— Я могу говорить откровенно, с подробностями? — недоверчиво, хитро нахмурив брови, расспрашивал Иван искина службы поддержки и психологической помощи. — Это ведь нигде не записывается?
— Конечно, можете говорить свободно, — отвечала разумная нейросеть, с правдоподобной офисной одеждой, но лицо было нарисовано довольно схематично, скорее стилизовано под сотрудника, чтобы избежать эффекта «зловещей долины». — Всё абсолютно конфиденциально. Мы обеспечиваем наилучшее шифрование разговоров и ничего не записываем. Ваш тариф предполагает круглосуточную поддержку по любому поводу. Чем больше подробностей мы выясним, тем скорее решим любой ваш вопрос.
— Ситуация такая… Как бы это сказать… Сложная…, — Иван попытался вспомнить в чём же главная суть его претензий, вообще его не устраивала сраная жизнь целиком, но как бы это увязать с секс-куклами? — Ваши… хм-хм… изделия… не дают тех ощущений и эмоций, для которых я приобретал их… её…
— И какие же это эмоции?
— Можно начать издалека?
— Да, разумеется, мы не ограничены по времени.
— Тогда я расскажу своё мнение, зачем вообще люди покупают ваших кукол. Потому что… Потому что… у них не получается отношений с обычными людьми из плоти и крови!
Иван сделал долгую многозначительную театральную паузу, ему казалось, что он выпалил нечто запредельно важное, что слишком долго крутилось в голове невысказанным.
— Мы это всегда предполагали в базовом подходе, — невозмутимо отвечал электронный мужчина, по маркетинговым исследованиям было известно, что каждому полу легче говорить о сексуальных проблемах с представителями своей половины рода человеческого. — Для того и существует наша компания, чтобы решать…
— Но она не решает! — вдруг нервно перебил Иван, чувствуя, что сейчас пойдут рекламные слоганы, которые он слышал сто раз. — Не решает! Не! Решает!
— Вы хотели бы рассказать подробности? В чём же заключается главная проблема?
— Проблема в том, что люди покупают ваших кукол, чтобы чувствовать хоть немного любви и нежности. Потому что ничего подобного в жизни у них нет. Я понимаю, это звучит резко. Но это так. Стало больше эротики вокруг и показного флирта. Стало больше доступной порнографии. Но вот именно секса между людьми стало меньше. Меньше! Все говорят про секс, но секса как такового нет. Все орут про сексуальную революцию, а вокруг сексуальное пуританство. Нет, может у кого-то и всё хорошо. Но я говорю про себя и себе подобных: вокруг меня нет никакого секса, им и не пахнет. Причём я не маньяк, я самый обычный мужик среднего возраста, среднего класса, хочу самых обычных вещей, в чём я провинился? Что мир вокруг одновременно кричит про секс, но является по факту асексуальным? У меня есть теория на сей счёт, что традиционный институт брака разрушился, а нового ничего не появилось. Кроме жалких оцифрованных замен. И ваша продукция — не более чем суррогат, но ничего иного не остаётся, чем пользоваться заменителями. Но это ещё полбеды, теоретическая часть, так сказать… На практике всё оказалось хуже, чем я думал. Даже с фирменными энграммами, это на деле не более чем… изысканное рукоблудие.
Иван выдохнул. И вроде сказал. Но и слишком запутанно получилось, непонятно чего хотел сказать в итоге. Кажется, машина тоже не поняла его философскую тираду:
— Вам не понравились физические ощущения или качество энграмм? Быть может, ролевые сюжеты?
— Что ты можешь понимать в ощущениях? — Иван стал потихоньку закипать. — Я же сейчас говорю с электромагнитной волной!
— Наш мир в целом представляет собой корпускулярно-волновой дуализм…
— Слушай, — перебил Иван. — Давай чуть изменим ход разговора. Ты можешь понизить свои уровни официальности?
— Да, это возможно, мои конструкты предполагают возможность переключиться на комфортный стиль общения.
— И давай без «вы», тошнит, ей богу, ничего нет холоднее и отвратительнее этого «вы». Особенно когда обсуждаем половые сношения. «Вы» да «вы». Достало!
— Как скажешь. На сколько процентов понизим официальность беседы?
— На пятьдесят. Вдвое понижай, короче. А там посмотрим.
— Сделано. Так поясни, в чём твоя проблема? — лицо нейросети изменилось, погрубело, офисная одежда стала более простой.
— Во, так лучше! Хотя нет, ещё вдвое понижай! Не люблю серединку, даёшь крайности!
— Йоу, чел. Без проблем, братуха, — лицо стало как у шпаны, а стилем одежды искина стал вульгарный уличный энтропизм молодёжных банд.
— Отлично! Наконец-то! Вот теперь можно поболтать о бабах без закультуренной дряни! — возрадовался Иван.
— Давай рассказывай свои горести, бро. Чё-как? Как сам? — изменилась и манера речи, она была идиотской, но и какой-то свойской одновременно, располагающей к теме, о которой так трудно было говорить.
— Как мне тебя называть-то? — спросил Иван. — Какое у тебя имя? Окей, имя у этого варианта виртуальной личности. Я не могу говорить с кем-то без имени.
— Зови меня Андрюха, — подсказал нейро-чувак.
— Андрюха, нормуль… Короче говоря, Дрюня, дружище, дело в следующем… Мне вообще не вкатывает ваше устройство. Я понимаю, что оно создано для социальных калек, у которых никогда не будет женщины, жены, даже подруги долгосрочной. Что это заменитель… Но всё же… Должно же будить хоть какие-то эмоции? Я думал, что взберусь на вершину наслаждений к Купидону. А там ничего. Ни. Че. Го. Мне только противней ещё больше стало. Да, я лузер в эволюции. Я продул в половом отборе. Мне скоро полтинник стукнет! У меня никого нет. И вот я приобрёл вашу куклу… Я как подросток, который стесняется мастурбации, а это ведь и есть мастурбация по сути! Подросток, который продолжает тайком дрочить. Ведь он не в силах переделать свои плотские желания. Он лишь следует своим инстинктам. Что непонятного?
— Дык понятней некуда, бро. Одиночество — тяжкая вещь, — поддержал нейро-Андрюха.
— Вот! Одиночество! А оно никуда не исчезает. Только ты воображаешь, что имеешь секс. Я типа не мастурбирую, а занимаюсь сексом сам с собой специальным устройством, ха-ха-ха, — Иван сымитировал примитивный смех древних роботов. — Но я хотел рассказать чуть предысторию покупки. В общем, сначала я пытался долгое время жить обычной жизнью. Строить человеческие отношения. Даже на работах пытался мутить романы. Но всё закончилось сплошным…