Ирэния
Селена медленно подняла голову и окинула меня уставшим взглядом. Она молчала, и только сжатые в тонкую полоску губы выдавали, что она далеко не так спокойна, как пытается казаться.
Я отлипла от двери и прошла к столу, за которым она сидела, с жадностью всматриваясь в ее лицо. Да, она хорошо постаралась. Не расскажи мне Юлька о своих наблюдениях, я бы тоже ничего не заподозрила. Жрица хранила молчание, настороженно следя за моими действиями, и я сорвалась.
Эмоциональное напряжение последних дней дало о себе знать, а тут еще и такая реакция на встречу с самым родным человеком. Ведь она видела, как я рыдала на ее могиле, и ничего не сказала!
Склонившись над столом Жрицы, я уперлась в него руками:
─ Не обнимешь родную дочь? Не спросишь, как я жила все эти годы? Скажи, а каково это было: стоять и молча смотреть, как я убиваюсь на твоей могиле, оплакивая тебя?
В руке Селены хрустнул и сломался карандаш, и она хрипло ответила:
─ Откуда мне было знать, что это не проверка Дагвина?
Я грустно усмехнулась и покачала головой:
─ Ты не могла не видеть, что я — не Ирэника. В тот день было жарко, и я заколола волосы наверх. А ты стояла прямо за моей спиной там, у камня… Ты не могла не заметить знак, который был у твоей старшей дочери. Разве не так?
Она хотела что-то сказать, но лишь плотнее сжала губы и сцепила руки в замок до побледневших костяшек. Я смотрела на эту женщину, которую мечтала найти, и понимала: передо мной совсем посторонний человек. Но я упрямо продолжила:
─ Неужели ты думаешь, что Дагвин нашел второго ребенка, все ему рассказал и сам отправил на встречу с тобой? Неужели верила, что мои слезы были игрой? Почему, мама? Почему ты промолчала?
Она вскинула голову и с вызовом посмотрела на меня:
─ Ты не представляешь, что мне пришлось пережить! Сколько усилий я потратила, чтобы сбежать от него, а потом — чтобы он поверил в мою смерть! Сколько труда стоило занять этот пост и сделать обитель такой, какая она сейчас!
─ У тебя был выбор, — отрезала я. — Ты могла во всеуслышание заявить о том, что он сделал. Могла поднять верных отцу людей и заставить подонка понести наказание. Но ты выбрала этот путь.
─ Да, могла! И у меня были доказательства, которые я собирала по крупицам. Но у него была Ирэника, и я была вынуждена молчать ради нее!
Я тяжело выдохнула и опустилась на стул напротив нее.
─ Ирэники больше нет. Случайность или нет, но лошадь понесло, и экипаж сорвался со скалы. В тот же день я оказалась здесь, и меня приняли за нее. Старая Матильда рассказала мне все, и теперь у тебя развязаны руки. Пусть не ради меня… но ради Ирэники и отца — отдай мне те доказательства.
Селена поджала губы:
─ Что ты задумала?
Я сдавила пальцами виски — голова дико разболелась.
─ Я намерена вывести Дагвина на чистую воду и заставить его пожалеть о каждом преступлении. Собираюсь заявить свои права на престол и возродить Роуз.
─ Даже не думай! — Селена ударила ладонью по столу. — Я ничего тебе не дам! Живи спокойно, прими свою судьбу. Ты не представляешь, с кем хочешь тягаться. Если он считает тебя Ирэникой, он не посмеет навредить. Я подстраховалась, чтобы защитить свою дочь!
Я горько рассмеялась:
─ «Свою дочь»… А знаешь, что он для нее приготовил? Мы с подругой нашли сеть потайных ходов и вдоволь наслушались его планов. Мне уже подыскали жениха. И жениху уже намекнули, что никто не расстроится, если он «залюбит» молодую жену до смерти. Да побыстрее, чтобы она скорее встретилась с Многоликим. А «безутешному» вдовцу потом еще и титул даруют.
Я убрала руки от головы и посмотрела в глаза королеве Амалии. Мамой ее даже про себя назвать язык не поворачивался.
─ Ты думаешь, такая участь меня устроит?
Селена встала и принялась мерить кабинет шагами:
─ Ты что-то не так поняла! Он не посмеет. Ирэника была ему по-своему дорога, он относился к ней как к родной. Даже жену заставил принять ребенка. Он баловал ее, отчего она и выросла такой… Он не мог подстроить ее смерть! Не мог! — она заломила руки, и из ее глаз наконец покатились слезы.
Я поднялась.
Несколько минут молча смотрела на метания Амалии, потом развернулась и пошла к двери. Чувствовала себя лишней, ненужной. Дико хотелось реветь, но я держала спину ровно. Надо было выйти, уйти как можно дальше, пока слезы не прорвались наружу. Только не тут, не при ней…
Мама… У меня была всего одна настоящая мама — Мария. Вот кто любил меня и ради меня отказался от возможности иметь собственных детей. Вот кто никогда не поступил бы так, как Амалия.
Но на пороге я остановилась. Вдохнула и выдохнула несколько раз.
Возьми себя в руки, Ирэн! Никто тебе не поможет, если сама не постараешься. Кроме Юльки, конечно…
Предательская влага все же обожгла глаза, и я быстро заморгала, повторяя как мантру: «Возьми себя в руки! Вспомни, зачем ты вернулась в обитель, зная, что тебя здесь не ждут».