она колебалась. Потом — взяла. Открыла.

И замерла.

Фотографии.

Десятки. Сотни.

*Её* фотографии.

Она — в библиотеке Колумбийского университета, с книгой в руках, задумчивая.
Она — на пляже Кони-Айленда, с мороженым, смеющаяся с подругой.
Она — в маленьком кафе на Бруклин-Бридж, с блокнотом, рисующая эскизы.
Она — в слезах, у могилы матери, два года назад.
Она — в гневе, кричащая на отца после ссоры.
Она — в платье на выпускном, с бокалом шампанского, счастливая.

Под каждой — пометки. Аккуратные. Чёткие. Мужским почерком.

> *«София Марини. 24 года. Родилась 17 мая. Любимый цвет — бордовый. Любит кофе с корицей и дождь по утрам. Ненавидит ложь, политику и… меня.»*

> *«Реакция на стресс — замкнутость, потом — взрыв. Не плачет при людях. Плачет в одиночестве. Всегда в 2:17 ночи. Почему?»*

> *«Мечтает уехать в Париж. Хочет открыть галерею. Не знает, что я купил для неё здание на Монмартре. Жду подходящего момента.»*

> *«Цель: сделать так, чтобы она посмотрела на меня не с ненавистью. А с любопытством. Потом — с интересом. Потом… с любовью.»*

София села на диван. Не потому что хотела. Потому что ноги не держали.

— Ты… следил за мной? — прошептала она.

— Два года, три месяца и шесть дней.

— Зачем?

— Потому что ты была единственным человеком, который смотрел на меня не с страхом. А с вызовом. Даже тогда, когда не знала, кто я.

— Ты мог просто подойти. Познакомиться. Пригласить на кофе.

— Я — Данте Вальяно. У меня нет права на «просто познакомиться». У меня есть только «взять» или «уничтожить». Я выбрал первое.

Она посмотрела на него — впервые без ненависти. Только с болью.

— А если бы я выбрала второе? Если бы я действительно попыталась тебя убить?

— Ты бы уже попыталась. — Он усмехнулся. — Но ты умнее. Ты ждёшь момента. Я это вижу. И позволяю. Потому что мне интересно, какой он будет — твой момент.

Она закрыла папку. Положила на стол.

— Почему ты не сказал? Почему не предупредил? Почему не дал мне выбор?

— Потому что ты бы сбежала. А я… не хотел тебя терять.

Он подошёл ближе. Сел рядом. Не касаясь. Только… рядом.

— Я не хотел становиться твоим хозяином, София. Я хотел стать твоим выбором. Но ты не оставила мне другого пути.

Она не ответила. Просто смотрела в окно. На океан. На свободу, которая теперь была за стеклом.

— Что ты хочешь от меня? — спросила она тихо.

— Всё. — Он взял её руку. Не схватил. Не приказал. Просто… взял. — Твою ярость. Твою ненависть. Твою силу. Твою красоту. Твою душу. Я хочу, чтобы ты смотрела на меня не как на врага. А как на мужчину. Который любит тебя. Даже если ты этого не хочешь.

— Ты не можешь любить. Ты — мафиози.

— Мафиози — это роль. А любовь… любовь — это я. Без маски. Без пистолета. Без трона. Просто… я.

Она посмотрела на него. В глазах — впервые — не лёд. А… колебание.

— Докажи.

— Чем?

— Всем.

Он встал. Подошёл к шкафу. Открыл потайной ящик. Достал ключ.

— Иди за мной.

Она не двинулась.

— Ты боишься?

— Нет. Я просто… устала от твоих игр.

— Это не игра. Это — доверие.

Он протянул ей ключ.

— Этот ключ открывает комнату в подвале. Там — всё, что ты должна знать обо мне. Мои грехи. Мои страхи. Мои слабости. Если ты зайдёшь туда — ты сможешь уничтожить меня. Одним звонком. Одним словом. Одной публикацией.

Она взяла ключ. Тяжёлый. Холодный.

— Почему ты даёшь мне это?

— Потому что я хочу, чтобы ты *выбрала* меня. Не из страха. Не из долга. А потому что решишь — *я* тебе нужен.

Она встала. Подошла к двери.

Глава 4 Тайна в кабинете

Ночь была тихой. Только шум океана за окном и редкие шаги охраны по периметру особняка. София не спала. Она лежала в постели, глядя в потолок, и думала. О том, как выбраться. Как отомстить. Как выжить.

Она знала: если хочет победить Данте — должна узнать его. Не как донна. Не как мужа. А как человека. А таких, как он, не понять через слова. Только через тайны.

В два часа ночи она встала. Надела халат. Прокралась по коридору. Камеры в жилой зоне были отключены — она уже проверила. Охрана делала обход каждые 45 минут. У неё было 20 минут.

Дверь в кабинет Данте была заперта. Но ключ… она нашла его неделю назад, когда убирала со стола после ужина. Он лежал под салфеткой — маленький, бронзовый, с гравировкой «DV».

Она вставила ключ. Дверь открылась бесшумно.

Кабинет пах дорогим табаком, кожей и чем-то ещё — древесным, тёплым, *им*. Она прошла к столу. Компьютер был заблокирован. Но ей не нужны были цифры. Ей нужны были *секреты*.

Она начала с ящиков. Файлы. Счета. Карта распределения поставок оружия. Списки врагов. Ничего личного.

Пока не открыла потайной ящик за полкой с книгами Шекспира. За «Гамлетом» — папка. Толстая. Чёрная. Без названия.

Она открыла её.

И замерла.

Фотографии.

Десятки. Сотни.

*Её* фотографии.

Она — в библиотеке Колумбийского университета, с книгой в руках.
Она — на пляже Кони-Айленда, с мороженым, смеющаяся.
Она — в маленьком кафе на Бруклин-Бридж, с блокнотом, рисующая эскизы.
Она — в слезах, у могилы матери, два года назад.
Она — в гневе, кричащая на отца после ссоры.
Она — в платье на выпускном, с бокалом шампанского, счастливая.

Под каждой — пометки.

> *«София Марини. 24 года. Родилась 17 мая. Любимый цвет — бордовый. Любит кофе с корицей и дождь по утрам. Ненавидит ложь, политику и… меня.»*

> *«Реакция на стресс — замкнутость, потом — взрыв. Не плачет при людях. Плачет в одиночестве. Всегда в 2:17 ночи. Почему?»*

> *«Мечтает уехать в Париж. Хочет открыть галерею. Не знает, что я купил для неё здание на Монмартре. Жду подходящего момента.»*

> *«Цель: сделать так, чтобы она посмотрела на меня не с ненавистью. А с любопытством. Потом — с интересом. Потом… с любовью.»*

София села на пол. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди.

Он следил за ней. Годами. Знал всё. Даже то, чего не знал её отец. Даже то, что она сама старалась забыть.

Зачем?

Она перевернула последнюю страницу. Там была одна фраза, написанная от руки — резким, мужским почерком:

> *«Я не хотел становиться твоим хозяином, София. Я хотел стать твоим выбором. Но ты не оставила мне другого пути.»*

В дверях раздался щелчок.

Она не обернулась. Знала — это он.

— Ты не должен был этого делать, — прошептала она, не поднимая глаз.

— Я знаю, — ответил Данте, стоя в дверях в пижамных брюках и без рубашки. — Но я не мог не смотреть. Ты… затягиваешь, как наркотик. Сначала хочется просто понаблюдать. Потом — прикоснуться. Потом — обладать.

— Это не любовь. Это одержимость.

— А ты знаешь разницу? — Он подошёл, сел рядом на пол. — Любовь — это когда ты готов отпустить. Одержимость — когда ты готов уничтожить весь мир, лишь бы не потерять. Я… не знаю, что со мной. Но я не хочу тебя отпускать. Даже если ты меня ненавидишь.

Она посмотрела на него. Впервые — без маски. Без злости. Только с болью.

— Почему ты не сказал? Почему не подошёл? Почему не попытался… просто познакомиться?

— Потому что я — Данте Вальяно. У меня нет права на «просто познакомиться». У меня есть только «взять» или «уничтожить». Я выбрал первое. И да — я знал, что ты возненавидишь меня. Но лучше твоя ненависть, чем твоя безразличность.

Она не ответила. Просто встала, положила папку обратно, закрыла ящик. И вышла.

Но в ту ночь она не плакала.
А он — впервые за десять лет — не спал.