Кто тебя услышит
-1-
- Заходи, чего застыла.
Жесткие хлопья ржавчины царапнули ладонь, и шершавая железная ручка неожиданно вырвалась из пальцев, будто кто дернул дверь изнутри. Массивное дверное полотно распахнулось настежь, улетело в темноту и оглушительно грохнуло о бревенчатую стену. Звук сразу стих, будто провалился в темное нутро дома.
Ивка стояла на пороге, прислушиваясь к незнакомому месту, к себе. Страха не было, хоть и плеснулось что-то в груди холодком.
- Не держи дверь открытой, ночницу запустишь, - хохотнул провожатый и пихнул Ивку в спину.
Ахнув от неожиданности, девушка ввалилась в дом, развернулась возмущенно, чтобы сказать хаму пару ласковых, но тот уже исчез. Дверь за ним закрылась бесшумно, а Ивка осталась одна в непроглядной темноте. Ноги будто приклеились к половицам, и какое-то время слышалось лишь тихое трение рюкзака о ткань джинсовой куртки. Сначала медленно, потом быстрее, потому что дыхание участилось. Да еще казалось, что где-то поблизости капает вода или часы тикают.
- Вот юморист недоделанный. Сам пошутил, сам поржал, - раздался прямо над ухом женский голос. – Знает ведь, что я уже давно здесь.
Ивка шарахнулась в сторону, стукнулась обо что-то бедром и едва не повалилась на пол, но устояла, ухватившись рукой за стену.
- Кто ты? – спросила, чувствуя, как откуда-то потянуло сквозняком с отчетливо затхлым душком, словно где-то приоткрылся лаз в старый погреб.
- Ты сюда непрошенной гостьей явилась. Первой и назовись.
- Мне сказали, что дом пустой, и здесь можно переночевать, - Ивке не хотелось называть свое имя, как и вообще разговаривать с невидимкой.
- Переночевать? А, ну-ну.
- Не подскажете, где здесь свет включается? – спросила Ивица, шаря ладонью по стене в поисках выключателя. Ничего не нашла, только заноз поназагоняла.
- Нет здесь света. Погас свет, - ответили ей с равнодушной смиренностью.
Ивка сделала пару неуверенных шагов вперед, водя перед собой руками. В какой-то момент показалось, что зачерпнула ладонью горсть липкого тумана. Послышался тяжкий вздох, и лицо обдало горько-кислой вонью плесени.
Вытащив из кармана телефон, Ивка включила фонарик и направила его перед собой.
Отпрянула, тихонько ахнув.
В луче света на расстоянии вытянутой руки обозначился облик: худая, понурая фигура, слипшиеся темные пряди длинных волос. С узкого бледного лица смотрели похожие на две грязные лужи глаза, из которых струйками сочилась мутная вода. Капли с глухим стуком падали на деревянный пол. Одето существо было в грязный балахон, подвязанный веревкой в талии. Только никакой талии не было, под балахоном будто вообще ничего не было, и веревка просто стягивала ткань. Казалось, что призрачные голова, плечи и руки торчат из перевязанного мешка.
- Еще одну отловили, значит, - проговорило существо с бесконечной усталостью. - Как же надоело все это, сил нет. Покоя хочется… И ему покоя хочется. Ему-то, пожалуй, более прочих. А тебе?
- Мне – что? – не поняла Ивка.
- Тебе чего хочется?
- Дождаться утра и вернуться домой, - ответила девушка.
- Утро-то никуда не денется, придет в свой черед. А вот насчет домой вернуться… - существо качнуло головой, и висящие грязными сосульками прядки волос шевельнулись, как тонкие змейки. – Тут все посложнее.
Дорогие друзья, познакомьтесь с героиней нашей новой истории. Ее зовут Ивица, и она отправляется в самое трудное и опасное путешествие в своей жизни.

-2-
Несколькими днями ранее
Начало сентября. Дни в этих краях по-летнему теплые, а ночи уже холодные.
Туман лежал в долине весь день, словно белый ленивый зверь. Ивице нравился туман. Он мешал лишь днем, если путался под колесами и снижал видимость на дороге. Ночью можно припарковать автодом где-нибудь в поле или среди деревьев, окутанных мглой, и засыпать, прислушиваясь к вкрадчивому звучанию ночи.
Ива не боялась быть одной, привыкла. И дикая природа ее не пугала. Куда больше стоило опасаться людей, поэтому она нигде подолгу не задерживалась.
Утром сгорел омлет, и Ивка, наскоро выпив кофе, заперла дверь кемпера и ушла на весь день. Бродила по округе, собирала нежные, уязвимые перед первыми заморозками цветы, мелкие шишки, желуди и листики с яркими осенними подпалинами. То, из чего потом при помощи дерзкого воображения и эпоксидной смолы можно сделать что-то интересное.
Вернувшись, обнаружила, что тесное пространство дома на колесах провоняло гарью: запах залез в шторки, в плед, в обивку и яркие диванные подушки. Вентиляция справлялась плохо, пришлось открывать дверь, рискуя выстудить кемпер. Спать придется в свитере и шапке, натянув на себя ворох одеял. Обогрев включить нельзя - что-то в системе отопления недавно стало барахлить, но все никак не найти время отогнать машину на техобслуживание. Да и с деньгами туговато.
Через москитную сетку на двери залетали порывы прохладного осеннего ветра, пахнущего свежо и остро. Словно кто-то невидимый ворожил, растирая в ступке зрелую листву и травы с лепестками пряных цветов, и развеивал ароматы по миру.
Ивка натянула свитер крупной ручной вязки, села за столик у окна и отдернула шторку. Линия горизонта казалась ослепительной полосой огня. Заходящее солнце - громадная половинка круглого апельсинового леденца - медленно оседала и таяла, соприкасаясь с землей.
Сегодня закат снова манил куда-то, ждал, что Ивка не устоит, сорвется с места и помчится ему навстречу. Но не сейчас. Она еще должна доделать ожерелье для милой женщины из дома неподалеку, смирившейся с тем, что из ее жизни давно и безвозвратно ушло все, что дарило надежду и счастье. Но разве справедливо, когда хорошему человеку не с кем поделиться нерастраченной любовью и мечтами, некого окружить теплом и заботой?
Одинокая вдова жила в маленьком домишке на краю деревни с двумя собаками и старым ленивым котом. Не ждала ничего и никого, даже редких визитов взрослых детей, давно покинувших родительский дом. Надеяться на встречу с кем-то в этой глухомани - бесполезная трата душевных сил. Но где-то ведь есть тот, кто так же одинок и нуждается в близком человеке.
А Ивка могла помочь их встрече состояться.
Она прислушается к мирозданию, найдет в пространстве отзвуки двух судеб, бережно и осторожно прикоснется к их трепещущей силе, потянет незримую ниточку и, заговаривая на череду мелких, но значимых событий, соберет общий путь и скрепит неожиданной встречей.
Все должно получиться. А если нет, то все просто останется, как прежде. Нежданным счастьем не согреет, но и раны не нанесет.
Бусина из кедра гладкая и теплая, пахнет сладковатой смолкой. В руках ощущалась статичной, но она живая и передавала пальцам и душе чародейки затаившуюся в ней силу - мягкую, целебную, благотворную.
Ива нанизывала бусины на прочную шелковую нить, чередуя деревянные шарики с неровными осколками гелиолита разных оттенков, от терракотового до серо-зеленого. На ланку* или леску такие бусы не лягут, в нужный ритм не выстроятся. Шелковая нить быстрее износится и порвется, но только когда бусы свое дело уже сделают.
Собирая ожерелье, Ивка ощущала поток магии, идущий из скрытого, но определенно существующего где-то источника. Оставалось лишь пропускать энергию через себя, согревая душой, концентрируя в руках и направляя на желаемое действие.
Готовое ожерелье отнесла, когда солнце почти скрылось за горизонтом. Переменам нужно время - зародиться, найти направление и преодолеть путь. Закат больше не звал Ивку, а потому она решила остаться на этом месте еще на одну ночь, чтобы завтра утром увидеть результат своих действий.
«Я не ломаю, не перестраиваю, лишь немного помогаю делать маленькие шажочки в нужном направлении», - проговаривала Ива себе по нос, возвращаясь обратно в кемпер. Это ее мантра, повторение которой помогало не забываться, не давать волю стихийным порывам и сдерживать силу.
Она ведь уже знала, что может получиться, если поддаться желаниям.
-3-
***
Двенадцать лет назад
- Что тут сделаешь? - отец развел руками, покачал головой. - Ничего.
- Давай отвезем к ветеринару? - Голос матери дрожал от близких слез. – Нельзя же так…
- Живым не довезем. Пока погрузим в машину, пока доедем, измучаем пса еще больше. Он и так... – голос отца вдруг стал совсем сиплым. - Ему недолго осталось, пусть уйдет рядом с теми, кто его любит.
Родители старались говорить тихо, но Ивка все слышала. Их старый пес лежал во дворе, уронив тяжелую голову между больших лап. Время от времени приоткрывал измученные, полные боли глаза и смотрел на окна дома.
Ивка ревела, уже не утирая слез, не желая принимать происходящее, страдая от отчаянного бессилия и невозможности помочь. Ей всего десять, она еще многое не понимала, но, видя муки домашнего любимца и верного друга, чувствовала непреодолимую потребность хоть как-то исправить несправедливость. Всем существом ощущала, как измученная, но еще теплая душа зверя мерзла, ускользала, чтобы затеряться в мрачной дали. Ивка хотела удержать, не позволить туда уйти.
Оно само приходило. Накатывало волной, собиралось внутри, как вода в чаше. Можно выпить, впитать. Выплеснуть и забыть – нельзя.
Поначалу Ивка не знала, что с этим делать, рассказать родителям или еще кому-то не решалась, своим детским чутьем понимая, что не поверят, испугаются. От копившейся внутри тайны снились странные, яркие, беспокойные сны, временами начинало покалывать кончики пальцев, а над ухом словно зудел комариный рой, от которого просто не отмахнешься.
Маялась, маялась, пока не поняла – это похоже на задание по математике, когда долго бьешься над решением задачки, но вспоминаешь нужную формулу, порядок действий, подставляешь цифры, знаки, проводишь вычисление, и ответ готов.
А еще так запоминались стихи: строчка за строчкой, рифма за рифмой. Раз выучишь, и уже не забудешь.
Ивка вышла из дома и пробралась в гараж. Нашла коробку с ветхим тряпьем, выбрала чистую, выцветшую простыню и решительно направилась к лежащему на земле псу. Усевшись возле него, принялась отрывать от тряпки длинные полосы и сплетать их.
Родители наблюдали из окна кухни, не вмешивались, не спрашивали дочь ни о чем, не просили вернуться в дом. Думали, что благодаря странному ритуалу ребенок справляется с непосильной для детского восприятия ношей. Отцу и матери в голову тогда не приходило взглянуть на действия девочки под каким-то «кривым» углом.
И сама Ивка толком не понимала, что именно делала, но знала, для чего это делает, следуя за непреодолимой потребностью помочь, исправить, не дать плохому свершиться.
Сплела из тканевых полосок ошейник и повязала его на страшно исхудавшую шею пса. Он уже не мог поднять головы, тяжело хрипло дышал и смотрел на маленькую хозяйку преданными глазами.
- Не уходи... - шептала девочка, обнимая пса. - Останься с нами.
...Следующие дни превратили жизнь семьи в ад.
Пес совсем перестал двигаться, есть и не сделал ни глотка воды. За пару дней так исхудал, что стал похож на скелет, обтянутый свалявшейся шкурой. Мудрые собачьи глаза остекленели, язык вывалился из оскаленной пасти. А потом пес начал скулить, скулеж превратился в непрекращающийся ни днем, ни ночью надрывный, полный страдания вой, до хрипоты, до выворачивавшего душу сипа.
Жуткие завывания сводили с ума всю округу. Казалось, пес уже умер, но никак не мог обрести покой.
- Что происходит? Разве такое возможно?! - в ужасе повторяла мать, мечась по дому. - Он... Он... Сделай что-нибудь! - умоляла она мужа.
До полусмерти испуганная Ива забилась в угол в своей комнаты, зажимая уши руками. Она не видела, как отец завернул пса в остатки простыни, положил иссохшее, состоящее из костей, поредевшей шерсти и страдания тело в кузов грузовичка и уехал. Вернулся один, весь провонявший гарью и еще чем-то жутким и отвратительным, и, ни слова не говоря, заперся в гараже. Вышел оттуда поздним вечером, бледный, с потухшим взглядом и будто постаревший на десяток лет.
- Я его и так, и этак, а он все не замолкал… - услышала Ивка из-за двери спальни родителей. – Никак не подыхал. Пришлось бензином облить и…
В ответ на откровения отца послышалось сдавленное рыдание матери.
Тогда Ивка начала понимать, что сотворила недопустимое - нарушила что-то, не терпящее вмешательства.
Но как оно аукнется, девочка не знала, не думала об этом вовсе. Слишком была мала и чиста душой, чтобы понимать цену простых и искренних желаний.