Крылья мести. Во власти лунного дракона

Пролог

Он похитил её, чтобы отомстить за проклятие, наложенное её семьёй. Но не знал, что она станет его исцелением.

Тьма в комнате сгустилась, отражая холод в голосе моего похитителя.

— Ты знаешь, кто я? — прозвучало, словно скрежет стали, заставив меня вздрогнуть.

Я подняла голову, стараясь скрыть страх под маской дерзости.

— Конечно. Тот, кто вырвал меня из сна, разбил окно и оставил ужасный след на ковре.

Его взгляд сузился, острые грани лица стали ещё жёстче.

— Ты смеешь шутить?

Внутри меня кипело от обиды и страха, но я выдавила кривую усмешку.

— А почему бы и нет? Ты уже всё испортил — хуже точно не будет. К тому же, это не самая отвратительная ночь в моей жизни, если честно. Обычно по утрам меня будит мачеха, отвешивая пощёчины веером.

На мгновение его словно парализовало. В глазах мелькнуло что-то похожее на удивление.

— Тебя били?

Горечь заполнила мой рот.

— А ты думал, я герцогская принцесса, утопающая в кружевах? Нет. Я — обычная служанка в платье чуть получше. И знаешь, здесь даже уютно. По крайней мере, никто не будет орать у меня над ухом с рассветом.

Он сделал шаг ко мне, отрезая путь к отступлению.

— Я похитил тебя не для того, чтобы доставить комфорт.

Я фыркнула, стараясь не выдать дрожь в голосе.

— Да ну? А я думала, ты просто соскучился по компании.

Он приблизился вплотную, и я почувствовала исходящую от него силу, как жар от раскалённого металла. Его глаза, цвета сумеречного неба, вспыхнули гневом.

— Твои предки прокляли мой род. Из-за вас… я больше не могу летать.

В его голосе звучала такая боль, что на мгновение я почувствовала укол сочувствия.

— А я-то тут при чём? — выпалила я, отступая на шаг.

— Ты — их кровь. А значит, ты заплатишь.

Его слова прозвучали как приговор.

Я медленно расправила плечи, ощущая, как внутри поднимается волна упрямства.

— Знаешь, ты даже не самый страшный из тех, кто пытался меня сломать.

Он усмехнулся, и в этой усмешке не было ничего приятного.

— Не надейся, что будет легко.

— Я и не надеюсь, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Просто… я не из тех, кто сгорает от первого же огня.

Он развернулся и вышел, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Я осталась одна, прислушиваясь к затихающим шагам. Подошла к камину и опустилась на пол, глядя в танцующие языки пламени.

Дракон, лишённый крыльев, хочет, чтобы я страдала. А я… впервые за долгое время чувствую себя свободной.

И если он думает, что это будет месть, — он сильно недооценивает ту, чья жизнь и без того была пленом.

В глубине души рождалось странное, незнакомое чувство…

Внимание книга пишется в рамках литмоба “Похищенная драконом - https://litnet.com/shrt/PofO

Розалия Самари

Розалия Самари

Несмотря на то, что её жизнь не сахар, девушка умудрилась сохранить доброе сердце и гибкий ум. Она воспринимает превратности судьбы как очередной этап в жизни, который просто необходимо преодолеть. Обладает силой, о которой сама не ведает. Но об этом — чуть позже.

Драгоценный читатели, рада приветствовать вас в новой истории! Мы столкнемся с новыми героями и новыми приключениями. Буду безумно благодарна за любую поддержку: просмотры, звёзды, добавления книги в библиотеку.

Также напоминаю, что автор безумно любит читать ваши комментарии. Книга ещё пишется, так что прошу снисходительно отнестись к ошибкам.

Подписывайтесь, чтобы не упустить ничего интересного.

Всегда Ваша, ЮЭл❤️

Глава первая – Похищение.

Это произошло ночью. Без шума. Без гневных речей. Без предупреждений.

Дворец утопал в сонном мареве, окутанный бархатным туманом, пронизанным ледяными сквозняками. Из далёкого сада, куда мне было запрещено даже смотреть, доносился дурманящий аромат жасмина. В высоких башнях стража, убаюканная покоем, дремала на посту. Кто-то, возможно, потом прошепчет, что видел мелькнувшую тень на черепице, — но кто поверит сонному бормотанию, когда дочь самого герцога была похищена прямо из-под носа этих самых доблестных защитников?

Я проснулась от тишины. Настоящей, плотной. Такой тишины не бывает.

В ней нет цикад, лягушек и сов. Нет дыхания дворцовой ночи. Она будто держит тебя за горло.

С трудом разлепив веки, я сонно потянулась к кувшину с водой, надеясь утолить нарастающую жажду. Но пальцы замерли, не дотянувшись до прохладной керамики. Что-то было не так. Воздух… он изменился.

Он больше не был пыльным, не был домашним, не был нашим. Он будто дышал, шевелился, словно живое существо. В нём не было привычного запаха ковров и пепла, перегара стражников. Он пах… грозой. Надвигающейся, неотвратимой. И ещё чем-то древним, забытым. Будто ветер выдул из самых недр скалы нечто, погребённое временем. Я остро ощутила запах металла и…

Кровь!

Распахнув глаза, я увидела его.

Высокий, как колокольня, тёмный, как сама непроглядная ночь. Он стоял у окна, словно был его частью, словно тьма обрела плоть и смотрела на меня. Лунный свет скользил по его резким чертам, выхватывая из мрака лишь контуры.

— Ты станешь моим орудием мести, — произнёс он.

Голос его звучал, как потрескавшийся пергамент, найденный в старой части библиотеки: старый, холодный и в то же время опаляющий, как прикосновение льда. Каждое слово отдавалось эхом в пугающей тишине.

Я хотела закричать, позвать на помощь, но страх парализовал меня. Просто не смогла вдохнуть. Лёгкие свело судорогой, и я беспомощно смотрела на воплощение ночного кошмара, явившееся в мою спальню. Моё сердце бешено колотилось, предчувствуя неминуемую беду.

Он сделал шаг — и я поняла, что теряю сознание.

Очнулась я в движении.

Под спиной скрипело дерево — сухо, ритмично, как будто старик скребёт ногтями по коре. Повозка? Или судно? Волны ли под нами, или просто ухабистая дорога? Я не понимала. Глаза не различали ни форм, ни контуров. Темнота была плотной, как ткань, натянутой у самого носа.

Запястья были связаны, но не слишком туго. Дышать можно. Лёгкие работали спокойно. Горло не сдавлено. Не подземелье. Нет, это не та гниль, которой воняют застенки. И не спальня. Я уже далеко. Меня увезли.

Но я не паниковала.

Наверное, должна была. Наверное, приличная дама в такой ситуации кричит, пинается, зовёт на помощь. Но после жизни во дворце паника давно вытекла из крови. Там ей просто не оставалось места. Там либо ты держишь лицо, либо его теряешь — навсегда. Так что я просто лежала. Тихо. Не дышала — слушала.

Он был рядом.

Я чувствовала его не ушами. Кожей. Слухом, которому не учили. Тень его будто вплавилась в пространство. Он не двигался, но воздух дрожал. Каждое его сердцебиение отдавалось в темноте — глухо, как удар бубна на обряде. Ровно. Тяжело. С угрозой. А запах… Господи, этот запах. Железо. Ржавчина. Металл. Нет — кровь. Привычный, едва уловимый, но теперь он наполнял повозку до краёв, как будто где-то рядом капала тёплая алая река.

Я с трудом подняла голову.

Он сидел напротив. Никаких цепей, никаких масок. Просто сидел, будто был здесь всегда. Его глаза — два холодных синих огня. Не глаза даже, а пламя в бездне. Он смотрел прямо на меня. Без раздражения. Без интереса. Просто смотрел. Словно изучал, но давно уже вынес приговор.

— Ты… кто? — язык будто прилип к небу, пришлось силой отрывать слова.

— Тот, для кого ты — всего-навсего инструмент, — сказал он.

Ни один мускул не дрогнул на его лице. Ни одной эмоции. И я… Я даже не испугалась.

Это было странно. Но логично. Если я — инструмент, если он не видит во мне человека, значит, моя жизнь ему ещё нужна. Значит, мне не угрожает смерть. Пока. Пока я годна. Пока в его уравнении я значусь как переменная, которую нельзя вычеркнуть. А удобства… Их у меня и в помине не было. Я привыкла к лишениям. Я могла быть орудием. Острие клинка тоже не жалуется, когда его затачивают.

Он продолжал смотреть. Молчал. Пауза затягивалась, как петля.

— И что ты собираешься делать со своим инструментом? — спросила я, не узнавая собственного голоса. Он звучал отстранённо. Как будто я — не я, а просто отражение в воде.

— Использовать. — Всё так же просто, так же спокойно. — Пока ты цела. Пока ты помнишь. Пока в тебе есть то, что мне нужно.

— И что же это?

Он чуть склонил голову, как хищник, разглядывающий дичь. Не для охоты — для оценки.

— Кровь. Связь. Имя.

Я не поняла, но не спросила. Он бы не ответил.

Меня несли.

Не везли — именно несли. Где-то на середине пути он завязал мне глаза, поднял на руки, как пустую куклу, и пошёл сам. Сначала шаги отдавались в древесине, потом под ногами зазвучал камень. Гулкий, древний. Прогнивший ковёр не заглушал звука — он поднимался по спине, будто кости замка отзывались на его приближение.

Запах сменился. Влажность, плесень, камень. Замок.

Я не открывала глаз. Не потому, что боялась — просто не хотела, чтобы он подумал, будто я что-то контролирую. Он знал, что я не в обмороке, и это устраивало нас обоих. Я молчала, он молчал, и между нами было странное, неощутимо тяжёлое равновесие.

Когда он положил меня на холодный мрамор, я всё же открыла глаза.

Высокий зал — узкие окна, рваные гобелены, факелы, горящие неровным синим пламенем. Всё тут дышало запустением, но не гибелью. Это было не мёртвое место. Оно — спящее. Замок дышал. Чуть слышно — сквозь камни, сквозь пыль веков.

Он стоял надо мной, молчал, наблюдал. Его глаза снова горели. Синим. Неестественно. Как ледяной огонь.

Обращение к читателям.

Драгоценный читатели, рада приветствовать вас в новой истории! Мы столкнемся с новыми героями и новыми приключениями. Буду безумно благодарна за любую поддержку: просмотры, звёзды, добавления книги в библиотеку.

Также напоминаю, что автор безумно любит читать ваши комментарии. Книга ещё пишется, так что прошу снисходительно отнестись к ошибкам.

Подписывайтесь, чтобы не упустить ничего интересного.

Всегда Ваша, ЮЭл❤️

Глава вторая – Прислуга в замке дракона.

Утро в замке началось не с крика.

И это… было странно. Почти пугающе. Я лежала, не открывая глаз, и прислушивалась — с той остротой, какую вырабатываешь годами, живя под одной крышей с гневом.

Но в ответ — только мягкий треск дров в камине и… запах хлеба. Свежего, тёплого, будто весь мир решил вдруг стать добрее.

Я открыла глаза. Камень у очага был тёплым, спина ныла от сна на диване. Почему-то не решилась лечь на постель. Не опасалась — нет. Но не решилась. Внутри меня было тихо. Не снаружи, а во мне самой. Как будто впервые за долгое время я спала без тревоги. Без сна-ловушки, где за поворотом — удар, а за лаской — холодный плевок.

Я приподнялась, поправляя на плечах старый, но чистый плед, которым меня кто-то укрыл. И тут заметила её.

Она стояла у двери с корзиной белья — крепкая, прямая, с иссиня-чёрными волосами, собранными в тугой пучок. Смотрела на меня без жалости. Без угрозы. Просто — смотрела.

— Выспалась? — спросила она как констатацию, а не как заботу.

— Похоже на то, — хрипло ответила я и села, ощущая под ногами прохладный камень.

— Тогда умывайся и спускайся на кухню. Вниз по лестнице и направо. Хозяин сказал найти тебе работу. Меня зовут Лия.

Я улыбнулась, чем удивила женщину. Пленница, которая рада своему заточению. Думаю, для меня это тоже было бы дико, не знай я того, что тюрьма, из которой меня забрали, — в разы хуже.

Кухня была не такой, как дома. Не герцогской. Там всё сверкало, будто кто-то натёр каждую медную кастрюлю до безумия. Собственно говоря, я и натирала. Там воздух был как стекло — красивый, но колющий.

Здесь — другое. Пар стелился над котлами, в углу висела дичь, пахло укропом, чесноком, жареным луком. Столы — тёмные, деревянные, с царапинами и пятнами времени. Всё — не идеальное, но настоящее.

И Лия — с повязкой на волосах и взглядом, каким проверяют, умеешь ли ты держать нож.

— Не режь лук вот так, — бросила она. — Нет, травы сначала в воду. Ты чего, из конюшни?

— Почти, — ответила я. Без обиды. Просто факт. К готовке меня почти не допускали. Мачеха была уверена, что я отравлю её, как только появится возможность.

Она фыркнула, но больше не уточняла. Сунула мне веник, потом миску, потом поручила перебрать ягоды.

Я слушала. Делала. Училась.

Лия не кричала. Не поднимала руки. Не дышала мне в лицо с угрозой, как мачеха. Просто — исправляла, направляла, командовала. Как будто я… могла быть полезной.

И в этом было странное, тихое исцеление.

Я не боялась ошибиться. Я просто старалась. Ради себя. Ради хлеба, запах которого впитался в стены этого замка.

Впервые за много лет я делала не чтобы избежать удара. А просто — чтобы помочь.

Кухня жила своим ритмом. Не с рассветом и закатом, а с варкой, жаркой, перемешиванием и звоном глиняной посуды. Я мыла корнеплоды, тёрла сыр, перебирала травы, считала яйца — и всё под строгим, но спокойным взглядом Лии.

Когда я нечаянно пролила воду на пол, она только буркнула:

— Тряпка — вон там. Пол сам себя не вытрет.

Без угрозы. Без «бестолочь». Без взгляда, от которого внутри всё сжимается.

— У тебя есть руки. Значит, и толк будет, — добавила она позже, когда я принесла с поленницы охапку дров.

Эти слова… засели во мне. Словно незаметно проклюнувшееся семя.

Я продолжала.

После обеда Лия махнула на девицу с медной косой:

— Марта! Возьми её. Покажи, где что у нас, а то она, поди, в камин только и умеет смотреть.

Марта смерила меня взглядом с головы до ног, как прилавок на рынке.

— Ладно. Пойдём, новенькая. Только не отставай. Замок — не лапоть, чтоб его в ладони уместить.

Мы вышли из кухни в коридор, и я почувствовала, как всё вокруг будто расправляет плечи.

Каменные стены дышали прохладой. Широкие арки, вставленные в стены, создавали ощущение пространства, где каждое эхо звучало по-своему. Свет проникал через узкие витражные окна, отбрасывая на пол радужные пятна. В этих бликах играла пыль — медленно, как снежинки в безветренную ночь.

— Тут коридоры северного крыла, — объясняла Марта. — За ними — гостевые покои. Обычно пустуют. Всё равно у нас гостей не шибко много. Только советники да ещё… — она замялась. — Ну, сам он, конечно.

Я не спросила, кто «он». Но сердце сжалось, а в памяти всплыл запах — ржавчина и кровь.

Мы сворачивали в новые залы, и каждый был особенным. В одном — стены, выложенные бирюзовой плиткой, холодной, как зимняя река. В другом — потемневшие от времени гобелены с битвами и львами. Под потолком висели люстры из кованого железа, увитые сухими травами. Я не знала, для красоты ли или от моли. А вчера всё казалось серым и страшным.

— Уборка тут — как охота. Надо знать, где ловушка. Где пол скрипит. Где хозяин хранит свои бумаги, — Марта ухмыльнулась. — А где лучше не задавать вопросов.

Они опасаются его не меньше, чем я. Это хорошо. Человек, который ведёт себя со всеми одинаково, не способен на подлость.

Мы остановились у узкой лестницы, ведущей вверх. Она была каменной, ступени в середине стёрты. Наверху — чердачные комнаты, комнаты слуг, бельевые, кладовые.

— Завтра покажу. Сначала — залы. Возьмёшь веник, щётку, тряпку. Сначала пыль, потом окна, потом пол. Главное — не шуршать, когда проходишь у дверей личных покоев. Запомни: не шуметь.

Я кивнула. Это я знала. Тишина — всегда была моим союзником.

Глава третья - Меня похитил дракон.

Меня похитил дракон.

Фраза, которая должна была звучать как кошмар. Крик ужаса, рассказ у костра дрожащим голосом, когда пляшущие тени пугают, а руки сами тянутся к амулету. Предостережение: не ходи ночью одна в лес, не тревожь спящее зло.

Но мне не было страшно. Страх остался где-то далеко, в прошлой жизни. Вместо него — острое, как нож, любопытство.

Я сидела в старой библиотеке, затерянной в глубине замка. В руках держала старую книгу, с засохшей розой между страниц. Лепестки рассыпались от лёгкого прикосновения. И казалось, весь мир вокруг начинает меняться, разворачиваться, как письмо, которое долго не решались открыть.

Райнар Атрас.

Имя звенело в голове, пульсировало в висках. Его запрещали произносить. Мачеха шептала его с ненавистью, с таким ядом, что казалось, он отравит весь дом. Отец – не говорил вовсе, словно имя это было проклятием, способным обрушить на нас гнев небес. И только в старых сказках, на самой границе детства, когда реальность еще смешивалась с волшебством, он всплывал – последний из крылатых, изгнанник, чудовище. Проклятый.

Но он не был чудовищем. Я чувствовала это. Он был человеком. С тяжёлым взглядом, в котором прятались боль и усталость. С пальцами, дрожащими от напряжения на спинке старого стула, словно он боялся выпустить на волю дремавшую внутри него силу. С голосом, в котором боль переплеталась с ветром, с запахом грозы и дальних странствий.

Он был тем, кто украл меня – но впервые в жизни я чувствовала, что меня не забрали, не похитили, а… вынули. Из тьмы. Из жизни, в которой я старалась стать незаметной, исчезнуть, стать тенью самой себя.

Я вернулась в свою комнату — рядом с очагом, где пахло пеплом, хлебом и чужим теплом. Теплом человека, который казался мне чужим, но в то же время, каким-то невероятно близким. Долго смотрела на огонь, пока он не начал казаться живым.

«Ты должна знать всё», — вспомнился его голос.

Что я должна знать?

Что во мне течёт кровь женщины, имя которой пытались стереть из всех книг в его доме? Что мои предки виновны в том, что он не может парить среди облаков, ощущать свободу ветра под своими крыльями? Что я — не просто дочь герцога, не просто девочка, которую учили молчать, улыбаться и подчиняться?

Я — Розалия Самари, проклятие его рода.

Я узнала правду не сразу.

Она не обрушилась, как лавина. Она раскрывалась по слоям — как старые пергаменты в библиотеке, как старая рана, которую не замечаешь, пока не прикоснёшься.

Это случилось в один из вечеров, когда камин догорал, а Лия перебирала сушёные травы у очага. Я спросила — просто, между делом:

— А правда ли… что когда-то Райнар… летал?

Она посмотрела на меня долго. Потом кивнула, как будто вспоминала, разрешено ли ей говорить.

— Не он. Его кровь. Его род. Крылатые.

Я не перебивала. Она продолжила, словно сама не себе рассказывала:

— Это было давно. Когда замок был не одиноким камнем среди леса, а частью мира. Когда небо знало крылья, а люди — чудо. Тогда и был он… Аделмар. Первый изгнанный. Тот, кто предал любовь.

Я села ближе, почти не дыша.

— Ведьма по имени Эллианта спасла его от смерти. Приютила. Исцелила. И полюбила, как небо любит грозу — зная, что от неё погибнет. Он поклялся ей, отдал своё имя, своё сердце, свою кровь. А потом… женился на принцессе южных земель. Ради власти. Ради союза.

— Он… вернулся к Эллианте?

— Только за сыном. Умолял ведьму отдать ему дитя — мол, не может быть крылатый воспитан в лесу. А когда она отказала… он сжёг рощу, где она жила. Говорят, пепел её коснулся неба. А голос… его проклял.

— Что она сказала?

Лия отвернулась к пламени, голос стал почти шёпотом:

— «Ты забрал крылья у любви — я заберу крылья у твоей крови».

— С тех пор, — добавила она, — ни один из его потомков не родился с полнотой дара. Крылья рвались в утробе, ломались при первых попытках взлёта. Кто-то умирал младенцем. Кто-то жил — как Райнар. С памятью о том, чего никогда не чувствовал. Проклятие действует не на тело. На суть. На зов неба внутри.

Я долго молчала. Огонь потрескивал. Где-то наверху зала скрипнула балка.

— А Эллианта? Она умерла?

— Ведьмы не умирают просто так. Иногда они становятся ветром. Иногда — рекой. Иногда — голосом в крови последней женщины, которая вернёт то, что было утеряно.

Я не спросила больше ничего. Потому что в груди — впервые — закололо. Словно кто-то внутри меня откликнулся на имя, сказанное сквозь века.

Эллианта.

И я вдруг поняла, что роза в книге — не просто знак. Это была её печать. Память. След.

И если кровь зовёт… я должна понять: для чего.

Глава четвертая - Спящая магия крови.

Лес дышал на меня ветром.

Шагая по тропе, я чувствовала, как под ногами мягко пружинит мох. Воздух был прохладен, пах хвоей и горечью дикой мяты. Деревья медленно раскачивались, будто шептались между собой. В чаще ухнула сова, заставив меня вздрогнуть.

— Убежать решила? — его голос раздался позади, ленивый, почти насмешливый, но не острый, как обычно. Казалось, он просто прогуливался, словно случайно наткнулся на меня в лесу.

Я не обернулась. Неужели сопровождать меня вызвался никто иной, как сам Райнар? Его присутствие здесь, сейчас, казалось таким же странным и неправильным, как цветущий зимой шиповник.

— А смысл? Вернусь домой — и мачеха сделает из меня пыль. А здесь я хотя бы знаю, за что мою пол. И потом, я обещала Лии, что соберу траву.

Он хмыкнул. Не с издёвкой. Почти… тепло.

— Мудро. Неожиданно. И честно.

Я не знала, что на это ответить. Привычка колоть в ответ была сильной, но что-то мешало. Может, тишина леса. Может, он сам — сегодня другой, будто не такой острый, не такой тяжёлый. Обычно в его голосе чувствовалась сталь, а сейчас… лишь лёгкое любопытство. Я бы сказала — дружелюбие.

Мы шли вдоль старой, почти исчезнувшей тропы. Солнце скользило сквозь листву пятнами. Я старалась не отставать, не показать, как сильно бьётся сердце. Старалась дышать ровно, как будто не он, а обычный егерь идёт рядом.

— Здесь растёт синева, — сказала я больше себе, чем ему. — С мелкими голубыми цветками и серебряной листвой. От лихорадки. И от кошмаров. Лия говорила, она очень сильная.

Я остановилась, чтобы сорвать несколько стебельков.

— Её называют иначе, — отозвался он. — Лесная память. Говорят, она растёт там, где кто-то плакал по умершему. Или тосковал по потерянному.

Я замерла. В его словах, в его сегодняшнем тоне было что-то…

— Это… красиво. И печально. Как будто даже у трав есть своя скорбь.

Он промолчал. Я снова нагнулась к травам, перебирая тонкие стебли. Он стоял рядом, почти не шелохнувшись. Ветер трепал его тёмные волосы. Лучи солнца пробивались сквозь кроны, рисуя светлые полосы на его лице. Я чувствовала его присутствие, как дуновение тепла за спиной. Не тревожное. Не зловещее. Просто — он был. Он здесь. Со мной.

Казалось, сама тишина леса замерла, прислушиваясь к чему-то неведомому. Редкое пение птиц лишь подчёркивало необычность момента, будто сама природа затаила дыхание. Мне захотелось поднять глаза и увидеть в его лице хоть тень доброты, хоть намёк на участие. Но я просто продолжила собирать траву, стараясь, чтобы руки не тряслись.

Я шла вдоль тропы, всё глубже в лес, собирая травы и ягоды для Лии. Солнце пробивалось сквозь ветви, оставляя на земле золотые островки света. Казалось, сама природа замерла в ожидании, и я старалась идти осторожно — не спугнуть это ощущение… пока не потянулась к кусту малины. Я чуть наклонилась, рука скользнула вперёд — и вдруг в траве что-то зашевелилось.

— Ах! — вырвалось у меня. Но это был не испуг — скорее неожиданность. — Смотри, какой милый.

Я отпрянула. Сердце стукнуло в груди, дыхание перехватило. Но страха не было. Скорее — удивление. В траве, в самом центре тени от малины, лежал уж. Тонкий, гладкий, свернувшийся в аккуратную чёрную спираль. Он не шевелился, только лениво приоткрыл глаза и спокойно глядел на меня, будто я всего лишь комар, нарушивший его отдых.

Я медленно присела, подогнув ноги, чтобы не вспугнуть его.

— Привет, — прошептала я, не сводя глаз с гладкой чешуи, которая отливала синевой, когда на неё падал солнечный луч.

— Ты в своём уме? — голос Райнара прозвучал резко, как хлёст по воздуху. Он оказался рядом незаметно и, прежде чем я успела дотянуться до змеи, перехватил мою руку крепко, почти грубо.

Я вздрогнула — скорее от внезапности, чем от боли, — и повернулась к нему.

— Это змея! — повторил он, глядя на меня с таким выражением, будто я только что предложила напоить волка из ладоней.

— Это уж, — ответила я спокойно. — Безобидный. Маленький.

В его глазах зажглось возмущение. Райнар выглядел так, будто вот-вот начнёт метать молнии.

— Ты хоть понимаешь, насколько это глупо? Откуда ты знаешь, что это уж? Или тебе травы нашептали? — в голосе вибрировало раздражение. — Ты не можешь быть так уверена. В мире полно чёрных змей, и многие из них — смертельно опасны. Один укус — и всё.

— Я знаю, — упрямо ответила я. — Такой же грелся у нас на кухне. Я его прятала за дровами. Мачеха боялась змей до истерики, так что я носила ему молоко тайком. Мы подружились.

— Подружились… — повторил он с выражением абсолютного недоверия. — Со змеёй.

— С ужом, — поправила я. — Его звали Крошик.

На лице Райнара промелькнуло выражение, которое я не могла толком прочесть. То ли ужас, то ли потрясение. Возможно, и то и другое.

— Ты… прятала змею. У себя на кухне. От мачехи. И кормила её?

Я кивнула. Воспоминания нахлынули неожиданно ярко. Как я кралась босиком по деревянному полу, чтобы налить каплю молока в старую глиняную крышку. Как Крошик выползал из щели, обнюхивал воздух, медленно подползал. Он никогда меня не кусал. Просто ел. А потом сворачивался кольцом и тихо грелся у стены.

— Он был моим единственным другом, — пробормотала я, вдруг чувствуя ком в горле.

Райнар отпустил мою руку, будто обжёгся.

— Ты… ты безрассудна. Нет, даже хуже — ты… дикарка, — выдохнул он и потряс головой. — Запрещаю. Всё. Запрещаю тебе трогать кого бы то ни было. Ни змей, ни ящериц, ни бабочек. Даже если они фиолетовые и с короной на голове. Ясно?

Глава пятая - Ночной перекус.

Я проснулась от того, что живот сжало в тугой узел. Боль была не резкой — скорее, глухой, тянущей, как напоминание о чём-то заброшенном. Голод. Забытая мною с недавних пор вещь.

С тех пор как я живу у дракона, чувство голода перестало быть частью обыденности. Здесь я ела трижды в день — не объедки, не кашу на воде, а настоящую еду: тёплую, сытную, ароматную. Такую, от которой даже сердце оттаивало. И я, разумеется, привыкла. К хорошему ведь быстро привыкаешь, правда?

Сегодня всё было иначе. После сцены в лесу и грозного предупреждения… после слов про цепь и замкнутое помещение я решила стать тенью. Призраком, если получится. Избегала взглядов хозяина дома и его мрачного гостя, пряталась, старалась исчезнуть в углах.

Я попыталась было помочь Лии на кухне — правда, честно. Но, как всегда, вышло неловко. Я неумела, чужая в мире кастрюль и пряностей. Лия мягко, но настойчиво выставила меня за дверь, велела идти в библиотеку. Ну а библиотека… библиотека — моё прибежище.

Там пахло пыльными страницами и старым деревом, и этот запах был для меня как плед, наброшенный на плечи. Книги не спрашивали, кто ты и зачем пришла. Им всё равно, умеешь ли ты готовить или держать спину прямой. Я осторожно протирала корешки, расставляла тома по полкам и украдкой читала. Страницу за страницей, глоток за глотком. В доме отца мне такого не позволяли. Как только я научилась читать, мачеха велела запереть библиотеку на ключ. «Книги тебе ни к чему, — говорила она, — пыль и посуда — вот твоя доля».

Так я и осталась в библиотеке до самого вечера. Думала уже выйти поужинать, но, проходя мимо столовой, услышала раскатистый мужской смех. Гость дракона. Я вжалась в стену, будто могла слиться с ней. Нет уж. Лучше голодной, но невидимой. За годы в доме отца я усвоила одно правило: чем реже ты на глазах — тем целее остаёшься.

Ничего. Переночую с пустым желудком. Утром наверстаю.

Вот только тело не согласилось. Ближе к полуночи оно взбунтовалось: живот заворчал громко, предательски, будто кто-то изнутри протестовал. Боль теперь была настойчивая, голодная, почти злая. Я сдалась. Осторожно встала, нащупала плащ, натянула на плечи и, босая, вышла в коридор. В доме было темно, только редкие свечи в фонарях мерцали у лестницы.

Кухня манила запахами, тишиной и, быть может, хотя бы кусочком хлеба. Я шагала туда, стараясь не скрипнуть половицами. Как вор. Как изгнанница в собственном убежище.

Но голод всё равно сильнее страха.

На печи стояла чугунная кастрюля с крышкой. Едва приподняв её, я вдохнула аромат — оставшийся суп, наверное, тот самый, что подавали на ужин. Пряный, тёплый, ещё не испорченный. Он был совсем близко… и всё же недосягаем. Чтобы добраться до него, нужно было разжечь огонь.

Я огляделась. Дрова в коробе были. Щепки — тоже. Даже железные щипцы стояли на крючке сбоку. Всё было на месте, всё — кроме моего понимания, как этим пользоваться. Я повозилась с дровами, порезала себе палец щепкой, уронила полено, уронила щипцы, едва не смахнула горшок с солью. Пыхтела, суетилась, но даже искры не выжала.

Я опустилась на колени перед печью. Горячие слёзы — от досады, от бессилия, от пустого урчащего желудка — защипали в уголках глаз. Я прижалась лбом к холодному камню очага.

— Пожалуйста… Ну подскажи мне, как тебя разжечь, ну хоть шепни…

— Так точно ничего не получится.

Я вздрогнула. Повернулась резко, на негнущихся ногах попятилась, едва не опрокинув короб с дровами.

В проёме кухни, прислонившись к косяку, сидел он. Мужчина. Дракон. Локти — на коленях, взгляд — из-под тёмных бровей. Всё такой же непрочитанный, как книга без названия.

— Простите… — пролепетала я, готовясь сбежать, прижать к груди живот, унести с собой унижение. Но в этот самый миг живот вновь громко заявил о себе, сдавшись позору.

— Сядь, — сказал он.

Я подчинилась. Послушно. Он поднялся. Я не видела, как он разжёг огонь — его широкая спина заслонила весь очаг, но вскоре в печи вспыхнуло живое тепло, мягкое, рыжее. Он подбросил дров, поставил кастрюлю с супом и опустился рядом.

Когда всё подогрелось, он ловко разлил суп по двум мискам, придвинул одну ко мне, положил ложку. Сам сел напротив.

— Вы тоже будете есть? — тихо спросила я, глядя на миску, будто боясь, что это мираж.

— А ты против моей компании? — его голос был ровным, почти ленивым.

Я смутилась. Покачала головой и опустила взгляд, пряча покрасневшие щёки. Ложка в пальцах дрожала, но я сделала первый глоток — и всё внутри согрелось. Он был не просто вкусным. Он был настоящим. Таким, от которого слабеют колени и хочется зарыдать прямо в миску.

Я ела молча. Слишком быстро. Слишком жадно. И только через несколько минут почувствовала, как на меня кто-то смотрит. Не просто взгляд — присутствие. Тихое, но тяжёлое, как осенний туман.

Я подняла голову. Он смотрел. На меня, не на миску. К своей он так и не прикоснулся.

— Ты же говорила, что была как прислуга в доме отца, — сказал он спокойно. — А готовить не умеешь?

— Матушка… боялась, что я её отравлю, — отозвалась я с таким же спокойствием. Будто не о себе рассказывала.

— А ты хотела? — спросил он.

Я не ответила. Только опустила глаза, положила ложку на край миски. Помолчала. Потом выдохнула:

— Я просто хотела, чтобы меня перестали бить. И унижать.

Тишина. Густая, как туман над болотом. Но в ней было… что-то другое. Что-то, отчего мороз пробежал по спине.

Я снова взглянула на него — и сердце ухнуло в пятки. На миг, может, всего на одно сердцебиение, но мне показалось — или это был обман света? — что его глаза вспыхнули. Не просто отразили пламя печи, а вспыхнули сами, холодным, леденящим синим пламенем. Как ледяной огонь.

Глава шестая - Магия бывает разной.

На следующий день в библиотеке пахло сухой кожей, пылью и старыми тайнами. Я двигалась между высокими стеллажами, словно между деревьями в лесу, протирая корешки книг мягкой тряпкой. Здесь было тихо. Приятно. Я чувствовала, как с каждой вытертой полкой становится легче — не только дышать, но и думать.

Я всё ещё не могла забыть взгляд. Его взгляд.

Глаза дракона.

Такие синие, что могли бы принадлежать самому ночному небу. И ямочки. Эти проклятые, чарующие ямочки, о которых не стоило даже думать. Но я думала. Потому что они были… добрые. Настоящие.

Мне очень хотелось их потрогать. Просто — проверить, правда ли они такие глубокие, или мне это померещилось.

Но я не посмела бы. Не после того, как столько лет приучала себя быть невидимой.

Я вздохнула и взялась за следующий том — толстый фолиант в потёртом переплёте. В этот момент дверь в библиотеку распахнулась с таким грохотом, что пыль поднялась с пола.

На пороге стоял он.

Реми.

Мужчина, похожий на гору. Или, скорее, на замковую стену, которая вдруг решила походить по коридорам. Он был огромен во всех смыслах этого слова: ростом, шириной плеч, даже голосом. Когда он вошёл, воздух вокруг чуть сгустился. Я видела, как кресло у окна — массивное, дубовое — жалобно скрипнуло, когда он попытался в него втиснуться.

— Безобразие, — сказал он, ёрзая. — Кто придумал такие мелкие кресла?!

Он плюхнулся на пол, прислонившись к стене у моих ног. Мне пришлось чуть отступить, чтобы не задеть его плечо. Он выглядел… неуютно. Как медведь в людской лавке. Но в его жёлтых глазах не было опасности. Лишь любопытство.

— Ты это… — начал он, и голос его хрипнул, будто слишком долго был на ветру. — Какой магией обладаешь?

Я улыбнулась. Не насмешливо — скорее, устало. Вытерла очередную книгу, вернула её на полку и только тогда посмотрела на него.

— У меня нет магии.

— С чего ты решила, что у тебя нет магии?

Голос Реми стал тише, но в нём проскользнула угроза. Такая, как в рычании зверя, который ещё не напал, но уже поставил лапу на твою тень. Только мне было не страшно. Угрожали часто. По десять раз на дню и дважды перед сном.

Поэтому я сделала то, что всегда делала в таких случаях, — ответила спокойно:

— Будь у меня магия, мачеха убила бы меня, как только она пробудилась. Так что магии у меня точно нет. Я была просто пустым местом.

Реми хмыкнул. В этом звуке было и сомнение, и что-то вроде уважения.

— Неужели тебе было так тяжело в родительском доме, что в этом… угрюмом логове дракона тебе комфортно?

Я усмехнулась и, вытирая пыль с очередной книги, пожала плечами.

— Дракон не так уж и суров. Да и… улыбка у него красивая.

— Улыбка? — переспросил Реми, чуть наклонив голову.

— Да, — кивнула я, всё так же не глядя на него. — И ямочки… такие, что хочется потрогать.

— Ямочки, — пробормотал он, как болванчик, будто это было самое странное слово на свете.

А потом громко рассмеялся. Смех его был густым, как мёд, и разнёсся по всей библиотеке, встревожив пыль в углах.

— Я настаиваю на том, чтобы ты сидела под замком, — сказал он спустя паузу, не глядя на меня.

Я снова не удивилась.

— Понимаю. Так было бы правильнее. В конце концов, Райнар хочет, чтобы я страдала.

— Райнар хочет летать, — отозвался Реми, поигрывая обломанным когтем на рукаве. — Как и любой дракон, лишённый крыльев.

— Мне жаль, что я не могу ему помочь в этом, — тихо произнесла я, продолжая работу.

— А вот это — спорный вопрос.

Он больше ничего не объяснил, а я — не спросила. Мы оба молчали, каждый на своей стороне стены. Но молчание это было не напряжённым. Оно было… правильным. Живым.

Реми казался грозным, как гроза над скалами. Таким, перед кем отступают даже самые смелые. Но я с детства научилась чувствовать — где гроза, а где просто облако. И сейчас я знала: вреда он мне не причинит. Даже когда он медленно поднялся, навис надо мной, как гора над тонкой берёзкой, я не отступила.

Он посмотрел на меня сверху вниз, прищурился, будто что-то оценивал. А потом сказал:

— Ты — не пустое место. И магия в тебе есть. Даже если ты не знаешь, как она выглядит. Запомни, девочка: магия бывает разной.

И ушёл, оставив после себя запах дыма, мёда и загадки.

Я долго ещё стояла, держа в руке тряпку и не притрагиваясь к следующей книге.

Может быть, он прав.

Может быть… я действительно не такая уж пустая.

“Ты — не пустое место. И магия в тебе есть.”

Слова Реми тянулись за мной, будто послевкусие чего-то крепкого. Они свербили в груди, как слабо заживающий шрам, не давая забыться.

«Магия бывает разной», — сказал он.

А я… я ведь действительно не знаю, как она выглядит. Может, это и правда не взрывы, не огонь в ладонях и не шепоты древних заклинаний. Может… это что-то другое. Тише. Глубже.

Глава седьмая - Как заставить дракона улыбнуться

Утро началось с невероятного рассвета — такого, от которого перехватывало дыхание. Небо пылало золотом, будто кто-то расплескал мёд из разбитого кубка, и весь мир на короткое время замер в ожидании чего-то великого. Я смотрела на это чудо из окна своей комнаты, затаив дыхание, а потом — вдруг — подумала о нём.

О Райнаре.

Интересно, смотрит ли он на рассветы? Замечает ли, как ветер гладит кроны деревьев, или слышит ли пение птиц, что так старательно выводят свои трели перед восходом? Или всё это давно утонуло в его молчании?

Я решила — если он сам не идёт к свету, я принесу свет к нему.

Сначала был чай. Я заварила его сама — с мёдом и сушёными листьями малины. Он был терпкий и чуть сладковатый, как дыхание раннего лета. Осторожно поставила чашку рядом с его бумагами и села чуть поодаль, не навязываясь. Он поднял глаза, кивнул — и больше ничего. Не сказал ни слова. Ни благодарности, ни укора. Просто пил чай, как будто это было так же обыденно, как дыхание.

Но я заметила, как он сделал глоток и чуть дольше, чем обычно, задержал чашку у губ.

На следующий день я принесла ему свежий хлеб. Тёплый, ещё с хрустящей корочкой. Я испекла его сама — пусть и неловко, пусть и в первый раз, но в каждом движении было больше старания, чем за всю мою прежнюю жизнь. Когда он взял ломоть, я видела, как его брови едва заметно дрогнули — это было почти как выражение удивления. Думаю, настолько кривой хлеб он видел впервые, но снова лишь кивнул.

— Он свежий, — добавила я. — Я сама…

— Вижу, — коротко ответил он.

Вот и всё.

Каждый раз я приносила что-то ещё. Чай, хлеб, новости. Я рассказывала ему о том, как расцвели фиалки под окнами южной галереи, как дождь ночью шёл неравномерно, будто облака не могли договориться, кто первый пролиться. Он слушал. Никогда не перебивал. И почти всегда молчал.

Но я чувствовала: он слушает.

В какой-то момент я поняла, что нет ничего важнее, чем улыбка, которую я так упорно хотела от него получить. Хотелось увидеть ямочки на щеках, поэтому решила просто говорить, пока от меня не отвернутся или не прогонят.

Он не отворачивался.

— Сегодня в саду появился котёнок, — сказала я однажды, осторожно садясь на край стола в кабинете дракона. — Совсем маленький, с лапками, будто в саже. Я пыталась его поймать, но он ловкий. Быстренький такой. И хвостик у него смешной — торчком. Ему бы понравилось у нас.

Райнар поднял взгляд. Не весь, не в лоб, но глаза коснулись моего лица. Я продолжила:

— Я, знаешь ли, даже пыталась его подманить. Так… мррр-мррр, — я сжала пальцы и изобразила звук, которым зовут котят. — Мне так нравится, как они урчат, — я попыталась показать. Получилось, наверное, глупо. Губы сложились в округлую «у», а голос стал мягким, тянущимся. — Вот так они делают, когда ты их гладишь, особенно за ушком…

И в этот момент он ухмыльнулся.

На мгновение, так быстро, что другой бы не заметил. Но я — заметила.

Лёгкий изгиб губ. Тень ямочки на щеке. Как будто из глубины льда, наконец, показалась искра.

Я застыла, не веря.

Он тут же опустил глаза и снова стал собой — строгим, замкнутым, отстранённым. Но в воздухе остался шлейф той ухмылки. Призрачный след.

И этого было достаточно.

Всё время до этого он просто кивал. Или отвечал односложно. Его голос был как затвор: сухой, металлический. Он не грубил. Он просто… не пускал никого внутрь.

В попытках повторить путь моей пра-пра-прабабки я жаждала растопить ледяное сердце дракона. Чувствовала — за молчанием скрывается неравнодушие. Не пустота. Не холод. А что-то другое. Раненое. Осторожное. Что-то, что не смеет заговорить, пока не будет уверено, что его не предадут.

— Он бы вам понравился, — повторила я чуть тише. — Котёнок.

— Может быть, — ответил он, так спокойно, будто это было не первым его согласием за все наши разговоры.

Я замерла. Мир вдруг стал слишком ярким. Окно отражало солнечный свет, и даже чернила на его пергаментах казались золотыми. Может быть, это была всего лишь иллюзия. Но я чувствовала: я тронула что-то живое. Не каменное. Не мёртвое.

Мы сидели в тишине. Он читал письмо. Я листала книгу, не глядя в неё. Просто была рядом. Он не прогнал. Райнар вообще никогда меня не прогонял. Необычное чувство для того, кто всегда был не к месту в собственном доме.

Я ушла позже, когда свеча догорела почти до основания. Он не сказал: «Останься». Но и не сказал: «Иди».

Я вышла, улыбаясь.

На губах у меня ещё звенел звук собственного «мррр», а в сердце — его ухмылка. Пусть даже самая крошечная. Пусть даже мимолётная. Она была.

На следующий день я вышла в сад с решимостью героини из сказаний.

Я должна была найти котёнка. Должна была вернуть ту самую искру в глазах, тот крошечный изгиб губ, ради которого, кажется, теперь билось моё собственное сердце.

Ямочки.

Мне вновь нужно было увидеть их. Почувствовать, что не зря я ем чужой хлеб и пью под чужой крышей.

— Ну где же ты, пушистый обманщик? — бормотала я, пробираясь сквозь изгороди.

Райнар Атрас.

Райнар Атрас.

Он не бежал.

Просто шёл. Твёрдо. Уверенно. Но слишком быстро, чтобы это было просто прогулкой.

Сначала — по коридору. Сквозь тени, что прятались в углах, как старые, знакомые псы. Потом — за порог. Заходящее солнце, словно на прощание, тут же ударило в глаза. Он не щурился. Не замедлил шаг. Просто вышел.

Дверь захлопнулась — глухо, с вибрацией в сердце дома, как удар молота.

Он остановился только у кромки леса, где трава становилась гуще, а звуки — тише. Подошёл к старому дереву, к которому когда-то, в юности, прикидывал высоту своего первого прыжка в воздух. Тогда он ещё надеялся, что крылья появятся — и он полетит. Тогда сердце было… не каменным, а полным надежды и веры.

Он сжал пальцы, вдавив ногти в ладони. Хотелось разорвать что-то. Облака. Тишину. Себя.

— Смотри! Я его нашла!

Голос всё ещё звенел в ушах. Яркий. Смеющийся. Слишком живой.

Слишком… тёплый.

Она влетела, как буря — с этой нелепой, растрёпанной радостью, с исцарапанными руками, с грязью на щеках и бликами в глазах. Держа перед собой этого… кота. Который почему-то смотрел на него, как будто ждал чего-то.

— Он не урчит пока, но мы его отмоем, накормим — и всё будет.

Как будто всё — действительно могло стать. Будет.

Он зарычал. Внутри. Молча. Так, чтобы никто не слышал. Потому что это было невыносимо. Он не хотел котёнка. Он не хотел фиалок, не хотел хлеба, не хотел запаха малины и этих глупых историй.

Он хотел…

Его снова тянуло туда — в кабинет, к окну, откуда пахло розами. Но он знал: если вернётся — не выдержит. Скажет что-нибудь. Или, хуже, — не скажет, но останется. А потом снова будет этот голос. Эта улыбка.

Он провёл рукой по лицу. Кожа была горячей, как будто его бросило в жар. Он сел прямо на землю, прислонившись к дереву, уронив голову назад.

Небо было синим. До боли. До обиды. Как его глаза. Как глаза котёнка. Он прикрыл глаза.

— Почему ты… — выдохнул он, не зная, к кому обращается. К ней? К себе? К коту?

Сколько лет он жил без звуков чужих шагов. Без голосов, пробирающихся под кожу. Без тепла. И всё было тихо. Спокойно. Замёрзшим.

А теперь — всё двигалось. Всё дрожало.

Он слышал, как по тропинке шёл кто-то. Не громко. Осторожно. Он не обернулся. Но знал — это Реми.

— Ты сбежал, — сказал тот без издёвки. Просто как факт.

Райнар молчал.

— Она не сломается, — добавил Реми спустя паузу. — Даже если ты будешь рычать. Даже если ты выкинешь этого — она просто принесёт другого. Потому что она — не про страх. Она — про то, чего у тебя давно нет.

— И чего у тебя тоже, — бросил Райнар.

Реми усмехнулся:

— Да. Только я не убегаю, когда вижу, как кто-то всё ещё умеет надеяться.

Друг помолчал немного, а затем добавил:

— Тяжело, когда желал мести, а потом просто начинаешь желать…

Он ушёл, оставив Райнара в тени. Тот ещё долго сидел, уставившись в землю. Ветер коснулся его плеча. Где-то вдалеке мяукнул котёнок. Не громко. Но так, что захотелось отозваться.

Он не вернулся в дом до вечера. Но в голове звучал голос друга: "Тяжело, когда желал мести, а потом просто начинаешь желать…"

…и мысленно добавлял:

— Желать инструмент мести.

Глава восьмая - Именем твоим назову.

— Значит, отмыть или выбросить, да?.. — пробормотала я, глядя на чёрного комочка у себя на руках.

Он замурлыкал. Совсем тихо, едва слышно. Почти как извинение.

— Ты слышал, малыш? Не впечатлил. Но ничего. Это мы исправим.

Я поднялась со стула, чуть придерживая котёнка за животик, и направилась на кухню. В голове звучал его голос. Отрывистый. Холодный. Но под этим — щелчком — была дрожь. Я чувствовала её. Он не злился на меня. Он злился на то, что я вошла.

Дотронулась. Как сказал Реми.

Отлично, раз дотронулась — значит, как минимум, есть до чего дотрагиваться.

Когда мачеха перегибала в своих попытках «воспитать из меня нормального человека», я начинала бунт. Он не заключался в отравлении, как считала она. Но мелкие проказы могли довести её до истерики.

Слишком педантичная, она могла прийти в бешенство от того, что её любимые духи стоят на полмизинца левее или правее от того места, куда она их поставила. Могла поменять местами вилку с ножом или сдвинуть на ноготочек её пяльцы.

Будучи ребёнком, я почти всегда добивалась своего. Не настойчивостью, не капризами, а постоянным напоминанием о своём существовании. Например, мне позволили помогать конюху, хотя раньше из дома не выпускали. Или кормить собак на заднем дворе.

Когда я стала старше, мачеха, конечно же, начала применять «кнут» в качестве воспитания. У неё даже был специальный веер, созданный исключительно для битья им меня же.

Но если я решила, что хочу чего-нибудь заполучить — меня не остановить. Маленький уж за печкой тому доказательство.

На кухне было тепло. Солнечно. Просторно. И одиноко. Я поставила котёнка на стол и, выдохнув, закатала рукава. Я его так отмою, что вредный дракон не посмеет выгнать его из дома.

— Так, герой. Сейчас мы тебя немного поочистим. Драться — можно, но не обязательно. Мяукать — приветствуется. Урчать — желательно.

Он посмотрел на меня своими круглыми, поразительно синими глазами. В этих глазах был космос. Чистый, без звёзд, но безмерно глубокий. Словно он тоже хранил в себе вечность — только не ту, которая пугает… а ту, в которой можно лечь спать.

Вода в металлическом тазике зашумела. Я осторожно опустила его в тёплую мыльную ванну, приготовившись к панике и когтям, но он только возмущённо мявкнул и вцепился в мой палец.

— Эй-эй-эй. Не горячись. Я тебя сейчас как отмою — будешь мягкий, как облако. Станешь самым красивым котом на всём этом упрямом, молчаливом, угрюмом драконьем дворе. Представляешь?

Он фыркнул. Или мне показалось. В любом случае, разговаривать с живым существом куда приятнее, чем с креслом, метлой или деревьями.

Я тёрла ему уши, промывала лапы, вычёсывала мусор из хвоста, пока он не стал настоящим чернильным бархатом. Маленькое ночное облачко. Его мордочка вдруг стала совсем круглой и трогательной. Он прижался ко мне и заурчал — на этот раз по-настоящему. Громко. С теплом.

Я засмеялась.

— Вот, видишь. Теперь ты урчишь. Мы с тобой — отличная команда.

Я села на лавку, закутав его в полотенце, и долго смотрела, как он облизывается, свернувшись клубочком у меня на коленях. А потом, сама того не осознав, прошептала:

— Рай.

Он приподнял ухо.

— Ты Рай. Потому что ты чёрный, как ночь, и глаза у тебя — как луна в новолуние. Потому что ты свалился на меня прямо с неба. И потому что мне нужно что-то, во что я могу верить. Назвать тебя его полным именем не могу, поэтому будешь просто Рай.

Имя прилипло. Оно будто родилось из воздуха, из молчания, из его взгляда.

Я повторила его вслух. Чётче. Увереннее.

— Рай.

И вдруг — где-то там, за распахнутым окном, в тени деревьев, — что-то дрогнуло.

Я обернулась. Но никого не увидела.

Дом спал.

Тихо, как в лесу после грозы. Только потрескивали балки на чердаке, да где-то внизу стонала старая лестница, будто вздыхала о прошедших веках. Всё стихло. Даже я.

Я лежала на боку, скрутившись клубочком — как он. Маленький Рай, свернувшийся у моего живота, тихо урчал во сне. Его хвост подрагивал, будто он ловил мышей в сновидениях, а ушки дёргались — то ли от ветра за окном, то ли от эха моих мыслей. Я улыбалась в темноте.

Мысли всё ещё кружили вокруг Райнара. Я не знала, где он. Не знала, вернулся ли.

Я повернулась на спину, осторожно, чтобы не разбудить Рая. Когда-то давно я боялась тишины — она казалась мне предвестником беды. Но теперь… теперь в этой тишине было что-то иное. Ожидание. Принятие.

Странно. В отцовском доме я вздрагивала от каждого шороха, а в доме “врага”, “преступника”, укравшего меня, — прислушиваюсь к тишине, чтобы услышать его шаги.

Я протянула руку, погладила котёнка по спинке. Он громче заурчал, и в груди у меня тоже что-то откликнулось. Что-то, что я сама боялась назвать.

Где-то внизу скрипнула половица. Дом проснулся. Я приподнялась на локте. Рай пискнул во сне, будто чувствовал: что-то меняется. Что-то возвращается.

Я встала и вышла из комнаты. Босиком. Осторожно, как во сне. Лестница вздохнула — старая, скрипучая, но не протестующая. Напротив — темнота коридора. Но она не была пустой.

Зачем я вообще это делаю?..

Глава девятая - Магия.

Следующие два дня он избегал меня.

Странно, конечно, считать, что похититель избегает пленницу, но других объяснений я не нашла. Да и не искала, если уж начистоту.

Избегал он меня искусно. Почти мастерски.

Я едва ли ловила его силуэт в тени коридоров. Он исчезал, стоило мне подойти ближе пяти шагов — будто растворялся в воздухе.

Жаль, конечно. Но это было… ожидаемо. Для него я — сумасшедшая, которая отказывается признать своё бедственное положение. Невменяемая, глупая и, вероятно, раздражающая.

На третий день я решилась на засаду.

Настоящую.

Выбрала воскресное утро, когда он, по обыкновению, пил чай в саду. Села в густой куст у входа в лабиринт, словно настоящая разведчица. Рай свернулся клубочком у меня на коленях — тёплый, пушистый, терпеливый. Он мурлыкал, но, кажется, больше от сочувствия, чем от удовольствия. Мол, опять ты за своё, человек…

Ждать пришлось долго. Слишком долго.

Я успела пожалеть о своём плане, съесть все припасы (два засушенных хлебца и одно сморщенное яблоко), поиграть с травинкой, заснуть на пару минут, проснуться от собственного храпа и пересчитать всех ворон, круживших над садом. Трижды.

Но он пришёл.

Высокий, мрачный, как сама ночь. Чёрный, как грех. Прошёл мимо — в двух шагах — даже не подозревая, что рядом затаилось маленькое торжество в виде меня.

— Утречка! — радостно заявила я, выныривая из кустов так, словно не сидела там с самого рассвета и не собирала на себе паутину.

Райнар вздрогнул.

— Уходи, — устало выдохнул он. Даже не сердито — просто уставший, как человек, которого замучили собственные мысли.

Хорошо хоть не «проваливай». Хотя, чует моё сердце, и до этого недалеко. Ну и ладно. Меня и не такими словами провожали.

Но всё равно немного обидно, если честно.

— Я принесла Рая, — прошептала я почти священно. — Мне надо в лес. Лия попросила собрать грибы. А за ним… ну, кто-то же должен присмотреть.

Он посмотрел на меня странно.

— Это… — запнулся. Помолчал. А потом вдруг шагнул вперёд — настолько близко, что я почувствовала жар его кожи, словно он был не человеком, а костром на ветру. — Почему ты считаешь, что я не утоплю его в озере?

Я чуть склонила голову, встретившись с ним взглядом:

— Потому что ты не чудовище.

А он — всего лишь маленький котёнок, который нуждается в защите и… любви.

Он моргнул. Один раз. Потом второй.

Словно не ожидал, что кто-то сможет так просто — и так точно — заглянуть в него. Или, может, не хотел, чтобы заглядывали.

— Поэтому, — я не стала ждать, пока один уверенный в своей собственной жестокости дракон придёт в себя. Просто всучила ему Рая в руки, схватила корзину и побежала к лесу. — Не забудь дать ему молока через час!

— А-ну стой, безумная! — прокричал он мне вслед, но я уже неслась по тропинке, шурша подолом, уворачиваясь от низких веток и стараясь не улыбаться слишком широко.

Потому что ямочки ямочками, а Лия расстроится, если к ужину не сможет приготовить то, что запланировала. А если мачеху я нарочно злила и подводила — почти с наслаждением, — то эту прекрасную женщину даже расстраивать не хочу.

А Райнар?..

Он большой мальчик.

Справится. Уж с одним котёнком — точно справится.

К полудню корзина была полна. Я брела сквозь лес, переполненная странным, тёплым ощущением — смесью усталости, удовлетворения и… чего-то ещё. В голове всё ещё вертелась картина утреннего прощания. То, как Райнар смотрел на меня, когда я уходила…

О, это сладкое чувство победы. Маленькой, глупой, но такой нужной мне победы.

Я уверена — под маской сурового дракона скрывается мужчина с большим, раненым сердцем. И я доберусь до него.

Рано или поздно.

Воздух был насыщен ароматом смолы и терпкого солнечного света. Трава шепталась под ногами, легонько щекотала лодыжки, а птицы перекликались где-то над головой. Было спокойно. Почти умиротворённо.

И вдруг — хруст.

Резкий, как щелчок плети. Я замерла, прижав к груди корзину. Чуть дальше, за кустами, что-то шевельнулось — и вывалилось прямо на тропу. Существо. Похожее на пса, но… не совсем. Его задняя лапа была вывернута в неестественном направлении, по боку тянулись багровые, лоснящиеся ожоги, а в глотке копился такой стон, что сердце сжалось.

Он был напуган. Но не рычал, не бросался, не показывал клыков. Просто дрожал, сбитый с толку, страдающий.

Разум требовал одно: уходи. Медленно. Не поворачивайся спиной. Прячься, беги, спасайся.

Но я уже чувствовала — запах железа и ржавчины, тяжёлый, как старая кровь.

И я уже опускалась на колени.

Руки сами потянулись к зверю. К его шее — туда, где под клочками грязной шерсти скрывалась живая, ещё тёплая кожа. Он не отпрянул. Только дрожал. И я — не зная как, не зная, почему — нашла точки, где боль пульсировала особенно сильно. Словно пальцы вспомнили то, чего я сама не знала. Мысли растаяли, остался только ритм. Тихий. Ровный.

Я дышала в такт с ним.

И тогда между ладонями вспыхнул свет.

Он был тёплый, мягкий, едва различимый в солнечных бликах, но такой настоящий. Ветер стих. Звуки леса отступили. Всё вокруг стало зыбким, будто неважным.

Глава десятая - Наш.

Утро пахло мятой, хлебом и поражением.

Я сидела на кухне, щекой уткнувшись в стол, а Рай тёк по моим коленям, как жидкий мех. Он был полностью доволен собой и мурлыкал так громко, что ложки в ящике чуть подрагивали.

Я не могла перестать нервничать по поводу обретённой магии, но не могла не порадоваться тому, что котёнок сам ко мне пришёл. Мой ночной котёнок с глазами дракона.

— Теперь ты не уличный кот, а домашний. С красивым именем и чистой шёрсткой. Не просто безымянная звезда. Надо бы тебе ошейник, — протянула я, почесывая его за ухом. — Чтобы все знали, что ты — не просто гость, а семья. И чтобы тебя никто не выгнал. Даже угрюмый, холодный и совершенно очаровательный хозяин этого дома.

Словила себя на мысли, что постоянно думаю о Райнаре. Кот же ответил коротким «мрр», что я восприняла как согласие.

Я приподнялась, осматривая стол. Было бы неплохо сделать что-то своими руками — простую ленту, может, с подвеской. Пуговицу пришить или старую монетку. Символ. Маяк. Талисман. Но в доме не оказалось ни кожи, ни ткани, которую не жалко испортить.

Я прошлась по кладовке. Потом поднялась на второй этаж, в старую гостевую комнату. Вернулась с обрывком бечёвки, но он не годился. Рвался. Да и не подходил Райю. Ему хотелось чего-то… луночного.

И я решилась.

Я постучала в кабинет. Легко. Один раз. И, не дождавшись ответа, приоткрыла.

Он сидел за столом. Работал. Или делал вид. Бумаги были разложены, но взгляд — пустой, блуждающий. Только когда дверь скрипнула, он чуть поднял голову.

Я вошла.

Медленно. Неся в руках котёнка, как веское, пушистое оправдание.

— Доброе утро, — произнесла я негромко. — Он… э-э… сбежал от меня. Кажется, он считает, что здесь теперь его комната.

Врать нехорошо, но ради благого дела. Он не ответил. Но и не прогнал. Не сказал ни «убери», ни «зачем пришла». Просто смотрел. Спокойно. Тихо.

Я сделала шаг ближе, почти машинально поправив Райю ухо. Тот тут же заурчал.

— Я подумала… — начала я, потом вздохнула. — Ему нужен ошейник. Ну, чтоб видно было, что он домашний. Что он не один. Что он… наш.

Тишина повисла густая. Почти вязкая. Он не ответил. Только чуть прищурился, как будто это слово задело за что-то глубже, чем он ожидал.

Наш.

— Если бы здесь вдруг завалялся кусочек кожи или старая пряжка… — продолжила я. — Я бы попробовала смастерить сама. Только у меня руки кривоваты.

Он смотрел на меня. Потом — на Райя. Потом… встал.

Я отступила на полшага, не понимая, что это значит.

Он пошёл к шкафу, открыл нижнюю створку, порылся в ящике и достал кожаную полосу — мягкую, тонкую, тёмную. Потом ещё что-то — пряжку, крошечный кольцевой замок, тонкий пробойник.

Молча. Холодно. Сдержанно.

И сел обратно. Разложил всё на столе. Повернул голову. Посмотрел прямо на меня.

— Сними его, — сказал тихо.

Я не сразу поняла.

— Что?

— Сними. Я сделаю сам.

Я замерла. А потом… сердце сжалось. Потому что это было не просто согласие. Не просто помощь. Такого со мной никогда не происходило.

Я подошла. Сняла Райя с рук. Он лениво зевнул, разлёгся на столе, шлёпнул хвостом и явно чувствовал себя важнее всех драконов в мире.

Райнар взял замеры. Примерил ленту. Отмерил размер. Всё — аккуратно, без лишних слов. Его пальцы двигались быстро и уверенно, но я видела: в этих движениях была осторожность. Он проделал дырки, закрепил пряжку. Поставил маленький замочек.

И потом — неожиданно для себя — достал из ящика крохотную металлическую пластинку. Плоскую, слегка изогнутую. Блестящую.

На ней он выгравировал одно слово. Одним движением. Без эскизов.

Рай.

Я ахнула.

Он поднял взгляд. Почти с вызовом. Будто ждал, что я засмеюсь. Или покачаю головой. Или скажу, что это глупо.

Я подошла ближе.

— Это… — я запнулась. Вдохнула. — Это идеально.

Он опустил глаза и прикрепил пластинку к ошейнику.

— Он теперь твой, — тихо сказал он.

Я кивнула.

— Наш.

И впервые за всё время он не возразил.

— Ты видел это? Ты видел?!

Котёнок, свернувшийся в клубочек на подушке, поднял голову, зевнул так, будто я мешала ему жизненно важной миссией по медитативному сну, и ответил:

— М-м-мяу?

Три месяца я тут — три! Я пережила столкновение с Райнаром в режиме «суровый дракон и глупая девчонка», научилась мириться с его ледяным взглядом, нашла путь к сердцу мужчины и даже, кажется, впервые за всю свою жизнь — почти влюбилась.

А теперь ещё и магия проснулась. Та самая, про которую вся династия Атрасов книги писала, легенды сочиняла и жаждала мести.

Я бухнулась на кровать лицом в подушку.

— У-а-а-а-а-а-а-а-а! — сдавленно и драматично простонала я туда, куда обычно вопят при неудачных романах.

Глава одиннадцатая – Библиотека, книги с характером и стратегия.

Через двадцать минут я стояла у массивной двери библиотеки. Холодной. Высокой. Величественной. Как всё в этом замке. По ощущениям — дверь весила как взрослый дракон. И наверняка обижалась, если её толкали не с той стороны.

— Извини, — прошептала я, с усилием открывая створку. — Я всего лишь ищу способы совладать с магией. Обещаю не рвать страницы.

Рай шмыгнул внутрь с видом полноправного хозяина библиотеки. Конечно. Кошки никогда не сомневаются в своём праве на трон.

Моё любимое место в драконьем доме. Стеллажи, что уходили ввысь до самого потолка, словно защитные стены. Где-то наверху — балкон с кованой лестницей, почти как дозорная башня. Книги повсюду: на столах, под столами, на подоконниках, и, кажется, даже в цветочных горшках. Интересно, а Райнар часто здесь бывает? Не припомню, чтобы мы пересекались в этом крыле. Хотя… я вообще его редко встречаю. Чаще сама подстраиваю эти встречи. И ловлю взгляд. И теряю дар речи.

Я тряхнула головой. Об этом — позже. Не сейчас. Не о глазах цвета грозовых облаков, не о ямочках, будто вырезанных ударами сердца. Моего сердца.

— Начнём с азов. У-прав-ле-ние ма-ги-ей, — проговорила я по слогам, почти с вызовом.

И в ту же секунду с третьей полки с шорохом сорвалась книжка.

Я взвизгнула. Рай сиганул на шкаф, как пушистая молния. А книга мягко шлёпнулась прямо под мои ноги.

«Наставление юным ведьмам. Издание пятое, переработанное. Без слёз, грёз и бабушкиных сказок».

— Ну, звучит обнадёживающе, — пробормотала я, приподнимая обложку. На первой странице золотыми буквами светилось:

«Если эта книга выбрала тебя, значит, уже влипла».

Спасибо. Очень вдохновляет.

Оказалось, что зачарованная книга приходила к той ведьме, что поздно обрела силу и чувствует себя одиноко. После «вдохновляющего» вступления на странице вспыхнула ещё одна надпись:

«Не переживай. Я помогу».

Только вот того, что мне действительно было нужно, в ней не оказалось.

Мы с котом провели в библиотеке весь вечер. Я — листая книги и комментируя вслух. Он — дремал, изредка открывая один глаз и кивая ради приличия. Я нашла ещё штук пять книг, где описывались похожие симптомы: вибрация в пальцах, головная боль, спонтанное свечение (да, и такое бывало). Но нигде — нигде! — не было ни слова о том, как избавиться от проклятия, завязанного на крови.

Сплошные советы, как освоить и контролировать. Техники, упражнения, дыхательные практики. Но не того, что мне нужно. Не спасения.

— Может, оно не снимается?.. — прошептала я, и ком в горле встал намертво. Он царапал изнутри, как ржавый гвоздь.

— Мяу, — тихо сказал кот.

Мне показалось, он не спорил. И это было самое страшное.

Потому что если я не найду способ снять проклятие — Райнар меня убьёт.

Когда за окном совсем стемнело, а библиотека начала тихонько постанывать (или мне уже мерещится?), я захлопнула последнюю книгу, обвела взглядом заваленный томами стол и выдохнула:

— Значит, нам нужно три вещи: понять, как работает моя магия, найти способ управлять ею до того, как она снова что-то найдёт или кого-то вылечит, и… — я глянула на кота, — придумать, как сообщить Райнару, что я, возможно, не просто проблема. Я, возможно, решение его проклятия. Ну или повод для нервного срыва. Или же убийства.

Кот, лежавший на полу, вытянулся, словно внезапно ощутил всю тяжесть этой ответственности, и зевнул — выразительно, лениво, как будто говорил: «Сама виновата, что влезла».

— Да, я тоже думаю, что на сегодня достаточно, — пробормотала я, поднимаясь и собирая книги в аккуратные, почти ритуальные стопки. — Завтра устроим вторжение в раздел «Тёмные артефакты» и «Истории из семейных склепов». Там наверняка что-то полезное. Или хотя бы проклятое.

Библиотека хмыкнула — где-то за полками что-то щёлкнуло, словно в подтверждение.

Мы вернулись в комнату, где кровать казалась эпицентром тишины и размышлений. Здесь не было свечей, только серебряный отсвет луны пробивался через полупрозрачные занавески, отбрасывая на пол силуэты оконной решётки — словно тени от старинных клеток. В этом полумраке всё казалось чужим, нереальным — и одновременно своим, почти уютным. Почти.

Я улеглась под одеяло, чувствуя, как усталость накатывает тёплой, плотной волной. Рай, как всегда, устроился у ног, свернулся плотным клубком. Его ухо чуть дёрнулось, когда я пошевелилась, но он не открыл глаз.

— Знаешь, — прошептала я, глядя в потолок, где узоры лепнины вдруг показались мне диковинной картой, — если я когда-нибудь спасу Райнара и сниму проклятие… ты получишь отдельную подушку. Самую мягкую. И без магии.

Кот выразительно вздохнул. Он уже и так считал подушку своей. И меня, наверное, тоже.

А я закрыла глаза.

Впервые за долгое время я не чувствовала страха. Ни перед магией, которая вырывается без спроса, ни перед тем, что будет, если Райнар узнает правду, ни перед книгами, старыми домами и проклятыми родословными. Просто не осталось сил бояться. Все тревоги, как капли дождя, стекали куда-то внутрь, вглубь, не оставляя следов.

Мой разум начал медленно тонуть — в воспоминаниях, в догадках, в образах, которые казались сном, но были слишком чёткими.

Перед мысленным взором мелькнул Райнар — не тот, каким он был при встрече: холодный, отстранённый, с напряжённой линией челюсти и тяжёлым взглядом, — а другой. Уязвимый. Спящий. С отброшенными назад волосами, тихим дыханием и наморщенным лбом, будто даже во сне он несёт тяжесть проклятия.

Глава двенадцатая – 243 года магического безумия.

Утро началось с того, что кот прыгнул мне на лицо.

— Мяу, — прозвучало строго. Мол, у нас, между прочим, миссия, а ты себе позволяешь спать, как смертная.

— Рай… — простонала я, отпихивая лапу с нежностью, граничащей с отчаянием. — Ну дай мне пять минут. Мне снилось, что проклятие можно снять, просто крикнув: «А ну отстань!» — и оно испарилось…

— Мяу, — не сдался он. Типа: «Хватит фантазий. Вставай. У нас тут дракон с красивыми ямочками на щеках всё ещё проклят».

Под действием морального давления пушистого тирана я всё-таки оделась, причесалась (возможно, веником) и отправилась обратно в храм знания — или, как мне уже казалось, в логово бумажных монстров.

Библиотека встретила нас враждебным шорохом. Я бы не удивилась, если бы через пять минут из угла выехал книжный дракон и потребовал удалиться.

— Так. Сегодня раздел «Тёмное», «Запретное», «Бабушка сказала не читать», — прошептала я. — Только аккуратно. Никаких случайных книг. И если что — мы убегаем. Даже не обсуждается.

Кот согласно махнул хвостом и убежал — видимо, искать ту самую книгу.

И он, между прочим, нашёл.

Сначала я увидела пыльный кожаный корешок с надписью, выведенной золотыми буквами:

«Дневник Альсеты Атрас. 243 года магического безумия. Том I.»

— О-о-о… Видимо, какая-нибудь прапрапрабабка. Отлично, — пробормотала я. — Если кто и мог оставить рецепт по общению с драконами — так это она. Или, как минимум, расскажет, чего не следует делать.

Открыла первую страницу — и тут же получила намёк, что это будет весёлая книга. На ней золотыми буквами было выгравировано:

«Как жить с этими горячими и страстными существами без вреда для здоровья и психики»

На второй странице на меня смотрел дракон с глазами цвета сумеречного неба, в которых отражались звёзды, и надпись:

Если ты читаешь это, дитя, значит, у тебя проблемы. Если ты всё ещё жива — поздравляю. Если ты мужчина — закрой книгу. Немедленно. Она зачарована. На неделю перекочуешь в нужник.

Я прыснула со смеху. Кем бы ни была эта женщина, она определённо мне нравилась.

Дальше было ещё интереснее:

ВАЖНО ЗНАТЬ:

Магия дракона пробуждается в моменты сильных эмоций.

Злость, любовь, паника, желание прикончить кузена — всё подходит. Главное — не пытайся контролировать её логикой. Она тебя высмеет. Серьёзно. Моя, например, однажды превратила зеркало в лягушку, потому что я подумала, что плохо выгляжу.

Чтобы магия слушалась, её надо почувствовать. Мы, драконы, довольно темпераментные существа. Особенно несдержанны наши мужчины. Им что ни день — то драка, что ни женщина — то любовь. Но так ровно до тех пор, пока кровь не отзывается.

А кровь отзывается на единственную. Вот только единственная становится наваждением, от которого наши мужчины просто не способны избавиться. Они ищут любой повод — увидеть объект любви, услышать голос, прикоснуться. Драконы поистине самые страстные натуры. Жар огня не даёт им покоя всю жизнь.

Если тебе в руки попала моя история, то следующие 243 страницы — для тебя. Но не переживай: я умудрилась уместить год в одно-два предложения.

И это оказалось правдой. Я листала страницу за страницей, и на каждой — буквально одно-два предложения:

«Драконы ненавидят чеснок и могут закатить скандал, если учуют его запах в еде». — Страница 93

«Драконы-женщины агрессивнее и вспыльчивее мужчин, потому что их кровь горячее. Но мужчины более хитрые и опасные». — Страница 109

«Драконы не приемлют слабость. Особенно — к женщинам».
«Дракона почти невозможно опоить».

И вот — долгожданное:

«Драконов не берут почти никакие проклятия. Исключением является проклятие на крови».

Кстати, о проклятиях. Драконы очень щепетильны в вопросах крови. Получить от дракона хоть каплю — это огромное достижение. Мы слишком сильно боимся проклятий. Опыт предков даёт о себе знать. Проклятия на крови почти невозможно снять.

Для этого требуется наличие трёх компонентов: магической силы, истинного намерения и… жертвы. Да-да, без драмы никак. Но, возможно, жертва не должна быть кровавой. К сожалению, этого я не знаю. — Страница 242

И последнее:

«Дракон, повстречавший свою единственную, никогда не откажется от неё, но до последнего будет держать свои чувства в секрете». — Страница 243

Я была счастлива.

Нет, правда — по-настоящему, как ребёнок, который нашёл последнюю недостающую деталь к старой головоломке. В моих руках была книга, и в ней, чёрт побери, говорилось о проклятии. О проклятии на крови. И о драконах. И — о чувствах. Но главное — о проклятии.

Я прижала книгу к груди, потом разжала пальцы, снова пролистала страницы, вглядываясь в строки, как будто в них можно было найти формулу спасения.

— Рай… — прошептала я, не отрывая взгляда от текста, — я нащупала это. Я нашла то, что искала.

Кот не ответил. Он всё так же лежал на подоконнике, свернувшись калачиком возле свечи, словно высшее существо, которое снизошло до участия, но только в рамках установленного устава. Он даже не поднял головы.

Я лихорадочно листала дальше. Опять. И снова. Мне нужно было больше. Конкретика. Заклинание. Ритуал. Ответ на вопрос: что делать дальше, чёрт возьми?

Глава тринадцатая – Прерванное сновидение.

Мы с Райем вернулись в комнату. Я грохнулась на кровать с громким возгласом, так что матрас жалобно вздохнул. Он устроился на подоконнике, как пушистый дозорный, и, прищурив глаза, наблюдал за тем, как я избиваю от злости подушку. Я, значит, выкладываю ему всё, до последней крупицы — свои догадки, страхи, едва сдерживая дрожь от мысли, что могу оказаться жертвой, — а он… а он…

— Вот же гад! — зло бросила я, ощущая, как внутри закипает. — Я ему со всем сердцем. Со всей душой.

— Мяу, — пожал плечами кот, что в его переводе, вероятно, означало: «И что ты ожидала?».

— Нет, ты посмотри на него! — зашипела я, приподнявшись на локтях. — Угрожает он мне. Нашёл чем пугать. Мне мачеха в день по три раза угрожала — и ничего. Жива пока ещё.

Кот демонстративно отвернулся, как будто я только что сказала что-то недостойное его внимания. Ушами он, правда, всё равно слушал.

Я прикрыла глаза — уставшая, но странно спокойная. Сердце всё ещё колотилось, но в нём уже не было той панической дрожи. Скорее… решимость.

Магия пробудилась. Я нащупала след. План, пусть и ещё туманный, но назревающий, уже шевелился в голове, как тёплый ветер перед грозой. Значит, есть возможность снять проклятие. Я цеплялась за эту мысль, как утопающий за брошенный канат.

Ничего. Райнар не убил меня. Он только угрожал. Это кое о чём говорит… или, по крайней мере, я хочу, чтобы говорило. Может, внутри этого дракона всё-таки осталось что-то человеческое. А если осталось… значит, есть шанс. Для него. И, возможно, для меня.

Райнар Атрас.

А в это время он сидел на краю кровати. В своей комнате. Без свечей. В темноте.

Он не спал уже много часов.

На груди — раскрытый свиток. Перо замерло в руке, чернильная капля медленно стекала к пальцу. Он не замечал.

Его мысли блуждали. Она рассказала. Дура! Как можно было быть настолько глупой, чтобы поведать своему пленнику о наличии у себя магии. Тем более — той, что нужна для ритуала.

Он слышал. Конечно, слышал. И теперь он явится за ней. Раньше Райнар мог сделать вид, что ничего не знает, но теперь… Сорн явится за ней.

Грудной, почти нечеловеческий рык вырвался из его груди, и он откликнулся на зов крови, позволяя телу ощутить опору.

Он был не просто зол — он был в бешенстве. Не из-за Розы, нет. Скорее… от того, что не знал, что делать дальше. Что делать, когда он придёт и потребует её кровь.

И тут…

Шорох.

Мягкий. Едва слышный. Дверь, по всей видимости, не была до конца прикрыта.

В комнату просунулась чёрная морда. Пара синих глаз блеснула в темноте, отразив остатки света с улицы. Тишина на мгновение стала звенящей.

— Что тебе?.. — хрипло спросил Райнар.

Котёнок вошёл. Нет, вплыл, как нечто ночное, уверенное, словно это его замок, а хозяин тут лишь гость.

Он взобрался на постель. Шаг за шагом. Медленно. Ни капли страха. Подошёл к Райнару и, не спрашивая разрешения, влез ему на грудь. Положил лапки. Свернулся. И…

Замурлыкал.

Дракон остолбенел. Потом — чуть напрягся. Потом — закрыл глаза.

Мурчание било прямо в грудную кость, вибрировало в костях. Как память. Как голос. Её голос…

«Ур-ур-ур».

Тепло.

Он хотел стряхнуть его. Хотел. Но не сделал этого. Только выдохнул.

Тихо. Как человек, который долго терпел боль, а теперь вдруг понял: она не навсегда. Можно лечь. Отпустить. Остаться.

Котёнок прижал мордочку к его рубашке и продолжал урчать. Монотонно. Мягко. Как будто говорил:

«Ты всё ещё живой. Всё нормально. Я с тобой».

Может, у него все же есть шанс.

Проснулась я от странного ощущения пустоты. Не холод — одеяло было на месте. Не страх — в замке тихо, как в усыпальнице. Но что-то было… не так.

Я потянулась рукой к привычному, мягкому и тёплому комочку у своего бока… и нащупала лишь холодную простыню. Рай пропал.

Обычно я бы и не пошевелилась — коты сами знают, где ночевать. Но этой ночью тишина без его приглушённого мурчания и тяжёлого дыхания была слишком громкой. Словно вместе с ним ушла часть моего уюта.

Натянув на плечи накидку, я бесшумно выскользнула в коридор. Одна за другой я толкала двери, освещая себе путь дрожащим огоньком свечи. Пусто. Пусто. Ещё раз пусто. И снова — пусто.

И вдруг — тёплый отблеск. Я замерла, заглянув в очередную комнату. Здесь горел камин, языки пламени золотили стены, а воздух был густ с запахом древесного дыма и чего-то… личного.

Я и так знала, чья это территория. Второй этаж почти весь принадлежал ему. Первый — прислуге. Разумнее всего было бы тихо прикрыть дверь и уйти. Но любопытство всегда было моим проклятием.

Я шагнула внутрь.

Он лежал на широкой кровати, в свободных тёмных брюках и расстёгнутой рубашке. Одна рука — под головой, вторая свисала с края. Лицо расслаблено, взгляд закрыт. Спокоен. Красив… слишком. Я поймала себя на том, что любуюсь. Слишком долго.

И тут я заметила предателя.

Мой Рай, наглый и беспардонный, уютно устроился на его груди, вытянув лапы и зарывшись мордой в ткань рубашки. Хвост свисал вниз, а по лёгкой вибрации я поняла — он ещё и мурчит.

Глава четырнадцатая – Враг на пороге.

Я проснулась ни свет ни заря. Хотя, если честно, казалось, что и не засыпала вовсе. Всё внутри было тревожно и тихо одновременно, будто ночь всё ещё висела надо мной, а утро не решалось ступить на порог.

Вчера, когда хватка Райнара наконец ослабла, я воспользовалась моментом. Выскользнула из его объятий так тихо, как только могла, и почти бегом ушла к себе. В груди горело, на лице пылал жар, а в голове стоял полный хаос.

Я до последнего не была уверена, что он спал. У него была эта странная манера — притворяться, что всё под контролем, даже во сне. Но по какой-то причине он позволил мне уйти.

Часть меня — та, что по необъяснимой глупости умудрилась влюбиться в собственного пленителя — была разочарована. Да, именно так: разочарована тем, что он меня не поцеловал. Другая часть — благоразумная и до боли занудная — пыталась напомнить, что я всё-таки леди, а не персонаж из дешёных романов, которая сама ищет неприятности.

В битве этих двух моих версий я, разумеется, победить не могла. Всё, что я получила, — это головная боль и странное ощущение пустоты.

Следом за мной в комнату прошмыгнул кот. Рай был как всегда величественен: хвост поднят, морда невозмутима. Он шёл так, будто именно он хозяин замка, а я — временная квартирантка.

— Всё из-за тебя, — с укоризной произнесла я, указывая на него пальцем. — Предатель.

Он лишь махнул хвостом, будто говоря: «Не я тебя заставил приставать к дракону». После чего деловито запрыгнул на постель, свернулся клубком и уставился на меня с видом существа, которому всё в этом мире известно, но оно не собирается делиться.

— И что мне теперь делать? — спросила я в пустоту. — Как мне теперь ему на глаза показываться?

Рай зевнул, игнорируя вопрос, и прикрыл глаза, намереваясь провалиться в мир снов. Ему всё равно. Ему вообще всегда всё равно. Но меня этим не остановишь. Я привыкла разговаривать даже с теми, кто не способен ответить — и это я не про кота.

— Ты прав, — вздохнула я, сама себе возражая. — Просто сделаю вид, что ничего не было.

Это казалось самым разумным решением. И самым безопасным.

Но утро, как оказалось, имело собственные планы.

Я спустилась к завтраку чуть позже обычного, пытаясь собрать остатки решимости и надеть на лицо маску безразличия. В зале было тихо: мягкий стук посуды, аромат свежего хлеба и жареного мяса. Райнар уже сидел за столом, высокий, прямой, с тем самым непроницаемым лицом, из-за которого невозможно было понять — он зол или просто устал.

— Когда я проснулся, тебя не было, — произнёс он с едва уловимой укоризной.

Я моргнула, стараясь, чтобы голос не дрогнул:

— Я вернулась к себе, чтобы не беспокоить твой сон.

Он кивнул, и, казалось, всё на этом закончилось. Мы ели молча, как два случайных соседа по тракту, оказавшиеся в одной таверне. Я уже почти поверила, что этот разговор растворится в воздухе.

Но стоило мне встать из-за стола, как он поднялся следом. Подошёл вплотную. Я почувствовала его тепло, прежде чем услышала голос. Он наклонился к самому моему уху, так близко, что дыхание обожгло кожу.

— В следующий раз, оказавшись в моей постели, — его голос был тихим, почти ленивым, но в каждой ноте звенела угроза, — ты её не покинешь. Имей в виду.

Слова ударили, как хлыст. Я даже не смогла придумать ответ. Он выпрямился и ушёл так, будто сказал что-то обыденное, не стоящее внимания. А я осталась стоять на месте, чувствуя, как сердце колотится в груди, а ноги вдруг стали непослушными.

Всю оставшуюся часть утра я бродила по замку без цели. Пыталась убедить себя, что его слова — всего лишь игра, способ меня запугать. Но где-то в глубине я знала: он не относится к тем, кто бросает слова на ветер.

Я злилась. На него. На себя. На то, что вместо страха внутри меня поселилось нечто иное — опасное, жгучее. Потому что я уже давно решила: не просто спасти его от проклятия. Я останусь рядом. До конца.

Мысли снова и снова возвращались к его прикосновениям. К его крепким объятиям. К тому жару, от которого у меня перехватывало дыхание.

— Ну что ж, — крикнула я на печь, когда вечером помогала по кухне, швырнув тряпку на пол, — сам виноват! Теперь я от тебя не отстану!

— Что ты сказала, милочка? — раздался голос Лии.

Я вздрогнула.

— Нет-нет… это я так, сама с собой.

В родительском доме со мной никто не говорил. Я привыкла разговаривать в пустоту — стены, окна, тени. Так что я не сразу осознала: сейчас мне могут ответить.

— Лия, — видимо, на моём лице было что-то такое, что заставило женщину сузить глаза и сложить руки на груди. — Что ты задумала?

Я широко улыбнулась, подбежала к ней и выпалила, не стесняясь:

— Лия, скажи, пожалуйста… у Райнара есть любимая?

— Ты чего задумала? — повторила она, не отводя взгляда.

— Хочу стать его любимой женщиной, — призналась я так, словно это было очевидно.

Глаза поварихи округлились, брови сошлись к переносице.

— Ты чего удумала, бесстыжая? Как тебе не совестно! Ты же леди!

Нашла кого смущать. В моём доме я была ниже прислуги. Никто не слушал меня, не спрашивал моего мнения. Меня не смущало стать любимой Райнара — наоборот, это казалось почти честным выбором впервые в жизни.

— Ты не ответила, — напомнила я упрямо.

Лия тяжело вздохнула, но всё же сказала:

— Он никогда и никого к себе близко не подпускал. Женщины были… но не любимая. Господин слишком занят местью. Вся его семья положила жизнь на поиски способа снять проклятие и отомстить потомкам ведьмы.

Глава пятнадцатая – Смертельная рана.

Дверь захлопнулась. Воздух в кабинете дрожал, словно стены всё ещё слушали шаги Сорна. Я сидела, едва дыша, боясь пошевелиться.

— О чём он? — я попыталась встать, но колени дрожали. — «Зов крови»? «Выбор»?

Дракон потер виски и казалось, что он вовсе не слышит моих вопросов. Затем Райнар медленно поднялся из-за стола. Его лицо оставалось спокойным, но это спокойствие было страшнее любой грозы. Я видела, как напряглись мышцы на его шее, как побелели пальцы, сжавшие спинку кресла.

— Он угрожал мне, — произнёс дракон низко, почти хрипло, — через тебя.

Я открыла рот, но слов не нашлось.

— Мои предки и потомки колдунов уверены, что Эллианта вложила в проклятие не только слова, но и магию крови. Кровь — это ключ, но она же и замок. По основной версии, если пустить потомка ведьмы, целителя, кровь в ритуал — он, или она, может наложить уничтожающее заклятие.

Сорн знает об этом как никто другой.

— Почему? — еле выдавила я.

— Потому что он — внук потомка ведьмы и дракона. Его дед пытался снять проклятие для отца и лишь усложнил ситуацию. Трое драконов, что находились рядом, сгорели синим пламенем. Среди них был Аделмар.

Я будто перестала дышать. О таком в книгах не пишут. Или, может быть, я читала не те книги.

Вдруг что-то изменилось. Воздух вокруг словно вспыхнул. Каминный огонь метнулся в стороны, потянулся к потолку. На миг показалось, что стены сжимаются, не выдерживая силы. Я подняла глаза на Райнара. Его татуировки — те самые, что я пыталась рассмотреть ночью, — вспыхнули тёмным светом, будто кровь под кожей закипела.

— Никто, — сказал он, делая шаг вперёд, — никто не посмеет тронуть тебя, пока ты под моей защитой.

Я хотела подойти к нему, но побоялась. В этот миг он был не просто человеком. Он был драконом. И ярость его не имела границ. Она плескалась в его глазах, дрожала в воздухе. Он сдерживал себя, но я чувствовала: ещё миг — и стены замка не выдержат.

Я осторожно поднялась с кресла и подошла ближе.

— Райнар, — выдохнула я. — Я в порядке.

Он резко повернул ко мне голову. Его взгляд прожёг меня насквозь. Но, увидев моё лицо, он замер. Плечи чуть опустились, дыхание стало ровнее.

Он отвернулся, провёл ладонью по волосам и тяжело выдохнул.

— Прости, — сказал он неожиданно тихо. — Я не должен был…

Я качнула головой.

— Нет. Мне приятно. Хоть кто-то в этом мире злится ради меня.

Он посмотрел на меня так, будто впервые увидел. И в его взгляде не было ни ярости, ни холода. Только тень усталости и что-то ещё… что-то, от чего у меня пересохло во рту.

— Глупая, — прошептал он.

В этот момент дверь с грохотом распахнулась.

Дверь кабинета распахнулась с таким грохотом, что я подпрыгнула в кресле. Воздух дрогнул, словно сам замок вздрогнул от вторжения. На пороге появился Реми.

— Это был Сорн? — бросил он, даже не потрудившись поздороваться.

Грудной рык сорвался с губ Райнара, низкий, звериный. Но Реми не дрогнул, не отступил. Наоборот — ухмыльнулся, лениво махнул рукой, словно отгонял назойливую муху.

— Ну-ну, — протянул он, — подумаешь, помешал вашему уединению. Для подобных… разговоров есть места куда более интимные.

Я вспыхнула так, что лицо будто обожгло пламенем камина. Слова застряли в горле, а сердце отчаянно забилось. Реми прошёл внутрь и рухнул в кресло, развалившись так свободно, словно был у себя дома. Его глаза скользнули по мне с каким-то неприятным интересом, и мне захотелось спрятаться за спину Райнара.

— Я предупреждал, — сказал он лениво, почти зевая, — девку надо прятать. А теперь что? Магия пробудилась, и колдуны придут за ней.

Я отшатнулась, слова ударили в самое сердце. Магия… пробудилась? Кто-то ещё знает? Холодный страх прошёлся по коже. Может быть… именно он сообщил Сорну?

Райнар сделал шаг вперёд и загородил меня собой. Я ощутила за его широкой спиной ту силу, что не нуждается в словах. Стена. Защита. Дракон.

Но Реми фыркнул и отмахнулся, словно этот жест ничего не значил.

— Избавь меня от этих дешёвых спектаклей, сынок. Я леший, чтоб тебя! Думаешь, есть хоть что-то, что может укрыться от меня в лесу?

Я ойкнула, когда Райнар резко обернулся, метнув в меня тяжёлый взгляд. Он не сказал ни слова, но в этом взгляде было достаточно, чтобы я попятилась в сторону. Слишком близко к его гневу, слишком близко к тому, кто может сорваться. Жизнь в отеческом доме научила держаться от разгневанных людей как можно дальше. Я боком, шаг за шагом, двинулась к двери, не отрывая взгляда от мужчин.

Реми засмеялся. Громко, гулко, так что у меня пробежали мурашки.

— Ха! Смотри-ка. Неизвестных зверей она не боится, Сорна — всего лишь опасается, а от тебя, Атрас, у неё аж поджилки трясутся. Забавно, не находишь?

Я обернулась к нему, и, не в силах сдержать раздражения, зло сверкнула глазами.

— А вот и нет! — выпалила я и, как ребёнок, добавила: — У меня… у меня котёнок не кормлен.

Реми приподнял бровь, ухмылка стала шире.

— Конечно-конечно, — легко согласился он, хотя смех всё ещё рвался наружу. — Беги, девочка, беги к своему котёнку.

Я, красная от унижения, почти бегом прошмыгнула в дверь. Но когда закрывала её за собой, смех вдруг оборвался, и голос Реми стал глухим и серьёзным.

— Ну? — спросил он. — Что делать будешь?