Купеческая дочь

Глава 1.

Сегодня из Одессы в Константинополь уходил последний пароход, Вера Ивановна, сорока лет от роду, владелица фабрик, конюшен, и самых красивых зданий в Москве до последнего надеялась, что красная революция скоро закончится. Но с каждым днём становилось только хуже, и когда она потеряла всё, оставшись в полной нищете, то стало понятно, что надо уезжать. Друзья собрали ей денег на билет на корабль, покидающий пылающую Россию.

Мест на корабле на всех не хватало, и прорваться к сходням было непросто, спасибо офицерам, они ей помогли пройти сквозь толпу, но шальная пуля, выпущенная наугад, ну не будет же кто-то в самом деле специально стрелять в женщину, оборвала её жизнь, и она, не удержавшись упала в воду, навсегда оставшись на Родине.

***

Вера закашлялась и её стошнило водой, в горле першило, и она поморщилась от боли в груди. Вера не понимала, что происходит. Её что спасли? А как же пуля? Последнее, что Вера помнила, это как она шла по сходням, чтобы подняться на палубу корабля, и вдруг почувствовала, как что-то ударило её в спину И Вера, безуспешно попытавшись ухватиться за поручни, рухнула в воду. Она попыталась задержать воздух, но боль в спине заставила её сделать вдох, вода попала её в лёгкие и Вера … умерла.

─ Идти сможете? ─ раздался приятный мужской голос.

Вера подняла голову и увидела, что она не в порту, а в лесу, и над ней нависает, сверкая синими глазищами на суровом лице, мужчина, тёмные волосы коротко подстрижены, рубаха на нём мокрая, да и волосы тоже мокрые.

─ Не знаю, ─ промямлила она, и вдруг поняла, что голос не её, слишком тягучий, у Веры же голос всегда был резкий, мама расстраивалась, что не стать Вере певицею, и шутя называла вороной.

После этого мужчина подхватил Веру на руки, и понёс. Вера хотела спросить куда он её несёт, но потом передумала. Мужчина хоть и был мрачным, но не выглядел опасным, всё в нём выдавало врождённое благородство.

Да и Веру никогда раньше не носили на руках, а здесь же было удивительно, что он поднял её с земли легко, и также легко шагал, как будто она ничего не весила.

Вере было холодно, наверное, после воды, и она прижалась к нему, так было гораздо теплее и прикрыла глаза, надеясь, что как только они куда-то придут, то всё сразу и прояснится.

Что-то было не так Вера снова открыла глаза и посмотрела на свои руки, сложенные на животе, и поняла, что это руки не её, тонкие, с обгрызенными ногтями. Вера даже в детстве ногти не грызла, а уж когда подросла, то руки всегда в порядке держала, а здесь похоже, что девица, которой она необыкновенным образом стала, почти что ребёнок, худенькая совсем, вон как спаситель её легко несёт, да ещё и ногти грызёт.

И Вера стала думать, что же это с ней приключилось, но видимо от перенесённого волнения и плавного хода Вера задремала. Вдруг раздался крик:

─ Открывай!

Вера открыла глаза и увидела, что они вошли в широко распахнутые ворота, это явно было какое-то имение.

Навстречу им вышел мужчина, лет около сорока, седина на висках, но высокий, с широкими плечами, похожий на воина.

─ Илья? ─ мужчина, который нёс Веру, явно узнал его.

─ Ох, ты же, Якоб Александрович, где же вы нашу Веру Ивановну-то нашли? ─ спросил встречавший, забирая Веру из рук спасителя.

─ Илья, так приглядывать за девицами лучше надо, а то они потом русалками становятся, ─ мрачно пошутил тот, кого назвали Якоб Александрович.

Потом добавил:

─ Из лесного озера выловил, купалась.

Визуалы к главе

Знакомимся с героями

Вера Ивановна, девица около 20 лет от роду

Спаситель нашей героини, кто он, об этом в следующей главе...

Глава 2

Вера взглянула на второго мужчину, он укоризненно покачал головой:

─ Что же это вы барышня удумали? Вот приедет Иван Григорьевич, что я ему скажу?

Ну на это у Веры был ответ:

─ А вы не говорите.

Мужчина улыбнулся:

─ Шутите, значит оклемались, идти сами-то сможете?

Вера кивнула, и Илья опустил её на землю.

Сразу подбежали две женщины, одна постарше, другая помоложе. Та которая постарше заохала, запричитала.

Но Вера уже поняла, что она чья-то дочка, и, вероятно, что не бедного человека, и приказала:

─ Хватит охать, в дом пошли, переодеться мне надо.

Командовать Вера умела, свои дела в прошлой жизни держала железной рукой, хотя и в мягкой перчатке.

На входе в дом обернулась, Илья о чём-то разговаривал с её спасителем, хотела спросить кто он, но передумала и вошла в дом.

Хотя скорее это был терем, но очень красиво выстроенный, с любовью. Высокие потолки, большие застеклённые окна. Если бы Вера сроила терем, то она бы тоже так сделала, чтобы потолка не было, чтобы он уходил остро ввысь и казалось, что над тобой нет перекрытий.

Войдя в дом, женщины застыли, глядя на Веру. Естественно, Вера не знала куда идти, поэтому скомандовала, строго посмотрев на ту, что было помоложе:

─ В комнаты мои пошли, переодеваться.

Та, что постарше, видимо, никуда идти не хотела, поэтому заискивающе спросила:

─ Барышня, а может с вами Лушка токмо пойдёт, а я насчёт горячей воды и завтрака распоряжусь.

Веру этот вариант полностью устроил. Во-первых, она узнала, что молодую женщину, зову Луша, а во-вторых, оставшись с Лушей вдвоём, можно было бы чего-нибудь разузнать.

Луша была дородной девахой лет двадцати, таких ещё называют «кровь с молоком», на полголовы выше Веры, хотя Вере показалось, что она и сама не маленького роста.

Луша быстро организовала бадью с тёплой водой, которую прямо в комнату притащили двое здоровых мужиков.

Вера с наслаждением села в бадью, и пока Луша ходила относить мокрые вещи, рассмотрела себя.

Очень стройная, но вполне себе оформившаяся девушка, с нежной белой кожей, с руками, никогда не знавшими работы, с маленькими ногами, всегда носившими хорошую, явно сшитую по ноге обувь, не было видно ни одной мозоли.

Вера посмотрела на ладонь, не то, чтобы она увлекалась хиромантией, но кое-что изучала, и увидела, что линия жизни у девицы на правой руке совсем короткая, а вот на левой, то что судьбой отмерено, длинная, даже на запястье уходит.

Вера вспомнила, что у неё-то всё было наоборот.

После тёплой бадьи Вера с помощью Луши переоделась во всё сухое и теперь сидела на диванчике, рассматривая милую девичью спаленку, на окнах были розовые занавески, в тон занавескам над кроватью балдахин, покрывало на кровати тоже было розовое.

Луша показалась Вере словоохотливой, пока она её переодевала, всё продолжала охать:

─ Что же это вы, барынька, удумали, грех-то какой, и не сказали своей Луше даже.

И Вера решила её поспрашивать.

─ Луша, а это ты прибралась? ─ спросила Вера.

Луша отрицательно помотала головой:

─ Нет, барышня, так и было, вы, наверное, даже не ложились.

─ Я что-то не всё помню, Луша, ─ сказала Вера, ─ после того, как меня вытащили из воды, всё как в тумане, расскажи, чего это я вдруг топиться пошла.

─ Так понятно, из-за чего, из-за любви, ─ сказала Луша.

─ А что за любовь-то? ─ спросила Вера.

─ Неужели даже Еремея не помните? ─ с подозрением спросила Луша.

─Не помню, Луша, как отрезало, ─ с чистой совестью сказала Вера.

И Луша ей рассказала, что Еремей Васильевич, поповский сын учил Веру разным наукам, потому как папа Веры хотел дочери дать хорошее образование. Вот и выписал поповского сына, который обучался за границею, и Веру учил и языкам, и географии.

Ну и случилась у Веры первая любовь.

─ А тут папенька ваш объявил, что выдает вас замуж, за столичного банкира, ─ закончила Луша.

─ И что? ─ Вера удивилась, ─ я разу топиться пошла?

─ Ой, ─ сказала Луша, ─нет, конечно, вы же папеньке рассказали про вас и Еремея, в ноги ему бросились чтобы он вам пожениться разрешил.

─ А он? ─спросила Вера Лушу, которая явно тяготела к драме, иначе зачем ей так медленно и с паузами всё рассказывать.

Луша губы поджала, как будто бы обидевшись, что её так торопят, и сказала:

─ А папенька ваш Еремея выгнал, а вас сюда, чтобы вы до свадьбы свежим воздухом подышали.

─ Луша, а когда свадьба-то? Какого числа? ─ Вере ещё хотелось спросить про год, но Луша неожиданно сама радостно сообщила:

─ Так, через две седмицы, аккурат девятого сентября одна тысяча восемьсот …надцатого года. Уж больно дата красивая.

У Веры закружилась голова, болью резанула мысль: «Сто лет назад, она оказалась в … а где она оказалась?»

Вера подумала, что этот вопрос точно вызовет подозрения и вдруг вспомнила своего спасителя:

─ Луша, а кто меня спас?

Луша удивленно посмотрела на Веру, но потом вспомнила, про кого та спрашивает и сказала:

─ Так это сосед наш, граф Морозов Якоб Александрович.

Визуал к главе

А вот и спаситель

граф Якоб Александрович Морозов

Глава 3

Граф Якоб Морозов

Шла вторая неделя безделья. Граф наслаждался утренней прохладой и ночной свежестью, всем тем, о чём так долго тосковал в далёкой жаркой стране, где что зимой, что летом всё одно, дни полны удушающей жары, а ночи не приносят долгожданной прохлады.

Поэтому вернувшись после пятилетнего отсутствия, граф после доклада императору, сразу поехал к родителям, в Нижегородскую губернию, здесь под Балахной был дом родителей, куда те переехали из шумной столицы. И соседи здесь были ненавязчивые, узнав, что сын Морозовых вернулся из дальних странствий, всего только один в гости и напросился, да и тот пока не доехал, может забыл.

Неподалёку был дом генерала в отставке Любятова, ему было около ста лет, и, хотя бодрости духа старый генерал не терял, но иногда страдал забывчивостью.

В имение же купца Фадеева обычно никого не было, дочь у купца была одна, в самом невестином возрасте, вот и держал её купец к себе поближе, а сам поскольку все дела у него были в столицах, то там и жил.

Граф наслаждался одиночеством, и каждое утро ходил на рыбалку, вот и сегодня пошёл, хотя знал, что кухарка уже всем пораздавала форелей, но графа увлекал сам процесс, и матушке пообещал щук наловить на котлеты, вот и пошёл сегодня на дальнее лесное озеро.

Девицу возле озера граф увидел, когда уже забросил удочки. Сперва даже не понял, что она там делает, и только когда, перекрестившись девица вошла в воду, да и нырнула, а потом он досчитал до десяти и она не вынырнула, граф понял, что дело нечисто.

Выругался по старой военной привычке, скинул куртку, да и сиганул в воду. Девицу нашёл сразу, на её счастье, омута в озере не было, или она просто туда не попала, вытащил, девица не шевелилась и граф уже подумал, что поздно, но вспомнил, науку доктора Путеева, и стал делать искусственное дыхание, и вскоре девица пришла в себя, закашлялась и вода из неё вышла.

Девица находилась в полной прострации, на вопросы не отвечала, поэтому граф решил отнести её в ближайшее имение, одета девица была богато, не по-крестьянски, а ближайшим имением к лесу было имение купца Фадеева, туда и понёс. И не ошибся.

Удивился, увидев старого боевого товарища, Илью Рощина, тот, как оказалось возглавлял охрану купца, и был откомандирован вместе с купеческой дочерью, сюда в дальнее имение, якобы затем, чтобы перед свадьбой свежим воздухом подышать.

А там уже кто этих девиц знает, может ей жених не по нраву, вот отец и отправил подальше, чтобы чего не учудила.

Граф посоветовал старому знакомому приглядывать за девицей получше, чтобы без работы не остаться, а сам пошёл обратно, подумал, что: «С рыбалкой не вышло, хоть удочки заберу».

А по пути вдруг вспомнил взгляд, которым девица на него посмотрела, так будто бы удивилась что она выжила, а во взгляде было что-то нездешнее.

Покачал головой, пора к работе возвращаться, вон уже девицы сами в руки падают. Хватит, наотдыхался.

Глава 4

К вечеру Вера уже знала, что отец у неё купец, очень богатый, несколько фабрик, какие пока информацию раздобыть не удалось, но помимо этого Вера узнала, что попала она в Стоглавую империю, столица называется Москов-град, много в империи совпадает с той реальностью, из которой она … попала.

Она вспомнила какой фурор произвела книга о Хэнке Моргане*, ей отец тоже покупал, правда в переводе. Там была довольно смешная история про человека, который оказался в прошлом, но в очень далёком.

(*Здесь Вера вспоминает по Хэнка Моргана из романа Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (в Росси был издан в 1896 году)

Так вот у него очень хорошо получилось применить те знания, которыми он обладал, в основном он, конечно, использовал природную предприимчивость, ну так и Вера вполне себе хорошо справлялась с доставшимся ей от отца наследством.

Вот только с личной жизнью не сложилось, два неудачных и бездетных брака. И в какой-то момент этого странного дня Вера подумала, что высшие силы дали ей второй шанс не просто для того, чтобы снова миллионы проворачивать, а чтобы жизнь прожить светлую, женскую и материнскую.

И, укладываясь спать в чистую девичью кровать, Вера решила, что завтра поговорит с Ильёй, который, как она узнала, был начальником охраны отца, и был приставлен отцом к ней, приглядывать за взбалмошной девицей, спросит его про предполагаемого мужа, да и даст ответ отцу, что мол, пришла в себя, мозги на месте, готова выполнить отцовскую волю и выйти замуж.

Если, конечно, муж не хромой и не косой, и не старый.

На следующее утро Вера обнаружила, что у дврей её спальни стоит «почётный караул», выглянув в окно уже не удивилась, увидев ещё двоих, вытаптывающих розы.

─ Вы хоть по розам-то не ходите, ─ крикнула им Вера из окна.

Служивые остановились и посмотрели вверх, увидев, что это барышня, засмущались, да и замерли истуканами.

На завтраке все с осторожностью погладывали на Веру. Она же наслаждалась тем, что жива, за обе щёки уминала блины со сметаной, жаль только, что желудочек у её нового тела был маленький, больше трёх блинов съесть не удалось.

─ Блины какие вкусные! ─ сказала Вера, и Илья, тоже сидевший за столом, кивнул.

─ Вижу, что настроение у вас Вера Ивановна хорошее, но вы уж простите старого солдата, я более вчерашней оплошности не допущу. С вами будет ходить охрана, и на ночь караулы тоже буду ставить, ─ произнёс мужчина, когда Вера спросила его про дежуривших у её покоев охранников.

─ Я и сама больше такой глупости не совершу Илья Андреевич, ─ сказала Вера, но взгляд, который на неё кинул начальник охраны, был полон недоверия.

«Да, ─ подумала Вера, ─ теперь придётся делом доказывать, доверие оно такое, разрушить легко, а вот завоевать очень сложно.»

Зато у Ильи Андреевича оказался портрет жениха Веры, папенька постарался, отправил, чтобы невеста привыкала.

Илья всё ещё с недоверием поглядывая на Веру принёс ей портрет, небольшой примерно с две ладони в высоту и ширину, рамка у портрета ьыла деревянная, треснутая.

Илья усмехнулся:

─ Что даже кидаться не станете, Вера Ивановна?

─ Не стану, ─ просто ответила Вера и посмотрела на портрет.

Мужчина, изображённый на портрете, был интересный, не старый, но и не юнец. Породистое лицо, высокий лоб, крупный нос, немного портили впечатление губы, которые по сравнению с другими чертами лица были тонковаты, но Вера знала, что красавцы в природе, если и водятся, то исключительно девицам на погибель, и никогда-то с ними счастье семейное не создашь, у неё в прошлой жизни два таких брака было, и ни в одном из них она счастлива так и не стала. А ведь по любви замуж выходила.

И в памяти вдруг всплыло другое лицо, там с губами всё было в порядке, вот же красавец, и глаза такие … колдовские … синие, но такой разве одну женщину всю жизнь любить будет?

Глава 5

Граф Якоб Александрович Морозов прощался с родителями, снова отправляясь в столицу.

─ Да, что ты, Яшенька, так рано уезжаешь, ─ в глазах матушки стояли слёзы, ─ пять лет тебя не было, а дома побыл всего ничего.

─ Да, отпустите его, матушка, ─ баском проговорил старший брат, живший с родителями вместе с семьёй, ─ а то он так бобылём и останется, а вы же сами говорили, что вам внуков мало.

Якоб метнул укоризненный взгляд на брата: «Вот зачем он поднял эту тему, сейчас матушка снова начнёт…»

И, конечно, матушка тут же и подхватила:

─ Яша, Коля ведь правду говорит, годы-то идут, и мы с отцом не молодеем, а мне и твоих деток увидеть хочется.

─ Мама, ну что вы, право, ─ Якоб уже не раз говорил именно эти слова, ─ вы вообще с отцом ещё даже стареть не начали, да и у Николая, вон скоро опять пополнение.

Супруга Николая, стоящая рядом, улыбалась, положив руку на круглый большой живот.

─ Ой, смотри, Яша, ─ матушка перестала причитать, и голос у неё сделался строгий, ─ не женишься за этот год, сама тебе невесту найду.

Якоб кивнул, не желая спорить с горячо любимой матерью, обнял и её, и отца, брата, поцеловал невестку, и сел в карету, впереди был двухдневный путь до столицы, мимо Никольского, куда он точно заезжать не станет.

Проезжая мимо поворота на Никольский, Якоб несколько раз поднимал руку, чтобы постучать кучеру и приказать поворачивать, и несколько раз её опускал.

Успокоился только когда проехали, и поворачивать уже не имело смысла.

Ирэн, незаживающая рана в сердце, пять долгих лет он пытался забыть её, и так и не смог, а ведь почти женился там, за океаном, да только, высочайшего соизволения на брак не получил, невеста должна была стать гражданкой Стоглавой, но её отец, губернатор, отказался.

Может оно и к лучшему. Потому как, за последний месяц он уже и лицо «невесты» плохо помнил, только цвет глаз, так похожий на тёмные глаза Ирэн.

И вдруг в памяти возникли другие глаза … совсем другие, но взгляд… Такой же взгляд был и у Ирэн, когда он впервые с ней познакомился. Словно она всегда знала больше, чем все остальные.

Якоб помотал головой: «Правду матушка говорит, жениться пора, а то вон уже о «безголовых купчихах» мечтать начал».

И, переночевав на почтовом постоялом дворе, граф Морозов безо всяких сомнений выехал в столицу. Пора было браться за работу. Мыслей о женитьбе больше не было. В дороге начал читать документы, предоставленные ему графом Шуваловым, о том, что в Стоглавой появились некие масонские ложи, и теперь в государственном совете полная неразбериха, они не пропускают важные законы, и государь нервничает.

Многие родовитые семьи замечены в посещениях этих масонских собраний, и он, Шувалов уверен, что всё это происки Бротты. Потому что пока все нити тянутся именно туда.

***

Вера

Спустя неделю, Вере, наконец-то удалось убедить Илью Андреевича в том, что она действительно «пришла в себя», больше никаких истерик закатывать не собирается, и в озере топиться тоже.

И они начали собираться в столицу. Вере, с одной стороны, было страшно, что вдруг родной отец Веры быстро определит, что она не его дочь, а с другой стороны в столице было больше информации. Там можно было достать свежую прессу, там больше людей, можно было с кем-то поговорить, да и с женихом неплохо было бы встретиться до свадьбы, а то вдруг на портрете не всё изображено.

Здесь в дальнем имении никто не догадался, что барышня уже совсем не та, что раньше, Луша только пару раз подозрительно спросила:

─ И что же это вы, барышня, совсем Еремея не вспоминаете, до озера-то, всё глаза выплакивали.

На что Вера спокойно ответила:

─ После того, как граф меня спас, у меня будто понимание повернулось, я теперь знаю, что папенька мне плохого не пожелает, он старше, а значит лучше знает, что для его дочери хорошо.

Луша и отстала, а только за день до отъезда сунула Вере в руку маленький портрет, с пол-ладони, на портрете был изображён белокурый «херувим», лицо такое, одухотворённое, щёки немного пухлые, волосы кудряво обрамляли лицо.

Вера посмотрела на «херувима» и вздохнула про себя: «Вот же глупая девица, и из-за такого топиться пошла?»

Но Вера ещё не знала, что всё гораздо серьёзней.

Глава 6

До столицы добирались этаким небольшим караваном, крытый возок, в котором сидела Вера с Лушей, два возка попроще, один для багажа, второй для охраны. Охрана ехала верхом, но по очереди сменяли друг друга, отдыхая в возке. Ночевать остановились на почтовой станции.

Вера была удивлена, что на станции пусть и было по-простому, но всё было чисто, да ещё и вкусно накормили.

На второй день к вечеру добрались до столицы. Вера, осторожно отодвинув занавеску, старалась рассмотреть, что там в окне. Дома были очень похожи на ту столицу, в которой она когда -то жила, возможно, только этажей было поменьше, а когда подъехали к центру, на улицу, где и находились дома зажиточных людей, то особняки, которые Вера увидела, ни в чём не уступали тем, что она помнила.

Ей только показалось, что застройка сама менее плотная, места свободного больше, а так и улицы были вымощены брусчаткой, и даже тротуары выделены, правда не на всех улицах.

Особняк купца Фадеева был построен в стиле ампир, Вера, которая неплохо разбиралась в архитектуре, была поражена, потому что после терема в дальнем имении никак не ожидала увидеть здание именно в таком стиле.

По фасаду дом украшал белый восьмиколонный портик, и вообще весь фасад был украшен барельефами, с изображением, полуголых античных мужчин и женщин. Вера никак не ожидала, что, во-первых, столица окажется больше каменной, чем деревянной, а во-вторых, что здания в центре будут такими суровыми, с военной атрибутикой.

Но внутри дома было уютно, пахло пирогами и хлебом, было много света и тепло.

Встретила Веру дородная женщина, которую Илья Андреевич приветствовал как Домна Афанасьевна, и Вера, которую Домна сразу же прижала к своей пышной груди, тоже её обняла, чем вызвала настоящее искренне умиление.

─ Батюшка ваш скоро приедет, ─ густым грудным голосом произнесла Домна Афанасьевна, ─ к ужину обещался, немного запаздывает.

Ужинали обычно в пять или в шесть вечера, а на часах уже было около семи.

Приехал Иван Григорьевич к восьми часам, да не один, с ним вместе приехал к ужину и жених, банкир Воробьёв Владимир Петрович.

Впечатление банкир Воробьёв произвёл … никакое, был вежлив, всё время улыбался, что с его тонкими губами сильно напоминало змеиную улыбку.

Но Вера же не привыкла судить людей по внешности, и тоже улыбалась банкиру, и судя по реакции отца тому это нравилось.

За ужином было вкусно по-простому, соленья, картошечка, капуста, рыба двух видов, из мясного тушёная говядина и утка, на десерт подали модный слоёный торт с медом. Вера поглядывала на банкира Воробьёва, ел он аккуратно, не чавкал, но каждый раз словно принюхивался. Ничего противного в нём Вера не заметила.

Позже вечером, когда банкир Воробьёв откланялся, отец вызвал Веру к себе в кабинет. Внимательно посмотрел, спросил:

─ Вера, Ерёмку я прогнал, сказал сунется к тебе на каторгу упеку, так что про прохвоста этого забудь.

Вера смотрела на ещё не сильно старого, крепкого, но отчего-то уже почти полностью седого мужчину, и слушала.

─ Мы ведь его когда прижали, ─ сказал Иван Григорьевич, и снова внимательно поглядел на Веру, не нервничает ли, но увидев, что дочь спокойно сидит и слушает, продолжил:

─ Выяснилось, что жил он с полюбовницей своей, а тебе дурёхе голову дурил, и планировали они, что как он на тебе поженится, так они с моими миллионами за границу и утекут.

Купец покачал головой:

─ Я же думал парень из хорошей семьи, поповский сын, а оно вона как.

Развёл руками, покачал головой:

─ Сам же в дом притащил.

Потом посмотрел ещё раз на Веру, вздохнул тяжело:

─ Ты мне, скажи, дочь, не было промеж вами ничего?

Вера удивлённо посмотрела на Ивана Григорьевича

Он поджал губы, помолчал, потом махнул рукой:

─ Ладно, ежели чего и было по глупости, дам этому Воробьёву такое приданное, что он и слова сказать не посмеет. Иди, ─ и мужчина махнул рукой, подзывая Веру к себе.

Она подошла, и Иван Григорьевич поцеловал ее в лоб.

─ Или, дочь, отдыхай, свадьбу будем играть в имении, в Малино, подарок тебе на свадьбу.

Вера поклонилась так, как поклонилась бы родному отцу:

─ Благодарю, батюшка,

─ Иди, ─ махнул рукой Иван Григорьевич, отчего-то Вере показалось, что был он несколько бледен, как будто неважно себя чувствовал.

***

Свадьбу сыграли, как и планировали, девятого сентября, платье, как оказалось было пошито заранее, сам императорский портной шил, а десяток швей к платью жемчужины пришивали. Отец, как и обещал подарил на свадьбу имение в Малино, огромный дом, в три этажа, внутри отделка уральскими камнями, когда-то это имение было выкуплено у кого-то из обедневших дворян, а теперь вот купеческой дочери досталось подарком на свадьбу.

До свадьбы Вера попыталась найти как можно больше информации про банкира Воробьева. Удалось узнать лишь немногое, на улицу Веру одну не выпускали, всё же Илья Андреевич, с которого купец Фадеев так и не снял ответственности за дочь, полного доверия Вере так и не выказывал.

Газеты Вере приносили все, Иван Григорьевич выписывал их огромное множество, включая альманахи, но ни в скандальных новостях, ни в светской хронике про банкира Воробьёва написано не было.

Зато газеты извещали о появлении в столице завидного холостяка, графа Морозова, журналисты отмечали, что дамы при виде смуглой, обветренной океанскими ветрам кожи графа млеют и падают в обмороки. А граф, как и всегда сосредоточен и загадочен.

Вера вспомнила, и подумала, что и правда, как верно подмечено: «сосредоточен и загадочен».

Про банкира удалось узнать, что сам он, как и Иван Григорьевич, не из дворян, тоже сам себя сделал, банк у него известный с филиалами в других странах, и Иван Григорьевич с ним несколько крупных сделок провёл и большой куш получил, а ещё, Владимир Петрович всегда обеспечивал Ивана Григорьевича наличностью, потому как купец Фадеев предпочитал всегда иметь большой запас наличных денег, на случай необходимости, и это его привычка, уже принесла ему большой доход, потому как он быстрее конкурентов реагировал, и всегда мог заплатить сразу.

Глава 7

Вера оказалась не девственна.

Только сейчас она поняла, почему отец интересовался про то было что-то с Ерёмкой или не было, и, попыталась с мужем договориться.

Но Владимир Петрович договариваться не пожелал. Вскочив с супружеской постели, он сначала молчал, метался по спальне, а потом, словно вселился в него кто-то злобный, покраснел весь, глаза выпучились, и совершенно неожиданно для Веры, он вдруг подскочил к сидящей на постели девушке и резко, ухватив её за волосы, выволок из постели и начал избивать.

Веру никогда не били, ни в той, ни в прошлой жизни. Она попыталась сопротивляться, но он был гораздо сильнее, и чем больше она сопротивлялась, тем больше распалялся банкир.

В какой-то момент Вера даже испугалась, что он её убьёт или покалечит, и свернувшись в комок, прикрывая лицо и живот, упала на пол.

─ Шлюха! Девка подзаборная… ─ какими только эпитетами не награждал её новоявленный муж, ─ что, решили со своим папенькой именем моим честным блуд свой прикрыть?! Может ещё и ребёнка ждёшь?

Вере стало страшно, а что, если она и вправду беременна, а этот урод её ногой, да по животу.

Наконец банкиру, видимо, надоело стоять и орать над лежавшей на полу Верой, и он ушёл.

А Вера, еле-еле собрав себя, поднялась и подошла к зеркалу. Глаз заплыл, на скуле набухал огромный синяк, губа была треснута.

«Вот и составила семейное счастье, ─ горько подумала Вера, ─ что же так не везёт-то, и что же теперь делать?»

Никого из семейных слуг, кого можно было бы послать к отцу, в доме в Малино не осталось, охрана теперь в имении тоже была банкирская. Вера кое-как умылась, оделась, и вышла из спальни. Прошлась по дому. Банкира, которого язык не поворачивался называть мужем, дома не было. Она попыталась выйти во двор, но стоявшие на входе охранники посоветовали ей из дома не выходить.

«Владимир Петрович не велели».

И что самое странное, никого не удивил «счастливый вид» и разбитое лицо «хозяйки».

Так вот и начался у Веры медовый месяц. Банкир появился в Малино спустя три дня, и сразу с порога заявил Вере:

─ Собирайся, к матери моей поедешь, месяц там поживёшь, а дальше видно будет.

И Вера даже обрадовалась, что месяц не увидит этого страшного человека. Она сразу поняла, что он хочет удостовериться в том, носит ли она ребёнка или нет.

Но всё равно попытаться увидеться с отцом стоило, поэтому сказала:

─ Перед отъездом с отцом хочу встретиться.

Банкир усмехнулся:

─ А отец твой в Питерград уехал, сегодня как раз с ним виделся, сказал, что ты устала и отдыхаешь.

─ Что же вы, Владимир Петрович, не высказали батюшке моему своего недовольства, ─ сказала Вера, не удержав свой характер, и сразу же об этом пожалела, увидев, что лицо банкира начало краснеть, а глаза наливаться кровью.

Сегодня он ударил её не сильно, вероятно, потому что Вера не сопротивлялась, сразу упала и сжалась. Больше орал.

Зато ночью он Веру не трогал, уехал куда-то, и вернулся лишь под утро. Вера увидела мужа лишь на завтраке, куда её пригласила мрачного вида горничная, больше похожа на надзирательницу.

Сам банкир утром пребывал в благодушном настроении, шутил даже, потом посерьёзнел и сказал:

─ По глазам твоим бесстыжим вижу, что задумала что-то, даже не думай, я тебя сам к матери отвезу, поэтому удрать тебе не удастся, и сделать с собой тоже ничего не получится.

Наклонился над столом так, что Вера даже испугалась, что он сейчас в неё вилкой ткнёт, и добавил:

─ Думала, что я не знаю, что ты топиться пыталась?!

Банкир разрезал ножом кусок пышного омлета, аккуратно, не чавкая, прожевал его и продолжил, теперь тон у него стал наставительный:

─ Иди, собирайся, много вещей не бери, там хвостом вертеть не перед кем.

И хохотнул.

Вера спорить не стала, но подумала о том, что отец ей показался весьма разумным и любящим, и, наверное, в определённый момент захочет увидеть единственную дочь, или пришлёт кого-то из своих, и надо до этого момента дотянуть.

А на следующее утро, два возка в сопровождении небольшого отряда охраны выехали из имения и поехали в сторону Костромы.

***

Москов. Кремль

В небольшом кабинете графа Александра Ивановича Шувалова, который вот уже добрый десяток лет возглавлял Канцелярию тайных дел, и начал ещё при прежнем императоре, а теперь вот служил его сыну, императору Александру Третьему, шло совещание.

На повестке дня был животрепещущий вопрос безопасности империи. Войн больших уже лет пять не было, последняя война с Ширванским ханством завершилась полной победой Стоглавой, но попытки ослабить империю изнутри не прекращались.

Никто лучше Шувалова не знал, что все эти сладкоголосые, одетые в цветные камзолы, и надушенные иностранные послы, и их свита, все они были агентами заграничных «друзей». Но вот то, с чем они начали сталкиваться с недавних пор, сильно раздражало Шувалова.

Казалось бы, безобидная модная тенденция, молодые, и не очень молодые, аристократы начали собираться на тайные собрания. Лиц не показывали, надевали чёрные плащи, проводили всяческие интересные ритуалы. Казалось бы, пусть развлекаются, если время свободное девать некуда.

Да вот только начали поступать тревожные сведения. То на одном, то на другом собрании, начали появляться ранее никому неизвестные личности, и вроде бы по-русски чисто говорят, но настолько чисто, что сразу угадываются в них чужаки.

Да и в государственном совете началось странное.

Давеча вот, император Шувалова вызвал и претензию высказал, что со времен князя Ставровского такого противодействия не было.

Ставровский когда-то был главой Государственного Совета, начал ещё при отце нынешнего императора, и потом ещё когда молодой император только был коронован, попытался сразу перетянуть на себя все бразды власти, противодействуя реформам, которые молодой Александр со своими соратниками пытался внедрить.

Глава 8

Москов. Кремль

Сегодня же на совещании присутствовал только самый доверенный круг агентов, который недавно пополнился ещё одним вернувшимся «с отдыха».

Шувалов был рад видеть Якоба Морозова, агентов такого уровня у него было немного, Якоба же он видел своим преемником, и сильно переживал, когда пять лет назад Морозов подал в отставку и, на собственные средства, снарядив несколько кораблей, отправился покорять Новый свет.

У Стоглавой не было колониальных интересов, как у Бротты, но заключать торговые договоры, чтобы обезопасить свои дальние границы, всё равно было надо. Кроме Морозова никто не верил, что так далеко можно протянуть власть императора Стоглавой империи. Но, если кто-то и мог такое совершить, то только он, и у него получилось.

Вслед за ним в Новый свет, прозванный Америкой, послали ещё и послов, и торговые представительства Стоглавой там были открыты, и даже военный гарнизон создали и русский форт поставили.

Вот только одно событие чуть было не довело Шувалова до сердечного приступа.

Пару лет назад от Морозова вдруг поступил запрос на высочайшее дозволение жениться на некоей Анхелите Сальседо, дочери губернатора. Не то, чтобы граф Шувалов был против семейного счастья для своих агентов, но считал, что иностранки неспособны составить надёжную партию. И был доволен, когда император его поддержал, выставив условие смены гражданства и переезда. И, конечно, «иностранка» отказалась.

И вот, наконец-то граф Морозов вернулся и на Родину, и на службу, как и уезжал, холостым, и верным только своему служению империи.

Зато в отсутствие «старичков» ряды агентов пополнились и новыми лицами, среди которых в доверенный круг неожиданно вошёл Алексей Потапов, сын Воронежского помещика, молодой, и тридцати ещё нет, но успевший в двух войнах повоевать и не где-то там в штабе, а на передовой, служил в лейб-гвардии гусарском полку. Высокий, сильный, ловкий, он одинаково хорошо фехтовал с обеих рук, и был способен и к анализу, и к светской беседе, холост и амбициозен.

─ А меня как раз сегодня пригласили на такое собрание, ─ протянул граф Забела, которого семейная жизнь совсем не изменила. Его острого языка, продолжали бояться все в двух столицах и императрица даже супругу его, Надежду Столич, оставила на должности фрейлины после замужества, организовав для неё специальную должность «почётной фрейлины Её императорского Величества», только чтобы граф Андрей почаще во дворце бывал. Очень императрицу забавляли его остроумные высказывания.

Высокий, черноволосый, с ярко-синими глазами на породистом лице, граф тем не менее заслужил славу надёжного семьянина, для всех представлялся этаким аристократом на отдыхе, и лишь узкому кругу было известно, что он оставался советником императора. А вот Шувалов оставил графа Забела главным по безопасности императорской семьи.

─ По верхам пошли, значит, сволочи, ─ произнёс Шувалов, ─ к императорской семье хотят подобраться.

─ А меня вот пока никуда не приглашали, ─ с обидой в голосе сообщил Алексей Потапов.

─ Погоди, и до тебя очередь дойдёт, ─ усмехнулся Шувалов, и снова посмотрел на Андрея.

─ Андрей Васильевич, я думаю, что сегодня тебе ничего не покажут, одну лишь бутафорию, но будут просить сохранить всё в тайне, ─ сказал Шувалов

─ А я слово давать не стану, ─ сказал Андрей, ─ и завтра же вся столица над собранием потешаться станет.

─ Так вам граф, наверное, в маске были инструкции прийти? ─ вдруг задал вопрос Морозов.

Забела заинтересованно посмотрел на до сих пор молчавшего Якоба.

Тот продолжил:

─ Мне вот тоже приглашение пришло.

─ Так чего же ты молчал, Яша! ─ воскликнул Шувалов.

─ А куда вас пригласили граф? ─ в тон Морозову, который непонятно почему вдруг перешёл на официальное обращение, хотя на Ширванской войне они побратались, спросил Забела, хитро сверкая глазами.

─ В дом к Елагину, ─ сделав вид, что не заметил подтекста, спокойно ответил Морозов.

─ И меня туда же, ─ улыбнулся Андрей Забела, ─ заехать за вами вечером?

─ Да, нет, спасибо Андрей … Васильевич, сам доберусь, ─ сказал Морозов.

А Шувалов, уже отвыкший от этих пикировок между заклятыми друзьями, вздохнул. С одной стороны, словно вернулся на пять лет назад, а с другой стороны, когда же они уже повзрослеют-то. И с ужасом подумал, что сейчас ещё Виленский вернётся.

Вслух же сказал:

─ Если в дом к Елагину, значит Бротта* активизировалась. Он ихнему магистру Броттской ложи подчиняется.

(*скоро будет карта, но для понимания, это аналог Великобритании)

Шувалов тяжело встал, и вдруг стало понятно, что на него эти пять лет легли полным весом. Фигурой генерал-фельдмаршал стал заметно шире, и ходить ему стало заметно тяжелее.

Из шкафа Шувалов вытащил папку, и положил на стол:

─ Вот изучите всё, что есть по Елагину и его «Молчаливой деве».

Забела заинтересованно взглянул на Шувалова.

Тот пояснил:

─ Это так его масонская ложа называется.

А Алексей Потапов вдруг воскликнул:

─ А я куда?

─ А ты Алёша, продолжишь девиц на приёмах развлекать, да понзского* посла спаивать ─ Шувалов вздохнул.

(*Понзское княжество, имеет общую границу со Стоглавой империей, аналог княжество Польское)

***

Выйдя из кабинета, Шувалова Андрей Забела и Якоб Морозов, вдруг встали друг напротив друга, и молодой Потапов было подумал, что они сейчас драться начнут, но вдруг лицо Морозова озарилось улыбкой, точно такая же улыбка отразилась на лице графа Забела и мужчины крепко обнялись.

─ Яшка!

─ Андрей!

Забела с обидой в голосе спросил:

─ Чего накануне не заехал-то? Надя была бы рада, я бы тебе сыновей показал.

─ Рыжие? ─ улыбнулся ещё шире Морозов.

─ Золотые! ─ ответил граф Андрей, нисколько не обидевшись.

─Заеду, ─ сказал Морозов, ─ но после того, как с масонами станет понятно, пусть пока думают, что дружба наша осталась в прошлом.

Глава 9

Вера

На Веру Матрёна Карповна сразу стала смотреть, как на врага. Да и сам банкир вышел из возка, и, словно, и не было в возке Веры, пошёл не оборачиваясь к матери, стоящей перед высокими воротами, из которых в этот момент выходил огромного роста, чем-то неуловимо похожий на Воробьёва, но одетый в простую одежду, серую холщовую рубаху, сверху тёмный жилет, тёмные же штаны и кожаные сапоги, из голенища одного из них торчала плётка, а из второго виднелась рукоятка ножа, мужчина.

Воробьёв сначала перед матерью поклонился, потом она его взяла обеими руками за голову, поцеловала в лоб. С мужчиной он обнялся, и потрепал его по голове, как маленького. А поскольку мужчина был Воробьева на половину этой самой головы выше, то смотрелось это забавно.

И только потом Воробьёв обернулся. Увидел, что Вера так и не вышла из возка, крикнул:

─ Верка!

«Словно девку зовёт,» ─ с ненавистью подумала Вера, но зная, что с Воробьёва станется и за волосы её вытащить, вышла из возка и степенно направилась в сторону … родни.

─ А ну быстрее, что ноги еле передвигаешь? ─ снова крикнула Воробьёв.

И Вере захотелось побежать, вот только не в сторону Воробьёва, а в обратную, но, к сожалению, пока бежать из этого леса ей было некуда.

Воробьёв сказал своим, что это его жена, и что привёз он её на воспитание в любимой матери.

─ Девка росла с отцом, так что вы уж матушка постарайтесь, объясните ей как надобно мужу угождать, ─ сказал Воробьёв, мерзко ухмыляясь.

И оттого как ухмыльнулся брат Воробьёва, которого тот называл Фролушка, и взял в руки свою плётку, Вере стало не по себе.

А вот мать Воробьёва протянула ей руку, Вера даже сначала не поняла, что от неё хотят, но удар по спине от «любящего» мужа, разъяснил, что надобно упасть на колени и руку эту самую поцеловать.

Поселили молодых в комнате, которая вероятно принадлежала банкиру, если он, конечно, рос в этом доме. А вот брат его Фрол, жил в отдельном доме, который находился по соседству, и жил не один, а с женой. Жену брата Воробьёва Вера увидела позже, когда сели ужинать, или вечерять, как начал говорить вдруг потерявший весь столичный лоск банкир Воробьёв.

Вера сначала приняла её за служанку, в сером мешковатом застиранном платье, с таким же чёрным платком на голове, как у матери банкира, с абсолютно ничего не выражающим лицом, та стала разносить еду. Никто из Воробьёвых не предложил ей присесть за стол, или вообще что-то ей сказать. А Вера не поняла, сколько ей лет, лицо женщины было вроде бы гладким, но одна единственная морщина между бровей, делала его скорбным, отчего создавалось впечатление, что женщина уже не молода.

Вера, после того как женщина поставила ей перед ней тарелку, тихо сказала:

─ Спасибо.

Женщина вздрогнула, а Воробьёв, хохотнув, сказал:

─ Глядите-ка, какая вежливая у меня жена.

И теперь пришла очередь Веры вздрагивать, так неприятно это прозвучало.

А после того, как женщина всё на стол принесла, брат банкира ей гаркнул:

─ Там сядь, ─ и кивнул на лавку возле входа.

Женщина, опустив голову, быстро посеменила к лавке и села, сложив руки на коленях.

После молитвы, которую прочитал банкир Воробьёв, приступили к еде. Вере кусок в горло не лез, потому что свекровь то и дело сверлила её свои колючим взглядом, да ещё и Вера всё время переводила глаза на так и сидевшую возле выхода женщину, которая ничего не ела.

Разговоры за столом были странные, Воробьёв всё интересовался делами и здоровьем каких-то неизвестных Вере людей, а Вера сидела и мечтала о том, чтобы вымыться, но видимо в доме Воробьёвых топить баню с дороги было не принято.

Наконец-то ужин закончился, и банкир крикнул женщине, назвав её Марфой, чтобы та проводила Веру в его комнату.

Вера пошла за женщиной, рассчитывая хоть что-то у неё спросить. Та всё время молчала, но проводила Веру к туалету, оказавшемуся на улице, довольно далеко от дома, на вопрос про баню, лишь пожала плечами.

А когда Вера задала ей прямой вопрос:

─ Марфа, ты здесь кто? Служанка? Чего ты молчишь-то? Хочешь, я тебе что-то подарю?

Марфа с каким-то сожалением взглянула на Веру и вдруг открыла рот и замычала, и Вера с ужасом поняла, что та немая, потому что у женщины не было половины языка.

Больше Вера не стала у неё ничего спрашивать, и Марфа ушла.

Вера сама вытащила кое-какие вещи из сундука, который уже находился в комнате, проверила бельё, бельё было грубое, но чистое. Да и пахло в ломе деревом.

Это немного примирило Веру с ощущением какой-то нереальности происходящего. Ей вообще с какого-то момента её жизни стало казаться, что она попала в какую-то страшную сказку, которая никак не заканчивается.

И попадание это началось не с того момента, когда граф Морозов вытащил её из озера, а гораздо раньше.

Ложиться, не помывшись после дороги, Вере не хотелось тем более в чистую постель, поэтому она решила, что хоть ведро воды, но ей надо отыскать, и вышла из комнаты. В доме уже было темно, на свечах и на масле для ламп здесь явно экономили.

Пройдя по памяти по коридору, Веру услышала голоса, доносившиеся с кухни, разговаривали двое: банкир Воробьёв и его мать.

Прозвучало её имя, и Вера решила послушать.

─ Приданное за ней большое, город для общины смогу построить, ─ говорил банкир Воробьёв, ─ но девка порченая.

─ Вот говорила я тебе, ─ скрипучим голосом отвечала ему мать, ─ из наших надобно брать.

─ Да вы матушка скажете тоже, наши то все голозадые, а общину и так прижали, вон и вы даже в лесу живёте, а ежели у нас средства будут, то и сам император нам не указ, ─ с пафосом в голосе произнёс Воробьёв.

Глава 10

Подъём в пять утра был не самым страшным испытанием. Руки опухали от воды и тяжёлого труда. В первую неделю, когда Веру заставили доить корову, и убираться в хлеву, она попыталась объяснить, что никогда этого не делала, и у неё даже случилась истерика, но Фрол подошедший со спины, когда она ругалась со старухой, просто взял и окатил её из ведра холодной водой, и Вере пришлось работать до конца дня в мокром платье.

Платье ей выдали хоть и чистое, но старое, принадлежало оно, судя по размеру, самой Матрёне Карповне. Ночи уже были холодные, поэтому старуха расщедрилась и выдала Вере ещё и старый стёганый жилет, запах от жилета шёл странный, как будто бы он где-то в сырости долго лежал, и подтух немного, но один раз замёрзнув, Вера перестала замечать странный запах, а через две недели работы в хлеву, ей казалось, что она теперь вся пропахла навозом и прелым сеном.

На хуторе работали все, даже Матрёна Карповна целыми днями перебирала грибы и ягоды, которые приносили в корзинах какие-то странные люди, которых никогда не пускали внутрь забора, но они исправно таскали полные корзины, и после забирали пустые.

Марфа, жена Фрола, стирала, убиралась готовила, иногда её посылали помогать Вере. Вере нравилось, когда Марфа к ней присоединялась, потому что в эти моменты Фрол, брат Воробьёва никогда не появлялся рядом.

В остальное же время Вера то и дело замечала, что этот странный, огромный мужчина, с несколько тупым выражением на лице, подходил к ней со спины и стоял молча, смотрел.

Вера ощущала его тяжёлый взгляд, но оборачиваться побаивалась, после одного случая в хлеву.

Она доила корову, и вдруг поняла, что она уже не одна, что сзади кто-то стоит и натужно дышит. Вере стало не по себе, и она, зажав в руках заранее приготовленную остро наточенную палку, которую втихаря сама себе сделала, резко развернулась.

То, что она увидела привело её в ужас.

Позади неё стоял Фрол и … начёсывал своё достоинство, в блаженстве закатив глаза.

Вера заорала, она действительно испугалась, на крик прибежала Матрёна Карповна, и стала ругаться на сынка-извращенца,

А он с совершенно с дебильным видом продолжал пыхтеть и говорить:

─ Да я же не трогал, смотрел только, я же помню, что Володька говорил.

Матрёна Карповна, размахнувшись, ударила его тряпкой, которую держала в руках, и прогнала, а Вера села на деревянную скамеечку, которую ей выдали для удобства при дойке и заплакала.

А Матрёна Карповна ей же потом и «объяснила»:

─ Нечего жопой вертеть, ─ и выдала шерстяное платье, и ещё одну жилетку, и наказала жилетку под платье надевать.

И однажды утром Вера, взглянув на себя в небольшое зеркало, которое привезла с собой и прятала на дне сундука, чтобы мать Воробьёва не отобрала, поняла, что ещё немного и она превратится в старуху.

Вся в чёрном, платье, натянутое на жилет, делало фигуру бесформенной, чёрный платок, повязанный на голову так плотно, что не видно ни одной волосинки, и сапоги, носы, которых торчали из-под длинной юбки.

В дополнение к этому руки, постоянно красные от воды, растрескавшиеся до крови, бледное лицо, на котором только и остались, что глаза, бескровные обветренные и обкусанные губы. И Вера с ужасом поняла, что и у неё начала появляться скорбная морщинка между бровей, как у Марфы.

Один раз ей всё же досталось плёткой, но через одежду и по спине, Вера больше испугалась и почувствовала себя униженной, чем ей было больно.

В один из дней, когда моросил мерзкий дождь, а у Веры опухла нога, которую она слегка подвернула, поскользнувшись на мокрой дорожке, стараясь быстрее перебежать от хлева к дому, чтобы меньше промокнуть, старуха начала на неё ругаться, Вера ей резко ответила, что никуда она не пойдёт, ей нужно отдохнуть и восстановиться.

Видимо непрерывный дождь, и начавшиеся, наконец-то, месячные дни привели к тому, что из Веры вдруг широким словесным потоком «полилось» всё, что накипело, и она всё и высказала, а старуха попыталась дать ей пощёчину.

Вера руку старухину перехватила и оттолкнула её.

Старуха резко замолчала и ушла. А через некоторое время к ней в комнату без стука, пачкая пол грязными сапожищами, ворвался Фрол, вслед за ним семенила с довольным видом старуха, Фрол выволок Веру во двор и, наверное, полчаса, щёлкая плёткой, гонял её по двору, пока она, поскользнувшись на больной ноге, не упала. Вот тогда-то она и получила удар по спине.

Издевательство на этом закончилось, Вера ещё какое-то время лежала на земле, в бессилии стискивая в кулаках комья грязи, а потом поняла, что никто ей не поможет подняться, никто о ней позаботится, а если она продолжит лежать, то замёрзнет и заболеет, и тогда у неё точно не будет возможности вырваться из этого ада.

И Вера, стиснув зубы встала, и как была, вся в грязи пошла в дом. Ей хотелось в баню, но она боялась, что туда придёт Фрол, а вдруг бабка больше не будет её спасать.

Так что Вера, подперев дверь стулом, скинула всю грязную одежду, и просто на грязное тела натянула сухую. И пошла работать.

А вечером, когда Вера в полном изнеможении сидела на полу в своей комнате, у неё не было сил даже встать и попробовать принести ведро воды, чтобы обтереться, в дверь тихонько постучали.

─Открыто, ─ хриплым от усталости голосом сказала Вера, понимая, что ни старуха, ни Фрол не стали бы стучать.

Это и вправду оказалась Марфа. Она позвала Веру с собой, знаками объяснила ей, что Матрёна Карповна и Фрол уехали, и Марфа перекрестилась, отчего Вера сделала вывод, что уехали они молиться, а Марфа затопила баню.

И этот вечер стал для Веры самым счастливым из всех. Вера прогрелась, впервые по-настоящему вымылась, да ещё и Марфа её отходила веничком так, что Вера и думать забыла, что всё в жизни у неё плохо, пока.

«Поистине, баня русская, ─думала Вера, сидя и запивая свои банные ощущения травяным отваром, в котором чувствовалась и кислинка шиповника, и горьковатая сладость солодки, и аромат мелиссы, ─ лечит всё, тело и душу».

Глава 11

Москов-град

Граф Морозов ехал в Кремль, размышляя о том, что удалось выяснить за последний месяц. По всему выходило, что каждый из тех, кто глубоко завяз в этих ложах масонских, повязан круговою порукой.

Вот же ни ему, ни Андрею, так и не удалось пробиться дальше так называемого машкерадного круга. Вечеринки, балы, приёмы, таинственный антураж, пенное, дамы, но ведь где-то же они проводили свои тайные собрания? Это пока отследить не удалось.

А вчера выяснилось, что Шувалов, старый хитрец, науськал императора и тот приказал в Москов явится барону Виленскому.

Якоб размышлял, что с точки зрения управления империей, это верное решение, окружить себя, как можно более плотным кругом своих. А вот, с точки зрение его, Морозова, ему отчего-то совсем не хотелось, чтобы в это смутное и непонятное время барон, Ирэн, его супруга, и их дети приехали и жили в столице.

Сам граф сегодня с утра посетил на скачки, от него Шувалов потребовал туда пойти, как никак последние скачки в сезоне, весь цвет там собрался. И Морозов внимательно смотрел, изучал, кто как себя ведёт, кто сколько ставит, кто своих наездников выставлял. Деньги на ипподроме крутились огроменные, оттого и люди там раскрывались «во всей красе».

Неожиданно Якоб вспомнил, что заметил в одной из лож банкира Воробьёва, стал вглядываться пристальней, даже бинокль приспособил. Но банкир был с друзьями, супруги рядом не было.

Вспомнив про бинокль, Якоб улыбнулся, подумав, что и эта вещица тоже ведь изобретение Ирэн Виленской. Интересно какая она стала?..

Вернув себя в реальность, Якоб вспомнил, что хотел подробнее изучить дело этого банкира, и сразу по приезде в Кремль зашёл в архив и запросил всю имеющуюся информацию по Воробьёву.

Было у графа Морозова чутьё, и оно почти никогда его не подводило.

***

Вера

Банкир был приветлив, даже в какой-то момент радостен. Вера подумала, что, наверное, ему старуха рассказала, что никакого чужого ребенка у Веры нет, и мелькнула нереальная в своей надежде мысль: «А может он меня заберёт?»

Но, когда остались вдвоём, то банкир посмотрел на Веру холодным колючим взглядом и сказал:

- Подурнела ты, глянуть не на что, как теперь с тобой спать.

И вдруг схватил Веру за грудь, больно сжал рукой. Расстроенно произнёс:

─ Совсем ничего не осталось.

Усевшись в кресло, и оставив Веру стоять перед ним, с отвращением сказал:

─ Сними эти тряпки, матери скажу, чтобы баню затопила, а ты как вымоешься, оденься в платье, может за ужином и разгляжу тебя.

И Вера поняла, что ничего не изменилось, только сменился статус, если раньше он её не трогал, потом что хотел удостоверится, что Вера не ждёт ребёнка от другого, то теперь всё наоборот. Ему надо, чтобы Вера забеременела.

Вера очень хотела детей, но она мечтала о том, что у неё будет любящая семья, а не так вот, словно она и не женщина, и не жена, а так, расходный материал.

На её вопросы об отце банкир отвечал туманно, сказал только, что тот передал ей подарки и благословение.

─ Что за благословение? ─ спросила Вера

─ А ну так-то отцу твоему я сказал, что ты ребёнка ждёшь, оттого и поселил тебя у матери моей, вдали от треволнений столицы, чтобы ребёнок родился в покое и благости.

─ Какой ребёнок? ─ не поняла сначала Вера.

─ Мой, ─ буркнул банкир.

Потом посмотрел на Веру.

─ Мы с твоим отцом обсудили, что невеста мне досталась порченая, и он мне заплатил виру за это, так что, теперь я тебя ещё пуще любить буду, ─ заявил барон и хохотнул, вероятно думая, что шикарно пошутил.

А Веру даже передёрнуло.

«Как бы подальше от такой любви-то оказаться?»

─ А что же ты про подарки не спрашиваешь? ─ банкиру явно хотелось «ржавым гвоздём в ране поковыряться».

─ А что за подарки? ─ словно заведённая спросила Вера, не желая давать Воробьёву повода для того, чтобы он снова поднимал на неё руку.

─ Конь для скачек, ─ довольно улыбаясь начал перечислять банкир, и отчего-то эта его улыбка была такая мерзкая, что Вера не выдержала и всё-таки не удержала лицо, и оно на мгновение исказилось гримасой отвращения, но Воробьёв заметил, и, конечно же, прицепился.

─ А что с лицом? Ты чего мне такие рожи строишь? Не нравится? ─ начал заводиться Воробьёв, глаза его стали наливаться кровью, щёки краснеть, и Вера подумала, что снова быть ей битой.

Но в этот момент дверь постучали и скрипучий голос матери Воробьёва произнёс:

─ Володя, там старец приехал свидеться с тобой желает.

Так что Воробьёв только оттолкнул Веру, она удержалась на ногах, но больно ударилась бедром о спинку кровати, и вышел.

Вера проверила спрятанную палку, которую всегда носила в сапоге, на случай если вдруг на неё нападёт Фрол.

Она уже выяснила, что младший брат Воробьёва не совсем здоров, у мужчины явно были отклонения, потому что при всё своём росте, силе, и жестокости, он очень боялся Матрёну Карповну. Стоило ей на него прикрикнуть, как он мог даже заплакать, а вот бить кого-то или резать животину по её приказу, здесь его лицо сразу озаряла счастливая улыбка, и это смотрелось очень страшно.

Вера стала думать о том, как бы ей избежать близости с мужем, но так ничего и не придумав, спрятала палку под подушку, решив, что, если он снова начнёт её бить, то она больше терпеть не станет. Что будет потом Вера не думала, она устала бояться.

Вскоре Веру позвали предстать перед старцем. Она как была в чёрном платье, платке так и пошла.

Старец осмотрел её и остался довольным.

─ Всё правильно, так и должна быть жена, в чёрном теле, чтобы мыслей дурных не было. Но тебе теперь грех свой надо замолить, Володимир, ─ сказал старец, обращаясь к Воробьёву.

Оказалось, что старец, да и остальные в общине злились на банкира, что он, во-первых, женился, а во-вторых, венчался попами. Потому как эти старообрядцы проповедовали беспоповство.

Глава 12

Слегка успокоившись, Вера поразмыслила и решила, что нужны деньги, немного наличности она вытащила из карманов супруга. Пока тот собирался и о чём-то договаривался с матерью, Вера решительно проверила его карманы и, нащупав там плотный кожаный кошель, осторожно вытянула несколько купюр, и пару серебряных монет, понадеялась, что он не заметит.

Воробьёв уехал, так и не обратив внимания на то, что кошелёк слегка похудел.

Следующим этапом подготовки к побегу, была одежда и еда. С одеждой было понятно, что для передвижения по лесу нужно будет надевать на себя старухино шерстяное платье и жилетку, плотные чулки у Веры были свои, а одно из чистых своих платьев Вера решила взять с собой. У неё был план добраться до столицы и там уже привести себя в божеский вид.

Как она пойдёт по лесу, Веру представляла себе слабо, но планировала пробираться вдоль дороги. Из оружия у неё был острая палка, верёвка, которую она как-то нашла около хлева, и припрятала на всякий случай. Две свечи и спички. И сегодня она собиралась разжиться ножом.

С едой, с одной стороны было просто, на кухне хозяйничала Марфа, а с другой стороны, Вера не была уверена в том, что Марфа её не выдаст. Но когда Вера, снова отправленная Матрёной Карповной на кухню, взяла буханку хлеба, завернула в тряпочку несколько кусков сала, и пару луковиц, Марфа странно посмотрела на неё, но ничего не сказала, просто отвернулась, как будто бы так и надо. Нож удалось взять только маленький, большой нож некуда было спрятать.

Стемнело, Вера прислушалась, в доме всё стихло, после отъезда банкира, в доме ночевала только Вера и старуха. Ключи от ворот были у старухи, связка висела на стене в её спальне, на связке было четыре ключа и один из них был от ворот. Какой, Вера точно не знала, поэтому ей нужны были все.

Вера не представляла, насколько чутко старуха спит, получится ли зайти и, не разбудив старуху, забрать ключи.

Дождавшись, когда в доме вообще всё стихло, Вера, одевшись, и уложив в мешок нехитрый скарб, сняла сапоги, пошла в комнату матери банкира.

Когда Вера уже подошла к двери, она вдруг с ужасом подумала, а что, если дверь заперта? Сердце в груди сразу забилось быстрее, к горлу подкатила паника, но Вера силой воли заставила себя успокоиться, и осторожно, но сильно надавила на дверь.

Дверь бесшумно открылась, и Вера возблагодарила Матрёну Карповну за её педантизм с точки зрения уборки и смазывания скрипящих дверных петель.

Вера вошла, в комнате было темно, занавески на окнах были задвинуты, отчего света почти совсем не было. Один раз всего Вера заходила в эту комнату, и теперь по памяти постаралась нащупать ключи, висевшие на стене.

Она трогала стену, но никак не могла нащупать, хоть что-то похожее. Она же точно помнила, что именно на этой стороне стены старуха вешала ключи, потому что по другой стене стоял комод, Вера даже подошла и посмотрела: комод, на нём погасшая масляная лампа. Вера снова вернулась к пустой стене. Вдруг рука её коснулась, как ей показалось именно ключей, но в этот момент со стороны кровати раздался скрипучий голос:

─ Кто там? Верка?

Вера дёрнулась, и ключи слетев, со звоном упали на пол. Вера застыла, перестав дышать, если Матрёна позовёт Фрола, то это будет конец, и Вера решилась.

Она нащупала верёвку, другой рукой схватила, стоявшую на комоде лампу, и молча пошла к кровати. Откуда только сила взялась в её измученном исхудавшем теле, но Вера, не раздумывая, прыгнула на привставшую в кровати старуху, и со всей силы ударила её лампой по голове, старуха затихла.

В воздухе запахло маслом. Вера с трудом перевернула старуху на живот, та была жива, Вера выдохнула, как бы он ни ненавидела старуху, становится убийцей ей не хотелось.

Но и позволить старухе, очнувшись, позвать своего сынка, Вера тоже не могла, поэтому она связала старухе руки и ноги, и затолкала ей в рот её же носок.

«Прости, бабушка», ─ мелькнула злая весёлая мысль, Вера вспомнила все издевательства и решила, что старуха получила по заслугам.

Подобрав с пола ключи, Вера выдохнула и пошла на улицу. Воровато оглянувшись, но не заметив ничего для себя опасного, Вера подошла к воротам.

В крови бурлило странное веселье: она смогла, она убежит, у неё всё получится! И когда ключ подошёл с первого раза, она ещё больше уверилась в том, что чёрная полоса в её жизни закончилась.

Ворота Вера закрывать не стала, прикрыла, да и забросила ключи в канаву.

«Пусть ищут».

Несмотря на то, что было довольно темно Вера бодрой, пружинящей походкой пошла по дороге. Она планировала идти по дороге столько, сколько сможет по темноте а когда начнёт светать и будет риск встретить кого-то из людей, тогда Вера думала уйти в лес, и шагать уже по лесу.

Вера шла примерно около часа, когда, вдруг, скорее почувствовала, чем услышала, что кто-то идёт прямо за ней.

Сначала у Веры возникло ощущение, какое бывает, когда ты в темноте, один, и тебе вдруг начинает казаться, что все привычные предметы вдруг превращаются в страшных чудовищ. И хотя глаза уже привыкли к темноте, Вера решила остановиться и прислушаться.

Остановившись, Вера отступила с дороги в тень деревьев, и затаила дыхание, зажав в руке острую палку, она ей казалась гораздо надёжнее маленького ножа.

Вскоре она явственно услышала шаги, кто-то торопливо шёл по дороге, Вера всмотрелась, это была женщина. Марфа.

Пропустив Марфу чуть вперёд, Вера вышла. Марфа сразу же остановилась, повернулась, и, увидев Веру радостно улыбнулась и бросилась к ней.

─ Марфа, ─ холодно спросила Вера, ─ ты что тут делаешь?

Марфа закивала, продолжая радостно улыбаться, и только сейчас Вера заметила, что за плечами у Марфы тоже висит мешок, как и у неё, только чуть побольше.

До Веры начало доходить.

─ Марфа ты что сбежала? ─ спросила Вера и Марфа закивала, расплывшись в широкой улыбке, в сумраке Вере было плохо видно, но ей показалось, что скорбная морщинка между бровями у Марфы исчезла, и Марфа стала как будто бы выглядеть моложе.

Глава 13

Вера посмотрела на Марфу, на её счастливое лицо и сказала:

─ Идём.

И они пошли. Пока было темно они шли по дороге, готовые в любую минуту спрятаться в лесу. Но когда начало светать стало понятно, что надо пару часов поспать, потому что сил идти больше не было.

И Марфа с Верой пошли вглубь леса. Марфа шла уверенно, как будто точно знала куда идти. Шли они довольно долго, и вскоре вышли на небольшую полянку, и Марфа остановилась.

─ Здесь? ─ спросила Вера.

Марфа кивнула и начала развязывать мешок. Из мешка она стала доставать еду, но Вера есть не хотела, тогда Марфа размотала привязанную к мешку подстилку. Вера подумала, что вот она сама не догадалась взять что-то тёплое, на чём можно спать.

Марфа кивнула Вере на лес, и показала, что надо натаскать лапник

Подстилку положили на лапник, сложив два раза, получилось не очень широко, но они так устали, что буквально рухнули на импровизированную лежанку, правда накрыться было нечем, но, они словно сёстры в детсве, прижавшись к друг другу, быстро уснули.

Вера проснулась, как будто её кто-то толкнул, уже было светло и ей показалось, что она слышит голоса. Вера осторожно растолкала Марфу, та тоже проснулась сразу. Вера, про себя усмехнувшись, подумала, что Матрёна Карповна их обеих приучила быть всё время начеку.

─ Слышишь? ─ тихо произнесла Вера.

Марфа прислушалась и кивнула.

─ Как думаешь, нас ищут? ─ Вера не знала здешних мест, а вот Марфа вполне могла знать, и поэтому, не дожидаясь пока Марфа кивнёт или наоборот пожмёт плечами, Вера добавила:

─ Можно пройти через лес?

Марфа кивнула, и женщины, быстро собравшись, и раскидав обратно лапник, как буто их здесь и не было, пошли вглубь леса.

Сначала Марфа шла уверенно, и вскоре все остальные шумы, кроме звуков леса исчезли. Это успокаивало, и Вера не сразу заметила, что Марфа стала останавливаться, оглядываться и в один прекрасный момент, когда они прошли, по ощущениям Веры около пяти километров, и даже может быть чуть больше, Марфа остановилась и виновато посмотрела на Веру.

─ Ты не знаешь куда идти? ─ спросила Вера. Но Марфа все своим видом показала, что знает, просто немного заплутала.

Знаками показала Вере подождать ей на месте, а показав на себя, потом на свои глаза, пояснила, что она посмотрит, и определит в какую сторону идти.

Вера согласилась, что не стоит вдвоём метаться по лесу, и присела на поваленное дерево. Вера вообще была не лесным человеком, выросла в городе, и всю свою жизнь там и прожила, на лето ездила в имение отца, потом построила своё, но в лес дальше какой-нибудь уютной полянки, не ходила.

Сначала Вера сидела просто отдыхая, ноги, не привыкшие далеко ходить, устало гудели. Было прохладно, но не холодно, или они с Марфой так хорошо разогрелись.

В какой-то момент Вера поняла, что слышит какой-т странный звук, горловой, как будто с натугой.

Испуганно подумала, что это какой-то зверь, но что-то было не так, звук был не лесной, и вдруг Вера очень отчётливо поняла, что это немой человек кричит.

─ Марфа! ─ крикнула Вера и побежала на звук.

На открытое пространство она выскочила почти сразу, под ногами земля стала мягкой, а в нескольких метрах Вера увидела Марфу, и с ужасом поняла, что Марфа наполовину ушла в землю.

Ну, вернее Вере показалось, что она ушла в землю, на самом деле, Вера вдруг поняла, что вот эта вот, красивая, сохранившаяся, несмотря на позднюю осень, изумрудная трава с ржавыми пятнами, вовсе не земля, а трясина. Они попали в болото.

─ Марфа! ─ крикнула Вера, и Марфа, увидев Веру, вдруг так облегчённо улыбнулась и… погрузилась в болото ещё глубже, теперь она почти по грудь была там.

Вера, никогда не знавшая, что делать, вдруг поняла, что теперь только от неё зависит, выживет ли эта несчастная, молодая, смелая и поверившая в неё женщина.

И, как потом вспоминала Вера, как будто кто-то стоявший за левым плечом, стал ей помогать, потому что откуда-то к ней пришло знание, что и как делать, и длинная палка вдруг обнаружилась, прямо под ногами, и легла Вера на живот, и осторожно стала подползать к Марфе.

Марфа, ухватившись за палку, неожиданно оказалась такой тяжёлой, что Веру стало перетягивать к ней, а не наоборот. Но вскоре Вера поняла, что это не Марфа тяжёлая, это трясина не хочет отпускать свою добычу. И в какое-то страшное мгновение Вере показалось, что она не справится, не сможет вытащить, и вдруг, слева от себя она увидела, тонкую берёзку.

Вера, встала и , навалившись на берёзу, двумя руками согнула её, и Марфа, ухватившись за берёзку, наконец-то вытащила сама себя из болота, и поползла к Вере.

Когда женщины отползли от трясины и почувствовали под коленями твёрдую землю, они обнялись и заплакали. Мокрые, грязные, но счастливые. Они были живы.

Вера подумала: «Испытания, выпавшие на нашу долю, даны нам чтобы стать сильнее, и уже сегодня я чувствую, что сила моя и вера моя в себя стали больше, чем были вчера».

Хорошо, что мешок свой Марфа оставила с Верой, и, женщины, переодевшись в сухую одежду, пошли дальше, теперь было понятно, что надо идти в сторону противоположную болоту. И вскоре они вышли … к железной дороге.

Вера глазам своим не поверила, когда увидела рельсы, проложенные в лесу.

«Теперь дойдём, ─ обрадованно подумала Вера, ─ железная дорога должна привести нас в город на железнодорожную станцию, а оттуда мы купим билеты в столицу».

В город они пришли к вечеру. Это было и хорошо, и плохо одновременно. Хорошо, потому что в опустившихся сумерках, никто и не стал обращать внимания на двух «чернушек», вышедших на станцию с той стороны, откуда обычно люди к станции не ходили. Плохо, потому что вечером могло не быть отправлений поездов.

Глава 14

Вера никогда не ездила в третьем классе, а как выглядели поезда сто лет назад, она вообще себе плохо представляла. Но когда в кассе брала билет, то можно было взять в четвёртый класс, но Вера побоялась, что там вообще будет кошмар, хотя, для того чтобы вырваться от семейки банкира Воробьёва, она готова была хоть на крыше ехать.

Вагоны третьего класса были покрашены в зелёный цвет, внутри не было перегородок между местами, перегорожены были только по четыре полки поперёк, а через узкий коридор располагались две полки вдоль, хорошо ещё места закреплялись в билетах, потому что в четвертом классе вагон был без мест.

Потолки в вагоне были высокими, и поэтому можно было дышать, народ в вагон набился разный, и запахи были соответствующие. Но в вагоне этого класса ещё была уборная с умывальником, правда всего одна на весь вагон, а вот в четвёртом классе и того не было.

Вере с Марфой достались продольные полки, одна внизу, а другая сверху. Еда у Веры с Марфой с собой была, и женщины спокойно перекусили, и стали укладываться, ехать в столицу им было сутки, Вера посчитала, что они должны были прибыть на следующий день вечером.

Первые пару часов ночи прошли спокойно, но вскоре поезд остановился на какой-то большой станции, и в вагон вошли трое мужчин, неприятной наружности. Неопрятные, бородатые, запах немытого тела распространился на весь вагон, и надо же такому случиться, что одно из свободных мест, которое один из них занял, располагалось как раз напротив полок, которые занимали Марфа с Верой.

Вера заметила, что мужик странно поглядывает на неё, но не стала открывать глаза, продолжила делать вид, что спит.

А под утро Вера решила встать пораньше, чтобы пока нет очереди умыться в уборной, она встала, осмотрелась, вроде все спали, растолкала Марфу и прошептала ей что пойдёт в уборную, Марфа осталась сторожить вещи.

Вера зашла и заперла дверь на довольно хлипкую задвижку, хорошо успела сделать утренние дела, а когда уже начала умываться, кто-то вдруг сильно дёрнул дверь, задвижка слетела, Вера обернулась, и в проёме Вера увидела того самого мужика, который пялился на неё полночи.

─ Я тебя знаю, ты с хутора Матрёны, ─ сказал мужик и на Веру пахнуло гнилыми зубами из щербатого рта

─ Вы меня с кем-то путаете, ─ сказала Вера

─ Бежите значитца, ─ вдруг осклабился мужик, ─ ну ты будь со мной поласковей, и я никому не скажу.

─ Выпустите меня! Сейчас же! ─ громко, чтобы привлечь внимание крикнула Вера, но мужику это не понравилось, и он вдруг схватил Веру, зажал ей рот грязной ручищей, и потащил в тамбур.

Вера попыталась вывернуться, но пространства в уборной было мало, и она, преодолевая брезгливость попыталась укусить мужика за руку.

Никого в коридоре вагона не было и мужик, протащив сопротивляющуюся Веру по коридору вытащил её в тамбур, прижал Веру лицом к стене, не давая ей возможности закричать, а другой рукой полез ей под юбку.

Вера вспомнила, что у неё в сапоге есть маленький нож, подумала, что сейчас она мужику устроит медицинскую операцию. И специально прекратила сопротивляться, и обмякла, мужик тотчас же, видимо, от неожиданности выпустил её из рук, и Вера, развернувшись, нырнула рукой в сапог, но не успела вытащить нож, как вдруг мужик начал на неё заваливаться.

Вера, упав на четвереньки, проскочила и увидела, что позади мужика стоит Марфа а в руках у неё железный прут, которым она и ударила мужика по голове, а мужик между тем, просто застыл в каком-то странном обалдении.

И тогда … Вера потом часто вспоминала этот момент, когда мозг начинает, работает самостоятельно, принимая решения за тебя.

Вера кивнула Марфе на дверь:

─ Открывай!

Марфе не надо было объяснять два раза, она метнулась, и распахнула дверь, а Вера изо всех сил толкнула мужика к распахнутой двери тамбура, Марфа тоже подтолкнула. Мужик пришёл в себя на какое-то мгновение, но рука его ухватила только воздух.

Марфа быстро закрыла дверь вагона. Женщины посмотрели друг на друга, и тихо, прошли обратно в вагон, ни слова не говоря, вместе забрались на верхнюю полку, легли валетом, Сердце у Веры ещё долго билось часто и громко, адреналиновая буря не успокаивалась.

Но когда утром поезд остановился и двое подельников, ночевавших в другом месте вагона, пришли и посмотрели на пустующее место, Вера уже была спокойна, они с Марфой лежали, отвернувшись.

Не говоря ни слова мужчины вышли. И только когда поезд тронулся, Вера и Марфа, как по команде посмотрели друг на друга, и переместились на нижнюю полку, надо было поесть, до Москов-града оставалось несколько часов.

***

Больше никаких потрясений, или приключений до самой столицы не было. На каждой остановке женщины вздрагивали. Всё им казалось, что вот сейчас в вагон ворвутся страшные мужики и выволокут их, как преступниц. Но всё обошлось.

В столицу прибыли уже в сумерках. Дождались, когда все вышли из вагона и только убедившись в том, что их никто не «встречает» тоже вышли. Вокзал гудел, на соседнем перроне стоял другой поезд, в который загружались люди.

Вера с Марфой вышли с вокзала, как были, в крестьянских простых платьях, с мешками за плечами. У Веры оставалось немного денег и адрес особняка отца она помнила, но извозчика от вокзала брать не стали, отошли подальше. Да и на извозчике доехали только до начала улицы. Вере всё казалось, что сейчас выскочит Воробьёв и начнёт всех допрашивать.

К воротам особняка подошли, когда уже стемнело.

Вера постучала, на стук вышел охранник, Вера не помнила такого. Увидев двух крестьянок, крикнул:

─ Чего надо? Милостыню не подаём.

Глава 15

Илья Рощин внёс Веру в дом, а Вера подумала: «Как второе возрождение, и снова я на руках у мужчины».

Оказавшись в доме, Вера успокоилась только тогда, когда заперли двери. Прибежала Домна Афанасьевна, и почему-то лицо у неё было заплаканное:

─ Верушка, приехала всё-таки.

А Вера про себя удивилась: «Её что ждали?»

И Домна Афанасьевна оглядела Веру с ног до головы, и лицо у неё при этом сделалось удивлённое, что тоже Вера отметила, как необычное, и подумала, что надо бы выяснить, что здесь происходит.

Потом она обратила внимание на то, что на Вере надето:

─ Вера, а что случилось, ты что в таком виде?

─ Потом, нянюшка, ─ сказала Вера, ─ всё потом. Нам бы вымыться да переодеться с дороги. А отец где?

Домна Афанасьевна взглянула на Илью:

─ Ты что не сказал ей?

─ Что не сказал? ─ Вера встревоженно взглянула сначала на Дому Афанасьевну, потом перевела взгляд на Рощина.

─ Иван Григорьевич болен, Верушка, ─ Домна Афанасьевна достала платок и стала промокать глаза, которые тут же наполнились слезами.

─ Всё тебя ждал…

─ Тогда пошли к батюшке, ─ Вера решительно зашагала в сторону покоев отца, понимая, что Воробьёв ей врал, и только в последний раз его фраза «если успеешь», была правдивой.

Вера успела.

Она вошла в спальню отца, и не узнала его. На постели лежал старик, нос его заострился, он казался восковой фигурой.

Вера обернулась к Домне Афанасьевне:

─ Что случилось?

─ Ох, Верушка, да кабы мы знали, дохтора эти ничего не говорят, а только как вернулся из Питерграда, так чахнуть начал, а потом в один день упал и лежит.

Домна Афанасьевна громко высморкалась, и продолжила:

─ Дохтор сказал удар это … удар мозга ... поплексический

Вера подсказала:

─ Апоплексический удар.

─ Да, так он и сказал, ─подтвердила Домна Афанасьевна и снова высморкалась.

Вера подошла ближе, присела на кровать.

─ Батюшка, ─ Вера положила руку на руку отца, безжизненно лежащую на кровати вдоль тела. Поразилась холодности руки.

Иван Григорьевич открыл глаза, присмотрел, и, вдруг в глазах его мелькнуло узнавание, радость, но рука так и оставалась недвижная.

─ Ве-э-ра, ─ с трудом произнёс Иван Григорьевич и Вера почувствовала, как глаза её наполняются слезами.

─ Я здесь батюшка, приехала, ─ сказал она.

─ Хо-о-ро-шо, ─ всё так же с трудом произнёс отец Веры. После чего перевёл взгляд на Рощина:

─ Илья, зо-о-ви.

Вера обернулась на начальника охраны.

─ Вера Ивановна, мы с вашим батюшкой договорились, как только вы приедете, сразу поверенного вызвать, чтобы ввести вас в курс завещания.

«Вот опять, ─ подумала Вера, ─ будто бы ждали.»

─ Вы сейчас за поверенным? ─ спросила Вера.

─ Да, поеду привезу, ─ ответил Рощин.

Вера встала, и так, чтобы отец не слышал, ещё раз напомнила:

─ Только никому кроме него не говорите, что я здесь, ─ сказала нахмурившись.

Краем глаза заметила, как удивлённо приподнялись брови у старой экономки, которая заменила Вере мать.

Рощин ушёл, а Вера села рядом с отцом, снова взяла его за руку, Домна Афанасьевна сказала:

─ Ни руки, ни ноги не двигаются, Верушка, беспомощен он, будто младенец.

Вера заметила, как сурово Иван Григорьевич посмотрел на экономку, та поджала губы:

─ Ну чего ты так смотришь-то, Иван Григорьевич, правда ведь это.

И Вера заметила, как отец прикрыл глаза, а из-под сомкнутых век скатилась скупая слезинка. Вере тоже хотелось плакать, но она сдержалась. Нельзя.

Иван Григорьевич открыл глаза и вдруг сказал:

─ Хоро-ошо, до-ождалс-ся.

Вскоре дверь отворилась и в спальню вошёл смутно знакомый Вере человек. Невысокий плотный, с небольшим животом, плотно обтянутым коричневым жилетом, на круглой лысоватой голове сверкали такие же круглые в золотой оправе очки, взгляд был умный и цепкий.

Вера вспомнила, что видела его перед свадьбой, он приезжал проверял документы, подготовленные для передачи молодым. Поверенный отца, Ещин Самуил Карлович.

Самуил Карлович окинул цепким взглядом комнату, посмотрел на Веру в дорожном несвежем крестьянском платье, но ни одна жилка не дрогнула на его лице. Коротко поклонился.

─ Сё-о-ма, ─ голос отца Веры хоть и звучал неуверенно, но был твёрдым, ─ за-ачит-тай.

В течение следующих сорока минут поверенный зачитывал завещание, согласно которому Вере переходили все активы купца Ивана Григорьевича Фадеева, включая два сахарных завода, салотопенное производство, ткацкие фабрики, рудные шахты, четыре речных баржи, пароходная компания, доходные дома, особняки два имения, и счёта в банках на баснословные миллионы в золотых империалах.

Отдельно было уточнено, что только Вера или её дети могут наследовать состояние купца Фадеева, ни муж никто другой без кровного родства не вправе никоим образом распоряжаться имуществом.

Поверенный читал, а Вера сидела и глотала слёзы, понимая, что банкир Воробьёв вцепится в неё как клещ, кто же в здравом уме захочет выпускать из рук «золотую рыбку». Ситуация осложнялась.

Вера встала на колени перед кроватью отца, положила голову так, чтобы уткнуться ему в плечо:

─ Благодарю, батюшка.

Услышала, как тяжело вздохнул Иван Григорьевич.

─ Д-до-омна, ─ сказал он, ─ зо-ови.

Вера вопросительно посмотрела на утирающую глаза Домну Афанасьевну.

─ Священника, ─ сказала она.

Вера нахмурилась:

─ Зачем?

Но Домна Афанасьевна только пуще расплакалась.

Поверенный засобирался уходить.

─ Самуил Карлович, ─ обратилась к нему Вера, догнав его у дверей на выходе из покоев отца, ─ мне надо с вами поговорить.

Поверенный остановился, а Вера обернулась к Домне Афанасьевне. Та махнула ей рукой:

─ Иди, всё равно сейчас мыть будем Ивана Григорьевича, потом придёшь.

Вера вышла. В коридоре стоял Рощин.

Глава 16 (1)

Якоб Морозов

Граф Морозов в это время ещё работал. Как оказалось дёрнул за одну ниточку, за ней потянулась другая, третья, и вот уже целый клубок, да такой, что с одного раза-то и не распутать.

Получив тонкую папочку про банкира Воробьёва в архиве, граф Морозов сразу удивился тому, как так никому особо неизвестный в столице мелкий банкир, выходец из костромских старообрядцев. Ни особых капиталов, ни связей. Вдруг, пару лет назад резко вышел на совершенно другой уровень. Открылись филиалы банка во всех крупных городах, да и за границею тоже.

Да ещё и эта свадьбы с дочерью одно из богатейших купцов. Что это? Объединение капиталов?

Морозов сегодня получил добро от Шувалова на то, чтобы внедрить человека к банкиру. То, что удалось узнать указывало на то, что суммы в банке крутятся большие. И много средств и уходит, и приходит из банков в Бротте, да и из Понзского княжества были пересылки. Все главы масонских лож имеют счета в банке Воробьёва.

Морозову было неприятно думать, что и его сосед, купец Фадеев может быть завязан в этом странном деле. Сегодня ему поступила информация, что от купца Фадеева был перевод на счёт зятя большой суммы, которая сразу же ушла в Понзское отделение.

Неужели и дочь его имеет свою роль в этой странной игре?

Морозов, сделав доклад Шувалову, и, получив добро на любые действия, которые он посчитает нужным совершить в рамках этого дела, ехал домой.

Время было уже позднее, но какого же было его удивление, когда в холле своего дома он обнаружил, что его дожидается начальник охраны купца Фадеева, Илья Рощин.

У Морозова в голове забили тревожные колокольчики.

«Не бывает таких совпадений, - подумал Якоб, - неужели кто-то выдал, что я интересовался делами Фадеева?»

На Рощина вообще не хотелось думать плохо, всё-таки вместе служили, прошли тифозную войну в Ханидане*, выжили.

(*Ханидан, прообраз Ирана)

Но всё оказалось ещё удивительней.

Оказалось, что Рощин приехал просить за дочь купца Фадеева, которая якобы сбежала от мужа. Сам же купец находится при смерти, вот-вот отдаст богу душу.

Морозов настолько заинтересовался этим, что поначалу собирался отказать. Не дело это лезть в чужую семью. Как правило это ничем хорошим не заканчивается. Но после недолгих размышлений, решил, что, начав заниматься этим делом, он, видимо, и притянул к себе эти вопросы.

Дочь купца просила его приехать домой к Фадееву.

И граф Морозов согласился. Но, естественно на ночь глядя он уже никуда не собирался ехать, и договорились, что приедет он на следующий день к вечеру.

Перед тем, как распрощаться с Ильёй, Якоб взглянул ему прямо в глаза и спросил:

- Скажи Илья Андреевич, правду всю сказал? Или ещё то скрываешь?

Рощин перекрестился и горько сказал:

- Плохо всё у нас, Якоб Александрович, и, ежели вы нам не поможете, боюсь ещё хуже станет.

- Ладно, - вздохнул Морозов, которому показалось, что как только он войдёт в дом купца, так его жизнь безвозвратно изменится. Но, он уже пообещал. Тем более, что завтра, мало ли что, может взбалмошная девица, которая уже и не девица вовсе, ещё передумает, да к мужу вернётся.

С этими мыслями граф Морозов лёг спать, но снилось ему почему-то лесное озеро, и нездешний взгляд карих глаз на испуганном девичьем лице.

Дорогие мои!

Вот ещё одна книга нашего литмоба

Неукротимая попаданка. Ненавистная жена графа Туршинского от автора

Оксана Лаврентьева

https://litnet.com/shrt/cUqo

Глава 17

Вера

Вернувшийся от Морозова Рощин, обнадёжил, что граф Морозов согласился выслушать Веру.

Вера уже совсем плохо соображала от усталости, после того как вымывшись, переодевшись и перекусив, сидела в ожидании Рощина, чтобы узнать, есть ли у неё шанс воспользоваться странным мимолётным знакомством или нет.

Немного успокаивало то, что Рощин знал графа Морозова, рассказал, что они вместе воевали. Насколько Вера знала мужчин, этот факт должен был сыграть ей на руку, Рощина Морозов точно сразу не выгонит, по крайней мере выслушает.

Марфа уснула, отказавшись спать где-то в отдельном помещении, хотела лечь на пол в спальне Веры, но Домна Афанасьевна организовала ей кровать, правда узкую, но лицо у Марфы сделалось счастливое. А Вера вдруг поняла, что ни разу не была в том строении, где она жила с Фролом и даже не знает, на чём она там спала.

Зная этих Воробьёвых, может и на полу, поэтому таким счастьем сейчас озарилось лицо при виде простой и узкой кровати.

После слов Рощина, что граф Морозов приедет завтра к вечеру, Веру немного отпустило, и она легла спать, а среди ночи, ближе к рассвету, её разбудила Домна Афанасьевна, и рыдая сообщила, что отец отходит.

Вера успела попрощаться с Иваном Григорьевичем. Он хотя ей и не был родным отцом, но всё же она ему была благодарна, он сделал всё что мог, чтобы защитить дочь. А то, что замуж неудачно выдал, так ведь хотел как лучше.

Под утро купца Ивана Григорьевича Фадеева не стало. И теперь Вере точно нужна была помощь графа Морозова, потому что не выйти из дома и не пойти на похороны отца она не могла. Но Вера сильно опасалась, что как только она выйдет из дома, так сразу попадёт в грязные лапы супруга.

Ей нужна была защита. И теперь она намеревалась её получить. Знала, что нет у неё другого выхода. Вера ощущала себя канатоходцем, будто стояла на тонком канате, балансируя над пропастью, шаг влево или вправо и упадёшь, ей нужен был кто-то, кто протянет мне руку, чтобы она смогла удержаться.

Похороны отца назначили на третий день, публиковать в газете Вера запретила.

- Завтра опубликуем, Илья Андреевич, - сказала она Рощину, - как определится с поддержкой от графа Морозова, так и огласим.

- Да вы не волнуйтесь, Вера Ивановна, - пытался успокоить меня Рощин, - супруга вашего на порог не пущу, слуг всех предупредил, чтобы ни слова.

Вера вздохнула, подумала, что лучше перестраховаться. Может и не по-людски, да ничего, люди не осудят.

Весь день Вера провела в хлопотах. С утра пришли старухи из храма, отца обмывать и готовить к похоронам. Потом поверенный приехал, привез подготовленное прошение императору, а потом сидела с ним долго над завещанием, об этом она сама попросила его, и он Вере каждую бумагу объяснял. Под конец разговора сказал:

- Вот не думал я, Вера Ивановна, что батюшка ваш такое хорошее образование вам дал. Эвон вы как во всём разбираетесь.

Вера промолчала, не рассказывать же ему, что её батюшка, там, в прошлой жизни, и вправду учителей нанимал заграничных, а потом уже она сама училась где только могла.

В доме было тихо, Домна Афанасьевна оплакивала Ивана Григорьевича, из своей комнаты почти не выходила, зеркала все закрыли тёмными тряпками. Марфа пристроилась помогать на кухне.

Вера так и сидела в рабочем кабинете отца, просматривала бухгалтерские книги. Её всегда успокаивали цифры.

В дверь постучали, вошёл слуга и сообщил, что его послал Илья Андреевич.

- Барыня, Илья Андреевич просили передать, что гость прибыл.

Вера встала:

- Куда он его поведёт?

- В чайную комнату, - сообщил слуга.

- Ступай, распорядись, чтобы чаю подали, я скоро подойду.

Чайная комната была хорошим выбором. Небольшая, но за счёт почти полного отсутствия мебели, смотревшаяся просторно. Два больших окна во всю стену давали много воздуха и света, а вечером, когда снаружи темнело, именно с той стороны было видно большой проспект, освещённый фонарями. Да и сама комната находилась в дальнем коридоре особняка, там можно было поставить охрану так, что никто не услышанным не подберётся.

Отсчитав про себя время так, чтобы не прийти слишком быстро, но и не столкнуться с гостем в коридоре, Вера медленно пошла в сторону чайной комнаты. Пока шла старалась успокоиться, потому как при одной только мысли о том, сейчас она снова увидит своего спасителя, сердце её начинало биться в два раза быстрее.

И вместе с этим возникало совершенно абсурдное ощущение счастья.

Не должна так реагировать женщина, только что потерявшая отца, и в живущая в страхе от того, что её могут вернуть мужу-садисту.

Эти мысли немного отрезвили Веру, и к чайной комнате она уже подошла в спокойном состоянии. На подходе к комнате стояли двое охранников, как Вера и предполагала Рощин обязательно подстрахуется и исключит возможность утечки разговора.

Дверь в комнату была приоткрыта, это означало, что гость уже там.

Вера осмотрела себя, выглядела довольно жалко. Конечно, оделась в одно из своих платьев, тёмно-серого цвета, чёрного не нашла, но и оно тоже было ей свободно, на руки, покрытые царапинами и незажившими мозолями Вера надела перчатки, сегодня обнаружила, что есть уже заживающие, но всё еще видимые синяки на груди и плечах. Поэтому пришлось навертеть чёрную косынку на небольшое декольте, чтобы следов побоев не было видно.

Вот, казалось бы, успокоилась, но перед тем, как зайти в комнату, всё равно испытала ощущение сродни тому, когда катишься с русской горки и на всей скорости вниз.

При появлении Веры мужчины встали.

До прихода девушки они сидели на креслах вокруг единственного стола в этой комнате, который и столом можно было назвать с натяжкой. Маленький низкий столик был сделан из яшмы, желтая поверхность которого гармонично сочеталась с украшениями на стенах, здесь было много картин из янтаря, камня, который больше всего подходил по цвет чая, и сейчас, когда на улице уже стемнело, свет от свечей отражался в этих картинах, висевших на стенах, и создавал ощущение тепла и солнечного света.

Глава 18

Граф Морозов

Якоб очень удивился, услышав просьбу от Рощина о том, какого рода требуется помощь дочери купца Фадеева. Если бы кто другой озвучил просьбу. Он бы даже разговаривать не стал. Помнил он эту девицу, как из озера её вытаскивал. Такие безголовые вечно семь пятниц на неделе имеют. Утром одно, вечером другое.

Но Морозов знал Рощина, и тот бы не стал поощрять пустое. Значит дело и вправду серьёзное. Чтобы не светится сильно, тем более что Рощин сказал, она бежала от супруга, и скрывается, да и работы много, Морозов приехал поздно.

Вошёл в дом, богатый, натуральным мрамором, да уральскими камнями отделанный, а дом словно умер, затих, зеркала тёмной тканью прикрыты.

Рощин ему рассказал, что купец Фадеев отошёл.

«Странно, - подумал Морозов, - он видел купца Фадеева совсем не давно, тот не показался ему умирающим». Мозг тайного агента сразу сработал: «Не много ли драматических событий вокруг одной семьи?»

В кабинет его не повели, ну оно и понятно, хозяин умер, вряд ли кто-то там сейчас с делами разбирается, насколько он знал, образование дочь Фадеева получала небольшое, домашнее, поэтому даже странно теперь было, кто будет всеми миллионами управлять.

Морозов внимательно взглянул на Рощина: «Любопытно, не может ли он быть любовником купчихи?» У боевого товарища можно было и спросить, и пока они ждали, когда Вера придёт, Морозов задал Рощину прямой вопрос:

- А что с у тебя за отношения с Верой Ивановной?

Тот сначала опешил, а потом осознав, что на самом деле граф спрашивает, даже возмутился:

- Да вы что Якоб Александрович, Вера Ивановна мне как дочь, я же давно у Фадеева.

Морозов подумал, что звучит искренне, но не такой уж Рощин и старый, и не настолько давно купцу служит, поэтому настороженность никуда не делась.

Веру Ивановну он почти не узнал. Выглядела купеческая дочь откровенно плохо и дело даже было не в горечи от смерти отца, а в том, что Морозов хорошо помнил, что вытащил из пруда девчонку, а сейчас перед ним была женщина, у которой на плечах были … годы тяжёлой и безрадостной жизни. Что могло произойти, что она так изменилась?

По мере того, как Вера рассказывала ему историю своего замужества, Якоб ловил себя на мысли, что ему хочется убивать, долго и медленно. И не абы кого, а банкира Воробьёва. Он поверил сразу, такое не придумаешь. Но сдерживал себя, чтобы её не напугать, откладывая всё в память и про побои, и про хутора с законами, не стыкующимися с законами империи, и про беспоповство услышал, и про старца.

И на лице у опытного агента ничего не отражалось и он почувствовал, что она испугалась, что он ей не верит, и когда она стала сдёргивать с рук перчатки, Морозов испугался, что она начнёт плакать, а больше всего на свете он боялся женских слёз, не потому что не мог устоять, нет, просто это бы всё испортило. Всю ту страшную правду, которую она рассказала с сухими глазами.

А когда она сдёрнула косынку, и он увидел на белой коже следы пальцев, синяки, он понял, что лично займётся этим делом. И это испугало его, потому что он не хотел, чтобы это дело становилось для него личным. Он приехал по просьбе старого боевого товарища, и всё. Она ему никто.

Но ночью никак не мог уснуть, перед глазами стояли худенькие плечи с тёмными отметинами, оставленными чьими-то злыми пальцами.

Поэтому с утра послал целую роту на охрану особняка купца Фадеева, снабдив людей информацией о том, кого особо надо отваживать.

И в этот же день подал прошение императору.

Настроение у императора было отличное, в Москов-град вернулся барон Виленский, которого император прочил на главу государственного совета.

Взглянув на бумагу, поданную ему Морозовым, император усмехнулся и спросил:

- Вот не ожидал от вас Якоб Александрович, невеста ваша?

Морозов заметил, как появился интерес на лицах коллег, а прошение он подал после совещания, устроенного императором, так что пока в кабинете императора находились все, никто не расходился.

И Шувалов и Забела, и даже Виленский, которого Морозов не видел долгих пять лет, все заинтересованно смотрели на него, ожидая что он ответит.

- Просьба старого товарища, Ваше Величество, - ответил Якоб, - вместе под Ханиданом воевали.

- А он что же просит? Жениться надумал?

Шувалов тут же вмешался:

- А это ли не дочь купца Фадеева Ивана Григорьевича?

Морозов кивнул.

- Не она ли вышла совсем недавно замуж за банкира Воробьева? - снова задал вопрос Шувалов.

- Венчались они? - спросил император.

Морозов кивнул.

И император Александр сказал:

- Тогда Якоб Александрович, подписать прошение я подпишу, коли вы просите, но для церковного одобрения потребуется согласие супруга вашей протеже.

***

Вера

Граф Морозов уехал, забрав с собой подготовленное поверенным прошение к императору, а Вера всё ещё переживала, что чуть было не осталась одна. А ведь был момент, когда граф чуть было не встал и не ушёл. До сих пор было страшно.

Любопытно, что пока уговаривала его всё казалось, что не то говорит, и не так, а потом словно нашептал кто, что защиты просить надо.

Вот есть мужчины в них силён защитник, им надо кого-то защищать, они не могут без этого, и Вера почувствовала, как эти два слова, будто заклинание разбудили в нём эту потребность.

Граф после долго говорил с Рощиным, выключив Веру из разговора, но она потом всё вытрясла из Ильи.

Илья рассказал, что граф пообещал прислать охрану из тайной канцелярии. И в дом, и на похороны. Конечно, говорить люди будут, куда же без этого, но пока у Веры траур сильных сплетен не пойдёт. С Рощиным договорились, что утром даст он объявление в газеты, где будет отпевание проходить и похороны. В дом решили никого не пускать. Потому как Вера не была ни в ком уверена.

Сейчас, самым главным было продержаться до того, как император прошение подпишет.

Глава 19

Вера

«Вот и всё,- подумала Вера, - круг замкнулся».

Она только что приехала с похорон, всё так же в окружении охраны, предоставленной графом Морозовым, и подумала о том, что помимо поверенного ей нужен ещё законник, который сможет ей объяснить, какие права есть у супруга и не придёт ли он к ней в дом с исправниками (так здесь полицейских называли, тех кто в городе за порядком присматривал).

Вера была благодарна графу Морозову, но ей казалось недостаточным то, что он сделал. И это было нормально, она ещё в прошлой совей жизни столкнулась с тем, что даже лучшие и умные мужчины, недостаточно гибко оценивают ситуацию. Это не хорошо, но и не плохо, может мужской мозг так устроен, что они напрочь не видят «кривых ходов», именно поэтому Вера в прошлой жизни и была так успешна, потому что инвестировала в то, что мужчинам казалось убыточным. И сейчас она собиралась инвестировать в свою жизнь. Ей нужна была такая безопасность, чтобы ни у кого даже мысли не возникло, что её можно к чему-либо принудить.

И Рощин поехал за законником.

Законником купца Фадеева оказался неприятного вида человек неопределённого возраста. Вера удивлённо посмотрела на Рощина.

«Неужели Иван Григорьевич мог иметь дела с таким человеком?»

Оставив законника в гостиной, послала к нему слугу, чтоб тот уточнил не желает ли господин законник что-то прохладительное выпить.

- Илья Андреевич, - спросила Вера, выйдя из гостиной и отойдя на достаточное расстояние, чтобы их внутри комнаты не было слышно, - вы уверены, что этот человек представлял юридические интересы батюшки?

Рощин вздохнул:

- Такое дело, Вера Ивановна, что тот, с кем ваш отец работал многие годы, скончался два месяца назад, а этого законника кто-то из партнёров посоветовал.

И у Веры включилось её чутьё, интуиция, ведь банкир Воробьёв тоже был партнёром Ивана Григорьевича Фадеева, не мог ли он этого неприятного человека присоветовать.

«Нет, - подумала Вера, - я с таким дела иметь не желаю, даже если есть малейшее подозрение, что он как-то может быть связан с Воробьёвым, мне от него надо держаться подальше».

Вслух сказала:

-Раз уж привезли, я с ним поговорю, но не буду ничего рассказывать, а вы Илья Андреевич, позже спросите у поверенного, может он посоветует хорошего законника.

Вера и Рощин вошли в гостиную. Веру неприятно поразило то, что законник смаковал что-то из рюмки, явно не лимонад и не морс. И это в девять утра.

И Вера ещё больше уверилась в том, что-то не то с этим человеком.

- Как вас зовут? - спросила она.

- Гутник, - слегка привстал с мягкого дивана мужчина, - Сергей Михайлович, - и тут же добавил, - соболезнования мои, очень я уважал вашего батюшку.

- Благодарю, - сказал Вера, и спросила, - какие дела вы вели с моим отцом?

- Разные, барышня, - несколько развязно ответил законник.

Веру вывело из себя это его «барышня», и, хотя она обычно себе не позволяла такого, сейчас она не сдержалась, возможно сказалось нервное напряжение последних дней:

- Извольте обращаться ко мне в уважительной форме, господин Гутник, - практически прошипела Вера, и лицо у неё сделалось жёсткое, на мгновение потеряв девичью нежность, будто бы она в один миг стала старше.

Законник опешил, явно не ожидал такого. У него даже рука дрогнула и содержимое бокала выплеснулось ему на брюки.

- П-простите, В-вера Ивановна, - пробормотал он, продемонстрировав, что точно знает к кому приехал на встречу.

- Так-то лучше, - всё так же хмуро произнесла Вера, и замолчала. Говорить с этим законником не хотелось, но вопрос был задан, а ответа не последовало.

Законник так и сидел, только теперь выпучил глаза и смотрел на Веру.

«Будто карп, вытащенный на берег» - пришла мысль, а вслух Вера повторила:

- Я жду.

- Ч-чего? - спросил, заикаясь законник.

Вера вздохнула и заметила, что Рощин прячет улыбку, прикрывая нижнюю часть лица кулаком.

- Ответа, господин Гутник, - сказала Вера нарочито устало, и подумала, что, если он сейчас спросит «какого», она его выгонит.

Но, видимо, у господина Гутника не всё было потеряно, в конце концов он сообразил, что от него ждут.

И перечислил несколько дел.

- Где бумаги? - спросила Вера.

Гутник, хотя и взглянул удивлённо, видимо, не ожидал, что Вера запросит документы, но ничего не сказал, а послушно полез в чёрный кожаный саквояж и вытащил четыре папки. Выглядело всё так, будто все бумаги были в порядке.

Вера открыла первую папку, посмотрела, речь шла о закупке урожая сахарной свеклы. По бумагам было видно, что сырьё поставщик не довёз в нужном состоянии, отчего денег купец Фадеев приказал выплатить только за кондиционный товар. И законник как раз подготовил все бумаги. Сумма был внушительная, хотя и не заоблачная, сто тысяч империалов.

А вот следующая папка Вере не понравилась. Там был договор на переход её имения в собственность банкира Воробьёва, и подпись отца была странная. Вера за эти дни изучила столько отцовских документов, что лучше всякого графолога могла сказать, где подпись купца Фадеева, а где нет.

Так вот на этом документе была явная подделка. И дата на документе стояла та, которой быть не могло. Так как этой датой, купец Фадеев уже был не дееспособен и документы не подписывал, потому что руки у него не работали.

Вера забрала у законника все документы, спросила о задолженности по оплате его услуг, сумму господин Гутник назвал не постеснявшись.

Вера насмешливо поглядела на него и сообщила:

- Сумма за услуги вам будет выплачена согласно договору после проверки счетоводом.

Вера встала, ошарашенный законник остался сидеть. Вера покачала головой.

«Ну не мог её отец такого нанять!»

Вера направилась к выходу из гостиной и вдруг ей в спину с вопросительно возмущённой интонацией прозвучало:

- Позвольте, Вера Ивановна!

Вера удивлённо обернулась.

Глава 20

Рощин задумчиво смотрел на Веру.

Вера подумала: «Наверное, ему странно слышать о таких суммах, ведь он как глава личной охраны получал триста пятьдесят империалов месяц. Какой-нибудь министр так получает, и это очень хорошая оплата».

Так-то и на пятьдесят золотых империалов, семья из четверых человек могла жить в столице вполне комфортно целый месяц.

Но Вера приняла решение, ещё до того, как дочитала. Она заплатит, она бы и больше заплатила, да он не попросил.

Ненависть, страшная, душная, вдруг поднялась волной откуда-то из глубины. Вера и не подозревала, что способна так ненавидеть. До кровавой пелены в глазах.

В этот момент она почему-то очень хорошо поняла Марфу, когда та, поняв, что Вера бежит, подожгла гнилой хутор. Та не могла рассказать, да Вера и не спрашивала, но шрамы на теле, и иногда крики по ночам, говорили сами за себя.

Вера, как никто другой знала цену деньгам, в своём времени и большими миллионами ворочала. Знала, как они достаются. Но собственная свобода, такая, чтобы можно было выйти на улицу, в красивом туалете, сесть в кафе, поесть мороженого, сходить в театр. Да и вообще начать жить, работать, не оглядываясь и не окружая себя излишней охраной, вот за это Вера готова была заплатить.

Откуда-то она точно знала, что эти деньги впрок не пойдут Воробьёву. Главное, чтобы подписал, согласился на развод. Стать чужими с банкиром, это ли не счастье.

На следующее утро Илья Рощин привёз Самуила Карловича, тот приехал не один, а вместе с законником.

Вера посмотрела на законника, которого привёз поверенный отца. Одет аккуратно, чёрные волосы гладко зализаны, руки ухоженные, кожа чистая, значит вредных привычек не имеет. Да и рекомендация поверенного отца Веры, уже много значила.

- Борис Львович Гальперн, - представил поверенный законника.

Самуил Карлович коротко рассказал, какие основные дела вел законник и Вера, поняла, что с этим человеком можно иметь дело. Он ей напомнил её адвоката из прошлой жизни.

Первым делом Вера передала законнику те дела, которые забрала у Гутника. Сразу сказала о своих сомнениях в подписи.

Борис Львович пару часов провёл в кабинете, изучая документы, попросил список свадебных подарков, и выдал вердикт. Имение в Малино было подарено Вере на свадьбу, и только Вера Ивановна могла его передарить или продать. Но пока Вера Ивановна замужем, ей для этого потребуется согласие супруга.

Вера вспомнила, как быстро банкир Воробьёв оккупировал имение, выгнав оттуда всех тех, кто долгие годы там работал. И поняла, что вывернется ужом, но имение в Малино ему не отдаст.

А после обеда они сели составлять договор на миллион. Вере понравилась невозмутимость законника, когда он увидел письмо от супруга, составленное, во все видимости Гутником, и услышал согласие Веры.

Поверенный же, который тоже всё это время был здесь, напротив начал уговаривать Веру отказаться от мысли выплачивать такую баснословную сумму мужу.

- Вера Ивановна, поймите, такого ещё никто не делал, - с волнением в голосе говорил он, - вас не поймут, это не скроешь, вас будут обсуждать везде, начиная от самых высоких салонов, и заканчивая кабаками.

Вера выслушала и сказала:

- Самуил Карлович, имя своё я восстановлю делами своими.

Потом посмотрела на сидящих перед ней мужчин и вдруг задала вопрос:

- Самуил Карлович, если бы вашу дочь угнали в рабство и вам предложили выкупить её свободу за миллион рублей, скажите, вы бы заплатили?

Пожилой поверенный вдруг выпрямил спину, но отвечать не торопился.

Молчал долго, а потом сказал:

-Простите, Вера Ивановна, я не понимал.

Повернувшись к законнику, Самуил Карлович сказал:

- Боря, давай, такой договор сделай, чтоб ни один … - здесь Самуил Карлович запнулся, видимо подбирал цензурное выражение, подобрал, - что ни один воробей не пролетел.

Вера улыбнулась, и на душе стало полегче. С такой командой прижмут они Воробьёва.

Конечно, можно было обратиться к Морозову, и он бы, вероятно, помог, но он и так уже много сделал, а вешать на него ещё проблемы, Вере было неловко, всё ей казалось, что граф Морозов в силу врождённого благородства отказать не может, а так-то ему этим заниматься недосуг.

Но и ждать Вера больше не могла. Ей надо было решать вопрос в поставками свеклы, с предприятиями, которые пока работали, но с управляющими надо было регулярно встречаться, а не управлять через записки.

Законник вместе с поверенным встретились с банкиром Воробьёвым, но с первой встречи подписывать договор он отказался, пожелал, чтобы на следующей встрече присутствовала Вера лично.

Встречу цинично предложил провести в Малино, хотя прав на имение он никаких не имел, но из-за фальшивых бумаг, это ещё требовалось доказать.

Вера опасалась, что на встрече может произойти что-то нехорошее. Ведь они с Марфой не просто сбежали, а тайно, и неизвестно что там с матерью и братом банкира, да ещё тот страшный мужик из поезда, которого они выпихнули.

И Вера решила действовать так, как от неё никто в этой реальности не ожидал. И поделилась своим планом с Рощиным.

Илья сперва опешил, потому что никак не ожидал от, в сущности, не видевшей ничего Веры, такого. Но снова лишь заглянув в глаза своей новой хозяйки и, увидев там бездну, понял, что она и не такое может.

Поэтому и рассказал ей, что самым боеспособным и не обращающим внимания на никакую иерархию, кроме своей, было Казачье войско. Казаки хоть и были частью императорской армии, но не брезговали и подрядится в охрану.

И Рощин познакомил Веру с есаулом Углецким Андреем Андреевичем. Казачий полк находился в столице, был расквартирован на зиму, и есаул Углецкий как раз расстраивался, что пока военных операций никаких не предполагается, и его сотня жирком заплывает, а тут вдруг такая удача. Услышав план Веры, коротко выяснив, что за этим стоит, Углецкий согласился сразу.

Рощин рассчитал правильно, план Веры могли поддержать только безбашенные казаки, прошедшие и огонь и воду, не боявшиеся «ни бога, ни чёрта».

Глава 21

Морозов хотел привычно огрызнуться, что не его, но заметил в руках и у Забела и у Виленского газеты, на которой была свадебная фотография и большая надпись: «Миллион за развод».

Взяв газету, и не обращая внимания на насмешки Андрея Забела, Якоб прочитал, что «дочь известного купца, скончавшегося недавно, начала разбазаривать наследство отца».

По данным газетчиков, состояние, оставленное дочери отцом вместе со всеми фабриками, составляло около восемнадцати миллионов империалов, а за развод она выплатила мужу миллион.»

Газетчики зло высмеивали недалёкость юной наследницы и делали предположения, что будет следующим.

Граф Морозов вдруг ощутил злость. Дура. Почему не пришла, почему не спросила?

Его захлестнули совершенно неожиданные эмоции, он вдруг понял, что ему обидно, что она ему не доверилась, и обидно ему было до жжения в груди, как будто скрутился там какой-то комок из крапивы и не даёт дышать.

Но виду не показал, спросил только, пожимая плечами:

- А я здесь при чём?

- А притом Якоб Александрович, - усмехнулся граф Андрей, - что купчиха твоя, давеча въехала во главе казачьей сотни в имение, принадлежавшее её отцу, а спустя несколько часов оттуда съехал банкир Воробьёв, с бумагами и холостой.

***

Вера

Как Вера и предполагала Воробьёв приготовил «сюрприз». В имении было полно его людей, человек десять постоянной охраны, и ещё нанятых.

Конечно, он считал, что он хорошо подготовился, и не собирался Веру выпускать, если бы она приехала только с поверенным.

Но он не ожидал, что Вера, которую он считал забитой трусихой, приедет во главе казачьей сотни. Конечно, со Верой были не все сто казаков, чуть больше половины, но этого хватило. Красивым строем казаки, изображая парадное сопровождение, проехали от зимних квартир до Малино.

Опешившая охрана распахнула ворота, прежде чем успела сообразить кто приехал и зачем.

Казаки быстро и без ущерба для себя и для другой стороны нейтрализовали охрану Воробьёва, наёмники, увидев такое дело, ушли сами. И уже через четверть часа Вера сидела в кабинете отца, и немигающими глазами смотрела на супруга.

Банкир Воробьёв был зол, но поделать ничего не мог.

- Как ты выбралась? - спросил он, когда уже все бумаги были подписаны.

- Извольте обращаться ко мне на вы, мы с вами теперь чужие люди, и я очень надеюсь больше никогда вас не встретить на своём пути, - сказал Вера, и подумала, глядя на пыжащегося Воробьёва, считающего, что он всё ещё контролирует ситуацию: «Наверное он бы с большим удовольствием сейчас бы «распустил руки».

Вера хорошо помнила издевательства супруга и не собиралась так просто его «отпускать». Да, она вписала миллион империалов в документы, но у неё был ещё один пренеприятнейший сюрприз.

Вера сообщила, что выводит все денежные средства из банка, принадлежащего Воробьёву, в другой. Завтра.

Услышав это, банкир воскликнул.

- С ума сошла?!

А Вере вдруг надоело, что он не понимает элементарный вещей, и тогда она кивнула, стоящим за её спиной казакам.

Банкира ловко скрутили, а Веру попросили выйти.

Когда в следующий раз Вера вошла в кабинет, чтобы продолжить переговоры, то оказалось, что банкир уже обучен, как надо к ней обращаться.

И дело пошло, документы подписали. И вопросов банкир больше не задавал.

Вера, зная о том, что всё равно будет огласка, пригласила всех тех, кто мог удостоверить, что супруг в здравом уме подписал все бумаги и радостно принял от бывшей супруги сумму в размере одного миллиона империалов.

Уже к вечеру окончательный развод Веры свершился, и она стала свободной женщиной.

Супруг же слёзно умолял не выводить средства из его банка, хотя бы три дня, и обещал всяческие блага.

Вера пообещала, не собираясь выполнять обещание. Месть? Да.

А на следующее утро ушлые газетчики написали: «Развод за миллион».

Охрана, отправленная ко Вере графом Морозовым так, и продолжала её сопровождать. А Вера перед тем, ка к с казаками поехать захватывать Малино, поинтересовалась у их капитана:

- А вы будете докладывать вашему руководству?

Капитан Веру приятно поразил:

- Если бы я обо всём докладывал руководству, но ни у руководства, ни у меня не было времени заниматься делами.

Вера удивлённо на него посмотрела.

Капитан, усмехнувшись добавил:

-Докладывать велено, только если есть прямая угроза для жизни.

Так что Вера действовала самостоятельно, но не была уверена в том, что граф Морозов бы одобрил такие методы.

В Малино началась уборка, потому что Вере хотелось, чтобы в доме даже малейшего следа не осталось от её неудавшегося брака.

Потому как супруг там обжился и похоже, что не один. В супружеской спальне нашли женские вещи «несоответствующие приличной женщине», как сказала Домна Афанасьевна, которая и взяла на себя руководство этим процессом, оживая на глазах.

Вера пока осталась в городском доме, ей надо было встретиться с несколькими купцами, и съездить в инженерное училище.

Вслух не говорила, но пообещала и себе и отцу, что этот миллион окупится меньше, чем за год.

От банкира Воробьёва вестей не было, наверно разбирался со потерей большого количеств наличности.

Но сделать ничего не мог, потому что для перевода всех денег, которые былина счету в банке Воробьёва, Вера выбрала такой банк, против которого у Воробьёва не было аргументов.

У этого банка были самые высокие проценты, но и надёжность была соответствующей. Это был Московский купеческий банк, созданный на паевой основе самыми крупными купцами Стоглавой империи. Большой пай там принадлежал и отцу, а Вера добавила средств, увеличив размера пая.

И договорилась с директором правления банка, статским советником, что он выделит кого-то, чтобы проконтролировать Воробьёва. Вот не доверяла ему Вера.

И всё было бы хорошо, да только к вечеру второго дня в особняк к Вере приехал граф Морозов. Злой.

Глава 22

За два дня до приезда в особняк в Вере Фадеевой. Кремль, кабинет главы Тайной канцелярии.

- Постойте, - вдруг сказал Морозов, - мои люди круглосуточно обеспечивают охрану, но я не получал никакой информации о том, что дочь купца что-то предпринимает.

Морозов «поймал» понимающий взгляд от Забела, но предпочёл не обращать внимания.

Только заметив удивлённый взгляд Шувалова, Морозов понял, что скомкал газету. И вскоре уже принял привычный невозмутимый вид. Среди коллег нельзя было расслабляться, вмиг считают.

Но жгучий комок в груди так никуда и не делся. И Морозов вдруг поймал себя на мысли, что ему хочется взять и отшлёпать взбаломошную девицу, которая на самом деле оказалась не такой уж и умной.

И он решил, что поедет к ней и всё выяснит, зачем она это сделала?

***

Малино. Особняк купца Фадеева.

Стояли прекрасные дни поздней осени. Создавалось впечатление, что осень решила задержаться, и не передавать эстафету зиме. Дни стояли сухие и солнечные. По ночам, конечно, уже были заморозки, но Вере нравилось, просыпаться и ещё до завтрака выходить на улицу, вдыхая морозный воздух и наслаждаясь тем, что и этот дом, и эта земля вокруг принадлежит ей.

Спальню, в которой прошло её «счастливое» брачное утро, а впоследствии неизвестно чем там занимался Воробьёв, Вера повелела всю ободрать, и решила сделать из неё музыкальную комнату. Она твёрдо верила в то, что звуки музыки могут очистить любую гадость. Не зря же так светло на душе становится, когда колокола на храмах звонят.

Вера хорошо играла на фортепьяно, любила петь, но голоса бог не дал ей ни в этой, ни в прошлой жизни. А ещё она обнаружила, что пальцы слушались плохо, видимо в этой реальности Вера не любила играть. Вот Вера и решила обустроить себе музыкальную комнату и тренироваться, чтобы восстановить технику.

Пока комната ещё не была готова, рояль стоял в общей гостиной и Вера, закончив с делами присела и начала играть. Сначала простенькие, детские пьесы, чтобы разогреть пальцы, и не заметила, как перешла к любимому. Шопен «Сладкие грёзы» звучал словно это не рояль, а её душа пела, очищаясь от всей той грязи, которую Вере довелось пережить, она так увлеклась, что не услышала, как отворилась дверь, и в дверном проёме, не заходя в зал, остановился мужчина и стал смотреть на тоненькую фигурку, которой удавалось извлекать такие божественные звуки из инструмента, и, которая, казалось, вся погрузилась в эту неземную музыку, заставляя и остальных окунаться в это волшебство.

Внезапно мелодия оборвалась… Вера развернулась, посмотрела прямо на Морозова, и, не вставая со специального стула, сказала:

- Доброго вечера, Якоб Александрович, какой у вас взгляд пронзительный.

Морозов обратил внимание, что Вера выглядит спокойной, как будто всё то напряжение, какое она испытывала, ушло, улетучилось вместе со звуками музыки.

- Вы прекрасно играете, - сказал граф Морозов, и нисколько не преувеличил, но сама Вера была недовольна, пальцы были немного «деревянными». Но в целом она села играть не для того, чтобы кому-то понравиться, просто душа попросила.

- Найдётся ли у вас время, чтобы поговорить? - спросил Морозов, вдруг ощутив неловкость.

Когда он ехал сюда, он думал увидеть здесь девицу, поедающую пряники и запивающую их молоком. А встретил женщину, в тёмно-сером траурном, без всяких украшений платье с простой причёской, да ещё и подглядел как в музыке душа её рыдала, но не надрывно, а будто бы стремясь к возрождению.

И как такую ругать?

Но Морозов постарался затолкать ненужные, мешающие чувства, напомнил себе, что перед ним не просто женщина, а наследница миллионного состояния, и что благополучие Стоглавой империи тоже зависит от того, как она этим состоянием будет распоряжаться. В конце концов до тридцати процентов сахара производят предприятия купца и промышленника Фадеева. Это же какой риск, если из-за неразумности одной девицы, что-то случится.

Вера предложила остаться здесь же, только позвала слугу и попросила принести чаю.

- Вы хотите позвать Рощина? - предложил Морозов.

Вера насмешливо на него посмотрела:

- Не стоит, Якоб Александрович, я вполне состоятельна, чтоб выслушать то, что вы хотите сказать самой. Тем более, что я догадываюсь о причинах вашего появления.

Они дождались, когда горничная, накрывавшая чай, вышла, но снова разговор начала Вера:

- Прежде чем вы станете меня ругать, Якоб Александрович, хотела вас поблагодарить, за вашу помощь и поддержку. Поверьте то, что вы для меня сделали бесценно.

Морозов уже понял, что на самом деле девица не такая уж и бессловесная, раз придумала такой план. Он специально уточнил у Рощина, чья была идея нанять казаков. Тот, широко улыбаясь, сказал, что барыня придумала.

Да ещё и сотник Углецкий, которого Морозов здесь встретил на подъезде, добавил:

- Я бы за таким командиром в бой, не думая пошёл.

И у Морозова совершенно не складывалась картина. Он же помнил, кого он вытащил из озера. Подменили её там что ли?

Постарался отрешиться от разнообразия одолевших его мыслей, и вслух сказал:

- Вот об этом, Вера Ивановна, я и хотел с вами поговорить.

Морозов вздохнул и глядя прямо на Веру, отслеживая каждое её движение и мимику, спросил:

- Вы зачем заплатили супругу?

- Бывшему супругу, - поправила его она, и вернув ему точно такой же немигающий взгляд, ответила:

- Я свободу свою выкупила, Якоб Александрович, и на мой взгляд, банкир Воробьёв сильно продешевил.

- Сегодня обе столицы обсуждают глупую купчиху, - Морозов немного сгустил краски, но скорее всего так оно и было, потому как случай совершенно невероятный, такими деньгами и государь мог бы заинтересоваться.

А она невозмутимо ответила:

- Пообсуждают и перестанут.

- Да как вы не поймёте, вас же высмеивают, с вами же дела никто иметь не будет! - не выдержал Морозов, и сразу же корить себя начал за несдержанность, ещё даже не успев фразу закончить.

Глава 23

Вера

Вера выехала пораньше, сотник Углецкий, согласовав с Рощиным, выделил в сопровождение десятку казаков.

- Больше по столице никак нельзя, Вера Ивановна, - слегка склонив голову набок, сказал Углецкий, и кудрявый смоляной чуб, нависающий из-под фуражки, качнулся задорно, а зелёные глаза сверкнули.

Вера подумала, что скажи она сейчас, что ей страшно и надо больше десятки и поедет она в сопровождении полусотни. Но на самом деле и десятка этих, словно родившихся в седле воинов, в форме чем-то напоминающей черкеску, уже была маленькой, но весьма опасной армией.

Поэтому Вера лишь вслух сказала:

- Думаю, десятки вполне достаточно, Андрей Андреевич.

Есаул Углецкий был довольно молод, но уже получил в командование сотню. Высокий, он среди своих возвышался пости на голову, чёрные волосы, что среди русоволосых казаков тоже смотрелось необычно, но не кряжистый, какими были в основном большинство казаков, а скорее жилистый.

Красив был есаул, какой-то не русской красотой, как будто затесалась в кровь его рода какая-то ханиданская кровь.

Немного смуглая кожа, чёрные кудри, густые чёрные брови, из-под который лукаво блестели зелёные славянские глаза, обрамлённые густым хороводом пушистых ресниц. Крупный нос, чем-то похожий на клюв хищной птицы и чётко очерченные губы, усы только подчёркивали выразительность линии губ, сильный, волевой подборок, разделённый ямочкой почти на пополам.

Вера видела, что он не просто за деньги ей помогает, хотя платила Вера казакам хорошо, но делал Углецкий гораздо больше. Вера же, чтобы не давать ему лишний раз повода что-то лишнее подумать, предпочитала общаться с ним через Рощина, но вот сегодня, и, как показалось Вере, особенно после визита графа Морозова, Углецкий вроде бы и с Рощиным поговорил, а всё равно пришёл сам.

- С вами сам поеду в столицу, - сказа есаул, теперь наклонив голову на другой бок, -здесь зама своего оставлю, не волнуйтесь, он боевой офицер знает, что делать если вдруг что-то произойдёт.

Насколько Вера понимала весь этот «язык тела», есаул неосознанно этими своими наклонами головой демонстрировал, что Вера его подопечная, а не просто дело, за которое он деньги получает. И относится он к этому, как к чему-то гораздо более личному.

И Вера решила, что как только опасность в лице бывшего супруга будет полностью решена, постарается остаться только со своей личной охраной. Когда это будет Вера пока не могла точно сказать, для этого ей надо было, чтобы её приняли в купеческих деловых кругах, тогда и отношение к ней будет соответствующее, и поддержат её, если что, не самые последние люди.

И тщательно одевшись, в тёмно-сером платье, подчеркнув траур по отцу, Вера уже намеревалась выйти из дома, как вдруг взгляд её упал на отцовскую трость, стоявшую в углу. Вера взяла трость, и вдруг почувствовала себя гораздо увереннее, как будто вместе с тростью у неё появился ещё один помощник, и сделал её сильнее.

Вера вспомнила, что в её прошлой жизни многие дамы пользовались тростью. Правда, в её времени женские трости, то входили в моду, то про них забывали, но когда вновь вернулась мода на высокие каблуки, то про трости снова вспомнили.

А вот здесь она пока ни разу не видела дам с тростью. Зато, вышедшая её проводить Домна Афанасьевна, увидев трость в руке Веры, воскликнула:

- Верушка, молодец, ежели кто слушать тебя там не станет, ты им там тростью-то пригрози, Иван Григорьевич всегда енту трость в купеческое собрание брал.

Марфа, пришедшая вместе со старой экономкой, одобрительно улыбнулась.

Дорога из Малино до Москов-града заняла около часа. Карета был дорогая, из плотного дерева, внутри была оборудована и для зимних поездок, отделана вставками из натурального камня, который выполнял не только эстетическую роль, но и защищал карету от нападения. Если бы в карету вдруг полетели камни, то сразу бы её не пробили.

Из-за всего этого карета была тяжёлая, и пара лошадей не слишком быстро везла Веру. Поэтому приехала Вера как раз к тому времени, как и планировала, не раньше, но и не позже.

Возле здания купеческой гильдии уже стояли экипажи, некоторые только подъехали, некоторые подъехали почти одновременно с Верой. Экипажи все были разные, но всех их объединяло одно: из всех выходили только мужчины.

Одеты выходившие были разношёрстно. Да оно и понятно, купцы. Здесь, возможно было три-четыре купца, награждённых дворянством за развитие Отечества, но основная масса, это были простые люди, сумевшие благодаря своим торговым и предпринимательским талантам стать цветом купеческого сообщества Стоглавой империи.

Но вот вкус не всем же привить можно, потому сейчас Вера наблюдала, что кто-то идёт одетый в красиво расшитый камзол, а кто-то в однотонный, больше похожий на военный френч, безо всяких украшений, а кто-то и вовсе одет во всё чёрное, а пару купцов Вера видела в шёлковых ярких рубахах.

Вера, подавив ненужную дрожь, при помощи Углецкого выбралась из кареты.

- Вера Ивановна, - вдруг спросил Углецкий, - а там внутри, - кивнул он на красиво украшенный статуями древних богов дом, - вам помощь не понадобится?

- Спасибо, Андрей Андреевич, за такое предложение, - улыбнулась Вера, и добавила, - но этот бой мой личный и выйти на него я должна сама.

И если бы Вера видела каким взглядом Углецкий проводил её, то она бы поняла, что все её усилия, направленные на то, чтобы держать дистанцию с есаулом, именно сейчас пошли «прахом». Есаул ещё никогда не был так потрясён такой женской логикой.

***

Внутри, в большом холле здания гильдии, под куполом, под которым была сделана круглая галерея, с большими окнами, отчего днём света в холле было достаточно и без свечей, было многолюдно, из чего Вера сделала вывод, что купцы собрались помотреть на диковину. Как же, ещё не успела осесть земля на могиле отца, а она уже в гильдию приехала.

Но Вера знала, что время неумолимо, и оно не остановится, и не даст тебе возможности прийти в себя, а будет тебя подгонять, пока ты можешь бежать. Именно поэтому, едва получив возможность, Вера выехала из имения.

Глава 24

Вера было опешила, потому что никак не ожидала, такого услышать, как вдруг из-за спины раздалось:

- Пропусти.

Вера обернулась позади стоял купец Елисеев:

- Вера Ивановна, не обижайтесь, сроду они здесь женщин не видели, вот растерялись.

А Вера подумала, что такая нахальная и сытая физиономия, которая была у швейцара на входе в зал, точно не могла принадлежать человеку способному растеряться.

Но человек, не пропускавший её отступил, правда лицо у него при этом сделалось кислое. Но Вера уже входила в зал, подозревая, что будет не просто.

Она же проверила все документы, отец недавно только внёс все платежи в гильдию, и оформлен был компанией, а не частным порядком. А вот звание купеческое Вере, конечно, ещё предстояло заслужить.

Купцы рассаживались по местам, некоторые садились кучно, сразу было вино, кто с кем в партнёрстве, а некоторые сидели особняком. Вера села неподалёку от купца Елисеева, но и не близко к краю.

На повестке стояло три вопроса. Один из вопросов касался потерям по сахарной свекле и предстоящему дефициту сахара. Вера тоже прочитала все эти новости и сводки. Дело было в том, что начало осени выдалось дождливое. И, то, что возили либо выкапывали из влажной земли и потом везли, а по дороге половина сгнивала.

Речь шла о закупках сахара за границей, о том, что надо раздать квоты чтобы не перенасытить рынок. Вера слушала и думала о том, что, если она успеет запустить свою идею, то все перестанут зависеть от прихотей погоды. Но пока решила ничего не говорить купцам, почему-то было ощущение, что всё равно не поверят. Не все, конечно, вон купец Елисеев с надеждой смотрит. Надо бы выяснить у него, что такого меду ним и Иваном Григорьевичем за дело было, что он так обрадовался Вериному появлению.

Следующий вопрос Вера прослушала, потом объявили перерыв, и Вера встала, выпрямилась и взгляд уткнулся в высокого худого старика. Лицо у старика было постное, и Вера решила, что он сейчас ей «неразумной» начнёт читать нотацию.

Так и вышло.

Но началось так, будто родного деда встретила.

- Вера Ивановна, подойдите-ка, дайте мне старику на вас полюбоваться.

Но Вера понимала, что даже вот это сейчас якобы по-родственному доброе тоже рушит её репутацию. Ну кто в самом деле захочет иметь дело с простушкой, которую каждый купец «по щеке потрепать может».

Поэтому Вера встала, и жёстким, даже холодным взглядом посмотрела на купца Епифанова, давнего конкурента её отца. Вера уже получила с сахарного завода информации. Что Епифанов пытался выяснить каково там положение.

«Видно, ещё и сэкономить хочет, - подумала Вера, продолжа холодно рассматривать старика.»

Наконец, выдержав паузу, Вера всегда пользовалась возможностью немного помолчать, перед тем как начинать разговор, она сказала:

- Здравствуйте Арист Петрович, не время и не место на меня любоваться, вы бы лучше ко мне обратились, коли у вас вопросы по моему заводу имеются.

Вера нарочито громче произнесу слово «моему», чтобы каждый, кто сейчас с интересом наблюдал происходящее, даже подумать не мог что она что-то кому-то по дешёвке отдаст.

Вдруг к Епифанову подошёл ещё один пожилой купец.

- Арист Петрович. Я бы на вашем месте поторопился, а то наследница покойного Ивана Григорьевича уже начала отцовскими деньгами разбрасываться.

И выпучив на меня какие-то по лягушачьему лупоглазые глаза, и поучительным тоном сказал:

- Что же вы так Вера Ивановна, добро приумножать надо, а не разбазаривать.

Вера и здесь не стала молчать, как говорится первое впечатление можно произвести один раз, и Вера не собиралась позволять кому бы ни было ей этот «раз» испортить.

- А вам Фёдор Ипатьевич, я бы посоветовала за своими капиталами лучше следить, а то вы давеча, говорят сукна на полмиллиона потеряли. Буду благодарна, если расскажете всем, из-за чего сия оказия произошла.

Купец, у которого действительно затонула баржа, перевозившее сукно, несмотря уже на старческую бледность, весь покраснел неровными пятнами, так задышал, что Вера стала опасаться, что его апоплексический удар хватит. Но одно знала, здесь и сейчас жалости проявлять не след, пусть что угодно говорят, но пусть воспринимают её вот такой вот жёсткой и холодной хищницей.

***

Банкир Воробьёв

Воробьёв Владимир Петрович проснулся поздно, вчера с друзьями засиделись в игорном клубе. Сам-то Воробьёв не играл, денежки берёг, а вот для связей, особенно с теми, с кем он много работает, такие вечера иногда были необходимы.

Конечно, не прошли и мимо темы, что он от жены получил отступные за брак. Воробьёв каждый раз пытался представить это так, чтобы её оговорить, мол больная, сумасшедшая, «еле ноги унёс».

Супругу свою бывшую Воробьёв ненавидел, он даже не мог понять откуда в нём такая ненависть взялась, но то, то она поломала ему так долго и тщательно выстраиваемый план, за одно это он готов был придушить её.

А выйдя утром к позднему завтраку, больше напоминавшему обед, Владимир Петрович увидел письмо. Письмо было от старца.

Что-то тревожно стало Владимиру Петровичу, и он не стал садиться за стол, а сразу прочитал письмо.

И с каждой прочитанной строчкой в душе банкира поднималась удушливая волна чёрной злости.

- Значит так, да? - и банкир сам не заметил, как судорожно сжалась рука, комкая лист бумаги. Воробьёв так и не сел за стол, вызвал секретаря. Приказал тому:

- Иди, скажи пусть запрягают, поеду к исправникам*.

(*аналог полиции)

По дороге Воробьёв заехал к своему законнику и вкратце описал ему ситуацию. Тот действия банкира одобрил, и поехал к исправникам вместе с ним.

У исправников они подали заявление, по которому Воробьёв Владимир Петрович обвинял Фадееву Веру Ивановну в похищении человека.