«книга без названия»

Глава I

Глава I

Будучи совсем маленьким мальчиком, доверчивый Робби верил каждому слову своей мамы. Она никогда его не обманывала, говорила ему только правду и сглаживала острые углы… Она боялась допустить, что её маленький мальчик выберется из-под её попечения.

Он не ходил в школу, не ходил в детский сад. Большую часть времени он бездумно проводил в своей комнате, играя со своим медведем и другими плюшевыми игрушками, которых так часто видел. Он привык общаться только с ними.

Каждый его день напоминал предыдущий. Погода за окном менялась, полка с книгами, прибитая к стене над его столом, со временем покрывалась пылью, а жизнь юнца не начинала приобретать краски.

Лишь в дни, когда приезжала его бабушка, он мог почувствовать себя по-настоящему живым.

Его бабушка была сильным человеком — об этом говорили её руки. Небольшие ссадины из-за зацепов необработанных материалов немного гноились, вены выпирали из-за тяжёлой нагрузки. Голос был немного хрипловатым и уверенным. Между зубов была чёрная щель, придающая разговору лёгкое свистящее звучание.

Услышав голоса на первом этаже, Робби выбежал из своей комнаты, запнулся о раскиданные игрушки, поднялся и ринулся в бабушкины объятия.

Первым делом она спросила, как у него дела, но Робби не отвечал — он наслаждался теплом своего самого любимого человека. Её нелепый запах лаванды и жжёного табака напоминал о лете, проведённом у неё в доме. Часто мама отправляла Робби к ней, чтобы насладиться одиночеством — так она говорила ему.

Бабушка с удовольствием забирала его к себе. У неё дома всегда были его любимые конфеты с арахисом, мягкая перина, на которой он спал в обнимку с медведем Тедди, и старый чёрно-белый телевизор, издающий странный треск.

Человека с сильными руками и хриплым голосом парень мог назвать своим другом. Бабушка была единственным человеком, уважающим его мнение. Она не перебивала, выслушивала его истории до конца, была рада любым начинаниям мальчика, поддерживала его, когда это было необходимо.

Их разговор на кухне принял светский характер: они обменялись любезностями, старшие переглянулись и попросили мальчика выйти в свою комнату. Без лишних слов он удалился, так как боялся свою маму. Хоть она любила и оберегала его, но могла позволить себе лишний раз прикрикнуть или даже дать подзатыльник. Можно было сказать, что это норма в их семье, но Робби боялся не этого. Он боялся, что, войдя в состояние агрессии, мама не сможет остановиться.

Она очень часто находилась в состоянии раздражения. Нередко дома она садилась на кухне, наливала себе стаканчик пузырчатого напитка, ставила бутылку под стол и уходила в свои мысли. Робби волновался за свою маму в такие моменты. Ужаснее всего было то, что он не переставал любить свою маму за это — он принимал всё с покорностью и, как бы ему ни было обидно, прощал маму за любые её выходки.

Он думал, что это не оставило в нём детских травм.

Со временем он научился вести себя с ней. У него выработался защитный механизм поведения — он черствел. Любовь и забота Робби были незнакомы. Он был предоставлен сам себе.

При старших и других детях он вёл себя сдержанно, не позволял лишнего. Часто отмалчивался, чтобы не вступать в конфликты. Он был спокойным. Всю свою жизнь перекладывал ответственность за свои поступки на других людей. Любые решения оставлял за другими и нисколько не жалел, что не находится у руля своей жизни.

В свободное время Робби любил раскрашивать рисунки, играть с конструктором, который подарила ему бабушка. Занимался лишь теми вещами, которые в той или иной степени радовали его маму. Подсознательно Робби хотел добиться одобрения единственного родителя. Он хотел добиться уважения своей мамы, но всякий раз терпел неудачу.

Робби, по большей части, рос один, в значительной мере изолированным от общества. Лишь в редкие моменты, когда мальчик выходил на улицу, чтобы поиграть в песочнице у себя во дворе, он встречал других детей.

Та модель поведения, что юнец выработал для себя в общении с другими людьми, явно отталкивала окружающих. В одиночестве он чувствовал себя лучше, более полноценным.

Другие же люди уходили с мыслями, что Робби — сложный ребёнок. Им было тяжело разговаривать с ним, общих интересов не находилось.

Дети его не гнобили — они просто не замечали. Он был сам по себе, отщепенцем с соседней улицы.

Та тяжесть общения, которая обрушивалась на него в моменты контактов с людьми, угнетала его.

Заставляла чувствовать себя неполноценным, оставляла пустоту внутри, которую он заполнял делами, способными, как ему казалось, заслужить оценку матери. Он самостоятельно начал читать, потому что с детства слышал: «Робби, ты учишься только для себя», «ты живёшь только для себя». Возможно, именно эти фразы и поведение, которое он видел в семье, в конце концов, заставили его окончательно замкнуться в себе.

Рефлексия была любимым занятием парня.

Он садился на кровать или начинал качаться на качелях. Возможно, он играл с игрушками в этот момент — место не имело значения. Важно было то, о чём он думал. Погружаясь в анализ своей жизни и сравнение её с жизнями других, он проваливался в бездну вечных раздумий.

Размышлял на разные темы. Нельзя сказать, что они были бессмысленны. Они волновали его настолько сильно, насколько вам это могло бы показаться.

По окончании очередного дня парень радовался тому, что скоро наступит новый, и он сможет вновь приступить к своим делам.

Общение с людьми давалось ему не просто нелегко, а мучительно. Внутри он пытался сдерживать безразличие — или, по крайней мере, хотел так думать. Скорее всего, это был защитный механизм, выработанный годами. Так как общество оставило его на обочине, он долгое время испытывал боль — боль непринятия и отверженности.

Подумайте сами: мать была занята своими делами, дети играли своими компаниями. Всех людей, кто проявлял к нему интерес, он отталкивал сам.