Кровь и молоко

Глава 1

Сейчас

Елена

Я просыпаюсь среди ночи и по уже выработанной привычке глажу живот. Чувство нежности и любви переполняют меня, но тут же сменяются непонятной тревогой. Что-то не так. Живот слишком твердый, постель влажная. Я трогаю простыню под собой и подношу пальцы к лицу. Черт, ничего не видно.

Включаю лампу на прикроватной тумбе. Яркий искусственный свет вырывает из тьмы мои окровавленные пальцы.

Господи…

Страх парализовывает сознание.

Я набираю по телефону единственному близкому сейчас человеку.

— Валериан, приезжай скорее, мне нужна помощь. С ребенком что-то случилось!

— Вызови скорую, я скоро буду.

Быстрый звонок в неотложку.

Я должна открыть дверь. Мелкими шагами, держась за стены, прохожу в коридор и открываю замки. У меня нет сил вернуться обратно, поэтому прямо здесь я сажусь на пол. Пятно на сорочке становится больше.

— Пожалуйста, малыш, будь сильным. Мы обязательно справимся.

Дверь открывается без стука, Валериан сразу тянет ко мне руки в попытке помочь подняться.

— Не надо. Мои документы лежат в сумочке на кухне, вещи для меня и малыша в спальне. Я не успела подготовиться, не думала, что что-то пойдет не так.

В глазах Валериана нет паники, лишь его нос немного сморщен, будто в легком раздражении или брезгливости. Он всегда был молчаливым, кроме первых несколько месяцев после нашего знакомсва. Он так мало говорит о себе, но слушает, чтоб задавать верные вопросы о других.

Валериан молча исчезает в глубине квартиры, и я снова остаюсь одна в тишине прихожей. Каждая секунда растягивается в вечность. Я прислушиваюсь к собственному телу, пытаясь уловить шевеление, любой знак, что с малышом все в порядке. Но вместо этого чувствую лишь нарастающую, тянущую боль внизу живота и леденящий холод страха.

«Пожалуйста, просто пошевелись. Дай мне знать, что ты в порядке».

Я даже не шепчу, лишь мысленно молю, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони.

Вернувшись, Валериан держит в одной руке мою сумку, в другой — перекинутую через локоть куртку. Он накрывает мое плечи, и это неожиданно заботливое движение вызывает у меня предательские слезы. Я отвожу взгляд, чтобы он их не увидел.

— Скорая должна быть уже тут, — его голос ровный, без единой нервной трещинки, — я собрал все необходимое в сумку.

Вдали слышится нарастающий вой сирены. Свет проблескового маячка мелькает за окном. И вот уже шаги на лестничной площадке, резкие вопросы медиков, которые Валериан берет на себя. Не теряя времени, он поднимает меня с пола и бережно несёт к скорой как невесту. Он укладывает меня на кушетку и садится у меня в ногах, куда позволили ему медики. Его лицо в полумраке кажется каменной маской, нарушенной лишь все тем же выражением легкой брезгливости.

Машина резко тормозит у приемного покоя. Яркий свет, суета, перевод на каталку.

— Мне страшно, Валериан, — вырывается у меня, когда он идёт рядом со мной среди врачей.

Он не смотрит на меня, его взгляд направлен вперед.

— Страх не поможет. Сейчас важны лишь действия и твой настрой.

Мир сужается до потолка в лифте, до лампочек на потолке длинного белого коридора, до яркого света больничной палаты.

И снова этот холод. Эта отстраненность. Я вспоминаю наш первый поход к врачу, его такие же бесстрастные глаза и все такое же безразличие, когда на УЗИ показали маленькое бьющееся сердце. Он тогда сказал, что это дар. И все. Никакой радости, лишь констатация.

Мне страшно. И холодно. Боже, пожалуйста, пусть все будет в порядке.

Меня отвозят на экстренное УЗИ. Врач водит датчиком по животу, его лицо сосредоточено.

— Сердцебиение есть, — слова дарят облегчение, я выдыхаю, словно меня только что вернули к жизни, — но есть отслойка. Нужно срочно оперировать.

Впервые за эту ночь Валериан берет меня за руку.

— Вы отец?

— Нет. Он друг семьи, — друг?

Кем он был для меня все эти месяцы? Поддержкой? Или просто наблюдателем? Он был рядом, когда меня бросил отец ребенка, решал все проблемы, но... он никогда не касался моего живота без просьбы. Никогда не говорил с малышом. Никогда не проявлял желания быть отцом, но всегда был рядом. Как покровитель. Как защитник. Как ангел-хранитель.

Когда меня везут в операционную, я продолжаю молиться всем богам. Не за себя. За малыша.

Бросив последний взгляд на Валериана, я замечаю его слабый кивок и прощаюсь с ним, когда двери закрываются, а он остается по ту сторону. Все будет в порядке. Он это знает.

Глава 2

Тьма. Густая, безвоздушная. Я тону в ней, и лишь далекий, нарастающий звук пробивается сквозь вату в моей голове. Это крик. Детский крик.

Он пронзает меня, как разряд тока, выдергивая из небытия. Мой малыш. Жив.

Я пытаюсь открыть глаза, но веки слишком тяжелые. Сквозь щель я вижу лишь размытые огни ламп, пятна белых халатов и маленькое красное пятнышко в руках у врача. Моё тело ощущается чужим, как неподвижная гора на столе. Я ничего не чувствую. Лишь странное, плавающее ощущение, будто меня нет.

— Девочка, — говорит чей-то голос, приглушенный, как из-под воды.

Девочка. У меня дочь. Волна всепоглощающей любви и облегчения накатывает на меня, успокаивая и делая готовой снова провалиться в сон.

Это не боль. Это стремительно падение вниз. Кажется, что жизнь просто утекает из меня, как песок через пальцы. Аппараты вокруг начинают пищать тревожно, но их звук словно удаляется.

— Давление падает! — голос справа кажется звучащим из вакуума, — кровопотеря!

— Готовьте плазму!

Хаос нарастает, но для меня он приглушенный. Я не боюсь. Я слишком спокойна, чтоб испытывать страх. Зачем-то я пытаюсь пошевелить рукой, но не могу. Капельница. На моем теле появляется все больше датчиков и трубочек.

Свет в операционной начинает моргать в самый неудачный момент, прямо как в плохом фильме, будто кто-то специально повредил электронику.

И в этот момент он появляется в дверном проеме операционной. Валериан. Я не вижу его, но знаю, что это именно он. Я снова пытаюсь приоткрыть глаза. На нем натянут больничный халат, наскоро накинутый поверх его собственного серого свитера. Он всегда носит свитера. Но сейчас выглядит так, будто только что пробежал марафон.

— Я ее муж! — его голос режет металлом, потому что совсем недавно я назвала его всего лишь другом. Не парнем, не своим мужчиной, не кем-то большим. Его голос продолжает требовать, — её нужно стабилизировать!

Он не ждет ответа. Он быстро подходит ко мне, пока растерянная медсестра отвлекается на мое падающее давление. Врач, склонившийся надо мной, бросает на него раздраженный взгляд. Анестезиолог пытается остановить, но это безуспешно.

— Вас здесь не должно быть! Выйдите немедленно!

Но Валериан уже рядом. Он падает на колени у изголовья стола, его лицо совсем близко от моего. Он хватает мою ледяную руку, сжимает ее так, что кости хрустят.

— Что вы делаете?! Отойдите от пациентки! — его крик кажется таким далеким.

— Держись, — его голос хриплый, в нем нет и тени прежнего контроля, — они не успеют.

Его слова доходят до меня сквозь пелену. Я знаю, что умираю.

Он прижимается лицом к моей шее, используя заминку персонала, будто хочет сказать что-то на ушко, последние слова.

Но вместо шепота я чувствую острую, обжигающую боль.

Это не укол. Это что-то другое. Что-то дикое, первобытное. Ощущение разрыва плоти и давящая тяжесть.

Я пытаюсь вскрикнуть, но могу лишь беззвучно открыть рот. Мои глаза закатываются. В последнем сужающемся поле зрения я вижу капли своей крови на губах Валериана. Его взгляд приковывает мой. В глубине его зрачков пляшут отражения тревожных огней. Он снова наклоняется ближе.

— Прости, — его шепот на моей коже.

Он встает, отступает на шаг, поднимая руки в жесте сдачи, когда к нему бросаются двое. И это последнее, что я слышу и вижу, прежде чем острая, обжигающая боль растекается по моим венам вместо уходящей жизни. Это странный, но чужой огонь. Горячий и густой. Он выжигает слабость и заполняет пустоту.

И тьма, которая накрывает меня, на этот раз не холодная. Она пылающая.

***

Я не прихожу в себя, но балансирую между сном и реальностью. Моё тело пропитано болью. Карусель сменяющихся кадров мешается с моими последними воспоминаниями.

Реанимация. Первый крик. Яркий свет. Валериан.

За окном мелькает то город, то лес.

Я лежу на заднем сиденьи машины, прижав колени к себе.

Мои живот пуст.

Меня мучает невыносимая жажда.

Боль — лава в моих венах.

Я ищу свою дочь, ощупывая руками пространство.

Я кричу. Мои руки хватаются за все, до чего можно дотянуться. Подголовники передних сидений. Коврики на полу. Ручка на двери.

Снова Валериан. В моих мыслях он раскидывает персонал больницы и опять несет меня на руках как невесту.

Каждая кость ноет. Мышцы немеют.

Резкая остановка. Валериан открывает дверь и придерживает меня, когда меня тошнит. После этого он снова заталкивает меня на заднее сиденье и заставляет пить.

Моё тело мне неподвластно. Но мне жарко.

Опять остановка. Он смачивает какую-то тряпку водой и садится рядом со мной, прикладывая прохладу к моему лбу.

Мы снова едем.

Теперь мне холодно. Меня знобит. Даже в куртке на больничную сорочку. Валериан снимает с себя свитер и надевает на меня, дополнительно укрыв своим пальто.

— Где… моя… дочь… — это первые слова, которые мне удается сказать.

Он игнорирует.

Страх за неё и ярость на себя за свою слабость заставляют меня подняться с сиденья и сесть. Превозмогая боль, сравнимую с переломом каждой кости моего тела, я вцепляюсь пальцами в передние сиденья и притягиваю себя ближе к Валериану на месте водителя.

— Где моя дочь?! — незнакомый мне нечеловеческий рев вырывается из недр моего тела.

Я протягиваю ногу вперед, чтоб перелезть к Валериану, наплевав на все правила. Но чужой голос “Сядь обратно” в моей голове и невероятная послушность моего тела на этот приказ возвращают меня на место.