Кто я для тебя?

Глава 1

И всё-таки что-то изменилось во мне после того, что со мной произошло. Что-то сломалось и срослось криво, как кость, и теперь я постоянно чувствовала этот внутренний шов, этот рубец на душе. И всё-таки я опасалась. А вдруг? Вдруг хитрый злобный лис не ушёл из меня полностью? Вдруг его часть затаилась в самой глубине, в тех самых тёмных уголках, что есть в каждом, и только ждёт удобного момента, чтобы снова показать свою оскаленную морду?

Я открыла дверь и плюхнулась на пассажирское сидение, поймав на себе его взгляд. Я не застала Дениса врасплох, он видел, что я приближаюсь — он всегда видел. Его внимание было таким же острым и неусыпным, как и он сам. Я правда хотела пройти мимо, сделать вид, что не заметила его машину, притвориться нормальной, не сломанной. Но всё-таки поступила, как всегда, по-другому и спонтанно. Моя жизнь теперь делилась на «до» и «после», и спонтанность была единственным, что осталось от старой меня.

— Я сегодня без машины. И раз уж ты всё равно здесь... Подвезешь?
Он лишь молча повернул ключ в замке зажигания, и мы тронулись. Тишина в салоне была густой, почти осязаемой. Я утонула в ней, готовая спрятаться в ней от всех вопросов, что вертелись в голове. Но один из них назрел и требовал выхода.

Ехали мы молча, мне не хотелось говорить, много всего крутилось в голове, и я пыталась правильно сформулировать вопрос, чтобы им не обидеть Дениса, и ссориться не хотелось. Машина мягко притормозила у моего дома, и я как будто очнулась. Медленно отстегнула ремень, развернулась к Денису и прикусила нижнюю губу, не решаясь что-то сказать, глубоко вздохнула и всё-таки решилась. Страх был липким и холодным, точно темная вода.

— Денис... ты следишь за мной?

Денис удивлённо приподнял брови, и я решила пояснить, чувствуя, как по щекам разливается краска стыда. Быть объектом наблюдения — это унизительно. Быть проблемой, за которой нужен присмотр, — ещё унизительнее.

— Я не первый раз вижу тебя у школы, да и не только... и поблизости обычно нет Лёхи или Аси.

— Я бы не назвал это слежкой, — нехотя буркнул Денис, его пальцы сжали руль чуть сильнее.

— А как бы ты назвал это? — я вела себя спокойно, в моем голосе не было возмущения, только любопытство и та самая усталость, что копилась неделями. — Ты присматриваешь за мной, что ли?
Денис только утвердительно кивнул, и в его глазах я прочла нечто большее, чем долг. Что-то похожее на ту же усталость. И страх.

— Ты считаешь, что во мне ещё остался ногицунэ? Вы все так считаете, ведь верно? — он опустил взгляд и снова кивнул, почти неслышно. Я резко выдохнула, и в груди заныло, словно от тупого удара. Так оно и было. Они всё ещё видели в мне угрозу. Потенциальную бомбу.

— Хотела бы я с уверенностью сказать, что во мне есть только я. Знаешь... Денис... я ведь ужасно боюсь... боюсь, что этот дух все ещё жив, — не будет никаких истерик и криков, что я это я, мне надоело всем доказывать обратное. Вся моя энергия уходила на то, чтобы просто жить с этим. С памятью.

— Валери, скажи, ты чувствуешь его? Чувствуешь, что он внутри тебя? — обеспокоенно спросил меня Денис, и в его голосе прорвалась та самая тревога, что он так тщательно скрывал.

Смотря в его глаза, я видела в них страх услышать положительный ответ. Но я лишь отрицательно помотала головой и, чуть помедлив, решила пояснить ему, что я чувствую, чтобы из его глаз исчезли эта тень и тяжесть.

— Нет. Но очень боюсь однажды почувствовать, — я выскользнула из машины и, не оборачиваясь, прошептала, зная, что он меня всё равно услышит. — Я ведь всё помню... Помню, что делал этот дух моими руками.

Я стояла и задумчиво смотрела, как Денис уезжает, старательно прислушиваясь к себе. Не к шепоту в голове, а к собственному сердцу. Винила ли я себя или друзей во всём произошедшем? Нет. Они — такие же жертвы ногицунэ, как и я. Игрушки. Мы были пешками в его игре. Хотя, если подумать, похоже, умение притягивать неприятности — общая черта, объединяющая всех нас в такой разношёрстной компании.

Я повернулась и пошла к дому, ощущая на спине его взгляд, пока машина не скрылась за поворотом. Он охранял. А я училась снова доверять. И, может быть, это и было нашим первым, самым хрупким и молчаливым соглашением.