Лагерь, в котором я умерла

Пролог

2023 год.

Степь пела. Стрекотание кузнечиков, шелест ветра в траве, шуршание шин и непонятные шорохи. Стоило слегка опустить стекло машины, как звуки ворвались в салон вместе с горячим ветром и запахом полыни. Этот запах напрочь перебил аромат кокосовой отдушки.

Муж глянул искоса, но промолчал. Он не понимал моего пристрастия к полыни и гвоздике, возникшего в далёкой юности. Я и не навязывала, лишь иногда, перед вечерними прогулками, наносила на одежду гвоздичное масло. Комаров отпугивало, но до одеколона «Гвоздика», того самого, в ребристом флаконе, с красной этикеткой, не дотягивало. Недавно наткнулась на такой в одном из Интернет-магазинчиков, в разделе «винтаж». Даже в корзину поместила и… передумала.

Вспомнилась мама. Она рассказывала, как в детстве любила жевать жмых. Во время нашей поездки в деревню нам дали попробовать это мамино лакомство. Такого разочарования, недоумения и даже обиды в мамином взгляде я не видела больше никогда.

За размышлениями чуть не просмотрела съезд на просёлочную дорогу. Еле успела поднять стекло до того, как машину заволокло пыльным облаком. Муж сжал губы, видно было, как он изо всех сил старается не засмеяться. Сказала на это:

— Да, степь люблю, но не до такой степени, чтобы дышать пылью вместо воздуха.

Мы всё же рассмеялись. Оба.

Идея рвануть на природу, как выразился муж, возникла спонтанно. Сын проводил выходные с семьёй на даче, дочь отдыхала на море, внуков не подкинули. Впервые за много времени мы остались вдвоём. Внучек-близняшек и внука обожаем, но заниматься с детьми в пятьдесят с хвостиком, совсем не то, что в двадцать пять.

— Куда поедем, Саша? — спросила я, когда муж заикнулся про активный отдых.

— На пляж около Звёздочки, там песок замечательный, клюёт хорошо, мужики на той неделе ездили на рыбалку. — Не заметив, как я вздрогнула и сжала подлокотник кресла при упоминании о давно заброшенном пионерском лагере, Саша продолжил развивать свою мысль: — Палатку поставим, лодку возьмём, удочки. Ты воду побаиваешься, будешь с берега рыбачить, я с лодки. Ушицы наварим, красота! Лен, ты что? Давление? Не молчи, Бельчонок.

Муж с перепугу моё детское прозвище вспомнил.

Наверное, я тогда сильно побледнела, да и лицо не смогла удержать. Прошлое ударило наотмашь чувством вины. Не спасло осознание того, что я действовала не по своей воле и всё искупила. Давно искупила. Пока Саша метнулся за тонометром и неумело принялся закреплять манжет на моём плече, сумела взять себя в руки. Под немного рваное жужжание аппарата мы внимательно смотрели на дисплей.

— Хоть в космос запускай, сто десять на семьдесят, — сказала я. — Устала немного, дежурство сложное выдалось, новые больные в отделение поступили.

— Возвращайся на участок, — посоветовал муж. — Знакомые говорили, тебя до сих пор там добрым словом вспоминают.

— Уже думала, сама скучаю, но не получится. Как я со своей хромой ногой по вызовам буду ходить?

— Вам же машину дают, — напомнил Саша и неожиданно предложил: — Может, совсем уволишься?

— Ну, во-первых, машина не летает, как в Гарри Потере, а у нас в основном пятиэтажки, лифтов нет. Во-вторых, жалко увольняться, работу свою люблю.

Этот разговор помог отвлечься от воспоминаний о прошлом, но внезапно заныла нога на месте давнего неправильно сросшегося перелома, памятка оттуда же, откуда и лагерь, и одеколон. Это определённо был знак.

— Всё, остаёмся дома, — решил Саша.

— Нет, мы поедем, — возразила я. Получилось немного резковато, но я просто боялась согласиться на ставшее заманчивым предложение мужа. Дело не в природе. Настала пора поставить точку в давней истории. Пройтись по заброшенному лагерю и своими глазами убедиться: прошлое осталось в прошлом.

И мы поехали. Но пришлось согласиться на требование мужа отправиться только после того, как хорошенько выспимся. Время подходило к полудню, когда в поле зрения появились «Звёздочка», вернее то, что осталось от лагеря, и сторожка на берегу Урала. Странное, конечно, расположение для дома сторожа, за территорией лагеря, через дорогу от центральных ворот. Странно, что подумала я об этом только сейчас. Но тогда я восприняла всё как должное, может потому, что до этого ни разу не отдыхала в пионерском лагере.

— Останови здесь, — попросила мужа, когда стали проезжать мимо ворот.

Саша остановился, но сказал:

— Немного осталось, Звёздочку обогнём, вот он и пляж.

— Хочу пройтись по лагерю. Отдыхала здесь в восьмидесятых. Ностальгия, знаешь ли. С той стороны тоже есть проход к пляжу, — сказала я, выходя из машины.

Саша тоже вышел. Какое-то время мы, молча, разглядывали сохранившуюся створку ворот из металлических труб, проржавевших, с облупившейся краской. Название, в котором половина букв, тоже металлических, висела криво. Остатки ограды, проглядывающей кое-где сквозь заросли кустарника. Асфальт перед воротами, потрескавшийся, с проросшей в трещинах травой, но вполне целый. Такие же дорожки, ведущие на территорию.

— Надо же, как асфальт сохранился. Умели раньше делать. А сейчас нашлёпают, и на следующий год он со снегом растает, — прервал молчание муж.

— Тополя как выросли, — произнесла я, обнаружив, что кое-что тоже сохранилось.

Пирамидальные тополя, саженцы которых высадили в степных детских лагерях годах в семидесятых, прекрасно прижились в непривычном климате. Озеленение коснулось и «Звёздочки». Тополя свечками возвышались над карагачами. Молчаливые свидетели минувшего века и минувшей эпохи.

— Ты никогда не рассказывала, что в детстве в лагере была. Давай вместе быстренько пройдёмся по заброшке, и отдыхать, — предложил Саша.

— Хотелось бы одной. А пятнадцать лет не совсем детство. Старшеклассников собрали в дополнительный отряд, в корпусе отдельном поселили. Учёба комсомольского актива. Помощь вожатым тоже в эту учёбу входила, ну и море других интересных мероприятий, это помимо общих лагерных, — сказала я, невольно улыбнувшись.

Глава первая. Восьмиклассница

1982 год.

— Белка, дай домашку списать!

Сделала вид, что не слышу, вынимая из портфеля учебник, тетради, пенал. Сзади сильно дёрнули за лямку фартука. Такое игнорировать уже не получилось, обернулась.

— Дубинин, трудно за восемь лет запомнить, что моя фамилия Белкина?

— Да хоть Зайкина! — выпалил Димка Дубинин, по совместительству вечная головная боль учителей и особенно директора. — Дай, не ломайся.

— У своей девушки так просить будешь.

— Да ты борзеешь, подруга, — беззлобно произнёс Димка.

— А что? Тебе можно, а мне нельзя?

— Мне можно, я двоечник, а ты у нас спортсменка, комсомолка, активистка. — Димка довольно похоже изобразил кавказский акцент и добавил уже нормально: — Дай. Конец года, а у меня завал с оценками. Ещё к экзамену не допустят.

— На, достал. — Я протянула Димке тетрадь по геометрии. — Там много, до звонка успеешь?

— Будь спок, начальник, — отозвался Димка, доставая линейку с карандашом.

Я отвернулась и раскрыла записную книжку. С утра не оставляла мысль, что что-то забыла. Уроки все выучила, может, общественные дела? Так, предчувствия меня не обманули. «Зайти к Аллочке». Запись сразу после пометки «радиорубка».

Аллочка, новая старшая пионервожатая пришла в нашу школу в начале этого учебного года. Свои обязанности она стала выполнять с невероятным энтузиазмом. Учителя удивились, старшеклассники порадовались, что уже комсомольцы. Пионеры… А что пионеры? Они по определению всегда готовы, вот только мимо пионерской комнаты на первом этаже старались пройти на цыпочках. Раньше так двоечники и опоздавшие только мимо кабинета директора пробирались. И в том, и в другом случае помогало не всегда.

Даже сбор макулатуры за первое полугодие Аллочка провела три раза. Перед третьим она придумала, что за художественную литературу вес принесённой пионером бумаги будет засчитываться в двойном размере. Дело пошло веселее, линии в графике сдачи поползли вверх, но всё испортили добросовестные пятиклашки. Сразу несколько из них притащили собрания сочинений классиков, приобретённые родителями по подписке, а ещё один приволок несколько монографий дедушки учёного.

Разразился скандал. Книги вернули владельцам, Аллочке поставили на вид. Она немного успокоилась, но после нового года вспомнила о существовании школьного комитета комсомола. А кто поможет пионерам готовиться к встрече знаменательной даты — шестидесятилетия пионерской организации — как не старшие товарищи?

Мне досталась подготовка третьеклашек к вступлению в пионеры. Получилось на удивление легко. Дети, раскрыв рты, слушали мои рассказы о становлении пионерской организации, о подвигах пионеров-героев. Мы вместе разучивали клятву пионера Советского Союза. На торжественной межшкольной линейке, двадцать второго апреля, в день рождения Ленина, мои произнесли эту клятву лучше всех! Я тогда чуть не прослезилась, глядя на нарядных девочек в белых фартуках, с бантами в волосах, на мальчишек в белых рубашках, на красные галстуки, которые мы им повязали.

Тогда я впервые подумала, что может, моё призвание быть учителем, а не детским врачом, как мечтала раньше. Третьеклашки до сих пор подбегали ко мне, как только видели, обнимали и выкладывали все свои новости. Нет, наверное, буду учителем. Из задумчивости меня резко вытряхнул рывок за многострадальный фартук.

— Белка, держи, спасибо!

Я повернулась, выхватила тетрадку из рук довольного Димки, но не шлёпнула его этой тетрадкой по макушке, как хотелось, а сказала:

— Повторяю для тех, кто в танке: моя фамилия Белкина. Я же тебя Дубина не называю.

— Э, мою фамилию не трогай, может она ещё твоей будет. Брательник из армии письмо прислал, о тебе спрашивает, привет передаёт, — сказал Димка и, заметив мою улыбку, его брат мне был очень симпатичен, поспешил добавить: — Не понимаю, конечно, что он в тебе нашёл. Эй, не дерись!

По макушке я его всё-таки огрела. В класс стали заходить одноклассники, а со звонком вошла и учительница. Математичка у нас дама строгая, мы тут же угомонились, прекратили разборки и встали, приветствуя её.

У Дубинина определённо имелось чутьё. Первым к доске вызвали именно его. Списал он у меня качественно, пока списывал и срисовывал, кое-что усвоил, поэтому получил четвёрку. Этой оценке он сам удивился куда больше учителя.

На следующей перемене меня охватило чувство дежавю. Ко мне вновь подошёл Дубинин.

— Лена, дай контурные карты по географии срисовать.

Судя по обращению, дела с географией у Димки обстояли ещё хуже, чем с геометрией. Молча, полезла в портфель.

— Ленок, не страдай так, скоро отмучаешься, я после восьмого в каблуху свалю, всё будет ништяк в натуре, — среагировал Димка на мой мученический вид. И ведь не глупый пацан, если хоть чуточку бы постарался, смог бы и в техникум пойти, а так действительно только ПТУ.

На географии Димку не спросили. Спросили меня, но перед этим попросили всех сдать контурные карты. Географичка постоянно меня вызывала первой, подозреваю, так она давала возможность другим хотя бы заглянуть в учебник. Откровенным двоечникам она о том, что собирается их вызывать, сообщала накануне.

Мой родной восьмой «А» был слабоват в учёбе — из тридцати трёх человек я единственная отличница и восемь хорошистов, остальные троечники. Зато брали другим: активным участием в смотрах, спортивных соревнованиях, субботниках и генеральных уборках.

После уроков мы дружно и шумно спустились на первый этаж. Все направились налево к раздевалке, май выдался прохладным, а я потопала направо, к пионерской. Сказала подружкам, чтобы не ждали, шли домой.

— Опять заседать будете? — спросила Инка.

— Смотри, получится, как у Маяковского в Прозаседавшихся, — поддакнула Наташа.

Ну не нахалки? Сами меня в комитет комсомола выбрали, а теперь издеваются. Помахала девчонкам ручкой и пошла дальше. Около пионерской охватило желание встать на цыпочки и прокрасться мимо, но привычка держать слово, а я пообещала Аллочке зайти, перевесила.

Глава вторая. Дела семейные

Речь нашего комсорга я слушала вполуха, раздумывая, какие аргументы использовать для убеждения мамы. Если она согласится, отпустить меня в лагерь, папа возражать не будет. Бабушка так и вовсе поддержит, она всегда на моей стороне, хотя это, по словам предков не педагогично.

— Иди уже к секретарю, толку от тебя сейчас никакого, — сказал Игорь, не выдержавший моего невнимания.

У секретаря я долго не задержалась, подтвердила свои данные и продиктовала номер домашнего телефона, установленного недавно. Выходила из приёмной под стрекот печатной машинки. Скорее всего, мой приход отвлёк секретаря от дел, и теперь она наверстывала упущенное.

Около раздевалки сидела тётя Дуся, наша техничка, приглядывавшая за вещами, когда гардеробщица уходила, и разгадывала кроссворд.

— Река в Африке из трёх букв? — спросила она на моё приветствие.

— Нил, — ответила машинально.

— Подходит. Значит, по горизонтали точно насос, — пробормотала тётя Дуся, вписывая подсказанное слово.

Я сняла с крючка сиротливо висевшую куртку, мешок с обувью и направилась к подоконнику около входа, одеваться.

— Застегнись, — посоветовала тётя Дуся и проворчала: — Ходят нарасхлебень в такую холодрыгу.

Куртку застегнула, похоже, погода и впрямь не весенняя. Стёкла слегка дребезжали от порывистого ветра. Почему-то все взрослые, которых знаю, стремятся проявить обо мне заботу. Родные — понятно, а все остальные почему? Наверное, виной мой небольшой рост, вон третьеклашки и те скоро обгонят. Эх, каблуки бы! Но наша завуч относилась к обуви на высоком каблуке у учениц отрицательно. Могла на школьную дискотеку не пустить, заставив переобуваться. А если ещё с косметикой, по её мнению, перебор, пиши, пропало. В лучшем случае умываться отправляла, в худшем ещё и читала нотацию минут на двадцать на тему, как должны выглядеть советские школьники.

Ветер разыгрался сильный, он гнул деревья, а прохожих заставлял наклоняться в сопротивлении, если дул в лицо, или бежать, если в спину. Я бежала, с трудом удерживая мешок со сменкой, который ветер так и норовил вырвать из рук. Зато добралась быстро. Завернув за угол дома, немного расслабилась. Четыре пятиэтажки, стоящие квадратом образовывали относительно закрытый от ветров двор. Я скинула капюшон и вздрогнула от мужского голоса:

— Это ещё что за девчуля? Почему раньше не видел?

Повернувшись на голос, обнаружила сидящих на корточках около первого подъезда ништяков, местную шпану. Ништяки носили мохеровые кепки, войлочные боты «прощай молодость», присаживались на корточки покурить или «побазарить», и держали в страхе весь город. Хотя в своём районе никого не трогали. Негласное правило, не относящееся к чужакам и к парням в фирменной джинсе и с длинными волосами.

Вопрос адресовался не мне, а приятелям. Один из них и ответил:

— Да ты чо, в натуре? Это ж Белка из соседнего с тобой подъезда.

Остальные заржали. Долговязый парень, даже на корточках возвышавшийся над остальными и странно державший бычок, между большим и указательным пальцем, сказал:

— Да ладно? Она ж была во, — и показал рукой расстояние в полметра от земли.

— Так пока ты, в натуре, трёху отмотал, много чо поменялось, — ответил кто-то.

Я уже не видела, кто именно, шагала к своему пятому подъезду. Внутри всё кипело от возмущения: и эти туда же — Белка. И это не Дубинин, по макушке не огреешь. Димка Дубинин частенько косил под ништяка, переняв походку вразвалочку и словечки. Он даже пробовал приучить друганов курить за углом школы, сидя на корточках. Не получилось, ведь наша завуч, частенько курильщиков гоняла. А убегать лучше из положения стоя.

Пока я дошла до четвёртого этажа, успокоилась. В конце концов, моё прозвище ещё не самый плохой вариант. Дверь открыла своим ключом, мама могла отдыхать после ночной смены. Скинув куртку и туфли, на цыпочках прошла мимо спальни родителей. Из-за закрытой двери в зал, через который можно было пройти в нашу с бабушкой комнату, донёсся звук работающего телевизора.

Я, стараясь не шуметь, открыла дверь. Бабушка сидела в кресле перед телевизором и вязала пуховый платок. Мама, а она вовсе не спала, стояла рядом с распахнутыми дверками серванта и перемывала выгруженную оттуда посуду. Нет, пыль мы часто протирали, но вот так: с мытьём хрусталя, сервизов, стеклянных полок и чисткой задней зеркальной стенки — убирались несколько раз в год перед большими праздниками.

— В честь чего генералим? — спросила я.

Мама вздрогнула и тут же рассмеялась:

— Ох, и напугала ты меня, Бельчонок!

Похоже, действительно напугала, мама, по моей просьбе, давно меня так не называла.

— Ленушка пришла, — засуетилась бабушка. Она отложила вязанье, воткнув спицы в толстый серый клубок, и поднялась с кресла. — Пойду, на стол накрою, обедать будем.

— Помочь? — спросила я.

Бабушка отмахнулась:

— Отдыхай, вы кто работает, кто учится, а я-то дома сижу, — и посеменила на кухню.

— Лена, — торжественно произнесла мама, — тётя Рая приезжает в отпуск, она достала для нас Мадонну!

— Классно, — сказала я.

Сервиз Мадонна — это мамина давняя мечта, неудивительно, что под него заранее готовится лучшее место в нашем серванте. Хрустальным бокалам и вазам придётся потесниться.

Я взяла у мамы полотенце и принялась вытирать посуду. Мама, воодушевлённо рассказывала, как её подруге удалось выменять у панов модный сервиз, отдав за него золотые серьги с рубином, которые мама дала тёте Рае в прошлый её отпуск.

Тётя Рая, мамина подруга находилась с мужем в Польше. Он служил в группе наших войск, размещённых там. Офицерским жёнам разрешали иногда выезжать в ближний город. Поляки, которых тётя Рая почему-то называла «паны», предпочитали не продавать товары за рубли или злотые, а обменивать на водку, икру, а что посерьёзнее на золотые украшения.

— Сейчас, чайник закипит, и можно идти, — сказала появившаяся в дверях бабушка. — Ленушка, а ты почему не переоделась?

Глава третья. Здравствуй, «Звёздочка»!

После холодного мая наступил прохладный дождливый июнь. Для наших мест — явление редкое. Даже как-то странно было без привычной в это время изнуряющей жары.

Мы стояли около Дворца пионеров, кутаясь в олимпийки. Так стали называть куртку от спортивного костюма после прошедшей два года назад олимпиады. Мы — это я и другие комсомольские активисты. Многих я видела раньше на слётах, сборах и других мероприятиях, но чуть ближе была знакома с Катей, Ренатом и Артёмом. С Артёмом мы познакомились на смотре агитбригад. Он играл белого офицера и очень красиво пел романс, аккомпанируя себе на гитаре. В лагерь он гитару взял, как и ещё двое: парень и девушка, чьих имён я не знала. Даже только это обещало, что скучно не будет.

Пионеров и октябрят уже рассадили в большие «Икарусы», около которых толпились взволнованные родители. К слову, мне с трудом удалось уговорить бабушку не провожать меня до места отправки. Пришлось напомнить её же слова, сказанные как-то родителям: «Ленушка у нас взрослая».

Мы не занимали места в пазике, потому что ждали второго сопровождающего. Первый, вернее, первая — учительница биологии из пятнадцатой школы, стояла с нами и нервно поглядывала на часы. Наконец, она велела садиться в автобус и сделала отмашку рукой кому-то в начале колонны. Автобусы по одному стали выезжать с площади перед зданием Дворца пионеров на дорогу, выстраиваясь за машиной ГАИ.

Наш водитель тоже завёл мотор и тронулся, как только в дверь заскочила наша вторая сопровождающая. Я с трудом узнала в молодой женщине в походной одежде второго секретаря горкома комсомола. А ведь она часто выступала на сборах, да и в школу нашу приезжала. Мне казалось, из всех остальных лидеров молодёжи города, она самая настоящая, что ли. Остальные выглядели слишком правильными, слишком идеальными, словно памятники самим себе. Недавно я где-то прочитала слово «забронзовевшие», вот им оно очень подходило.

Елена Семёновна, так звали второго секретаря, поздоровалась, спросила все ли на месте и, заметив гитары, воскликнула:

— О, да мы с музыкой поедем! Кто споёт?

Девушка с гитарой, сидевшая на заднем сиденье, расчехлила инструмент. Она пробежалась гибкими пальцами по струнам, затем заиграла и запела:

— Солнца не будет — жди не жди:

Третью неделю льют дожди.

Третью неделю наш маршрут

С доброй погодой врозь.

Я никогда раньше не слышала этой песни, и это был вальс. Определённо вальс. Артём, сидевший через проход от меня, передал свою гитару соседу и встал. Он неожиданно поднял меня и закружил в танце. Ну, относительно закружил, насколько позволял тесный проход, стоящие в нём сумки и подпрыгивающий на ухабах пазик.

— Слушай, давай станцуем вальс

В ритме дождя.

Песня просила, и мы станцевали. Правда, желающих присоединиться не появилось, места в проходе было не так уж много. Зато хлопали нам с исполнительницей дружно и громко. Артём, не отпуская моей руки, принялся раскланиваться, и чуть не вписался лбом в спинку сиденья на очередном ухабе. Еле его удержала. В благодарность, он прижал руки к сердцу, затем, вновь неожиданно подхватил меня и усадил на моё место. Его поддержали одобрительными возгласами и смехом.

— Кажется, ты ему нравишься, — шепнула Катя, сидевшая у окна на одном сиденье со мной.

— Да ну, просто сталкивались на конкурсах, — ответила ей, пожимая плечами, и спросила: — Не знаешь, что за песня сейчас была?

— Вожатский вальс, его для Артека написали, — объяснила Катя.

Артём всю дорогу посматривал в мою сторону. Он тоже расчехлил гитару и уже двое играли. А пели все остальные. Если не знали слов, включались в припев. Мы спели и про печёную картошку — пионеров идеал, и про охотников за удачей, и про новый поворот. Вот слова последней знали все, похоже, не только в нашем районе, её голосили компании, собирающиеся вечером в беседках.

Как только прозвучали последние аккорды песни «Между нами, дикарями, говоря», автобус остановился. Мы приехали.

— Что сидим? Кого ждём? — спросила Елена Семёновна весело и скомандовала: — Все на выход!

Мы засуетились, доставая рюкзаки или сумки. У меня имелось и то, и другое. Сама не поняла, почему вещей получилось много, вроде, и взяла самое необходимое.

Сумку у меня отобрал Артём, несмотря на мои заявления, что она лёгкая и что сама донесу. Катя, видя такое дело, всучила свой рюкзак Ренату, со словами:

— Побудь джентльменом.

Остальные парни последовали примеру Артёма и Рената, и в строю, в который нас выстроили сопровождающие, девушки стояли налегке. Пока около «Икарусов» царила суматоха — вожатые и воспитатели строили отряды, я успела немного осмотреться.

Если, повернув к лагерю, мы ехали по просёлочной дороге, то здесь находилась большая заасфальтированная площадка, даже остановка имелась. «Сюда же автобусы в родительские дни ходят», — вспомнила я. Бабушка их расписание нашла в газете накануне моего отъезда, вырезала и засунула под металлическую завитушку на стекле серванта. Мама уже уехала, и некому было возмущаться, что вырезка закрывает сервиз Мадонна, мешая любоваться его перламутровой красотой.

Мельком посмотрев на небольшой дом и сарай, стоящие за площадкой, ближе к реке, я повернулась к воротам лагеря. Нас встречали. Около створки ворот с надписью «Звёздочка», составленной из металлических букв, стояли мужчина и женщина. Пионерские галстуки и красные пилотки на них подсказывали, что это директор лагеря и старшая вожатая. Добродушная улыбка на лице директора как-то не очень вязалась с папиными словами о нём: «конкретный», «строгий». Как и киношная внешность: высокий, красивый. Возраст на таком расстоянии определить оказалось трудно, наверное, как моим родителям — около сорока лет. Будь он помладше, точно все девчонки бы повлюблялись. Мне не верилось, что такой улыбчивый директор сможет установить железную дисциплину.

Сомнения поддерживали не прекращающаяся суматоха у автобусов и поведение старшего отряда, расположенного прямо перед нами. Здоровые лбы, почти наши ровесники, вели себя хуже малышей. Пацаны, как только вожатые отвлекались, усаживались в ништяковскую позу на корточках, ладно, не курили. Но я готова была побиться об заклад, что у половины в рюкзаках имеется заныканая пачка сигарет и спички.

Глава четвёртая. Корпус-люкс

Долго засиживаться за завтраком никому не дали, проявив снисхождение лишь к младшему отряду. Я удивилась, что набралось так много малышни после первого-второго классов, чьи родители не побоялись отправить их одних в лагерь.

Предки и в мои пятнадцать считают меня маленькой. Нет, с одной стороны, быть единственным ребёнком в семье не так и плохо, но я не отказалась бы от такой сестрёнки, как вон та девчушка с двумя косичками. Тут взгляд упал на соседний столик, за ним кривлялся пацан из старшего отряда, тот самый, который пытался с нами заигрывать. Внутренний голос тут же ехидно поинтересовался: «А такого братика не хочешь?» Нет уж, нет уж, одна, так одна.

Старшая вожатая быстро назначила дежурных по столовой, вручив фартуки и косынки. Мальчишки тут же принялись изображать из себя пиратов, а некоторые юмористки из девочек повязались, как Алёнушки.

— Официант, шампанского! — тут же среагировал наш хулиганистый сосед.

— Завтра дежурит по столовой старший отряд, — сообщила старшая вожатая, и первыми на выход попросила именно завтрашних дежурных.

— Что, Чижик, дочирикался? — ехидно спросила полная высокая девчонка, переглядываясь с подружкой. Они засмеялись.

— И чего ржёте, как кобылы Рокоссовского? — не остался в долгу «Чижик».

— Слышь, Рокоссовский — это типа танки, а не кавалерия, — сказал приземистый мальчишка казах.

— Заглохни, потомок Чингиз хана, — отрезал «Чижик».

Казах оказался тоже не паинькой и тут же двинулся на обидчика.

— Повтори, в натуре, что сказал?

— Чижов, Алимбаев, немедленно прекратить! — раздался голос одной из воспитательниц. Я удивилась, как она успела всех запомнить, но продолжение всё объяснило: — Если будете вести себя, как в школе, вылетите отсюда, как пробка из бутылки.

Точно, воспитатели ведь, в основном, учителя. И вот этой «повезло» заполучить в свой отряд хулиганов из собственной школы.

Как-то, решая, стать ли учителем, я упустила факт, что в школе будут не только мои милашки третьеклашки, но и такие вот чижики. Наверное, врачом всё-таки лучше.

Мы вышли из-за столов и, стоя у стенки рядом с вещами, спокойно ждали, пока вожатые уведут свои отряды. Воспитатели, которые, в отличие от них ещё не завтракали, остались в столовой. Как я поняла, кормили здесь в две смены: сначала детей и вожатых, затем персонал лагеря. Сразу после того, как дежурные убирали со столов, работница пищеблока быстро расставляла тарелки с кашей и стаканы с чаем.

Через большие окна было видно, как собираются около столовой взрослые. Уже знакомый сторож дядя Витя сидел на скамейке чуть поодаль и снова курил. Матрос, свернувшись клубком, спал у его ног. К остальным подошёл директор и принялся что-то говорить. По виду — давал указания. Дядя Витя сдвинулся на самый край скамейки. Мне показалось, он старается держаться подальше от директора, словно… боится. Хотя, вряд ли. Скорее, как выразился бы Димка Дубинин, прикидывается шлангом, чтобы не заметили и лишней работой не загрузили.

— О чём мечтаем? — спросил Артём, тронув за руку.

Улыбнулась ему, пожав плечами. И что вправду увлеклась наблюдениями, за три недели всё сто раз успею разглядеть и изучить.

— Сегодня я за вожатую, пойдём искать ваш третий корпус, — сказала Елена Семёновна. — Разбирайте сумки.

— Не беспокойтесь, Елена Семёновна, я сама вас провожу, — сказала старшая вожатая.

— Хорошо бы, Ольга Евгеньевна, а то я в Звёздочке ни разу не была. Ребята, а из вас кто-нибудь был?

Оказалось, никто из четырнадцати человек, а именно столько нас набралось, раньше в «Звёздочке» не отдыхал. Это мы уже выясняли на ходу, спускаясь по лестнице и выходя на дорожку, ведущую к корпусам.

Ольга Евгеньевна вела нас по лагерю, как заправский гид экскурсантов. После того, как миновали дом директора, расположенный рядом с воротами, по другую сторону, чем пищеблок, старшая вожатая остановилась около стенда.

— Тема нашей смены: Юбилейная. Это связано с недавним празднованием шестидесятилетия пионерской организации и предстоящим — шестидесятилетием образования СССР. Девиз: будь готов! Всегда готов! Это отражено на стенде. Также здесь план-сетка лагерных мероприятий. Если заметили, есть несколько пустых ячеек. По просьбе уважаемой Елены Семёновны, мы оставили место для ваших идей. Постарайтесь, чтобы придуманные вами конкурсы и соревнования соответствовали теме смены.

Мы двинулись дальше, но прошли немного, вновь остановившись перед административным корпусом или, как здесь его называли, Пионерской, занимавшей довольно большой дом. Перед ним имелась площадка, после которой стояли в несколько рядов лавочки. За лавочками виднелись несколько кирпичных домов — первый и второй корпуса, там селили младшие отряды, в зданиях поменьше располагались душевые и прачечная. Нам это объяснила Ольга Евгеньевна, она также рассказала, какие кружки будут работать в Пионерской.

— Нам здесь комнату для занятий выделят? — спросила Елена Семёновна.

— Да, мы подготовили помещение, где раньше занимались авиамоделированием. Этот кружок был самым популярным, мы думали в этом году выставлять работы детей на областной конкурс. Но, к сожалению, ведущий кружок вожатый трагически погиб.

Видимо, старшей вожатой было трудно об этом вспоминать, она тут же перевела тему. Оказалось, все мероприятия проводятся на площадке перед Пионерской, а на летней эстраде за столовой крутят фильмы. За смену их привозят раза три-четыре.

— Не откажешься сходить со мной в кино? — шутливо спросил меня Артём.

Я успела лишь кивнуть, нас повели дальше. Ненадолго остановились около дома для персонала: Елена Семёновна закинула свои вещи в выделенную им с биологичкой комнату. Как-то неудобно получается, что не знаю, как имя и отчество второй нашей сопровождающей. Надеялась, узнаю, когда её кто-нибудь позовёт, но пока такого не случилось. С нами всегда Елена Семёновна, вот и сейчас: одна с нами возится, заселяет, а вторая завтракает.

Глава пятая. Вожатым в помощь

Особо не выбирая, я заняла ближнюю к двери койку. Катя устроилась на соседней. Кровати стояли поперёк комнаты на приличном расстоянии друг от друга. Тумбочек оказалось больше, чем по две. Я прикинула, сколько здесь обычно размещают детей, и порадовалась, что нас мало. А то были бы сейчас, как кильки в томате.

— Галстуки приготовьте, — напомнила Неля, девушка с гитарой. — На линейку повяжем, мы ведь тоже вроде как вожатые.

О том, что нужно брать с собой пионерский галстук нас предупредили заранее. Я выложила свой на тумбочку. Отметила, что у всех девчонок тоже есть. Ничего удивительного, активисты. Перед тем, как отнести сумку и рюкзак в стоящий около стены узкий шкаф, вынула одеколон «Гвоздика». Недавно мы с подружками опытным путём установили, что из всех, имеющихся у нас духов и одеколонов, этот единственный отпугивает комаров. И во время последних прогулок дружно благоухали гвоздикой.

— Это тебе зачем? — спросила Катя, и, выслушав мои объяснения, сказала: — А у меня Тайга. Могу дать побрызгаться.

— Спасибо, но я на неё чешусь, — ответила ей и отнесла сумки в шкаф.

Вернувшись, собралась присесть на кровать, застеленную байковым одеялом в клеточку, со стоящей треугольником подушкой и свёрнутой простынёй.

— Пойдём, осмотрим местные достопримечательности, — пресекла мою попытку приземлиться Катя. На мой недоуменный взгляд добавила: — В туалет, говорю, пошли.

Мы вышли на улицу и двинулись вдоль стоящих в ряд умывальников. В конце ряда и обнаружился туалет. Разделённый на две половины с нарисованными буквами «М» и «Ж».

Около мальчишеской половины стояли Чижов и Алимбаев и вполне дружно курили. Заметив нас, они оживились.

— Девчонки, вам сюда, в натуре, — пригласил Чижов, показывая рукой на вход рядом с собой.

— С чего бы? — спросила Катя, я промолчала, подозревая подвох. Существование в одном классе с Дубининым меня многому научило.

Чижов довольно усмехнулся и заявил:

— Ну, вот же: мэ — мадамский, же — жентльменский.

Мальчишки заржали. Алимбаев случайно обернулся и тихо сказал:

— Атас, Шапокляк идёт.

Они с другом скрылись в туалете. Нам стали слышны голоса.

— Лариса Германовна, они точно в эту сторону пошли.

— Спасибо, Таня.

И это ещё я была своим прозвищем недовольна? Тут же назвали именем вредной старушки из мультика красивую молодую учительницу. Наверное, из-за имени.

Мы с Катей переглянулись и тоже зашли в туалет. Внутри, к моей радости обнаружились кабинки, как в общественных уборных, а не дырки в дощатом полу. Когда гостила у тёти в деревне, всегда боялась в эту дыру шлёпок уронить.

— Смотри, побелка свежая, — заметила Катя, когда мы уже направлялись на выход. — Наверное, так положено: обновлять после каждой смены.

У умывальников мы помыли руки и побрызгали друг на друга водой. Тучки разошлись, и стало даже жарковато. К нашему возвращению девчонки уже разложили вещи и сидели около Нелли.

— Сыграй ещё что-нибудь, — попросила полная высокая девушка, кажется, Света.

— А мы тут, плюшками балуемся, — сказала Неля, увидев нас, и очень похоже изобразив Карлсона.

Она приглашающе кивнула. Поскольку на кровати рядом было бы тесновато, мы уселись на тумбочки. Неля спела песню, которую я раньше не слышала. Кажется, домашние девочки, вроде меня, многие вещи пропускают. Последний припев: «Милая моя, солнышко лесное», пели уже все.

— Откуда ты столько песен знаешь? — спросила Света, когда Неля закончила играть.

— У меня предки постоянно на Грушу ездят, — ответила Неля. — Это Грушинский фестиваль бардовской песни. Меня хотели взять, но в восьмидесятом отменили из-за олимпиады, а теперь переименовали в фестиваль патриотической песни. Папа решил, что лучше мне сюда. А я и патриотические могу!

Неля заиграла «Дан приказ ему на запад». Может, она хотела только показать, но мы подхватили и допели до конца.

— Правильные песни поём, — раздалось от порога. Елена Семёновна, а это она сказала, прошла к нам и села на тумбочку рядом со мной. — Пока не забыла, девочки, я договорилась, что вы можете пользоваться душевой ежедневно в тихий час. Ключ будете брать в прачечной.

— Вот спасибо! — воскликнула Катя. — Кому как, а для меня один банный день в неделю — это мало.

— Сегодня занятий не будет, организационный день. Сразу после линейки идите в отряды, поможете придумывать названия и речёвки, — продолжила Елена Семёновна. — Я с вами буду заниматься только эту неделю. В субботу уезжаю. Вы остаётесь с Ириной Ивановной. В начале третьей недели к вам на один день приедет с лекцией кто-то из инструкторов горкома.

Не только я не удержала разочарованного возгласа. Имя второй сопровождающей я, конечно, узнала, но это не радовало.

— А нельзя, чтобы вы с нами остались? — спросила Неля.

— Не получится, — с сожалением ответила Елена Семёновна. — У меня почти сразу вторая командировка, в областной центр. Ладно, собирайтесь, вот список, кому, в какие корпуса идти. Пойду, наших мальчиков потороплю.

Первая линейка на плацу с памятником получилась по-настоящему торжественной. Произносили речи директор и старшая вожатая, реял на флагштоке красный флаг, звучал гимн пионеров «Взвейтесь кострами». Серьёзность обстановки охватила даже хулиганистый старший отряд. Формы в «Звёздочке» не требовалось, поэтому дети лишь повязали красные галстуки и прицепили значки к обычной одежде. Как и мы, только значки у нас были комсомольские.

После линейки отряды строем отправились к себе, нас задержала Ольга Евгеньевна. Она решила нам провести небольшой инструктаж. Директор тоже остался послушать, он встал рядом со мной. Да, здесь в строю, как и в школе на физкультуре я стояла последней. Правда, побыл с нами Сергей Сергеевич, так звали директора, недолго. Минуты через две он несколько раз чихнул. Затем, посмотрел на меня с подозрением и тихо спросил:

— Чем надушилась?

— Одеколон Гвоздика, — также тихо ему ответила.

Глава шестая. Игры, песни, комары

Тихий час в лагере оказался не таким уж тихим, да и прошёл как-то быстро. Пока мы отвели в корпус своих подшефных, пока помогли их угомонить, пока сбегали в душ с девчонками, половину времени, отпущенного на отдых, как корова языком слизала.

Забежав в туалет во второй раз, мы с Катей поняли, зачем его внутри так часто белят. На стене красовалась зелёная надпись: «Танька — стукачка». На полу валялись пучки травы, которой надпись и была сделана. Если бы своими глазами не увидела, не поверила бы, что траву можно использовать для таких целей. Ниже виднелись следы от пыльной обуви размера этак сорок первого, кто-то хорошо попинал стену. Хотя почему кто-то? Сомнений в авторстве данного безобразия у нас даже не возникло.

— Вот ведь, собачья отрава, — странно выругалась Катя. Она не успокоилась, даже когда мы мыли руки. Кивнув на корпус старшего отряда, сказала: — Не повезло нам с соседями. Дури много, детство в одном месте играет. Нужно в туалет по двое ходить. Одна чтобы на стрёме стояла, а то с этих станется ввалиться. На ночь нужно будет двери изнутри забаррикадировать.

— Зачем? Думаешь, придут пастой мазать? — спросила я. Сама в лагере не была, одноклассники просветили. В позапрошлом году Димка Дубинин хвастался, что за смену всех лагерных девчонок намазал, три тюбика пасты ушло.

— Стопудово, — ответила моя новая подруга. Оказывается, в лагере быстро становятся друзьями. Думаю, и врагами так же, ведь лагерная жизнь скоротечна — всего одна смена.

У нас в отряде пока сложилась хорошая обстановка. Но тут особый случай, собрали единомышленников с активной жизненной позицией, любимое выражение нашего завуча. К тому же мы уже взрослые.

Так я рассуждала, пока шли в корпус. Поднявшись на террасу, услышали смех и какой-то стук. А открыв дверь, обнаружили, что наши взрослые девочки играют в резиночку.

— Бегом заходите, — сказала Света.

Они с Ритой ногами держали бельевую резинку, растянув на уровне колен. Прыгала Неля, рядом ждала очереди Наташа, а Галка сидела, свернув ноги калачиком, на кровати, и изображала из себя судью.

— Так, значит на эту наступить так, на ту вот так, подпрыгнуть и попасть в середину, — проговорила Неля, перед тем, как сделать.

— Получилось, — сказала Галка.

Неля уступила место Наташе и, подойдя к нам объяснила:

— Наши малыши резинку из дома притащили, а прыгать не умеют, вот мы и решили с Наташкой детство вспомнить, а потом их научить.

Неле с Наташей достался младший отряд и вожатая типа Нади. Со стороны-то было забавно наблюдать, как вожатка топает впереди, не оглядываясь, а наши девчонки бегают около малышни, как квочки вокруг цыплят.

Галка с Ритой тоже попали на младший, но в их отряде дети были на полтора-два года взрослее, с такими уже легче. Хотя вожатой девчонки тоже не особо были довольны. Мне и Кате с вожатой Мариной явно повезло.

— Прибегала Оленька, в смысле, старшая вожатая, просила придумать игры для отрядов, — сообщила Света. — Прятки и казаки-разбойники отпадают.

— Ну вот, а чем мы пацанов занимать будем? — озадаченно протянула Катя.

— Цепи, цепи, скованы, — предложила я, вспомнив своих третьеклашек. — В море волнуется, тоже все поиграют.

— Если у физрука мячик взять, можно в штандер и в съедобное — не съедобное, — включилась в обсуждение Света.

— А физрук так ничего, — сказала Рита.

На торжественной линейке мы успели рассмотреть сотрудников. Мне, например, физрук не очень понравился, слишком слащавая внешность, а два парня вожатых показались высокомерными. Наши мальчишки из отряда куда интереснее. Но вслух говорить этого не стала, а вот Катя выдала:

— Самый красивый здесь директор. Как артист с открытки, забыла фамилию.

— Да ну, он старый, — протянула Наташа.

— Не отвлекайся! — шикнула на неё Галка.

Наташа посмотрела на неё и прыгнула мимо резиночки, довольно шумно приземлившись. В стенку постучали. Короткий стук, длинный.

— Пока мы тут прыгаем, мальчишки азбуку Морзе изучают, — со смешком произнесла Света. Она скинула резинку и подошла к стене, прислушиваясь. — Три коротких, три длинных, три коротких. Девчонки, это же международный сигнал бедствия.

— Идём, посмотрим, что там случилось, — предложила Катя, первой направляясь к выходу.

— Эй, меня подождите! — закричала Галка, лихорадочно доставая из под кровати шлёпок.

Когда мы ввалились к мальчишкам, зайдя в другой торец корпуса, Ренат сказал остальным:

— Вот видите, сработало, — для нас же добавил: — Проверка связи.

— Я сейчас тебе такую проверку покажу! — воскликнула Катя, хватая с первой попавшейся кровати подушку.

После короткого подушечного боя трое на трое — нам с Артёмом досталась одна подушка на двоих и мы биться не стали — мы уселись на койки и тумбочки, принявшись обсуждать праздничный номер. Каждый отряд должен был что-нибудь приготовить к празднику открытия смены. Мы, находясь на особом положении, могли бы этого не делать, ограничившись помощью вожатым. Но Ольга Евгеньевна попросила тоже поучаствовать. Так сказать, вне конкурса. Ну а мы, как в том лозунге: Родина сказала: надо. Комсомол ответил: есть!

С улицы раздался звук горна, извещая, что тихий час закончен, пора отправляться на полдник. Я думала, играет настоящий горнист, но оказалось, это запись, передающаяся из радиорубки к громкоговорителю на столбе. Даже разочарование почувствовала, словно вместо настоящего апельсина мне подсунули муляж, красивый, но не настоящий.

На полдник всем выдали по стакану сока и пирожному «Полоска». Я сначала хотела взять с собой, но неожиданно почувствовала голод и всё съела. И ведь пообедали плотно, готовили здесь не хуже, чем в школьной столовке. Вот что значит, свежий воздух. Прав здешний сторож, если ужин в шесть, до отбоя сто раз можно проголодаться.

До ужина мы занимались со своими отрядами. Надя опять куда-то смылась, поэтому мы снова были вместе с пятым отрядом. Мы не только играли, но и подготовили два номера для праздника. Дети быстро сообразили, что к чему. Когда зашла с проверкой Ольга Евгеньевна и спросила, где Надя, мы рта открыть не успели, как один из мальчишек выпалил:

Глава седьмая. По порядку на зарядку

Баррикады из тумбочек пригодились за ночь целых три раза. Первый — минут через десять после того, как мы улеглись. Ещё никто толком не заснул. То от одной кровати, то от другой раздавался скрип пружин: девчонки ворочались, устраиваясь поудобней. Стук двери о преграду услышали все.

— Вот я кому-нибудь уши пообрываю! — крикнула Катя.

— Девчонки, давайте их самих измажем, — поддержала Света, уже подошедшая к двери.

С улицы раздалось приглушенное ржание и топот ног, как табун пробежал. Интересно, они всем отрядом ходят или от двоих столько шума?

Светка вернулась к себе и пробормотала, отчаянно зевая:

— Нужно ещё немного подождать… Сейчас другие отряды перемажут и на обратном пути к нам заглянут.

Мы старательно ждали, прислушиваясь, и сами не заметили, как заснули. Разбудил шум сдвигаемых по полу тумбочек. Резко скрипнула кровать Кати, она встала, двинувшись к двери со словами:

— Держите меня семеро, я точно сейчас их прибью!

— Подожди, я с тобой, сейчас шлёпки найду! — крикнула Галка.

Вновь раздались смешки и топот, на этот раз, кажется, желающих потратить на нас свою зубную пасту было меньше. Девчонки придвинули тумбочки вплотную к двери и вернулись к себе.

Третий раз проникнуть к нам попытались перед рассветом. Ночная мгла понемногу рассеивалась, уступая место серому сумраку. Меня разбудил писк комара над ухом. Отмахнувшись, открыла глаза и замерла. Тоненький лучик света от висящей над террасой лампочки проникал в щель между дверью и косяком. Щель медленно расширялась, кто-то снаружи осторожно сдвигал нашу баррикаду. Мне почему-то стало не по себе. Стараясь не шуметь, благо моя кровать оказалась не такой расшатанной, как у остальных, повернулась к Кате. Потянулась и потрясла подругу за плечо, чуть не свалившись на пол. Шепнула:

— Они опять пришли.

Катя открыла глаза и тоже увидела полоску света. Она приподнялась на локте и рявкнула:

— Чижов, собачья отрава. Ты не Чижик, ты дятел! Задолбал!

После чего, посчитав свою миссию выполненной, повернулась на другой бок и сонно засопела. Я же вновь легла лицом к входу и уставилась на полоску света. Послышались тихие шаги, подумала сначала, что показалось, но полоска перестала расширяться. Понемногу глаза стали слипаться. На грани яви и сна, поняла: это был не Чижик и не его друзья. Но кто? Додумать не успела, заснула.

Горн зазвучал неожиданно и резко, заставив вздрогнуть и чуть не свалиться с кровати. Появилось кровожадное желание залезть на столб и сломать громкоговоритель. После горна заиграли весёлые детские песенки, по степени вызванного раздражения его превзошедшие. Так чувствовала не только я.

— Тили-тили, трали-вали, чтоб вам руки оторвали, — пробормотала Катя, натягивая спортивные штаны.

— Зато бодрит, — сказала Галка, и, противореча себе, сладко зевнула.

Давно заметила, если рядом кто-то начинает зевать, это передаётся остальным. Вскоре мы потягивались и зевали всей палатой. Так здесь назывались помещения в корпусах. Совсем, как в больнице.

Мы подхватили полотенца, зубные щётки и потопали дружно к умывальнику. Там отмывались от пасты девчонки из старшего отряда. У одной из них было измазано не только лицо, но и волосы.

— Тань, вот здесь ещё, дай ототру, — сказала её подружка.

Ну, понятно, Чижик отыгрался на сдавшей их местонахождение воспитательнице девчонке. Хотя, если честно, я стукачей тоже не люблю. В моём классе своих никогда не сдавали, ведь, говоря словами Дубинина, это было «западло». Интересно, каким будет сборный девятый? Больше одного класса вряд ли наберётся. Три восьмых чуть ли не полными составами отправились в техникумы и ПТУ.

Раздумывая, я машинально чистила зубы и умывалась, слегка поёживаясь от утренней прохлады.

— Лен, не спи, замёрзнешь, — сказала Катя, ткнув меня в бок.

Около корпуса нас ждала возмутительно бодрая Елена Семёновна в красивом спортивном костюме бирюзового цвета.

— С добрым утром, сони! — приветствовала она нас. — Я договорилась с директором, мы с вами вместо зарядки пробежимся разок-другой вокруг лагеря. Быстро одевайтесь, пойду парней собирать.

Когда мы, надев кеды и олимпийки вышли, парни уже стояли перед корпусом в полном составе. Их тоже ночью не намазали, кроме того, Юра с Ренатом даже выскакивали, пытаясь поймать вредителей, но не догнали.

— Шустрые гаврики, — сказал Юра.

— По двое стройся, за мной бегом марш! — скомандовала Елена Семёновна и, побежала трусцой, огибая площадку для зарядки, к которой уже подходили средние отряды. Нам дружно замахали руками. Мы помахали в ответ. Когда дети к тебе привязываются с первых встреч — приятно.

Около Пионерской догнали старший отряд, плетущийся дежурить в столовую.

— Посторонись! — бодро крикнула им Елена Семёновна.

Мы с Катей бежали последними. Чижик обернулся на нас, толкнул друга:

— Смотри, Хан, они, в натуре, спортсменки.

Пацаны громко заржали.

— Что ты ржёшь, мой конь ретивый? — не удержавшись, съязвила Катя.

— Тебя, кобыла, увидав, — не остался в долгу Чижик.

— Смех без причины — признак дурачины, — отрезала Катя.

Её слово оказалось последним, мы обогнали лагерных хулиганов. Наверняка, они что-то выдали вслед, но было уже не слышно.

Створки ворот оказались распахнуты, наверное, специально для нас. На крыльце своего домика стоял директор лагеря. Одет Сергей Сергеевич был в спортивное трико и футболку, но в пилотке и с красным галстуком. Спит он в них что ли?

— Физкульт привет! — приветствовал он нас. — Молодцы, комсомольцы!

— Служим Советскому Союзу! — отозвался по-армейски кто-то из наших мальчишек.

Но директор воспринял ответ не как шутку, на его лице отразилось удовлетворение. Он смотрел на нас так, как смотрят на того, на кого возлагают большие надежды. Так смотрела на меня завуч, отправляя на олимпиаду по математике: «Белкина, мы верим, что ты будешь первой». Так смотрели на меня наш комсорг Игорь и пионервожатая Аллочка: «Лена, никто лучше тебя не подготовит третий класс к вступлению в пионеры». Хотя, может, у меня фантазия разыгралась. Но, как бы то ни было, относится директор к нашему отряду хорошо.