— Пусть повернётся спиной, — мерзкий старик тычет в Анику крючковатым пальцем. — А чего на ней столько тряпок? Этого добра и у нас хватает. А мне надо понимать, есть в ней здоровье родить моему сыну наследников или нет.
Аника едва терпит. Будь она в Леонтрасе, давно бы сбежала с этого праздника позора, зовущегося смотринами. Но она не дома, а в Рабантрасе. И прямо сейчас от неё зависит благополучие родных земель. Она никогда не думала, что однажды придётся принести себя в жертву. Но в конце концов, она всего лишь девица.
— А теперь пусть покажет зубы! — кричит граф Хейден противным голосом.
Жилка на виске Аники начинает дёргаться. Всему есть разумный предел. Она что, лошадь, чтобы заглядывать ей в рот. Девушка сжимает края расшитой накидки.
— Отец, прекрати! Это ни к чему. Меня устраивает, — вмешивается наконец старший сын Хейдена, Хаган. Это за него отец планировал сосватать Анику.
Она поднимает на молодого мужчину уязвлённый взор. Её глаза как бы говорят: «Почему только сейчас?», а в ответ получают: «Потому что так нужно». В самом деле Хаган не производит впечатление человека трусливого или безвольного. И того высокомерия, что невооружённым взглядом читается на лице Хейдена, во взгляде Хагана Аника не замечает. Вероятно, у того, что он позволил рассматривать свою невесту, будто живой товар, есть своя причина. Ей остаётся лишь смиренно вздохнуть.
Всё не так уж плохо. Её ведь могли отдать за самого Хейдена, раз тот вдовец. А Хаган хорош собой, высок и статен. Говорят, отлично владеет мечом и весьма недурен в танцах. Аника невольно окидывает его взором и задерживается на поясе. Ещё один вздох срывается с губ. Да, всё не так уж плохо.
Девушка повторяет про себя, что у неё простой выбор: либо стать счастливой с тем, что есть, либо умереть несчастной. А она слишком любит саму себя, чтобы страдать. Раньше Аника не понимала, почему Ивет, будучи женой самого государя, выглядит порой такой несчастной. Теперь она сама чувствует себя не лучше, и только природное упрямство не даёт ей опустить руки, сесть и расплакаться. Ей остаётся уповать на то, что оно ещё долго её не покинет.
Граф Хейден вместе с отцом и новым десницей короля удаляются для подписания мирного соглашения. Аника выдыхает и уходит из центра зала от взглядов местной знати в тень от стены. К её удивлению выбранное убежище оказывается занято. Мужчина таинственный и мрачный взирает на неё сверху вниз. На нём длинная чёрная туника в пол расшитая золотом, а в ухе виднеется серьга в форме птицы. Длинные волосы его не собраны и лежат волнами на плечах. У Аники дрожь по телу от этого человека, и всё же она не может отвести взгляда. Он одновременно и притягателен и отталкивает. Девушке не по себе от этого противоречия. Аника вжимает голову в плечи, озирается по сторонам. Ищет куда бы ещё спрятаться, лишь бы не быть больше мишенью для этих опаловых глаз.
— Госпожа?
Хаган, её жених, появляется очень вовремя. Аника с облегчением оборачивается. На лице её появляется совершенно естественная радостная улыбка.
— Ваше Сиятельство.
Она вежливо кланяется, а после косится себе через плечо. Это кажется ей странным, но таинственного незнакомца на прежнем месте не оказывается. Аника гадает, а не привиделось ли ей всё от волнения.
— Я собираюсь немного пройтись, — произносит Хаган, слегка смущаясь. — Не составите мне компанию?
Аника ещё раз окидывает его взглядом, теперь уже вблизи. Это кажется ей даже немного забавным — то, как он пытается в противовес отцу быть деликатным. При этом его манеры совсем не вяжутся с грубым обликом. Она подозревает, что и в вопросах любви графский отпрыск крайне неопытен. Но это её не отталкивает, а скорее напротив, заинтересовывает. Именно таким мама описывала отца в молодости. Что и говорить, из него получился хороший и заботливый муж.
— С удовольствием, — она подаёт Хагану руку и замечает, как окружающие сосредотачивают свои взоры на них.
Притворившись, что им нет дела до остальных, они выходят на террасу, а оттуда спускаются в сад. Зимы в Рабантрасе несравнимо теплее, а потому тут ещё сохранились кое-какие цветы и зелёные растения. Аника заворожённо следит, как над одним из них порхает красная бабочка. Она чувствует, что Хаган собирается сказать ей что-то, а потому намеренно не смотрит на него.
— Я хотел бы попросить прощения за своего отца, — произносит тот, высоко подняв голову. — Он порой может быть груб. Такой уж он человек. Иногда нужно просто перетерпеть.
Аника хочет сказать, что, если что-то не нравится, то едва ли стоит мириться с этим. Особенно, если ты мужчина. Но поразмыслив, сдерживается. Какую бы судьбу ей не уготовили боги, усложнять её она не собирается. Потому только ловит заинтересованный взгляд молодого графа и улыбается. Тот улыбается в ответ широко и искренне.
Она знает, что нравится ему. А это самое главное. Сколько бы не вопил старик, а в постель Анике ложиться не с ним. При этой мысли щёки девушки вспыхивают. От Хагана веет мужеством и силой. И Анику влечёт к нему просто и естественно. После стольких дней раздумий и сомнений, она наконец-то сможет успокоиться. Вот только её не покидает ощущение, что за ней кто-то наблюдает.
Дорогие друзья! Рада представить новую для вас историю! Поддержите её лайком и добавьте в библиотеку! Также вы можете подписаться на мой профиль, чтобы быть в курсе всех новостей! Приятного чтения!
Аника мало интересуется политикой, только когда от неё зависит её собственная жизнь. Так раньше она не понимала даже, где находится Рабантрас, и почему отец столько говорит о нём. Южное графство оказалось совсем непохожим на её родное или соседний Бернтрас. Взгляд Аники привык к хвойным лесам на горных склонах, где полно дичи, а зимой всё заметает снегами. Там слово женщины хоть немного, но имеет вес, потому что забота о доме и детях ложится на их плечи. На юге же нравы более крутые, а послушание жён возведено в абсолют.
Ей тревожно из-за этого. Она размышляет, как бы сложилась её жизнь, если бы монстроподобные свирепые хагры не напали бы на Бернтрас, вынудив жителей графства спасаться бегством, что было бы, если б год для Леонтраса оказался чуть более урожайным, и подданным её отца не грозил бы голод. И снова Аника приходит к мысли, что её всё равно бы отдали замуж против воли. Ей грустно от этого. Но она не теряет надежды стать госпожой дома Рабан. Если это удастся ей, то она сама сможет устанавливать правила, не обращая внимания на местные нравы.
Ей ещё повезло. По крайней мере, она родилась девицей в благородной семье. К безродным отношение и того хуже. В любом из графств. Так устроен мир, что если в тебе нет ни капли благородной крови, ты до конца своих дней будешь влачить бесправное существование. И пусть порой простолюдинкам улыбается удача, и их хозяевами оказываются достойные господа, вроде отца Аники, но они всё равно бесконечно далеки от настоящей свободы. Эта мысль удручает Анику, но изменить что либо она не в силах.
Замок графа Хейдена мрачен и тёмен, несмотря на множество окон и колонн. Это для Аники странная загадка — почему южане не пользуются естественным источником света. Она предполагает, что так они обычно спасаются от жары. Вот только зимой в Рабантрасе совсем не жарко. Зима тут похожа на сухую прохладную осень дома. Аника всё время хочется облачиться в плотные накидки и закрытые платья. Но по наказу отца вплоть до самой свадебной церемонии она вынуждена наряжаться в атлас и шелка, демонстрируя все прелести, какими её наградила природа. От этого её губы бледны и бескровны, а руки всегда холодны.
Аника ждёт, когда старый граф назначит дату. Из-за этого ожидания она всё время немного взволнована. И пусть ей нравится проводить время с Хаганом за прогулками и конными поездками, она бы предпочла месту фаворитки статус законной супруги. Хаган последователен в своих действиях. Он желает соблюсти все традиции, оттого не смеет даже слишком часто касаться её руки. Аника смиренно играет в эту игру, но любому терпению есть предел.
Время идёт, и неделя ожидания оборачивается месяцем. В замке становится всё холоднее. А сердце девушки всё больше наполняет тревога. Она слышит вскользь разговоры мужчин. Понимает, что отношения Рабантраса с остальными графствами и с самим государем становятся всё более напряженными. Постепенно до неё доходит страшная истина: она не невеста, а заложница старого графа. С её помощью Хейден пытается манипулировать отцом и королевой.
Поздним вечером она набирается смелости и отправляется к Хагану. Если кто и может как-то повлиять на положение Аники, так это он.
— Скажи, для тебя я тоже разменная монета? — Аника заглядывает графскому наследнику в глаза. Тот хмурясь, отводит взгляд.
— Свет мой… Помнишь, я говорил тебе, что такие, как мой отец не меняются? — вздохнув отвечает он. — Сейчас для нас всех непростое время. Но я бы никогда не стал лгать тебе о своих чувствах.
Он слегка касается ладони Аники и замечает насколько она холодна. В удивлении он поднимает на неё глаза.
— Тебе холодно?
В ответ Аника лишь тяжело вздыхает. Вырывает ладонь из его рук и отступает назад. Прикосновение его оказывается таким нежным и бережным, что она на миг забывает, зачем вообще оказалась в этом месте в такой час.
— В этом замке не может быть иначе. Мне холодно, одиноко и страшно, — произносит она в отчаянии. — И затянувшееся противостояние между графствами только усугубляет моё положение.
— Аника, отец желает сделать, как лучше, — со вздохом произносит Хаган. — Представь, что будет, если мы поженимся, и вдруг начнётся война. Как ты будешь чувствовать себя?
— Можно подумать, если мы не поженимся, твой отец даст мне уйти, — мрачно усмехается та.
Хаган некоторое время напряженно смотрит на неё, а потом, осознав, что та права, кивает.
— Я поговорю с отцом, — соглашается он. — Попрошу назначить дату и как можно скорее.
Аника облегченно выдыхает. Сердце взволнованно бьётся в её груди. В порыве благодарности она делает шаг навстречу Хагану. Тот чуть смелее берёт её руки и мягко растирает в своих ладонях. Он деликатен и не касается её выше запястий, но Анику отчего-то всё равно бросает в жар. Нечто столь трогательное и невинное заставляет её желать его ещё сильнее. Она невольно вздыхает, отчего ещё больше краснеет. Хаган улыбается в ответ, а затем притягивает одну ладонь Аники к губам и спрашивает:
— Ты позволишь?
Девушка мысленно кричит, что готова позволить ему абсолютно всё, что тот пожелает. Но сама себе напоминает о рамках приличия. Она просто кивает, опустив глаза. Тогда Хаган прижимается к её руке горячими губами. У неё перехватывает дыхание и кружит голову. Она не может поверить, что есть нечто более приятное на этом свете. Однако внутренний голос напоминает ей, что есть, и однажды ей придётся испытать и это. На лице Аники появляется едва заметная хитрая улыбка.
— Я провожу тебя, — взволнованно выдохнув, произносит Хаган, прижимая её ладонь к своей груди. Он выглядит окрылённым и совершенно счастливым.
Холодными тёмными коридорами Хаган ведёт её в башню, отведённую для женщин. Вот только на этот раз Анике не страшно. Её переполняет надежда на скорые перемены.
— Дальше мне с тобой нельзя, — говорит Хаган, нехотя отпуская её руку. Аника с тоской вздыхает.
— Завтра увидимся, — не то спрашивает, не то утверждает она и уходит быстро прочь. Она боится, что если задержится хоть на минуту, то точно бросится в его объятия.
Стоит ей немного удалиться прочь от лестницы, как она вдруг начинает слышать зов и тихий смех. От него у Аники мороз по коже. Она оглядывается по сторонам, чтобы понять, кому они принадлежат. Голос слишком грубый для женщины, а мужчинам в этой башне быть не положено.
— Вы очаровательны, госпожа, — слышится будто издалека, но в то же время прямо над ухом Аники.
Она вздрагивает, отступает назад, и вдруг упирается спиной в кого-то. Этот некто сильной хваткой придерживает её за плечи. Аника резко оборачивается и видит перед собой того самого незнакомца в чёрном.
— Вам нельзя тут находиться! — дрожащим голосом произносит она.
— В этом замке или за его пределами мне можно абсолютно всё, — отвечает незнакомец, таинственно улыбаясь. Аника удивлена, но почему-то верит его словам. Не отрываясь она смотрит в его чёрные, как ночь, глаза.
— Кто вы? — шепчет девушка, всё больше робея.
— Ваш большой поклонник, — отвечает тот, а затем берёт её руку и целует.
От его прикосновений у Аники ещё больший холод разливается по жилам. Ей хочется как можно скорее уйти и запереться в своих покоях, но она не может сдвинуться с места.
— А ещё я главный жрец культа Ворона, — продолжает он всё с той же улыбкой. — Моё имя Гайдин.
Новая волна дрожи пробегает по телу Аники. Гайдин! Она слышал это имя от сестры, королевы Ивет, когда та рассказывала о визите Его Величества в Рабантрас. Гайдин — один из самых влиятельных людей в Рабантрасе. С количеством его почитателей не сравнится ни один из членов семьи Рабан. Служители культа преклоняются перед ним и считают его пророком. Ивет же называла его чернокнижником. От покойного десницы, Бернхарда Костолома, она слышала, будто под видом безобидного культа Гайдин и его прислужники распространяют опасное древнее учение. Медведь предостерегал её и государя, говорил, что Гайдин ещё сыграет свою роль в противостоянии Рабантраса с остальным Кроненгардом.
— А я Аника, вторая дочь Анкэля Леонтрасского, младшая сестра королевы Кроненгарда, — она вежливо склоняет голову, раздумывая вместе с тем, как завершить это неожиданное и неприятное знакомство.
Она не уверена, что может просто уйти. Закричать и поднять тем самым шум — тоже не лучшая идея. Её положению скандал на пользу не пойдёт. Она и так сегодня самовольно покинула часть замка, отведённую для женщин. А Хейден, кажется, только и ждёт причину, по которой снова сможет отложить свадебную церемонию на неопределённый срок.
— Я восхищён вами, — Гайдин кланяется улыбаясь.
Анику не покидает чувство, будто она слышит насмешливые ноты в его голосе.
— Благодарю, — она снова склоняет голову.
— А хотите знать, что именно восхищает меня в вас, — мужчина, щурясь, складывает руки на груди. — Думаю, вы будете удивлены.
— Простите, но я не думаю, что для таких разговоров время и место, — замечает Аника, предпринимая попытку к бегству.
— Во время смотрин граф Хейден оценивал вовсе не вашу привлекательность, и не способность к деторождению, — продолжает Гайдин, игнорируя предупреждение девушки. — Он оценивал вашу терпеливость.
Незнакомец склоняется над ней и касается тонкой скулы. Ту охватывает мелкая дрожь. Она растеряно смотрит Гайдину в глаза. Какая-то неведомая сила заставляет её оцепенеть. Анике страшно, так сильно, что она готова закричать. Но у неё не получается даже раскрыть рта. Она словно бы оказывается во сне. Холодное опасное пламя сияет в глубине чёрных зрачков.
— Но будь вы действительно терпеливы, как полагает Хейден, я бы не обратил на вас внимания.
Вторая рука Гайдина опускается Анике на талию. Одним рывком он притягивает её к себе. Она ощущает жар его тела через тонкую ткань одеяния. И к своему стыду реагирует на него. Сердцебиение её учащается, а бледные щёки розовеют.
— Нет, — качает головой Гайдин, проводя большим пальцем по нижней губе девушки. — Мне хочется верить, что это хитрость, что вы всего лишь показываете окружающим вас мужчинам то, что они хотят видеть.
Он склоняется к её губам и целует. Аника ощущает, как нечто запретное, разрушающее разливается по её венам. Поцелуй Гайдина сладок как мёд, но губителен как яд. Аника отравлена — голова идёт кругом, а ноги будто набиты соломой. Грубая ладонь касается нежной груди и принимается жадно ласкать её. Гайдин прижимает Анику к стене и стремиться забраться под подол её платья. Низ живота её напрягается и сладостно ноет. Она не может оттолкнуть его, хоть и понимает, что то, что они делают недопустимо. Аника чувствует себя всего лишь безвольной куклой в руках чернокнижника. Слова Гайдина эхом звучат в голове, будто тот способен проникать в людские умы…
В тишине и мраке коридора слышится хлёсткий звук пощечины. Аника в страхе вжимается в стену. Её ладонь горит. Гайдин, недовольно опустив подбородок, держится за щёку. На его лице — досада и удивление. Девушка глубоко вдыхает, чтобы раскаяться и повиниться в содеянном, но вместо этого, вдруг делает вторую неожиданную вещь за вечер.
— Я не стану извиняться, — произносит она со слезами в голосе. — Ибо вы совершенно правы, я не из тех, кто терпит. В случае с графом Хейденом мне есть смысл хитрить, но с вами, как мне думается, я должна внести ясность с самого начала. Будь вы хоть самим высшим жрецом Игниса, главного из Четырёх богов, я не стану раболепствовать перед вами и подчиняться. Я невеста графа Хагана, будущего властителя Рабантраса. Но даже он не смеет касаться меня без позволения!
Не давая своему оппоненту возможности сказать ответное слово, Аника убегает. Она запирается в своих покоях и в слезах падает на кровать. Что же она наделала?! Почему не сдержалась? Ведь Гайдин — советник самого Хейдена, он может завтра же приказать отправить её в Леонтрас. И тогда придёт конец не только их с Хаганом помолвке, но и установившемуся шаткому перемирию.
Хаган живёт с идеей, что должен быть лучшим во всём. Правила и законы для него всегда были превыше собственных желаний. Таким воспитал его отец — суровый и скупой на доброе слово граф Хейден, правитель Рабантраса. С самого детства Хаган стремился угождать отцу и оправдывать его ожидания. Даже тогда, когда ему самому это было не по душе. Отец был жесток в отношении своей супруги и наложниц. И требовал от своих сыновей аналогичного отношения к женщинам. Вот только Хаган хотел быть лучшим в глазах всех окружающих. Трудно быть жестоким с девушками, когда пытаешься им угодить. А радовать маму смешными выходками и неожиданными подарками Хагану нравилось, пожалуй, даже больше, чем исполнять спорные наставления отца. Что поделать? К своему несчастью он был рождён с добрым любящим сердцем. И даже суровое воспитание графа Хейдена не смогло заставить его зачерстветь.
— Ты никогда не хотел что-нибудь изменить в этом мире? — мечтательно спрашивал он младшего брата. — Разве справедливо, что женщины в нашем графстве терпят столько невзгод. Ведь им подчас приходится гораздо труднее, чем мужчинам.
— Отец прикажет тебя высечь за такие разговоры, — отвечал Фалко, с сомнением глядя на него.
— И всё-таки, — не унимался Хаган. — Неужели тебе никогда не хотелось встать на их защиту.
Фалко только вздыхал тяжело, качая головой.
— Ты знаешь нашего отца. С ним нельзя действовать прямыми методами. Вот тебе мой совет: если хочешь добиться своего и не быть сосланным на границу, ищи обходные пути.
Брат в отличие от Хагана всегда был более приземлённым. Он не рассуждал высокими категориями, а делал только то, что хотел, никому при этом не рассказывая. Он женился на девице из знатного, но бедного рода, одной из дальних ветвей семьи Рабан. Получил от отца небольшой земельный надел на севере у границы с Леонтрасом, восстановил там поместье и зажил себе на уме. Ходили слухи, что он много позволяет своей жене, и как будто бы та совсем не чтит традиций и культ Ворона. Но Фалко никогда не позволял этим слухам найти подтверждения, отчего умудрялся жить с отцом душа в душу, при этом не забывая про своё удовольствие.
Порой Хаган завидует брату. Как бы он хотел последовать его примеру и уехать из отцовского дома, прихватив с собой Анику. Никогда в своей жизни он не чувствовал себя одновременно и таким окрыленным, и таким несчастным, таким сильным, и таким беспомощным. Аника, вне всяких сомнений, самая красивая и притягательная девушка во всём Кроненгарде. Один лишь взгляд её зелёных глаз заставляет сердце Хагана биться безумно быстро. Она будто противоречивое дитя Игниса и Аввы — страсть и дикость в ней переплетаются с умом и спокойствием. Она сильна и чиста, как весенний бриз.
Хаган порой робеет от её смелых взглядов. Воспитание не позволяет ему решиться на вольности, хотя порой они оба понимают, что вовсе не против. Но Хагану хочется дорожить Аникой. Дорожить назло отцу, столь нарочито пренебрегающего правами женщин. Дорожить, потому что Аника создана для этого, а ещё для поклонения, для обожания. Хагану не нужен никакой культ Ворона. Прикрытые прозрачным кружевом ключицы Аники — вот его тотем, то чему Хаган готов поклоняться до конца своих дней.
К несчастью, он встретил Анику в лихое время. Отец Хагана уже очень давно играл с огнём. Испытывал терпение государя, требовал для Рабантраса больше свободы.
— Дедрик братоубийца. Он не хочет оставаться на троне.
Отец искренне надеялся своим непослушанием и провокациями возвести на престол своего племянника, единоутробного брата Дедрика и кузена Хагана и Фалко, Вилфрида. Тот вырос при дворе, был хорошо образован и почитаем многими вельможами и простым людом. Случись государственный переворот, как они планировали, и отец бы стал править Кроненгардом вместе с Вилфридом. План его казался здравым и обречённым на успех.
Служители культа Ворона способны управлять чужим разумом. Несколько месяцев они упорно тренировались и наконец смогли совладать с силой хагров, человекоподобных монстров, живущих в тундре на севере. Они намеревались с их помощью разорить Бернтрас и Леонтрас, самые лояльные государю графства. Оказавшись в затруднительном положении, Дедрик был бы вынужден обратиться к Хейдену, главе одного из самых больших и богатых графств. Вот тогда-то отец и Вилфрид и вынудили бы его отречься от престола ради блага своего народа. Мирно и бескровно.
Вот только чем дальше к югу продвигались хагры, тем менее управляемыми становились. С огромным трудом служителям культа удалось взять форт Церигард. Однако войско короля, почти сразу подоспевшие на выручку успешно отбило его. Культисты со своей зеленокожей армией оказались заперты на севере. Больше на них полагаться было нельзя. Вдобавок, сражение за Церигард пробудило ещё одного монстра. Лишившись своего войска, меча и даже супруги ближайший соратник короля Бернхард Костолом стал ещё злее. Едва заступив на пост десницы, он начал следить и вынюхивать, что творится в королевском замке и за его пределами. Он одним из первых понял, что спровоцировало нашествие хагров, первым заподозрил Вилфрида в измене. Благодаря ему король Дедрик выжил при покушении.
И пусть ныне Костолома нет в живых, всё же отец Хагана получил отнюдь не тот результат, на который рассчитывал. Вилфрид заточён в темницу, а королевские войска покинули Рабантрас, оставив его фактически без защиты. Хаган и Фалко были вынуждены собирать ополчение, чтобы иметь возможность хотя бы выставить дозорные отряды на границе с соседним королевством. Хаган надеялся, что брачный союз с Аникой положит конец противостоянию. Однако с каждым новым днём он всё больше сомневается, что его сватовство имеет хоть какое-то значение.
Закатное солнце дарит влюблённым свои последние тёплые лучи и скрывается за горизонтом. В считанные минуты всё вокруг погружается в сумерки. Осенний сад затихает словно бы в полудрёме. Не слышно даже привычного стрекотания насекомых. Эта тишина кажется Хагану зловещей. Он не любит ночь и сумрак, потому что знает, что в это время служители культа Ворона обретают особую силу. Потому он всегда начеку и держит свой меч наготове.
Этим вечером Аника оказала ему честь и согласилась на конную прогулку. К удивлению Хагана, девушка достойно и уверенно держалась в седле и выглядела при этом весьма грациозно. Теперь же они наслаждаются короткой возможностью побыть наедине в саду. Хаган с замиранием сердца смотрит на неё. Ловит каждый взмах её длинных ресниц. Он мечтает лишь об одном — коснуться губами волнистой пряди ее волос. Хаган находит в этом истинное блаженство, и о большем не смеет и помыслить.
Хаган чувствует, как дрожат руки Аники. Она боится. Мысль об этом сводит его с ума. Естественное желание защитить ту, что дорога, делает его уязвимым. Отец играет с ними в странную игру, то назначая, то отменяя свадебную церемонию. Объясняет это тем, что на границе с соседними графствами сейчас неспокойно. Хаган терпелив, в отношении его решений. Но он не выносит ощущения беспомощности, когда дело касается любимой.
— Нам пора возвращаться в замок, — произносит Хаган с неохотой. Аника хмурится.
— Я не хочу расставаться, — вздохнув, отвечает она. — Этот замок пугает меня. Всюду мерещатся зловещие тени. Только рядом с тобой я чувствую себя в безопасности.
Он думает про себя, что тени Анике вовсе не мерещатся. Они действительно заполняют замок с наступлением ночи. Но пугать её ещё больше он не желает. Он искренне надеется, что статус сможет защитить её, как защищает членов графской семьи. Разумеется, Хагану было бы гораздо спокойнее, если бы Аника стала частью их семьи официально. Но ничто в доме Рабан не делается без одобрения главы — такова одна из южных традиций. А Хаган чтит традиции.
В надежде внести хоть какую-то ясность он решается на разговор с отцом. Хаган надеется, что тот примет его доводы и перестанет наконец играть с его судьбой. Он находит графа Хейдена в главном зале. Тот что-то обсуждает с Гайдином. Приходится выждать, когда жрец уберётся прочь. Хаган не доверяет ему. Слишком быстро и повсеместно распространилось его влияние. Наследник графа убеждён, что рано или поздно безграничное доверие отца культистам обернётся бедой.
— Почему ты снова отменил церемонию? — спрашивает Хаган, едва они остаются наедине. Отец некоторое время смотрит на него настороженно, а затем слегка приподнимает брови и качает головой.
— Ты мой старший сын, — отвечает он. — Прежде, чем позволить тебе заключить брачный союз, я должен быть уверен, что твоя партия достойна того.
— Но ты ведь сам выбрал Анику из Леонтраса! — восклицает Хаган. — Ты уже дал своё согласие, а теперь идёшь на попятный?
— А что тебя удивляет? Отношения с Леонтрасом и остальными графствами сейчас оставляют желать лучшего. Я не хочу этой свадьбой связать себе руки окончательно. Они посадили Вилфрида под замок. Нет ничего удивительного в том, что я пытаюсь защитить тебя.
Хаган знает своего отца лучше любого человека на всём белом свете. И всё же в этот момент его охватывает возмущение. Наверное, всё потому, что он очень ждёт эту церемонию. Он грезит о том дне, когда сможет назвать Анику своей женой. И понимает, что без согласия графа Хейдена ни один жрец не возьмётся провести свадебный обряд.
— Отец, но я хочу её в жёны, — прикрывая глаза, мучительно произносит он.
— Зачем? — усмехается граф Хейден. — Если она пробуждает в тебе желание, просто развлекись с ней. Для этого необязательно жениться.
Холодная дрожь пробегает по спине Хагана. Слова отца разбивают ему сердце и в один момент раскрывают истинные намерения правителя Рабантраса. Нет, он никогда не позволит Хагану и Анике стать супругами. Он не посмел бы сказать такое про будущую жену своего сына. Он с самого начала не строил серьезных планов относительно Аники. Горечь обиды отравляет нутро Хагана. Он не может принять такой жестокости ни в отношении любимой, ни в отношении самого себя.
Хаган смотрит в безразличное лицо отца с бесконечной злобой. Он был терпелив к выходкам старика, но даже его терпению есть предел. Он с трудом сдерживается от того, чтобы не высказать отцу, что думает. Это бы вернуло ему его достоинство, однако после, он лишился бы всего. И Аники в первую очередь. Нет, если он вознамерился противостоять самому властителю Рабантраса, то должен быть, по крайней мере, настолько же хитрым и подлым.
— Я понял тебя, отец, — отвечает он и склоняет голову.
Хейден вновь недоверчиво щурится. Меж седых бровей появляется глубокая морщина.
— Ты пока что молод, Хаган, — говорит он задумчиво. — Тебя переполняет юношеский задор. Все чувства остры, а эмоции свежи. Тебе кажется, что пресловутая любовь — это самое главное в жизни. Но ты даже понятия не имеешь, что это. Ты краснеешь и смущаешься при виде обнажённых женских голеней. И возможно, это моя вина, что я не уделил этой части воспитания должного внимания. Я должен был показать тебе, что женщины на самом деле не важнее и не дороже, чем хорошее вино или лошади. Но я могу исправиться.
Во взгляде графа Хейдена появляется что-то злое и опасное. Холодный страх сковывает Хагана по рукам и ногам. Он понимает, что отныне даже в собственных мыслях он должен быть осторожен, ведь иначе может подвергнуть Анику опасности.
Каждая минута существования Хагана обращается тревожным ожиданием. Кажется, что в любой момент может случиться нечто плохое. Даже столь желанные свидания с Аникой становятся мучительными. Её нежные прикосновения и поцелуи украдкой не приносят былой радости. Он понимает, что должен сделать что-то, найти способ сберечь любимую от опасности.
В тенистом саду слышны птичьи трели. Ветер шумит в раскидистых кронах. Они одни в беседке, увитой густым плющом. Хаган скромно обнимает Анику, прижимая её голову к своей груди. Он вдыхает необыкновенный аромат её волос и утопает в их мягкости. Хаган верит, отец не прав. Именно способность любить нежно и трепетно отличает людей от диких животных. Он не смеет посягнуть на добродетель Аники, покуда не наденет на её запястье обручальный браслет. Всё, чего он желает — чтобы она была счастлива и беспечна. Вот только в Рабантрасе ей такой не быть, покуда жив граф Хейден.
— Послушай, Свет мой, — Хаган бережно касается её щеки. — Я хочу, чтобы ты вернулась домой в Леонтрас.
Аника глядит на него растеряно. Пытается понять причину, ждёт разъяснений.
— Тут ты не будешь в безопасности, — продолжает он удручённо. Аника опускает глаза и кивает без возражений.
— Ты думаешь, твой отец позволит мне уехать? — спрашивает она, с силой цепляясь за его руки.
— Я попытаюсь устроить всё так, чтобы он узнал обо всём, когда ты будешь за пределами Рабантраса, — отвечает Хаган ободряюще. Впервые за много дней он видит в глазах Аники не страх, а новую надежду.
— Но мы ведь ещё увидимся?! — вдруг бросает Аника отчаянно.
— Конечно, увидимся, — Хаган целует её тонкие холодные пальцы, пытается согреть их дыханием. — Как только всё закончится, я приеду и вновь попрошу у графа Анкэля твоей руки.
Улыбка Аники согревает Хагана будто солнце. Он готов на всё, лишь бы она всегда оставалась на её лице. Этим же вечером Хаган придумывает план, как переправить любимую назад в Леонтрас. Он понимает, насколько это рискованно и для Аники, и для Рабантраса. И всё же он верит, что она не должна находиться в заложниках у его отца. Графство Ворона — странник на перепутье. Идти добрым или худым путём — решать его главе. И ответственность за это решение нести тоже ему одному.
— Тебя переоденут в платье слуги и отправят вместе с торговым караваном в Вульфтрас, — возбуждённым шепотом произносит Хаган. — Самое главное для тебя — добраться до Минвена. Там будут ждать люди твоего отца.
Аника смотрит на него взволнованно. Её ладони ещё холоднее, чем обычно. В графской библиотеке так тихо, что Хаган может слышать, как быстро бьётся сердце девушки. Она льнёт к нему, нарушая все границы дозволенного. Её дыхание горячее, беспокойное, а на щеках играет стыдливый румянец.
— Господин, — шепчет она в ответ. — Прежде, чем мы расстанемся так надолго, выполни одну единственную мою просьбу.
— Я сделаю всё, что ты хочешь, Свет мой, — он ласково и невесомо гладит её по волосам. Аника в блаженстве прикрывает глаза.
— Сделай меня своей, — произносит она, будто во хмелю или дурмане.
Хаган не верит тому, что слышит. Рука его замирает над маленьким розовым ушком.
— Ты не понимаешь, о чём просишь, глупая, — ласково отвечает он, целуя её в лоб. Аника открывает глаза и уязвлённо хмурится.
— Я отлично понимаю, — говорит она, обвивая ладонями шею Хагана. — Возьми мой первый раз, сделай меня своей.
Это настоящее испытание для него. Тело его реагирует на призыв мгновенно, в то время как разум продолжает сопротивляться. Ведь если он пойдёт на поводу у своих плотских желаний, то выполнит тем самым дурные наставления отца, до свадьбы обесчестит невесту.
— Я люблю тебя и хочу этого очень сильно, — тяжело вздохнув, произносит он наконец. — Но есть правила, которым надобно следовать.
— Вот о чём ты думаешь? — грустно улыбается Аника. — Что ж, наверное, это очень благородно. Я же думаю, что если погибну в пути от рук разбойников или стражников твоего отца, то я, по крайней мере, буду знать тепло твоих объятий и сладость твоих поцелуев.
Сердце Хагана разрывается. Аника не строит иллюзий по поводу предстоящего побега и готова к любому исходу. Ему трудно идти против своих принципов, трудно смириться со своей беспомощностью. В конце концов, они оба находятся в руках непредсказуемой судьбы. Но также слова Аники не могут не трогать сердце Хагана. Ведь она не боится даже смерти, но боится так и остаться для него всего лишь фальшивой невестой. В порыве близком к отчаянию Хаган снимает фамильный перстень с указательного пальца и отдаёт его Анике.
— У меня нет обручального браслета, но я клянусь перед Четырьмя богами и могущественным Вороном, что буду любить тебя, свою супругу, до самой смерти, — произносит Хаган, опускаясь на одно колено.
Слеза катится по её щеке. Она счастливо улыбается.
— И я клянусь тебе, что только смерть сможет оборвать мои чувства к тебе, — отвечает Аника, присаживаясь на пол рядом.
Рука Хагана ложится на её невесомые кудри и тонет в этих волнах, точно в тёплом море. Он притягивает Анику к себе и целует. Та, медленно выдыхая, отвечает ему взволнованно и трепетно. Хаган ощущает дрожь любимой.
— Всё хорошо? — спрашивает он, поймав её взгляд. Его ладони замирают на талии Аники.
— Да. Просто голова немного закружилась, — отвечает та, краснея ещё больше.
— Волнительно, правда? — неловко улыбается Хаган. — Я столько раз воображал себе этот момент…
Аника глядит на любимого изумлённо. Вероятно, ей не приходило в голову, что Хаган тоже беспокоится. Но догадка эта оказывается полезной для них обоих. Девушка немного смелеет и позволяет ему усадить себя на колени.
Хаган не спешит. Он бережно касается оголённых лодыжек Аники и медленно ведёт ладонями вверх, приподнимая свободный подол платья. Гладкость её кожи, аромат феромонов, томные взгляды и вздохи сводят с ума. Хаган наконец дотронулся до своего божества. Счастье и волнение переполняют его. Если бы только можно было остаться навсегда в этом моменте, он сделал бы для этого всё возможное. Но время скоротечно, он знает об этом. А потому смело движется вперёд и приспускает кружевные панталоны Аники. Та прячет лицо у него на плече. Она столь очаровательна и мила. Но в то же время так соблазнительна и желанна.
В храме Ворона многолюдно. Мерно раздаются удары гонга, вводя прихожан в транс. Пламя свечей мерцает и колеблется от каждого дуновения воздуха. Гайдин прогуливается меж сидящих на полу людей. Босые ноги касаются холодного камня беззвучно, отчего складывается впечатление, что он парит над полом. Он сам будто ворон. Чёрный, зловещий, вызывающий страх и благоговение…
Гайдин без преувеличения может назвать себя одним из самых могущественных людей во всём Рабантрасе. Сам граф Хейден опасается его и советуется с ним по любому поводу. Каждый в графстве Ворона знает имя главного жреца распространённого культа. Но никому даже в голову не приходит, что Гайдин — величайший лжец за всю историю Кроненгарда, самозванец, ежеминутно ожидающий, что придёт некто и скинет его с пьедестала.
Вся жизнь Гайдина состоит из вполне успешных попыток выдать одно за другое. Всё пропитано ложью насквозь будто ядом. И даже то настоящее, что он когда-то имел, со временем исказилось и стало неправдой.
Всё начинается с происхождения Гайдина. Никто и никогда бы не заподозрил в нём безродного. Однако он родился в семье бедных крестьян. Гайдин с детства ненавидел то, кем являлся. Он не понимал, почему между благородными господами и простолюдинами существует такое сильное разделение. Ведь они абсолютно ничем не отличаются. Он считал неправильным то, что положение в обществе определяется при рождении. «То, что знатное привилегированное меньшинство, решает всё в этом мире – чудовищная несправедливость», – думал Гайдин. Он не желал быть «рабочей пчелой», каковым место безродных определили древние предки. Ведь даже внешне Гайдин очень сильно напоминал благородного юношу, из-за чего его часто принимали за молодого господина. Именно то, какие двери открывались перед ним в такие моменты, и толкнуло его на самый первый в жизни обман.
Рабантрас огромен, и его история помнит множество знатных имён безвозвратно канувших в лету. Чтобы получить возможность обучаться наукам в одном из храмов Четырех богов, Гайдин назвался потомком угасшего знатного рода. Он выдумал трогательную историю о том, как в детстве был разлучён с семьёй, и как после узнал о безвременной кончине родителей. Милосердные жрецы Аира приняли его на своё попечение. Внешний благородный облик и статная фигура не оставили сомнений у служителей храма. Так Гайдин из крестьянского отпрыска превратился в благородного сироту.
Жизнь его переменилась, открыв новые возможности. Гайдин теперь мог стать жрецом или чиновником, заработать состояние и купить дом. Жизнь благородного мужа оказалась удивительно проста. И это с каждым днём злило Гайдина всё больше. Он жил в достатке, но его родители всё ещё влачили нищее существование в глуши. Он не мог помочь им, не мог даже приблизиться. Ведь если бы кто-то заподозрил его, обману пришёл бы конец.
Став молодым мужчиной Гайдин осознал, что есть ещё кое-что недоступное для него. Он не мог заключить брачный союз с кем бы то ни было. Простолюдинки были ему больше не по статусу. Но и взять в жёны благородную госпожу он не мог. Ведь в младенчестве всех безродных мальчиков подвергают обряду иссечения крайней плоти. И если окружающих он смог обмануть, то от супруги скрыть истинное происхождение у него не получилось бы. Статус вдруг обернулся для него одиночеством. А одиночество — ещё большей озлобленностью на мир.
Жрецы видели в Гайдине особый талант к обучению. Сам же для себя он называл этот талант упорством. Не имея возможности как-то иначе проводить время он днями и ночами самозабвенно изучал древние тексты. Хранители открывали для него всё новые секции с редкими свитками.
Гайдин не знал, что конкретно пытается найти в работах древних мыслителей и творцов. Возможно, способ для него быть самим собой, не прятаться и не притворяться. Но нашёл он нечто, что полностью перевернуло не только его жизнь, но и жизнь окружающих его людей. Жрецы учили почитать четырёх богов — бога огня Игниса, бога воздуха Аира, богиню воды Авву, и богиню земли Терру. Но они никогда не упоминали пятого бога. Его имя даже в древних текстах часто вымарано, а уж в современных так и вовсе не встречается. Его природная сила разделена между другими богами, а магия, которую он дарует, запрещена. «Мортир» на языке северных народов Кроненгарда или «Морташ» у южан, бог смерти и небытия. Безликий бог или Чёрный бог.
С упоением Гайдин читал древние легенды о запрещённом божестве и силился понять, за что его постигла такая участь. Ведь он есть ни что иное, как продолжение жизненного цикла. Он тот, кто принимает в свои объятия все творения других богов, тот благодаря кому эти творения обретают шанс на новую жизнь. Но самым удивительным для Гайдина оказалось то, что он может овладеть магией Морташа, хотя магия других богов ему, как простолюдину, была недоступна. Заклинания старения и умертвления показались небезопасными и бесполезными, а вот повелевание разумом — напротив. Была лишь одна проблема — учение Морташа, каким бы древним оно ни было, находилось под запретом. И пусть помнили о нём единицы, Гайдин не мог рисковать. Ведь одно разоблачение повлекло бы за собой другое.
Гайдин попросил у главного жреца своего храма дозволение совершить паломничество к народам пустынь и отправился в долгое путешествие. В нём он совершенствовал свои навыки, испытывая их на кочевниках и жителях небольших поселений. Там же он впервые услышал про культ Ворона. Символы культа странным образом напомнили ему тайное учение Морташа. И хотя магия, дарованная культистам самой пустыней, напоминала больше магию Терры, это не помешало Гайдину присвоить его название и выдать за него запрещённое учение.