— Мне очень нужно поступить! — выпалила я срывающимся от волнения голосом и, стараясь не смотреть в шоколадные, но такие холодные глаза, одним движением содрала с себя майку.
Климат-контроль исправно работал во всех помещениях академии. И сейчас я, оставшись в одном невесомом кружевном бюстике, немедленно покрылась пупырышками. А может быть, это было не от холода. Вернее, от холода, но не воздуха, а чужого взгляда.
— Не понял?.. Это еще что за демарш, абитуриентка? Вы что себе позволяете?
Мужской голос был холодным, как мое любимое лакомство. И равнодушным, словно перед ним стояла статуя, а не живая и вполне себе привлекательная девушка. Будто я сейчас не разделась перед ним, а предложила… ну, не знаю, купить пояс от ревматизма. Но вопрос прозвучал. И мне было необходимо хоть что-то на него ответить. Иначе точно все будет зря.
— Я на все готова ради возможности учиться в вашей академии! — воскликнула, стараясь подавить нервную дрожь в голосе и желание обхватить себя руками за плечи. — Я буду очень-очень стараться!
Темноволосый смуглый мужчина, остриженный под популярный у военных «ежик» смотрел на меня с неудовольствием в глазах. Но с абсолютно равнодушным лицом. И «блестящая» идея затащить кого-то из сотрудников Первой Звездной в пустую аудиторию, соблазнить, а потом уговорить записать меня на летный факультет, уже переставала казаться мне таковой. Минут пятнадцать назад я, как и другие абитуриенты, ознакомилась с вывешенными в вестибюле центрального корпуса академии списками поступивших. И не нашла в них своего имени. А вот имя Павелика Шаххерта было. На третьей строчке сверху. Как одного из самых лучших и перспективных студентов. Тьфу ты, кадетов. А ведь именно со знакомства с ним и началась эта история…
— Вы должны были постараться на вступительных экзаменах и продемонстрировать приемной комиссии все свои таланты и возможности, — равнодушно-вымораживающе отозвался этот тип. — Чтобы вас могли беспристрастно оценить и зачислить на обучение. На меня можно не тратить свое красноречие. — Если бы я не смотрела прямо в лицо своему собеседнику, как когда-то учили на курсах по достижению успеха, то вряд ли бы заметила эту легчайшую гримасу неудовольствия. Даже не гримасу, а ее тень. — Возвращайтесь к родителям. Потратьте год на повышение собственной подготовки. А в следующем году…
— Я не могу вернуться к родителям, — перебила я препода, чувствуя, что холод, заставляющий мою кожу щетиниться пупырышками, постепенно проникает внутрь меня, заползая в душу. Ну почему в моей жизни все не так?!
— Это еще почему? — препод уже не скрывал своего раздражения из-за необходимости терпеть меня. Зря он так. Вряд ли в его жизни были девушки, красивее меня. А я бы честно отработала свою часть сделки.
А препод уже с легким налетом нетерпения все ждал ответа. Вот же!.. Настырный.
— Их… больше нет, — выдавила я в ответ. И все-таки проиграв битву отчаянию и унынию, обхватила себя за плечи руками. Смотреть в ледяные, как мороженое, шоколадные глаза, больше не было сил.
Честно говоря, я думала, что этот непрошибаемый чурбан после моих слов пробормочет формальные слова сочувствия, торопливо обойдет меня по самой дальней траектории и покинет аудиторию, в которой мы «разговаривали». Все мои знакомые мужики боялись подобных моментов как огня. Даже Павелик, который был хорошо знаком с моими родителями и братом, и тот, узнав об их гибели, скороговоркой пробормотал картонные слова сочувствия, а потом сбежал. Но этот препод меня удивил:
— Что случилось? — слегка приподнял он смоляные, немного широковатые для его лица брови. А потом поморщился: — Да оденься ты! Пока не простыла до свидания с медицинской капсулой…
Поскольку после всего, что прозвучало в стенах этой аудитории, надеяться соблазнить этого непрошибаемого сухаря, было просто глупо, я торопливо подхватила майку, вывернула ее и натянула на себя. Сразу стало немного теплей. Или просто легче стоять под этим непроницаемым взглядом. И даже нашлись силы снова посмотреть в замороженные карие глаза:
— И родители, и брат, и дедушка находились на «Гренке»…
Глаза препода из ледяных превратились в колючие:
— Фамилия!
Ну надо же… Вот когда его проняло!
— Они не были военными, — покачала головой. Сердце снова стиснуло от горячей, просто обжигающей боли. — Отец и дед — ученые-исследователи. А мама… Мама всегда им помогала…
Я умолкла на полуслове, потому что спазм пережал горло, а на ресницах повисла первая слеза. Семьи не стало две недели назад. Когда я уже «сдавала» вступительные экзамены. Об их гибели я узнала, выйдя из аудитории после экзамена по математике. И так было тошно, я плохо знала этот предмет. А тут еще сообщение о том, что станция «Гренк» была расстреляна пиратами и взорвалась. Не выжил никто. Помню, что в тот миг, когда я читала это сообщение на смарткомме, Павелик в очередной раз с умным видом что-то вещал на тему блондинок и космоса. И вдруг резко заткнулся. Лишь спросил испуганным тоном, что со мной.
— Фамилия! — чуть резче, чем в первый раз, повторил препод.
И я сдалась. Хочет знать фамилию? Да пожалуйста! Все равно это никакой не секрет.
— Гусевы, — выдохнула, пытаясь одновременно избавиться от комка, перекрывавшего горло. — Дед — Аарон Гусев, отец — Михаил Гусев. Мама…
Имя мамы я все-таки не смогла произнести. Слезы хлынули сплошным потоком. И мне пришлось отвернуться и зажать себе рот рукой, чтобы не разрыдаться во весь голос. Я не плакала, когда узнала о смерти родных. Не рыдала по ночам в подушку. За две недели не уронила ни слезинки, ведь чертовы инопланетники, среди которых я сейчас нахожусь, вряд ли бы меня поняли. Я улыбалась им в лицо все эти дни. Но сейчас все же не выдержала, сломалась.
Мне понадобилось не менее пяти минут, чтобы взять себя в руки, а чувства — под контроль. Когда я смахнула с глаз последние слезы и повернулась лицом к преподу, он внимательно меня разглядывал. Словно увидел перед собой какой-то редкий экземпляр.
— Фила, дорогая, нам нужен комплект формы десантника, — неожиданно мягко и заискивающе обратился Гимро к дородной игумарке в военной форме, когда мы вошли в складское помещение после длительного перехода по подземному коридору. — Постарайся подобрать идеальный размер. Чтобы не было поводов для жалоб, — с намеком добавил он.
Нелепо выглядящая игумарка смерила меня неодобрительным взглядом:
— Зачем?
— Это курсант первого курса десантного отделения, — с легким неудовольствием сообщил капитан-лейтенант. — С легкой руки командора Дайренна.
Вот теперь и игумарка скривилась. Да так, что гримаса несуразно перекосила вытатуированные брови на надбровных дугах круглого лица. Мне раньше не доводилось видеть эту расу даже с легким макияжем. А тут татуаж. И не только бровей, но и стрелок на круглых глазах, и контура на тонких губах широкого рта. Причем татуаж был не очень умелый: выглядело так, словно сове подвели глаза и намалевали на клюве губы. Но я, памятуя о том, что уже успела нажить себе одного врага, прикусила изнутри щеку, чтобы даже намека на улыбку не было. И вообще, старалась смотреть мимо «щеголихи».
— У нас отродясь не было женской формы, — в конце концов, с неудовольствием выдала игумарка.
Гимро равнодушно пожал плечами:
— Судя по личной одежде курсанта, девушка не имеет ничего против брюк. Я только с верхом не знаю, как быть.
— Заберет с собой и подгонит у портного, — процедила игумарка. И я с удивлением поняла, что та недовольна вниманием Гимро к моим ногам. Ревнует?!..
— Я остаюсь на Луране, — стараясь говорить ровно, возразила интенданту. Если я правильно разобралась в должности модницы. — Буду совершенствовать физические навыки перед началом учебы. — И по наитию добавила: — Я обещала, что не подведу!
Краем глаза заметила, как после моих слов переглянулись игумары.
— Эгхм… — выдала игумарка осмысленное. — В таком случае… Пока можно обойтись минимумом — полевой формой. А я до начала занятий попробую решить вопрос. В конце концов, если имеется приказ о зачислении, значит, я вправе затребовать необходимое обеспечение, — уже более уверенно закончила она.
Вскоре я уже стала «счастливым» обладателем постельного белья и туалетных принадлежностей, а также двух пар штанов из эластичной ткани, четырех футболок с коротким рукавом и одной с длинным. Ботинок по моему размеру. И белья. Последнее я не имела возможности рассмотреть. Но расцветка удручала.
Нагрузившись свертками и пакетами, как верблюд, я поплелась дальше за Гимро. Следующим пунктом нашего путешествия было общежитие. Казарма, как его называл капитан-лейтенант. И вот здесь нас обоих ожидала засада: оказалось, что на десантном отделении действительно никогда не было женщин. А курсанты мужского пола жили в одном помещении казарменного типа. С двухъярусными койками и прочей лабудой…
— И куда я ее должен, по-вашему, деть? — сердито вопрошал комендант-шурф невообразимо рыжей масти. Образцово-показательная морковка нервно курила в стороне. — Под столом у себя поселить, что ли?
Проблема действительно была очень серьезной. У десантников было свое, отдельное жилое строение о пяти этажах: по одному этажу на курс. Огромное пространство, уставленное кроватями и тумбочками, общие умывальные, туалетные и душевые комнаты не оставляли даже надежды на уединение. Но ведь я — девушка! Мне нужно! Вспомнить хотя бы критические дни. Про то, чтобы переодевать белье на глазах у кучи молодых и озабоченных самцов, вообще молчу.
В этот миг я была как никогда близка к тому, чтобы запросить пощады. Но Гимро неожиданно нетерпеливо потребовал:
— Думайте, уважаемый Эшшехх! Если не сможем решить проблему самостоятельно, с Дайренна станется вынести вопрос о вашем соответствии занимаемой должности на педагогический совет, возглавляемый начальником академии. Оно вам нужно?
Не знаю, чем так был страшен педсовет шурфу, но после его упоминания комендант быстро нашел выход:
— Разве что… — задумчиво протянул он, что-то прикидывая. А потом бодро договорил, кивнув в противоположную от его каптерки сторону: — Там есть что-то вроде отдельной квартиры для командированных преподавателей: комната и санузел. Но за тридцать два года, что я здесь служу, ею никто ни разу не воспользовался. Можно запихнуть девчонку туда. Заодно мы со сменщиком приглядим, чтобы десантура не безобразничала. Конечно, отрывать курсанта от коллектива не очень хорошо… Но здесь придется все равно чем-то жертвовать, — закончил он, философски пожав плечами.
На том и порешили. Правда, Гимро еще посоветовал шурфу подать рапорт на имя начальника десантного отделения. Чтобы руководство было в курсе происходящего. Но мне все равно открыли эту комнату и велели вселяться. На прощание Гимро, уже чувствующий облегчение от того, что так легко избавился от собственноручно найденных проблем, протянул мне чип в пластиковой упаковке:
— Пропуск в офицерскую столовую. Срок действия — ужин последнего дня перед первым учебным днем. После этого откроется столовая для курсантов, будешь питаться со своим отделением. Понятно?
Я коротко поблагодарила. А потом поинтересовалась:
— Я могу продолжать пользоваться тем полигоном, на котором вчера бегала?
Круглая зеленая рожа игумара вытянулась от изумления. На несколько секунд Гимро завис, как перегруженная система терминала. Но быстро взял себя в руки. Прищурился.
— У курсантов есть полигон для самоподготовки. Дай смарткомм!
Я молча протянула руку с разблокированным девайсом. Пальцы капитан-лейтенанта были сухими и шершавыми, царапали кожу, случайно задевая ее. Закончив вбивать что-то в мой смарткомм, Гимро сухо сообщил:
— Я ввел путь от казармы до полигона и дал тебе на него доступ. Возникнут вопросы, ты уже знаешь, где меня найти. Или можешь написать в смарткомм, я оставил свой контакт. Увидимся! — с отчетливой насмешкой попрощался он со мной.
Игумар развернулся и вышел. Я прикрыла за ним дверь, потом прислонилась к ней спиной и осмотрелась: комната, в которой мне предстояло жить, была небольшой. Койка в углу у окна, рядом стол и стул. Под противоположной стеной два шкафа. Один для одежды, другой… Да черт его знает для чего! Будем считать, что для книг. Слева, за узкой маленькой дверью виднелся санузел. Я обернулась и изучила дверь: замок имелся и был исправен. Оставалось позаботиться об окне, лишив озабоченных десантников возможности подглядывать, и можно жить…
— Твою мать! — выдохнул курсант, едва мы с ним вышли в коридор и плотно закрыли за собой дверь в деканат. — Ты что, и правда пришла в десантуру?
В его голосе звучало возбуждение, неверие, предвкушение и что-то еще такое, отчего меня внутренне передернуло. Я ничего не смогла с собой поделать — увеличила между нами расстояние на шаг. И только после этого кивнула:
— Да, так получилось.
Белтея мой поступок не смутил. Возможно, он даже не заметил, что я от него отодвинулась:
— Чума! — на миг по-детски восторженно зажмурился он. А потом выдохнул: — Завидую первому курсу! С ними будет учиться единственная баба на десантуре!
Я скривилась и с неприязнью покосилась на навязанного компаньона. Хотела огрызнуться, что завидовать нечему, но меня внезапно будто обухом по голове садануло: я вдруг сообразила, что будет, когда остальные узнают обо мне. Что Белтей — это только, если так можно выразиться, предварительная репетиция. «И как я буду от них отбиваться?» — мелькнуло в голове тоскливое.
Словно подслушав мои мысли, старшекурсник неожиданно предложил:
— Станешь моей подружкой? Буду защищать от остальных!
Меня передернуло повторно. Нет, Белтей внешне был вполне себе ничего. Но после продемонстрированного им тупого солдафонства мне не хотелось с ним связываться. К тому же я слишком хорошо понимала, что Белтей, как старшекурсник, не сможет быть рядом со мной большую часть суток. А то и недель, если его отправят куда-то на практику. А мои однокурсники, обиженные на меня, будут. Потому я, тщательно подбирая слова, отрицательно покачала головой:
— Извини. Но мне сейчас не до личной жизни. Меня зачислял на курс лично командор Дайренн, и я обещала, что буду стараться изо всех сил, чтобы он не разочаровался в своем решении. Но пока у меня хорошо получается только находить проблемы и приключения, — выдохнула. И прикусила язык.
Вот я идиотка! Он же сейчас решит, что я нацелилась на Дайренна!.. Или вообще уже согреваю ему постель!.. Но на мое удивление Белтей не воспринял командора как соперника:
— Ладно, — легко согласился он. — Тогда сейчас натаскиваем тебя так, чтобы Снеговик был доволен…
— Почему Снеговик? — Я была настолько ошарашена услышанным, что перебила Белтея не задумываясь.
К счастью, новый знакомый имел легкий характер и совершенно не обиделся:
— Да наш декан — отмороженный на всю голову! — фыркнул он. — Его сложно разозлить. Но еще сложнее добиться его одобрения. В тот день, когда ты услышишь от него похвалу в свой адрес, можешь смело считать себя в первой пятерке всего факультета десанта!
За разговором незаметно спустились на первый этаж. И Белтей предложил, кивнув куда-то в сторону:
— Пошли в библиотеку! Основное количество учебников у нас в электронном виде, да и мало их. Но вот атласы все в физическом виде. Вам их в первый учебный день будут выдавать. Но у меня есть здесь знакомая, попробую уболтать ее, чтобы выдала тебе все необходимое сейчас, чтоб можно было выбрать состояние получше. А то десантура, — хохотнул он, — даже не убиваемый пластик исхитряется потрепать!
Я ни фига не поняла, но послушно кивнула головой в знак согласия. И мы свернули в боковой коридор, чтобы через несколько сотен метров войти черед крепкие раздвижные двери в огромнейшее помещение — местную библиотеку.
— Запоминай! — покровительственно кивнул мне Белтей. — Вообще, вам нечасто нужно будет сюда приходить, но у наших преподов есть любимое наказание: накосячишь что-то на парах, зададут реферат, который можно написать лишь здесь. В электронном виде инфу не добудешь. А если рассоришься еще и с сотрудниками библиотеки…
Белтей выразительно замолчал. А я вдруг осознала: он часто получает наказания в виде рефератов. Потому и знакомые у него здесь есть. И он все еще не отказался от мысли сделать меня своей подружкой. Просто решил не идти напролом, а сначала приручить. Ну-ну…
Работница библиотеки, молодая, миловидная, с характерными чертами яоху и арлинтов, что в принципе являлось нонсенсом, на меня смотрела ревниво, а на Белтея — обожающе. И не особо сопротивлялась, когда мой спутник начал ее уговаривать выдать мне все необходимое раньше заведенного срока. И присовокупить устав академии и звездного Альянса. Так как мне сдавать по нему экзамен.
Вот так началась моя новая жизнь…
***
Спустя месяц…
Утром первого учебного дня я вставала неохотно. Вчера Дайренн сдержал свое слово и принял у меня экзамен на знание устава. И не только. У нас с Белтеем у обоих отвисли челюсти, когда командор сухо скомандовал мне отправляться за ним на полигон. Хорошо, что Белтей ежедневно гонял меня по нескольку часов. Я пришла к финишу после всех заданий декана мокрая, как образцовая мышь, и запыхавшаяся. Но выполнившая все, что мне было задано.
Глядя, как Дайренн равнодушно кивает нам, поворачивается и уходит, я невольно вспомнила слова Белтея месячной давности. Про то, что заслужить одобрение декана десантного факультета очень непросто. И неожиданно ощутила обиду. Я старалась, мучилась, потела, получала раны и ходила в медпункт. А у этого сухаря не нашлось для меня даже слова одобрения…
Окончательно мне испортило настроение то, что за ужином Белтей попрощался со мной. С завтрашнего дня у нас обоих начинались занятия. Только я была на первом курсе, а Белтей — на последнем. И через три месяца у него должна была начаться полевая практика. То есть, видеться теперь мы с ним будем крайне редко. А я за месяц неожиданно привязалась к балагуру и остряку Джиму Белтею…
И вот теперь мне нужно было начинать все сначала. Умывшись и приведя себя в порядок, я вышла из комнаты, чувствуя, как немеют скулы и кончики пальцев от нервного напряжения. Мне предстоял первый поход в студенческую столовую. С сегодняшнего дня мой пропуск в офицерскую больше не действовал. О чем мне вчера «любезно» напомнил повар. Да, в офицерской столовой был живой обслуживающий персонал. В отличие от студенческой. Для курсантов были поставлены пищевые автоматы. Но оно и понятно: сравнить количество офицеров и количество учащихся.
Первая засада — я еще не знала своих одногруппников в лицо. А здесь, как я понимала, собрались только первые курсы. Остальным «Введение...» уже ни к чему. В огромной аудитории еще было несколько свободных мест. Но все они располагались поодиночке, в разных частях лекционной аудитории, а я не понимала, к кому можно подсесть.
— Эй, Рори! — вдруг прогремел откуда-то сверху знакомый задиристый голос. Павелик. Чтоб ему!.. — Давай к нам! С нами не заскучаешь! Пилоты знают, как обращаться с красивыми девушками!..
Я даже огрызнуться не успела, как кто-то слева осадил нахального килла:
— Ты бы помалкивал, летун! Пока мы тебе крылья не повыдергивали!.. Не только пилоты знают, как обращаться с девушками!
— Я сюда учиться, вообще-то, пришла, — опомнившись, отрезала я. — В отличие от некоторых.
В ответ послышались нестройные смешки.
— Гусева, иди сюда! — позвал меня, кивнув на место рядом с собой, какой-то незнакомый мрачный фарн.
Понадеявшись, что если инопланетник знает мою фамилию, значит, мы с одного факультета, и я не нарвусь на новые неприятности, быстро поднялась на несколько уровней и села на предложенное место. Не успела я активировать планшетник, как в аудиторию вошел Дайренн…
Я сама такого от себя не ожидала, но при виде командора сердце в груди екнуло. А в ноздри снова забился аромат мха и хвои. Словно принесенный сюда невесомым сквознячком. Как во сне, я ощутила на себе руки декана. И невольно гулко сглотнула… Я сошла с ума?
— Что, уже влетело от декана? — хрипловатым шепотом спросил сосед, явно услышав, как я сглатывала при виде Дайренна. Но совершенно неправильно это истолковав.
Я открыла рот, чтобы ответить. Поняла, что не знаю, что говорить. И тут же его закрыла. К счастью, ответ и не понадобился: в этот миг, обведя тяжелым взглядом холодных карих глаз огромную аудиторию, килл заговорил:
— Приветствую вас, курсанты, на вводной лекции по основам военного дела. У кого-то из вас это второстепенный предмет. Изучив его основы, вы сдадите мне зачет, и мы с вами попрощаемся. У кого-то лекций будет немного больше, вдобавок к зачету этим курсантам придется написать мне пару рефератов. Ну а у кого-то «Военное дело» будет одним из основных предметов. И с этими курсантами я буду встречаться очень часто. Но об этом потом. А для начала я хотел бы поговорить с вами об офицерской чести и недопустимости некоторых проступков…
В аудитории запала холодная, настороженная тишина. Меня будто парализовало. Я ощутила, как внутри натягивается невидимая, но болезненная струна. Палец так и не дотянулся до кнопки активации записи на планшетнике. Я так и замерла. Будто загипнотизированная. Отчаянно хотелось втянуть голову в плечи. А еще лучше — сползти под стол и спрятаться там. Казалось, все присутствующие уже догадались, о чем речь, и смотрят только на меня. Похоже, два «приключения» подряд оставили в моей душе неизгладимый след…
Декан, выдержав, по его мнению, приличествующую ситуации паузу, заговорил вновь, тяжело роняя в пустоту слова:
— Честь для многих — это нечто эфемерное. И не всегда понятное. Но это то, что делает вас разумным и достойным уважения существом. То, благодаря чему на вас будут равняться другие. Это ваши моральные и этические устои. Ваши принципы, которые не позволят вам обижать слабых и обездоленных, которые заставят вас без сомнений и колебаний защищать Альянс, защищать тех, кто сам не в состоянии защититься. Тех, кто надеется, что вы придете в тяжелую для них минуту, и протянете им руку помощи.
Дайренн сделал паузу. И тишина в аудитории стала полной и всеобъемлющей. Казалось, десятки собравшихся в помещении живых существ перестали дышать. Я так точно задержала дыхание, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в край стола. Не имея ни сил, ни смелости поднять глаза и посмотреть на декана. Зачем он это затеял?! При всех! Как мне дальше учиться здесь, если сейчас все убедятся на личном примере, что я — его любимица и любовница?..
— Вчера, в стенах Первой Звездной Академии Альянса, старейшем и уважаемом учебном заведении, учится в котором многие почтут за честь, — снова заговорил Дайренн, и в последних его словах прозвучала четко различимая горькая ирония, — произошло просто вопиющее происшествие. Руководство академии давно знает про обряд «посвящения» и своеобразные «задания», которые старшекурсники заставляют выполнять первогодок. Но мы всегда закрывали на это глаза. До тех пор, пока «задания» оставались относительно безобидными. Но вчера вы перешли грань. — И снова пауза. Снова давящее ощущение десятков взглядов, от которых кружится голова. «Да заканчивай ты уже над нами издеваться!» — мысленно взмолилась я. Дайренн словно услышал: — Наверняка старшекурсники вам сказали, что в месте, выбранном для выполнения «задания», камер нет. И никто ничего не узнает. Но если вы не видите пока границы между честью и бесчестьем, вам ее укажу я. В месте избиения камер действительно нет. Но они есть дальше, в других местах. Я потратил несколько ночных часов, отведенных на отдых, но вычислил всех. И зачинщиков, и исполнителей. Старшекурсники свое тоже получат. И их наказание будет несравнимо жестче вашего. Вам же я предлагаю выбор: те, кто сейчас встанет и добровольно признается в содеянном, сразу же принеся извинения избитой девушке, останутся для дальнейшего обучения. Но получат наказание, пропорциональное проступку. И будут у меня лично на карандаше. Те же, у кого не хватит смелости и достоинства на такой шаг, будут отчислены с занесением в черный список по дисциплине. Если вы еще не знаете, что это такое, я вам объясню: ни учебы, ни работы с такой «рекомендацией» в Альянсе вам не видать. Разве что завербуетесь в дальние колонии… Но это… Я думаю, вам не нужно объяснять, что это означает.
Поначалу я не верила в то, что кто-то действительно решится. Сможет встать и признаться перед всеми, что участвовал в коллективном избиении. Мне казалось это нереальным. А в помещении стояла такая плотная, такая тягостная тишина, что, когда первый курсант встал и заговорил, его негромкий голос прозвучал в помещении раскатами грома. А у меня все поплыло перед глазами. Я не услышала имя смельчака. Но зато осознала, что очень долго просидела не дыша. Потому и закружилась голова от прилива кислорода, когда я резко вздохнула одновременно с тем, как парень начал говорить…
Дожидаясь своей очереди, я невольно подслушала чужие разговоры и узнала, что именно на этой полосе сдавался вступительный экзамен. И что с ней мы расстанемся в конце первого месяца обучения, перейдя на более сложные, технологичные тренажеры. Что эта полоса считается среди курсантов-десантников «детской песочницей». Но меня эти знания ни капельки не утешили. Мне б хотя бы с ней справиться…
— Куколка, вперед! — без особой экспрессии гаркнул Гимро, когда из всей группы остались лишь фарн, я и Качиэни. Причем последнему было запрещено стартовать вместе с нами, несмотря на то что свободная полоса имелась.
Краем глаза заметив, как фиолетовой молнией мелькнул фарн, исчезая в «туннеле», я тоже бросилась на исходную позицию, мгновенно поняв, что мне нужно либо становиться на четвереньки, позволяя всей группе позубоскалить по поводу моих тылов, либо нырять головой вперед, как фарн. Так как фарн, я не умела. Пришлось позориться. Впрочем, протискиваясь в узкую, немудрено, что Качиэни здесь застрял, трубу, я услышала рык Гимро, обещавшего тому, кто будет пялиться на мою задницу, дополнительно десять кругов по полигону. Чтоб сбросить, так сказать, пар.
Что преподу ответили, и был ли вообще ответ, я сказать не могу. Оказалось, что туннель скрадывает и искажает звуки. Да и мне следовало сосредоточиться не на том, что осталось за спиной, а на том, что ждало впереди.
Я была достаточно худой и мелкой, чтобы передвигаться внутри трубы ползком, резво перебирая локтями и коленями, это выяснилось очень быстро. И особых проблем для меня не составляло. Хуже было другое: где-то на середине тоннеля на меня вдруг навалилось ощущение, что я не смогу. Не выберусь. Застряну здесь, как Качиэни, но в отличие от игумара далеко от начала трубы. И меня отсюда никто и никогда не выудит. Откуда-то появилось ощущение, что труба сжимается вокруг меня как кишка, будто силясь меня проглотить. Воздуха перестало хватать. Я запаниковала. Забарахталась, больно ударилась головой. Аж искры из глаз посыпались. И вот посреди этих искр мне вдруг почудилось недовольное лицо командора Дайренна. Он словно беззвучно сообщал мне, как сильно во мне разочарован: первая физическая нагрузка, а я уже лапки вскинула вверх…
Это неожиданно разозлило. Злость прочистила мозги и добавила в кровь адреналина. И паника отступила. Я заработала локтями с утроенной силой, решив во что бы то ни стало пройти эту проклятую полосу.
Таким образом я ухитрилась выскочить из проклятой трубы, как чертик из табакерки. Или пробка из бутылки шампанского. И сразу же, не обращая на поднявшийся за спиной вой, взлетела на проклятущие столбики…
Первый же угрожающе поехал вбок под моими ногами. Я охнула, надавала себе мысленных затрещин за спешку и замахала руками, как пьяная ворона на проводах, пытаясь удержать равновесие. Но спортивный инвентарь оказался неумолим: чтобы не грохнуться с него, мне пришлось срочно перепрыгивать на другой. Но на втором история повторилась. И я, матеря про себя Дайренна, Гимро, озабоченных бабуинов, из которых кто-то наивный планировал лепить десантников звездного флота, а также собственную дурость, заскакала по ним как коза. И ошарашенно застыла, ощутив под ногами устойчивую опору…
Оглядевшись, я поняла, что ухитрилась пропрыгать все столбики, заскочив с последнего на брус, по которому полагалось пробежать до следующего препятствия. И даже с учетом того, что он имел уклон, после столбиков это было детским лепетом. И я, естественно, прошла его играючи.
То, что издали мне показалось составленными в кучу турникетами, оказалось лабиринтом. Я попыталась хотя бы приблизительно, на глаз, определить правильное направление. Но случайно оглянувшись через плечо, увидела, что по столбикам скачет громила Качиэни. Почему-то этот болван пошел по моей полосе. Хотя свободная полоса имелась. А это означало, что у меня нет времени раздумья, если не хочу, чтобы игумар попросту смел меня с трассы. И я ринулась вперед.
Пытаясь оторваться от Качиэни, который, в буквальном смысле слова дышал мне в затылок, я петляла между препятствиями на пределе сил. С такой скоростью, что очень скоро пот начал заливать мне глаза, а в ушах тяжело бухал пульс. Кислорода категорически не хватало. И порой мне вообще казалось, что мои легкие сейчас разорвет от его недостатка. Качиэни почему-то держался стабильно в паре метров позади. Это было подозрительно.
Присутствие громилы бесило. Но под злостью тлел страх: с какой целью этот болван увязался за мной? Впереди все ближе маячила отвесная стена, за которой вообще ничего не было видно. А не собирается ли Качиэни за ней по-тихому меня придушить?
Вскоре все крамольные мысли из головы выветрились: я прошла-таки лабиринт и добралась до стены, которая оказалась ни много ни мало скалодромом! На нее нужно было забраться, используя выемки для рук и ног. Сердце укатилось куда-то в пятки…
Я уже собиралась было малодушно обойти эту проклятую стену. Ну в самом деле! Нашли альпиниста-скалолаза! Никогда не любила высоту!.. Но в тот самый миг, когда решение сформировалось в голове, я услыхала за спиной пыхтение приближающегося Качиэни. И… сломя голову начала карабкаться наверх!
В принципе, стена была не очень большой. Это мне со страху она показалась высотой со стоэтажку. А на деле, наверное, не превышала пары метров. Так что, скорее всего, удивляться, что я смогла на нее забраться, было глупо. Но я все равно, достигнув наивысшей точки, выпрямилась и, опасно балансируя на узком ребре, улыбнулась небу Лураны. Успех пьянил. Но нужно было спускаться и продолжать путь.
Беда случилась тогда, когда я уже спустилась, наверное, на треть высоты, и, пыхтя от напряжения, нащупывала очередную выемку для ботинка. Плечи уже просто ломило от усталости. А еще я не догадалась посмотреть вперед, на то, что мне еще только предстояло пройти. И сейчас всерьез сомневалась, хватит ли у меня сил на оставшийся отрезок. Но внезапно все это стало неважным: стена вздрогнула. Я содрогнулась с ней синхронно, потому что с дикими криками и гиканьем… Качиэни зацепил ее рукой, подтянулся и… перебросил в прыжке свое тело через препятствие! Бугай недоделанный!..