Кровь Наито

Пролог

Она чувствовала, как сердце ее наливается кровью от каждого его слова. Особенно от его тихо произнесенного «Ты так нужна мне, Мэй» на рассвете. В тот момент она и приняла судьбоносное не только для них, но и для всей империи решение.

Такао был готов услышать о том, что девушка выберет долг и уже представил, как возвращается в деревню Наито, в свой дом, наполненный одиночеством; как Чонган с сочувствием вздыхает видя молодого дзёнина одного, а Кадзу молча похлопывает друга по плечу.

Эта картина казалась настолько реалистичной, что слова Мэй не сразу возымели должной реакции. Такао стёр какие-либо эмоции с лица, как только увидел ее, идущую к беседке. Это и есть конец только зародившегося между ними чувства? Нет. Чувство останется с ним, она завладела его мыслями, вросла в его душу глубоко корнями. С каждым ее шагом приближается время расставания. В ее руке свиток — долг перед кланом. Неужели это все, что у него от нее останется?

И лишь спустя несколько секунд молчания, видя ее улыбку, колдун понял смысл её слов.

— Я поеду с вами, Такао.

Он хотел обнять ее, притянуть к себе, поцеловать, но от неожиданности лишь смог сказать, что к их отходу всё готово. Мэй всё поняла. Увидела его ожившие глаза. Услышала вздох, быстро колыхнувший грудь мужчины и опустивший напряженные плечи.

***

Клан встретил их как подобает традициям. Когда они подошли к деревне солнце уже опустилось за горы, отчего пламя костра стало ещё заметней и привлекательней.

Всё было почти как в тот день, когда Кадзу привел Мэй в деревню. Домики из бамбука и серого камня, улица, участливый Чонган. Вот только теперь на нее смотрели по-другому. С уважением. И в этот раз она была в сознании.

Ниндзя умолкнувшие при виде своего дзёнина, расступались. Мэй невольно схватилась в подставленную Такао руку. Он преображался в присутствии этих людей: знакомый ей молодой мужчина, который мог смущаться, исчез, теперь рядом шёл глава клана, но он ни на шаг от нее не отстранялся, помогая пройти по каменной дорожке, чтобы та не потеряла равновесие.

Их усадили рядом на застеленную тканью деревянную лавку у костра — почётное место. Поднесли чарку с рисовым вином, а потом начали угощать лакомствами, которые очень уж пришлись по вкусу Сино-Одори.

«Ощущение дома. Вот он. Не императорский дворец — весь в крови, холодный и чужой. А рядом с теми, кто так дорог» — подумала Мэй.

Заиграла мелодия из флейт и кото , а вслед за музыкантами перед костром появились танцующие девушки в ярких одеяниях. Такао и Кадзу сразу переглянулись, никто не мог подумать, что такая часть праздника по случаю исполнения контракта может омрачить атмосферу. Они успели лишь отправить весточку о своем возвращении, но без каких-либо особенных подробностей и указаний…

Мэй тем временем наблюдала за танцем, он показался ей весьма простым — кружить на одном месте вокруг своей оси и поочерёдно взмахивать рукавами — они в детстве так дурачились в окия. Но сейчас… девушка и этого не сможет повторить, как бы не пыталась и не хотела.

Девушка вздыхает и натягивает улыбку, почувствовав на себе сочувствующие взгляды синоби.

Она чуть отклоняет ноющую ногу и касается сидящего рядом Такао. Он смотрит на место, где светлая ткань его одежды прижата к её бордовой ткани, но колена не отодвигает, только поднимает глаза, которые из ярко синих становятся почти чёрными. В них отражается огонь, в них Мэй видит себя. А потом Такао сжимает её руку и шепчет на ухо:

— Пойдем домой. Надвигается гроза…

Девушка посмотрела на высокое ещё совсем недавно небо, где проступали первые звёзды, и удивилась тому, как быстро сгущаются тучи над деревней, а после вновь бросила взгляд на мужчину и поняла, что это его рук дело. Где-то за горными вершинами уже слышится глухой рокот приближающегося грома.

Такао берет пиалу с рисовым вином и опрокидывает её в рот одним глотком. На землю падают первые капли дождя. Танцующие девушки останавливаются вместе с музыкантами, которые быстро прячут свои драгоценные инструменты, Чонган причитает и командует сворачиваться всем остальным. И пока все в суматохе собираются, колдун поддерживает свою возлюбленную уже не только под локоть, но и обхватив рукой за талию, скрываясь из виду в ослепительной вспышке молнии.

***

В доме темно от низко висящих туч, почти как в глубоких сумерках. Шелест дождевых струй о черепицу и близкие раскаты грома перекрывают все звуки и кажется, что в деревне никого нет кроме них. Они стояли в темном коридоре. Молчали.

— Такао… — наконец сказала девушка. — Не стоило.

— Ещё как стоило.

Он стоял так близко, что казалось, будто разделяющий их воздух нагревается и передает тепло его тела. Но Мэй била дрожь. Глубокая внутренняя дрожь, которую почти не видно снаружи. Так хотелось податься к этому теплу и согреться…

—… хотелось остаться с тобой наедине.

Глаза привыкли к темноте, и Мэй различила бледное лицо, опустила глаза на забинтованные ладони, к которым тут же решительно потянулась, чтобы проверить, но Такао остановил её, подхватил на руки. Мэй закрыла глаза, чувствуя, что лицо пылает от жара. Она ощутила на щеке тёплое дуновение воздуха.

— Все ещё не верю, что ты здесь, со мной. Я могу видеть, слышать, чувствовать. И пусть мои слова могут показаться эгоистичными, но я счастлив.

Последний раз она была в этом доме перед тем как уехать в столицу. Их разговоры о магии, поцелуй. Но дальше гостиной комнаты ее нога не ступала. Мэй помнит и их первую встречу, каждый урок колдуна и просьбу скрасить его вечер. Тогда она боялась, ожидала, что молодой дзенин воспользуется своей властью и силой… Как же Мэй ошибалась! Он всего лишь хотел, чтобы девушка станцевала и подарила ему несколько минут общения.

Знал бы он тогда, что в тот вечер гостья так впечатлит его, что он забудет о всех женщинах, с которыми общался до этого. И что добровольно, без всяких на то веских причин будет пользоваться магией, чтобы впечатлить в ответ Мэй, как тогда в заброшенной беседке, или как это было сегодня… Чтобы вызвать какое-либо природное явление необходимо много энергии, следовательно и жертва его должна быть весомой. Но его это ни капли не пугает. Он готов отдать всю свою кровь ради Мэй, лишь бы она была тоже счастлива.

1. Весенняя

— Харуми! — эхом раздался голос Мэй.

Это имя звучало в деревне чаще, чем чьё-либо ещё. Конечно, все в детстве непоседы, но дочь колдуна и кицуне была уж слишком неуловимой. А виной тому — возможность менять обличие. Будучи лисенком возможность убежать выше, чем у обычного ребенка — этим и пользовалась любознательная Харуми.

Свадьба в клане синоби — дело не такое уж и частое, а уж тем более, когда жених — дзенин, а его невеста — наследная принцесса Нойрё. Все знали, что Мэй отказалась от правления, но в ней все ещё продолжала течь кровь Ириса, а этого не отнять одной лишь подписью на

документе, пусть и с императорской печатью.

К бракосочетанию двух возлюбленных готовилась вся деревня Наито — были украшены немногочисленные улочки и дворики, приглашены Масамунэ и Сино-Одори. В назначенный день дедушка Чонган вел, ставшую ему уже родной, Мэй под руку, передавая ее счастливому Такао.

Конечно, этот день состоял из множества моментов, среди счастливых был и момент печали. Так вышло, что у Мэй было два отца, один — кровный, решился пожертвовать своими чувствами ради спасения от кромешной тьмы Нойре; второй — удочерил и спас, отнесясь к ней, как к родной. И ни один из них не мог присутствовать на церемонии по своим причинам. Кин Хаттори уединился в храмe, откуда выходить бывшему императору представлялось небезопасно, а Ичиро Накамуре было бы небезопасно узнать, кто его Мэй на самом деле, и связь с кланом синоби тоже исключалась.

Однако, Такао удалось пообщаться с императором за несколько дней до отъезда из дворца.

— Ваше Императорское Величество, — поклонившись, Такао поприветствовал отца своей возлюбленной.

— Господин Такао, — раздался бесцветный голос Кина Хаттори. Лицо его было бледным и лишенным эмоций. — Как человек, я благодарен вам за спасение жизни. Своей и дочери. Вы прекрасный маг. Надеюсь, ваша поддержка, которую вы оказали при лечении Принцессы, будет и в дальнейшем сопровождать ее. И как ещё действующий император, готов выполнить любую вашу просьбу.

— Ваше Императорское Величество, не сочтите за грубость, — решительно начал колдун. — Принцесса дорога мне. И несмотря на ее решения, я обещаю, что всегда буду на ее стороне.

— Ваши чувства к моей дочери сложно не заметить. Пообещайте о ней позаботиться, дав то, что не удалось её отцу.

Можно ли это рассматривать, как благословение? Видя перед собой Мэй, стоя с ней в свадебных одеяниях рука об руку. Чувствуя, как красной нитью повязали не только их запястья, но и души, объединив воедино, можно сделать заключение о том, что слова Кина Хаттори действительно стали благословением. Теперь Такао предстояло стать заботливым и любящим мужем, а в будущем отцом.

Весенним солнечным утром, когда деревья были усыпаны белыми цветами, а в горном лесу птицы свили себе гнезда, деревню синоби обошла радостная новость:

«У Такао и Мэй родилась дочь!»

«Уже? Ждали же летом…»

«Ничего страшного. Девчушка здоровая, крепкая, с Мэй тоже все хорошо.»

Вот так, на месяц раньше ожидаемого срока, словно проявляя свой нетерпеливый характер, на свет появилась Харуми Наито — дочь дзёнина клана синоби, в чьих жилах, помимо королевской крови матери, текла волшебная энергия, которая в будущем способна сохранить спокойствие и силу не только клана, но и целой империи. Но пока что до великих свершений было далеко, а вот проделками малышка уже прославилась.

— Харуми…

— Чш-ш… Уснула, — тихо пояснил Кадзу, лично продолжая нести девочку к дому дзёнина. — В лесу встретила. Во сне обращается, как ты.

Такое наблюдение смутило бы Мэй, не прошли бы они вместе огонь, воду и медные трубы. А учитывая тот факт, что именно Кадзу был одним из первых, кто видел ее трансформацию в кицуне и отнёсся к этому довольно спокойно, передавая спокойствие бывшей майко — Мэй лишь кивнула, соглашаясь.

— Весь день бегала, только и следи… — уже тихо продолжила она. В отличии от матери, на девочке не было скрывающей печати. Когда хочет, тогда и обращается… — На прошлой неделе у Чонгана все травы и настойки перевернула. Вчера у Сатоши парик утащила.

На лице синоби наметилась улыбка, почему-то картина, ищущего свою маскировку Сатоши, развеяла чувство усталости после задания.

— Лисичка…

В доме они с Такао сначала обсудят дело, а после, уже как со своим старым другом, колдун поделится некоторыми наблюдениями о Харуми. Та даже в своем возрасте, только-только научившись уверенно стоять на своих двух (ведь чаще всего была в облике лисы), пытается подражать отцу, складывая пальчики рук в забавное подобие пассов. А ещё тащит в дом всякие «находки» — всё от небольших глиняных пиал, до соседской обуви.

— Зубки режутся? — предположил Кадзу. Наверное, он был единственным человеком в деревне, который воспринимал совершенно спокойно подобные метаморфозы с обращением и лисьи повадки. Не было в нем страха или презрения, предрассудков или брезгливости. Он воспринимал Харуми, как ребенка, необычного, но все же ребенка. Прямо как когда-то видел в ее матери «неведьму».

***

— А покажи хвост!

Ребятня собралась вокруг Харуми, в руках которой довольно мурлыкал котёнок. Они были недалёко от дома дедушки Чонгана, который частенько баловал детей засахаренной хурмой, а иногда брал с собой на сбор трав и ягод (конечно, сбор ягод пользовался популярностью больше).

— Да, Харуми! Покажи! — не унимался пятилетний Изаму.

— А правда, что ты куриц ешь сырыми? — вдруг спросил Юки, и все скривились.

— Не придумывай! — вступилась его сестра-близняшка Юко.

— А вдруг она и котенка съест?!

— Нет! — не выдержала девчушка, нахмурилась и поджала губы с досады. — Не буду я никого есть!

— А хвост?!

— А ну! — послышался голос Кадзу из-за ворот, а через пару секунд вышел он сам. — Что здесь такое?

Он окинул мальчишек свойственным ему острым взглядом.

— Сейчас такой хвост покажу!

— Кадзу! Кадзу-у-у!

2. Первые ростки

Утро было насколько ранним, что силуэт двух людей на вершине горы был еле различим из-за полупрозрачной взвеси тумана, заполнившей пространство как разбавленное в воде молоко.

— Ты должна сконцентрироваться на своей силе, — сказал Такао. — Дыши медленно и глубоко. Вдыхай через нос, а выдыхай ртом. И затем, дав волю энергии, выпусти ее наружу.

Харуми постаралась сосредоточиться и сделала всё в точности так, как велел ей отец. Почти... Ведь вместо огненных шаров от ее пальцев в небо взлетели лишь искры.

— Освободи свой разум, — напомнил колдун. — почувствуй внутреннее умиротворение и создай нужный пасс.

Да какое умиротворение? О какой концентрации может идти речь, если все мысли заняты лишь новостью о возвращении с задания одного ниндзя.

Кадзу не было больше полугода! Последний раз они виделись весной - когда цвела вишня и она уговаривала мужчину взять ее с собой на разведку.

***

— Кадзу, возьми меня с собой.

Он шел быстро, ей приходилось почти бежать, что было максимально неудобно в платье, которое мама заставляла надевать ее перед своими "уроками".

«Да зачем мне этот чай и болтовня ни о чем?» - не понимала Харуми каждый раз. «Что я, врагов своими речами мучить буду?»

«В твоей жизни будут не только враги, Харуми» - как-то сказала Мэй, снисходительно улыбнувшись дочери.

— И что тебе там делать? - все же заметив, как она спотыкается, Кадзу остановился. Ещё чуть-чуть и она бы обернулась лисицей, чтобы только догнать его.

— Так хочется на праздник взглянуть, - мечтательно ответила кицуне. — Хоть одним глазком…

Харуми ни разу ещё не была за пределами деревни (не считая другой стороны гор и леса, который она знает, как свой собственный хвост, ведь обошла владения клана вдоль и поперек), а ей так хотелось утолить свое природное любопытно, узнать правда ли всё так, как рассказывают ее сверстники. Даже Юко, хоть и в сопровождении своего брата и отца, была в столице!

Ее глаза были преисполнены надеждой. Ещё совсем ребенок, хоть и серьезный порой в своих рассуждениях. Этим Харуми была похожа в равной степени на родителей.

— Не на праздник я собрался, Харуми, - Кадзу устало вздохнул и, заметив что-то, склонился. Харуми замерла. Оказалось, что подол ее юбки зацепился за можжевельник, ещё шаг и невесомая ткань затянулась бы. Он аккуратно отцепил колючую ветку и покрутив ее в руках, добавил, — На разведку.

— Вот и будешь под прикрытием! Пожалуйста! Я мешать не буду, обещаю.

***

Знала бы она каких трудов стоило уговорить Такао отпустить дочь в столицу, откуда в свое время он и Мэй еле вернулись живыми.

По легенде — Кадзу отправляется в столицу вместе со своей дочерью, чтобы вывести ее в свет, купить ткань и украшения, а на самом деле разузнать полезную для клана информацию.

— Зачем мне это? У меня и у самой четыре лапы! - возмутилась Харуми, пятясь назад, подальше от лошади, которая, казалось, вот-вот лягнет.

— А пойдет что не так? А сил не будет? Что делать собираешься?

Голос синоби был строг, взгляд привычно колючим, но при этом в нем присутствовало волнение.

— Ладно. Просто… - девочка замялась, не желая признавать свою слабость. - Я боюсь.

Кадзу смягчился.

— Я буду рядом, не навредит. Поймаю.

Она доверяла ему.

Несмотря на не самый лёгкий путь, Харуми держалась очень хорошо, не жалуясь на многочисленные неудобства в дороге. Но всё же замечания ее усталость, Кадзу чаще обычного объявлял привалы, во время которых юная девушка могла отдохнуть.

***

Fate (Orch ver.) - Yoshimata Ryo

На высокой зелёной траве волнами ходил тёплый ветер. Полуденное солнце приятно припекало плечи. А если поднять голову вверх, то можно увидеть яркую безоблачную лазурь неба, белые вершины гор вдали и кроны высоких деревьев, под которыми они сидели.

Харуми поймала себя на мысли, что несмотря на долгую дорогу и страх езды верхом, она получает наслаждение от этого красивого и безмятежного пейзажа. А ещё она, кажется, видит эту безмятежность на лице Кадзу. Пожалуй, именно его присутствие и заставляет чувствовать себя спокойно в этом путешествии.

— Дальше придется пешком. Опасно. Лошадь чуть соскользнет и придёт летать учиться.

— Эх, жаль, что я только в лису могу обратиться...

Кадзу усмехнулся, достал из походной сумки пару лепёшек и передал девушке.

— Кто-то и этого не может, Харуми.

— Да. Но представь, как там здорово! - она указала в небо, где пролетал ястреб.

Когда он первый раз увидел, как Такао взметнулся ввысь птицей, тоже хотел ощутить подобное. В нем тогда на миг пробудилась зависть. Однако, после Кадзу узнал о цене, которую его друг платит за свободу полета. Помогал перевязывать порезы на ладонях, которые с каждым разом были всё глубже и болезненнее.

— Здорово. Когда лучи восходящего солнца на рассвете озаряют горизонт, случается чудо открытия. А от вида залитых светом холмов захватывает дыханье...

— Откуда ты?..

— Не обязательно иметь крылья за спиной, лисичка, чтобы это прочувствовать. Когда-нибудь ты сама это поймёшь.

Он улыбнулся в ответ на ее улыбку, но так и не уточнил с кем и когда это понял.

***

Спустя несколько часов пешком в тех местах, где лошадям сложно было нести их, Харуми осознала почему Кадзу так настаивал на поездке верхом.

Ступни чувствовали каждый камешек на склоне, а сунутый ей синоби при выходе из дома плащ она уже не знала, куда пристроить – он потяжелел вчетверо, оттягивал согнутую в локте руку, а стоило его перекинуть через плечо, парил, так что приходилось его снова перекидывать через руку.

Девушка остановилась, и переведя дух, снова переложил злосчастный плащ слева направо. Лес скрылся за поворотом тропы, из-за хребта гор показалось величественное белое облако. Кадзу тоже остановился, чуть выше по склону, и наблюдал за нечитаемым взглядом Харуми. Она вздохнула.

3. Ревность

Parting at the River of Three Crossings (삼도천의 이별) — Hong Dae Sung (홍대성)

Когда солнце скрылось за зубчатыми вершинами гор и сумерки стали синими, а в воздухе пахло скорым снегом, он открыл дверь старого дома, построенного когда-то ниндзя на самой окраине леса.

Почувствовав теплые ладони на своих веках, Кадзу сразу понял чьи они.

— Харуми…

— Ты узнал меня! — радостно (и даже чуточку гордясь за себя) воскликнула Харуми, похлопав в ладоши. Так искренне, так ещё по-детски.

— Да, — уставший после дороги, он вздохнул и, вполоборота повернувшись к нарушительнице спокойствия, отметил про себя, что та выросла за время его отсутствия. Опять много времени проводила в лисьей форме или ему кажется? — Твоя удача. Сколько нужно повторять, чтобы не подкрадывалась к синоби?

Много. С самого раннего детства. И она всегда оправдывалась «лисьими повадками», хотя здесь и сейчас она оказалась совершенно по другой причине.

— Ты не можешь причинить мне вреда, — уверенно произнесла она, улыбнувшись. Харуми и правда очень рада его видеть! — А я ждала тебя. Принесла тебе поесть. Сама готовила.

— Правда? — спросил он, представляя себе эту картину. Харуми варит рис и старательно формирует из него шарики, и хмурится, когда что-то не получается.

— Да. И чай заварила, — отозвалась она, зажигая лампу. Магией. Особенно обрадовало её то, что получилось с первого раза.

На лице Кадзу наметилась улыбка. Столько всего произошло с ним за эти шесть месяцев, чуть не отдал душу, а сейчас собирается пить чай с Харуми.

— Ладно, хозяйственная, угощай…

***

Рисовые шарики и булочки на пару со сладкой начинкой из семян лотоса напомнили Кадзу что-то давно забытое, спрятанное в подсознании, что-то из прошлой жизни.

— Вкусно? — неуверенно спросила Харуми, пытаясь распознать реакцию по выражению лица мужчины.

— Правда сама готовила? — серьезно уточнил он.

— Да.

— Очень вкусно.

Старания Харуми окупились, она счастлива.

— Вижу научилась не только этому, — кивнул он на стол, где стояла недавно зажжённая масляная лампа.

— Это мелочи. Я такому научилась! — с нетерпением начала свой рассказ.

— Деревня на месте? Дома целы?

— Почти… Один амбар немного сгорел, но так все хорошо. Хочешь посмотреть?

Ее горящие глаза дали ему сил, хотя до встречи с Харуми, синоби планировал завалиться спать, как только доберется до хижины.

— Конечно. Только не здесь. Давай сохраним это убежище для следующих поколений Наито.

— Хорошо. Вот попробуй ещё это… — она заботливо протянула ему палочки, которыми держала небольшой, но очень аппетитный кусочек рыбы.

***

Утром следующего дня Харуми услышала в своем доме мужские голоса. Они принадлежали отцу, Сатоши и Кадзу.

— Как поживает госпожа Чхве? — спросил Такао, взяв в перебинтованные руки пиалу с чаем, который приготовила Мэй.

Она отправила дочь за хурмой, а та, быстро управившись, уже вернулась и вместо того, чтобы обозначить свое присутствие — стоит и слушает чужой разговор.

— В добром здравии, — коротко ответил Кадзу.

— Помню её, — подхватил Сатоши, — Такая красавица! Как она ещё не замужем?! Вот жил бы я у нее несколько месяцев — точно женился бы!

Кадзу сверкнул глазами в сторону друга, словно тот сказал что-то чего говорить не стоило. Что-то оскорбительное или обидное.

— Вы посмотрите только… — протянул Сатоши, — Его такая красавица выхаживала, а он нос воротит!

«Выхаживала?» — пронесся вопрос в голове у Харуми. «Что значит выхаживала?»

Неужели все это время он жил с той женщиной под одной крышей? Внутри все закипело и почему-то радость от возвращения Кадзу испарилась, так же, как растворялся в воздухе дымящийся пар от чая.

— Харуми? — неожиданный голос матери застал девушку врасплох, от чего Харуми обронила собранную хурму. — Что ты делаешь?

Один из спелых фруктов со стуком покатился прямо в гостевую комнату, пересёк ее и остановился лишь встретившись с ладонью вернувшегося синоби.

— А кто это тут у нас? — усмехнулся Сатоши, заметив почти заползающую Харуми.

— Я принесла хурму, — ответила она, быстро глянув на Мэй и начав также спешно собирать хурму. На отца старалась даже не смотреть, чтобы не сгореть от позора, надо же было так попасться…

«И это дочь дзенина и кицуне? Смех да и только!»

Харуми хотела провалиться под землю.

— Ещё одна, — протянув пойманный фрукт, сказал Кадзу, а после вложил его в ладонь девушки. Рука ещё долго помнила тепло этого лёгкого и мимолётного соприкосновения пальцев. Щеки горели. А ещё остался вяжущий привкус во рту. Вкус внезапно вспыхнувшей ревности.

***

В день, когда Харуми было позволено не просто стоять в стороне и наблюдать за тренировкой на мечах, а участвовать — это было последние, о чем думала девушка. Раньше у нее были занятия медитацией с Кадзу, практика магии с Такао и правила этикета от Мэй (как и для немногочисленных девушек клана), а ещё учение письму и танцу.

Они шли поодаль от остальных. Впереди вел группу семнадцатилетний Шин, в которого были влюблены юные девушки клана. Он уже отправлялся на задания и помогал с обучением молодняка; имел отлично сложенную фигуру, гармонировавшую с красотой лица.

Рядом с ним порхала одна из влюбленных… Юко. По ее же словам, она пошла со всеми лишь в качестве поддержки для Харуми.

Ее брат-близнец — Юки, необычайно серьезный для своих лет парень, то и дело закатывал глаза, когда друг Изаму подшучивал над «павлином» шествующим впереди.

Изаму нравилась Юко уже давно, от этого у Шина появлялось все больше и больше въедливых прозвищ.

И пока Кадзу наблюдал за тем, чтобы мальчики не растеряли оружие, споря кого из них клан отправит на задание первым, Харуми вдруг спросила то, что ее интересовало с самой весны. С того момента, как встретила госпожу Чхве.

— Кадзу, а почему ты не женился?

4. Боевые раны

Вплоть до самого дома они шли молча. Шин то и дело посматривал на рану Харуми и тяжело вздыхал, чувствуя себя виноватым. Дочь дзенина… Раньше за такое его бы высекли.

Она легонько кивнула, поблагодарив за то, что Шин проводил её и уже было развернулась к нему спиной, когда молодой синоби ухватил ее за запястье, снова разворачивая к себе. Он хотел ей сказать что-то, но вышедшая из дома Мэй опередила его.

— Милая, у тебя кровь? — она быстро огладила лицо дочери рукой, рассматривая рану на виске.

— Что случилось? — из тени вышел и Такао. Он подошёл к обеспокоенной жене, увидел кровь на лице Харуми и развернулся к Шину. Тот кажется даже побледнел.

— Простите меня, — решительно начал он. — Я виноват, должен был быть внимательнее. Харуми только начала осваивать владение мечом и пропустила мой выпад. Я не рассчитал силу и готов понести наказание.

Шин склонил голову, ожидая ответ дзенина. Теперь Харуми чувствовала вину. Сначала Кадзу его чуть не вздернул, теперь отец…

— Я сама отвлеклась, отец. На разговоры ребят рядом, — она не уточнила, что хотела расслышать разговор Кадзу и Сатоши о ней.

Такао сверкнул в ее сторону, явно не одобряя того, что она перебила разговор мужчин.

— Это не освобождает от ответственности…

Ледяной голос вызвал мурашки на коже. И словно в противовес ему прозвучал мелодичный и теплый голос Мэй.

— Такао, — ее мимолётное касание к плечу мужа смягчило его суровое лицо. — Позволь заметить, что это не была драка, за которой следует наказание.

Она посмотрела на юношу и мягко улыбнулась.

— Я верю, что Шин не хотел навредить Харуми. Это была обычная тренировка, во время которой нормально получить травму.

— За это никого не наказывают, отец! — подхватила слова матери девушка.

И Такао сдался.

— Вы правы. Шин, можешь быть свободен.

Синоби поднял глаза на главу клана, словно переспрашивая, а после поочередно поклонился ему и Мэй, удаляясь.

— Харуми, — остановил дочь Такао, когда та тоже хотела уйти. —Подслушивать чужие разговоры, кажется, вошло у тебя в привычку.

— Я… — она думала, как оправдаться, но поняла, что сама выкопала себе яму.

— Это не приемлемо среди Наито, — продолжил Такао, оглядывая деревню со свойственным ему цепким взглядом ярко-синих глаз. Харуми тут же вспомнила одну из его ипостасей — сокола. — Поэтому отстраняю тебя от совместных тренировок до следующей полной луны.

— Но как же… За это время я забуду как клинок держать!

Снисходительная улыбка на губах отца говорит о том, что он был готов к этому разговору.

— Я поговорю с Кадзу, он продолжит обучение лично, — после он оборачивается к своей жене, нежно беря под локоть. — Мэй, ты ведь не будешь оспаривать справедливость моего решения?

— Кадзу прекрасный учитель, — кивнула женщина, тоже улыбнувшись. — И отвлекать никто не будет, и меньше возможности новых боевых ран.

На этом и решили.

***

Харуми попыталась уснуть, но все было тщетно. Девушка проворочалась несколько часов, так и не сомкнув глаз. С одной стороны, она была рада, что ее обучение продолжит именно Кадзу, она всегда восхищалась его скоростью и точностью в бою. Лучше наставника и не сыскать! Но с другой — у нее теперь нет возможности доказать, что она такой же член клана Наито, как и все остальные.

Конечно, молодое поколение вместе с которым она росла, больше не было теми детьми, что просили Харуми обратиться в лису при всяком подходящем и неподходящем случае. Все свыклись с природой девушки и не косились на нее, как на прокаженную. Но Харуми всё ещё оставалась «необычной» — кицуне, которая могла поджечь чей-то амбар или даже дом своей магией. А ещё она была дочерью дзенина. И с возрастом сверстники соблюдали дистанцию именно по последней причине.

«От этого и Шин заговорил про наказание…»

Харуми хотела учиться наравне со всеми. Доказать — ее родство и положение не даёт ей поблажек.

«И кровь у меня красная, как у людей…»

Она поднялась на ноги и, побродив немного по комнате, решила прогуляться, чтобы хоть как-то отвлечься. Накинув на плечи накидку, девушка бесшумно побрела по коридору. Приглушённый свет фонарей вокруг дома дзенина просачивался через окна, придавая жилищу магов и без того таинственный вид.

«Если меня сейчас поймают…»

***

The Dice Is Cast - Yi Nantiro

Она вышла из дома и позволила себе выдохнуть. Шелест оставшейся листвы на осенних деревьях и далёкое уханье совы успокаивали мысли, но раздразнивали лисий слух.

Над головой светила целая плеяда звезд; рассыпаясь на небосклоне, как островной жемчуг, они доносили свой мягкий свет. Харуми затаила дыхание и, словно подхваченная холодными порывами ветра, пошла туда, где всегда находила спокойствие.

Небольшое озеро, созданное быстрыми горными реками. Холодное, как и владелец дома, который оно окружает.

Девушка вспомнила, как донимала одинокого синоби бесконечными вопросами и просьбами. Помнит, как просила его поиграть с ней в салки, как плела ему веночки из цветов и заплетала косы. Отец никогда не дожидался до конца, а ведь у него всегда были такие красивые и длинные волосы! А вот Кадзу позволял Харуми такую шалость, и никто (по крайней мере в глаза) ему и слова сказать не мог насчёт новой прически. А ещё… он обещал научить ее драться.

«Судя по всему, и это обещание он сдержит…»

Только Харуми хотела вступить на деревянный помост, как двери в дом раздвинулись. На улицу вышел Кадзу.

Она смущенно опустила глаза, заметив синоби освобожденным от верхней одежды и, судя по тому что он снимал с себя рубашку, мужчина собирался ополоснуться в этом самом озере.

«Вода же ледяная!» — подумала она. А потом ещё сильнее зарделась, понимая, что вслед за рубашкой отправится и все остальное.

Ухватив подол своей накидки двумя руками, она уже хотела тихо отступить. Но замерла, увидев исполосованную шрамами спину. Эти шрамы тянулись от натренированных плеч и опускались к пояснице, скрываясь под грубой тканью штанов.