- Думаете моё хладнокровное убийство сойдёт вам с рук? – держась за рану на боку, хрипло говорит мужчина, смотря на своего палача.
Незнакомец напротив лишь улыбается в ответ, но ничего не говорит. Впрочем, слова тут излишне, оба знают, что незнакомец закончит своё дело, а после не останется никаких следов.
Ведь как иначе?!
Современная Италия до сих пор хранит свои традиции. И даже тенистые улочки Палермо и гламурные виллы на побережье Амальфи скрывают свои страшные тайны. Мафиозные итальянские кланы – это непустой звук здесь. И мужчина, ожидающей своей участи, прямое тому доказательство.
Никто не может перейти дорогу мафии и остаться безнаказанным после этого!
- Последнее слово? Может быть что-то хочешь передать своей дочери? – все-таки произносит незнакомец, чем злит раненного.
- Не смейте трогать ее! Она здесь не причем! Она давно не живет на Сицилии.
- Именно! Но ты не подумал об этом до того, как копать под нас, - качает головой незнакомец. – Однако я могу пообещать тебе кое-что перед смертью, я ведь не зверь все-таки. Это всего лишь моя работа. – незнакомец делает паузу, а потом продолжает. – Она будет жить… до тех пор, пока не будет лезть в это дело.
- Но…
Мужчина не успевает договорить, потому что в следующую секунду раздается звук выстрела и он падает на пол, а под ним расплывается лужа крови. Незнакомец выстрелил ему прямо в сердце, ведь он явился сюда за тем, что покончить с жизнью судьи Марини.
Палермо. Ноябрь. 18:47 вечера
Дождь начался ещё в аэропорту Фальконе-Борселлино – мелкий, упрямый, как сицилийская обида. Он не лил, а въедался в пальто Софии Марини, в её чемодан с римскими этикетками, в саму душу, которую она пыталась держать под замком с тех пор, как получила звонок из морга.
«Судья Марини… погиб при исполнении. Несчастный случай. Скорее всего, ограбление».
Она знала… это ложь. Отец не верил в «несчастные случаи». Особенно когда дело касалось кланов из провинции Трапани.
Такси, везшее Софи, свернуло с Виа Линкольна в узкую улочку старого Палермо – ту, где дома нависают друг над другом, будто шепчутся. Стены покрыты плесенью и граффити, но между трещинами мелькают изразцы с гербами XVIII века. Город, как и его жители, носит маску.
- Qui, signorina? - спросил водитель, глядя на неё в зеркало. В его глазах было не любопытство, а осторожность. Он узнал фамилию, когда она назвала адрес.
- Sì. Grazie. – ответила она.
Девушка расплатилась, не глядя на сдачу. Деньги – последнее, что её волновало.
Дом отца стоял в тени церкви Санта-Кьяра. Трёхэтажное палаццо с выцветшими ставнями и балконом, на котором когда-то висели глиняные горшки с базиликом. Теперь только ржавые крюки и пустота.
Когда она открыла дверь, ключ скрипнул в замке. Внутри стоял запах старого дерева, пыли и чего-то ещё… табака «Тоскани», который отец курил только в минуты сомнений.
Квартира сохранилась почти нетронутой. Полиция «осмотрела» её, но не тронула личные вещи – слишком уважали судью Марини, даже мёртвого. Или слишком боялись. Это было спорным моментом, но в обоих случаях весьма помогало.
София прошла в кабинет. На столе лежала раскрытая папка с надписью «Operazione Rosa Bianca» (Операция «Белая роза»).
Девушка вздрогнула от увиденного.
Белая роза – любимый цветок матери. Та умерла, когда Софии было двенадцать. Отец с тех пор каждую годовщину ставил одну белую розу на её могилу. И каждую весну такую же в вазу на подоконник.
Теперь роза там снова.
Засохшая. Пожелтевшая. Сломанная у стебля.
София осторожно взяла её. В пальцах был словно не цветок, а хрупкость памяти.
На подоконнике, под слоем пыли, она нащупала что-то твёрдое. Отодвинула горшок с мёртвым плющом и нашла маленький ключ. Бронзовый, с гравировкой: V.17.
Она не знала, что это значит. Но сердце девушки заколотилось.
В углу комнаты стоял старинный сейф. Такой, что вешали ещё при короле Викторе Эммануиле. Отец говорил, что он пуст. Но теперь София сомневалась в этом.
Она подошла к книжной полке, провела пальцем по корешкам.
«Данте». «Макиавелли». «Кодекс уголовной процедуры». И… почти спрятанный за ними потрёпанный фотоальбом.
Поколебавшись мгновение, она раскрыла его.
Первая фотография: отец в молодости, в окружении коллег. Все в чёрном. Все с серьёзными лицами. На заднем плане палаццо с гербом в виде розы и меча.
А внизу подпись карандашом:
«Палермо, 1998. Последний день перед тем, как правда стала опасной».
На следующем снимке – он с женщиной в белом платье. Не мать. Незнакомка. На её запястье – браслет с подвеской в форме розы.
На обороте:
«Елена Валенте. Она знала слишком много».
София замерла и прошептала в тишине комнаты фамилию женщины:
- Валенте.
Имя, которое отец произносил только шёпотом. Имя, которое фигурировало в его последнем деле. Имя, которое, по слухам, правит Сицилией из тени.
Софи слишком хорошо помнила его, чтобы ошибиться. Да и ошибки тут быть не могло. В силу ее профессии она просто обязана была знать о таких вещах и даже порой закрывать глаза, ожидая подходящего момента и железных улик.
Она подошла к окну. Дождь усилился. Где-то внизу мимо прошёл мужчина в чёрном пальто. Он не смотрел наверх. Но… замедлил шаг.
София отступила в тень.
В этот момент зазвонил телефон. Незнакомый номер. Она не ответила. Звонок повторился ещё раз. На четвёртый раз голос, приглушённый, но твёрдый произнес:
- Signorina Marini… не верьте никому. Даже тем, кто говорит, что хочет помочь. Особенно им.
- Кто вы? – спросила Софи.
- Тот, кто знал вашего отца. И знает, кто его убил.
- Говорите! – требовательно сказала девушка, крепче сжимая телефон в руке.
- Ищите «белую розу». Она не цветок. Это код. И он… ваш единственный путь к правде.
Связь оборвалась. И это были последние слова незнакомца. Непонятные, таинственные, но вместе с тем, дающие надежду узнать правду о смерти отца.
София стояла в темноте, сжимая в одной руке засохшую розу, в другой — бронзовый ключ. За окном ночной Палермо погружался в темноту, полную молчания.
Она не плакала. Плакать было некогда. Завтра она начнёт расследование. Но уже сейчас знала: правда здесь – не свет. Это лезвие. И оно уже касается её горла.