Кровь и Тьма

Пролог

Нью-Йорк не спал. В окнах небоскребов отражалось ночь, полная шума, света и усталых лиц. Где-то в центре гремели сирены, уличный саксофонист выдувал душу в золотой инструмент,а в переулке между двумя кирпичными зданиями стоял он—тот кто наблюдал за миром давно не принадлежавшим ему.

Александр прислонился к холодной стене и закрыл глаза.

Его дыхание было беззвучным, пульса—не было. Он чувствовал, как земля под ним вибрирует—не от машин или шагов, а от чего-то иного.

Старая сила, древняя и забытая, пробуждалась в этом городе стекла и стали. Он чувствовал ее приблежение с каждым днём, с каждым сном,в котором видел ее лицо.

Элизабет.

Имя, которое он слышал триста лет.

Имя, что возвращалось к нему сквозь сны и пепел времени. Она умерла в Румынии, на мраморных ступенях замка, ее кровь стекала к его ногам, а он—бессмертный, сильный, древний— не смог ее спасти.

Но теперь она здесь.В этом городе. В этом времени. И она ничего не помнит. Он впервые увидел ее две недели назад на художественной выставке. Она стояла у своей картины, в пальцах держала бокал вина и разговаривала с галеристом, а Алекасандр застыл в толпе, не дыша.

С тех пор он следил за ней. Не приблежаясь, не вмешиваясь просто смотрел—как она идёт в кафе, как возвращается домой, как рисует ночью, забывая закрыть шторы.

Он не смел заговорить с ней. Потому что если скажет хоть слово—всё начнётся снова. А он уже один раз потерял ее. Но ночь звала. И кровь внутри него—ни живая, но голодная шептала, что время пришло. На другом конце города, в мастерской на крыше, Элизабет проснулась в холодном поту. Ее сердце колотилось, как сумасшедшее. В висках пульсировала боль. На холсте, который она закончила прошлой ночью, без ее ведома, дрожащей рукой, была написана фраза на старинном румынском, языка которого не знала:

"Dragostea nu moare.Doar se ascunde in sange."

Любовь не умирает. Она просто прячется в крови.

Привет друзья! Мне очень важно ваше мнение о рассказе. И поэтому прошу комментировать, ставить лайки. Ведь для вдохновления нужно совсем немного😁

Глава 1 Взгляд который был слишком древним

Нью-Йорк напоминал ей живое существо—яркое,шумное, усталое. Город, который не оставлял пространства для паузы. Но в ее мастерской на крыше Бруклина всё замирало. Здесь Элизабет чувствовала, будто может дышать. Хоть и с трудом в последние дни.Она стояла у мольберта, не касаясь кистей. Холст был пуст, но внутри—гудело, будто что-то собиралось прорваться наружу. Руки не слушались. Сознание путалось. Сны становились всё более навязчивыми: тот замок, белый от инея, мужчина в плаще, искаженные лица в тенях, и ее собственный голос, зовущий кого-то по имени, которого она не могла вспомнить наяву.Стук в дверь вывел ее из забытья.

— Элизабет?—голос галериста снизу.— У тебя посетитель.

Говорит, впечатлен твоими работами. Кажется, коллекционер.

Она не ждала никого. Но голос в голове прошептал: Это не случайность.

— Пусть поднимается—крикнула она, и удивилась, как дрогнул ее голос.

Прошло несколько секунд. И он вошел. Высокий, в черном пальто, с выражением лица, которое казалось слишком сдержанным для любопытного клиента.

Его глаза... холодные, как ночной воздух накануне бури.

Серо-синие, как сталь. Смотрели прямо на нее—будто знал.

— Простите, что без предупреждения— произнес он с лёгким акцентом.— Ваши картины... они необычные. Особенно та, с замком на скале.

— Спасибо, —тихо сказала она.—Обычно такие работы не покупают. Говорят, очень мрачно.

— Мрак—это просто форма глубины. Люди бояться ее. А вы не боитесь.

Она заметила как он оглядел комнату. Его взгляд на мгновение задержался на кистях, на банке с чёрной краской. Он двинулся ближе к картине, на которую она сама боялась смотреть. Той самой—замком, и надписью на румынском.

— Вы бывали в Европе?—спросил он не глядя на нее.

— Никогда,—ответила она, наблюдая за ним настороженно.—Но мне снятся эти места. Словно я там жила. Или умерла...

Он чуть заметно вздрогнул. Но тут же вновь стал бесстрастным.

— Сон—это не всегда просто игра воображения. Иногда это то,— что мы пытаемся забыть. Даже если не знаем, что именно.

Она подошла ближе.

— А вы? Вам не кажется этот замок знакомым?

Он поднял взгляд. И в этот миг ее сердце сбилось с ритма.Так смотрят не на картину, так смотрят на воспоминание.

— Похожий я видел...когда был ребёнком,—медленно произнес он. —В Румынии.

Старинный замок в Карпатах. Легенды о нём ходят до сих пор.

— Как его зовут?

Он посмотрел в ее глаза. Слишком долго.

– Лучше вам не знать. Некоторые имена тянут за собой слишком много.

Молчание повисло между ними.

— Простите,—сказала она,пытаясь взять себя в руки.

— А как вас зовут?

— Александр, —он слегка кивнул—А вы, как я понимаю, Элизабет?

Она удивленно моргнула.

— Откуда вы знаете?

— Галерист сказал,—ответил он. Или, может быть...я просто угадал.

На губах у него мелькнула тень улыбки. Тень—потому что в ней не было ни тепла, ни легкости. Только тишина. Как перед бурей. Он развернулся, посмотрел на город в окне, и вдруг сказал, как бы невзначай:

— Если вы начнете рисовать ночами—не удивляйтесь. Некоторые воспоминания возвращаются только в темноте. —Вот моя визитка, на случай если будете видеть странные сны.

И прежде чем она успела ответить, он исчез за дверью, оставив в комнате запах дождя и ощущения чего-то древнего. Когда дверь за ним закрылась, Элизабет долго не двигалась. В комнате было тихо, Но в воздухе еще витал запах—не парфюма, не дыма, не кожи—что-то тонкое, едва уловимое, почти как у старых книг и сухих трав, оставленных на подоконнике в замке, которого она никогда не видела. Или видела?

Она подошла к окну и посмотрела вниз. Улица уже начала покрываться туманом, редкость для мая.

У входа в галерею стоял он—Александр. Просто стоял, не смотрел на нее, не спешил уйти. Потом поднял воротник пальто и растворился в уличном потоке. Элизабет охватила себя руками.Что-то в нём было неправильным. Как будто его не должно быть в этом времени. В этом городе. В ее жизни. Она посмотрела на визитку: Александр Влашеску, а под именем номер телефона.Она повернулась к картине. Вгляделась в замок. Он будто слегка изменился. Как будто тени на башнях стали глубже. Или это просто свет падал иначе?И снова—пульс в висках. Прилив жара. Странное дрожание в пальцах. Она знала это чувство. Оно всегда приходила перед тем, как ее охватывал творческий транс. Но сегодня это было... иначе. Темнее. Жестче. Она села, взяла угольный карандаш. Рука сама потянулась к бумаге, не спрашивая разрешение. Не раздумывая. Линия за линией. Штрихи. Очертания.Мужской профиль. Чёткий. Высокие скулы, чуть изогнутый нос, глубокие глаза. Ни секунды сомнения — это был он. Александр.Но под его глазами она нарисовала... слёзы. Нет — кровь. Красной пастелью, как будто кто-то внутри неё знал: именно так должно быть. Он — с кровью на лице. И за спиной — крылья. Огромные. Чёрные, но оборванные, как у падшего ангела. Она отложила карандаш, встала, сделала несколько шагов назад. Сердце грохотало.

— Кто ты, Александр? — прошептала она вслух. — Что ты сделал со мной?

На подоконнике запрыгал тень — черный ворон, ударивший клювом в стекло.

Элизабет вскрикнула и отшатнулась. Но ворон не улетал. Он просто смотрел на неё сквозь стекло. Как живое предостережение. Ты уже вошла в историю, которую не выбирала, — будто говорил он.

Она шагнула к окну — но птица исчезла в тот же миг. Лишь чёрное перо плавно спланировало вниз на асфальт.

Телефон зазвонил — она вздрогнула. На экране: «Галерист Джош».

— Элиз, ты в порядке? Он ушёл, да? Этот тип... не знаю, он показался мне странным.

— Да… он просто впечатлился, — пробормотала она. — Всё нормально.

Пауза. Потом голос Джоша:

— Слушай, может, это совпадение, но он спрашивал про твои ночные работы. Хотя ты ведь только недавно начала рисовать по ночам. И никому об этом не говорила, даже мне.

Она застыла.

Глава 2 Кровь в тексте

Утро было блеклым. Нью-Йорк снова прятался за стеной дождя, и окна мастерской Элизабет запотели от сырости.

Она сидела на полу, завернувшись в старый плед, с ноутбуком на коленях. Кофе остывал, не тронутый.

Во сне всё было таким чётким, таким реальным. Она до сих пор чувствовала, как снег таял на ресницах, а сердце разрывалось от чувства, которое не имело права на существование. Александр был не просто кем-то. Он был частью её.

Но как это возможно?

Она начала искать.

Сначала — по памяти: "Румыния", "вампирская мифология", "бал в замке", "Александр"...
Потом — глубже. Её будто что-то вело. Инстинкт? Память?

Она наткнулась на редкий сайт на румынском, посвящённый фольклору. Переводчик работал плохо, но несколько слов вспыхнули, будто она уже знала их:

„Suflet-pereche“ — родственная душа.
„Blestemul sângelui“ — проклятие крови.
„Alegerea“ — выбор.

И вдруг — имя.
"Alexandru din Oradea, 1219–1247. Tânăr nobil dispărut misterios. Zvonuri despre un pact cu întunericul."
"Александру из Орадеа, 1219–1247. Молодой дворянин, исчез при загадочных обстоятельствах. Слухи о сделке с тьмой."

Элизабет выдохнула. Грудь сдавило. Она никогда не читала об этом раньше — но знала: это он.

И замок на картине… был тот же, что на гравюре в старой статье. Она не рисовала его. Она его вмпомнила.Позже, уже вечером, она вернулась в галерею. Джош смотрел на неё с обеспокоенным видом.

— Ты выглядишь… иначе, — сказал он.

— Я просто не спала, — бросила она. — Скажи, ты случайно не знаешь, куда делся тот рисунок? Тот, с крыльями?

Джош нахмурился.

— Он исчез. Я думал, ты его забрала. С мольберта его просто... не стало.

Элизабет побледнела.Он взял её за плечи.

— Элиз, кто он? Тот человек. Александр?

Она покачала головой.

— Я не знаю. Но я должна узнать. Потому что он знает меня. Он знал меня ещё до того, как я родилась.

Джош хотел что-то сказать — но в этот момент его телефон зазвонил.

Элизабет отошла к окну.

На другой стороне улицы, под дождём, в тени, стоял кто-то. Человек? Или тень? Она прищурилась.

И тогда этот кто-то шагнул в свет фонаря.

Не Александр. Женщина. Очень высокая. В длинном пальто и шляпе с вуалью. И в её глазах — нечеловеческий блеск. Женщина подняла палец к губам. Тссс.

И исчезла, словно растаяла в воздухе.

Ночь. Верхний Манхэттен. Заброшенная оранжерея.

Крыша из ржавого стекла, стены, оплетённые мёртвыми лозами. Внутри — тишина, нарушаемая только каплями воды, падающими сквозь трещины в потолке.

Александр ждал.Он чувствовал её приближение ещё до того, как она ступила на землю. Её аура скользила по воздуху, как яд — медленно, уверенно, проникая в каждый угол мрака.

— Ты постарела, Ливия, — сказал он, не поворачиваясь.

Из тени вышла женщина.

Высокая, тонкая, с кожей цвета зимнего молока. Волосы — как воронье перо, закручены в высокий узел. На ней было чёрное пальто до пола, под ним — платье, больше похожее на саван, расшитый знаками на латыни и крови.

Её голос — глубокий, бархатный.

— А ты, Александр, всё такой же: усталый, влюблённый… обречённый.

— Почему ты следишь за ней?

— Потому что она вспоминает.

Он резко обернулся.

— Не трогай её, Ливия. Клянусь, я…

— Убьёшь меня? — Она рассмеялась тихо, как будто вспоминая что-то древнее. — Милый мой, ты уже пытался. Помнишь Венецию? Или Стамбул? И каждый раз ты возвращался ко мне на коленях — не ради меня, а ради неё.

Александр сжал кулаки.

— Ты знала, что она вернётся?

— Я знала, что душа, такая как у неё, не умирает. И когда звёзды снова выстроятся, когда лунный цикл совпадёт с датой её жертвы… — Ливия провела пальцем по стеллажу, оставляя след в пыли. — Она вернётся. И с ней — всё, что мы так долго держали запертым.

Он подошёл ближе, вплотную.

— Если ты хоть пальцем…

— Я не дура. Я не причиню ей вреда. — Её глаза блеснули алым. — Я хочу, чтобы она вспомнила всё. Потому что ты не рассказал ей всю правду, Александр. Ты показал ей любовь… но скрыл кровь.

— Я пытался защитить её.

— А ты просто боишься, что, когда она вспомнит всё, — она отвернётся от тебя. И выберет не тебя.

Молчание. Звон капель по стеклу.

Ливия приблизилась, прижалась губами к его уху и прошептала:

— В следующий раз, когда она увидит меня… я буду не одна. Совет хочет её. Но ты знаешь меня. Я не делюсь игрушками. Даже если они… смертные.

Она исчезла, как растворённая в воздухе. Оставив после себя аромат лилий, крови и безжалостной древности.

Александр остался в оранжерее, сражённый страхом, которого не испытывал столетиями.

Она возвращается, но не одна. И на этот раз, возможно, он её снова потеряет — навсегда.

Нью-Йоркская публичная библиотека. Читальный зал. Сумерки.

Элизабет листала старую книгу — на французском, с гравюрами замков, древних символов, красными чернилами выделены фамилии. Её пальцы остановились на одной:

"Nochesku Livia — 1493, Transilvania."
Подпись на латыни: "Temere tangere: umbra sanguinis."
("Не трогай необдуманно: тень крови.")

И в ту же секунду всё замерло.

Огни в библиотеке словно потухли. Люди за столами исчезли. Звук исчез. Осталась только она — и тишина, плотная, вязкая.И зеркальное стекло шкафа с книгами напротив.И в нём — отражение женщины.Высокая. Статная. В старинном платье, лицо частично закрыто кружевной вуалью. Губы — алые. Глаза — чужие.

Зрачки — вытянуты, как у кошки. Элизабет замерла.

Женщина в зеркале сделала шаг вперёд. Хотя сама Элизабет не двигалась. Это не отражение. Это — она смотрит.

— Элизабета — голос шёл изнутри стекла. Глухой, как из глубины веков. — Ты долго спала.
Пора вспомнить, кем ты была. И за что умерла.

Глава 3 Бумага пропитанная кровью

Квартира казалась тише, чем обычно. В Нью-Йорке такое ощущение — аномалия. Ни машин за окном, ни соседей сверху. Только гул её собственного дыхания.Элизабет поставила на плиту чайник и машинально подошла к комоду, старому, из темного дерева, который достался ей от бабушки. В одном из ящиков давно хранились странные вещи — письма, монеты, ноты, даже обрывки чужих фотографий, которые она когда-то собирала ради "атмосферы" для картин.Но сегодня ящик открылся иначе — с лёгким щелчком, как будто что-то внутри сдалось.И на самом дне, за тонким слоем бархата, она нащупала пустоту.Щелчок. Потайная ниша. Там лежала книга. Тонкая, в кожаном переплёте, тёмно-бордовом, почти чёрном. Края страниц запеклись, будто обожжены. Перевёрнутая роза была выдавлена на обложке. Без слов. Без имени.Когда она открыла первую страницу, её сердце дернулось.

"16 марта 1594 года. Я — Элизабета."

Почерк… был ее.

Но она никогда не писала это.

Следующие строки:

"Он пришёл ко мне во сне. Сначала — как ангел. Потом — как тень. Я знала, что сделаю выбор, за который буду гореть. Но если любовь — грех, то я согрешу снова."

Элизабет села прямо на пол. Листала дальше.Записи шли не подряд. Некоторые страницы были вырваны. На других — следы крови, размазанные буквы, начатые фразы:

"…они не позволят нам быть вместе…"
"…Ливия пришла ночью. Сказала, я одна из них…"
"…выбор уже сделан, но цена — смерть…"
"…если ты читаешь это — значит, мы снова живы."

Её руки дрожали.

На последней целой странице, словно ждали только эту ночь, слова проступили прямо на глазах, будто проявились от тепла пальцев:

"Ты должна вспомнить. До полнолуния осталось три ночи. Найди ключ в зеркале."

И чернильный след, уходящий вниз — как будто кто-то только что поставил перо и ушёл.За её спиной в квартире что-то тихо хрустнуло. Будто воздух сдвинулся. Но когда она обернулась — никого.Только зеркало в прихожей вдруг потемнело. И в нём — чуть-чуть не её отражение.

Поздняя ночь. Квартира. Зеркало в прихожей.

Часы показывали 02:47. Она не спала.
Дневник лежал рядом с кроватью, как живой, как пульс.

Слова "Найди ключ в зеркале" крутились в голове, как мантра. Элизабет встала, накинула халат и босиком пошла в прихожую. Зеркало стояло между старым шкафом и дверью. Обычное. Рамка — тёмное дерево. Стекло — немного мутное от времени.И всё же с ним было что-то не так. Она ощущала это — давно. Будто оно запоминало её взгляды.Она подошла ближе. Остановилась. Своё отражение — видела. Усталое лицо. Распущенные волосы. Взгляд чуть тревожный.
Но… Что-то двигалось. В глубине. Сзади.
Будто в комнате за её спиной кто-то стоял — высокий силуэт, почти сливающийся с темнотой.Она обернулась — пусто.Вернулась к зеркалу — силуэт ближе. Теперь она различала очертания плаща. И вуаль.Сердце забилось сильнее. Элизабет шагнула ближе, вплотную. Внезапно зеркало вспыхнуло изнутри — не светом, а вибрацией. Волна холода пробежала по её коже. Поверхность больше не была гладкой — она стала водянистой, словно её можно было протянуть руку сквозь стекло.

Из глубины — шёпот. Еле различимый. На латыни, на французском, на языке, который она не знала, но… узнавала.

"Nos meminimus. Nos exspectamus."
("Мы помним. Мы ждём тебя.")

И вдруг — в центре зеркала проступило её лицо, но не её выражение.
Губы — окрашены.Шея — украшена старинным медальоном.Глаза — чужие. Знающие. Тёмные.
И это лицо шептало:

— Элизабета… ключ — в крови.

Зеркало дрогнуло. Как будто к нему изнутри приложили ладонь. И в тот же миг лампа в коридоре лопнула, погрузив квартиру в темноту.Элизабет отпрянула.
Зеркало снова стало обычным.

Но на его поверхности остался след. Женская ладонь. Кровавый отпечаток.

Утро. Та же квартира. Тот же коридор. Но уже — другое пространство.

Свет скользил по полу, но он больше не казался спасением. Зеркало молчало. Кровавый след исчез. Но ощущение, будто за ней наблюдают — осталось.

Элизабет стояла напротив него, босиком, с кружкой холодного кофе в руке. И вдруг заметила странную неровность в раме. Сбоку — крошечный зазор, как будто что-то можно поддеть. Она поставила чашку, нащупала ногтем край. Щелчок. Деревянная полоска сдвинулась.
За ней — тонкий, пыльный бархатный мешочек,приклеенный к внутренней части рамы.
Она достала его. Ткани почти не осталось — пыль рассыпалась. Но внутри… Медальон.Старинный. Овальный. На цепочке, покрытой потемневшим серебром. На крышке — та же роза, что на дневнике. Когда она открыла его — внутри оказался миниатюрный портрет. Женский. Лицо — её. Только в другой эпохе. И ещё — вторая створка.
На ней — выгравированы слова "In tenebris, amor."
("Во тьме — любовь.")

Элизабет зажала медальон в ладони. Он был холодным, как лёд, но сердце её билось, как в огне.

В голове зазвучал голос. Не её. Не Александра. Не Ливии.
Как будто кто-то из другого времени просто прошептал ей в душу: " Тыснова нашла путь. Не бойся тьмы. В этот раз — неубегай."Элизабет подняла глаза к зеркалу.
На этот раз — отражение было её.Но внутри — она знала.

Мир, в котором она жила, треснул. И трещина открылась вовнутрь.

Глава 4 Лед и голос

Элизабет была озадачена. У нее осталось много вопросов. Первым делом она вспомнила про ту визитку, которую Александр оставил ей при первой встрече.Она пыталась дозвонится до него, но тщетно.Он не отвечал на звонки. Ни утром, ни днём. Ни после голосового, в котором она прямо сказала:

— Я нашла медальон, Александр. Я видела себя в зеркале. И… это был не сон.

Его квартира находилась в Верхнем Вест-Сайде на Коламбус Авеню— старое здание из тёмного камня, с коваными балконами и закрытым внутренним двором. Элизабет стояла у двери, сжимая в пальцах медальон. Металл уже казался тёплым. Как будто он ожил. Она нажала кнопку звонка.Раз. Два. Три. Ничего. Собралась уходить—и в этот момент дверь открылась сама.

— Входи, — раздалось изнутри.

Голос. Холодный, уставший. Его голос.

Элизабет прошла внутрь. Зал — полутемный, с густыми шторами, запахом старых книг и чего-то пряного, почти металлического.
Он сидел в кресле у камина, в тени.

— Ты не должна была приходить, — сказал он.
— Тогда скажи мне, кто я.
— Ты Элизабет. Художница. Живёшь в Нью-Йорке.
— Перестань.

Она кинула ему медальон. Тот лёг ему на ладонь, точно как будто вернулся домой.

— Этот… был на мне в прошлом. В моих видениях. В зеркале. В крови. Это — часть меня. Так почему он был спрятан в твоём доме?

Александр молчал.

— Скажи мне правду, — её голос дрогнул, — или я уйду. И не вернусь. Даже если в меня стреляют сны и зеркала.

Он встал.

— Потому что ты умерла, Элизабет. Потому что я похоронил тебя.
Он подошёл ближе.
— Потому что я убил каждого, кто пытался забрать тебя у меня.
— Что?

Он смотрел прямо в её глаза.

— Я дал тебе жизнь. Вторую. Я стер твою память, чтобы спасти тебя. Но ты возвращаешься. Быстрее, чем я ожидал.
— Я не просила тебя об этом, — прошептала она.

— Тогда спроси себя: если бы я не сделал этого… ты была бы жива сейчас?
— Ты хочешь правду?

— Ты — не просто ты.
— Ты — воплощение выбора, который не имеет прощения.

Он протянул руку. Его пальцы слегка коснулись медальона на её шее.

— Но если ты вспомнишь всё… ты больше не сможешь быть человеком. Никогда.

Элизабет стояла, будто внутри неё шел шторм. Мир рухнул, а сердце — не знало, кого ему спасать.

— Я не хочу быть тенью, — сказала она. — Но я хочу знать, за кого умирала.

Камин почти потух. Пламя едва касалось дров, оставляя алые отблески на его лице.
Александр стоял рядом с ней, но был как сквозняк: настоящий и неуловимый.

— Ты хочешь знать правду? — Он смотрел в окно, не на неё.
— Я хочу знать себя, — ответила Элизабет. — Всё остальное — вторично.

Он усмехнулся — чуть, еле заметно.

— Тогда слушай. И помни.

Он заговорил медленно, будто шептал сквозь туман времени:

— Ты родилась в крови.
— Ты любила через кровь.
— Ты предала и была предана.
— Имя твоё — не то, что дали тебе в этом мире.
— Ты делала выбор. И снова стоишь на его пороге.
— В каждом поколении ты — угроза. Или спасение.
— Твоя душа — не случайность.
— И за ней уже идут.

Она смотрела на него, но больше не могла дышать ровно.

— Ты говоришь загадками, Александр.
— Я говорю правдой. Просто она ещё не проснулась в тебе целиком.
— А если я не хочу её?

Он повернулся к ней и впервые — по-настоящему — коснулся её лица. Пальцами, почти нежно, почти по-человечески.

— Тогда ты исчезнешь. Как и в прошлый раз.
— Что это значит?..
— Найди "Кровавое зеркало". Оно помнит всё.

С этими словами он растаял.
Буквально. Погас, как свет в лампе. Воздух уплотнился, а тень от камина вдруг удлинилась и поглотила его силуэт.

Элизабет осталась одна.Ни звука.Только вкус железа на языке. И медальон, что стал горячим...

Она не пошла домой. Не могла. Пространство обычной жизни казалось фальшивым.Она села в ночное кафе.Заказала чай, не притронулась.Читала дневник снова — вслух, будто вызывала себя же из прошлого.

Потом пошла в студию. Там она взяла холст.
И впервые нарисовала не лицо, а сцену — алую, как закат.

Сожжённая деревня. Женщина в белом на коленях. И тень позади неё — человек с глазами Александра.

Глава 5 Пепел и кровь

Сначала — звук.Тонкий, болезненный скрежет железа по камню. Он вползал в уши, как змея — медленно, мерзко, неизбежно. Потом пришёл запах — горячего металла и горелых трав. Где-то вдали слышался крик. Женский. Или звериный.Элизабет стояла на холодном, влажном полу. Камень под ногами был тёмный, как нефть, и казался живым. Перед ней — огромный зал, стены которого терялись в дыму и тенях. По центру — трон. Высокий, древний, словно вырезанный из одного куска кости и ветвей. Корни оплетали его основание, как будто сами стремились держать ту, что сидела на нём.Она смотрела на себя. Это без тени сомнения, была она сама. Но не в теле, к которому она привыкла. На ней было белое платье, тонкое как паутина. Медальон — тот самый — лежал на её груди, будто был частью кожи. Волосы — темнее, чем сейчас, струились по плечам. А глаза…

Глаза были совсем другими. Они знали слишком многое.

У подножия трона лежали тела. Десятки. И кровь. Она стекала по ступеням, горячая и густая, как вино.

Из теней вышел он.Александр. Но другой. Не тот, кого она знала. Он был моложе, да — но в нём не было ни капли человеческого. Черный плащ струился за спиной, глаза сверкали, как лезвие в лунном свете. В руке — меч. Длинный, с рунами на клинке. Он подошёл к трону. Смотрел на неё с ненавистью, но в ней горела тоска.

— Ты отдала меня им, — сказал он тихо.

— Я сделала выбор, — ответила она, не вставая. — Ты не понимаешь, что было поставлено на весы.

— Жизнь? Бессмертие? Любовь?

— Власть, Александр. За неё платят сердцами. Я не хотела — но выбора не было.

— Ты умерла, — прошептал он.
— И ты пришёл за мной.
— Нет. Я пришёл, чтобы закончить это.

Он взмахнул мечом.Она даже не закрыла глаза.

Острая боль пронзила грудь. Всё исчезло в алом.Она вскрикнула — и проснулась.Комната была темна. В окне мерцал Нью-Йорк — неоновый, далёкий, чужой. Элизабет села на кровати, задыхаясь. Грудь горела. Она стянула майку — и увидела след. Как синяк, но идеальной формы. Там, где во сне прошёл меч. Она встала. Включила свет. Пошла к мольберту — и, дрожа, начала рисовать. Пальцы будто сами знали, что делать. Чернила ложились точно. Линии — острые, как клинок.Через час на холсте была сцена:Женщина в белом на троне. Александр с мечом. У ног — река крови. А на заднем плане — печать.

Круглая, с тремя линиями внутри. Она трепетала, будто пульсировала сквозь бумагу.

Элизабет взяла ноутбук. Ввела символ — так, как помнила его.Через несколько страниц — удар в грудь.
Старая гравюра. XV век.

Тайное братство в городе Орадеа.
“Ordinele Umbrei” — Орден Тени. Символ — тот же.
Подпись под портретом одного из лордов: “Alexandru din Oradea. Călău. Ultimul dintre cei care nu mor.”
(Палач. Последний из тех, кто не умирает.)

Она откинулась в кресле.
Медальон был горячим, как перед грозой.
Сон не был сном.
Это было воспоминание.

Глава 6 Обреченные и Вечные

Часть I. 1487 год, Трансильвания. Орадеа

Ночь, затянутая гарью и колокольным звоном. Пыль древнего замка сливается с дымом жертвенных костров. Слуги гасят факелы, и только один зал пылает светом — зал Кровавого Круга.

Там собрались семеро. Те, кого называли “Umbrele vii” — Живые тени.

Семь — не по числу, а по архетипам. Каждый — ключ к вечности и проклятию.

Среди них была Элизабет, в ту эпоху — Леди Аделаида де Влэш. Наследница древнего рода, обладавшая даром предвидения. Она не рождалась — её вызвали.

Вокруг неё:

Александр дин Орадеа — Кровный меч. Палач Ордена, воин вечной клятвы. Бессмертный, но связанный проклятием крови: за каждый век он должен убить того, кого любит.

Ливия Ноческу — Белая ведьма. Пророчица, связанная с Лунным Путём. Могла проходить сквозь время и сны. Единственная, кто помнила прежние воплощения всех членов.

Аурелио Мор — Алхимик. Искал философский камень, но вместо золота нашёл тьму. Создатель ритуала Кровавая Печать.

Йоанис Сорелиус— Хранитель.Хранил знания Ордена и платил за это частями души.

Кассандра Лукант — Предсказательница. Могла предсказывать будущее.

Рафаэль Дан — Изгнанник. Единственный бессмертный, которому позволили остаться. Его кровь была мостом между смертными и обречёнными.

Элизабет была Сердцем круга. Неизбежным элементом. Её кровь скрепляла клятву, а её любовь — была слабостью Александра. Именно это погубило всё.

В ту ночь, в 1487 году, они провели ритуал. Хотели остановить пророчество раскола — предсказание, что однажды Сердце предаст Круг, а Кровь — отвернётся от Меча. И это случилось.
Элизабет выбрала любовь. Александр — долг.
И после этого весь Орден рассыпался.

Кто-то умер. Кто-то ушёл в Тень. Кто-то переродился.

Часть II. Наше время. Нью-Йорк

Элизабет в своей мастерской. Картина с Кровавым Кругом уже готова. Но теперь она узнаёт лица. Они всплывают из глубин её памяти — как призраки. Особенно — лицо Ливии. Белое, как фарфор. Волосы цвета ночи. И глаза… те самые. В зеркале сна. В детских кошмарах. Она ищет в архивах, в интернете, по старым фондам. И находит странное:

“Фонд Л.Н.” — организация, занимающаяся изучением сновидений у пациентов с нарушенной памятью.
Её основала женщина по имени Ливия Ноческу. Родилась… в 1874 году. Последний след — 1976. Исчезновение.

Элизабет чувствует: Ливия жива. Где-то. Снова.

Она снова видит сон. В нём — Ливия говорит: — Ты выбрала любовь, но теперь ты должна выбрать знание. Мы не завершили круг.
— Кто ты теперь? — спрашивает Элизабет.
— Я страж. Как и ты. Но ты — последняя.

Элизабет вглядывается в картину.
А потом находит на обороте холста буквы, выведенные не ею.
Слова "Cercul nu s-a închis."
(Круг не замкнулся.)

Глава 7 Ключ из зеркала

Элизабет не выходила из мастерской два дня. Картина закончена, но она будто жила — цвета дрожали, лица двигались в уголках зрения. Особенно — ее лицо. То, что на троне.

Она пыталась гнать мысли, заняться чем-то обычным — кофе, прогулкой, музыкой. Но всё было будто ненастоящим, как фоновый шум в затухающем сне. Вечером она зашла в антикварную лавку на окраине Бруклина. Просто так — как зов, не как план. Лавка была узкой, запах в ней напоминал старую церковь, а на витрине — зеркала. Десятки.

— Знаете, — проговорила женщина за прилавком, не поднимая глаз, — вы не меняетесь.

Элизабет обернулась. Женщина была в тени, волосы чёрные, гладко зачёсаны, кожа бледная. Голос знакомый. Слишком.

— Простите?..
— Я знала, что ты придёшь, — сказала женщина. — Снова.
— Мы знакомы?

— Да. Но ты ещё этого не помнишь. Я — Ливия. Хотя когда-то ты звала меня иначе.

Время застыло. Сердце Элизабет отозвалось, будто что-то вспомнило.
— Ливия… Ты была там.
— В прошлом, да. И во сне. И рядом с Александром. Я была везде, где ты забыла себя.

Ливия протянула ей маленький свёрток. Он был завёрнут в белую ткань.
— Это не предмет. Это выбор. Он покажет путь,

если ты готова идти по нему.

Элизабет развернула свёрток.
Медная ключница. Очень старая. С вырезанным знаком круга. Того самого.

— Что это?

— Замок, который ты уже однажды закрыла, — ответила Ливия. — Но не снаружи. А внутри себя.

— Почему ты не сказала мне всего? — голос Элизабет сорвался.
— Потому что ты не готова знать правду, пока сама не ступишь в её корни.
— И где эти корни?

Ливия улыбнулась. Тихо. Усталой улыбкой вечной памяти.

— Орадеа. Замок Ордена. Он ждёт тебя. Он жив. Как и ты. Но помни: то, что ты откроешь, уже нельзя будет закрыть. Даже в следующей жизни.

И Ливия исчезла. Буквально. Она не вышла из лавки — просто, моргнув, Элизабет оказалась одна. На прилавке — пыль. В зеркале — дрожащая фигура в белом. Её собственное отражение… было в другой одежде. Старинное платье. Тот самый медальон.

Элизабет решает поехать в Румынию. Не как турист.
Как та, кто возвращается туда, где запечатала свою суть.

Утро было влажным. Над Нью-Йорком висел пасмурный свет, будто город ещё не проснулся. Элизабет держала в руке чашку кофе, но так и не сделала ни одного глотка. Медальон — теперь всегда с ней — тянулся к коже как якорь. Она стояла перед стеклянной дверью галереи, на которую работала уже почти три года.
Джош Бергман — владелец, куратор, и почти друг. Сдержанный, наблюдательный, немного пессимист.

Он сидел в офисе, разглядывая что-то на планшете, когда Элизабет вошла.

— Ты рано. Или ты не уходила? — спросил он, не поднимая глаз.

— Джош… мне нужно взять несколько дней.
— Ты заболела?
— Нет. Мне… нужно уехать. В Европу.

Он отложил планшет. Посмотрел прямо.

— Туризм?

— Нет. Личное. Очень.

Он не спрашивал, куда именно. Но знал — если она говорит «личное», значит, дело глубокое.

— У тебя выставка через две недели, ты помнишь?
— Я вернусь. Клянусь. Просто… мне нужно это сделать. Иначе я не смогу закончить ни одну картину. Даже говорить об этом трудно.

Он вгляделся в неё. В её глаза, в осунувшееся лицо, в тревожные пальцы, перебирающие край рукава.

— Ты выглядишь так, будто идёшь за кем-то, кого потеряла.
— Может, так и есть, — тихо ответила она.

Джош встал. Подошёл к шкафу, достал папку с анкетами, но лишь перелистал её на автомате.

— Возьми шесть дней. Если потребуется — позвони.
— Спасибо.
— И… Элизабет?
— Да?
— Что бы ты там ни искала — убедись, что оно не ищет тебя сильнее.

Её передёрнуло. Она кивнула и вышла, всё ещё не выпив кофе. На следующее утро она уже держала в руке билет в Бухарест. Оттуда — на поезде до Орадеи. А затем — пешком… куда подскажет память

Глава 8 Земля, что помнит шаги

Румынский воздух был другим. Густой, влажный, будто пропитан прошлым. Самолет приземлился в Бухаресте ранним утром. Вокруг — серый бетон, прохладный ветер, и те самые лица, что в снах: незнакомые, но будто узнанные раньше.

На вокзале Элизабет купила билет до Орадеи. Старинный поезд, обшарпанные вагоны. Всё — как будто застряло во времени. Её проводник — пожилая женщина в платке — посмотрела на медальон, случайно выскользнувший из-под воротника. И перекрестилась.

— Ce ești tu? — прошептала та. — Cine te-a chemat înapoi?

Элизабет не знала румынского, но поняла смысл. Не слова — смысл.
«Кто ты?»
«Кто тебя позвал обратно?»

В поезде она сидела у окна. Пейзаж за стеклом менялся: города исчезали, уступая лесам, скалам, туману. За одним из поворотов мелькнули руины замка на холме. Серый силуэт, как пепел на фоне гор.

Сердце сжалось. Вот он. Замок Ордена.
Он был здесь. Настоящий. Слишком настоящий.

В гостинице, куда она заселилась, почти никто не говорил по-английски. Старик на ресепшене только бросил взгляд на её имя в паспорте — и нахмурился.

— Oradea… nu uită, — сказал он, словно в никуда.
("Орадеа не забывает.")

Ночь.

Элизабет не могла спать. Шепот ветра был похож на зов. Медальон нагрелся — она держала его в ладони, пока не увидела отблеск. На его поверхности появилась вырезанная линия — как карта. Не буквальная. Скорее — ощущение. И вместе с ним — дрожь в груди. Шаги. Земля за окном будто подала голос. Она встала. Взяла куртку. И вышла в ночь. В сторону холма.

На вершине.

Деревья расступались. Тропа — старая, как сама боль, что она несла. Ветер шептал забытые слова. А когда она дошла до каменных ступеней у подножия развалин, впереди стояла фигура. Мужская. С капюшоном. Не шевелился. Но ждал.

— Кто вы? — спросила Элизабет, не дыша.

Он молчал. Потом медленно поднял руку — не угрожающе, но как жест памяти.

— Ты вернулась, — сказал он наконец. — И с тобой придёт раскрытие.

— Я не понимаю…
— Ты была здесь, Элизабет. В 1487 году. С ними. С нами. Но тогда ты сделала выбор.

— Кто вы?..
— Потомок одного из семи. Их осталось трое.
А ты — ключ.

На фоне полуразрушенного каменного портала он стоял, будто впаянный в ночь. Высокий, закутанный в длинный плащ, капюшон скрывал лицо почти до губ. Его голос был глухим, как звук, доносящийся из другой эпохи.

Элизабет остановилась в метре. Сердце билось резко. Медальон в ладони стал холодным.

— Кто вы? — повторила она.

Мужчина немного наклонил голову, как будто изучал её.

— Моё имя — Рафаэль Дан, — произнёс он наконец. — И я один из хранителей. Последних.
— Хранителей чего?
— Тайны, которую ты однажды поклялась стеречь. И предала.

Слова ударили, как кнут. Она отступила на шаг.

— Это ошибка. Я не…
— Ты не помнишь. Пока.

Он подошёл ближе. Свет фонаря, что она держала, коснулся его лица — крепкие черты, кожа с тонкими морщинами, но глаза — будто несли столетия. В них не было враждебности. Только тяжесть знания.

— Откуда вы узнали, что я приеду?
— Ты почувствовала зов. Мы — его почувствовали.

Он сделал паузу.
— Медальон отозвался. А с ним — и печать. Ты нарушила круг.

— Какой круг? — спросила Элизабет почти в отчаянии. — Я не понимаю, почему я здесь. Почему сны. Почему Александр. Почему Ливия…
— Потому что ты не та, за кого себя считаешь, — сказал он спокойно. — И никто из нас — не тот, кем был.

Они вошли в руины.
Лучи луны прорывались сквозь проломы в потолке. Камни под ногами будто пели. Рафаэль зажёг свечу у входа. Пламя загорелось мгновенно, хотя ветра не было. Элизабет стояла, сжимая пальцами воротник.

— Этот замок — был центром Ордена Тени, — начал он. — Тайной группы, рождённой в Средние века из обета крови, памяти и бессмертия. Нас было семеро. Семь душ, соединённых не только клятвой, но и прошлым. Ты была одной из них.

— Я?

— Да. Но ты была не Элизабет. Тогда ты носила другое имя. Аделаида де Влэш.
— Это... невозможно.

Возможно всё, что ты ещё не отвергла. Но это не самое важное.

Рафаэль подошёл к одной из стен. Пыль отлетела, и под ней — резьба. Семь знаков. И один в центре — сломанный.

— Ты — центр круга. Была. Ты — Первая.
И когда ты ушла — Орден распался.

Элизабет села на камень. Мир трещал под её кожей.

— Я хочу знать. Всё.
— Тогда вернёмся туда, где всё началось, — ответил он. — В 1487 год. В ту ночь, когда ты выбрала не вечность… а любовь. И предательство.

Он положил руку ей на лоб. На миг — только миг — она увидела: себя, в зеркале времени. Длинные волосы, платье, златые глаза. Она стояла в тронном зале. Перед ней был Александр. А рядом…

Ливия.

1487 год. Огонь в камине плясал, отражаясь в витражах. Каменные своды замка гудели от старинных заклинаний. Это было не сон и не явь — это было воспоминание, вшитое в саму её душу.

Элизабет стояла в зале, где воздух пах кровью и вином. Но она — не Элизабет. Сейчас она — Аделаида де Влэш, дочь знания, хранительница слова, связанная с Александром узами, что вышли за пределы Орденской присяги.На ней — платье цвета вина. Шея пронзительно светится от амулета — того самого, что спустя столетия снова оказался у неё. Перед ней стоял Александр, молодой, с глазами, полными бурь и света. Он протянул ей руку:

— Не соглашайся. Не стань как они. Ты не обязана жертвовать собой ради чужой власти.

Аделаида колебалась. Сзади слышались шаги. И голос.

— Конечно она не откажется. Она же не играет, Александр.

Ливия.

Чёрные волосы, алый шёлк, губы с холодной усмешкой. В её руках — посох с печатью Старших. Она смотрела на Аделаиду, как на ошибку, как на угрозу.

— Ты забыла, кто ты, Аделаида. Мы поклялись служить вечности. А ты хочешь — чувства? Свободы? Любви? Это для людей. А ты — уже не человек.

Глава 9 Дом Молчания

«Следуй знакам. Ты узнаешь их не умом, а кровью».
Так говорил Рафаэль, протягивая ей ключ — старый перстень с выгравированной печатью и карту, на которой не было ни одного современного ориентира.

Элизабет ехала по просёлочной дороге в горах Румынии. Пыльная трасса серпантином вилась между еловых склонов, где даже солнце теряло силу. На карте были лишь символы: полумесяц, змея, перевёрнутая чаша.

В сердце ощущалась дрожь. Будто что-то уже шло ей навстречу. Или следило.

Она остановилась, когда машина отказалась ехать дальше. Навигатор молчал, телефоны не ловили сеть. Перед ней — узкая тропа в лес, почти заросшая. Она пошла пешком, перстень в руке. Через сотню шагов ветер раздвинул деревья, и она увидела первый знак — символ Ордена, выгравированный на коре векового дуба. Он светился еле уловимо. Касание пальцев вызвало слабый толчок — как пульс чужой памяти.

Дальше путь вёл к мрачному озеру. Его воды были алыми в закатном свете, будто впитали в себя кровь столетий. Элизабет увидела на берегу камень с выгравированными именами, едва читаемыми:

Cassandru Lucant

Rafael Dane

Alexander Dimitru

Ioanis Sorelius

Livia Nachesku

Aurelio Mor и в центре Adelaide de Vlash. Её дыхание сбилось. Она провела пальцами по своему имени. И тогда пришла первая вспышка памяти.

Огромный зал с черными зеркалами. Семеро стояли в кругу. Каждый держал по капле крови в чаше. Они произносили слова на древнем языке. Александр стоял рядом с ней. Его глаза смотрели не на кровь, а на неё.

"Если ты уйдёшь — мы рухнем."

Она хотела уйти. Но не ушла. Ещё нет.

Немного постояв, и придя в себя после нахлынувшего неконтролируемого воспоминания, Элизабет двинулась дальше, обойдя озеро. Долгий и утомительный путь привел ее к старой башне, полузакрытой в землю.

Её почти не было видно снаружи, будто сама земля пыталась скрыть её. Перстень в её руке начал излучать слабое тепло, когда она подошла к железной двери. Она приложила кольцо — и оно впиталось в металл, будто стало частью его. Замок открылся.

Внутри — тишина, плотная как ткань. Сводчатые потолки, книги без названий, фрески, покрытые копотью и пеплом. Воздух пах тлением, магией и дождём.

На стене висела мозаика: семь фигур, каждый с уникальным символом. И надпись:
“Когда один уходит — шестеро становятся тенями.”

Снаружи — чёрные глаза Ливии, скрытой в тени склона. Она наблюдала, не вмешиваясь. Пока. В её пальцах — медальон, почти такой же, как у Элизабет. Только искажённый.
— "Ты просыпаешься, сестра," — прошептала она. — "Но не забывай, кто уложил тебя спать."

В библиотеке Элизабет нашла книгу без названия. Касание вызвало новый прилив видений:

— Кассандра — предсказательница, убитая за правду.
— Аурелио — алхимик, погибший, защищая Аделаиду.
— Иоаннис — исчез в ту же ночь, что и Александр.
— Ливия — осталась. Но искажённая.
— Аделаида… выбрала любовь.
И стала врагом.
Единственным врагом Ордена, который нельзя простить.

В Доме Молчания царила особая тишина, не та, что бывает в заброшенных местах, а плотная, древняя, словно воздух сам по себе был пропитан неслышимыми шепотами веков. Элизабет бродила по пыльным залам, прикасаясь к выцветшим фрескам и стопкам истлевших пергаментов. Каждый шорох, каждый луч лунного света, проникающий сквозь разбитые окна, казались частью её собственных воспоминаний.

В центральном зале, где мозаика семи фигур возвышалась над треснувшим полом, её медальон на шее внезапно раскалился, словно поглощая тепло из воздуха. Элизабет почувствовала знакомое головокружение, но на этот раз оно было иным — не таким пугающим, скорее, притягивающим. Протянув руку, она коснулась центральной фигуры на мозаике — той, что символизировала её, Аделаиду.

Мир поплыл.

Она снова оказалась там. Не во сне, а в реальности, столь же осязаемой, как камень под ногами. Зал был другим, не руинами, а сияющим величием, полным света и голосов. Молодая, жизнерадостная Аделаида.Это была любовь. И я выбрала её снова и снова, — пронеслось в сознании Элизабет, ощущая сладость и горечь этого воспоминания.Но картина начала меняться. Свет померк, сменившись тревожными тенями. Голоса Ордена, сначала шепчущие, стали настойчивыми, требовательными. Они говорили о долге, о пророчестве, о выборе, который Аделаида должна была сделать. Ей предлагали власть, вечное знание, место среди бессмертных стражей, но ценой была любовь. Любовь к Александру, который, как ей объясняли, был лишь проводником к её истинной силе, но не её судьбой.Элизабет увидела, как Аделаида боролась. Как металась между чувством и долгом, между сердцем и разумом. И затем, под давлением Ордена, под влиянием Ливии, которая нашептывала о её предназначении, Аделаида сделала шаг в сторону тьмы. Не до конца, не полностью, но достаточно, чтобы вступить на путь, ведущий прочь от света.Она увидела момент, когда тьма начала меняться. Её глаза, некогда сияющие, обрели хищный блеск. Жажда, о которой она не знала ранее, пробудилась. Она начала убивать. Сначала — из необходимости, ради защиты Ордена, как ей внушали. Потом — ради власти, ради контроля, ради самой тьмы, которая теперь струилась в её венах. Она стала палачом, неся смерть во имя "высшего блага", как это делал Александр. И в какой-то момент... она столкнулась с ним. С Александром. Он стоял перед ней, его глаза были полны боли, но в них горела решимость.

— Я должен остановить это, Аделаида, — прошептал он, его голос был надломлен. — Ты стала тем, от чего я пытался тебя уберечь. Если я не сделаю это сейчас, ты погубишь нас всех.

Она видела его руку с мечом, пронзающим её грудь. Не ту боль, что она чувствовала во сне, а ту, что была за гранью физического: боль от предательства себя, от осознания того, кем она стала. В её глазах, ставших теперь вампирскими, горела такая же жажда, как в его, но смешанная с последними искрами прежней любви. Он убил её не из ненависти, а из отчаяния, чтобы спасти её душу от полного погружения во тьму, а Орден — от её разрушительной силы. Воспоминание оборвалось так же резко, как и началось. Элизабет рухнула на колени, задыхаясь. Слёзы текли по её лицу. Она понимала. Теперь она понимала, почему Александр был так загадочен, почему он пытался уберечь её от воспоминаний. Каждый раз, когда она выбирала любовь, она становилась угрозой для Ордена, и каждый раз, когда она погружалась во тьму, Александр был вынужден жертвовать ею, чтобы предотвратить катастрофу.Она посмотрела на мозаику, на фигуру Аделаиды, а затем на фигуру Александра, "Кровного меча". Их судьбы были переплетены проклятием, вечным танцем любви и смерти, света и тьмы.Медальон на её шее остыл. Внутри, в самом сердце её, родилось новое, пугающее знание: круг не только не замкнулся, он повторяется